Тем временем ни о чем не подозревавший охранник Виктор уже окончил обсуждать встречу Нового года по-французски. Он слышал какие-то далекие голоса в коридорах студии. Но на студии довольно часто бывало шумно, особенно перед выходом в эфир. Это уж потом, во время новостей, в коридорах наступала мертвая тишина. Даже хозяин в своем кабинете говорил тогда полушепотом.
«Так. Хорошо, что Танька про рыбу напомнила, – подумал Виктор, проходясь по клавишам мобильника. Номер своего соседа Клима Бондарева он помнил наизусть. – Дома, он дома, даже если долго трубку не берет. Телефон ищет».
– Привет, Виктор, – раздалось в наушнике.
– Клим, рыбалка не отменяется?
– Пока – нет.
– Вы мотылем запаслись? А то я перед работой на «пятачок» ходил, так у Петровича мотыль уже кончился, а у Федьки мелкий был… – врал Виктор, пытаясь оправдаться перед соседом, которого безмерно уважал за обязательность.
Несмотря на то, что Бондарев называл Виктора на «ты», охранник неизменно обращался к нему на «вы».
Умар остановился напротив ассистентки режиссера, молодая женщина дрожала. Не выдержав взгляда, закрыла лицо руками. Главарь террористов взял ее за волосы, развернул лицом к себе.
– Руки убери. В глаза мне смотри. И ты, Тася, не знаешь, где он?
Стоявшая рядом редактор смотрела на заплаканную ассистентку, с ужасом ожидая, что вот-вот придет и ее очередь.
– Умар, я не знаю, не знаю, где он.
И тут за поворотом коридора чуть слышно скрипнула дверь. Рамзан тут же развернул автомат на звук.
– Ты сказал, что всех собрал? – прошептал Умар Рамзану.
– Всех, кого нашел.
Из-за поворота всего на мгновение выглянула девушка, занимавшаяся набором текстов и титров передач на компьютере. Последние десять минут она провела, держась изнутри за ручку двери в женском туалете, не решаясь оттуда выйти. Она слышала только, как ойкнула ее подруга, выходя в коридор, как кто-то схватил ее, и подруга торопливо выкрикнула: «Там больше никого нет». Выйти после этого стало боязно. Но проходили минуты, и все это стало казаться девушке каким-то дурацким розыгрышем. Не сидеть же весь вечер в туалете! Может, показалось или не так поняла.
Она выглянула в коридор – пусто. Стараясь ступать осторожно, подобралась к самому углу. Она, конечно же, слышала, как кто-то с кавказским акцентом допытывался, где второй охранник, но работала она недавно, начальство по голосам еще не узнавала. Такой вопрос мог интересовать и Балуева. Девушка выглянула, и почти тут же прозвучал выстрел. Пуля, выпущенная из автомата Рамзаном, вспорола панель над самой ее головой.
– Схватить! – крикнул Умар, даже не успев толком рассмотреть, кто выглядывал из-за угла.
Тут же двое его людей в черных масках исчезли за поворотом. Они били прикладами в дверь туалета, за которой спряталась и заперлась девушка.
Заслышав выстрел, Виктор тут же вскочил со стула.
– Погодите, Клим, – торопливо сказал он в трубку, – у нас на студии что-то происходит, кажется, стреляли.
Виктор чуть приоткрыл дверь силовой электроподстанции и выглянул в щелку. Двое мужчин в камуфляже, в масках, выбивали прикладами дверь женского туалета. Но тут же пришлось отпрянуть от двери, по коридору кто-то бежал на помощь ломившимся.
Виктор поплотнее прикрыл дверь и просунул в дверную ручку ножку стула.
– Тут какие-то маски-шоу понаехали. Камуфляж, оружие. Дверь ломают, – сказал он, вновь поднося трубку к уху.
– ОМОН? – спросил Бондарев.
– Не знаю, может, и ОМОН. А может… кажется, кавказцы по говору… – он говорил, прижавшись ухом к двери.
– ОМОН стрелять не стал бы, – уверенно сказал Бондарев, – да и кавказцев туда практически не берут.
– Даже не знаю, что и делать.
