Внизу просигналила машина.
Пиппа (она курила, свесившись из окна) крикнула мне:
– Прикатил твой парень! На своей шикарной тачке.
– Ш-ш-ш, – укоряюще прошипела я. – Услышит.
– До него три этажа. И его, черт побери, слышит половина улицы, так что я бы насчет этого не переживала.
Я частично протиснулась в то же самое окно и помахала ему. Он прогудел в ответ, и наш сосед Билл поднял голову, оторвавшись от мытья собственной машины.
– Все нормально, Билл! – успокоила его Пиппа. – Это просто кавалер Эмили прибыл.
Пожав плечами, Билл вернулся к своему занятию. Идеальный сосед: настороже, когда надо, а когда не надо, делает вид, что ничего не замечает.
Мы с Пиппой не соответствовали типичной демографической ячейке данного района: статистической нормой здесь считалась молодая семейная пара, среднее количество детей – 2,5. Все они уверяли, что обожают Ли, этот отличающийся большим человеческим разнообразием анклав между Луишемом и Блэкхитом, но и мы, и они знали, что они лишь ждут возможности вскарабкаться на очередную социальную ступеньку и перебраться в богатенький Блэкхит. (Эта ступенька была, надо признать, очень высокой.) Зона «Юго-Восток-3» – вот где всем хотелось очутиться. Там чувствуешь себя, словно ты не в Лондоне, а в какой-то забавной деревушке. И там полно открытых пространств, совершенно необозримых. Говорят, в XVII веке там хоронили жертв чумы, Черной смерти, отсюда и название Блэкхит – «черная вересковая пустошь». Но это мало беспокоит наших современников, которые летним вечерком не прочь устроить там импровизированный пикник с шашлыками. Мы с Пиппой много раз присоединялись к этим веселящимся массам, которые делают вид, будто там живут, и зажигали огонь под одноразовым подносиком из фольги, поспешно купленным на ближайшей заправке. Мы как-то всегда приходили туда слишком поздно, и нам уже не доставались лучшие места (возле пабов). Когда мы набирались храбрости и считали, что сегодня британская погода нас не подведет, было уже четыре часа дня и в Sainsbury успевали вымести подчистую весь шашлычно-грильный отдел.
– О-о, ты роскошно выглядишь, – отметила Пиппа.
Я сделала вид, что разглаживаю свое обтягивающее платье спереди, хотя разглаживать там было, прямо скажем, нечего.
– Ты думаешь?
Я почти час мучительно выбирала, что надеть. Миленькая блузка и белые джинсы – более непринужденный наряд. Платье с особой структурой – более формальный. При этом мне не хотелось создавать впечатление, будто я приложила слишком много стараний. Но мне показалось, что приложить недостаточно усилий в таком случае – это еще хуже. В итоге победило это самое платье темно-синего цвета. Креп сжимал мне талию, облегал бедра и заканчивался чуть ниже колена. Декольте было самое скромное, зато этот крой очень выигрышно подавал мою грудь. Как заметила бы моя мать, «это платье натянуто везде, где нужно».
– Волнуешься? – спросила Пиппа.
– Да нет, все нормально, – соврала я. Ей незачем было знать, что после выбора наряда я еще целый час провела, орудуя феном, собирая волосы в высокую прическу, распуская их, снова собирая. Они успели отрасти до плеч, даже сильнее: я уже довольно давно им такого не позволяла. Вид оживляли несколько мелированных прядей среди моих натуральных рыжих. В итоге я все-таки решила все это поднять, а две прядки убедила спуститься по обеим сторонам лица, чтобы выглядеть не так строго. Пару дней назад я сделала французский маникюр, и он до сих пор хорошо держался. Макияж – легкий, типа «естественный», я всегда такой предпочитала. Мне хотелось создать образ непринужденного шика. В конце концов, я ведь просто ехала знакомиться с матерью своего молодого человека. На самом деле я меньше готовилась к свадьбам близких подруг.
– Удачи, – окликнула меня Пиппа, когда я уже взялась за ручку двери. – Она тебя страшно полюбит.
