Назаренко 2001а.
Ср. наши попытки объясниться: Назаренко 2004с. С. 294–300; он же 2006с. С. 66–72.
Несколько видоизмененный и исправленный вариант одноименной работы: Назаренко 2007а. С. 30–54.
Назаренко 1987b. С. 149–157; он же 2000а. С. 500–519; см. также статью III.
В качестве примера назовем только несколько недавних работ: Толочко 1992. С. 31–35; Котляр 1998. С. 150–176; Свердлов 2003. С. 434–143.
ПСРЛ 1. Стб. 256–257; 2. Стб. 230–231.
ПСРЛ 1. Стб. 161; 2. Стб. 149–150. После слов «Всеволоду Переяславль» в оригинале «Повести временных лет», по нашему мнению, читалось: «<…> а Игорю Володимерь»; о текстологической стороне дела см. в примеч. 5 статьи II.
Эти традиционные представления цепко удерживались в сознании даже поздних Каролингов, многие десятилетия спустя после попыток учредить у франков сеньорат при Людовике Благочестивом (см. ниже об «Ordinatio imperii» 817 г.). В ответ на уничижительное замечание византийского императора Василия I (867–886), что франкские императоры, несмотря на свой титул, вовсе не владеют всем Франкским государством, итальянский король и, одновременно, император Людовик II (850–875) в 871 г. отвечал так: «На самом деле мы правим во всем Франкском государстве, ибо мы, вне сомнения, обладаем тем, чем обладают те, с кем мы являемся одной плотью и кровью, а также – единым, благодаря Господу, духом» («In tota nempe imperamus Francia, quia nos procul dubio retinemus, quod illi retinent, cum quibus una et caro et sanguis sumus hac [ac. – A. H] unus per Dominum spiritus»: Chr. Salem. P. 122 [здесь и везде далее перевод с латинского наш]; Назаренко 2000а. С. 510 и примеч. 30). Перед нами типичная формула идеологии corpus fratrum, снова возобладавшей после поражения императора Лотаря I (840–855), старшего сына Людовика Благочестивого, в борьбе с младшими братьями, которое было закреплено знаменитым Верденским договором 843 г.
См. об этом подробнее в статье II.
Ранее мы были склонны возводить становление отчинного начала, коллизия с которым и привела к кризису классического corpus fratrum, к развитию феодальных отношений (Назаренко 1987b. С. 155–156); считаем теперь эту точку зрения в принципе неверной. Вряд ли состоятельным оказывается и внешне естественное предположение, что corpus fratrum начинает подвергаться модификациям в результате столкновения с теми возникавшими государственными институтами, которые в принципе, по самой своей природе, не поддавались дроблению – например, с империей у франков (с 800 г.). В самом деле, в наследственном разделе по завещанию Карла Великого – обсуждаемом ниже «Размежевании королевств» 806 г. – нет никаких распоряжений о судьбе империи и имперского титула, и по содержанию оно является достаточно типичным документом идеологии братского совладения (Назаренко 200lb. С. 11–24).
Согласно Григорию Турскому (умер в 593/4 г.), труд которого является главным источником по истории франков VI в., каждый из четырех сыновей Хлодвига был наделен по завещанию последнего в 511 г. «равной долей» («aequa lance») отцовских владений (Greg. Tur III, 1; Григ. Тур. С. 62). Точного описания уделов по завещанию Хлодвига, как и по договору 561 г. и последующим, ни у Григория Турского, ни в других текстах не сохранилось, но их границы с достаточной определенностью восстанавливаются по сумме данных – в том числе из рассказа о позднейших событиях у самого Григория; см. остающуюся итоговой работу на эту тему: Ewig 1953а.
Div. regn. Р. 126–130; см. также карту на рис. 6 в статье II.
См. подробнее в статье II.
См., например: Пресняков 1993. С. 30–31 (со ссылкой на соответствующее место «Курса русской истории» В. О. Ключевского).
Мы придерживаемся восходящей к А. Н. Насонову точки зрения, что реконструируемая прежде всего по источникам XII в. Русская земля в узком смысле слова являлась политической реальностью IX–X вв. (Насонов 1951. С. 39–44, 195–196; Кучкин 1995b. С. 74–100, где прочая литература вопроса), несмотря на возобновившуюся в науке последних лет полемику на эту тему (см. прежде всего: Ведюшкина 1995. С. 101–116).
Толочко 1992. С. 31–34 (ср.: Назаренко 1999b. С. 173–176); Свердлов 2001. С. 353–354; он же 2003. С. 440–441 («указание <…> на старейшинство Ярополка во отца место» отсутствует в летописном тексте, «вероятно, лишь вследствие краткости записи»).
ПСРЛ 1. Стб. 121; 2. Стб. 105–106.
ПСРЛ 1. Стб. 67, 69; 2. Стб. 55, 57.
Ord. imp. Р. 270–273.
«После нашей кончины да получат (Пипин и Людовик. – А. Н.) королевскую власть под рукой старшего брата» («<…> post decessum nostrum sub seniore fratre regali potestate potiantur»: ibid. P. 271).
См. примеч. 48.
См. об этом в статье II.
Франклин, Шепард 2000. С. 358–359.
Poppe 1991. Sp. 306.
Пресняков 1993. С. 38–39; Толочко 1992. С. 26, 34; и др.
Назаренко 1987b. С. 152; он же 2000а. С. 504.
Cosm. II, 13. S. 102: «<…> inter quos dividere regnum Boemie non videtur mihi esse utile <…> quatinus inter meos natos sive nepotes semper maior natu summum ius et solium obtineat in principatu omnesque fratres sui sive, qui sunt orti herili de tribu, sint sub eius dominatu. Credite mihi, nisi monarchos hunc regat ducatum, vobis principibus ad iugulum, populo ad magnum deveniet damnum».
Свердлов 2003. C. 437^-38. Другое дело, что само по себе это обстоятельство не может доказывать аутентичности «ряда» Ярослава в его наличной форме, так как летописцу, коль скоро он задался бы целью вложить в уста умирающего киевского князя завещание, естественно было бы воспользоваться существовавшим в его время трафаретом подобных распоряжений.
Cosm. S. 102. Anm. 1–4.
О подчиненном статусе моравских уделов в представлении пражских князей см.: Cosm. Ill, 34. S. 205.
