– Верусик, сегодня накатим по пивку. Ты как? Настроение есть?
– Что празднуем? У тебя Ирка каждый день праздник, в отличие от нас, рабочих лошадок.
– Да ладно, рабочие лошадки! Как в сауну, так ваш отдел с визгом несется, на «Мерсе» не догнать…. Зацени подруга, как нам повезло, что у нас такие начальники!
– Какие такие?
– Ну, такие – любители юбок. Чего лыбишься? Ваш босс с вами париться, наш с нами. Весело! А всё, потому что главный держит целый гарем. У него начальницы Департаментов и Управлений рабочий день начинают под столом. А в обед тоже в сауну, только сауна такая крутая, не то, что наша. Читала рассказа Толстого «В бане», когда барин пробовал девок? Короче, вот так и наш Главный всех опробовал. Жеребец ещё тот! Хотя и пузо торчит. С другой стороны, пузо делу не помеха…
– Прикалываешься, Ирка?
Две подруги Ира и Вера незадолго перед обедом вышли на улицу и курили, беззаботно стряхивая пепел в мусорный ящик импровизированной курилки. Новые веяния докатились и до их офиса. Теперь нельзя было курить ни в кабинетах, ни в туалетах, исчезли курилки на лестницах и всех «куряк» одним росчерком начальственного пера вытеснили на улицу. Что поделаешь – борьба за здоровый образ жизни! Президент не курит, премьер тоже и чиновники, волей-неволей, вынуждены брать с них пример.
Подруги работали в серьёзной организации, которая называлась вполне безлико – «Россервис» и обслуживала нужды армии как аутсорсинговая фирма. Вообще-то девушкам казалось, что такие компании создавались специально для вывода денег из организацийнанимателей. Скрытые возможности аутсорсинга приводили бизнесменов в неописуемый восторг и экстаз, подобно скрытым возможностям какого-нибудь психоделика, раздвигающего границы очевидности.
Главный, о котором говорили Вера и Ира, был одним из приятелей другого Главного, бывшим еще главнее. Этот Мегаглавный, собственно, и перевел начальника девушек из сурового армейского кабинета в уютный бизнесовый апартамент.
Фирма их непосредственно занималась организацией стирки обмундирования, постельного белья, поставками продуктов для армейских столовых. Под это дело было организовано еще несколько фирм-прокладок, на счетах которых оседала часть аутсорсинговой прибыли.
Впрочем, подруг это не особо волновало – платили хорошо, были и дополнительные бонусы, а то, что за такую работу иногда приходилось обслуживать в интимном плане начальников отделов, считалось необходимыми издержками. Ведь в любой работе они имелись. К примеру, в армии, при выполнении боевого задания, могли убить или ранить. Риск – издержки военной профессии. Кассир мог просчитаться и потом всю жизнь возмещать ущерб из своей зарплаты. Проститутка – подцепить СПИД. Везде свои издержки!
Переспать с боссом – небольшая плата за благополучие, в этом не было ничего страшного или ужасного. Так считали Вера и Ира, так считали их знакомые девушки, с которыми они общались в кафе или социальных сетях. Время стремительно размывало моральные устои и то, что раньше, когда они только перешагнули порог школы, было пугающим, неприличным и пошлым, теперь стало почти нормой.
Они видели, что мужчин начали больше интересовать другие мужчины, а женщин – женщины, что однополые браки сделались в последнее время весьма актуальными, что революция ЛГБТ серьезно повлияла на всю обстановку вокруг: на телевидение, прессу, радио, органы государственной власти. Оказывается, приверженцы однополой любви были повсюду, проникли во все поры общества, словно замаскированные инопланетные пришельцы.
В этой атмосфере одногендерной любви, тяготение менеджмента «Россервиса» к традиционной сексуальной ориентации выглядело, по крайней мере, достойным уважения. Начальники, доставшиеся девушкам, были настоящими мужланами: недалекими, грубоватыми, прямолинейными армейцами-офицерами, а не чувственно-женственными офисными клерками.
– Так что Верусик, вечером по пиву? Потусуемся в спортбаре, пообщаемся.
– Почему в спортбаре?
– Там парни реальные, короче, меньше вероятности напороться на гея. Ты же не хочешь тусоваться с геями? С ними только время терять.
Пожав, словно в задумчивости плечами, Вера согласилась:
– Пойдем в спортбар, мне всё равно. А другие девчонки пойдут?
– Возьмем всех, кто захочет.
Вера задумчивым взглядом прошлась вдоль улицы.
Она увидела вереницы машин, стоящих у тротуаров и похожих на спящих металлических животных, заснувших в ожидании хозяев. Сверху нависли давящие громады стеклобетонных зданий, превративших улицу в узкое ущелье и закрывавших небо, не пропускавших солнечные лучи. Конечно, солнце бушевало где-то там высоко, но оно было недосягаемо, и сюда, на дно асфальтового колодца, никогда не заглядывало.
Во всём том виде, который ей открылся, не оказалось ничего романтического, мечтательного, душевного, за что можно было бы зацепиться взглядом. Холодные, бездушные архитектурные формы, казалось, непосредственно влияли и на самих людей, живших здесь и работавших в этих зданиях, как будто делали их тоже бездушными.
Рациональные фантазии современных урбанистов никогда не увлекали Веру, она произнесла негромко:
– Так иногда хочется куда-нибудь уехать, далеко-далеко, – и добавила после небольшой паузы:
Манят свежестью леса,
Даль неведомых морей,
Берег в россыпях огней,
И тугие паруса
Уходящих кораблей.
– Это откуда? – поинтересовалась, затягиваясь сигаретой Ира. – Сама или в интернете нарыла?
– Это, Ирусик, испанский романтизм девятнадцатого века. Ты прикинь, если бы я получила богатое наследство как Арлетт во французском фильме. Какой-нибудь заводик в Бельгии или Шато во Франции.
– Раскатала губу! – Ира захихикала. – А красавчика типа Кристофера Ламберта тебе не запаковать в придачу?
– Нет уж, обойдусь как-нибудь без Ламберта. Зато представь, как это было бы обалденно! Я – богатая наследница!
– Ты просто фантазерка! А кстати, знаешь, почему мужчинам нравиться секс?
– Почему? – спросила Вера, тоже затянувшись сигаретой и пытаясь разглядеть её тлеющий кончик.
– Если отбросить тактильные ощущения…
– Какие-какие?
– Тактильные – ощущения прикосновения.
– Ого, что за словечки мы знаем!
– Ну, не тебе же одной читать испанских романтиков, мы то же кое-что знаем. Так вот, мужики чувствуют себя внутри нас, словно младенцы в утробе – защищёнными от угрозы, в полной безопасности. И они от этого прутся!
– И никакого удовольствия? Опять прикалываешься! Хотя знаешь, эту тему можно развить, – на Веру хлынули фантазии. – Написать, допустим, диссертацию или роман. Я бы так и назвала: «Почему мужчинам нравиться секс». Без знака вопроса. Прикинь, какие бабки можно срубить, ведь всем интересно. Я даже могу представить название глав: глава первая «Ребенок в утробе», глава вторая «Мужчина в утробе». Ну как тебе темка?
Ира серьезно слушала её, будто принимая эти фантазии за нечто реальное, и Вере даже показалось, будто подруга запоминает её слова, чтобы их где-то использовать. Но затем, когда до Ирины дошло, что Вера шутит, она рассмеялась и толкнула её в бок.
– Короче, Верусик, перекур закончен, пора возвращаться!
Они кинули окурки, пошли в здание.
Попав в огромный, пустынный, сверкающий чистотой и солнечными бликами холл, покрытый светло-коричневыми ромбовидными плитками, они остановились возле лифтов. Ира решила сменить тему секса на другую – посплетничать о коллегах по работе. Хитро улыбаясь, она сообщила:
– Знаешь, моя соседка, которая напротив…
– Саша?
– Ага. Короче, по ходу она меня приревновала к начальнику.
– Ни фига себе!
– Точно. Сашка придумала, что у неё роман с Валерием Александровичем и теперь косится на всех, кого тот вызывает в свой кабинет. Но к нему ходит весь отдел, и эта дурочка с нами почти не общается.
– Втюрилась что ли?
Вера спросила это уже на ходу, отправляясь в открывшийся лифт, обнаживший пустое алюминиевое чрево с узкими зеркалами от потолка до пола на боковых стенках. Внутри этого серебристого чуда, воплощавшего минимализм современного интерьера в стиле «техно», девушки по привычке посмотрелись в зеркала. Вера чуть тронула растрепавшиеся волосы, а Ира поправила золотую цепочку на груди, съехавшую немного на бок.
– В кого, в Валерия Саныча? Не смеши! – Ирина придала своему взгляду иронично-насмешливый оттенок и нажала кнопку этажа, на котором находились их офис.
Тихо заурчав, лифт начал плавное движение вверх, почти незаметное, неощутимое для тела.
– Саныч не собирается заводить длительные отношения, это я точно знаю! И потом у него есть жена, а он верный семьянин, как сам не раз говорил. Хотя мужики, – Ира прищурилась, – такие сволочи, такие притворяшки. Всегда твердят одно, а на уме другое.
На одном из этажей лифт остановился, дверцы медленно отползли в стороны, и внутрь вошел высокий парень в светло-синем летнем костюме, короткостриженый блондин с неприметной рыжинкой в волосах. Он был гладко выбрит, приятно пах французской туалетной водой. Вере этот запах всегда нравился, но она забыла название дорогого парфюма.
В руке молодой человек держал папку с документами, видимо, ехал на доклад к кому-то из вышестоящих управленцев, находившихся на самых верхних этажах бизнесцентра «Орион». Окинув парня мимолетным оценочным взглядом, Ира продолжила говорить уже вполголоса.
– У них в последнее время какие-то заморочки – я о наших начальниках.
– Что за дела? Я ничего не слышала.
– Говорят, типа наверху движняк начался, и никто не знает, в какую сторону подует ветер. Как говорится, когда дубы шатаются – листья летят.
Стоящий рядом с ними парень едва приметно улыбнулся, а Ирина недовольно покосилась на него. Она ещё больше понизила голос.
– Если нашим дадут по шапке, то и нас могут попереть отсюда. Сама знаешь, как это делается – придёт новая команда и поменяет всех до уборщиц, а с такого сладкого места соскакивать ой как не хочется.
– Не волнуйтесь, девушки, всё будет хорошо! – вдруг подал голос парень. – С вашими данными не пропадете.
– В модельки что ли податься или на панель? – несколько грубовато поддела его Ира.
– Верьте мне, всё будет пучком! – повторил молодой человек, добродушно улыбаясь.
– А ты, бодрячок, кто? – враждебно нахмурилась Ирина. – Из какого отдела?
– Лёша меня зовут, я из административного.
Прислушиваясь к их разговору, Вера, смущённо молчала – она не привыкла вот так, запросто, разговаривать с незнакомцами, как это могла позволить себе Ирка.
– Слышь, Лёх, – вдруг обратилась Ира к их спутнику, – мы сегодня собираемся потусоваться в спортбаре. Присоединишься?
– Это, в каком?
– Бар «Десятка» на Петровке. Там шесть залов, просто супер! Кстати, мы не познакомились: я Ира, а это моя подруга Вера, можешь нас звать Ирусик и Верусик.
Молодой человек хмыкнул и кивнул головой.
– Мне сейчас выходить, созвонимся, – согласился он. – Какой у вас внутренний?
– У меня тридцать восемь-семьдесят пять, – торопливо сообщила Ира. – А у Верусика тридцать девять-четырнадцать.
Лифт остановился, и парень вышел, они поехали дальше.
– Видишь, как надо знакомиться! – удовлетворенно заметила Ирина. – Вот так их и надо цеплять за жабры, как толстых и неповоротливых сомиков.
– Ты что, специалист по отлову рыбёшек? По тебе не скажешь!
– Папа в детстве водил на рыбалку, так что нацепить червячка на крючок я смогу. Уж будь уверена! Но главное не это, тут всё дело в подсечке. От неё зависит, чтобы рыбка не сорвалась, – Ира усмехнулась. – А если сейчас я одна, так-то не показатель! Я такая, недавно дала отставку трем парням. Сразу. Прикидываешь? Сейчас типа временно свободна, но это временно.
Самоуверенность подруги забавляла Веру, ей нравилось то, что Ира была девчонкой без комплексов, практически без тормозов, а если и имела их, то в облегченном варианте, без ручника. По сравнению с ней, Вера казалась обыкновенной офисной мышкой, на первый взгляд серой, не выдающейся ни умом, ни внешностью.
Сколько таких, сидит по фирмам, конторам и учреждениям, выполняет однообразную, чаще всего неинтересную работу? Сколько ждёт, когда что-то или кто-то повлияет на их судьбу, изменит жизнь? Но годы летят, и ничто не меняется – они продолжают ходить на работу, жить, отдаваясь мелким радостям, воспринимая неудачи как нечто, само собой, разумеющееся.
И только иногда, если присмотреться внимательней, в глазах этих офисных мышек можно разглядеть ещё не потухший огонек надежды.
Достигнув нужного этажа, лифт остановился, и дверцы бесшумно отъехали, открывая стойку, за которой со скучающим видом сидел толстый охранник. Над ним красовалась вывеска «Россервис», исполненная золотистыми буквами строгим шрифтом Times и призванная вселить в посетителей чувство уважения к солидной фирме, занимавшей здесь жизненное пространство.
Охранник, хорошо знавший девушек, дежурно кивнул, и они пошли мимо, каждая к себе. Их офисы располагались по разные стороны длинного коридора, покрытого, как и холл, тёмной плиткой. Стены этого коридора были стеклянными, прозрачными, никак не скрывающими личной жизни офисных обитателей.
Внутренние перегородки, как и стены, выполненные из толстого стекла, делили пространство компании на мелкие офисы. В большинстве из них стояли с десяток столов с компьютерами, за которыми трудился персонал фирмы, в основном женского пола, вдоль стен размещались серые бухгалтерские шкафы и кулеры с водой. Как ни странно, руководство компании не жлобилось на такие вещи для сотрудников.
Едва Вера вошла в отдел, как заметила, что все уже сидели на рабочих местах и, борясь с послеобеденной дремой, изображали кипучую деятельность. На самом деле, деятельность эта выражалась в ленивом постукивании по клавиатуре, неторопливом перекладывании отчетов и справок с места на место, шуршании разными, никому не нужными бумажками.
Взгляды невольно прикипали к окну, за которым в самом разгаре властвовал летний день с его прохладными фонтанами на площадях, вкусным мороженным: ванильным, шоколадным, фруктовым, с тенистыми аллеями и скверами.
Ужасно хотелось туда, на улицу!
За соседним столом сидела Маша – большая любительница вкусно поесть. Это была полненькая, невысокая девушка с круглым лицом и большими наивными глазами. На её столе всегда лежало несколько тюбиков с кремами для лица, рук или других частей тела. Маше казалось, что у неё слишком сухая кожа.
– Опять курила с Иркой? – осведомилась она, не глядя на соседку.
Краем глаза Вера заметила, что Маша раскладывает пасьянс «Косынку» на компьютере.
– Ага! – ответила Вера, не вдаваясь в подробности, и садясь за стол.
Сняв блокировку, она посмотрела на экран компьютера и увидела, что пришла новая почта, обозначившая себя желтым конвертиком в нижнем углу рабочего стола. «Опять после обеда!» – с досадой подумала Вера, решив, что начальник сбросил ей новое задание. У Ивана Андреевича имелась такая нехорошая привычка – загружать подчиненных работой после обеда.
Чуть дальше, чем Маша, сидела ещё одна их коллега – Вероника Ивановна. Это была женщина в возрасте, разведенная, умудренная житейским опытом, одна, без мужа, воспитавшая двух детей, ставших уже взрослыми и самостоятельными. Будучи старше своих молоденьких коллег почти вдвое, Вероника Ивановна относилась к ним с долей материнского участия. К ней всегда можно было подойти, рассказать о проблемах, поплакаться на плече. Про себя девушки звали её «мамочкой».
Вероника Ивановна любила кошек. В её квартире их был две и, как старая кошатница, о своих любимцах она могла разговаривать довольно долго. У неё были седые завитые волосы, пухлые щеки, свисающие по бокам и вообще, её лицо было удивительным образом, похоже на лицо стареющей немецкой домохозяйки. Вера не раз её представляла в домашней обстановке за чашкой чая и тарелкой с пирожными.
– Вероника Ивановна, – обратилась к ней Вера, – вы в магазине не были?
– А что ты хотела?
– Ужасно сладкого хочется. У вас не осталось пирожных?
Женщина улыбнулась.
– Верочка, тебе повезло. У меня осталась корзинка, возьми!
Она положила на свой стол пирожное в виде лукошка, из которого росли малюсенькие сливочные грибки, Вера поднялась и пошла к ней, а Маша, оторвавшись от экрана монитора, тоже не утерпела:
– А мне, Вероника Ивановна? У вас больше не осталось?
– Конечно, деточка и тебе есть, возьми! – Вероника Ивановна достала ещё одно лукошко.
Схватив пирожное, Маша тут же, не запивая чаем, отправила лакомство в рот.
– Ох, вы такая добрая, Вероника Ивановна! Такая добрая! – произнесла она с набитым ртом. – Вот я ни за что бы, ни отдала пирожное! Хоть режь меня!
– А у тебя разве лишнее бывает? – хмыкнула Вера. – Никогда не задерживается!
Перед этим она взяла кофе из автомата и пила его, откусывая от корзинки маленькие кусочки.
– Тебе хорошо говорить, – обидчиво заметила Маша, всё прожевав, – у тебя сила воли есть, а у меня нет. Вот, к примеру, борюсь с весом, борюсь, и всё никак – даже фитнес не помогает. Мы из-за этого с Андреем расстались, – Маша состроила плаксивую физиономию и повернулась к Веронике Ивановне. – Ну почему мне так не везет?
– Да что ты, Маша! – успокаивающе заговорила Вероника Ивановна, ласково глядя на девушку поверх очков. – Не расстраивайся, деточка! Всё будет хорошо, и ты найдешь своё счастье.
Вероника Ивановна произносила банальные фразы, которые говорят в таких случаях: ничего в них особенного не было, но от её тихого голоса веяло домашним уютом, он звучал как колыбельная над сонным дитём. И Маша, в большей степени, притворявшаяся расстроенной, чем огорченная на самом деле, приняла вновь деловой вид, повернулась к компьютеру.
Увидев, что девушка успокоилась, Вероника Ивановна улыбнулась мудрой, понимающей улыбкой и посмотрела на Веру, будто заодно и её хотела утешить добрым словом. Ответно улыбнувшись, Вера тоже занялась своими делами. Однако долго работать ей не пришлось.
– Салют, Вера! – девушка услышала голос за спиной и обернулась.
Это был заместитель начальника отдела Пётр Курасов, молодой человек, симпатизировавший Вере. Будучи хоть небольшим, но старшим менеджером, он старался держать себя солидно и говорить веско, со значением, с явным желанием, чтобы его мнение было доминирующим. Его чуть раскосые чёрные глаза, свидетельствовали, что среди предков молодого зама водились азиаты. Впрочем, еще француз де Кюстин намекал: «Поскреби любого русского и найдешь татарина».
В офисе Пётр всегда ходил в костюме при галстуке, а летом носил брюки синего или чёрного цвета и рубашки с длинными рукавами, свято соблюдая деловой дресс-код. У него водился один недостаток, который Курасов за собой знал и который тщательно скрывал от окружающих – в минуты волнения сильно потели ладони. Иметь дело с человеком, у которого что-то потеет, а тем более ладони, всегда неприятно и особенно это раздражает начальство, обычно вынужденное здороваться за руку с сотрудниками.
Как правило, о карьере с такими особенностями организма можно забыть. Но Пётр выкрутился из положения – едва ладони начинали потеть, он засовывал их в карманы, где в каждом лежало по платку, и там незаметно вытирал. Так его склонность к потоотделению практически никто не заметил и, когда решался вопрос о выдвижении, Курасов оказался подходящим кандидатом.
После назначения он волновался исключительно в редких случаях, и ему даже пришла в голову мысли, что это нехорошее свойство, его потливость, ушло в прошлое. Так, сама собой, отпала нужда носить в карманах по два платка, и Пётр оставил только один.
Своё «Салют, Вера!» он произнес нараспев, подражая известному певцу грузинского происхождения, который отчего-то делал ударение на последнем слоге. Наверное, так это имя звучало по-грузински.
– Что делаешь вечером? – полюбопытствовал Курасов.
– Пойдем с девчонками в спортбар «Десятку», Ирка предложила.
– Серьезно? А меня возьмете?
– А то! Присоединяйся! Кстати, Ирка еще одного молодого человека зацепила из административного отдела.
– А как зовут? Я там всех знаю.
– Лёха.
– Алексей? – Пётр на мгновение задумался, и лицо его приняло недовольное выражение, затем, будто пересилив себя, он продолжил. – Окей, понял кто это. Так, ничего чувак, ребята говорили, что он в адеквате. Ладно, пойду к шефу, а то он с утра зверствует.
Веру удивило облачко досады, промелькнувшее на лице Курасова.
Что его вызвало, к кому относилось раздражение? К Ирке? К Алексею, которого Пётр, в сущности, не знал? До неё докатывались сторонние слухи, что Пётр к ней неравнодушен, что она ему нравилась. Об этом намекала и Вероника Ивановна, бывшая всегда в курсе всех событий отдела. «Верочка, – говорила мудрая женщина, интимно понизив голос, – мне кажется, Петя хотел бы тебя пригласить на свидание. Но ты такая строгая, холодная. Смотри, жизнь пролетит – не заметишь!»
Однако проблема заключалась в том, что Курасов ей не нравился, душа к нему не лежала. Бывают ведь и несимпатичные парни, похожие на крокодилов или обезьян, как шутили девчонки. Но они не вызывают внутреннего сопротивления, скрытой неприязни. А Пётр вызывал. Почему это происходило, Вера не могла дать себе отчет: то ли интуиция подсказывала, то ли что-то иное.
А Курасов, действительно думал о ней, ревновал.
Как-то, год назад в их отделе появился молодой человек, тоже положивший глаз на Веру. Он смешил её, развлекал, уделял больше внимания, чем остальным девушкам. Вероника Ивановна лукаво посматривала на него и взглядом добрых мудрых глаз намекала Вере, что вот, мол, потенциальный жених для тебя.