– Позвони, вызови милицию. Если это ОМОН, то они будут в курсе. И тут же перезвони мне.
– Я сейчас.
Виктор не сразу сообразил, как с мобильника звонить в милицию.
«Надо набирать код? Или нет?»
– Милиция. Дежурный слушает, – наконец раздалось в трубке.
– Это пост охраны кабельной телестудии «Око» в Коломенском. Ворвались неизвестные люди в масках и с оружием…
– Они вам документы показывали, представлялись?
– Не знаю, может, напарнику на посту что-то и показывали, – шептал Виктор в трубку, – может, это и ОМОН. Но они стреляли…
– Сколько их?
– Я видел двоих. Камуфляж, черные маски.
В голосе охранника не чувствовалось уверенности. Дежурный тоже понятия не имел, проводится ОМОНом операция на телестудии или нет. О таких вещах никто не предупреждает. Иначе все документы успеют уничтожить или вывезти.
– Попробуйте выяснить, кто они, – спокойно предложил дежурный.
– Я забаррикадировался в электрощитовой. Пришлите наряд. Может быть, это террористы.
– А может, и ОМОН, – хмыкнул дежурный на другом конце линии, – знаете, сколько ложных вызовов о террористах и бомбах поступает?
– Я охранник студии и официально вызываю милицию, – не выдержал Виктор.
– Ладно, – сдался дежурный. – Мы приедем, но если вызов ложный, вам придется отвечать за него. Хотя у вас должна быть «тревожная кнопка».
– Я же не на посту сейчас.
– Назовите полностью имя, фамилию, должность…
Наборщицу выволокли из туалета, поставили рядом с другими сотрудниками «Ока».
– Проверить все помещения, все подсобки, – шипел Умар.
Дверь в подстанцию дернули из коридора. Виктор, только что поговоривший с милицией, замер, так и не успев набрать номер Бондарева. Он толком не знал, чем занимается его сосед, на эту тему они никогда не говорили, но охранник чувствовал, что у Клима есть влиятельные друзья, которые в случае чего помогут.
– Закрыто, – послышался негромкий голос снаружи.
– Какое тебе, закрыто! Видишь, замок болтается. Ломай дверь! – настаивал Умар. – Там он и сидит. Больше негде. Открывай! Ты что, не слышал, твой хозяин сказал – никому не сопротивляться?!
Дверь уже дергали изо всех сил, стул, вставленный в ручку, трещал. Дверное полотно, обшитое с двух сторон оцинкованной жестью, ходило ходуном. Виктор схватил с пожарного щита кирку с деревянной ручкой, выкрашенную в красный цвет, и изготовился ударить ею, как только сорвут дверь. У него уже не оставалось сомнений, что в студии террористы. Но тут в дверь ударила короткая автоматная очередь. Виктор отскочил в сторону.
– Не стреляйте, идиоты. Силовой щит разобьете, без света останемся. Открывай, все равно выковыряю.
«Где же менты? – в отчаянии подумал охранник, и тут до него дошло, чего больше всего боятся за дверью, – боятся не того, что я выйду. Боятся того, что я отключу свет. Они в эфир хотят выйти! Или вышли уже?»
Слегка поддавшуюся дверь уже пытались подцепить с внешней стороны то ли ломом, то ли лопатой. Трещала деревянная дверная коробка.
«Хрен вам!» – подумал Виктор и, развернувшись, ударил киркой в распределительный щит.
Острие глубоко провалилось в тонкую жесть, мигнул свет, посыпались искры. Охранник вырвал кирку и нанес еще несколько ударов. Сыпалось стекло, гасли рубины индикаторных огоньков, разлетались обломки керамических трубок предохранителей, фонтанами брызгали искры, расколотые корпуса выключателей-пакетников хрустели под ногами. Свет то исчезал, то загорался вновь. Из щита валил едкий дым горелой изоляции.
– Вытащите его, пока он все не уничтожил! – надрывался Умар.