Но я, увы, не разделяла ее уверенности.
Идя по дорожке к машине, с букетом в руке, я заметила, что Адам смотрит на меня, и постаралась вышагивать как можно элегантнее.
– Ого, выглядишь великолепно, – сообщил он, когда я забралась в машину и наклонилась его поцеловать. Процедура длилась несколько дольше, чем мы ожидали, и я упрекнула его, что он размазал мне всю помаду.
– Да, придется тебе, видно, заново краситься. – Он с улыбкой вытер губы. – А колготки запасные ты прихватила? – Его рука прошлась по моим ногам, снизу вверх. – А то вдруг я эти порву.
Я подняла взгляд на Билла, полировавшего капот, и беззлобно отпихнула руку Адама.
– Ну хватит, а? У бедняги уже был инфаркт. Хочешь, чтобы я ему устроила еще один?
– Скорее всего, он уже много лет не видел ничего столь же интересного, – рассмеялся он.
Цыкнув на него, я повернулась и осторожно уложила цветы на заднее сиденье.
– Ага, пытаемся на кого-то произвести впечатление, да? – осведомился он с улыбкой.
– Ха-ха, жутко смешно.
– Как ты вообще насчет этого, нормально? – Он взял меня за руку.
– Вообще меня немного тошнит, – призналась я. – Я в своей жизни знакомилась только с одной матерью.
Он рассмеялся:
– Похоже, встреча прошла не слишком успешно, раз ты здесь, со мной.
Я слегка толкнула его локтем – уже привычный шутливый жест:
– Для меня это очень важно. Если я ей не понравлюсь, это конец. Ты меня, скорее всего, даже не повезешь обратно.
– Она тебя сразу полюбит, – заверил он, порываясь взъерошить мне волосы.
Я перехватила его руку:
– Даже не думай. Ты хоть представляешь, сколько времени ушло на эту прическу?
– Черт возьми, ты тратишь гораздо меньше сил на все эти украшательства, когда со мной куда-нибудь выходишь. Надо тебя почаще знакомить с моей матерью.
И он снова засмеялся.
– Мне больше не нужно стараться произвести на тебя впечатление, – пояснила я. – Ты у меня по струночке ходишь. А теперь мне надо завоевать еще и твою мать. Если смогу перетянуть ее на свою сторону, обрету возможность править миром. – Я издала зловещий смешок.
– Я ей сказал, что ты самая обычная женщина. Тебе пора начать вести себя соответственно.
– Ты ей сказал, что я обычная? – взвизгнула я, изображая бурный протест. – Не очень-то интригующе звучит, как по-твоему? Ты что, не мог меня описать поинтереснее? – На лице у него расплылась ухмылка. – Ну, что еще ты обо мне поведал?
Немного подумав, он ответил:
– Что ты веселая, умная и готовишь очень неплохой английский завтрак.
– Адам! – простонала я. – И это все? Я для тебя – всего лишь поставщик сосисок?
Тут мы оба рассмеялись.
– Нет, ну правда, как по-твоему – я ей понравлюсь?
– Она тебя полюбит. Правда. Да и как тебя не любить?
Если он таким окольным путем объявляет, что любит меня, пускай, решила я. Не идеальное признание, но сойдет. Он еще не объяснился по-настоящему, но мы пока провели вместе меньше двух месяцев. Так что я предпочитала видеть его чувства в том, что он для меня делал. Скажем, иногда он в обеденный перерыв заходил ко мне в офис, принося мне сэндвич, чтобы я могла перекусить, никуда не выходя. Или, к примеру, один раз я валялась у себя в квартире с простудой, и он явился и лег рядом со мной на кровать, и я его всего обчихала и обсопливила. Я рассуждала так: ведь все это явно стоит дороже, чем три глупых слова? Всякий может их произнести, на самом деле ничего такого не чувствуя. Поступки говорят о человеке больше, чем слова, вот какая у меня была философия. И я старалась ее придерживаться – разумеется, до тех пор, пока он не промолвит бессмертное «я тебя люблю», и тогда на все его поступки можно будет наплевать с высокой горки.