Их отношения не остались без внимания со стороны Курасова. Тот с ревнивой яростью искал повод, чтобы вмешаться, разорвать зарождающиеся чувства между Верой и этим чуваком, тупым и недалеким, как считал Курсов. Но в его голову ничего не приходило. Ничего, кроме разборок по-мужски. И всё же ему подвернулся удачный случай.
Курасов заметил, что молодой человек начал по утрам, пока никого нет, приносить конфеты, немного, всего несколько штук, и класть их на стол Веры. Делал это он, соблюдая инкогнито, тайно, и ему нравилось, как Вера каждый раз громко удивлялась, спрашивая, что за поклонник балует её по утрам. Хотя сама она, конечно, знала, кто этот поклонник.
Игра в угадайку забавляла весь отдел, кроме Курасова. Коллеги с энтузиазмом обсуждали, кому могла понравиться Вера. Выдвигались и затем с громким смехом отвергались любые кандидаты на роль безумно влюбленных ухажеров – от генерального директора до охранников в холле. Всем было весело, и только Курасов злился.
И вот, на шутку молодого человека он придумал свою шутку. Когда в очередной раз парень принес конфеты и оставил их на Верином столе, а сам куда-то отлучился, Курасов прокрался к столу девушки. Под подаренные конфеты он подложил пачку нераспечатанных презервативов и стал ждать, что будет дальше.
В этот день получилось так, что Вера немного опоздала. Все уже пришли, расселись по рабочим местам: Маша раскладывала перед собой любимые кремы для лица и рук, Вероника Ивановна подкрашивала губы, глядясь в маленькое зеркальце. Вера разделась, подошла к своему столу, готовясь привычно и громко удивиться, якобы, неожиданному подарку, но взяв конфеты в руки, она обнаружила под ними коробку презервативов. Даже издали Курасову было видно, как Вера покраснела. Она громко сказала: «Дурак!» и унеслась в туалетную комнату, на ходу вытирая хлынувшие слезы.
Курасов, наблюдавший эту сцену со стороны, испытал мстительное удовольствие: они думали, что он полный ноль, что его можно игнорить, теперь же пусть получат. Оба! Главное – с ухажером покончено!
Тот молодой человек вскоре уволился, а Вера об участии в этой истории Петра никогда не узнала, и он, естественно, не думал с ней делиться.
Когда Курасов покинул офис, Вера с неохотой повернулась к компьютеру. Но это движение, легкий беззвучный поворот кресла, на котором она сидела, неожиданно ей понравился. Плавный вращательный ход офисного седалища привносил странное, успокоительное чувство ритма. Он завораживал, подобно маятнику часов, который мерно двигался по заданной траектории в огромном деревянном футляре, а часы отбивали такт. Гипноз движения и звука.
Она посмотрела под стул на черный металлический столб, служивший опорой её креслу, и он показался ей железной лапой с когтями неведомой птицы.
А что, если это не стул, а избушка на курьей ножке?
Вера улыбнулась и представила себя бабой-ягой – капризной, властной, но в целом привлекательной женщиной, к которой сватался сам Кощей бессмертный. Она откинулась на спинку и принялась медленно поворачиваться взад и вперед, расслабленно глядя в одну точку. Вдруг появится Иван-царевич и сделает предложение?
«Вера, – скажет он жалобно, – выходи за меня замуж, будь моей царевной!»
Колчан со стрелами у него будет болтаться за спиной, меч останется за порогом. Но она же баба-яга – женщина, хоть и привлекательная, но стервозная и неприступная. Таких, как она не заманишь голыми словами. «Слушай ты, Купидон со стрелами! – ответит она, – добудь мне тридевятое царство, тогда подумаю!»
Вот так она будет с ним разговаривать!
Ей было хорошо. Она сидела погруженная во власть разнообразных фантазий, с головой полной туманных картин, неясных видений, которые смутны и расплывчаты, но отчего-то приятны. Ведь впереди, сквозь этот туман, всегда ожидает нечто хорошее, радостное, светлое. Да-да, необыкновенное и радостное! Словно с колотящимся сердцем плутаешь в дремучей чащобе мрачного волшебного леса или убегаешь от страшных монстров без всяких шансов на спасение. И вдруг выходишь на солнечную поляну к прекрасному розово-золотистому дворцу феи. Тут же появляется она, фея с добрым лицом Вероники Ивановны, взмах волшебной палочкой, и ты дома!
Или…
Бежишь-бежишь по лесу и неожиданно оказываешься в лесной избушке, на первый взгляд, нежилой, с пыльными стеклами окон, засохшей коркой хлеба на столе и пустыми консервными банками в углу, избушке, давно заброшенной хозяевами. А потом мир сужается до пространства четырех стен, потому что снаружи сгущается тьма, вопящая ужасными голосами кикимор, горящая кровавыми глазами вампиров и вурдалаков.
Тогда отчаяние набрасывает стальной обруч на мозг и кажется, что никогда уже не выбраться из этой избушки, что остается только сгинуть, пропасть здесь бесследно, как пропадают в болоте неосторожные путники. Ни вещей, ни тела, ни отпечатков, только чавкающая болотная муть.
И вдруг появляется волшебник под видом простого грибника и спасает тебя…
На столе у Маши что-то с глухим стуком упало, Вера приоткрыла глаза. Всего лишь карандаш. Она улыбнулась коллеге и открыла почту на компьютере. Там Вера увидела, что начальник отдела сбросил ей сканы новых договоров с припиской: «Посмотри!» Рядом красовался игривый смайлик.
«Вот старый козел!» – подумала она без злобы и принялась распечатывать документы.
В спортбаре «Десятка» на Пётровке было шумно. В залах почти на всю громкость работали большие плоские телевизоры, висевшие на стенах и транслировавшие разные спортивные матчи: баскетбол, футбол, хоккей. В воздухе висел сизый дымок, было сильно накурено.
Здесь смотрели всё подряд, не делая различий между своими и чужаками, потому что народу, толпившемуся возле экранов и невнятно галдевшему в период атак той или иной команды, было, в общем-то всё равно за кого болеть – главное атмосфера в баре. А она была тёплой, дружеской, пивной.
К потолку в разных местах поднимались струйки сигаретного дыма, словно в долине гейзеров внезапно пробудились все горячие источники и одновременно начали выброс пара. Официанты сновали между столиков, разнося пиво в больших бокалах, светлых и тёмных бутылках, алюминиевых банках. На некоторых столах виднелась и водка.
– Сядем здесь! – предложила Ира, едва они вошли в один из залов.
Их было несколько человек. Кроме Веры, Петра и Алексея с ними увязалась соседка Веры Маша и еще девушки из других отделов. В последний момент возникла шальная мысль пригласить обоих начальников – Ивана Андреевича и Валерия Александровича, но после небольшого обсуждения эта мысль отпала. Они решили, что их руководители будут сильно стеснять и расслабухи не получиться.
Шумная, весёлая атмосфера сразу окутала их.
Они заказали пива и принялись пить, курить, разговаривать, болеть, так же, как и остальные посетители бара, за неизвестно какую команду. Главное, что всем нравилось.
Когда поле двух часов посиделок, Ира пошла в туалетную комнату, Вера потянулась за ней. Подкрашивая губы, Ирина безапелляционно заявила:
– Всё, он мой!
– Кто? – не поняла Вера.
– Кто, кто, Лёха, вот кто! И смотри, не вздумай на него положить глаз!
– Больно нужно!
– Короче, сегодня я с ним пересплю, – не унималась Ира. – А потом, такая, скажу, что залетела.
– И что, Ирусик? – хмыкнула Вера. – Сейчас этим никого не удивишь, скажет: «Иди, делай аборт!»
– Ага, разбежалась! У него родители порядочные, хотя и при бабках, он сам сказал. Не захочет – заставят жениться.
– Ох, Ирка, боюсь я за тебя!
– Спокуха, девочка, у меня всё срастется! А кстати, он тебе не рассказывал о своих поездках наверх, к Бульдогу в пентхаус?
– Нет.
– Но вы же там любезничали вдвоём? – Ира ревниво заглянула в лицо подруге. – Ничего такого не говорил?
– Нет. А что?
– Короче, у него есть специальный ключ от лифта, он его вставляет в замок и едет на самый верхний этаж, на двадцать пятый, типа для доклада Бульдогу.
Бульдогом прозвали в «„Россервисе“» Тимура Борисовича, того самого Главного, за деловую хватку и внешнюю схожесть с этой псиной. Его все боялись, но уважали за связи. Как это обычно бывает в подобных фирмах, Тимур Борисович, он же Главный, изображал из себя помещика-крепостника, которому было позволено всё в отношении своей собственности, в состав которой входили и работавшие в компании сотрудники. По крайней мере, он так считал.
Вера удивилась:
– Да, ладно, гонишь! Мы тоже можем поехать наверх, нажмём кнопку и всё. Но знаешь, больно надо!
– В том то и дело, дурашка, что никто не может туда попасть без особого ключа. Это чужая территория. Мне Лёха сказал.
– А вообще, какое нам дело? Ты же не собираешься поехать к Самому?
– Я? Нет!
Закончив краситься, Ирина положила помаду в сумочку.
– Пойдём! Знаешь, мне кажется, на тебя запал Петро. Учти! – и она пропела насмешливо: – «А в вестибюле метро, девчонку ищет Петро». Он вообще-то перспективный. Только больно понтуется, что начальник. А на самом деле – прыщик, пупырышек, нет лучше пупырь. Точно, пупырь – так прикольнее! Ох, Верусик! – глаза Иры шаловливо блеснули. – Любовь такая штука!
– Да, ладно! – Вера улыбнулась, показывая, что понимает намёк подруги.
За их столиками веселье продолжалось. Кто-то забил гол и в зале раздался пьяный рёв восторженных голосов. Очутившийся рядом с Верой Курасов заметил:
– Наши забили! Теперь должны выиграть.
– Да? – равнодушно спросила Вера, не интересовавшаяся игрой.
Она взяла стакан с пивом и отхлебнула горьковатую влагу. На экране телевизора, висевшего перед ними, мелькали фигуры хоккеистов, одетых в красно-белую форму. Им противостояли сине-жёлтые. Слышался стук клюшек, выкрики с трибун, голоса комментаторов, говоривших на чужом языке.
– Не люблю хоккей! – заметила Вера, продолжая пить пиво и закусывая чипсами. – По мне лучше большой теннис или уж гольф. Спокойные красивые игроки, не бегают в мыле, не дерутся и не матерятся на льду. Смотрятся стильно и гламурно.
– Хоккей – спорт для настоящих мужчин! – возразил Курасов словами какого-то слогана, замеченного им на рекламе коньков в сети спортивных магазинов. Там, на постере, бравый атлетический парень в хоккейной форме шнуровал ботинок, с превосходством поглядывая на щуплого человечка, державшего ракетку для настольного тенниса.
«Хоккей – спорт для настоящих мужчин!» – сказал он и смутился, представив, что Вера может посчитать его примитивным и поверхностным, ведь цитировать кого-то дело нетрудное. А у него должно быть собственное мнение.
Но Вера не придала значения словам Курасова, даже не посмотрела в его сторону, переведя взгляд на экран телевизора.
Её взгляд случайно перехватил Алексей, сидящий рядом с Ирой. Глаза Веры были серьёзными, строгими. «Интересно, – вдруг пришла молодому человеку в голову мысль. – А во время секса у неё глаза такие же ледяные? Или они…» Он задумался, представляя, какими у Веры в этот момент могут быть глаза: ласковыми, посветлевшими от наслаждения, бессмысленными.
«Неужели все отношения начинаются с любопытства?» – подумалось ему, и он заулыбался от ощущения кажущейся иронии жизни.
Ирка толкнула его в бок.
– Ты чего лыбишься?
– Да так, думаю о нас с тобой!
В это время Вера оторвалась от телевизора и обратилась к Петру.
– А ты был на самом верхнем этаже? – заинтересованно спросила она.
– На двадцать пятом, у Бульдога?
– Ага!
– Нет, как-то не приходилось. А почему ты спрашиваешь?
– Просто так, интересно!
В это время подвыпившая Маша вскочила за столом и закричала, перекрывая шум подвыпивших болельщиков:
– Гайз2, пьём за победу нашей команды!
Её тост был тут же подхвачен другими, причем не только за тем столиком, где сидели Вера и Ира, но и за соседними.
– За победу! – раздался нестройный хор голосов под стук чокающихся бокалов с пивом и пивных банок.
– Машка, – расхохоталась Ира, – да ты у нас просто Валькирия! Предводительница викингов.
Сидящий в ту минуту с расслабленным, покрасневшим от пива лицом Алексей, брал из пакетика солёные орешки, подбрасывал их и ловко ловил открытым ртом, умудряясь искоса поглядывать на Веру. Пожалуй, он хотел произвести на неё впечатление. Однако эти его взгляды были ни к чему, она не хотела сердить подругу и уклонялась, как могла, от визуального соприкосновения.
– Да ты фокусник, Леха, – со смешком бросила Ира, обратив внимание на его занятие. – Без балды, фокусник! А куриную ножку сможешь поймать?
В это время забили очередной гол, только теперь в наши ворота и счет сравнялся. До конца последнего тайма оставалось всего несколько минут. Напряжение ощутимо возросло, не только там, на ледовой арене, но и в таких заведениях, как спортбары, где сидели болельщики. Вот и в их «Десятке» шум мгновенно затих – все прильнули к экранам, нервно потягивая пиво. Только за барной стойкой смешивал коктейли бармен, энергично тряся шейкер, и абсолютно не интересуясь игрой.
Краем глаза Вера заметила, что её подруга приобняла Алексея, что-то шепча ему на ухо. «Ох, Ирусик! Неужто не врала? – подумала Вера, испытывая смутное чувство: то ли зависть, то ли ревность. – Неужели ночь проведут вместе? Как она его так быстро обработала, это ж надо уметь!»
На следующий день город мелкой сеткой накрыл летний, едва слышный дождик; его неторопливый шелест напоминал уютное шуршание газетных листов в библиотеке. Он гулял по улицам, паркам, площадям, заглядывал в окна, словно приглашая выйти и ощутить на лице его свежую влагу.
Небо заволокло неподвижными серыми тучами, приглушающими яркость красок. Дома, тротуары, дороги посерели, а жители, спешащие на работу, спрятались под зонтиками и оказались похожи на движущиеся грибы с разноцветными шляпками.
Большинство шляпок было чёрными и Вера, идущая, как все на работу и раскрывшая голубой зонт, вдруг подумала, что эти люди похожи на особый сорт грибов – на «чернушки». Так бы она их назвала.
«Чернушек» было слишком много, и, казалось, они заполнили все улицы. «Из них не сделать ничего вкусного: ни сварить, ни в масле не обжарить, ни посолить», – неожиданно с досадой подумала она. Ей показалось, люди под чёрными зонтиками, действительно, были съедобными грибами, только ножки у всех разные – толстые или тонкие.
Вообще Вера не была искушенным знатоком в деле заготовки грибов, даже грибником её можно было назвать с большой натяжкой. И потому вдруг появившиеся мысли показались ей необычными и неожиданными, ведь она даже не могла вспомнить, когда последний раз ходила в лес за грибами, наверное, с матерью, во время учебы в Академии.
Под эти странные размышления она вошла в высотное здание бизнес-центра, где на девятнадцатом этаже находился их офис. Её встретили всё те же равнодушные охранники, будто смотрящие сквозь неё, натёртые блестящие полы и тишина холла.
Один из охранников казался Вере особо неприятным: у него был крупный, загнутый к низу нос, упирающийся в короткие стреловидные усики, близко посаженные ястребиные глаза, а на лице застыла угрюмость и обида. Длинный и худой, он смотрелся недовольным на фоне упитанных и жизнерадостных охранников, словно чувствовал себя недооцененным и предназначенным для большего, чем просто стоять в холле и убивать время. «Не сослал ли его кто сюда, – подумала Вера с усмешкой, – в наказание!»
Впрочем, ей было всё равно, хотя и она была неинтересна охране, каждый день пропускающей туда-сюда толпы офисных мышей, разных сотрудников компаний-арендаторов, напичканных, как сельдей в бочке на каждом этаже «Ориона». Эта обстоятельство привело Веру к одной любопытной мысли: люди вообще редко интересны друг другу и неважно, кто они, какое положение занимают. Люди интересны только сами себе.
И всё же, когда она проходила мимо, то соблюдая приличия, коротким кивком здоровалась с ними со всеми, кроме горбоносого. Словно от того, что она его не замечала, высокий и неприятный человек растворялся в воздухе и переставал существовать.
Площадка перед лифтами пустовала. Вера бросила взгляд на большие электронные часы, висевшие сверху, и выяснила, что пришла на полчаса раньше, потому вокруг было тихо и безлюдно. Впрочем, в её случае, раннее появление на работе казалось к лучшему, потому как Иван Андреевич, хоть с виду и выглядел безобидным, но мог доставить кучу неприятностей. Оттого Вере казалось, что лучше быть жаворонком, а не совой. Хотя кто их разберет, этих начальников? Поскольку задержки допоздна тоже приветствовались, то кто в итоге выигрывал офисный спор – жаворонки или совы, понять было невозможно.
Двери лифта мягко открылись, и она вошла внутрь, нажала кнопку своего этажа. Лифт беззвучно понес её к заданной цели. Этот лифт мог бы быть самолетом или ракетой, поднимающимся в небо. Вера явно представила, как железная коробка несётся вверх на угрожающей скорости, срывается с направляющих железных балок и с грохотом пробивает потолок. Вокруг шум, пыль, грязь…
Но она уже в небе, летит над землей и не видит всей глубины бездны, разверзшейся под ней, не чувствует скорости полета, потому что наглухо закрытая кабина лифта не имеет стекол. Если смотреть снизу, то эта маленькая кабина похожа на крохотную точку. Её полет можно принять за полет спутника с живым существом внутри, как когда-то давно запускали в космос собачек Белку и Стрелку.
Эта мысль – сравнение себя с двумя милыми собаками, показалась ей забавной. «Вот дурёха, фантазёрка!» – посмеялась она над собой.
Над дверьми лифта мелькали зелёные электронные цифры, отсчитывающие этажи, плавно и почти неслышно гудел мотор. Здесь, в замкнутом пространстве, скорость подъема совсем не ощущалась, скрытая от пассажиров алюминиевыми панелями и зеркалами. Казалось, что лифт просто стоит на месте без движения и только лёгкое подрагивание стен выдавало напряжение машины, поднимающей кабину к вершине здания.
Вере надо было выйти на девятнадцатом этаже.
«Вот и приехали!» – подумала она, когда на табло загорелась цифра девятнадцать. Но лифт не остановился, а, как будто по инерции, проехал пару этажей вверх и встал на двадцать первом.
«Странно! – мелькнуло в голове у Веры. – Я не вызывала этот этаж. Может, его вызвал кто-то сверху, и он проскочил мой? Но такого еще не было. Странно!»
Помедлив немного, точно занятые посторонними мыслями, двери с тихим шипением отворились и открыли изумленной девушке необычную картину.
Перед нею тропические джунгли с зелеными лианами, бамбуком и папоротником. В лицо бьёт тугой влажный воздух, и Вере кажется, что сейчас она услышат гортанные крики птиц, стенанье обезьян, рык хищников – настолько всё это похоже на явь, как будто она смотрит передачу «В мире животных» или один из фильмов известного канала «National Geographic».
«Что это? – просыпается в ней любопытство. – Кто-то оригинальничает, обустроил офис вроде амазонской сельвы? Ни дать, ни взять, любитель сафари! Сейчас появится некто в пробковом шлеме и с ружьем на плече!»
Но звуки отсутствуют: ни звериные, ни человечьи.
Потом раздается тихая музыка, она звучит так, будто льётся с потолка, увитого толстыми ветвями лиан. Вера узнаёт произведение Кортазара3 «Молчание Бетховена» – она любила творчество мексиканского пианиста.
Негромкие звуки кружат над головой, переливаются из мажорных в минорные, касаются сердца. И Вера слышит в этой музыке шелест осыпающихся увядших листьев, грустное небо, погруженное в осеннюю тишину. Она чувствует печаль меняющегося мира, который не в силах остановить время.
Любопытство, столь присущее людской натуре, толкает её вперед, и она робко, неуверенно, делает шаг из лифта в яркий зеленый мир, различая впереди себя едва заметную стёжку-дорожку, теряющуюся в траве. Будто начерченная по линейке, тропинка имеет повороты под прямым углом как в классически правильном лабиринте, сужающимся к центру.
Она идёт по ней всё дальше и дальше, углубляясь в заросли. В глаза бьёт буйная зелень, и, кажется, что сама атмосфера насыщена зелёным цветом, пронизана разными оттенками: от нежно-салатного, переходящего в цвет умбры, до изумрудного.
Пройдя несколько шагов, Вера с изумлением обнаруживает, что деревья, показавшиеся ей естественными и живыми атрибутами Амазонии, на деле, стоят в больших контейнерах. Контейнеры ей попадаются разные: и те, что она увидела вначале – оплетённые ивовыми прутьями, и другие, похожие на дубовые кадки. Одна такая стояла у Вериной бабушки на даче, и та в ней солила огурцы.
Помимо контейнеров с декоративными деревьями пол оказался уставлен разнообразными кашпо и горшками, из которых произрастали пышные кустарники, кивающие по сторонам головками роз, пионов, тюльпанов и других цветов, названия которых Вере были незнакомы. Она лишний раз подивилась тому, насколько многообразна фантазия цветовой гаммы, сложившейся в голове неизвестного флориста.
Итак, деревья были живыми, но они не росли из пола.
«Я же говорила – оригинал! – констатирует Вера, словно ведя негласный разговор с собою. – Расставил кадки, горшки и думает, что попал в джунгли. Интересно, тут есть кто-нибудь?»
Она проходит вперёд под хрупкие, хрустальные звуки фортепиано. Музыка слышится как приглушенный фон, привносящий драматизм в её таинственное путешествие, похожая на звуковое сопровождение фантастических фильмов вроде «Парка Юрского периода» или «Аватара».
Медленно и осторожно ступая, Вера идёт всё дальше.