Так в Востоковском списке (Рогов 1970. С. 37); в глаголической версии застаем, вероятно, первоначальное чтение: «Болеслав же, братр его, растеаше под ним» (Weingart 1935. S. 975, 986), – с тем же смыслом. В древнейшем латинском «Житии святого Вячеслава» никаких данных о положении Болеслава по отношению к старшему брату не обнаруживается, хотя упоминание об отдельном городе Болеслава также имеется (Leg. Christ. Р. 64).
Флоря 2005. С. 166.
Под этим именем он упоминается Бруно Кверфуртским: Brun. Vita Adalb. 15.
Cosm. I, 17. S. 36.
Ibid. I, 29–30. S. 52–53, 55; о проблемах вокруг Страхкваса-Христиана см.: Krzemehska 1964. S. 534.
«Interim Boemiorum dux Bolizlaus, quia potestas consortis et successoris semper pavida, Iaremirum fratrem eunuchizans iunioremque Othelricum in termis suffocare cupiens, una cum matre eosdem patria expulit solusque vice basilisci noxii regnans populum ineffabiliter constrinxit» (Thietm. V, 23. S. 247).
Luc. I, 92.
В Мерзебурге, где находился Титмар, «присутствовал также герцог Яромир, которого брат его и вассал Олдржих, забыв о всяком долге, изгнал из Чешского княжества в святую субботу [накануне] последнего Вознесения Господня (то есть 12 апреля 1012 г. – А. Н.)» («Iarmirus quoque dux adfuit, quem frater suimet Othelricus et satelles tocius debiti inmemor in sacro sabbate dominicae resurreccionis proximae a regno Boemiorum expulit»: Thietm. VI, 71. S. 360).
Великоморавский князь Святополк I (умер в 894 г.), «умирая, разделил свою страну на три части и оставил трем сыновьям каждому по одной части, первого определив великим архонтом («αρχών μέγας»), а двух других – подчиняться слову («υπό τον λόγον είναι») первого сына» (Const. De adm. 41.4–7. P. 168–169). Даже если сообщение Константина об именно трех сыновьях Святополка (другим источникам известны только двое – Моймир и Святополк II) является литературным мотивом (там же. С. 399. Примеч. 2 [комментарий Б. Н. Флори]), все равно факт раздела между Святополчичами вне сомнений (Ann. Fuld. Р. 131–132).
Cosm. II, 15. S. 105–106.
Ibid. II, 16. S. 107.
Ibid. II, 18. S. ПО.
«<…> sperans aliquam portionem se habiturum hereditatis in patrio regno» (ibid. II, 18. S. 110).
Тот факт, что надежды Яромира не оправдались, сути дела не меняет. Объяснять разницу в отношении Спытигнева II и Братислава II к младшим братьям только тем тривиальным обстоятельством, что в 1055 г. последние были еще малолетними, а в 1061 г. – уже нет (см., например: Wolverton 2001. Р. 197), было бы явным упрощением; достаточно напомнить, что Конрад и Оттон (причем последний был младше Яромира: Cosm. II, 1. S. 82) по династическим понятиям были достаточно взрослыми, чтобы иметь собственные уделы еще при жизни отца.
Сообщив о вокняжении Борживоя, хронист скорбно замечает: «Тогда-то следы Циллении (эпитет Астреи, богини справедливости. – А. Н.), которые и до того были едва видны в Чехии, исчезли совершенно, ибо она, возненавидев землю, удалилась на небеса. Ведь у чехов был справедливый порядок, что престол и княжество всегда занимают старшие по рождению среди их князей» («Tune Cillenia delet omnino sua vestigia, que vix impressa reliquerat in Boemia, cum exosa terras peteret celestia. Iusticia enim erat Boemorum, ut semper inter principes eorum maior natu solio potiretur in principatu»: Cosm. III, 13. S. 175–176).
Обращаясь к чешской знати, Олдржих «заявляет себя старшим по возрасту и требует полагающийся [ему] по обычаю страны княжеский стол, несправедливо отнятый у него младшим братом. Хотя его дело было правое, но что толку хвататься за хвост, если упустил рога (то есть Олдржих начал действовать слишком поздно, когда Борживой уже укрепился в Праге. – А. Н.)» («<…> iactat se esse etate maiorem et secundum patrie more debitum, sibi iniuste sublatum per fratrem iuniorem poscit principalis sedis honorem. Qui quamvis iustam causam habeat, tarnen frustra caudem captas, cum cornua amittas»: ibid. Ill, 15. S. 177). Олдржих и в самом деле, вероятно, был старше Борживоя, сына Братислава II от третьего брака, заключенного после 1062 г., тогда как брненский князь Конрад I, отец Олдржиха и младший брат Братислава, женился скорее всего уже во второй половине 1050-х гг. (Назаренко 2001а. С. 534).
Cosm. S. 176. Anm. 2 (комментарий Б. Бретхольца); Коз. Праж. С. 280. Примеч. 6 к гл. 13 (Г. Э. Санчук).
«Quid ammiramini? inquit. Sciatis ex nostra progenie multos dominos nasci, sed unum semper dominari. <…> quot natos heriles natura pro ferret, tot dominos terra vestra haberet» (Cosm. I, 6. S. 17). «Natos heriles» следует в данном случае переводить именно как «принадлежащих к господствующему, то есть княжескому, роду», а не нейтрально «благороднорожденных» (так в переводе Г. Э. Санчука: Коз. Праж. С. 43), потому что это выражение явно отсылает к «orti herili de tribu» из завещания Бржетислава I, где речь, несомненно, идет о княжеском семействе.
Cosm. Ill, 8. S. 169.
Jasmski 1992. S. 114–116.
Не видим сколько-нибудь веских причин сомневаться в свидетельстве списка сыновей Владимира, что матерью Бориса была «болгарыня» (ПСРЛ 1. Стб. 80; 2. Стб. 67; Жит. БГ. С. 28). О десигнации Бориса в качестве киевского столонаследника, кроме данных, приведенных нами в другом месте (Назаренко 2000а. С. 512. Примеч. 36), свидетельствует также практически одновременное возмущение старших Владимировичей – Святополка Туровского и Ярослава Новгородского против отца: первого – скорее всего около 1013 (Thietm. VII, 72. S. 488; Назаренко 1993b. С. 136, 141, 171–172), второго – около 1014/5 г. (ПСРЛ 1. Стб. 130; 2. Стб. 114–115). О стремлении Владимира Святославича «византинизировать» порядок престолонаследия на Руси, то есть установить в той или иной форме единовластие киевского князя, убедительно пишет А. Поппэ, который, однако, совершенно напрасно, по нашему мнению, старается связать это стремление с гипотетическим происхождением Бориса и Глеба Владимировичей от Анны, сестры византийских императоров Василия II и Константина VIII (см., например: Поппэ 1997. С. 115–117; он же 2003. С. 309–313).