В дверь уже стреляли из двух автоматов сразу. Виктор, прижавшись спиной к холодной бетонной стене, ждал с занесенной киркой в руках. Еще раз вспыхнул фонтан электрических искр, запрыгали по резиновым коврикам у распределительного щита капли расплавленной меди, и вся студия погрузилась в темноту – глубокую и непроглядную. Раздался истошный женский визг, от которого у Виктора мороз прошел по коже.
Хрустнула дверь, распахнулась, и замелькали вспышки выстрелов. Охранник наугад опустил кирку. Она провалилась в пустоту и высекла искры из бетонного пола. На него тут же кто-то навалился сверху, посыпались удары, лишь часть из которых достигала цели.
Щелкнула зажигалка, выхватив из темноты белки глаз и оскаленные зубы в прорезях маски. И тут раздался сухой щелчок, под потолком тускло загорелась выкрашенная красной краской пыльная лампочка. Включилось аварийное освещение. Редкие лампочки загорелись и в коридорах, в студии. Темнота рассеялась. Виктор попытался ударить в лицо террориста, душившего его, но тут же получил удар ногой под ребра и ствол автомата уперся ему в лоб.
Умар, чуть склонив голову, смотрел на распростертого на полу Виктора, глаза обоих мужчин горели ненавистью друг к другу. Рамзан закашлялся. Из щитовой валил густой едкий дым, хоть огня и не было видно.
– Ты прожил чуть дольше, чем я хотел, – на удивление спокойно проговорил Умар и опустил ногу на шею охранника.
Он вдавливал кадык постепенно, вслушиваясь в то, как задыхается его пленник. Ногу он убрал, когда обессилевший Виктор уже терял сознание.
– Погоди, – остановил Умар Рамзана, когда тот снял со стены газовый огнетушитель и собирался уже направить струю на дымившийся щит, – пусть немного погорит.
– Мы же задохнемся.
– Вентиляция здесь неплохая.
– Она тоже отключилась.
– Наладим. Иначе в эфир не выйдем.
Среди оплавившихся проводов то и дело проскакивали искры. Умар поднял с пола погнутую медную пластину, вылетевшую из рубильника, и бросил ее на щит, так, как бросают камешек в воду. Пластина мгновенно вспыхнула, разлетевшись расплавленным металлом. Главарь террористов усмехнулся, подручные прочли его желание и без слов подхватили Виктора за руки, с размаху бросили грудью на оголенные провода щита. Он всего на долю секунды коснулся их. Кавказцы слишком быстро разжали пальцы, опасаясь, что и их ударит током. Рослый охранник дернулся и упал на резиновые коврики. Даже в коридоре почувствовался запах сгоревшей плоти.
Рамзан поставил у ног огнетушитель и поднял автомат, готовый добить Виктора.
– Вечно ты спешишь, – усмехнулся Умар, с высоты своего роста рассматривая обожженную, еще дымящуюся грудь охранника, – сам и без нас дойдет, – он перевел взгляд на слабо пульсирующую жилку на шее Виктора.
Биение было неровное, еще пара толчков, и синяя жилка стала неподвижной. Умар поднял голову:
– Теперь отключай общий рубильник и можешь загасить огонь. Тут где-то есть резервная автономная подстанция, мы ее и запустим.
Виктор лежал на спине, его глаза были широко открыты, но он уже не видел ни слабо освещенного потолка, ни террориста, склонившегося над ним. Не слышал он и голосов, звучащих на студии. В его угасающем сознании одна за другой возникали и гасли картины.
Вот он сидит с удочкой над прорубью, сосредоточенно глядя в воду, а на снегу еще подрагивает, но уже коченеет небольшой окунь. Откуда-то со стороны ему подают плоскую фляжку с коньяком, он делает пару глотков и чувствует, как спиртное приятно обволакивает, согревает застывшее на морозе горло.
А потом вдруг возникает его небольшая комната с расстеленной кроватью и с сервированным столиком. Горят свечи, а на тарелке еще шевелит хвостом обледеневший, искрящийся чешуей окунь. У столика стоит обнаженная Танька в туфлях на высоких тонких каблуках и говорит: «Рыба, специально для тебя, дорогой».
«Но почему так болит в груди?» – не понимает Виктор.