По краям дорожки появляются яркие цветы: левкои, орхидеи, каллы. Это буйство декоративных растений, которые не найдешь в настоящих джунглях, ещё раз напоминает ей, что она идет по сказочному лабиринту.
Она делает несколько поворотов под прямым углом, с внутренним напряжением и даже испугом ожидая увидеть кого-нибудь перед собой, но впереди никого – за каждым поворотом пустое пространство, становящееся уже привычным. В некоторых местах разросшиеся лианы преграждают путь, цепко сплетясь на полу длинными ветками, и Вера, высоко поднимая ноги, осторожно перелезает через них.
«Это какой-то бред! Что я здесь делаю? Пора уже в офис!» – в легкой панике думает она.
Время, время. Сколько она здесь? Секунду, минуту, вечность? Вера смотрит на часы – прошло всего пять минут после того, как она вышла из лифта на чужом этаже. В запасе остаётся немного, но любопытство толкает всё дальше: что же там, в конце лабиринта, вдруг он никогда не кончиться? Вдруг он бесконечен и ей суждено до конца жизни бродить среди лиан.
Паника овладевает ею, в глазах темнеет, и она уже хочет броситься напрямик, не разбирая дороги, рвать руками тугие ветки деревьев до тех пор, пока хватит сил, пока не растает надежда на спасение – только бы пробиться к лифту и уехать.
В офисе как будто меркнет и свет. Он делается нестойким, сумеречным, а вместе с ним блекнут краски, затихает музыка. Словно надвигается что-то тяжелое, мрачное, ужасное…
Но за очередным поворотом Вера вдруг видит пустую скамейку и, как ни странно, оглушающая паника, охвативший её ужас, внезапно проходят, будто их никогда и не было. В ушах снова звучит музыка Кортазара, которая, как оказалось, не прекращалась, и снова буйствуют оранжевый, жёлтые, синие краски цветов, кипит зелёная листва. Сгустившийся свет, грозивший перелиться во мрак, немедленно рассеивается и опять становится светло и спокойно, как прежде.
Скамейка, окрашенная в ярко-голубое, на фоне пышной зелени сразу бросается в глаза. Скорее это не скамья, а лавочка, подвешенная на стальных витых пружинах, вставленных в ушки металлических опор. Такие лавочки Вера видела у многих знакомых на дачах. На скамейке разложена мягкая поролоновая основа, сверху нависает козырек от дождя. Обычная дачная лавочка. На ней можно качаться, и Вера не выдерживает, садится, подобрав ноги, принимается раскачиваться.
Лёгкий скрип действует успокаивающе. Кортазар и пружины создают странную музыкальную композицию – нечто фантасмагорическое, нереальное, но ведь она и попала в особенное место.
Ритм движения, как и тогда, когда она вращалась в кресле на рабочем месте, действует на Веру умиротворяюще. Она неожиданно замечает, что зелень, вся окружающая её обстановка, постепенно меняются под действием улучшающегося настроения – всё вокруг делается красивее и радостнее. Зелень лабиринта начинает ярче искриться, сильнее полыхают красные лепестки цветов и даже потолок офиса, ранее белесый, с бугорками электрических плафонов, внезапно голубеет, приобретая перламутровый отлив.
Музыка тоже меняется – вместо печального Кортазара теперь звучит воздушный Моцарт, его сороковая симфония, наполненная утренней свежестью.
«Сейчас покачаюсь немного и вернусь, – сообщает сама себе Вера. – Я ещё успею вернуться!»
Ей здесь нравится. Она не понимает причину этого, но кажется, что офис, созданный кем-то из искусственных джунглей, живёт в унисон с её чувствами. Им можно управлять, с ним можно общаться! Надо лишь настроить себя на позитивную волну.
Она расслаблено думает о том, что самовнушение – сильная штука, а пребывание здесь можно рассматривать как прекрасный отдых, самонастройку психики. И Вере не хочется уходить, спускаться вниз, к коллегам, многие из которых ей совсем не рады.
Но вот сквозь приглушенный звук музыки и скрип пружин до неё доносится непонятный шум, ей кажется, что кто-то идёт по лабиринту и направляется прямо к ней. Она не боится, потому что ждёт этого – рано или поздно кто-то должен был объявиться. «Наконец, – думает она, – сейчас мы узнаем, чья это оранжерея».
Вера прекращает качаться, прислушивается.
Звук шагов приближается, он всё ближе и ближе. И вот появляется человек, длинный, неприветливый охранник с первого этажа бизнес-центра. Она видела его утром – этого горбоносого, никогда не замечавшего её, глядевшего так, словно она пустое место или прозрачное стекло только что протертое стеклоочистителем.
– Здесь нельзя находиться, – строго сообщает неприятный субъект грубым голосом. – Это чужая собственность!
«Вот так, всё просто? – с долей разочарования думает Вера. – Чужая собственность и всё? Конец сказки?»
– Хорошо, я уже ухожу, – бросает она, поднимаясь с лавочки. – А чьё это? Что за место?
Охранник мнётся. Вероятно, он не знает ответ на этот вопрос, а может, ему запрещено открывать чей-то секрет. Его лицо не обременено интеллектом, оно простое и ясное, каким бывает у детей, и мысли на нем читались, так же как у детей.
Сейчас он скажет что-то неприятное, невежливое, должен сказать, это ясно! Хамское слово вот-вот может сорваться с его языка, и Вера видит, как из глубины мозга рождается, наплывает на лицо горбоносого эта очевидная грубость. Крохотные чёрные усики под длинным хрящеватым носом зло дергаются, отчего лицо сразу утрачивает свою детскость.
– Пройдемте! – тоном бывшего милицейского работника повторяет он, так и не ответив на её вопрос.
С ним нет смысла спорить, это ни к чему – ей точно пора уходить. Она встаёт и идет за ним, шурша невысокой травой под ногами. Едва дойдя до поворота, Вера неожиданно для себя оглядывается и смотрит на голубую лавочку, на которой сидела минуту назад. Это место притягивало магнитом таинственности, словно находилось в заколдованном сказочном лесу. Ей выпал шанс оказаться тут, но, к сожаленью, шанс уже упущен. Теперь она ничего не узнает. Никогда!
Лавочка продолжает качаться, но уже не так сильно скрипит, сокращается амплитуда размаха, колебания медленно угасают. Они идут до дверей лифта, входят и Вера благополучно спускается на свой этаж, а охранник, не говоря ни слова, отправляется дальше вниз.
«Что же это было? – думает в смятении Вера, – глюки, передоз? Если бы я кололась или курила травку, но нет же! Глупости! Как теперь рассказать Ирке, ведь ни за что не поверит?»
Когда ближе к обеду девушки вышли в перерыв на улицу, на перекур, Вера всё еще спрашивала себя: рассказать ли подруге о странной утренней прогулке или нет? Наверное, не стоит. Густые джунгли в офисе, лианы, голубые дачные качели и минорная музыка Кортазара. Кто бы мог такое устроить? Да и зачем?
Еще этот горбоносый. Откуда он? Обычный охранник или что-то другое? Может он замаскированный страж, наподобие мифологического многоглазого Аргуса? Только глаза у него – это система видеонаблюдения, фиксирующая любое движение в подконтрольном пространстве. Именно так он узнал, что Вера гуляет по лабиринту.
Вроде простой охранник, а сколько в нем брутального, несмотря заурядную физиономию. Он заинтриговал её и теперь, проходя через холл на улицу, она невольно кидала на него любопытные взгляды.
Что же там было, на двадцать первом этаже? Любопытно! Загадочное путешествие по офисному лабиринту мучило Веру неразрешенными вопросами, не вылетало из головы. Поймав момент, когда Курасов сидел один и пролистывал рекламный буклет военных вооружений, она подошла и спросила:
– Петь, ты случайно не знаешь, какой отдел или Департамент у нас на двадцать первом этаже?
– Нет. А чего тебе там?
– Да так, хочу найти одну девчонку.
Пётр задумался.
– Там тоже должна быть наша фирма. Ты же знаешь – мы арендуем с восемнадцатого по двадцать пятый этажи. А вообще, погоди… – он взял стопку листиков, лежащих на столе и оказавшихся телефонным справочником компании, разбитым по подразделениям и этажам. – Так, сейчас посмотрим. Вот двадцать первый этаж, – Пётр замолк, скользя глазами по списку. – Здесь пару отделов бухгалтерии и юристы. Хотя… Странно!
Молодой человек оторвался от бумаг и метнул в сторону Веры взгляд быстрых чёрных глаз.
– Насколько я знаю, юристы сидят на двадцатом. Очень странно. Наверное, опечатка, или сидели сначала на двадцать первом, а потом переехали, а списки забыли исправить. Да в чём проблема? Поднимись туда и спроси! Окей?
– Окей! – машинально подтвердила Вера.
Рассказать обо всем этом очень хотелось, и Веру просто распирало от желания поделиться неожиданно возникшим секретом. Однако Ира её опередила.
– Ты чего такая хмурая? – осведомилась она, затягиваясь сигаретой и не выждав ответа, продолжила: – Я переспала с Лёхой.
Дождь, шедший утром, уже прекратился. Лёгкие капли изредка падали с бетонного козырька, нависшего над входом, и порывы ветра своевольно меняли их траекторию. Одна из таких неуправляемых дождинок попала Ире за ворот, и та нервно передернула плечами.
– Ясно! – без интереса произнесла Вера, которую гложили другие мысли. – Что теперь?
– Короче, как я и говорила, скажу, что залетела. Пусть только пройдет пару недель, а то не поверит. Но это так, производственный момент. Прикинь, я взяла у него ключ от верхнего этажа, от пентхауса…
– Зачем, вдруг он начнёт искать?
– Есть дубликат. И потом, я ненадолго – скоро верну.
– Нафига тебе этот ключ?
– Ты что не помнишь, о чём мы говорили в баре?
– Нет! – честно призналась Вера, у которой события того вечера наслоились, словно кучевые облака перед грозой.
– Короче, мы в баре говорили, что интересно было бы подняться и посмотреть, чем там занимается наш Бульдог. Прикинь, если у него там гарем? Наведаемся в гости! Сечёшь фишку?
– Серьёзно?
– Точно, Верусик! Ну и память у тебя, дырявая, хотя рано ещё до склероза!
– Брось, Ирка! Наш Главный любого перегрызет, если заловит, и я как-то не хочу попадаться ему на глаза.
– Забей, подруга! Я знаю, что на обед он уезжает в ресторан на Пречистенке и его не будет в офисе. А обедает он пару часов, так что нам хватит. Мы только на минутку поднимемся и всё. Ну, Верусик, скучно же сидеть просто так! – Ирина схватила её за руку, умоляюще заглядывая в глаза. – Прокатимся со мной! Одна я стремаюсь.
– Нет, ты сошла с ума! Там могут быть охранники и нас быстро спалят. Что мы скажем, если нас поймают? Ошиблись этажами?
– Естественно! Нажали не ту кнопку, и нас занесло наверх. Мы же не нарочно!
– Ну, и дуреха! – не выдержала Вера. – А как же ключ, который ты взяла у Лёшки – без него не попадешь. Нас сразу расколют.
Ира задумалась на какое-то мгновение.
– Да ты права, там посторонних быть не должно…
– Ага! – с сомнением протянула Вера, которой затея подруги сразу не понравилась.
В это время неподалеку от них высокие металлические ворота, скрывающие таинственное чрево подвала-гаража, медленно поползли вверх и из глубин бизнес-центра тронулся чёрный «Мерседес».
– О, глянь! – заметила Ирина. – Я ж тебе говорила, что Бульдог уезжает на обед. По нему можно часы проверять – уже двенадцать.
Мимо них, почти бесшумно проехал большой автомобиль, за сильно тонированными стеклами которого, нельзя было рассмотреть пассажиров. Однако самый Главный приспустил стекло, и девушки отчетливо увидела его бульдожье лицо – он курил, выпуская белый дым на улицу.
– Да богатым быть хорошо! – с завистью отметила Верина подруга. – На обеды тебя возят, в ресторанах не смотришь на цены. Ну что, прокатимся наверх? Прямо сейчас!
Вера не испытывала никакого желания пускаться в сомнительные проделки, ведь за них могли преспокойно уволить с работы. Но бросить подругу? Ирка могла влипнуть в нехорошую историю, из которой потом не выбраться, во всяком случае, без посторонней помощи. Она ведь такая, бедовая!
Некоторые люди похожи на мошек, бьющихся в стекло. Их зовет пространство за окном, свобода и не стеснённость движений. Но что они будут делать на воле, как жить, когда освободятся? Куда полетят? Мошки не знают этого. Их желания не оформлены в конкретные мысли и поступки, до конца непонятны. А потому, получив эту самую свободу, они быстро теряются в гуще жизни и бесследно пропадают.
Вера боялась, что её подруга из таких мошек, которые бьются в стекло от скуки.
– Ладно! – нехотя обронила она. – Считай, уговорила!
Потушив окурки, они вернулись в холл здания. Там, с хитрым видом, Ира взяла Веру за руку и отвела в сторону.
– Погоди! – заметила она. – Дождёмся, когда народа не будет.
Однако народ всё подходил и подходил: кто-то возвращался с обеда, кто-то, наоборот, шёл, чтобы претворить в жизнь известную офисную премудрость о том, что жизнь – это борьба: до обеда с голодом, после обеда со сном.
У компаний, арендовавших здесь помещения, не было чёткого графика для перерыва.
– Блин, когда же они рассосутся? – подосадовала Ира.
От нечего делать Вера озиралась вокруг. Холл бизнес-центра был стандартным и ничем не отличался от таких же холлов других офисных зданий. В центре находилась круглая стойка, так называемый, ресепшен, за которой сидело несколько сотрудников от владельца здания и выписывали пропуска на все этажи. Две девицы и молодой человек с бейджиком на груди весело переговаривались о чем-то своем.
Кроме них в холле маячило два охранника, в одном из которых она узнала Горбоносого, решительно удалившего её сегодня утром с загадочного этажа. Охранник стоял в профиль, выставив вперед свой длинный орлиный нос, и не обращал на неё никакого внимания, будто несколько часов назад они не встречались и не разговаривали.
«Что же там все-таки было? – раздумывала Вера. – Подойти, спросить? Нет, он не скажет, бесполезно! Тупые люди обычно выслуживаются перед хозяевами. Конечно, раз не блещут умом, значит, приходится брать чем-то другим».
Тут Вера почувствовал, как Ирина тянет её за руку.
– Всё пойдем, пока никого нет, – позвала она, и Вера вслед за подругой проскользнула в металлическое нутро лифта.
Едва двери закрылись, как Ира нажала на кнопку двадцать четвертого этажа и подъемный механизм тронулся, но девушка тут же остановила его, нажав «Стоп». Она вытащила из кармана джинсов маленький ключ и вставила в замочное отверстие.
– Теперь покатили! – озорно блеснули её глаза, и она снова нажала кнопку двадцать четвертого этажа.
Лифт начал подъём. Тут же зазвучала композиция Кортазара «Молчание Бетховена», которую Вера сегодня слышала второй раз. Она невольно напряглась и слегка побледнела.
Ей показалось, что они вновь остановятся на том самом этаже, где росли дикие джунгли в аккуратных контейнерах, они вновь окажутся там, перед голубыми качелями, только уже вдвоем с подругой. Вера почувствовала, что у неё нет желания показывать Ире это место, точно оно хранило некую тайну души, кусочки фантазии, которой ей не хотелось ни с кем делиться.
– Ты чего стремаешься? – заметив её состояние, осведомилась Ира, которую предстоящее приключение только веселило. – Не парься, прорвемся!
Вера молчала, а фортепиано Кортазара продолжала приглушенно звучать, мучительно действуя на нервы и, чем спокойнее играла музыка, тем больше росла тревога в её душе.
Вот они проехали свой этаж. Вот поднялись выше того места, где утром разгуливала Вера. Приближался двадцать четвертый и обе девушки ждали его с невольным замиранием сердца – проедут ли они выше или лифт остановится.
Лифт не остановился.
Замедляя скорость, он поднялся выше, на двадцать пятый этаж и там замер. Музыка прекратилась, двери медленно начали движение в стороны, постепенно увеличивая просвет. Подруги напряженно стояли и ждали, пока они разъедутся полностью.
Когда же тяжелые дверцы наконец открылись, перед ними предстал огромный белый зал, пустой и гулкий, без намека на мебель. По краям этого зала потолок подпирали белые квадратные колонны, под ногами лежал ламинированный пол светло-орехового цвета. И всё, больше ничего.
Сквозь большие – от потолка до пола прозрачные окна – всё помещение простреливали насквозь потоки солнечного света, отражаясь бликами на хорошо натёртом полу.
Удивленные и озадаченные они вышли из лифта в пустоту огромного помещения.
– Что за хрень? – спросила Ира. – Куда всех волной смыло? Ни охраны, ни мебели.
Не менее чем подруга была удивлена и Вера. У неё даже мелькнуло дикое предположение, что пока они ждали внизу, пока поднимались вверх в лифте, всё успели вывезти: кожаные кресла и диваны, огромный стол, сейф, компьютер. Что там еще бывает у таких высоких менеджеров? Вера не очень ясно себе представляла.
Но зачем? Кому надо? Так же, как и утром, она была удивлена, не находя ответа на свои вопросы.
Вера привыкла, что во время работы в компании вся её жизнь, была четко регламентированной и понятной. Бывшие военные в «Россервисе» установили простые армейские правила офисного поведения: любой шаг, инициатива, должны получить одобрение у руководства, опаздывать нельзя больше, чем на двадцать минут, задерживаться на работе можно только до восьми вечера. Было ещё несколько мелких, но необременительных установок.
Эти правила, как правила любой игры, при желании легко можно было нарушить, нужно лишь было знать рамки дозволенного, и знающие сотрудники пользовались этим. Но сейчас, здесь, в пустом офисе, Вера была серьезно озадачена, можно сказать, находилась в тупике.
Ира прошлась по офису, её голос отдавал эхом, оттеняя пустоту зала.
– Зашибись, вот тебе и пентхаус! Где же тогда сидит Бульдог?
– Ирка, какое нам дело! Давай отсюда валить по-быстрому, мы же не знаем для чего это помещение. Здесь могут быть камеры наблюдения: нас быстро вычислят и выгонят.
– Ты хоть фантазерка, но еще и трусиха. Погоди, свалить успеем! Мне кажется, здесь что-то должно быть.
Подойдя к одному из столбов, Ира постучала по нему сжатым кулачком. Бетонный столб не издал ни звука, подтверждая свою монолитность. Тогда Ирина обошла остальные столбы, постукивая по их бокам, и получила тот же результат. У неё был вид обманутого ребенка.
– Вот засада! Ничего! – с сожалением в голосе подытожила она.
– Ир, ну пора, пойдем, перерыв заканчивается.
Ирина с сожалением окинула пустой офис взглядом и направилась к лифту. Вера пошла следом, но вдруг увидела, как двери лифта с легким шипением начали закрываться. «Зашипели, как кошки», – со смешком подумала Вера, до конца не понимая, что закрывшиеся двери отрезают их от внешнего мира, и что они окажутся в западне.
– Блин! – Ира подбежала, кулаком ударила со всей силы по закрывшейся двери, но та, естественно, не подумала открываться.
Тогда Ирина принялась с остервенением нажимать на кнопку вызова, но кнопка только покраснела, словно возмущаясь от такой наглости и никакого движения дверей не вызвала. Наоборот, стало слышно, как внутри бетонного короба заурчал мотор, перенося кабину лифта на другой этаж.
– Ну чего ты жмёшь! – произнесла с досадой, подошедшая следом за подругой Вера. – Поздно пить боржоми, когда почки отвалились! Видишь под кнопкой замок для ключа. Давай вставляй, сейчас вернем его назад.
– Не могу!
Вера с удивлением посмотрела на испуганную подругу, на её округлившиеся глаза.
– Ты что, ключ оставила в кабинке?
– Да, забыла, забыла, как дура! Что же делать? Прости меня, Верусик!..
Она выглядела обескураженной, и от прошлого веселого задора шаловливой девчонки не осталось и следа.
– Погоди! – обронила Вера, слыша звуки из лифтового колодца. – Кажется, он возвращается.
Теперь уже и Ира услышала приближающейся шорох кабины. Они отошли от дверей подальше и замерли в ожидании. Что же сейчас будет, кто появится? Главный с охраной, полиция или Алексей, обнаруживший пропажу?
Начав свой день, как и все – с просмотра электронной почты, Алексей не сразу обнаружил исчезновение заветного ключа от верхнего этажа. Его переполняли воспоминания о прошедшей ночи, об Ире.
Как у них все лихо закрутилось, как в женском романе – стремительно, легко и безумно! Страсть была, как будто, обоюдной и все же некий осадок в душе остался. Алексей не мог понять, почему он понравился девушке, ведь они только познакомились и толком не узнали друг друга. Чем он её привлек – внешностью, умом, положением? Неужели он производит такое неотразимое впечатление?
Обычно первые встречные девушки не бросались ему на шею. По крайней мере, так было раньше. Конечно, в глубине души он хотел бы быть популярным – это желание многих молодых людей, и он, Алексей, не являлся исключением. Иногда он представлял себя таким, фантазировал, но реальность обычно далека от мечтаний. В реальности он был всего лишь офисным клерком, со средним доходом, с заурядной внешностью.
Что же такого Ира нашла в нем?
Первую половину рабочего дня он усиленно размышлял о своих отношениях с этой девушкой, так внезапно возникших и вдруг переросших в новое качество. Его взгляд отвлеченно скользил по бумагам, экрану компьютера, не пытаясь концентрироваться в одном месте. Работа сегодня не привлекала. Какая уж тут работа, если мысли заняты другим!
Потом он случайно обнаружил пропажу ключа – ему понадобились деньги, и он решил снять их в банкомате, стоявшем на первом этаже в холле. Он полез в карман пиджака, где лежали банковские карточки, несколько визиток, тот самый ключ и, нащупывая пластиковую карточку, вдруг почувствовал, что чего-то не хватает, чего-то привычного, того, что пальцы помнили сами собой.