Отец Болеслава и основатель Древнепольского государства князь Мешко I (умер в 992 г.), если верить Титмару Мерзебургскому, завещал разделить державу между всеми своими сыновьями («relinquens regnum suimet plurimis dividendum»): старшим Болеславом и тремя младшими от второго брака с немкой Одой – Мешком, Свентепелком и третьим, не названным по имени (Thietm. IV, 57–58. S. 196, 198; Назаренко 1993b. С. 134, 138–139). Судя по известному документу Мешка I Dagome iudex (Dag. iud. 394–396; Щавелева 1990. С. 29), который представлял собой акт передачи части Древнепольского государства (за исключением Краковской земли, где, вероятно, сидел старший сын Болеслав: Lowmianski 5. S. 595–614) под покровительство папского престола с целью гарантии наследственных прав сыновей от второго брака (именно такая трактовка документа представляется наиболее основательной: Labuda 1988. S. 240–263), свидетельство Титмара достоверно. Тем самым, Мешко действовал вполне в рамках традиционного родового совладения, которое и пытался оградить от притязаний Болеслава на единовластие; сделать это ему, впрочем, не удалось: сразу же по смерти отца Болеслав изгнал мачеху и младших братьев (Thietm. IV, 58. S. 198).
«<…> Cracoviensis provinciae principatus et auctoritas principandi» (Kadi. Ill, 26).
Chr. Pol. m. 30; Вел. xp. C. 106.
См. остающуюся основополагающей работу по теме: Labuda 1959. S. 171–194; ср. также: Buczek 1960. S. 621–639.
Gall. II, 21.
Такое распределение земель вырисовывается из повествования польского хрониста Галла Анонима (первая четверть XII в.) о борьбе между Болеславом III и Збигневом в 1102–1107/8 гг. (Gall. II, 22–41).
Тигек 1998. Sp. 495. В свою очередь, Болеслав III сениором по завещанию отца определенно не был, так как даже его панегирист Аноним Галл ограничивается обтекаемым замечанием, будто Болеслав в качестве «законного сына» (Збигнев происходил от первого брака Владислава, причем его мать была некняжеского происхождения, так что с женитьбой Владислава на Юдите, дочери чешского князя Братислава II, первый брак князя был объявлен конкубинатом) «занял два главных города королевства» (Gall. II, 21). Но и это, конечно, натяжка: Краков и Вроцлав, доставшиеся Болеславу, никак невозможно считать «главными городами» в отличие от кафедрального Гнезна и пожизненной отцовской резиденции – Плоцка.
Gall. II, 16.
Jasmski 1992. S. 175.
Neer. s. Emm. (под 28 января).
Cosm. II, 13. S. 101; у Козьмы присоединение Силезии Казимиром I датировано 1054 г., что подтверждается сообщением «Альтайхских анналов» о заключении в 1054 г. польско-чешского мира (Ann. Alt. Р. 50).
ПСРЛ 1. Стб. 149; 2. Стб. 137.
Назаренко 2006а. С. 279–290; см. также статью IV.
Последний родовой раздел здесь фиксируется между сыновьями Людовика II (877–879) Людовиком III и Карломаном в 880 г. (Werner 1979. S. 395–462).
И здесь, впрочем, резкость разрыва с традициями родового совладения в историографии переоценивается. Пусть Баварское герцогство Генриха (948–955), младшего брата германского короля Оттона I Великого (936–973), нельзя сравнивать с уделами младших Каролингов (так как другие герцогские столы замещались знатью не из числа членов правящей династии), но королевский титул за Генрихом был сохранен и употреблялся в практике международных сношений. В адреснике византийской императорской канцелярии середины X в. Генрих титулуется «королем Баварии» («ρήξ Βαϊούρη[ς]») совершенно аналогично Оттону, именуемому «королем Саксонии» («ρήξ Σαζωνίας») (Const. De cerim. II, 48. P. 689.5; Назаренко 2001a. C. 256–257). Налицо явный пережиток династических отношений времен corpus fratrum.
В самом завещании Ярослава Мудрого, как оно донесено до нас летописями, о судьбе Новгорода, Ростова и Тмутаракани ничего не говорится; судьба эта восстанавливается по разрозненным данным 1060-х гг., которые подтверждают свидетельство перечня киевских князей из Комиссионного списка «Новгородской I летописи»: «И преставися Ярослав <…> и взя вятшии Изяслав Киев и Новгород и ины городы многы Киевьскыя в пределех; а Святослав Чернигов и всю страну въсточную и до Мурома; а Всеволод Переяславль, Ростов, Суждаль, Белоозеро, Поволжье» (НПЛ. С. 469).
См. статью II.
* Несколько видоизмененный вариант одноименной работы, предназначенной для сборника: Сословия, институты и государственная власть в России (средние века и раннее новое время): К 100-летию со дня рождения академика Л. В. Черепнина (в печати).
См, например: Пашуто 1965. С. 59–68; Черепнин 1972а. С. 353–408; он же 1972b. С. 126–251 (особенно с. 131–187); он же 1974. С. 23–50.
См. примеч. 2 в статье I.
Не говорим здесь о тех, кто сомневается в самом факте завещания Ярослава, – по крайней мере, в том виде, как оно сформулировано в летописи; см. об этом в статье III.
См. статью I.