От этой боли темнеет в глазах. Совсем темно. И тут ярко вспыхивает солнце. Вокруг снова заснеженный лед Москвы-реки, пронзительно синее, как бывает только зимой, небо. На льду вдалеке рыбаки. И тут же, возле лунки, журнальный столик с едой, выпивкой, на нем поблескивает плоская коньячная фляжка Клима Бондарева, по бокам от нее горят две свечи. Горят ровно, так, как никогда не бывает на улице, даже в самый безветренный день, так, как горели бы они у него в комнате на «французский» Новый год. А возле столика стоит голая Танька на своих каблуках-шпильках с бокалом шампанского в руке. И никакого смущения в глазах, что на нее, бесстыжую, смотрят и другие мужики, собравшиеся порыбачить. Виктору уже как-то не до нее, кружится голова, боль из груди уходит и меркнет свет… Снег становится серым, блекнет небо, в лунке чернота, словно туда тушь налили. Только два огонька свечей пробиваются сквозь мглу, как волчьи глаза в ночном лесу, но и они уходят. И больше нет ни звука, ни вспышки, ни мысли, ни желания… ничего.
Рамзан боязливо опустил рубильник и повернул рычаг на головке огнетушителя. Из раструба на оплавленный электрощит полетел клубящийся белесый газ. Он отбросил опустевший огнетушитель к стене и повернулся к Умару.
– Надо попробовать восстановить щит.
– Что тут уже восстанавливать? Закрой дверь, меньше дыма будет.
Умар уверенно пошел по коридору. Никто из сотрудников студии в ту недолгую минуту, когда погас свет, и не подумал убегать. А куда удерешь? Бросишься, и наткнешься в темноте на автоматную очередь. Уж лучше затаиться, присесть, прижаться к стене, закрыв голову руками.
– Что там было? – шептала ассистентка.
– Не знаю, кажется, убили…
– Кого? Виктора? Они же именно его искали.
– А что Балуев?
Умар на ходу только посмотрел на женщин, и те тут же замолчали.
– Разведите их по нескольким кабинетам, – приказал он, – только под ногами путаются. Всех, кто работает на эфире, по рабочим местам.
– Мы не сможем выйти в эфир. Все обесточено, – вставил продюсер.
– Это не твоя забота, – Умар резко распахнул дверь кабинета владельца «Ока» и тут же закрыл ее за собой.
Бихлис ни о чем не спрашивала, она выполняла то, что поручил ей главарь. Когда погас свет, тут же щелкнула зажигалкой и не гасила ее до тех пор, когда не зажглось тусклое дежурное освещение. Теперь оплавленная пластиковая зажигалка лежала на столе. Балуев мрачно смотрел перед собой.
– Твой охранник – идиот. Он уничтожил подстанцию, – зло сказал Умар.
Балуев неуверенно пожал плечами:
– Я ему этого не приказывал. Наоборот, сказал, чтобы никто не сопротивлялся…
– Кто-нибудь звонил? – спросил Умар.
– Телефон молчал. – Бихлис положила ладонь на телефонный аппарат, подняла трубку и вслушалась в гудок. – Работает.
– План студии есть? Где документация? – рявкнул Умар, перегнувшись через широкий стол и хватая Балуева за лацканы пиджака.
Аморфность и нерешительность владельца бесили его.
– Здесь, все здесь… – Балуев осторожно, избегая резких движений, выдвинул ящик письменного стола, в котором лежало несколько пухлых папок, – и паспорт сооружения, и договор аренды, планы коммуникаций…
– К черту все! Где резервная подстанция?
– Я не вникал… знаю, что она есть. По договору, я должен поддерживать бомбоубежище в рабочем состоянии. Я покажу, я помню, – Балуев поднялся из-за стола, – вы у наших инженеров спросите.
– Резервная станция работает?
– Должна.
– Пошли.
Балуев вышел из кабинета с заложенными за спину руками, как делают это заключенные. Он посерел лицом, ссутулился. На полдороге просветлел лицом.
– Ключи есть на посту охраны. Они все подписаны. Пожарный набор.
Когда дверь в конце коридора наконец открылась при помощи запасного ключа, Умар присвистнул. В небольшом бетонном помещении стоял военный дизель-генератор, густо покрытый смазкой. Электрический щит местами успела покрыть ржавчина.