Не хватало ключа, маленького ключика от офиса на самом верхнем этаже, куда он иногда поднимался с документами. Алексей подумал, что случайно положил его в другой карман и принялся проверять, но ключа не было и там. Тогда он перерыл весь портфель, проверил карманы брюк, посмотрел в ящиках стола и всё безуспешно – ключ пропал бесследно.
Куда же он делся? Разве что выронил где-нибудь?
Его кинуло в жар, он включил вентилятор, и большие лопасти завращались с ускорением. Мощный поток воздуха устремился в лицо, с силой дергая листки бумаги, прижатые папками к столу, и создавая иллюзию прохлады.
Листы шуршали, хлопали по краю стола, будто аплодировали вентилятору за его усилия, но работа вентилятора была бесполезной, прохлады не было. Был только тёплый поток воздуха, упиравшийся в грудь Алексею, в его лицо, поток, который никуда не мог увлечь за собой. Воздух не мог поднять его и понести как былинку к другой неведомой жизни или поддержать, словно вожака лебединой стаи, стремящегося на юг к новым землям. Эти задачи были вентилятору не под силу.
Струи искусственного ветра не смогли совершить и то малое, на что он надеялся – погасить внутренний жар, ощущаемый телом. Щёки его горели, словно их кто-то отхлестал в припадке неудержимой ярости, а лоб покрылся испариной.
Сложилась неприятная ситуация. Хотя у него и имелся дубликат ключа, о потере следовало немедленно сообщить в службу безопасности, а уж тем придется доложить наверх, по цепочке. Кто знает, какие последствия вызовет его доклад?
Во всяком случае, и ему было известно это абсолютно точно, его, Алексея, по головке не погладят. Обычно разбирательства такого рода происходят быстро и болезненно, ведь все руководители – от начальника отдела до Главного, как бывшие военные, все помешаны на секретности.
Нет, ключ надо найти! Он продолжал размышлять дальше. Потерять ключ он не мог, такие вещи не теряют. Если только… Это могла быть Ира. Зачем ей ключ, для чего – он не представлял, но его новая девушка реально могла это сделать.
Ни минуты немедля, он поднял трубку и набрал её внутренний номер. Раздался длинный гудок – Ирина не отвечала. Тогда он набрал номер Веры – может та знала, где подруга? Но и Вера не отвечала.
«Странно! Куда они пропали? – в растерянности подумал Лёша. – Сходить к ним что ли?»
Он сидел на восемнадцатом этаже, а девушки этажом выше. Конечно, была возможность встретиться на кофе-брейке ближе к концу дня и спросить о ключе, но он чувствовал, что мысли о пропаже не дадут сегодня спокойно работать.
«Зачем ей ключ? – гадал Алексей, отправившись на девятнадцатый этаж. – Она же не знает для чего он. Вот дурко и почему такая любопытная? Любопытной Варваре, как известно, нос оторвали!»
Занятый неприятными мыслями, выйдя из лифта, он неожиданно наткнулся на Курасова.
– Где Варвара? – машинально спросил Алексей.
– Варвара? Какая? У нас таких нет.
– Это я так, – смутился он, – забей! Не видел Иру или Веру?
– Нет, с обеда еще не вернулись. А что, нужны? Прокатись вниз, на первый этаж, они могут курить. А то смотри, скоро прикатят назад. Так тебе понравилось в «Десятке»?
– Нормал! – ответил Алексей, которому больше понравилось продолжение, то, что произошло у него с Ирой после спортбара. – Лады, раз их нет, подойду позже.
– Пока! – снисходительно попрощался с ним Пётр и пошёл по своим делам.
Сказать по правде, Алексею не нравилось общение с этим парнем. Он не любил, когда скороспелые знакомые, с которыми провел всего несколько часов вместе, набивались в близкие приятели. На самом деле их ничего не связывало: ни интересы, ни хобби, ни привычки.
К тому же, Алексей считал себя выше по положению таких, как Курасов. Тот занимал должность всего-навсего заместителя, а Алексей, хотя и был на ступень пониже, оказался посвящённым, потому что обладал некой тайной, связанной с пропавшим ключом.
Он в задумчивости вошёл в лифт.
Когда-то, в самом начале карьеры в «Россервисе», один из менеджеров высшего звена пригласил его в кабинет и там наедине вручил этот важный ключ, попутно объяснив обязанности. Они были несложными: Алексею надлежало, подниматься наверх и передавать там документы. От кого, кому, что в них – было неизвестно. Просто в определенное время, чаще всего после обеда, на его офисном столе оказывался большой запечатанный конверт формата А4, который и следовало передавать, поднявшись на двадцать пятый этаж, отсутствующий в общем перечне этажей бизнес-центра.
Люди, играющие роль курьеров, приходили разные, обычно среднего возраста от тридцати до сорока лет. Все они были одеты в чёрные костюмы, которые дополняла белая рубашка и чёрный галстук. Лица их выглядели совершенно безликими, плоскими, какими-то стёртыми, похожими на лицо агента Смита, сошедшего с экрана фильма «Матрица». Курьеры передавали или забирали документы, молча кивали и уходили. Никаких улыбок, рукопожатий, дежурных вежливых слов.
Что было в тех в пакетах, Алексей не знал. Он только предполагал, что там могла быть разведывательная информация, а его привлекли спецслужбы для выполнения заданий Родины. Там могли быть зашифрованные сведения, переправляемые через него, Алексея, для нужд военной промышленности. Например, украденные на Западе военные секреты. Да мало ли чего ценного могло быть в пакетах, доверенных ему!
Сейчас же этот загадочный процесс передачи оказался под угрозой.
И всё же куда делся ключ? От неприятных мыслей ему стало совсем скверно и захотелось провалиться подпол, сбежать из офиса, из самого здания бизнес-центра, и оказаться далеко-далеко, где его никто не достанет.
Он нажал кнопку своего восемнадцатого этажа, ожидая, что лифт начнет опускаться вниз, но тот вдруг начал движение наверх.
«Неужели узнали? – запаниковал Алексей, представив, что лифт, сию минуту, доставит его на двадцать пятый этаж и там его встретят мрачные дядьки в чёрных костюмах с непроницаемыми лицами. – Как они так быстро вычислили? Наверное, в ключе микрочип».
Однако лифт не поехал на тот этаж, о котором с трепетом в душе он подумал и которого так боялся. Кабина подъемника остановилась на двадцать первом этаже и медленно втянула в себя двери, открывая взгляду вход в пещеру.
Не понимая в чем дело, Алексей осторожно выглянул наружу.
Он увидел высокий грот, увитый диким виноградом из-под которого проглядывали бесформенные камни; широкий вход нырял в темноту. Вглубь пещеры вела песчаная дорожка, усыпанная белёсым, морским песком. Она мягко освещалась невидимым глазу источником света, похожим на солнечный – рассеянным, неярким, падающим сверху через отверстия в камнях.
«Это что такое? – удивился он. – Декорировали офис под пещеру? Оригиналы!»
Он вышел из лифта и осторожно постучал кулаком по стенке грота, ожидая услышать глухой стук фанеры, но камень отдавал монолитным гулом, будто, действительно был настоящим, природным. Он пожал плечами. Подумав, что по песку удобней идти босиком, он снял туфли и носки, взяв их в руку, медленно побрёл вперёд. Песок был сыпучим, бархатным, приятно холодил ступни.
Что же делать, идти дальше или вернуться в лифт? Он не знал.
С одной стороны, нужно найти Иру, отобрать у неё ключ, пока девушка не влезла в крупные неприятности, а с другой… Проход в внутрь пещеры терялся за поворотом, и оттуда, из непознанной глубины доносилась едва различимый шум, тянуло влажной солёной прохладой. Алексей прислушался и то, что он услышал, напомнило шум моря, когда морской прибой, играется волнами, разбуженными ветром.
«Откуда здесь море? – удивляется он. – Почудится же! Вроде не принимал с утра!»
Но невесть откуда взявшийся ветер доносит запах морской соли, йода, водорослей. Сам не зная почему, Алексей отправляется по дорожке, утопая ступнями в рыхлом песке, но не оставляя позади следов. Это странное свойство песка настораживает, и он на какое-то мгновение останавливается в неуверенности, оглядывается на разверстую кабину лифта, ещё видную и не скрывшуюся за изгибом пещеры. Но потом любопытство пересиливает, и он идет дальше.
Песчаная тропа не теряется в темноте, она освещается всё таким же, мягким приглушенным светом и, чем дальше он идёт, тем больше понимает, что дорожка, лежащая перед ним – прямая как рельс, без изгибов и деформаций, а повороты она делает под прямым углом. Причем отрезки дороги до следующего поворота, становятся всё короче и короче.
Это лабиринт, сходящийся к центру, вот, что приходит ему на ум. Лабиринт, который должен чем-то закончиться, или привести в бесконечность. Любопытство подталкивает его вперёд, ведь если кто-то в офисе на двадцать первом этаже выстроил подобие пещеры с подземными ходами, то Алексею чертовски хочется познакомиться с автором.
По его подсчетам, он должен уже достичь центра, но его как такового нет, только тропинка без конца. Это вызывает досаду. Он продолжает двигаться вглубь таинственного лабиринта, но уже без особого желания как прежде и не с таким любопытством. Нельзя сказать, что ходьба сильно обременяет и утомляет, однако бесцельное блуждание вдоль глухих каменных стен отнимает время так нужное именно сейчас.
К тому же возрастает тревога – что если он заблудился и не выйдет к лифту? Что будет тогда с ним, с его девушкой Ирой? Кто вытащит её из беды, куда она непременно, он в это был уверен, попадет из-за истории с ключом?
«Спелеолог хренов! – молодой человек рассерженно отправляет ругательства в адрес создателя лабиринта. – Наверняка, какой-нибудь эксцентричный олигарх».
Однако он, несмотря на свое недовольство, продолжает идти, словно что-то подталкивает в спину. Что это или кто – нет возможности понять, но есть вероятность, что сама судьба даёт шанс изменить привычную жизнь. Алексей пока не задумывается о таких глобальных вещах, он просто идет по тропинке, надеясь пройти её до конца.
Однако, чем дальше он идёт, тем сильнее беспокоят панические мысли, которые появляются одна за другой с пугающей частотой. Ему кажется, что он никогда не выберется из каменных сетей на волю, что он здесь навечно, что скоро выбьется из сил и умрет на холодном песке.
Его ноги слабеют, дыхание сбивается и пройдя по инерции до следующего поворота, он опускается на песок, в отчаянии прислоняется спиной к каменной стене и подносит руки к голове. Тот жар, который охватил его в офисе, когда он обнаружил кражу ключа, вновь запалил его: щеки запылали, голова горела как в огне. «Вот попал! Только без паники!»
Ему припоминаются разные способы освобождения из плена лабиринта, о которых он когда-то читал: от легендарной нити Ариадны до других, менее известных. Например, можно разбрасывать по ходу следования какие-то вещи, вроде веток деревьев, одежды, можно чертить мелком или углем по стене…
Однако ни нитей, ни веревок, ни зёрен и других тому подобных предметов у него под рукой нет. Остаётся только один реальный способ в его положении – двигаться по лабиринту, касаясь одной из его стен левой или правой рукой. Секрет заключается в том, что руку нельзя отрывать от стены ни в коем случае. Даже если дорога приводила в тупик, что, на самом деле, явление временное – главное не отрывать руки от стены.
Найденное решение словно вливает в его жилы бодрящий допинг, вызывает прилив жизненных сил, и он заставляет себя подняться. Прижимая правую руку к шершавым холодным камням, Алексей вновь идёт вдоль стенки. Ступни всё так же проваливаются в песок, ощущают влагу земли, только приятный холод уже не бодрит. Он двигается неуверенно и вяло, как разочарованный человек, ведь таким людям некуда спешить – их никто не ждёт, и потому у них нет цели.
Шум моря усиливается, он всё ближе, и вдруг яркий свет из отверстия в стене, прорубленного во весь рост, ослепляет глаза после полумрака лабиринта. А потом он видит небольшой пустынный кусок пляжа.
Сильное, горячее солнце обжигает кожу. Недалеко от набегающих на берег волн стоит шезлонг, в который, сняв галстук и расстегнув ворот рубашки, опускается Алексей. Он аккуратно ставит рядом туфли, голые ноги опускает на горячий песок, но не настолько горячий, чтобы было больно ступням. Наоборот, жар действует умиротворяюще, приятно успокаивает.
«Что за дела? Откуда тут море? Да и не море, а, пожалуй, целый океан!» – задается он вопросом, но мысли текут лениво и расслабленно, разморенные жарким теплом южного солнца. На самом деле ему не хочется об этом думать. Откуда море, зачем оно? Не его дело искать ответы! Главное, что море есть и он тут, развалился в шезлонге, релаксирует, глядя в морскую даль.
Шум волн действует усыпляюще, хочется прикрыть глаза и забыться лёгким сном, наполняя грудь воздухом морского бриза. Звонко кричат чайки, падая на пенистые гребешки волн и вылавливая мелкую рыбёшку. Перед ним, будто в театре, торжественным строем дефилирует несколько белоснежных яхт, совершая почти балетные пируэты в морской воде. Он замечает на них человеческие фигурки, ловко управлявшие парусами. Яхтсмены, все как один, в оранжевых спасательных жилетах.
Напряжение отпускает его.
Он вытягивает правую ногу и шарит кончиками пальцев в песке в том месте, где, как ему кажется должно что-то быть. Сразу обнаруживается пара металлических банок с пивом. Непонятно, кто закопал их здесь, но Алексей не задается вопросами – главное, что он захотел и пожалуйста, пиво появилось. Пусть его принёс хоть ветер или хотя бы волшебный джин – для него не важно!
С громким чмоканьем открыв одну из банок, он жадно присасывается, глотая холодную горьковатую жидкость, которая как нельзя лучше утоляет жажду, а потом удовлетворенно откидывается на спинку шезлонга. Жизнь отсюда выглядит прекрасной, и он совершенно забывает о всех треволнениях, связанных с ключом, с Ириной, с офисом. Прекрасная жизнь вызывает прекрасные мысли.
«Интересно эти яхты дорого стоят? – в ленивой истоме думает он. – Вот бы такую!»
Белоснежные паруса над головой, полёт на крутых волнах вверх и падение вниз, пронзительные крики чаек и лицо в соленых брызгах – эти образы зримо возникают в голове, создавая приятное настроение. Ему кажется, что морские фантазии, которые возникли из ниоткуда, только от одного вида бескрайнего моря, на самом деле, легко осуществимы и стоит только пожелать, как они исполнятся безо всякого труда.
И всё же, те, другие мысли, до конца его не отпускают: почему он, Алексей, сидит здесь, на пляже, кто привел его сюда и зачем? И что это как не уход от реальности через лабиринт желаний? Ведь о море он часто мечтал, хотел попасть сюда, чтобы вот так, бездумно и расслабленно лежать в шезлонге, попивая пиво.
Так он лежит и размышляет, пока хоровод запутанных мыслей не прерывается коротким осторожным покашливанием – кто-то находится рядом и подаёт знак присутствия. Ему кажется, что это девушка.
Алексей с любопытством открывает глаза, глядит налево. Рядом стоит длинноногая в короткой юбке девушка с бейджиком на груди, и он узнаёт её. Это Настя с первого этажа – девушка на ресепшене, которая каждое утро встречает его приветливой улыбкой. Возможно, он ей нравится, и она хочет познакомиться, завязать отношения. Алексей всегда улыбался ей в ответ.
Сейчас она, улыбаясь хорошей, ясной улыбкой и обозначая ямочки на щеках, говорит, обращаясь на «ты», хотя они и не знакомы:
– Алексей, пойдём, тебе пора!
Голос её звучит мелодично, как журчанье лесного ручейка.
– Ты знаешь, как меня зовут? – он удивляется.
– Твои паспортные данные, как и других сотрудников, у нас забиты в компьютере. Вот откуда знаю.
– А нельзя здесь еще поторчать… немного?
– Нет, тебе пора! – заявляет она строго и улыбку смывает с её лица так же легко, как смывает волна рисунок на песке.
– Пора, так пора!
Он надевает обувь, встаёт с шезлонга и с неохотой отправляется следом за Настей.
Ему жалко, что всё закончилось, что он получил и тут же использовал как случайный подарок этот пляж, нагретый солнцем, матерчатый шезлонг, банки пива. На берегу моря, созерцая дефилирующие мимо яхты и оранжево-жилетных яхтсменов, он казался настоящим хозяином себе самому, вольным делать всё, что заблагорассудиться, любое чудачество, какое угодно безумство. Здесь некому было его осуждать, впрочем, как и хвалить, не перед кем оправдываться или объяснятся.
И вот теперь он сожалеет не только о том, что всё закончилось, ведь рано или поздно всё заканчивается, он сожалеет, что это случилось слишком быстро. Словно бесшабашный ветер пробежал по гребешкам волн, растревожил их и умчался дальше. Такой же неспокойной осталась и его душа, с которой он оставлял непонятный пляж офисного лабиринта. Непонятный или непонятый им?
Обратный путь кажется ему намного короче, словно они не шли, а только повернули за угол лабиринта и вот он – лифт.
Внутри кабины Настя сама нажимает кнопки: девятнадцатый для Алексея и первый для себя. Девушка продолжает хранить серьезный вид, и невольно поглядев наверх, туда, где возле самого потолка едва виднеется черный глазок видеокамеры, Алексей берётся рукой за металлический поручень. На лице его тоже застывает скучающая мина.
Добравшийся до двадцать пятого этажа лифт замер, и дверцы начали туго, как в замедленной съемке, отползать в стороны. В ожидании чего-то жуткого и страшного, Ира, будто клещ вцепилась в Верин локоть и подалась назад.
– Пусти, ты больно делаешь! – процедила Вера сквозь зубы, выдергивая руку из цепкого хвата подруги.
В это время из лифта с деловым видом появился мужчина среднего возраста в строгом чёрном костюме. Обнаружив вместо Алексея, своего привычного контрагента, незнакомых девиц, он не подал виду, а только спросил бесцветным голосом:
– А где молодой человек?
– Он… – Ирина выдвинулась вперед, внимательно разглядывая курьера, – он заболел, нас вместо него отправили.
Привычная наглая уверенность возвращалась к ней, она сделал ещё шаг вперед, будто была здесь главной.
– Окей! Тогда вот пакет. Распишитесь.
Мужчина был лаконичен. Ира взяла бумажку, расписалась, получила запечатанный конверт.
– Кстати, не вы забыли ключ в лифте?
На его широкой ладони лежал тот самый ключ Алексея, который Ирка оставила в замке кабины.
– Да, да, это наш! – с облегчением пролепетала она и так быстро схватила заветный ключик, что едва не поцарапала длинными наманикюренными ногтями кожу на ладони курьера.
Но тот, не обращая внимания на её странное поведение, повернулся, демонстрируя прекрасное спортивное тело под костюмом, и пошёл обратно к кабинке распахнутого лифта. Вера хотела было спросить, кому передать бумаги и от кого они, но в последнюю секунду прикусила язык: она бы выдала себя с головой.
Лифт уехал.
– Прикинь, подруга, теперь мы внедрились в мафию, – весело сообщила Ира, к которой вернулось озорное настроение. – Как в полицейских сериалах у америкосов.
– Ага, только у нас не Америка, – мрачно вставила Вера. – Что теперь с пакетом будем делать?
– А вдруг там бабки? Доллары, евро… Кстати, могут быть и облигации на предъявителя или векселя. Я читала об этом! Разбогатеем, бросим эту работу к чертям собачим, поедем за бугор и будем оттягиваться, ловить кайф на пляжах Доминиканы.
– Ты с ума сошла, Ирка!
– Не дурней тебя, Верусик! Давай посмотрим, что внутри!
– Перестань, ты что! Мы и так тут спалились, давай отсюда двигать. А пакет брось на пол.
– Ещё чего!
Повернув его с обратной стороны, Ира, не слушая советов подруги, ловко поддела клапан конверта острым ногтем мизинца и вскрыла его, практически нигде не порвав. Внутри лежало несколько больших листков.
– Смотри какие-то прово́дки, – задумчиво пробормотала она, рассматривая текст. – Денежки отправили за бугор… большие суммы, между прочим…
– А кто отправитель?
– Так, так… отправитель – это наша контора. Получатель фирма на Кипре. Ты посмотри! – Ира удивленно ахнула. – Ну и бабки они туда фигачат, не бабки, а бабищи! Несколько миллионов долларов за пару дней.
– Слушай, меня это ни разу не прикалывает. Поехали вниз, пока мы не вляпались во что-нибудь серьёзное!
Ирина заколебалась.
– Короче, если оставим бумажки здесь, то чувак из безопасности, что их привозил, нас вспомнит и сдаст, – пояснила она. – Надо отдать Лёшке, а он знает, что дальше делать.
– Не боишься, что Алексей разозлиться? Ты же его обманула?
– Лёшка? Он не обидчивый… Нет, ты прикинь, какие бабки уходят на Запад! Это наш Главный их тырит. Наверняка, где-нибудь на Кипре себе виллу забабахал, чтобы можно было жить-не тужить. Я слышала, он туда на выходные летает. Берет кого-нибудь из своей гвардии в юбках и летит развлекаться. Ох, курить как хочется!
– Да мне пофигу куда наш Бульдог летает, Ир, летает – нас не приглашает! Поехали что ли!
– А ты полетела бы с ним? – с любопытством, живо поблескивая карими глазками, осведомилась Ира. – Ты же тихоня!
– А чё такого? – спросила Вера, поддразнивая. – Подумаешь! Зато оттянулись бы, позагорали.
– Да ладно! Хорош прикалываться!
Они пошли к лифту, который уже вернулся, радушно распахнув дверцы. Видимо, постарался курьер, отправив кабину обратно к ним. Ира вставила ключ в замок под кнопкой и повернула его по часовой стрелке. Подъемный механизм заурчал, они начали опускаться. У Веры опять возникло желание поделиться с подругой той историей, которая произошла на двадцать первом этаже. Вдруг они сейчас тоже остановятся на нём, пойдут по джунглям, будут плутать в лабиринте?
Та дачная скамейка, на которой она качалась. Там было тихо, приятно, хорошо на душе. Только ритмичный и нераздражающий скрип пружин, ненавязчивая фортепианная музыка, которая была такой печальной, и в то же время, не безысходной. Яркие мазки цветов на фоне зелёных лиан радовали глаза эстетической красотой и вместе с музыкой только усиливали впечатление. Будто кто-то развил и воплотил в жизнь реформаторские идеи композитора Скрябина, успешно работавшего со светом.