ПСРЛ 1. Стб. 161; 2. Стб. 149–150. После слов «Всеволоду Переяславль» в Комиссионном списке «Новгородской I летописи» младшего извода (НПЛ. С. 182), в «Новгородской IV» и в «Софийской I» летописях (ПСРЛ 4/1. С. 117; 6/1. Стб. 181) и некоторых других читается: «а Игорю Володимерь». Это чтение отсутствует во всех главных списках «Повести временных лет», кроме Академического, в который заимствовано, очевидно, из новгородско-софийского летописания. По догадке А. А. Шахматова, упоминание о Волыни как уделе Игоря присутствовало в «Начальном своде» 1090-х гг., но было исключено в «Повести» из желания «дать отпор притязаниям Давыда Игоревича на Владимир» (.Шахматов 1916. С. XXV и 385. Примеч. к с. 204, стр. 18). Вряд ли, однако, это так, поскольку упоминание о Волыни Игоря сохранилось в резюмирующем сообщении под следующим, 6563 г. Скорее, текст общего архетипа всех сохранившихся списков «Повести» был дефектен, но из этого вовсе не следует заключать, будто упоминание об Игоре в статье 6562 г. было вставлено на основании статьи 6565 (1057) г., где его уделом названа Волынь, как думает Л. Мюллер (Nestorchr. S. 198. Anm. 5). Полагаем, в утраченном оригинале «Повести» такое упоминание в тексте «ряда» Ярослава имелось. Так или иначе, в том, что Игорь получил по завещанию отца именно Волынь, сомневаться не приходится.
Пресняков 1993. С. 42.
ПСРЛ 1. Стб. 163; 2. Стб. 151–152.
ПСРЛ 4/1. С. 118; 6/1. Стб. 182.
ПСРЛ 1. Стб. 166–167; 2. Стб. 155–156.
ПСРЛ 1. Стб. 167–170; 2. Стб. 156–160.
См. заголовок перед статьей 19 «Краткой Правды»: «Правда уставлена Руськои земли, егда ся совокупил Изяслав, Святослав, Всеволод» и аналогичный текст в статье 2 «Пространной Правды» (РП. С. 48, 64).
ПСРЛ 1. Стб. 181; 2. Стб. 171; Жит. БГ. С. 55.
ПСРЛ 1. Стб. 162–163; 2. Стб. 151.
ПСРЛ 1. Стб. 162; 2. Стб. 151.
НПЛ. С. 17. Точно так же составитель «Тверской летописи» редактирует фразу о разделе Смоленска: «И разделиша Ярославичи Смоленеск себе на три части» (ПСРЛ 15. Стб. 153).
См., например: Пресняков 1993. С. 38–39; Толочко 1992. С. 26, 34; и др.
Назаренко 2007а. С. 30–54; см. также статью I.
В самом завещании Ярослава Мудрого, как оно донесено до нас летописями, о судьбе Новгорода, Ростова и Тмутаракани ничего не говорится; судьба эта восстанавливается по другим разрозненным данным 1060-х гг., которые подтверждают свидетельство перечня киевских князей из Комиссионного списка «Новгородской I летописи»: «И преставися Ярослав <…> и взя вятшии Изяслав Киев и Новгород и ины городы многы Киевьскыя в пределех; а Святослав Чернигов и всю страну въсточную и до Мурома; а Всеволод Переяславль, Ростов, Суждаль, Белоозеро, Поволжье» (НПЛ. С. 469).
Greg. Tur III, 1; Григ. Тур. С. 62.
Описания уделов по завещанию 511 г., как и по обсуждающимся ниже договорам 561 и 567/8 гг., ни у Григория Турского, главного источника по истории франков VI в., ни в других текстах не сохранилось; их границы восстанавливаются – впрочем, с достаточной определенностью – по сумме данных, в том числе из описания позднейших событий у самого Григория; см. остающуюся итоговой работу на эту тему: Ewig 1953а. Именно на результаты Э. Эвига, за исключением ряда собственных наблюдений, мы и опираемся в наших построениях и картографических реконструкциях. Карты, прилагаемые к изданию В. Д. Савуковой (Григ. Тур. С. 324–325), как можно понять, заимствованы из старой историографии и в деталях не всегда надежны.
Аналогию (которую мы здесь детальнее не обсуждаем) представляет и раздел по духовной великого князя Димитрия Ивановича Донского (1389 г.). Каждый из взрослых сыновей великого князя (исключая больного Ивана) получал отдельную долю («жеребий») в землях собственно Московского княжества и отдельную – в приобретенных московскими князьями землях («куплях»). Из-за этого также образовались чересполосные уделы: Звенигород и Галич (Юрий), Можайск и Белоозеро (Андрей), Дмитров и Углече поле (Петр) (ДДГ. № 12).
Попытку оспорить эту устоявшуюся точку зрения и усмотреть в разделе 511 г. всего лишь политический компромисс ad hoc (Wood 1977. Р. 6–29) нельзя признать удачной. Участники этой дискуссии, конечно же, вряд ли знакомы с древнерусской проблематикой, но взгляд русиста сразу же отметит роковое сходство с давнишней полемикой между сторонниками «родовой теории» междукняжеских отношений, идущей от С. М. Соловьева, и последователями В. И. Сергеевича, убежденными, будто все в этих отношениях регулировалось конкретным договором. Бесплодно абсолютизировать основанную на обычном праве династическую традицию, сплошь и рядом скреплявшуюся еще и особым договором, противопоставляя ее столь же абсолютизированной договорной практике, которая, разумеется, не жила вне представлений о династическом легитимизме.
На это последнее обстоятельство нам уже приходилось указывать: Назаренко 1987b. С. 149–157; он же 2000а. С. 500–508.
Назаренко 2001b. С. 11–24.
Div. regn. R 126–130. Об аутентичности документа см. примеч. 18 к статье III.
Einh. 3. Р. 6.
Div. regn. 4. Р. 127–128.
Ibid. 15. Р. 129.
Ibid. 3. Р. 127.
Ord. imp. Р. 270–273.
«<…> post decessum nostrum sub seniore fratre regali potestate potiantur» (ibid. P. 271).
Ann. Bert., a. 843. P. 29–30; Böhmer 1. N 1103a (здесь указаны прочие источники); Ganshof 1956. S. 313–330.
Ord. imp. 10. Р. 272.
Относительно «Русской земли» отсылаем к последней специальной работе на эту тему, где приведена и более ранняя литература: Кучкин 1995b. С. 74–100. Функциональное сходство среднеднепровской области, включавшей Киев, Чернигов и Переяславль, с ядром Франкии вокруг Реймса, Суассона, Парижа и Орлеана немаловажно ввиду возобновления в недавнее время попыток новыми аргументами подкрепить мнение Д. С. Лихачева о «Русской земле» в узком смысле как позднем феномене – не ранее XII столетия (Ведюшкина 1995. С. 101–116). Мысль о связи «триумвирата» Ярославичей с их совладением «Русской землей» впервые высказал, кажется, А. Н. Насонов, но ход его рассуждений был иным, нежели наш: историк шел не от специфики уделов старших Ярославичей к понятию «Русской земли», а наоборот – от «Русской земли» как данности, которая должна была пролить свет на характер названных уделов (Насонов 1951. С. 49–51).
