Илона, 2009 год
Сжимая предмет из черного пластика, я в очередной раз вздохнула и закусила губу. Посмотрела на ноутбук и USB-разъем, в который я должна запихнуть эту штуку.
Давай же… Ты просто посмотришь, что там. Просто посмотришь. Ты не обязана верить тому, что увидишь. Это не может быть правдой. Оля… Олька, моя Олька… Она исчезла, и ее давно нет в живых. Глаза противно защипало, во рту появилась неприятная горечь. Если она и правда жива, то почему объявилась только сейчас? Почему не нашла меня раньше? Из памяти всплыли лица сотрудников милиции, когда я, совсем еще маленькая девочка, объясняла им, что мою сестру украли. Я просила ее найти и вернуть домой.
– У тебя нет сестры, – сказал один из них. – Не ищи ее. Забудь.
Каким жестоким надо быть, чтобы сказать такое ребенку? Что нужно иметь вместо сердца, чтобы вот так? Вакуум?
Скрипнув зубами, я вставила флешку в разъем и зажмурилась. На экране открылось новое окно с файлами, и по значкам я поняла, что это фотографии. Не думая, кликнула два раза по первой и подождала, когда изображение загрузится. Кадр был немного размытым. Толпа людей и среди них девушка с темными волосами. Я увеличила снимок и придвинулась к экрану, но из-за нечеткой резкости не смогла разглядеть ее лицо. Она смотрела в сторону. Машинально переключив на следующий снимок, я изучила женский профиль, но не узнала. На третьей фотографии незнакомка смотрела прямо в камеру.
Конечно, я узнаю ее даже через двадцать лет. Даже через сотню. Даже когда Земля сойдет со своей орбиты, Луна взорвется в небе – я узнаю ее. Из тысячи, из миллиона – узнаю.
С экрана ноутбука на меня смотрела моя точная копия.
– Оля, – прошептала, не веря своим глазам.
Я просмотрела эти снимки несколько раз. Жмурилась, закрывала глаза и снова открывала их, трясла головой, не веря, что моя сестра, мой единственный родной человек на всей планете… Что она жива.
Всего три снимка, со светло-оранжевой датой в углу.
Всего три снимка…
Мне показалось, что я снова начала дышать полной грудью, впервые за последние десять лет.
Наши дни
Не открывая глаз, я хлопнула по орущему будильнику и уткнулась в подушку. Тут же раздался звонок в дверь – утиное «кря-кря», которое ради шутки поставила около полугода назад да так и не сменила.
– Кого принесла нелегкая, – пробормотала я себе под нос, сползая с дивана. – В такую-то рань…
Не глядя в глазок, открыла дверь и тут же попыталась захлопнуть ее обратно. С площадки раздалось покашливание, и я отпустила ручку двери.
– Тимур? – Голос мой спросонья был хриплым.
Его глаза задержались на уровне моей груди. Я прикрылась руками – сплю-то я в одной майке и шортах.
– Подумал, что тебя было бы неплохо довезти до работы. На улице льет как из ведра. – Агеев самым наглым образом вошел в квартиру, заставляя меня пятиться.
– Какая забота. Ну, проходите на кухню, раз припёр… Пришли, – быстро поправилась я.
Тимур смерил меня привычным суровым взглядом и, скинув мокрую обувь, пошел в заданном направлении. Я посмотрела ему в спину и возмущенно вздохнула, когда он по-хозяйски набрал воду в чайник и поставил его на плиту. Чиркнув спичкой, он поджег конфорку и взглянул на меня.
– Чувствуйте себя как дома, – не удержалась я от колкости и удалилась в комнату.
– Можно и на «ты», не в офисе пока! – крикнул он в ответ.
– Ты мне еще покомандуй в моей квартире, – пробормотала я, открывая шкаф.
Сняв с вешалки первый попавшийся костюм-двойку и прихватив чулки, я направилась в ванную, закрыла дверь, покосившись на хлипкую ручку без защелки. Нет, я не думаю, что мой шеф может заглянуть сюда, пока я буду в душе, но как-то не по себе. Думаю, вы понимаете. Так что вместо утренней водной процедуры я ограничилась умыванием, наспех причесалась и нанесла легкий макияж. Глянув на стираное белье, висящее на полотенцесушителе, я с досадой охнула и тут же нахмурилась – а для кого, собственно, мне подбирать одинаковые кружева да шелка?