Ей было там спокойно – без всей этой суеты, зависти к сильным мира сего, без подстерегающих опасностей большого города, его угрожающих тайн и пустяковых переживаний. Но она так и не решилась рассказать Ире о том, что видела – есть такие уголки души, которые, как заповедные места, не хочется открывать для общего доступа.
У входа в офис им встретился озабоченный Курасов.
– «А в вестибюле метро, девчонку ищет Петро», – пропела Ира, которой явно нравилась эта строчка песни и она периодически повторяла её при виде молодого человека. – Чего стоишь, как статуя? Кого ждешь?
– Вас. Где были?
– А ты с самого утра нас пасёшь?
– Почему с утра? – смешался Пётр. – Только после обеда. Кстати, Лёха заходил, искал вас.
– Кому нужно – тот найдет! – парировала Ирка и добавила, подмигнув Вере: – Короче подруга, я к себе. А тебе Петя, пора заняться работой! Не находишь?
– Есть, господин начальник! – Курасов криво усмехнулся и пошёл к своему столу.
– Какой-то он сегодня потерянный! – с усмешкой констатировала Ира. – Ты приглядывай за ним!
– Это с какой стати? Не маленький! Если потерялся – найдётся!
– Злая ты, как я погляжу.
Они разошлись каждая по своим делам. И всё же Вере было очень интересно, как подруга объяснится с Лёшей по поводу всего, что произошло: и украденного ключа, и их «экскурсии» на верхний этаж, и вскрытого пакета с чужими документами.
Да, много они наворотили!
Верина соседка Маша как всегда была на месте, она сосредоточенно втирала в пухлые кисти рук питательный крем, однако появление Веры отвлекло её от важного занятия. Искоса посмотрев на коллегу, Маша бросила:
– Опаздываешь, смотри, посадят на цепь, а ещё хуже – запишут прогул.
– Не страшно! Лишь бы на что-нибудь другое не посадили, – пренебрежительно отмахнулась Вера. – Опять мажешься?
– Кожа совсем замучила, такая сухая, как у прачки. Даже не знаю, что делать!
– Сходи к дерматологу.
Маша метнула рассерженный взгляд в сторону Веры.
– Тебе всё шуточки, а тут вопрос о здоровье. Кстати, приходил Лёшка, тебя спрашивал. Мне показалось, он чем-то расстроен.
Произнеся последние слова, Маша с любопытством посмотрела на свою соседку, ожидая, что та поделиться новостями, но Вера промолчала.
– У вас с ним что-то есть? – продолжила допытываться Маша.
– Перестань! Он встречается с Ирой из отдела Валерия Александровича,
– Да ты что! – глаза у Маши округлились. – А я не знала!
– А зачем тебе знать?
– Ну, так, для общего развития. Кстати, если ты думаешь, что я ничего не знаю… Я тоже кое-что видела.
– Например? – без интереса спросила Вера.
– Ты знаешь, что у твоей подружки был роман с нашим Петькой? Может ещё есть! Прикинь, если она встречается с двумя одновременно: и с Петькой, и с Лёшей. Вот прикольно!
Тут Вера не смогла дальше делать вид, что ей всё равно, Курасов ведь одно время пытался ухаживать за ней и даже ревновал. Об этом говорила Вероника Ивановна. Но, чтобы Пётр с Ирусиком?
– С чего ты взяла? – настороженно осведомилась Вера. – Да ты гонишь!
– Ни капельки! Я давно видела, как она шепталась с Петькой по углам. А однажды, – Маша оглянулась, словно кто-то мог её услышать, понизила голос, – однажды они закрылись в туалете. Правда дело было вечером, в офисе народ разбежался, а я задержалась из-за срочняка.
– Это была давно, – сухо заметила Вера. – Сейчас она с Лёшей.
– Ага! – недоверчиво протянула Маша. Она опять принялась за крем, плавно втирая его между пальцами рук. – Знаешь, мне Иван Андреевич, игривые смайлики подбрасывает. Разыгрался старый хрыч!
– Может, ты нравишься ему.
Вера принялась читать почту на компьютере, продолжая прокручивать в голове слова Маши об Ирусике и Петре. Ей припомнился шаловливый взгляд подруги, игривое пение: «А в вестибюле метро, девчонку ищет Петро». Неужели всё для отвода глаз? Неужели Ирка крутит и с ним? Как же её слова там, в баре, что он перспективный, что ей, Вере, надо закадрить его?
Она бросила взгляд через прозрачную стеклянную стенку на место, где сидел Курасов. Но ведь Вероника Ивановна могла ошибаться на их счет: не было никаких симпатий между Курасовым и Верой, и на самом деле, не она нравилась Петру, а её подруга. Возможно, тот ревновал молодых людей именно к Ирке, любившей флиртануть с мальчиками из разных отделов.
– Возможно, и нравлюсь! – между тем продолжала говорить Маша об их руководителе.
Она ещё что-то рассказывала, но Вера слушала, что называется, вполуха – Маша умела быть очень нудной, ничего нового не скажет, а только будет молоть всякую чепуху, между делом нахваливая себя хорошую.
– А где Вероника Ивановна? – прервала она словоизлияния соседки, обратив внимания на пустой стул.
– На больничном. И как они все болеют? Вот я ни разу еще не брала больничный.
– Сравнила! – пожала плечами Вера. – Сколько ей и сколько тебе.
– Всё равно! – не сдавалась Маша. – Я тоже не такая здоровая, как кажусь.
– Ну, так и бери! И вообще, Вероника Ивановна к нам всегда хорошо относилась. Не понимаю, чем она тебя достала?
– Да, так, ничем. Только вот завидки берут – одним можно, а другим нельзя.
– Ты говоришь какую-то чепуху! – Вера отвернулась и занялась своими делами.
Несправедливый упрёк Маши в сторону Вероники Ивановны между тем переключил её мысли с Петра на эту женщину. Вере вдруг вспомнилось, как около года назад, когда у неё случился неудачный роман с одним из коллег и она прибежала в слезах в их офис, Вероника Ивановна её успокаивала. Слова понимания и поддержки, услышанные Верой тогда от этой мудрой женщины, очень помогли, приободрили. «Верочка, – говорила она, гладя её по плечу рыдающую, безутешную, – Верочка, всё образуется. Будут у тебя еще молодые люди, ты не думай! Жизнь на этом не заканчивается».
Простые слова, звучавшие из её уст, не стоили никаких усилий. Любой мог их произнести, например, та же Маша. Но сказала именно Вероника Ивановна и как они помогли в трудную минуту! Именно тогда Вера поняла, что сочувствие к ближнему – своего рода талант, который дается не каждому, как не каждому дан музыкальный слух или способность к рисованию.
Она открыла электронную почту и убедилась в отсутствии актуальных новостей. Несколько писем пришло от отдельского босса с обычными заданиями и смайликами в конце текста – Иван Андреевич, как всегда, заигрывал не только с Машей. Он как рыбак забрасывал широкую сеть, вдруг повезёт и на его ненавязчивые намеки, кто-то клюнет.
Вера отвлечённо просмотрела почту и всё же мысли об их путешествии наверх, о краже чужих документов, не отпускали. А ну как Ирка не вернёт их, а задумает выгадать, кому-нибудь толкнуть за бабки? Она ведь такая, бедовая! «Надо сейчас же встретиться с Ирусиком и обсудить тему, – раздумывала Вера. – Не исключено, что у главного безопасника здесь повсюду свои глаза и уши. Ирка тогда сразу спалится».
Ей вспомнился шеф службы безопасности Григорий Алексеевич. Морщинистое лицо с набрякшим носом, угольки глаз, шныряющие по физиономии собеседника в поисках точки, за которую можно зацепиться. Его лицо было подвержено мгновенной трансформации: в присутствии начальства выглядело улыбчивым и весёлым, а при подчиненных строгим и брюзгливым. Он казался ей неприятным, этот бывший сослуживец Бульдога, отвечавший некогда за эксплуатационное состояние военных городков. Здесь, в «Россервисе» он переквалифицировался в безопасника и почти безотлучно находился возле Главного.
Вера вновь внимательно осмотрела непонятную, и оттого кажущуюся опасной, фотографию в лифте в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку, но её старания успехом не увенчались.
– Я пойду к Ире, – бросила она соседке, поднимаясь и блокируя экран компьютера. – Срочно надо. Прикроешь?
– Давно не виделись, – усмехнулась Маша. – Иди-иди! А я пока поработаю вместо тебя, – добавила она с ехидцей, хотя сама продолжала заниматься своими пухлыми ладошками.
Полная внутренних переживаний, Вера пошла по коридору вдоль прозрачных стеклянных стен, за которыми виднелись головы сотрудников, прилипших к мониторам компьютеров. Двери были распахнуты, слышалось клацанье клавиатуры, звонки стационарных и мобильных телефонов, мужские и женские голоса, сливающиеся в общем шуме. Все были заняты, все при деле, кроме неё.
Пока она шла, неотвязные мысли мучили её. Почему они с подругой очутились в таком ужасном положении, что пошло не так? Сама по себе ли сложилась цепь странных событий, приведших их на двадцать пятый этаж, или было что-то другое: злой рок, фатум? А ведь ничто не предвещало такого оборота дел; утро было самым обычным, дорога на работу спокойной, небольшой дождик не в счет. Только вот попала она не на свой этаж.
Опять же этот охранник горбоносый. Как там оказался, почему? «Да, – невольно вспомнилось ей утреннее приключение, – этот загадочный этаж, офисный лабиринт в джунглях, запах свежей зелени. Я будто побывала в сказке, как в детстве».
Ей вдруг вспомнилось, как мама читала на ночь сказки веселые и одновременно страшные, придуманные фантазией братьев Гримм, где бродили всякие чудища и охотились за непослушными детками. Маленькая Вера слушала и забивалась под одеяло, хотя и знала, что её никто не обидит, потому что мама рядом.
В сказках случались необыкновенные чудеса, вроде оживления мертвых или спасения Красной шапочки из чрева злого волка. Там девочка Элли была застигнута пыльной бурей, которая занесла её в волшебный изумрудный город, в страну Оз. Эта сказка ей особенно нравилась, больше, чем Алиса в стране чудес.
Не оттуда ли, из далекого детства, эта её склонность к фантазиям, мечтательности? Не оттуда ли появился на двадцать первом этаже удивительный живой лабиринт, увитый лианами и усыпанный цветами?
Навстречу ей попался начальник отдела Иван Андреевич, человек флегматичный, небольшого роста, с полностью лысой головой, казавшейся отполированной и блестевшей, словно бильярдный шар. Доминантой на удивительно невыразительной физиономии их босса выступали толстые выпуклые губы, которые Иван Андреевич имел обыкновение облизывать.
Увидев Веру, он с удивлением посмотрел на неё, озадаченный холодным выражением её лица. Обычно подчинённые при виде его становились приветливее, хотя бы из вежливости. Иван Андреевич обидчиво надул толстые губы, и хотел было спросить о чём-то, но Вера торопливо прошла мимо.
Кроме своего босса она встретила и Курасова, крутившегося с деловым видом возле стеклянных дверей офиса. Тот будто ожидал, когда Вера соберётся уходить.
«Блин, опять здесь! – подосадовала она. – Прирос что ли?»
– Ты меня ждешь?
– Я? – Пётр замялся. – Нет, у меня дела были в другом отделе. А ты куда?
– К Ирке, забыла должок отдать, – соврала Вера. – Не против?
– Да нет, проходи!
Молодой человек посторонился, пропуская её вперед.
– А знаешь, я, пожалуй, с тобой схожу, прогуляюсь, – вдруг сообщил он, что совсем не входило в планы Веры. – Ещё заблудишься!
– Это ты так шутишь? – сухо осведомилась она. – Я спокойно могу дойти одна.
– Окей, иди! А я пойду следом, сам по себе. Устраивает?
«Вот пристал! – расстроилась Вера. – Как разговаривать с Иркой при нём? Если только в женский туалет свалить?»
Небрежно кивнув Курасову, словно делая одолжение, Вера вышла из отдела и зашагала по-другому, более просторному коридору в сторону подразделения, где работала Ирина. Пётр неотступно шел следом.
«Что ему нужно? – думала Вера недовольно. – Зачем увязался? Ревнует меня, что ли? Но к кому, не к Алексею же? А может, – тут она вспомнила разговор с Машей, – может он ищет Ирку по другому поводу? Если они любовники, то он, наверное, ревнует её. Точно! Не меня, а её. Как я сразу не догадалась, дура! А вдруг, – от пришедшей в голову мысли ей стало совсем плохо, – вдруг, здесь как в „Матрице“: Алексей – это Нео, А Курасов – Морфеус. Сейчас он идет за мной и хочет узнать, о чем я буду болтать с Иркой, что нам известно, прочли ли мы те бумажки в конверте».
Она оглянулась, Пётр с невинным видом шёл почти рядом. Нет, ничто не выдавало в нём Морфеуса.
Они прошли ещё немного, сделав несколько поворотов вдоль стеклянного коридора, пока нос к носу не столкнулись с Алексеем, неожиданно возникшим из дверей другого безликого прозрачного помещения, называемого стандартным офисом.
Удивленно взглянув на маячившую за спиной Веры фигуру Курасова, он спросил:
– Иру не видели? Мне она нужна срочно, есть разговор.
– Я как раз к ней иду, – заметила Вера. – А Петя меня сопровождает.
Она махнула рукой назад, не оглядываясь. И хотела добавить в шутку: «Морфеус всё контролирует», но ничего не сказала. Пётр подошел ближе.
– Опять компания собирается, – пытаясь казаться веселым, подал голос он. – Рванем сегодня в «Десятку»? Посидим, пивка попьем? А оттуда можно пойти в «Зелёный Джин», такой реальный кабак, там кальяны есть.
– Слушай, давай позднее решим, – грубовато прервал его Алексей.
Курасов зло прищурился.
– Моё дело предложить.
– Слушай, Лёша прав, мы сходим к Ире, а потом видно будет, – вмешалась Вера и решительно двинулась дальше по коридору.
Она услышала за спиной шум торопливых шагов, непонятную возню, возбужденное сопение, которые издавали её спутники, словно два человека пытались оттолкнуть локтями друг друга, чтобы первым занять место в очереди. И ей представилось, что по пятам за ней идут два разъяренных льва, готовых разорвать всех, кто попадется навстречу, а потом разделаться друг с другом.
К их огромному удивлению, Иры в отделе не оказалось. Более того, как выяснилось, она не заходила в офис после того, как рассталась с Верой и с пакетом документов пошла к себе. Никто и нигде её не видел.
Они не знали, что по дороге в отдел у Иры внезапно и требовательно звякнул сигнал мобильника, оповещая о поступившей смске. Ира достала сотовый телефон и глянула на экран. Неизвестный абонент написал: «Никуда не заходи, спускайся на первый этаж. Тебе грозит опасность».
«Во напугал! И чего беспокоиться обо мне – жалельщик нашёлся!» – отмахнулась она от неизвестного доброхота, и отчего-то в голову тут же пришла поговорка: «Пожалел волк кобылу – оставил хвост да гриву».
Внутреннее чувство твердило, что верить написанному не следует, надо идти в отдел и там отдать документы Лёше. После чего, как она считала, инцидент будет исчерпан.
Она замедлила шаги, но всё же продолжила идти по длинному коридору к себе. Вновь коротко звякнул телефон. Новая смс гласила: «Делаешь только хуже. Слушай меня!»
Она остановилась озадаченная, подняла глаза наверх и увидела видеокамеры, просматривающие коридор во всех направлениях. «Он меня видит, что ли? – спросила она себя, разозлившись. – Вот назло, возьму и пойду в отдел, и никто не помешает!»
Сделав ещё несколько шагов с устойчивым ощущением, что сейчас что-то случится, обязательно нехорошее и неприятное для неё, она с удивлением вдруг заметила, что впереди, в одной из боковых дверей возник начальник службы безопасности Григорий Алексеевич. Он не улыбался. Чёрные его глаза, над которыми нависли полуопущенные веки, глядели строго и брезгливо, как будто Ира совершила нечто ужасное и ему не хочется мараться, разбираясь с ней.
Главный по безопасности был глубоко антипатичен девушке. Ей не нравилось его барственное поведение по отношению к тем, кто ниже по должности, угодливость в присутствии топ-менеджеров, неестественная, натужная веселость перед женщинами. Для неё он был фальшивым, неприятным типом и потому она сторонилась его во время совместных корпоративных мероприятий.
– Ирина, свет Батьковна, – сказал Григорий Алексеевич неожиданно любезным тоном. – Не соизволите ли спуститься на первый этаж? Вас ждут.
– Кто ждёт? – машинально уточнила Ира, хотя понимала, что это всё игра и безопасник вряд ли даст правдивый ответ.
– Спустишься – узнаешь! – лаконично сообщил тот, и полуобняв девушку за талию, повлёк в сторону лифта. – Пойдем-ка Ира, не упрямься, это приказ вышестоящих товарищей!
– Я с вами никуда не пойду! Пустите!
– Вот как?
Григорий Алексеевич отпустил девушку, лицо сделалось угрожающим.
– Ну-ну! Надоело работать, хочешь уволиться? Сейчас в два счета организую.
– За что? Я ничего не сделала!
– Ой, ли? Сама знаешь!
Он приблизил свои глаза-буравчики к её лицу, пристально глядя, как показалось Ирине, в самые зрачки.
Она покраснела. Ира всегда проклинала себя за эту особенность – вспыхивать ярким розовым бутоном, едва её уличали во вранье. Эту неприятную особенность она открыла в себе в детстве, поэтому лгать училась так, чтобы никто не мог её изобличить. Но проколы случались.
– Если вы о пакете, то вот он, возьмите! – и Ира торопливо протянула бумаги Григорию Алексеевичу. – Здесь финансовые документы, я не очень разобралась в проводках, не успела…
Она вдруг подумала, что таким образом удачно выйдет из сложного положения и обойдётся без помощи Алексея, ведь Григорий Алексеевич, хоть и неприятный тип, но опытный. Он знает, что почём, и как поступить дальше. Пусть теперь у него голова болит, зачем ей эти заморочки? А она, тем временем, отправится в отдел, сядет за рабочий стол, и включит компьютер. Потом же с Верусиком за пивом будет вспоминать происшедшее, как забавную историю.
Но вопреки её ожиданию, Григорий Алексеевич пакет не взял.
Наоборот, он отступил назад на полшага и выставил руки вперед, будто пытаясь импровизированным барьером, отгородиться от бойкой сотрудницы.
– Нет-нет! – с неожиданным испугом в голосе пробормотал он. – Ты заварила эту кашу, сама и расхлебывай! Ничего не хочу знать, пойдем к лифту. Живо!
Странная реакция Григория Алексеевича шокировала Ирину. Уж если такой матёрый и ловкий дядька, каким был их начальник СБ, стушевался, то что можно было сказать о ней, простом клерке. «Да, девонька, влезла ты», – мелькнуло у неё в голове.
На вид вполне безобидные финансовые бумажки, всплыв на поверхность и став известными широкой публике, могли оказаться грозным оружием в антикорупционной борьбе, которую ведут друг с другом сами коррупционеры. Последуют закономерные вопросы со стороны общественности, разбирательства, ехидные комментарии оппозиции.
Вот куда она вляпалась!
От волнения у неё задрожали руки, а пакет вдруг нагрелся, обжигая пальцы, будто внутри оказалась мини-батарея, включённая на максимум. Она торопливо переложила его из одной руки в другую.
– Так что, будешь упираться? – напомнил о себе Григорий Алексеевич, к которому вернулась невозмутимость и уверенность в себе.
Но теперь она уже не перечила, и они поехали вниз.
На первом этаже за стойкой ресепшена сидела одна из постоянных дежурных девушек, а у входа в бизнес-центр топтался охранник с длинным горбатым носом. Он скользнул по Ирине с её спутника пустым взглядом и отвернулся.
– Где ваши? – осведомилась Ира, не зная, как обозвать коллег Григория Алексеевича, которые должны были встретить их в холле: сотрудники, охранники, просто люди?
– Откуда я знаю! – недовольно обронил тот, заставив удивиться девушку, считавшую, что её поездку сюда, на первый этаж, организовал никто иной, как сам Григорий Алексеевич.
– Вы что не знаете, кто здесь должен быть? Это же полная хрень!
– Нет, здесь другие люди, я их не знаю.
В это время у них обоих звякнули мобильники – пришли электронные сообщения. Как выяснилось, текст был одинаков: «На улицу!»
– Пойдём! – предложил Григорий Алексеевич, взяв Иру за левый локоть. Но та со злостью вырвала руку.
– Не трогайте! Я без вас ходить умею!
Горбоносый охранник удивленно посмотрел на них и ничего не сказал.
Через автоматически открывающиеся стеклянные двери они вышли на улицу и остановились под козырьком подъезда бизнес-центра. Возле здания, как и везде, приткнулись легковые машины, плотно облепившие все подъезды к тротуару и значительно сужавшие проезжую часть.
После утреннего дождя было душно, а тот ветерок, который лениво гулял по городу в этот, один из последних августовских дней, почти не залетал в узкие улицы. Впрочем, так же, как и лучи солнца, которые никогда не заглядывали сюда напрямую, закрытые высокими стенами деловых центров.
Ирина тоскливо оглянулась назад, словно пытаясь рассмотреть сквозь тонированное стекло малолюдный холл бизнес-центра. Но ни Веры, ни Алексея, которые могли случайно появиться и спасти её от безопасника не было.
– Где их чёрт носит? – недовольно пробурчал Григорий Алексеевич, которого тяготило поручение Главного.
Он опять приобрел самодовольный вид: веки приспустились на глаза, делая лицо сонным и безразличным, а голова высокомерно откинулась назад. Будто в ответ на его слова, у одной из «БМВ», стоявших вдоль тротуара, хлопнула дверца и показавшийся из неё человек, повелительно махнул рукой, подзывая их к себе.