См., например: ДРГЗС. С. 67–68 (автор статьи – А. В. Куза).
Остроумная догадка, будто Смоленск мог быть поделен не между тремя Ярославичами, как принято думать, а между малолетними сыновьями покойных смоленских князей – Борисом Вячеславичем и Давыдом и Всеволодом Игоревичами (Кучкин 1985. С. 25–26), думается, обречена остаться экзотическим особым мнением: названные княжичи к 1060 г. едва достигли возраста 5–7 лет, что делало, по древнерусским понятиям, выделение им особых владений преждевременным.
Ord. imp. 14–15. Р. 272–273.
Div. regn. 4–5. Р. 128.
НПЛ. С. 17 (под 1069 г.), 470 (перечень «А се князи Великого Новагорода»).
ПСРЛ 1. Стб. 247 (по убедительной в данном случае традиционной хронологии «путей» Мономаха его переход «и-Смолиньска <…> Володимерю тое же зимы» следует относить к зиме 1068–1069 гг.).
ПСРЛ 1. Стб. 149; 2. Стб. 137.
В этом смысле допустимо думать, что Ростовская волость, отошедшая к Переяславлю по завещанию Ярослава Мудрого, могла входить во владения Мстислава так же, как и приданная в 1054 г. Чернигову Тмутаракань.
См. убедительные соображения о первоначальном объеме Смоленской волости в 1054 г. (Алексеев 1980. С. 43–52).
Кучкин 1985. С. 26. Примеч. 58; Свердлов 2003. С. 441.
Болеслав определенно отказался, а Владимир предположительно намерен был отказаться от традиционного раздела державы между всеми взрослыми сыновьями в пользу единовластия одного из сыновей, пусть и не старшего, а выделявшегося по другому династическому принципу: Мешко II был сыном Болеслава I от дочери германского императора Оттона II, а Борис – сыном Владимира, по-видимому, от представительницы болгарского царского семейства. Не видим сколько-нибудь веских причин сомневаться в свидетельстве списка сыновей Владимира, что матерью Бориса была «болгарыня» (ПСРЛ 1. Стб. 80; 2. Стб. 67; Жит. БГ. С. 28). Косвенные свидетельства о десигнации Бориса в качестве киевского столонаследника см. в примеч. 48 статьи I.
Wip. 9, 29. Р. 32, 48; Пашуто 1968. С. 38.
На этот счет – что характерно – существует принципиальное недопонимание и в западной медиевистике. Так, один из ведущих современных специалистов, обсуждая «Устроение империи» 817 г., недоумевает, почему проблема неделимости державы формулируется в неадекватных формулах, почему с разделами пытаются бороться путем усовершенствования практики разделов, тогда как надо было бы дать государственнополитическое определение нового качества державы, из которой выделяются уделы («Nicht die Qualität des zu verteilenden Regnum wurde neu definiert, sondern lediglich ein Divisionsmodus abweichend von der Tradition gefunden»); в этом автору видится недостаточность теоретического осмысления политики (Theoriedefizit) (Fried 1998. S. 434). Но дело как раз в том и заключается, что сеньорат – это не способ преодоления разделов, а совершенно напротив, – способ их утверждения, несмотря на ставшую очевидной необходимость как-то институционализировать единство державы.
* Несколько расширенный и исправленный вариант работы: Назаренко 2008а.
«Распространенной ошибкой является представление о том, что на Руси существовала определенная политическая “система”, от следования которой беспринципные князья иногда или всегда норовили отклониться. Политической культуры, которая была бы применима к разветвленной, прочно утвердившейся династии, при Ярославе (Мудром. – А. Н.) и его предшественниках не существовало. Поэтому преемникам Ярослава приходилось импровизировать, приспосабливая обычаи, прецеденты и устоявшиеся представления к непредвиденным ситуациям. Так появлялись договоренности, вызванные сиюминутной необходимостью, неудачные начинания, компромиссы и соглашения, хитроумные приемы, при помощи которых новшества выдавались за традиции» (Франклин, Шепард 2000. С. 359).
Там же. С. 10–11. Настораживает, что такое умонастроение в зарубежной русистике (обозначая, понятно, позицию по отношению к отечественной, прежде всего советской, историографии) имеет, кажется, шансы стать тенденцией; см., например, куда более радикальное его проявление в другой новой книге о Древней Руси: Schramm 2002; ср. нашу рецензию: Назаренко 2006b. С. 340–370.
Сергеевич 1908. С. 150–370. Идея «договорного права» развивается автором преимущественно применительно к взаимоотношениям между князем и вечем, но продлевается и на собственно междукняжеские отношения.
См. прежде всего: Соловьев 1847.
Так, женитьба Ярослава Святополчича на Мономаховне, равно как его развод и возмущение против Мономаха, последовавшие вскоре, в 1117 г., когда обозначился план Владимира Всеволодовича передать Киев своему сыну Мстиславу, со всей определенностью, на наш взгляд, указывают на существование между Владимиром Мономахом и его племянником Ярославом договора (заключенного, очевидно, еще в конце киевского княжения Святополка Изяславича) о Святополчиче как наследнике своего дяди на киевском столе (Назаренко 2006а. С. 284–285; см. также статью IV). Между тем, такое наследование, если бы оно состоялось, было бы именно тем, какое предполагалось законами родового старейшинства, ибо после смерти Мономаха Ярослав оставался бы генеалогически старейшим среди своих двоюродных братьев.
Ярким примером может служить Любечский договор 1097 г., который отнюдь не учреждал отчины на Руси, а напротив – опирался на родовое понятие отчины (подробнее об этом скажем ниже).
См. прежде всего: Ewig 1953а; idem 1953b. S. 85-144; idem 1981. P. 225–253.
Wood 1977. P. 6–29.
Пашуто 1965. С. 59–68.
Назаренко 1987b. С. 149–157; он же 2000а. С. 500–508 (включает названную статью 1987 г. с некоторыми, прежде всего библиографическими, дополнениями).
Dhondt 1948.
См. об этом подробнее ниже, а также в статье II.
Менее удачным представляется термин «родовой сюзеренитет», которым мы пользовались в работе 1987 г. (см. примеч. 10) – именно потому, что он привносит «феодальную» терминологию (сюзеренитет) в область династически-родовых отношений.