Тимур, похоже, чувствовал себя превосходно. Ничем другим не могу объяснить его действия. Он успешно пошарил по шкафчикам и нашел кофе. Когда я вышла на кухню, по квартире как раз начал распространяться аппетитный аромат бодрящего утреннего напитка.
– Я с молоком пью, – буркнула я, открывая холодильник.
Агеев только тихо хмыкнул и вскинул бровь, пересеченную шрамом.
– А ты быстро. В армии служила?
– Очень смешно, юморист. – Я плеснула в свою кружку молока. – На двери ванной комнаты защелки нет, вдруг ты извращенец?
Тимур кашлянул и отвернулся. Один – один.
Сделав глоток, я посмотрела в окно. Погода, действительно, была преотвратительнейшая – лило так, что толком и не разглядеть улицу. Представила, как бежала бы на шпильках по лужам до остановки, и мое сердце немного оттаяло. Совсем чуть-чуть. Все-таки добираться до работы на внедорожнике Агеева будет удобнее, спору нет.
– Что-то не так с отчетом? – спросил он, пошуршав бумагами.
– Не знаю.
– Зачем домой взяла?
– Интуиция. Решила перепроверить. – Я пожала плечами и услышала короткий смешок.
– Вот не была бы ты такой стервой, цены бы тебе не было, – с сарказмом произнес Тимур, вынуждая меня вступить в прения.
– Я не стерва.
Агеев в ответ на это только усмехнулся.
Попивая кофе в сакральной тишине, я немного расслабилась. Только бросала на Агеева взгляды исподлобья, украдкой, чтобы не заметил. Меня до сих пор съедает любопытство: откуда на его лице появился шрам? То ли рваная рана, то ли порез прямо над глазом. Из-за него лицо моего начальника выглядит зловещим, злобным, даже жестоким. В довесок к этому украшению Тимур никогда не улыбается. Лишь усмехается уголком губ, что тоже не придает ему привлекательности.
Я как-то попыталась вывести Игоря на откровенность, но тот только молча пожал плечами. Ольга тоже развела руками – Агеев и с ней не делился, а уж та могла вытянуть информацию из кого угодно. Сама я спросить со стопроцентной точностью не рискну. Если бы видели его рожу, вы бы меня поняли. Конечно, есть поговорка, что мужчина должен быть чуть-чуть симпатичнее обезьяны, но не до такой же степени? Хотя, спорить не буду, костюмы ему идут. Впрочем, костюмы идут всем без исключения хорошо сложенным мужчинам. У Тимура с этим проблем нет – в плечах метр, не меньше. Пузо из рубашки не вываливается, а небрежно расстёгнутые верхние пуговицы открывают мощную шею. И военная выправка… Такое чувство, что он вообще никогда не бывает расслабленным.
Тихое покашливание прервало мои размышления о внешности начальника. Я подняла глаза и столкнулась с внимательным темным, почти черным взглядом. Тимур слегка прищурился, от чего я моментально передернулась.
– Поехали, – резко бросил он и встал со стула.
Пожав плечами, я допила свой кофе и поставила чашку на стол. Пройдя мимо Агеева, я намеренно задела его плечом, но тот даже не шелохнулся. Взяв пальто, сама накинула его на плечи и лишний раз отметила отвратительные манеры шефа.
– Жду в машине, – то ли оповестил, то ли приказал Тимур и быстро сбежал вниз по ступенькам.
Слушая стихающие на нижних этажах шаги, я расслабленно выдохнула и закрыла квартиру. Понюхала ворот пальто и порадовалась тому, что оно просохло-таки за ночь и сдавать его в химчистку не придется.
Внизу у подъезда уже мигал фарами черный «гелик». Пришлось собраться с силами, перед тем как выйти из-под козырька – в такую погоду хочется сидеть дома на подоконнике с кружкой чая и разглядывать дорожки, которые оставляют на стекле дождевые капли. Добежав до машины, я вполне закономерно вступила в лужу и почувствовала, как вода просочилась между подошвой туфель. Ну, просто шикарное начало дня.
– Ты позавтракать не хочешь? – вдруг спросил Агеев, когда мы выехали на Дальневосточный проспект и вдоль дороги замелькали первые магазины, рестораны и забегаловки фастфуда.
– Дотерплю до обеда. – Я покосилась на него и заметила ухмылку.
Тимур сделал музыку погромче и откинулся на спинку сиденья. Он быстро вклинился в поток машин, и остаток пути мы провели в молчании, изредка обмениваясь мимолетными взглядами.