– Да, автономная электрическая станция, – подтвердил Балуев, – на случай атомной войны.
Умар постучал костяшками пальцев по топливному баку, тот отозвался глухо, но все же на всякий случай главарь открыл крышку, уплотненную куском резины.
– Солярка есть. Кто у нас хорошо в моторах разбирается? – спросил он у Рамзана.
Один из террористов стянул с головы черную маску:
– Я сварщиком до войны работал, у нас в строительном управлении такая станция была. Попробую с братом разобраться.
– И поспешите. Времени мало осталось.
К Умару подбежала Бихлис.
– Телефон в кабинете звонит, не умолкает.
– Конечно же, – недовольно пробурчал Умар, – фильм прервался, раз света нет. Вот и звонят. Черт… Отвечай, что все в порядке, техническая проблема, скоро исправим… Хотя нет, пусть лучше под твоим присмотром какая-нибудь их девчушка говорит. Незачем твой акцент светить.
Клим Бондарев остановился у дерева, прижался плечом к стволу и не спеша осмотрелся. Обычно днем сквер был многолюден. Резвились дети, собаководы выгуливали своих питомцев. Кто-то ездил на лыжах, дети на саночках катались с холма бомбоубежища, как с горки.
Но этим поздним вечером вокруг не было ни одной живой души, и Климу показалось, что в холодном морозном воздухе разлито тревожное предчувствие. Он взглянул на припорошенные деревья. Несколько снежинок упало ему на лицо.
Он быстро, беззвучно, как тень, стал перемещаться от дерева к дереву, приближаясь к входу в бомбоубежище.
Неподалеку от студии стоял брошенный микроавтобус. У заднего колеса в снегу валялся камуфляжный подсумок. Бондарев поднял его, осмотрел и положил точно на то место, где поднял, словно это имело какое-то значение.
«Снег мне в помощь. След в след шли. Привычку ничем не изменишь. Так ходят те, кто привык скрываться», – рассуждал Клим, глядя на отчетливые следы, ведущие от машины ко входу.
Все так же таясь, перебегая от дерева к дереву, он двигался вокруг бомбоубежища, тщательно осматривая и изучая все вокруг.
Клим увидел темный, подтаявший снег. Нагнулся, зачерпнул его в ладонь. Снег был тяжелый, влажный. Затем ковырнул носком ботинка: под коркой снега чернела мокрая земля, а дальше до самой ограды простиралась проталина с зеленевшей посреди зимы травой.
– Теплотрасса, – пробормотал Бондарев и посмотрел с одной стороны в другую, взглядом определяя по протаявшему снегу направление теплотрассы. Затем побежал к близлежащим хрущевкам.
Он бежал вдоль теплотрассы – ни одного люка, пересек улицу. У дома немного задержался, затем быстро по засыпанным снегом ступенькам спустился к двери, на которой трафаретом была отбита надпись «Бойлерная». Пар пробивался сквозь щели на дверях и замерзал, превращаясь в сосульки.
Клим несколько раз дернул дверь. Та хрустнула, скрипнула, но подалась, немного приоткрылась. Он схватился двумя руками за дверное полотно, уперся ногой в стену, потянул дверь на себя изо всех сил. Та немного изогнулась, завизжала, заскрипела и, преодолевая сопротивление снега, медленно открылась. Затхлый горячий воздух вырвался из подвала и заклубился.
Бондарев оказался как в тумане. Он сплюнул, запах был премерзкий. Под ногами плескалась горячая вода. В руке Клима появился телефон. Экран дисплея вспыхнул, осветив отрезок бетонной стены. Три круглых старомодных выключателя на разбухших деревянных колодках красовались на кирпичной кладке. Потолок в бойлерной был низкий. Журчала вода, где-то всхлипывал пар, вырываясь из проржавевшей трубы.
Один из выключателей оказался исправным. В глубине подвала вспыхнула слабая лампочка в ржавом проволочном колпаке, она немного осветила вонючую бойлерную. Прямо под ногами плавал дохлый разварившийся кот, над ним клубился пар.