Ирина увидела, что водитель был в джинсах и светло-голубом поло, руки которого бугрились от распиравших бицепсов. С короткой стрижкой на голове и в чёрных очках, он выглядел устрашающе. Идти к нему, и отдавать бумаги у неё пропало всякое желание. Она невольно замешкалась.
Григорий Алексеевич больно толкнул её в спину.
– Пойдем Ирина! – жёстко сказал он. – Отдадим бумаги и всё! Вернёшься в офис.
Он и сам поверил в то, о чём говорил. Конечно, зачем Главному что-то делать с этой дурочкой, овцой безмозглой? Она ведь ничего не знает и не узнает. Пусть себе возвращается с миром! Наоборот, её пропажа вызовет кривотолки, нехорошие пересуды, начнет копать полиция, прокуратура. Зачем привлекать лишнее внимание?
Они уже подходили к машине, когда с пассажирской стороны тоже открылась дверца, и появился ещё один человек. Несмотря на разгар лета, он был одет в чёрный костюм и белую рубашку, на лице, как и у водителя, большие очки.
Григорий Алексеевич не раз наблюдал за этими людьми на записях видеорегистраторов, да и вживую периодически сталкивался с ними. Они, эти субъекты, подобно нетленному герою Флеминга Джеймсу Бонду, всегда ходили в строгих костюмах и в темных очках и имели, как подозревал Григорий Алексеевич, корочки разных правоохранительных структур: от ФСБ до Прокуратуры.
– Принесли документы? – отрывисто спросил чёрный человек, едва Григорий Алексеевич и Ира подошли ближе.
– Да, вот они! – Ирина нервно дернулась и ткнула пакет незнакомцу в руки. – Короче, я их смотрела, но ничего не поняла, – выпалила она, оправдываясь, что пакет оказался вскрытым.
Человек взял толстый конверт, вытащил из него несколько листков и, не снимая очков, бегло их просмотрел, затем аккуратно сложил всё назад.
– Вам надо с нами проехать! – сообщил он негромко, нажимая на слово «надо».
– Зачем? Я ничего не знаю.
– Мы проверим вас на полиграфе, – пояснил субъект в чёрном.
В его огромных, как у гигантской стрекозы стеклах очков, Ирина увидела свое отражение. Перед ней стояла маленькая и беззащитная девушка.
– Или вы боитесь?
Она заколебалась – ехать куда-то с незнакомцем совсем не хотелось. С какой стати она должна подвергаться допросу на полиграфе? Она же не шпионка, не Мата Хари, в конце концов! Но… Её могли уволить без разговоров. Она сунула нос в чужие бумаги без спросу. Потом, этот страшный, похожий на бандита водитель, стоявший с другой стороны машины и прислушивающийся к разговору. От него можно ожидать всякого! Если бы её друзья оказались здесь, но их не было.
Ира с надеждой посмотрела на Григория Алексеевича, но на лице последнего была написана скука и явное желание поскорее закончить с рутинным делом. Он стоял возле машины и поглядывал по сторонам, пряча глаза, которые уже не были теми черными угольками, просвечивающими её насквозь как рентген. Это были глаза равнодушного человека, сделавшего свое дело.
А вообще, если бы она могла залезть в его голову, заглянуть поглубже в душу, то поняла бы, что скука и равнодушие лежат лишь на поверхности. В глубине души Григорий Алексеевич с трудом скрывал бурлящее раздражение. Он считал, что не его уровень таскаться по этажам с сотрудниками компании, поймать – это да, а сопровождать? Такое поручение может исполнить любой молодой охранник. Если бы не Главный…
– Иди, Ира, иди! Ничего страшного не будет, – отвлекаясь от своих мыслей, бросил ей Григорий Алексеевич. – Скажешь всё, как было, это не займет много времени.
Незнакомец в черном открыл заднюю дверцу «БМВ» и жестом предложил Ире садиться. Девушка безропотно села в салон.
– Это всё? – со значительным видом, закинув голову назад, осведомился Григорий Алексеевич. – Больше помощь не нужна?
– А вы куда? Вы тоже садитесь!
– Погодите, здесь какая-то ошибка! Мне сказали вывести девушку на улицу, я свое дело сделал!
Субъект в чёрном костюме, будто невзначай распахнул полы пиджака, и Григорий Алексеевич заметил наплечную кобуру, висевшую сбоку, торчащую из неё рукоять пистолета.
– Будем препираться? – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, произнес незнакомец. – Садитесь, вам говорят!
Его решительное лицо, пистолет на боку, крепкий водитель, готовый вмешаться – всё это выглядело весьма убедительно. Вся спесь и крутизна Григория Алексеевича тут же слетела как семечная шелуха, он весь поблек и опал, словно воздушный шар, из которого с шипением вылетел воздух самонадеянности.
«Идти с этими типами? Но что там делать, я же ничего не знаю? – с недовольством думал он. – Может позвонить Главному?»
Несмотря на внутренние переживания, Григорий Алексеевич не сильно боялся человека в чёрном костюме, за время армейской службы насмотрелся всякого. Очки, пистолет – подумаешь, важность! К тому же этот тип не станет стрелять, ведь все подступы к зданию охватываются видеокамерами, нет смысла светиться.
Но как поступить, чтобы не вызвать злобы Бульдога? Для Григория Алексеевича неудовольствие начальства было намного опасным, а последствия более тяжелыми, чем угрозы со стороны сотрудника детективного агентства. В этом смысле, шеф безопасности, как солдат прусского императора Фридриха, боялся больше палки капрала, чем пули неприятеля.
– Я позвоню Главному! – не сдаваясь, сказал он. – Вы превышаете полномочия!
– Это его указание, вы нас задерживаете!
– Как его? Серьёзно? У вас есть распоряжение Главного?
– Есть, есть! – усмехнулся человек. – У нас всё есть!
– Ну, раз он так сказал, тогда поедем! – покорно согласился Григорий Алексеевич.
– Дайте мобильник!
Незнакомец подошёл вплотную и протянул руку.
Люди случается, пропадают. Кто-то потом находится, кто-то исчезает бесследно.
Когда человек пропадает, первыми обычно проявляют беспокойство родственники, и они же становятся первыми подозреваемыми. Полиция в таких случаях не утруждает себя долгими поисками, и, прежде всего, ищет мотивы преступления у близкого окружения пропавшего.
Чаще всего пропадают либо муж, либо жена, гораздо реже исчезают дети. Потом выясняется, что муж застукал жену с любовником или жена увидела мужа с любовницей, запускается длинная цепочка действий, приводящих, в конечном итоге, к плачевному финалу для обеих сторон.
И вот, чтобы избавиться от лишней работы, полиция советует не торопиться с подачей заявления – подождать день, два, три. И если у американцев интенсивный розыск пропавших ведут в течение первых сорока восьми часов, а дальше вероятность найти человека живым падает почти до нуля, то в России надеются на русское «авось».
В этом есть своя логика, поскольку жизненные обстоятельства российской действительности значительно отличаются от забугорной реальности.
Русский человек может заболеть и попасть в больницу без телефона и документов, и никто из персонала не озаботится идентификацией личности. Он может напиться до потери пульса или внезапно уехать в другой город, не подумав о спокойствии родных. А может и уйти к любовнице или любовнику, никого не предупредив, как в рассказе Чехова «Шведская спичка» пропал отставной гвардии корнет Марк Иванович Кляузов, оказавшийся потом у чужой жены.
Другое дело, когда человек бесследно исчезает в офисе, не дойдя лишь несколько шагов до своего кресла, стола с компьютером, своих коллег. Это выглядит странно и подозрительно, особенно если знать об обстоятельствах того, что произошло перед этим с Ирой. А Вера их знала.
Кого бы она ни спросила, никто не видел её подругу – та, как будто сделалась человеком-невидимкой. Была здесь минуту назад, была там секунду назад, но уже нет, упорхнула.
– Куда это Ирусик запропастилась? – с недоумением поинтересовалась Вера у своих спутников после длительных бесплодных поисков. – Все её видели, но никто не знает где она.
– Фигаро здесь, Фигаро там! – усмехнулся Курасов. – Не переживай, найдётся! Она же, как метеор, хвост подняла и понеслась.
Алексею не понравилось такое сравнение, и он бросил хмурый взгляд в сторону Петра.
– Смех смехом, но я за неё волнуюсь. Как бы с ней чего не приключилось! – заметила Вера.
– Да чего ты разволновалась? Пойдем в бар, и там встретитесь, – Пётр беззаботно улыбался.
– Надо бы у охраны спросить, – предложил Алексей, мучимый виной за утрату ключа. – Они, должны были что-то видеть, у них везде камеры.
– А нам скажут? – засомневалась Вера. – Придётся писать запрос за подписью начальника отдела, а Иван Андреевич обязательно спросит нафига мне это надо. В общем, один геморрой.
– Я знаю Григория Алексеевича, – деловито сообщил Алексей. – Спрошу у него, и он быстро её найдет. Не парься, давай к нему сгоняем!
– Давай! – с охотой согласился Курасов.
– А ты причём? Мы и одни справимся, – отсёк его Алексей. – Чего толпой ходить, дело ведь пустяковое.
– Ты серьезно, Лёха? – упрекнул Пётр, недовольно прищурив узкие глаза.
– Коллективные походы, Петро, не мой стиль! От них обычно пользы, как от козла молока.
– Ты меня что, теперь на хохляцкий манер зовешь?
– А тебя от чего прёт? Хочешь, буду звать Пётруччио, как итальянца?
Вера посмотрела на них с укором. Сейчас надо искать подругу пока с ней не случилось чего худого, а не сводить какие-то мифические счеты! Ох уж эти мужчины, всегда ведут себя как петухи!
– Народ! – решила она стоять на своём. – Я пойду к нему одна, а вы топайте в свои офисы. Мне помощь не нужна, Григория Алексеевича я и сама знаю. Окей?
– Окей – хоккей! – сердито пробурчал Курасов. – Но держи меня в курсах.
– Я буду у себя, – не глядя на него, пробурчал Алексей. – Если что – звони!
Они ушли, а Вера постояла немного в коридоре.
Идти к Григорию Алексеевичу? По большому счету ей не хотелось привлекать внимание посторонних к сомнительным приключениям на двадцать пятом этаже. Возникнут вопросы: что они там делали, зачем пошли, для чего взяли чужие документы. Вопросы есть, а ответов на них у Веры не было и, честно говоря, она не знала, что делать – впереди густой лес, позади тоже, полная неизвестность. Куда идти, если стёжка-дорожка неприметна?
Выросшей в многолюдном большом городе, Вере не были ведомы переживания заплутавших путников. Она не испытывала их горькое отчаяние, утрату надежды, мучительные поиски дороги домой. Весь её жизненный опыт ограничивался такими простыми понятиями как семья, учеба, работа.
Семья у неё была нормальной: папа с мамой, бабушки и дедушка. Её баловали, как и других детей – покупали подарки, возили на море, иногда потакали маленьким прихотям. Как и других детей её пытались приучить к спорту в виде фигурного катания или к музыке, записав к учителю игры на фортепиано. И то, и другое, она затем бросила, впрочем, не испытав сурового родительского гнева. На неё вообще никогда не давили, не принуждали делать противные ей вещи, поэтому она росла спокойным ребенком, который любил самозабвенно играть, погружаясь в увлекательный мир фантазий.
Учеба и работа тоже не особенно напрягали. Задаваемый ими определенный, размеренный ритм жизни, хорошо укладывался в её миросозерцание и создавал прочную основу для душевного спокойствия.
Но сейчас, в данной обстановке, она не знала, что делать, как поступить и находилась в полной растерянности. От неё требовалось принять решение и сейчас многое зависело исключительно от неё. На самом деле, ей всегда казалось это сложным делом. Даже в их паре, когда она только начинала дружить с Ирусиком, такую прерогативу взяла на себя подруга и Вера просто следовала за ней, как утлый челнок, следует на буксире за крупным надёжным кораблем.
Правда, существовала одна проблема – бездумное следование за Иркой могло здорово навредить. Собственно, это и произошло из-за их спонтанного посещения двадцать пятого этажа.
Теперь она стояла посреди коридора и копалась в своей голове, чтобы привести разнообразные мысли в порядок. В сущности, её растерянность являлась следствием въевшейся под кожу несамостоятельности, как въедаются и становятся несмываемыми краски татуировки. Эта неуверенность в собственных силах, робость, боязнь жизни, порождали стремление переложить всё на плечи других.
Но Вере не нравилась её внутренняя слабость. Наоборот, хотелось быть сильной, целеустремленной, спортивной, сексуально привлекательной, а ведь ничего этого не добиться, если воспитывать в себе офисную мышку.
За этим несвоевременным самокопанием её застал появившийся на этаже молодой человек в строгом чёрном костюме, как у коллег из детективного агентства и такой же безликой физиономией, как у курьера, передавшего им финансовые документы наверху. Подойдя к Вере, парень вежливо осведомился:
– Извините, где отдел? – и он назвал место, где работала Вера.
– А кого вы ищите? – с замиранием сердца уточнила она.
– Там работает одна девушка, Верой зовут. Не знаете её?
– Знаю, – Вера на мгновение задумалась. – Идите прямо, потом повернете за угол, и возле помещения для кофе-брейка будет её отдел.
Она говорила автоматически, почти не задумываясь, и в тоже время в голове пульсировала только одна мысль: «Бежать, бежать, валить пока не поздно!»
– Спасибо! – молодой человек кивнул и пошёл по коридору.
А Вера заторможено повернулась и медленно направилась к лифтовой, боясь оглянуться. Дверцы открылись, она вошла внутрь. Ею овладело страстное, навязчивое, как маниакальный психоз, желание – скорее выскочить на улицу из этого здания, и уехать подальше. Если только успеет.
Она нажала кнопку первого этажа, но лифт вместо того, чтобы поехать вниз, двинулся вверх.
«Нет, только не это! Неужели опять?» – подумала Вера о таинственном двадцать первом этаже и с досады стукнула по металлическому поручню, опоясывающему стенки кабины. Ей не нужен цветочный лабиринт. Ей не нужна музыка Кортазара и зелёное буйство джунглей.
Между тем, лифт вновь остановился на загадочном двадцать первом этаже и открыл дверцы. Вера увидела те же джунгли, те же лианы, то же разноцветье вдоль тропинки, сделала шаг, другой, медленно пошла вперёд.
Чем дальше она шла, тем большее спокойствие приходило к ней, и все тревоги, сжимавшие сердце, отступали на задний план, заслонялись зеленью джунглей. К этим успокаивающим краскам присоединился и умиротворяющей запах земли, будто растения не стояли в деревянных контейнерах и керамических кашпо, а произрастали из самой настоящей земной почвы.
Как же она забыла, что лабиринт может влиять на настроение, что есть внутренняя связь между её эмоциями и пространством запутанных дорожек!
И вот она берёт себя в руки, полностью успокаивается. Лёгкая улыбка мимолетно трогает уголки губ. Она снова видит дачную скамейку с голубым козырьком, подвешенную на тонких, но прочных железных цепях, слышит тихую музыку Кортазара.
На самом деле, считает она, это не какой-то обыкновенный лабиринт, который встретишь в древних развалинах или на игровых площадках, это уход в другую реальность от той страшной жизни, что окружает её. Это «Лабиринт Фавна», в котором маленькая девочка укрывается от страшных бурь, бушующих снаружи, и безжалостно уносящих взрослых в небытие. Как в фильме-фэнтези Гильермо дель Торо4.
Лабиринт пока без своего Фавна, но он где-то есть, существует. Может быть, Фавн – это горбоносый страж, блюститель порядка с первого этажа. Может ещё кто-то другой.
Вера садится на скамейку, начинает раскачиваться, прикрывает глаза. Сейчас, сейчас должен появиться этот охранник, но она его не боится, как прошлый раз, она откидывается на спинку скамьи, беззаботно качается, ждёт.
Железные цепи скрипят едва слышно.
И точно. В ткань звуков из музыки и скрипа качелей вплетается шорох чьих-то осторожных шагов. Вера ждёт, не открывая глаз, и её терпеливое ожидание приносит свои плоды. Она слышит голос мужчины, стоящего неподалеку, она узнает этот голос.
– Вы опять здесь? – с недовольством произносит горбоносый охранник. – Пройдёмте со мной!
Она открывает глаза.
– Поедем на лифте как прошлый раз? Нельзя побыть еще здесь… немного? Я ведь ничего не делаю, ничего не нарушаю.
Она специально говорит жалобно, плаксивым голосом, стараясь подражать маленькой девочке, она немного дурачится.
– Это против правил, – туманно отвечает горбоносый, словно знает некие никому неизвестные правила, и лицо его меняет выражение с тупого и безразличного на вполне осмысленное. – Здесь нельзя никому находиться! Никому!
– Послушайте! – Вера настойчива, ей не хочется подниматься с качелей и уходить. – Это другой мир, совершенно другой, признайтесь! Этот мир придуманный кем-то, вымышленный.
– Вымышленный? Может быть. Но зато мы настоящие! – офисный стражник возражает ей без тени сомнения на лице, он убежден в точности своих слов, он отвергает намеки на сюрреалистичную обстановку этого места.
– Идите сюда, садитесь! – Вера повелительно указывает на место рядом с собой. – Да вы не бойтесь!
– Я и не боюсь! – спокойно замечает горбоносый караульщик, но на скамью не садится.
– Этот мир, эти джунгли. Расскажите мне обо всем. Что это такое? Кто это сделал, вы же знаете! Ну, прошу!
Она уговаривает его без особой надежды на правду, зная, что получить настоящий ответ без умалчивания и лжи невозможно. И, о чудо! Горбоносый сдаётся.
– Хорошо! – уступчиво соглашается он. – Я расскажу. Это место непростое, оно преддверие в нечто другое. Как бы это сказать…
– Другой мир? – Вера радостно улыбается от осознания того, что угадала.
– Да, можно сказать и так. Это первый шаг по пути туда, в ту реальность, фантазию, которая живёт в вашем мозгу. Вы ведь знаете, что иную реальность можно придумать в своей голове, а можно и создать искусственно. Спиртное, наркотики… Они погружают вас в этот странный мир помимо воли – вы не можете ничего сконструировать, добавить к тому, что видите или слышите, изменить. Но есть другое. Вы можете создать свою Вселенную, построить город, придумать людей, свою жизнь и погружаться в неё, когда вам сложно оставаться здесь, наяву.
– Я, кажется, понимаю, о чём вы говорите, – Вера продолжает раскачиваться, но улыбка уже сходит с её лица, она хмурит лоб, закусывает губу, она размышляет. – Эти джунгли, цветочный лабиринт – всего лишь ключ в мой мир, созданный чистой фантазией, мир, куда я могу сбежать, где мне будет исключительно хорошо потому что…
– Потому что вы не будете создавать в нём враждебных себе людей, тех, с кем вам будет неприятно. Там нет опасных поворотов судьбы и угроз вашей жизни. В этом мире вы превратитесь в королеву, которой подвластно всё, и которая купается в любви своих подданных.
– Параллельная жизнь! Жаль, что так не бывает и любая сказка заканчивается.
Она снова расслабляется, откидывается на спинку скамейки и с силой отталкивается ногами от земли; тонкие цепи скрипят, на ломких стебельках колеблются цветы, которых касается чуть слышное дуновенье ветерка.
– Кто знает! – загадочно замечает горбоносый. – Быть может, для вас сказка и не закончится…
– Это как? О чём вы говорите?
– Вам надо найти вход в этот мир и одним из таких входов является сон. Когда вы засыпаете, то можете запрограммировать в голове сюжет сна. Но в самом сне вы неустойчивы, вы можете его забыть частично или полностью, восстановить всего лишь небольшие фрагменты. О моделировании здесь не может быть и речи. Во сне вы не управляете – вы следуете за событиями. Поэтому я говорю о другом входе.
– Каком?
Вера заинтересовалась разговором. Горбоносый, который раньше казался ей грубым, высокомерным, человеком с ограниченным интеллектом и неприветливой физиономией, теперь выглядел вполне милым и разговорчивым субъектом. Он уже не походил на того тупого служителя закона, который только и мог твердить: «Пройдемте, гражданин!», будто других слов не существует в природе.
– Этот вход здесь, – охранник поводит рукой вокруг. – Вам надо его отыскать.
– Так помогите мне! – просит Вера, впрочем, без особого желания.
Всё, о чём с загадочным видом вещает ей Горбоносый, кажется ей откровенной бредятиной. Другой мир, сказка наяву, уход в параллельные миры. О чём он говорит? Это же полная чушь! Лабиринт Фавна ей не нужен, потому что жизнь, за исключением отдельных моментов, её не пугает, и она случайно оказалась здесь по чьей-то дурацкой прихоти.
– Я не могу вам помочь, – меж тем продолжает охранник, – потому как сам не знаю где искать этот вход. Впрочем, у вас есть время.
Он демонстративно смотрит на часы.
– У вас есть полчаса для поиска, потом я вынужден вас забрать.
– Хм! – Вера, отстранённо поводит плечом, не переставая раскачиваться. – Если вы не знаете, где вход, то и я не найду. Не будем терять время, пойдём в лифт!
Она решительно поднимается, замечая печальный взгляд Горбоносого, от которого Вере становится не по себе. Словно её жалеют, как умственно отсталого человека, какого-нибудь олигофрена или имбецила.
– Чего вы уставились? – грубо спрашивает она, не считая нужным прятать своё недовольство.
– Вы теряете свой шанс, – отвечает он с мягкостью в голосе. – Попробуйте, вы ничего не теряете.
– Да чего пробовать-то, вы же не говорите.
– Осмотритесь вокруг. Мне не дано обнаружить то, что можете увидеть только вы.
Горбоносый отступает назад, в сторону выхода из лабиринта. Небольшая полянка, где стоит качающаяся скамейка, кажется пустой за исключением окружавших её садовых цветов, яркими вкраплениями оживлявших зелень. На полянке ничего нет, здесь не могло быть никакого входа в другой мир, ни туда, ни обратно.
«Вот идиотка! – возмущается собой Вера. – Какого чёрта я развесила уши, и слушаю этого чудика? Мне же надо бежать из здания, как я могла забыть?»
Она хочет идти, отодвинув рукой мешающего ей стража лабиринта, но что-то заставляет её пойти вокруг дачной качели, безжизненно и одиноко замершей на цепях. Она делает один шаг, другой. С напряжением глядит вниз и ничего не замечает. Ещё шаг, ещё. Так она оказывается позади качелей.