В офисе было непривычно тихо, только кофеварка в комнате отдыха кряхтела – наверняка Стас решил заправиться первой дозой кофеина. Едва я заступила на пост и нажала острым мысом туфли кнопку включения компьютера, лифт начал движение вверх и вниз, приветливо звоня колокольчиком, когда двери открывались на этаже. Агеев сразу же скрылся в своем кабинете и только через два часа потребовал свою чашку кофе. Без «пожалуйста», естественно. Я не стала подсыпать ему соль, а просто молча поставила кофе на стол и удалилась.
Часы тикали, телефон непривычно молчал – лишь несколько звонков для предварительной встречи. Когда подошло время обеда, я со спокойной душой закрыла «Косынку» и перевела компьютер в спящий режим. Парни уже сбились в стайку, когда я процокала каблучками к лифту.
– Илоночка, свет моих очей, – заметил Денис, наш фотохудожник. – Выглядишь отпад.
– Ты говоришь это каждый день, – отшутилась я и забилась в дальний угол кабины, когда меня, привычно расступившись, пропустили вперед все лица мужского пола.
По факту, в нашей фирме других лиц и нет. Я единственная девушка в агентстве. И естественно, постоянно нарываюсь на комплименты. Восьмого марта мое рабочее место ломится от количества букетов, к тому же я тащу домой несколько коробок конфет. И вообще я всячески привлекаю к себе внимание, ничего особенного для этого не делая:
– Илонка, скажи, когда ты выйдешь за меня замуж?
– Илоночка, улыбнись, пожалуйста, еще раз.
– Илона, твой кофе – самый вкусный на свете.
И тэдэ. И тэпэ…
Нет, ребята на самом деле хорошие. Не наглые, вежливые. Всегда стул в кафетерии на первом этаже пододвинут и пропустят вперед в тот же лифт. Пару раз даже помогли с аккумулятором на парковке – я в автомобилях ну типичная блондинка и даже не знаю, как и куда крокодилов этих надо прикреплять. В отличие от нашего босса. Тот о хороших сотрудниках слыхом не слыхивал.
Лифт остановился, и все отправились в столовую.
– А вы что, с Агеевым сегодня вместе приехали?! – громко спросил Денис, и за нашим столом воцарилась тишина.
Я пожала плечами и состроила безразличную мину.
– У меня машина в ремонте. Тимур Маратович просто подвез. – Я подчеркнула слово «просто», но не упустила сдавленные смешки.
– Значит, вы не вместе? – Денис продолжил допытываться с нескрываемым любопытством, водя кончиком вилки по тарелке, а затем отправляя приличную порцию жареной картошки в рот.
– Ты его видел? – спросила я.
Дэн широко улыбнулся.
– Красавица и чудовище, – сказал он с набитым ртом. – Между прочим, классика.
– Ни за что в жизни. – Я тяжело вздохнула, представив этих «красавицу и чудовище» в реальной жизни.
За моей спиной раздалось покашливание.
– Можно? – спросил Агеев, присаживаясь на свободный стул. Рядом со мной. Я не рискнула посмотреть в его сторону, но щеки у меня предательски зарделись.
– Приятного аппетита, – вежливо произнес шеф.
Все, и я в том числе, сделали вид, что у нас в тарелках лежит что-то невиданное и жутко интересное. За что люблю эту столовую, так за незамысловатые блюда. Однажды побывав с родителями во французском ресторане, зареклась на всю оставшуюся жизнь. Больше ни ногой в фешенебельные заведения. Меню не понятно, что из чего приготовлено и как это есть, сообразить невозможно. Это я про улиток. Мерзость.
Другое дело наша родная русская кухня. Вареники, картошечка, селедочка с лучком… Едва взглянула на свою котлету по-киевски, в животе противно заурчало, и я начала орудовать вилкой. Правда, прожевать мне котлету удалось с трудом, как и проглотить, потому что Агеев пялился на меня все время обеда, до тех пор, пока парни потихоньку не разошлись покурить.
Вот так было всегда, с тех пор, как Оля с Игорем уехали и Лазарев передал бразды правления Тимуру. Нет, он неплохой начальник, в плане ведения дел – ответственный и дисциплинированный. Но слишком строгий. Из всего штата с ним общается только Стасик. Ну и я по долгу службы.
Иногда мне кажется, что Агеева просто боятся. Ему бы какой-нибудь корпоративчик организовать, выпить с коллективом, в баньку сходить расслабиться. Мужики это любят, частенько слышу, как они обсуждают свои походы по клубам и боулингам. Но нет, вместо этого он спускает с них три шкуры, пока они работают, и не поощряет деньгами, когда те успешно завершают дела.