«Сварился, бедолага», – подумал Бондарев, направляясь в глубину бойлерной – туда, куда тянулись толстые магистральные трубы.
Карабин он пока не расчехлял. Держа в правой руке телефон, Бондарев медленно пробирался к возвышению. Оно находилось в сухом месте, у тяжелой, обитой железом двери. Над дверью прямо в стену уходили трубы, замотанные стекловатой.
«Вот и теплотрасса. Туда, наверное, уже лет двадцать нога человека не ступала. Там, должно быть, смрад почище, чем здесь, хотя может быть сухо, трубы-то горячие».
Эта дверь, на вид кажущаяся неприступной, открылась на удивление легко. То, что там не будет света, Клим не сомневался. Так и оказалось. Пригнувшись, выставив вперед левую руку, иногда для верности водя ею из стороны в сторону, не включая экранчик на своем мобильнике, Бондарев двинулся в сухой, пропахший ржавчиной и сгоревшей изоляционной лентой теплый воздух теплотрассы. Он мысленно представлял себе улицу, сквер, под которым должна проходить эта ветка теплотрассы.
«Только бы не промахнуться, – думал Клим, останавливаясь на разветвлении узкого бетонного тоннеля, – иначе окажешься не у бомбоубежища, а в соседнем доме. Но мне кажется, я пока двигаюсь в правильном направлении».
Тоннель иногда сужался до такой степени, что Бондареву приходилось сгибаться в три погибели, пробираясь под трубами и десятками висящих на потолке и на стенах проводов, самых разнообразных кабелей.
«Сколько же их здесь! Сам черт не разберет. Если бы пришлось нужный кабель перерезать, так его и не нашел бы сразу. Уйму времени на поиски истратил бы».
Иногда от прикосновения руки крепежка выпадала из бетона, и провода отрывались, провисая чуть ли не до пола. Дышать в этом лабиринте было очень тяжело. Начинало ломить виски, а руки и ноги становились вялыми и непослушными.
Бондарев услышал шорох и повизгивание. На мгновение он включил мобильник: буквально на расстоянии двух метров от него на трубе сидели две крысы, свесив безволосые хвосты. Климу даже показалось, что мерзкие твари скалятся и готовы броситься на него, на человека, посмевшего вторгнуться на их территорию.
– Фу, отсюда! – посветив прямо в морды крысам, брезгливо, но беззлобно, абсолютно не опасаясь их, бросил мужчина.
Крысы словно почувствовали, что человек сильнее их, очень ловко развернулись на трубе и стремглав бросились бежать.
– Вот так-то лучше будет. Я вас в свою компанию, между прочим, не приглашал.
Дальше по всему его пути в теплотрассе было тихо. Однако, свернув, Бондарев замер. Впереди – из темноты доносился шум. Клим вздохнул с облегчением.
– Кажется, добрался.
Братья Рахметовы разложили на бетонном полу гаечные ключи, пассатижи, отвертки – все, что нашлось в студии. Старший, Магомед, выкрутил из двигателя щуп, вытащил его и тут же выругался. Масло на конце металлической линейки висело густым комком, оно даже не сразу стерлось ветошью.
– Сколько лет его не меняли? Если мы с таким загустевшим маслом движок запустим, он через пять минут заклинит.
– Может, попробовать сверху свежее масло залить?
– И не думай. Если запорем дизель-генератор, Умар нас убьет.
Младший брат, Таус, лежа под картером двигателя, пытался открутить пробку, чтобы слить загустевшее за время бездействия масло. Пробка, казалось, приросла к поддону. Он упирался ногами в стойки и с надувшимися на лице жилами рвал ключ на себя.
– Рычаг надо. Трубу найди.
– Пусти, – Магомед стал на одно колено, взялся за ключ.
Он не тянул, не налегал на него, просто несколько раз резко дернул. Раздался противный скрип, и винтовая пробка сдвинулась с мертвой точки.
– Учись, пока я жив, – засмеялся Магомед.