Из многочисленной литературы укажем: von Pflugk-Harttung 1890; Doize 1898. Р. 253–285; Schulze 1926; Faulhaber 1931; Zatschek 1935; Schneider 1964; idem 1972; Classen 1972. S. 109–134; Mitteis 1974; Penndorf 1974; Königswahl; Anton 1979. S. 55-132; Tellenbach 1979. S. 184–302; Schieffer 1990. S. 57–66; Boshof 1990. S. 161–189; Laudage 1992. S. 23–71; см. также работы Э. Эвига, указанные в примеч. 7, и литературу о капитуляриях 806 и 817 гг., приведенную в примеч. 18, 84.
См., например: Каштанов 1976. С. 80–81.
Poppe 1986b. Р. 272–274.
Theoph. Р. 472.30-473.3.
Термины «империя» и «император» упоминаются во вводной и заключительной частях документа, но в составе характерных оборотов, выдающих неумение или нежелание его составителей различать между «империей» и привычным «королевством»: «империя, то есть королевство наше» («Imperium vel regnum nostrum»), «королевство и империя сия» («regnum atque Imperium istud») или – особенно замечательная формула – «император, он же король» («imperator ас rex») (Div. regn., prooem., 20. Р. 127, 130); о характерном непонимании Каролингами сингулярного в принципе характера христианской империи см.: Назаренко 200lb. С. 11–24. Противоречие между новоприобретенным статусом империи и традиционным родовым разделом столь очевидно, что даже побуждало историков искать в документе интерполяции (Mohr 1954. S. 121–157; idem 1959. S. 91-109); это предположение столкнулось с обоснованной критикой (Schlesinger 1958. S. 9-52; Sprigade 1964. S. 305–317) и не удержалось в науке.
Vodoff 1983. Р. 139–150; Poppe 1984. S. 423–439; idem 1989. Р. 159–184; и др. См. историографический обзор: Свердлов 2003. С. 148–152 (сам М. Б. Свердлов придерживается иного мнения: именно в договорах с греками титул «великий князь» имел «реальное содержание высших юридических прав», что нам представляется в принципе неверным).
См., например: Schlesinger 1948. S. 168 (здесь, в Ашп. 125, указания на прочую литературу); Mitteis 1974. S. 39–41, 89; Сидоров 2003. С. 328.
Отрывочными сведениями о разделах королевской власти между братьями мы располагаем уже для начала IX в., как только ситуация в Дании начинает отражаться на страницах франкской анналистики. Так, в 812 г., после смерти конунга Хемминга и краткого междоусобия, конунгами данов (по всей вероятности, в Хедебю) становятся одновременно два брата Хериольд и Регинфрид; затем их изгоняют и делят власть между собой четверо сыновей покойного конунга Годофрида, двое из которых затем правят вместе с вернувшимся в 819 г. Хериольдом: Ann. г. Fr. Р. 136, 152.
Согласно саге, письменно зафиксированной Снорри Стурлусоном в первой половине XIII в., подросшие сыновья Харальда Прекрасноволосого (умер около 930 г.), первого конунга объединенной Норвегии, стали требовать себе уделов и получили их (Сн. Стурл. С. 5, 60–61).
Если верить сведениям Константина Багрянородного о разделе Моравии князем Святополком I (870–894) между тремя своими сыновьями (по другим источникам их известно только двое), причем уже при наличии сеньората: каждый получал по уделу, но старший провозглашался «великим князем» («αρχών μέγας»), а оба младших пребывали у него под рукой («υπό τον λόγον»): Const. De adm. 41.3–7. P. 168–169. Да и сам Святополк в пору княжения своего дяди Ростислава владел уделом с центром в Нитре.
О том, что Болеслав (будущий Болеслав I), младший брат князя Вячеслава-Вацлава (убит в 929/35 г.), имел в правление последнего удел («град Болеславль»), сообщают как латинские, так и славянские памятники свято-вацлавского цикла, причем формулировки в последних таковы, как будто уже в то время существовал сеньорат пражского князя. В Востоковском списке (Рогов 1970. С. 37) читаем, что с вокняжением Вячеслава «Болеслав нача под ним ходити»; в глаголической версии застаем, вероятно, первоначальное чтение: «Болеслав же, братр его, растеаше под ним» (Weingart 1935. S. 975, 986), – с тем же смыслом. В древнейшем латинском «Житии ев. Вячеслава», так называемой «Легенде Христиана», никаких данных о положении Болеслава по отношению к старшему брату не обнаруживается, хотя упоминание об отдельном городе Болеслава также есть (Leg. Chr. Р. 64). Эти данные можно рассматривать в одном ряду с известием о сеньорате в Великой Моравии (см. предыдущее примеч.), но не исключено, что они явились проекцией взаимоотношений между Пржемысловичами в эпоху появления первых сочинений свято-вацлавского агиографического круга (вероятнее всего, в 970-х гг.) на время святого Вячеслава. Наиболее раннее сообщение о династическом разделе между братьями в Польше содержится в хронике Титмара Мерзебургского и относится к сыновьям польского князя Мешка I (умер в 992 г.): старший из них, Болеслав I, узурпировал власть, которая – надо полагать, по завещанию отца – «должна была быть разделена между многими» («plurimis dividendum»: имеются в виду еще трое сыновей Мешка от второго брака): Thietm. IV, 58. S. 198; Назаренко 1993b. С. 134, 138–139. На то, что право наследования у ранних Пястов принадлежало совокупности братьев, указывал еще создатель «родовой теории» в Польше О. Бальцер (Balzer 1897. S. 301). Подробнее о династических разделах в раннесредневековых Чехии и Польше см. в статье I.
Эта мысль довольно активно обсуждалась еще в историографии XIX в.; см., например, краткий обзор: Пресняков 1993. С. 8–22.
По завещанию Гейзериха в 477 г. (Claude 1974. S. 329–355).
Claude 1971.
Schneider 1972; Fröhlich 1980.
Greg. Tut II, 40–42; Григ. Тур. С. 57–59.
Согласно Григорию Турскому (умер в 593/4 г.), труд которого является главным источником по истории франков VI в., каждый из четырех сыновей Хлодвига был наделен по завещанию последнего в 511 г. «равной долей» («aequa lance») отцовских владений (Greg. Tur. Ill, 1; Григ. Тур. С. 62).
ПСРЛ 1. Стб. 46–47; 2. Стб. 35–36.