«Ну вот, как я и думала, ничего нет!» Рассерженная Вера собирается повернуться к Горбоносому, хочет съязвить насчёт его глупых историй о сказках, но в траве обнаружился плоский небольшой камень. Он выглядит серым, несколько потёртым, и Вере кажется, что до неё на камень уже становились ноги многих людей, бывавших здесь прежде. «Может, встать? Попробовать? Пожалуй, Горбоносый говорит именно об этом? Да, ладно! Это же чепуха!»
Она недоверчиво улыбается, но всё же подходит, встаёт, ничего не ожидая. Однако лицо Горбоносого вдруг начинает расплываться, делается нечётким и зыбким, точно от ряби по воде.
«Ого! Прикольно!» – весело думает она, не понимая, откуда в её крови взялся алкоголь. Деревья, лианы джунглей, цветы, скамейка – всё внезапно становится белёсым, исчезающим в плотном тумане, как будто художник-абстракционист, которому надоела собственная мазня, взял ведро с белой краской и принялся заливать неудачную картину.
«А как же Ира, Алексей? Я должна им помочь!» – мелькает в её голове запоздалое сожаление и всё, больше ничего.
Город, улицы, дома. Нет, не так!
Большой, огромный мегаполис, в котором легко затеряться. Прямые, длинные, просторные улицы, кипящие жизнью. Высокие дома, небоскрёбы, сверкающие в ночных сумерках искрами огоньков. На них приятно смотреть вечером из окон высотного ресторана, на каком-нибудь тридцатом этаже, сидя с бокалом вина в руке. Тихо, хорошо, уютно. Играет негромко музыка, неслышно летают между столиков официанты.
Это её город, и она это понимает.
У неё есть всё, что пожелает душа: работа, квартира, друзья. Впрочем, она не ограничивает себя только работой, у неё есть увлечения. В прекрасные солнечные дни она берёт краски, холст и едет в машине на природу, рисовать картины яркой и счастливой жизни: далекие холмы, раскидистые деревья, вершины гор в лучах закатного солнца. А ещё ей хочется поехать на море, чтобы написать маслом волны, скалы и корабли. Да, непременно корабли с огромными белоснежными парусами. Правда, пока ей было не до того – хватало сюжетов для картин и рядом, поблизости от её города. Но она обязательно поедет на море. Обязательно!
Итак, чем же она занимается, где трудится?
Ей хочется делать что-то полезное людям, нужное, как поступает у Чернышевского Вера Павловна, её тёзка. Но Вера не превратила себя во владелицу швейной мастерской или директора, или коллективного совладельца. Она… она руководит дизайнерским центром, который состоит из одного человека – её самой. Ей не хочется, чтобы на неё кто-то работал, это не для неё.
Ей хочется иного.
Она желает быть свободной от обязательств перед другими, и перед самой, ведь настоящая свобода только в этом и заключается – в отсутствии обязательств. Она не тратит свои дни на пустяки, к которым относит, всё, что ей неинтересно. Дни – это хрупкий хворост, сгорающий в топке времени, их отпущено слишком мало.
Сейчас она сидит в ресторане отеля-небоскреба «Негреско», наслаждается вечером – пьёт красное вино, слушает джаз или блюз. Это играют одетые в клетчатые песочные костюмы и соломенные шляпы старые негры, называющиеся теперь афроамериканцами. Впрочем, негры это или афроамериканцы – лучше них никто джаз не играет и Вере всё равно, она слушает.
Поначалу её смущает мысль, почему именно негры играют в этом ресторане, а не какие-нибудь утонченные европейцы, но затем приходит догадка, что название отеля, расположенного в Ницце – «Негреско» и оно ассоциируется с неграми. В «Негреско» играют негры. Это логично!
Она потягивает вино и думает о том, что вот сейчас, сию минуту, к ней может подсесть мужчина. Он ничего плохого не сделает – она же не хочет себе плохого, а это её мир, её герои. Как только она поставит бокал на стол, он появится.
Вера ставит пустой бокал на скатерть.
Она чувствует, даже не глядя в сторону, что рядом двигается стул, кто-то тихо присаживается. Она может позволить себе шутку и строго говорит, не поворачиваясь к своему неожиданному гостю:
– Не сопите так, музыки не слышно!
Рядом затихает. Кажется, что никого нет, но Вера знает, что есть, он сидит тихо и неслышно. Она чувствует тонкий аромат французского парфюма – мужская туалетная вода, веющая свежестью мяты и цедрой цитрусовых. Запах ей нравится, он влечёт в мир фантазий и грёз, и она представляет себе сидящего рядом с ней мужчину.
Он, этот мужчина, непременно должен быть брюнетом с голубыми глазами, загорелым и слегка небритым. Открытый взгляд его будет прямым, но не дерзким и наглым, как у типичного альфонса, в этом взгляде она обнаружит нотки нежности, чувственности. Так смотрит возлюбленный на обожаемую избранницу.
Сидящий рядом незнакомец не знает, как начать разговор. Он должен нерешительно вращать опустевший бокал вина, держа его за тонкую ножку. Вера желает ему помочь.
Она поворачивает голову и… испытывает разочарование. Присевший рядом незнакомец, оказывается почти точной копией Горбоносого, немного модифицированной, омоложенной, но всё же странно похожей на охранника лабиринта.
– Я же говорил, что вы найдете вход, – напоминает он, и глядит на Веру, однако взгляд его не кажется ей таким нежным и чарующим, каким она себе воображала, этот взгляд, скорее, изучающий, пристальный.
– Это вы? – спрашивает Вера, разочарованная в своём соседе. – Я представляла другого мужчину. Откуда вы взялись? А думала, что вы только наблюдатель. В одном из американских фантастических сериалов были такие персонажи – абсолютно лысые наблюдатели.
Горбоносый загадочно улыбается, стрелки его усов вместе с губой поднимаются вверх, обнажая ровные зубы.
– Я не лысый и не наблюдатель, это вы вызвали меня. Вы думали обо мне – вот причина моего появления.
– Как это? – не понимает Вера. – Я думала не о вас!
– Ваши фантазии зациклены на одних и тех же лицах, вы не видите многообразия мира. Посмотрите вокруг и заметите множество похожих людей.
Скользнув взглядом по сторонам, Вера поначалу видит только человеческие фигуры, сидящие за столиками, лишь контуры, некие туловища в одежде. Таким же безликим является и обслуживающий персонал в ресторанной униформе.
Однако приглядевшись, она замечает, что Горбоносый прав: все эти люди похожи друг на друга, как близнецы. Она обнаруживает всего четыре-пять различающихся женских лиц и примерно столько же мужских физиономий, словно некая гигантская матка в недрах города выводила популяцию клонов по гентотипам.
Исключение составляют люди, которых она знает, такие как Горбоносый. К примеру, среди распорядителей ресторана Вера обращает внимание на человека, который своим мясистым, обрюзгшим лицом и комплекцией удивительно напоминает Бульдога. Её главный начальник сидит в белом пиджаке с чёрным галстуком-бабочкой на шее, а снующие мимо официанты получают от него указания. Фигура Главного одновременно строга и импозантна, как скульптура римского императора, задрапированного в тогу.
За соседними столиками она видит неразлучных руководителей отделов – Ивана Андреевича и Валерия Александровича. Своего Ивана Андреевича она различает издалека по лысой голове, которая маслянисто блестит, словно её натерли кремом. Голова её босса как на шарнирах быстро вращается в разные стороны, и ещё видны руки, которыми Иван Андреевич активно жестикулирует. Валерий Александрович, человек с длинными бакенбардами и широкими кустистыми бровями, как все бывшие военные, подтянут, сидит со строгим и непроницаемым лицом, словно ждет боевого приказа, а не слушает музыкальную импровизацию джаз-банда.
Важные менеджеры среднего звена безропотно сидят с клоновидными подругами, у которых физиономии похожи на безупречно-идеальные лица пластиковых кукол. Вера знает, что в этом, придуманном мире они подчиняются только ей, а не Главному или кому-то ещё, и, если ей нравится джаз и блюз, значит, они будут слушать его беспрекословно.
– Вы не можете придумать новых людей, – роняет Горбоносый, продолжая внимательно глядеть на неё, – и в этом ваша беда. Не хватает фантазии!
– А зачем мне придумывать много лиц? Хватит и статистов! Они ведь не играют никакой роли, а призваны лишь заполнить пустоту, как пустоту в коробках с аппаратурой заполняют пенопластом, чтобы та не болталась при перевозке. В реальной жизни ведь тоже много статистов, которые заполняют пустоты. Иначе нас бросало бы из стороны в сторону.
Горбоносый усмехается над её наблюдениями.
– Может быть вы и правы, если бы не одно «но». Вам разве интересно существовать в таком стерильном мире?
– Не знаю. Пока нравится, а там будет видно.
Вера задумчиво смотрит в окно на дальние огоньки ночного города, поблескивающие золотыми искорками во мраке. Они создают иллюзию звёздного неба, опрокинутого под нею и простирающегося далеко внизу. Она произносит вполголоса, но с выражением:
Манят свежестью леса,
Даль неведомых морей,
Берег в россыпях огней…
Горбоносый неожиданно подхватывает:
И тугие паруса
Уходящих кораблей.
Вера совсем не удивляется его начитанности, а охранник, продолжая крутить тонкую ножку пустого бокала в своей руке, спрашивает:
– А как же Ира, Алексей? Не хотите вернуться и помочь?
Лицо Веры омрачается. Она почти забыла о существовании друзей из иной жизни. Здесь, где все так замечательно устроено её сознанием, где нет никаких сложностей, опасных коллизий, она не хочет вспоминать о том, что происходило в бизнес-центре «Орион», о курьерах в чёрных костюмах, о службе безопасности. Сказка, в которой она живёт, кажется надежным убежищем от тяжелых и ненужных переживаний.
Здесь она королева, управляющая своим государством, она делает всё, что захочет. Вот сейчас она прервет этот скучный ночной разговор с Горбоносым и уедет домой, потому что он ей надоел. Он привносит тревогу в её жизнь, а она как раз и хотела избавиться от этого чувства.
Вера поднимает руку, подходит вышколенный официант.
– Вызовите такси, пожалуйста!
Официант исчезает, и она не сомневается, что такси уже ждёт у подъезда.
– Уезжаете? Так скоро? – осведомляется Горбоносый и на лице его написано разочарование.
– Меня не надо воспитывать, будить совесть, – бросает ему Вера, поднимаясь с места. – Вы же сами уговаривали попробовать реалии другого мира. Вот я и попыталась! И мне понравилось.
Потом этот полночный разговор за столиком ресторана, на фоне звёздного неба и городских огней, не раз вспоминался Вере. Что было нужно этому охраннику? Зачем он напоминал ей об Ире и Алексее? Для чего пытался что-то доказать, объяснить?
Видимо, Горбоносый – объясняющий субъект, теперь она понимает это. В одной умной книге Вера читала, что существуют такие люди, объясняющие всё и вся, и их страсть связана только с одним – с демонстрацией интеллектуального преимущества. Но зачем простому охраннику показывать превосходство над ней, тем более что никакого превосходства нет? Странная беседа!
Она идет по коридору к небольшому холлу с лифтами. Приветливый юноша в красно-синей ресторанной униформе ждёт у дверей, он рукой в белой перчатке нажимает кнопку первого этажа, но в лифт не заходит.
Вера едет в полном одиночестве.
Хотя уже поздно, она ни капельки не устала, даже напротив, ещё есть силы. И это ей нравится – в другой жизни, в той серой обыденности будней «Россервиса», к концу дня она была измотана и чувствовала себя выжатой как лимон. Пожалуй, есть с чем сравнивать.
Там было много пустой, никому не нужной возни, бестолковых приказов и распоряжений, указаний тупых начальников, зачастую противоречащих друг другу. Здесь её день проходил в небольших, но важных заботах, которые хоть и занимали время, всё же приносили людям реальную пользу. Получалось так, как она хотела.
Она довольно улыбается, она почти счастлива. Сейчас она выйдет из дверей небоскрёба, сядет в такси и поедет в свой уютный дом, в квартиру в пентхаусе. Там, выйдя на плоскую крышу, уставленную контейнерами с раскинувшимися оливами и лимонниками, она опустится в кресло, скинет туфли и будет наслаждаться прохладой ночного ветра.
Лифт останавливается, двери открываются, и Вера оказывается на первом этаже. Слева стойка ресепшена, у выхода из бизнес-центра торчит Горбоносый в форме охранника. Как всегда, он не смотрит на Веру, она его не интересует.
Никакого такси у дверей и услужливого таксиста, никакого швейцара в красно-синей форме. Это уже не её мир – другой! И Вера вдруг осознает, что внезапно вернулась в настоящую, реальную жизнь, от которой ей так хотелось убежать.
– Давно у нас работаешь?
Алексей стоял навытяжку, как военный, в кабинете начальства и молчал. Бывшие армейские руководители уже несколько раз, за короткое время, вызвали его «на ковер», чтобы прояснить ситуацию. Но молодой человек не знал, что ответить. Да, он лоханулся, утратил бдительность, оказавшись в постели с коллегой из другого отдела, не подумал, что ей будет нужен его ключ от лифта.
– Чего молчишь, воды в рот набрал? – строго спросил немолодой и грузный руководитель административного отдела Макаров, которого обычно меж собой звали Макарыч. Он утирал носовым платком обильно выступающие на лбу и шее капли пота – вентилятор, дувший на предельной скорости, нисколько не помогал.
– Полтора года, Николай Иванович, – выдавил из себя Алексей.
– Да, полтора, – вздохнул Макаров, – время летит. Что ж ты, друг ситный, меня подводишь? Куда документы подевал, где ключ?
– Моя девушка взяла, Ирина из отдела Валерия Александровича.
– И что, где она, где бумаги?
– Не знаю, не могу её найти.
– Не можешь? Как так? У нас никто не пропадает! – Макаров недоверчиво покачал головой. – Мне звонил Тимур Борисович по поводу тебя. Он охрененно недоволен, кричал, матерился, топал ногами. Можешь себе представить, что большие люди тоже топают ногами. Так вот, Лёша, – Николай Иванович вдруг назвал его по-дружески, – твою девушку надо найти и, чем раньше, тем лучше. А лучше, максимум, за час.
– Я постараюсь!
– Нет, не старайся, а найди! Ты понял? – вспылил Николай Иванович, вдруг забывший свой дружеский тон. – Я спрашиваю, ты меня понял?
– Я её найду!
– Всё, иди, исполняй! – по-военному, скомандовал Макаров и наклонил голову к вентилятору, похожий в эту минуту на самоубийцу, подставляющего чело под лезвия вращающейся гильотины.
Да, Иру следовало найти. Надо её разыскать, во что бы то ни стало! Он отправился вниз и на первом этаже неожиданно столкнулся с Курасовым, у которого появилась дурная привычка возникать ниоткуда.
– Про Ирку ничего не слышно? – спросил тот.
– Пока нет! – буркнул Алексей.
– Слушай и Вера куда-то испарилась. В офисе её нет.
– Что, и Вера? Это уже слишком!
– Зашёл к ней, – продолжил Курасов, – а Маша, соседка, говорит, что ещё не приходила, как ушла к подруге, так и не возвращалась. Блин, теперь их надо искать вместе: и ту, и другую!
– Разыщем! – с неясным выражением на лице пробурчал Алексей. – Пойдём, на ресепшене спросим.
Они подошли к стойке регистрации, за которой Алексей увидал знакомую девушку, ту самую длинноногую Настю с бейджиком на груди. Она сидела на стуле и, от нечего делать, смотрела через прозрачные окна на улицу, где у входа периодически возникали роскошные автомобили, высаживая или забирая посетителей бизнес-центра.
– Настя, привет! – обратился к ней Алексей.
Девушка сделала вид, что не узнала его. Она повернула голову, вопросительно вскинула брови, и на её лице отразилось недовольство, будто вопрос молодого человека отвлёк от более важных занятий.
– Не подскажешь, наша сотрудница Вера, выходила отсюда?
– Нет, не видела! – отрезала Настя с холодным видом.
– А Иру, Ирину не видала? – встрял Курасов.
– Тоже нет, – сквозь зубы процедила Настя и отвернулась к заветному окну, словно волшебной силой, притягивающему её взор.
Что было делать с этой вредной девчонкой? Алексей чувствовал, что она что-то знает, но то ли не хочет, то ли ей не велели говорить, где находится Вера. А то и обе девушки. Прямо тайны Мадридского двора! Ничего не получится, если действовать в лоб. Он, Алексей, конечно, мог бы затеять шутливую игру в вопросы и ответы, пофлиртовать, и, глядишь, добился бы своей цели. Только на всё это времени не было.
Он беспомощно оглянулся на Курасова, но вдруг заметил, как позади них, словно из-под земли выросла фигура охранника с большим носом, немного загнутым к щетинке коротких черных усов.
– Кажется, я видел вашу Веру, – с готовностью сообщил тот, приближаясь к ним. – Она поехала наверх.
– На свой этаж? – уточнил Алексей.
– Я не знаю, не смотрел.
– А Ира была с ней, они вместе? – осведомился Курасов, к которому при виде простого охранника вернулся начальнический вид и в голосе появились требовательные нотки.
– Нет, одна Вера, хотя, нет, не совсем одна. Её сопровождали два человека из приемной вашего генерального директора.
– Бульдога? – невольно вырвалось у Алексея, но он поправился и назвал Главного по имени-отчеству.
– Да, от него.
– Ага… – глубокомысленно протянул Пётр Курасов, смутившись от упоминания фамилии Главного. Он потер лоб в задумчивости, не зная, что предпринять дальше.
– Поедем наверх, в приёмную! – предложил Алексей, решительно направляясь к лифтам, но Пётр, догнав его, фактически остановил у дверцы одного из лифтов.
– Зачем нам в приемную? – торопливо спросил он. – Что мы там забыли? Это же приемная Бульдога! Помнишь? С Верой побеседуют и отпустят, не съедят же, в конце концов! Вот, что с Иркой? Мне это непонятно.
– Мне тоже! – хмуро пробормотал Алексей, у которого спало возбуждение розыскника, и доводы спутника показались резонными. – Но с Верой всё равно надо пообщаться. Она может рассказать, где Ирка, что с документами. Если знает.
– Вот именно, если знает! – пожал плечами Курасов. – Ничего, старик, как появится, перетрём!
Неожиданно Алексей, буквально на полпути к лифту остановился, его лицо приняло озабоченное выражение.
– Ты, это самое, не знаешь, что находится у нас на двадцать первом? Чей там офис?
– Нет! – ответил Курасов, но вдруг вспомнил, что этим же этажом интересовалась и Вера. – А что там?
– Не знаю, думал, ты знаешь!
«И чего они зациклились на этом этаже? – мысленно удивился Курасов. – Сначала Вера, теперь Алексей. Там что-то есть, должно быть! Это не совпадение, возможно там, хранятся бумаги, архив Бульдога. А что, чем черт не шутит? Ирка с Верой узнали эту тайну, вот Иру и похитили. Но почему оставили Веру?»
У него моментально созрело решение – надо убедиться самому и понять, чем всем остальным интересен этот этаж. Он вошел в лифт, нажал кнопку двадцать первого этажа.
Лифт поднимался, казалось, целую вечность. Тихо урчал, поскрипывал, и то отключал вентилятор в потолке, то включал. Будто хотел показать Курасову, что не хочет его везти в назначенное место. Пётр испытал странное чувство беспомощности, и ему невольно вспомнились фильмы об ожившей роботехнике, вышедшей из-под контроля человечества. На мгновение он даже ощутил страх перед бездушной машиной, его привычная самоуверенность, вся важность менеджера, пусть и мелкого, отступили перед иррациональным трепетом от необъяснимого.
Но вот железная коробка к его тайной радости достигла цели. Мигнула лампочка, раздался звук, оповещавший о прибытии, двери разъехались.
Не выходя из лифта, он увидел обычный коридор, ограниченный стеклянными стенами-перегородками, за которыми работали сотрудники, их было много. У входа висла табличка: «Юридический Департамент».
Он вышел, прошелся вдоль перегородок, просматривая насквозь прозрачные стены. Юристы были ему незнакомы, и он ни с кем не здоровался. Все было устроено так же, как на его этаже, даже кулер с водой стоял в углу точно такой же и в том же месте. Ничего запоминающегося, любопытного! Различался только интерьер и то ненамного: потолок вместо белого был окрашен светло-голубой краской, а ковролин на полу оказался зелёным и отражался в стеклянных стенах, придавая им травяной оттенок. Словно на тканевом полу росла настоящая трава, по которой можно прогуляться босиком.
«Ну вот, – с внутренним удовлетворением отметил Курасов, – никакой тайны нет, обычный офис. Но что их заинтересовало на этом этаже?»
Как и утверждал горбоносый охранник, Веру задержали у самого выхода. Два молодых человека, подтянутых и стройных, как офицеры младшего комсостава, подошли к ней и вежливо попросили пройти к Тимуру Борисовичу. Оказывается, он её ждал, хотел побеседовать.
У Веры от такого предложения похолодело внутри, ноги сделались ходульными, она покорно кивнула и пошла с ними, словно заключенный под конвоем, не имеющий возможности вырваться из плотной опеки охранников. Сил к сопротивлению не было, и даже если бы они были, вряд ли она смогла справиться с этими спортивными парнями.
Она шла и корила себя за упущенное время на двадцать первом этаже; если бы не разговор с Горбоносым, который состоялся там, если бы не фантазии о жизни в другом городе, с другими людьми…
Наверное, она бы успела скрыться, и никто бы её не догнал. Как пели когда-то в популярной песне девицы из группы «Тату»: «Нас не догонят, нас не догонят!» Но её догнали.
Теперь она едет с двумя мрачными и молчаливыми субъектами к Бульдогу. Что же с ней там будет? Главный не любил своеволия, об этом все знали. А ведь она предупреждала Ирку, говорила: «Не надо идти на этот чёртов этаж, давай вернемся!» Но подруга не послушалась, да еще втянула её.
Лифт поднимался томительно медленно. За это время Вера успела передумать много мыслей, но ни одна не показалась спасительной, такой, чтобы усмирила волнение и уняла тревогу, леденящую сердце.