Младший брат торопливо открутил пробку почти до самого конца, перехватил ее пальцами, отодвинулся в сторону и только после этого рискнул сделать последний оборот. Масло не потекло, под картером медленно надувался блестящий шар, а затем густое, как перестоявший мед, масло стало словно бы выдавливаться из двигателя. Оно росло горкой на бетонном полу. Магомед уже слил из бака немного солярки и мелкими порциями подливал ее в двигатель, а младший брат прокручивал лопасти вентилятора. Разбавленное дизтопливом старое масло потекло веселее.
– Скоро у вас? – поинтересовался Умар, заглянув в подстанцию.
– Пока получается. Делаем, что можем, – отвечал Таус.
– Оживет?
– Это обязательно, – пообещал старший брат.
Умар подмигнул ему и вышел в коридор. Ему казалось, что он уже несколько дней находится здесь, на студии. Хотя еще час назад он ехал по вечерним улицам Москвы. Но теперь большой город ушел из памяти. Его звуки не достигали подземелья. С тем же успехом Умар мог представить себе, что над ним не столица России, а Грозный или горный перевал. Но отсюда, если все удастся, он мог появиться во многих тысячах московских квартир. Посмотреть в глаза миллиону людей. Именно посмотреть, а не заглянуть.
«Они сами заглянут в мои глаза. Станут ловить каждое мое слово. Будут с ужасом думать о том, чего я не сказал. Я один, но в одно мгновение я превращусь в тысячи. И это станет моей победой».
Умар прошелся мимо стеклянных дверей кабинетов. Наконец-то на студии воцарился порядок: никто не рыдал, не пытался что-то выяснить. В небольшом кабинете за тремя столами сидели шесть женщин. За четвертым расположился террорист в маске. Автомат лежал у него на коленях, он даже палец со спускового крючка снял. Заметив Умара, тут же сел ровнее. Главарь посмотрел на молоденькую девушку, сидевшую перед компьютером, она нервно кусала губу и пыталась стереть носовым платком размазанную от слез тушь.
– Эх, Тася, Тася… – пробормотал Умар, – думаешь, мне хочется воевать?
Он дошел до поста охраны. Камера наружного наблюдения продолжала работать, вот только свет перед входом исчез. На мониторе по-прежнему виднелось пустое крыльцо, чуть освещенное фонарем, людские следы давно припорошил снег. А дальше – сплошная чернота. Чеченец прикрыл глаза.
– Он заглядывал к нам, – со страхом в голосе произнесла ассистентка режиссера Катя, все еще продолжая коситься на стеклянную дверь.
– Кто, Умар? – Тася терла глаз краем носового платка, заглядывая вместо зеркальца в погашенный монитор компьютера.
– Он, – и тут ассистентка схватила Тасю за руку.
Террорист, охранявший женщин, чуть повернул голову, но потом вновь стал изучать стол перед собой. Показывать, что он опасается безоружных женщин, было ниже его достоинства.
– Ты чего?
– Нет, это ты чего, – зашептала ассистентка, – ты его по имени назвала: и сейчас, и тогда, в коридоре.
– Никого я не называла…
– Откуда ты знаешь, как его зовут? И он тебя по имени назвал.
– Тише, – Тася испуганно огляделась, – нас могут услышать.
– Чего ты боишься? – Катя перешла на такой тихий шепот, что ей казалось, она и сама не слышит, что говорит.
Тася огляделась, никто на них внимания не обращал. – Да, я его знала раньше, – призналась девушка.
– Ты что? Так это ты его сюда привела?
– Я не знаю… я ничего не знаю! – На глазах Таси вновь появились слезы.
– Теперь уже неважно. Я же понимаю, что ты не хотела плохого. – Женское любопытство брало верх над страхом.
– Он со мной в сквере познакомился. Месяц назад. Я поздно после эфира к метро возвращалась. Сперва испугалась. А он обходительный такой, проводить предложил. Завтра вновь меня ждал, потом в кафе пригласил. Выпили немного… – Тася замолчала.
– И что?
– Он ко мне даже толком не приставал, – призналась девушка, – хотя мы у него дома вдвоем были, – все о работе расспрашивал. А я, дура, рассказывала.
– Зачем?