Мы выехали на А21, слушая «Легкое радио»: Адам сообщил, что это любимая станция его матери. Мол, это мне поможет войти в нужное настроение. Я бы предпочла на время выкинуть из головы предстоящее знакомство с его родительницей. Мне как-то не очень хотелось сейчас забивать эту самую голову ее излюбленными мелодиями.
– Ну, какая она? – спросила я.
Он задумчиво потер щетину на подбородке.
– Думаю, она как все матери. Любит вить гнездо и всех мирить. Всеми силами старается оберегать своих детей. Всегда на их стороне. Надеюсь, и я тоже всегда ее защищаю и берегу. Не терплю, чтобы при мне о ней плохо отзывались. Она хорошая женщина.
На меня и без того давила необходимость ей понравиться, но его комментарий еще больше усилил это давление. Если же, паче чаяния, она не понравится мне… Я уже понимала, что мне придется разбираться с этим в одиночку. И я подумала: и ради меня, и ради нее нужно, чтобы эта встреча прошла успешно. Я должна постараться.
Я обрадовалась, когда из динамиков полилось «Лето» Уилла Смита. Мы помнили все слова и оба подпевали, пока дело не дошло до строчки про запах шашлычного дыма, который навевает ностальгию.
– Никакой не «запах дыма». – Он рассмеялся. – Он поет про «запах дамы»!
– Вот еще глупости, – возразила я. – Какой еще дамы? Почему от этого ностальгия? У них пикник, сосиски шипят на гриле – и тут эти ребята вдруг подмечают, какой ностальгический аромат у дамочки, которая идет мимо?
Он покосился на меня так, словно я спятила.
– Каким должен быть запах шашлыка, чтобы вызывать ностальгию?
– Мне даже не верится, что мы вообще это обсуждаем. Все знают, что там «запах дыма».
– Погуглим, когда к маме приедем.
Мне понравилось, что он сказал просто «к маме», а не «к моей маме». Я ощутила себя более причастной к его семейному кругу.
– Это «Легкое радио» – просто кладезь открытий, – заметила я. – Вот уж не знала, что твоя мать – фанат хип-хопа. Кто бы мог подумать?
Лицо у него изменилось, и в салоне машины словно повеяло холодом.
– Ты говоришь о моей матери, – произнес он довольно сердитым тоном. – Тебе не кажется, что это было неуместное замечание?
Я засмеялась, думая, что это он просто мне подыгрывает. Но ведь я уже заметила, как он поджимает губы, как у него напрягаются скулы. Я должна была ощутить, что для него это не шутка.
– О-о, только вот не надо пафоса. – Я хихикнула, глянула на него, чтобы убедиться – сейчас его лицо дрогнет в улыбке. Но оно оставалось все таким же ледяным.
– Ты проявляешь неуважение.
Я подавила смешок:
– Господи, да я просто…
– Ты просто – что? – резко бросил он.
Включив сигнал, он перешел на полосу медленного движения, и я, с трудом переводя дыхание, мысленно прокрутила в голове эти несколько минут нашего общения. Я так и видела, как на ближайшем же съезде он разворачивает машину. А потом высаживает меня на тротуаре возле квартиры, где я живу. И уносится прочь. Как мы так быстро перешли от невинного перешучивания к вот этому? Почему он вдруг встал на дыбы? Как за такое короткое время все могло повернуться так ужасно неправильно?
Он вцепился в руль обеими руками, и костяшки у него побелели. Я положила руку ему на кисть.
– Прости?.. – неуверенно пробормотала я, толком не зная, за что, собственно, извиняюсь.
– Ты хочешь это сделать или нет? – Голос у него смягчился. – Потому что, если ты не готова, можно просто все отменить.
Он так говорил, словно я – какой-то подопытный зверек. Может, так оно и было.
– Прости меня, – сказала я тихо. На самом деле я не хотела, чтобы в моем голосе звучали эти примирительные интонации, но я ничего не могла с собой поделать: если честно, его реакция меня потрясла.
Он переключил радио на «Поцелуй FM», и до конца пути мы больше не разговаривали.