– Я позвонил в сервис. – Голос Тимура буквально ворвался в мои мысли, и я вздрогнула. – Твоя машина будет готова завтра вечером.
– Угу, – поблагодарила я, поднимаясь со стула. – Сколько?
– Проведем, как служебные расходы. – Он тоже встал и, обогнав меня, направился к лифту.
Я побежала за ним и чуть не влетела в его спину, когда Агеев резко остановился.
– Тимур Маратович, не надо как служебные. Я заплачу.
Он вошел в раскрывающиеся двери лифта, естественно, не пропустив меня вперед.
– Богатенькая, что ли?
Издевка в его голосе моментально напомнила мне про соль, которую он, судя по всему, давненько не отведывал в бодрящем черном кофе.
– Я заплачу, – настойчиво повторила я и отвернулась.
Снова это дурацкое хмыканье, которое раздражает донельзя. Тихий гул поднимающейся кабины, ровное дыхание Агеева и скрип моих зубов, когда я сжала их от злости.
Тимур
Тихий писк телефона вывел меня из раздумий, и я не глядя снял трубку:
– Слушаю.
– Тимур Маратович, на связи Андрей Стариков, – пропела Илона фальшиво-вежливым тоном.
Я сразу же вспомнил подслушанный разговор в столовой, и градус моей раздражительности подскочил на новый уровень. Ишь какая. «Ни за что в жизни». Тоже мне, красавица нашлась. Да будь она последней женщиной на планете, я бы на нее и не посмотрел. И плевать, что человечество бы вымерло. Ни за что. Да у меня на нее даже не встанет.
– Тимур Маратович?
– Соединяй. – Я откинулся на спинку кресла и поморщился от щелчка в трубке.
– Агеев, вы там совсем в своем агентстве охренели?! – рявкнул без приветствий мой бывший коллега. – Вы почему мне Астахова сдали с переломом руки?
– Ты у него спроси, Стариков.
– Он, падла, молчит. А мне что в отчете прикажешь писать? С меня же спросят: как нашел, кто нашел, как доставили в участок и почему с травмами при задержании?
– Андрюха, ну напишите, что неудачно упал при попытке побега. – Я устало прикрыл глаза. – Пусть спасибо скажут, что не пристрелили. Между прочим, один из моих ребят до сих пор в больнице.
В трубке послышался глубокий вздох, а потом Стариков немного понизил тон:
– Как он?
– Жить будет, – отрезал я. – Пуля навылет прошла, но задела там что-то. И кровищи в служебной машине было море.
– Он хоть в сознании?
– Да куда он денется…
– Ладно, что-нибудь придумаю. – На другом конце провода послышалась возня и шорох бумаг. – Ты сам-то как? Не думаешь вернуться в отдел?
– Нет, однозначно нет. – Я нахмурился, припоминая работу в убойном отделе, и для верности отрицательно покачал головой, хотя Андрей этого не мог видеть.
– Ну, дело твое, хотя тебя ждут сам знаешь кто, – понизив голос, многозначительно сказал он, и я живо представил, как он возвел глаза к потолку.
Да, есть имена и фамилии, которые всуе не упоминают, дабы не накликать чего-нибудь.
– Ты зайди в отделение с бумагами, чтобы мы оформили.
– Зайду. Могу сегодня после четырех заскочить.
– Отлично, я маякну дежурному, чтобы он тебя пропустил.
– Договорились. – Я положил трубку на рычаг, снова снял ее и помедитировал на кнопках. – Илона, принеси мне кофе и подготовь бумаги по делу Астахова. В четыре я отъеду.
– Хорошо, Тимур Маратович.
Сама вежливость, блин.
Я проверил почту и сделал несколько заметок в блокноте. Обычно все клиенты проходят через Илону, но иногда я разбираю предварительные дела сам. По мелочи, то там, то сям. Официально через фирму ведутся только большие заказы, прибыльные. Но бывает, что кто-то ищет пропавшего дальнего родственника или первую любовь. Короче, иногда я добрый и исполняю роль ведущего из передачи «Жди меня».
И да, я верю в карму. Хотя, признаюсь вам честно… Когда Ольга с Игорем вернулись в Питер и я привез Илону на встречу с сестрой… В этом было что-то такое мощное и необъяснимое, что описать словами просто невозможно. Тогда мы с Лазарем даже не решились подойти к ним, потому что они так сильно вцепились друг в друга… Просто не отпускали. С полчаса точно. Вытирали слезы, что-то неразборчиво бормотали. У меня глаза тоже были непривычно влажными. Они держались за руки еще два часа, молча смотрели друг на друга, словно им и не нужны были слова.