– Говорил, что тоже хочет у себя в городе кабельное телевидение открыть. Я ему и про охранников рассказала, – произнесла Тася и тут же зажала себе ладонями рот, всхлипнула.
– Не переживай. Ты же не знала, зачем ему это.
– От этого не легче. Как ты думаешь, они сумеют в эфир выйти?
– Тебе-то что от этого будет?
– Не знаю. Нельзя этого допустить. Это наша студия.
Катя грустно улыбнулась:
– Ты же сама говорила раньше, что атмосфера у нас плохая, что ты Балуева ненавидишь.
– Говорила, – вздохнула девушка, – я только теперь поняла, что мне тут нравится. Да и Балуев нормальный мужик. Никогда себе ничего такого лишнего не позволял, а мог бы. Надо что-то придумать. Может, аппаратную сломать?
– Как?
– Не знаю.
– Тебя из кабинета не выпустят. Есть мужики, пусть они и думают. Оператор, видеоинженер, без них выпуск не состоится.
Тася подперла голову руками:
– Можно того, кто нас охраняет, я завлеку, а когда он растает, ты автомат схватишь…
– Я автоматом пользоваться не умею. Я его боюсь. Не придумывай ты ничего, – Катя уже сама была не рада, что вызвала девушку на откровенный разговор.
«Чего доброго, еще учудит что-нибудь, – подумала она, – пусть все идет как идет. Я человек мирный. Моя профессия – новости, а не война».
И тут послышалось тарахтение двигателя. Вибрация дошла даже до кабинета – зазвенели стаканы на подносе. А потом вспыхнул яркий свет. Все в кабинете зажмурились.
– Получилось, – радостно произнес террорист и приподнял автомат.
Казалось, что прямо сейчас он отсалютует автоматной очередью в дорогой звукопоглощающий потолок, разнесет вдребезги лампочки освещения.
Из двери автономной подстанции валили клубы сизого дыма, испарялись, горели остатки смазки на двигателе. Магомед внимательно следил за стрелками немногочисленных приборов.
– Порядок, – сказал он и повернул рычаг, отключая генератор.
Свет снова из яркого стал тусклым, двигатель, лишившись нагрузки, ускорил обороты.
Младший брат поцокал языком:
– Я, честно говоря, не думал, что получится.
– Молодой ты еще. Дорастешь до моих лет, поймешь, что нет ничего невозможного, – Магомед осекся, поняв, что сказал не то, что следует, вряд ли им удастся выйти отсюда живыми, – пусть на холостых оборотах поработает. Побудь тут, а я к Умару схожу, чтобы не беспокоился. Поддерживай постоянные обороты.
Таус с готовностью стал у генератора, одну руку положил на сектор газа, указательный палец другой прижал к стеклу тахометра, чтобы не потерять указанное старшим братом число.
Умара Магомед нашел у поста охраны, тот все еще смотрел на монитор.
– Почему свет снова погас? – поинтересовался главарь.
– Пусть двигатель поработает на холостом ходу. К эфиру включим и напряжение.
Умар довольно кивнул, но тут же его что-то насторожило. По экрану, там, где снег терялся в темноте, двигалась какая-то тень.
– Гуляет кто-то по скверу, – предположил Магомед.
– Ты так думаешь? – спросил Умар и сам себе ответил: – Если бы снаружи узнали, что студия захвачена, то первым бы делом позвонили владельцу. А звонки под нашим контролем.
– Правильно. Мы все предусмотрели. Волнуешься?
– Конечно.
– Ты осторожный.
Тень на экране наконец попала в зону света – под фонарем оказалась женщина с собачкой на длинном поводке. Собачка подбежала к стойке фонаря, задрала ногу и справила нужду. Хозяйка тем временем смотрела куда-то в сторону.
– Она на автобус наш смотрит, – недовольно пробормотал Умар, – рискуем.
– Я сейчас его на стоянку отгоню, – предложил Магомед.
Умар осмотрел его с головы до ног.
– В камуфляже и с автоматом? Ты еще маску надень. Женщина меньше подозрений вызывает. Смени Бихлис в кабинете. Только не нервируй Балуева, он нам еще может пригодиться переговоры вести. Скажи, чтобы она парик прихватила.