Назаренко 1996а. С. 58–63; он же 2007b. С. 169–174; он же 2009 (в печати).
Назаренко 2007b. С. 169–174.
«Suein et Harold а concubina geniti erant; qui, ut mos est barbaris, aequam tunc inter liberos Chnud sortiti sunt partem hereditatis» (Adam II, 74. S. 134).
Sickel 1903. S. 110–147.
Cosm. I, 36. S. 65.
Gall. II, 4. P. 68.
См., например: Trawkowski 1983. Sp. 366.
ПСРЛ 1. Стб. 270; 2. Стб. 245. В свое время мы предположили, что Мстислав был старшим сыном Святополка (Назаренко 2001а. С. 571), но сейчас вынуждены признать проблематичность этого мнения. Похоже, что «Киево-Печерский патерик» в своих ранних редакциях содержит в слове о преподобных отцах Феодоре и Василии указание на возраст Мстислава Святополчича. В 1096 г., сразу после сожжения монастыря половцами, Василий говорит княжичу: «<…> мене бо не видел еси от рождения своего исходяща от печеры своея лет 15» (КПП 1999. С. 66); смысл этой грамматически некорректной фразы, очевидно, в том, что Василий не выходил из своей пещеры 15 лет и потому Мстислав не мог его видеть, так как родился позже. Следовательно, Мстислав появился на свет не ранее 1082 г. и был наверняка младше брата Ярослава. Перевод Л. А. Ольшевской, по непонятной причине, не только смазывает этот датирующий нюанс, но и вообще лишен смысла: «<…> ведь не видел меня никто от рождения своего (!? – А. Н.) выходящим из пещеры своей 15 лет» (там же. С. 170–171). Видно, что фраза доставила переводчице затруднения, как, впрочем, и позднейшим редакторам «Патерика». Так, во 2-й Кассиановской редакции находим «исправленное» чтение: «мене бо не виде никогдаже (кто? – А. Н.) исходяща из печеры своея 15 лет» (КПП. 1997. С. 454).
Назаренко 2001а. С. 560–570. Совсем недавно А. Поппэ, не соглашаясь с нашей гипотезой, пересмотрел заново биографические данные о Гертруде, жене Изяслава Ярославича, в рамках традиционной генеалогии: Гертруда – мать Святополка (Поппэ 2007. С. 205–229). Однако сути наших аргументов польский историк не рассматривал, ограничившись указанием, что характеристика матери Святополка как «княгини» (ПСРЛ 1. Стб. 282; 2. Стб. 259; Высоцкий 1966. № 27) ни в коем случае не позволяет, по его мнению, видеть в ней наложницу Изяслава. Отнюдь не считаем такое простое соображение достаточным, но полемику, требующую вникать в многочисленные детали, вынуждены отложить до особого случая.
ПСРЛ 1. Стб. 69; 2. Стб. 57.
«Porro de ео, quod dicis non in tota nos Francia imperare, accipe frater, breve responsum. In tota nempe imperamus Francia, quia nos procul dubio retinemus, quod illi retinent, cum quibus una et earn et sanguis sumus hac [ac. – A. H.] unus per Dominum Spiritus» (Chr. Salem. P. 122).
Отсутствие сколько-нибудь заметного династического элемента в византийской политической идеологии до ее определенной «аристократизации» в течение XI–XII вв. замечено историками; см., например: Чичуров 1990а. С. 19–126.
Greg. Tut. IV, 45; IX, 20.
Как иногда полагают (Ewig 1988. S. 35) и как мы сами склонны были думать прежде (Назаренко 1987b. С. 157. Примеч. 28; он же 2000а. С. 508. Примеч. 27).
Это видно, в частности, из распоряжений Хродехильды относительно судьбы епископской кафедры в Туре, который входил в удел Хлодомера (Greg. Tur III, 17).
Ibid., Ill, 23.
Ibid., Ill, 18.
ПСРЛ 1. Стб. 162–163; 2. Стб. 151.
ПСРЛ 15. Стб. 153.
Сначала Давыд получил Дорогобуж, но после гибели в 1086/7 г. волынского князя Ярополка Изяславича занял волынский стол (ПСРЛ 1. Стб. 204, 205; 2. Стб. 196), как то видно по ретроспективному сообщению 1097 г., что Давыд получил Волынь еще от Всеволода (ПСРЛ 1. Стб. 257; 2. Стб. 231). Это случилось, вероятно, сразу же по смерти Ярополка, на что указывает прецедент: во время ссоры Ярополка со Всеволодом и бегства волынского князя в Польшу в 1085 г. Владимир немедленно был передан Давыду. Именно для урегулирования отношений Давыда с Ростиславичами, надо думать, Всеволод и посылал к Перемышлю сына Владимира в 1086 г. (ПСРЛ 2. Стб. 199).
На Пасху 1078 г., как то видно из «Поучения» Владимира Мономаха (ПСРЛ 1. Стб. 247). Это свидетельство предпочтительнее, чем известие «Повести временных лет» в конце статьи 1077 г., что Олег «бе у Всеволода Чернигове» (ПСРЛ 1. Стб. 199; 2. Стб. 190), которое служит всего лишь логическим переходом к сообщению, которым открывается следующая годовая статья: «Бежа Олег, сын Святославль, Тмутороканю от Всеволода».
Датировка гибели в Заволочье его старшего брата Глеба двоится: в «Новгородской I летописи» значится 30 мая 1079 (6587) г. (НПЛ. С. 18, 201), тогда как в «Повести временных лет» о погребении князя в Чернигове 23 июля говорится под 1078 (6586) г. (ПСРЛ 1. Стб. 199–200; 2. Стб. 190–191). Так или иначе, смещение Глеба с новгородского стола должно было состояться одновременно с выведением из Волыни Олега, то есть уже до Пасхи (8 апреля) 1078 г. (см. предыдущее примеч.).
ПСРЛ 1. Стб. 200–201; 2. Стб. 191–192.
См. примеч. 122.