Я не верил в затею с поисками Илоны. Думал, что за десять лет она бы давным-давно нашла сестру. Думал, что она опустила руки или попросту выбросила из головы тот факт, что у нее была Ольга. Но нет. Она не забыла. Она помнила. И кто я такой, чтобы судить ее?
Тихий стук в дверь. На пороге появляется Илона с подносом. Ставит чашку на мой стол и протягивает мне папку с отчетом, натянуто улыбаясь.
– Спасибо, – благодарю я.
Романова удивленно уставилась на меня и даже отступила на шаг. Я нахмурился и кивнул на дверь:
– Можешь идти.
Она удалилась с выражением растерянности на лице и, впервые за год, тихо прикрыла за собой дверь, а не хлопнула ею так, что с потолка штукатурка сыпалась. Сделав несколько звонков, я выключил компьютер и взял папку с документами. Проходя мимо окна, взглянул на Невский и вышел из кабинета. Подойдя к столу Романовой, попросил:
– Дай ручку и бумагу.
Она послушно протянула мне и то и другое. Я черкнул адрес сервиса и стоимость ремонта ее машины, протянул квадратный листочек для заметок ей, кивнул и пошел к лифту.
До отделения добирался почти полтора часа – спасибо пробкам. И всё это благодаря идиотам-градостроителям и дебилам-водителям, которым лучше бы на метро ездить. Дежурный на входе целых семь минут не мог понять, кто я и по чью душу пришел. Когда я все-таки проник в нужный кабинет бывшего коллеги, тут же выпалил:
– Стариков, меняйте штат! У вас в дежурке одни идиоты сидят!
– Но-но, Агеев. Ты полегче, нормальные у нас ребята. Зеленые просто. – Стариков рассмеялся, встал с кресла и протянул мне руку.
Я пожал ему руку, плюхнулся в соседнее кресло и уставился на кофеварку, которая стояла на тумбочке у дальней стены. Стариков уловил мою мысль и направился к агрегату. Через две минуты кофеварка тихонько зашипела и начала по капле выдавать черный кофе.
– Вот видишь… – Я невольно усмехнулся, глядя на его действия. – Поэтому я не хочу возвращаться.
Андрей снова захохотал и сквозь смех изрек:
– Да, кофе Илоночки – это что-то. Я тебя понимаю.
Вот почему ее все называют уменьшительно-ласкательно? Один я, что ли, вижу монстра за миловидной личиной?
Изучив отчет и сверив цифры, мы с Андрюхой выпили по кружке бодрящего кофе, а затем я отправился восвояси. Стариков никогда не заострял внимание на том, что я не мог находиться в отделении больше пятнадцати-двадцати минут и всегда быстро ретировался.
Не люблю эти голубые стены, этот большой Т-образный стол, покрытый темным лаком, словно из прошлого века (впрочем, так оно и есть), портрет того самого, который тяжело глядит на тебя со стены. Мне даже кажется, что он следит за мной, когда я перемещаюсь по помещению.
Жуть, в общем.
Я с содроганием вспоминаю работу в убойном. Постоянное ощущение беспомощности, ощущение, что у тебя связаны руки. Желание изменить ситуацию, исправить ее и помочь людям, но этот порыв смешивается с дерьмом, едва ты сталкиваешься с реальностью. Даже в Чечне было легче. Война была простой и понятной – бей или умри. Взрывай, ломай, разрушай или разрушат и уничтожат тебя. Война была на уровне инстинкта – выживает сильнейший. Просто, как десять копеек.
Но на гражданке… Я наблюдал такие ужасы там, в сорокаградусной жаре. Я видел, как разрывает людей на куски в буквальном смысле, я видел выпотрошенные кишки, изнасилованных женщин и детей, но всё это померкло, когда я пришел на службу в милицию. Я думал, что война превращает людей в зверей. Но я ошибался. Власть и деньги делает людей дикими и беспощадными. Безнаказанность пробуждает в них самые низменные и жестокие чувства. Равнодушие убивает зачатки человечности и стирает в пыль то, что делает нас людьми. Именно поэтому я ушел. Мне хватило с лихвой того, что я видел в горячих точках. Видеть то же самое ежедневно в цивилизованном городе я не смог. Мне просто хотелось заложить взрывчатку и разнести всё к чертям собачьим.
Потому что только так я мог бы сделать наш мир чуточку лучше.