Она не знала, в каком месте её примет генеральный.
В последнее время тот пристрастился беседовать с сотрудниками на крыше здания, где в деревянных контейнерах и глиняных кашпо росли разные растения: небольшие деревца, кусты роз и пионов. Казалось бы, армейский мужлан, но он поддался на это странное увлечение, присущее аристократам и крупным мафиози, удалившимся на покой. Тимура Борисовича с его оплывшим мясистым лицом, солидной фигурой и брюзгливым выражением лица, легко можно было представить в больших очках и сигарой во рту, подрезывающим ветки винограда где-нибудь на виноградниках Шампани. Или на ранчо в Техасе, возле чистокровных жеребцов.
Но пока он был всего лишь на крыше бизнес-центра «Орион».
Главный брал ножницы в руки и как заправский садовник обрезал отросшие ветки, при этом металлический посвист отточенных лезвий вызывали туманные страхи у подчиненных. Они с опаской смотрели на блестящие стальные лезвия, смыкающиеся на тонких шеях веток и с громким хрустом разрезающие древесную плоть, будто Бульдог мог также легко перекусить и их шеи.
Вспомнив об оранжерее на крыше, за которой с таким упоением ухаживал главный босс, Веру внезапно озарила догадка: ей показалось, что она нашла ответ на вопрос о создателе офисного лабиринта, отце этого странного нагромождения из кашпо и кадок с живыми растениями, об офисном Фавне.
Вот она истина! Этот таинственный лабиринт создал Бульдог, аналогия очевидна: контейнеры на крыше, контейнеры в лабиринте. Как же она раньше не догадалась? «Но это значит, что Горбоносый работает на директора, – мелькнула мысль в её голове. – Нет, невозможно. Бред! Их ничего не связывает».
Но Вера ошиблась с местонахождением Бульдога, ибо сегодня тот принимал у себя в кабинете, а не на крыше. Едва она с сопровождающими появилась в приёмной, как дверь его кабинета шумом распахнулась и оттуда стремглав выбежала высокая худая блондинка Стелла Анатольевна. Она занимала должность начальника Управления и пользовалась немалым влиянием.
Долгое время ходили слухи об особых отношениях между ней и Главным, таких близких, что ближе некуда. Имея статус любовницы, Стелла Анатольевна позволяла себе многое из того, что было недоступно другим менагерам, хотя бы и выше её по положению.
Она, к примеру, могла выбить высокие бонусы своим сотрудникам, незапланированные повышения. Не говоря уже о личных благах. Квартира, машина, одежда – все у неё было по высшему разряду, всё самое модное и дорогое.
Сейчас же, когда она стремительно выскочила из кабинета Бульдога, Вера заметила, что глаза её покраснели и выглядели заплаканными, а лицо было злым и обиженным, как у всех женщин получивших внезапную отставку. Вера слышала перед этим, что у Главного уже появилась новая любовница, более молодая и амбициозная, и отставка Стеллы была лишь вопросом времени.
В приёмной толпилось неожиданно много народа – в основном руководители мелких и крупных подразделений. В числе тех, кто ей был знаком, Вера узнала своего начальника – сверкающего лысиной Ивана Андреевича и босса Ирины – строгого, неулыбчивого Валерия Александровича. Они как герои Гоголя Добчинский и Бобчинский всегда ходили вместе.
Тут были и другие менеджеры, принадлежащие к руководству фирмы. Все они болтались по комнате без дела из стороны в сторону, пытаясь разговаривать и обсуждать какие-то темы по работе, но в то же время чутко прислушивались к тому, что происходило в кабинете Главного.
Выбежавшую оттуда униженную Стеллу большинство проводило озабоченными взглядами, словно каждый из них был отставленным любовником Бульдога и примерял судьбу Стеллы на себя. Только у женской руководящей части в глазах мелькали огоньки злорадства.
Всё это сразу бросилось Вере в глаза. Она поняла, что в фирме твориться нечто важное, возможно, кардинально меняющее жизнь её сотрудников. Иначе с чего бы разномастным управленцам, словно встревоженный улей, крутиться у дверей Главного, как у пчелиной матки, готовящейся покинуть насиженное место и увести за собой молодой рой?
Центром притяжения для клубка этих офисных пчёл, кроме двери Главного, был и стол, за которым сидела секретарша – молодая и смазливая Таня.
Среди видимых треволнений больших людей Вера внезапно ощутила, что её нынешние переживания, возможно, сильно преувеличены, как беспокойство муравья, случайно потерявшего соломинку, меркнут перед смятением мухи, попавшей в паутину.
Возможно, она и не пострадает от гнева Бульдога, как предполагалось поначалу, возможно, гроза обойдет стороной. Она понимала, происходит что-то более значительное, глобальное, судьбоносное, чем её несанкционированный поход с подругой на двадцать пятый этаж.
Заметив стоящую у входа Веру в сопровождении секьюрити, Татьяна сделала строгое лицо и отвела глаза в сторону. Так обычно встречают знакомых, о которых узнали нехорошие вещи и с которыми не желают общаться, воздвигнув с первых минут стену отчуждения. Вероятно, такие лица делали в период сталинских репрессий при встречах с родственниками осуждённых.
В глубине души, неожиданная реакция Татьяны удивила и немного насмешила Веру, потому что она не чувствовала себя ни виноватой, ни репрессированной.
В это время двери офиса руководителя «Россервиса» стремительно распахнулись, словно их с силой кто-то пнул изнутри, и Веру пригласили к Бульдогу.
За огромным столом цвета морёного дуба, сидел их самый Главный. Толстые складки щёк свисали на воротник, маленькие глазки, набычась, смотрели прямо перед собой. Сходство с бульдожьей породой было таким большим, что Вере невольно показалось, будто сейчас у начальника из пасти потечет липкая пахучая слюна и заляпает костюм. От таких мыслей её передернуло.
Лениво скользнув по фигуре девушки взглядом пресыщенного женской плотью мужчины, Главный махнул рукой, отпуская мускулистых спутников Веры. Когда те вышли, плотно закрыв за собой дверь, шеф всех шефов недовольно спросил:
– Ну что доигрались? – голос у него был грубый, но не пугающий, просто низкий мужской голос. – Доигралась ты со своей подругой. У вас серьёзные неприятности!
– Мы не хотели, так, по дурости заскочили на этот этаж.
– Я знаю! – Главный пожевал губами, отчего его обвислые щеки заколыхались. – Что же теперь с вами делать? Увольнение – это самое малое наказание. Ты понимаешь?
– Нет! – ответила Вера, которой казалось, как раз наоборот, что увольнение – это самое большое для них наказание. Её голос дрогнул: – Мы же ничего не сделали плохого – ущерба фирме нет. Никому ничего мы не передали.
– Да, но из-за вас произошел сбой в системе передачи секретной информации! – Главный укоризненно поднял большой толстый палец вверх и погрозил им. Его качающейся палец показался Вере стрелкой метронома, отсчитывающего ритм возможных ударов, какие могли бы посыпаться на неё. – Эта информация имеет огромное значение для безопасности страны, её обороноспособности, а вы подрываете!
– Там были какие-то проводки финансовые. Мне Ира сказала. Никаких секретных чертежей, записок.
– Да вы дуры! – Главный с силой ударил кулаком по столу и матерно выругался. – Какого хрена туда полезли? Зачем брали ключ от лифта?
Он уставился на Веру и его обрюзгшая физиономия, висящие щеки, побагровели от ярости. У неё пересохло от страха в горле, она хотела что-то сказать в своё оправдание, но что тут скажешь? То, в чём могла – уже повинилась, добавить нечего. А начальник прав, она и сама это понимала. Дуры они, конечно, две дуры! Но оставался еще шанс покаяться, попросит прощения, искупить свою вину, в конце концов. Чем-нибудь. Чем, пусть Бульдог скажет.
Выдержав паузу, Бульдог продолжил её гневно отчитывать и неизвестно, сколько времени длился бы этот тяжелый разговор, как вдруг горькие размышления Веры и раздраженный рык Главного были внезапно прерваны вторжением в его кабинет неизвестных людей.
Двери эффектно, как в театре распахнулись, и офис Бульдога заполнился до отказа. В основном это были люди в камуфляже с широкой надписью на спине: «Спецназ». Впереди, в форме сотрудника Следственного комитета и звездочками на погонах, которые в армейских условиях приравнивали их обладателя к званию «майор», выступал молодой человек, бледный и худощавый, носивший очки.
Из-за спин силовиков, с застывшими лицами, заглядывали в малодоступный прежде кабинет офисные соратники Самого.
– Гражданин, – следователь назвал фамилию, имя и отчество Главного, – я представитель Следственного комитета Никитин. Мы проводим ваше задержание, вот Постановление. Кроме того, здесь будет осуществлен обыск. Для этих следственных действий приглашены понятые. – И Никитин представил двух студенток, проходящих практику в одном из отделов.
Ни один мускул не дрогнул на большом собачьем лице Главного, и Вера поняла, что тот ожидал чего-то подобного. Наверное, вышестоящие друзья предупредили.
– А в чем дело? – с барственными нотками в голосе спросил директор, изогнув левую бровь в деланном возмущении.
– Вы обвиняетесь в превышении должностных полномочий, а также мошенничестве в особо крупных размерах.
Следователь Комитета говорил спокойно и уверенно, заученными фразами. Чувствовалось, что ему уже приходилось бывать в кабинетах высокопоставленных лиц и делать там свою работу.
– Ну, это мы еще посмотрим! – гневно бросил Бульдог, и поднялся из-за стола. – Наручники будет надевать?
Он издевательски сунул сведенные руки под нос первому, стоявшему рядом с ним, силовику.
– Обойдёмся! – небрежно махнул рукой следователь.
Оказывается, вместе с ним в кабинет вошли еще и другие его коллеги-следователи, которых Вера изначально не заметила. Они тут же принялись деловито рыться в ящиках стола, а один из вошедших припал к ноутбуку Бульдога и буквально впился в экран.
В это время генеральный директор «Россервиса» медленно обошел приставной столик, кресло, и оказался рядом с Верой. Свои маневры он проделал так, чтобы не привлекать ничьего внимания, особенно следователей, словно рой надоедливых мух, копошащихся в его кабинете.
Когда он приблизился к Вере почти вплотную, то выразительно посмотрел в её глаза, точно намекая на что-то. Но она ничего не поняла: на что намекает, что нужно сделать?
Неожиданно Главный закашлялся утробным глубинным кашлем и невольно согнулся так, что Вера была вынуждена поддержать его за локоть.
– Опять аллергия! – пробурчал Бульдог в оправдание.
Но… Она вдруг почувствовала в левой руке какой-то предмет, который передал ей во время кашля Бульдог. Тот постарался сделать передачу максимально незаметной и ему это удалось. Следователи не сильно отвлеклись на кашель, досадливо оглянулись, и, не найдя ничего подозрительного, занялись своим делом дальше.
На ощупь ей показалось, что в руки попала флэшка, но она боялась посмотреть открыто. К тому же на неё обратил внимание старший следователь, тот самый майор-очкарик, предъявлявший серьезные обвинения от лица государства.
Поглядев на неё, он спросил недоуменно:
– А что тут делают посторонние? Вы кто, второй секретарь?
– Нет! – удивилась Вера.
– Тогда покиньте помещение!
– Хорошо!
Она пошла, протискиваясь сквозь плотную стену спецназовцев, окаменело застывших в дверях. В её руках и впрямь оказалась флэшка. На ней могли быть ответы на самые острые, животрепещущие вопросы, от которых зависела судьба важных людей.
Может Вера, подобно Ивану-царевичу, держала в руках иглу жизни бессмертного Кощея, сломаешь, и всё обрушится? А может, на ней и не было ничего важного – хитрый Бульдог дал ей флэшку, чтобы отвлечь внимание следователей, а сам передал настоящие файлы доверенным людям.
Он мог так поступить, если знал, что за ним обязательно придут. Каждый вёл свою игру, просчитывал ходы наперед. О том, что наверху неспокойно, что грядут непростые изменения, слухи докатились даже до обычных смертных, об этом ещё недавно Ирка болтала в лифте. Поэтому нет ничего удивительного, что Бульдог готовился.
И вот, свершилось, так скоро и так внезапно!
Но странным из всего этого было не то, что директор знал за собой грешки и готовился к визиту правоохранителей, люди с его положением всегда к этому готовы. Странным было то, что она, Вера, непостижимым образом оказалась втянута в финансовые разборки властных кланов, яростно дербанящих куски госсобственности. Сначала они с Ирой взяли чужие бумаги, теперь вот флэшка.
Выйдя из приемной, Вера направилась в свой офис, раздумывая на ходу о двух важных, как ей казалось, вопросах: с кем посоветоваться и кому передать флэшку. Ещё ей хотелось с кем-нибудь посплетничать, но Ирка, к сожалению, как в воду канула, а других близких подружек у неё не было.
Она шла с затуманенными глазами, машинально выбирая направление движения, повороты коридоров, кнопки лифтов, передвигаясь как сомнамбула, погруженная в сонный транс. Всё прошедшее казалось ей пугающим и фантасмагоричным, впрочем, вписывающимся в русло тех необычных явлений, который случились с ней за последнее время.
А ведь ничего такого раньше не происходило! Каждый день она видела одно и то же: надоевший офис, назойливых коллег, недалеких и грубых начальников. И всегда она сидела тихо за своим столом, ни во что не вмешивалась, ни за что не отвечала. Она была из породы тех зверюшек, на клетках которых написано: «Мышка обыкновенная, серая, офисная».
Эта унылая серость, казалось, пронизала её всю: её тело, волосы, одежду. Она носила серый брючный костюм, серый плащ, серый зонт, серую сумочку. Сама себе она тоже представлялась серой и даже не в плане одежды, а чисто физиологически. К примеру, кожа на теле, как ей виделось, с недавнего времени приобрела сероватый оттенок, как у человека, страдающего малокровием, губы поблекли, а ногти на пальцах рук, из розовых, превратились в белёсые.
Положение изменилось в лучшую сторону только с появлением Иры, которая предложила ей внести разнообразие в свой гардероб, добавив синюю краску в цветовую гамму. Поддавшись её уговорам, Вера стала носить джинсы.
И вот она, серое, незаметное существо, попала в бурлящий водоворот событий.
От нахлынувших неприятных ощущений её передернуло. Перед глазами возникло бурое от гнева, дрожащее щеками, лицо Главного, его тяжелый металлический голос, маленькие глазки. Он орал на неё, грозил карой, извергая из бульдожьей пасти жуткие слова.
При воспоминании об этом разговоре по телу Веры пробегали мурашки с палец толщиной, а сердце накрывало ледяной волной страха. Но потом вбежали спецназовцы и резко всё изменилось. Они её просто спасли!
Затем в её руке оказалась флэшка от Главного, что было само по себе непостижимо – кто она такая, чтобы генеральный доверился именно ей? Его могла заставить пойти на такой вынужденный шаг, только безвыходность ситуации. Не иначе!
Она оглянулась, но в коридоре никого не заметила. Удивительно, что её никто не преследовал, не шёл по пятам, не досаждал глупыми приставаниями, хотя она и ждала этого с внутренним страхом и напряжением. Она чувствовала себя, в какой-то мере, сообщницей Бульдога, почти криминальным лицом, исполняющим тайное поручение босса.
В офисе соседка Маша тоже не обратила на неё внимания, увлечённая постоянным занятием – она энергично мазала кремом для рук круглые щёки и читала информацию в интернете. Веру всегда удивляла её особенность мазаться любым кремом, который попадался в руки. Так маленькие дети, у которых режутся зубы, без разбора тянут всё себе в рот.
В свою очередь Маша оправдывалась тем, что большинство кремов универсально, просто об этом не догадываются их пользователи. Раскрыли же, к примеру, секрет гепариновой мази, которая легко заменяет всякие дорогие кремы для удаления синяков под глазами.
На столе у Веры внезапно зазвонил телефон, заставив вздрогнуть от неожиданности. Она подняла трубку. Раздался совершенно незнакомый голос, который холодно осведомился:
– Это Вера?
– Да.
– С вами говорят из министерства Обороны. Вам передали флэшку, на ней важные сведения, содержащие государственную тайну. Вы должны обеспечить её сохранность и передать нам.
Держать у себя опасный носитель информации не было никакого смысла, наоборот, логика подсказывала, что от него следовало избавиться как можно скорее. Она спросила торопливо:
– Кому её отдать?
– Знаете Триумфальную площадь, возле Концертного Зала?
– Я поняла!
– Так вот, ждем через час, – голос в трубке стал суровее. – О нашей встрече никому не сообщайте, это конфиденциальная информация.
– А как я узнаю, кому отдать?
– Мы сами к вам подойдем.
Трубку положили. Теперь Вера ещё раз убедилась, что на флэшке была важная информация, ведь звонили из самого министерства. Но этот звонок вызвал у неё и несколько вопросов.
Почему Главный отдал флэшку ей, а не следователю, если на носителе были лишь госсекреты? Ведь следователь Комитета – государственный служащий, получающий надбавку за соблюдение режима секретности, он, по роду работы должен блюсти секреты. Ещё один вопрос возник в связи с тем, как в Министерстве Обороны так быстро узнали, что флэшка у неё. Если только за спинами спецназовцев «передачу» не увидел кто-то из близких Бульдогу людей, доверенных лиц, и по своим каналам не сообщил эту информацию.
Третий вопрос – самый важный, заключался в том, что было на самой флэшке, какие сведения скрывались там? Точно ли секреты государственной важности или это очередные проводки в офшоры денег, отгрызенных у государства коррумпированными чиновниками?
Скосив глаза на Машу, Вера увидела, что её соседка, не меняя позу, продолжала рассматривать экран монитора. Сбоку Вере было видно, что в Ytube выложили ролик с обыском кабинета Главного, который и привлек внимание Маши. На экране мелькали разные лица. Было много полиции, спецназа, служащих фирмы. Тогда Вера перевела взгляд на флэшку, лежащую перед ней. Та была в золотистом корпусе, закрытая колпачком, но без цепочки – обычный электронный носитель информации, продающийся в любом ларьке подземного перехода.
Она протянула руку, взяла маленькую металлическую вещицу, похожую на детский свисток, и поднесла к глазам, пристально рассматривая. Но сколько ни смотрела, ничего любопытного не узрела, флэшка как флэшка.
Тогда её охватило острое желание посмотреть, что находится на ней, какая информация скрыта? Если её вставить носитель в порт USB на корпусе компьютера, то можно это мгновенно узнать, но не зря существует пословица: «Не буди лихо пока оно тихо!» Нужно ли тревожить спящего зверя?
Ей сразу вспомнилась неугомонная подруга. Авантюристка Ирка вскрыла чужой пакет, посмотрела документы и что из этого получилось? Ничего хорошего – сплошной геморрой для всех!
С сожалением вздохнув, Вера смахнула флэшку в сумочку и пошла из офиса.
– Голова разболелась, я в аптеку, – бросила она на ходу Маше, продолжавшей смотреть видеоролик. Но та даже не повернулась в её сторону, увлеченная происходящим в кабинете директора.
Расставшись с Курасовым в холле первого этажа, Алексей испытывал только одно желание – незамедлительно подняться в приёмную генерального. Он решил, что Веру повели туда давать объяснения, хотя обычно у Бульдога не засиживались. Тот был деловым человеком, умел ценить своё время и поэтому с провинившимися сотрудниками разговаривал хоть и жёстко, но не долго. Он не был любителем пережевывать одно и то же по многу раз, мусолить мысль до такой степени, что она становилась абсурдом.
По расчетам Алексея, Вера должна была вскоре освободиться и рассказать где прячется Ира, эта сумасшедшая, недалёкая девчонка, так по-глупому подставившая его. Да, глупая, но веселая, этого у неё не отнимешь. Может оттого, Алексею и было её жалко.
В лифте он нажал кнопку двадцать четвертого – приемной Главного. Кабина стремительно пошла вверх, но Алексей не смотрел на дисплей, на мелькание зелёных цифр. Первый этаж, второй, третий…
Так было всегда, здесь, в лифте – этажи мелькали, как годы, быстро и безостановочно. Чем выше от земли, тем больше цифры. Чем дальше от дня рождения, тем старше годы. Правда, он, Алексей, пока не задумывался о быстротечности времени, он далек от метафор такого рода.
Как-то не удержавшись, он представил, чтобы произошло, если б каждый человек работал на этаже, связанном с его возрастом. Представил чисто гипотетически. Тогда он находился бы в офисе на двадцать девятом этаже, а Ира на двадцать восьмом. Их Главный принимал бы сотрудников на пятьдесят девятом этаже, а босс Веры Иван Андреевич трудился бы на сорок восьмом. С прибавлением лет все они перемещались бы на этаж выше, и так каждый год. Создавалась бы иллюзия вечного движения, драйв без конца.
Только маловероятно, что это было бы стоэтажное здание, до ста лет никто не работает. Он не знал, почему в голову иногда забиралась такая чепуха, но она появлялась, время от времени, занимая мозг причудливыми задачками.
Сейчас же его волновало другое: Макаров дал всего пару часов на поиски Иры и время уже истекало. Прошёл час – пролетел незаметно, так же пройдет и второй, если он будет бестолково метаться. Ну, ничего, он уже близко, теперь он увидит Веру, и та ему всё расскажет.
В это время лифт остановился, двери с легким свистом открылись.
Но что это? Нет, только не это!
Он опять на двадцать первом этаже, перед пещерным каменным лабиринтом. Он не хочет сюда, ему не надо! Он с силой жмёт кнопку двадцать четвертого этажа, но лифт не подчиняется, не слушается его, все кнопки загораются одновременно, будто их замкнуло.
Этот лифт… Он словно подталкивает его пойти по песочной тропинке к ожидающему за изгибами лабиринта морю. Да, он знает, чем всё закончится: впереди море, солнце, шезлонг с пивом. Конечно, расслабиться не мешает, кто откажется от такого? Но время! Где его украсть, где достать недостающие минуты, когда ты в жесточайшем цейтноте? И всё же…
Он выходит наружу из лифтовой кабины. Если ему суждено пройти весь путь по лабиринту заново, если это кому-то нужно – он сделает это. Только теперь быстро!