Брак Изяслава с полькой Гертрудой (ПСРЛ 4/1. С. 116; 6/1. Стб. 179) предполагает, что до своего перехода в Новгород в 1052 г. (после смерти там старшего из Ярославичей – Владимира) он наместничал где-то на западе Руси, то есть либо в Турове, к которому относилась тогда Берестейская волость, либо на Волыни. В науке нередко говорилось именно о Турове (см., например: Грушевсъкий 2. С. 28; Пресняков 1993. С. 41), но на чем основано такое мнение? Свидетельство «Ипатьевской летописи» на этот счет источниковедчески неудовлетворительно (см. примеч. 122), а представляющаяся традиционной связь потомства Изяслава с Туровом могла, конечно же, сложиться и позже, в пору княжения здесь Ярополка Изяславича в 1078–1086/7 и его брата Святополка в 1088–1093 гг. Поэтому весомее, на наш взгляд, оказывается свидетельство константинопольского перечня русских епархий 1170-х гг., в котором на местах с пятого по восьмое поименованы епархии Владимиро-Волынская, Переяславская, Ростово-Суздальская и Туровская (Not. ер. Р. 367). При одновременности учреждения этих кафедр, которое мы относим ко второй половине 1040-х гг. (см. статью IX), следовало бы ожидать, что порядок их перечисления будет ориентироваться на относительное старшинство Ярославичей, посаженных отцом на соответствующих столах. Это наводит на мысль, что уделом Изяслава при жизни отца до Новгорода была Волынь, а не Туров.
ПСРЛ 1. Стб. 256–257; 2. Стб. 230–231.
См. ниже примеч. 72.
«Quod si talis filius cuilibet istorum trium fratrum natus fuerit, quem populus eligere velit ut patri suo in regni hereditate succedat, volumus ut hoc consentiant patrui ipsius pueri et regnare permittant filium fratris sui in portione regni quam pater eius, frater eorum, habuit» (Div. regn. 5. P. 128).
Похожую мысль применительно к древнерусским князьям высказывал В. О. Ключевский, но неудачно пытался подтвердить ее порядками позднейшего местничества (.Ключевский 1. С. 182–183).
Этот казус фиксируется и в обычном наследственном праве. Так, Видукинд (70-е гг. X в.) сохранил свидетельство о спорах среди саксов, следовало ли признавать наследниками, наряду с дядьями, тех племянников, «отцы которых умерли при жизни дедов» («<…> si forte patres eorum obissent avis superstitibus»); сторонники древних обычаев противились такому нововведению, которое все же состоялось в правление Оттона I (936–973): Wid. II, 10. S. 73–74.
См., например: Ann. г. Fr., а. 813–814. Р. 138, 140.
Nelson 1992. Р. 139–144.
Eiten 1907.
Пруденций, автор «Бертинских анналов» в их центральной части (с 835 по 861 г.), был назначен епископом Труа в 845 г., то есть являлся в этом смысле креатурой Карла Лысого.
Ann. Bert., а. 845. Р. 32.
Dipl. Pipp. II. Р. 51.
ПСРЛ 1. Стб. 299–301.
ПСРЛ 1. Стб. 129; 2. Стб. 114.
ПСРЛ 4/1. С. 111; 6/1. Стб. 173.
ПСРЛ 1. Стб. 160; 2. Стб. 149.
Думать так позволяют данные (правда, довольно неопределенные) о том, что женой Ростислава Владимировича была венгерка. В той форме, в какой эта гипотеза высказывалась в литературе со ссылкой на В. Н. Татищева (Баумгартен 1908а. С. 4–5), она не выглядит удовлетворительно обоснованной. И все же венгерские источники не оставляют сомнений, что речь шла о родственнице короля Кальмана (1095–1114), хотя относительно степени родства составители венгерского хроникального свода XIV в. испытывали затруднения, оставив в соответствующем месте текста пропуск:
когда король Кальман в 1099 г. пришел на помощь Святополку против Ростиславичей, «русская княгиня по имени Ланка, <…> (в существующих списках пропуск никак не обозначен. – А. Н.) этого короля, вышла навстречу королю, пала к ногам, со слезами умоляя короля не губить того народа» («ducissa Rutenorum nomine Lanca eiusdem regis, venit obviam regi, pedibus provoluta obsecrabat regem cum lacrimis, ne disperderet gentem illam»: Chr. Hung. 145. P. 423–424). Дело происходило под стенами Перемышля, в котором, помимо Володаря Ростиславича с семейством, тогда находилась и жена Давыда Игоревича (ПСРЛ 1. Стб. 270; 2. Стб. 245). Поэтому, вообще говоря, допустимо было бы отождествить Ланку также и с этой последней. Однако настойчивость, с какой Давыд дважды искал помощи именно в Польше Владислава I (1079–1102), заставляет предполагать в супруге Игоревича скорее польку. Если Ланка была действительно женой Ростислава, то в ней естественно было бы видеть дочь короля Белы I (1060–1063), так что Кальману она приходилась бы родной теткой; в таком случае испорченный латинский текст следовало бы читать: «Lanca, amita (или a gnat a) eiusdem regis». Вопрос нуждается в дополнительном исследовании.
73 ПСРЛ 1. Стб. 290–291, 298–299; 2. Стб. 282–283, 292–293.
74 ДКУ. С. 156. Источниковедческие контроверзы относительно времени сложения «Устава» в его нынешней форме в целом и отдельных его установлений не могут повлиять на трактовку статьи об изгойстве.
ПСРЛ 2. Стб. 574 (в ультрамартовской статье 1174 г.).
ПСРЛ 1. Стб. 80, 121; 2. Стб. 67, 105.
«<…> receptis ab ео sacramentis fidelitatis, quatenus ita deinceps ei fidelis sicut nepos patruo existeret et in quibusdam necessitatibus ipsi pro viribus auxilium ferret» (Ann. Bert., a. 845. P. 32).
Div. regn. Р. 126–130; см. также статью II (карта на рис. 6).
Свердлов 1983. С. 33; он же 2003. С. 163; Толочко 1992. С. 22–35 (ср.: Назаренко 1999b. С. 164–193).
Рапов 1977. С. 32–34; автор не отрицает самостоятельности Олега и Владимира по отношению к князю киевскому, но почему-то характеризует ее как узурпацию: свои уделы младшие Святославичи будто бы «сумели превратить (когда и каким образом? – А. Н.) по существу в самостоятельные в политическом отношении государства». Модернизирующий термин «узурпация» прямо употребляет М. Б. Свердлов, говоря о киевском княжении Олега (Свердлов 2003. С. 163).
Пресняков 1993. С. 28 (со ссылкой на соответствующее место «Курса» В. О. Ключевского).
Юшков 1939. С. 175; Котляр 1998. С. 84–89; и др.
Юшков 1939. С. 175.