Альбина пришла в субботу. Ещё безнадёжнее чем в пятницу.
«Трижды закидывал старик в море невод. Иван искал стрелу три дня. Царевич Гвидон три раза превращался и летал в царство Салтана. Василиса Премудрая была лягушкой на протяжении трёх лет. На Елену Прекрасную выезжали посмотреть три дня. Главный герой всегда должен пройти три испытания. Магическое число три. На третий раз всё должно получиться». Альбина не зря была учительницей литературы, хоть и падала второй день, шатаясь и не краснея, по мокрому лесу. А настойчивость – её было в избытке.
– Жди здесь, от тебя всё равно не отделаешься. – В воскресенье Артур, направившись к сараю, с остервенением пнул некстати попавшееся по пути металлическое ведро. Семена подсолнечника, на мгновение веером повиснув в воздухе, безнадёжно рассыпались по тонкой корке снега. Альбина, как очнувшись, вздрогнула. С веток сосен, почти в самом поднебесье, хлопая крыльями, взлетели вороны, теряя перья.
– Ну идёшь? С тобой подальше надо бы, до оврага.
Через его плечо был перекинут наполненный чем-то холщовый мешок. Альбина пошла следом, спотыкаясь о сучья, проваливаясь в прикрытые прошлогодней травой ямки, отставая, на всякий случай от Артура шагов на десять. Тропы поворачивали в самых неожиданных местах.
Со спины, в огромном ватнике с торчащей ватой из дыры на правом плече, в тяжелых сапогах почти до колена и начавшей терять форму меховой ушанке – он был похож на медведя. На мгновение, сквозь страх и любопытство, Альбина ощутила триумф дрессировщика, подчинившего себе дикое животное. Она его уговорила, она его заинтересовала, она… Запутавшись длинной юбкой в кустах, которые всеми своими колючками пытались её отговорить и остановить, упала лицом прямо в свежий сугроб. Звук шагов впереди затих. Тишина леса разом навалилась сверху. Альбина, приподнявшись и отерев лицо ладонью, посмотрела в направлении Артура. Тот, тяжело дыша, стоял, развернувшись к ней в пол оборота. Его волчьи глаза на мгновение перестали смотреть столь яростно, как обычно, и, ей показалось, приняли выражение преданного домашнего тихого пса. Но… показалось. Артур смачно сплюнул на мокрый пенёк, перебросил мешок на другое плечо и зашагал вперед. Альбина, подобрав юбку почти до бёдер, поспешила следом.
– Дрессировщица хренова. Да, вообразила себе, да. Приручила зверя прямо. Вот дура, ей богу. Ему же всё равно, что со мной. Куда я иду вообще? – Лесной тихий монолог среди берёз и тополей был, вроде, даже уместен. А с кем еще поговорить-то.
– Что ты бормочешь там? – Артур, не оглядываясь, закашлялся. – Можешь вернуться, если хочешь, буду счастлив. Я тебя не неволю. Но дорогу ко мне позабудь, и иди к лешему.
Овраг был уже совсем рядом, обнаруживая себя нарастающей темнотой леса и эхом, отражающим ветер и редкие вскрики соек.
– Не вернусь. Хочу идти с тобой.
– Ну и дура, чё. Да, впрочем, пришли мы. Думал за овраг пойти, но сейчас нет. Ненадолго мы. Да стой ты, разогналась.
Альбина, засмотревшись на разлапистую сосну, полностью голую с одной стороны, и густо пускающая ветви с другой – врезалась в Артура, неожиданно ощутив запах мха, разогретого сена и – почему-то, корицы.
– Тпрру. Стоять. Пришли, говорю. Так неймется, что уже сама на меня кидаешься?
Серые глаза полыхнули острым лезвием. Альбина, открыв было рот, поняла, что не надо. Он, опустив мешок на снег, тяжело присел на корточки и посмотрел снизу вверх, царапая, прямо в её зрачки. Альбину на пару секунд парализовало.
– А ты скажи – тебе это вообще зачем надо? – Наждачный взгляд продолжал пилить, проникая через зрачки в горло и дальше, в солнечное сплетение.
– Тянет.
– К лешему твоё тянет. Спрашиваю – тебе зачем это надо?
Альбина, вдруг поняв, что до сих пор держит юбку задранной почти до талии, показывая тёмно-серые колготки в рубчик, местами покрывшиеся катышками, резко разжала ладони. Юбка с облегчением упала вниз, тут же заколыхавшись на ветру. Вдалеке послышался громкий топот и звук ломающихся веток, все дальше, дальше. Альбина вжала голову в плечи, плотнее запахнув пальто не по погоде.
– И? – Артур, раздражая воздух, ждал.
– Надо? Мне?
– Да, тебе, к лешему, двинутая ты баба.
– Тянет. Нет-нет, не злись. Объясню тебе. Или себе. У меня, Артур, закончилось всё как будто. – Он зло дёрнул ворот на ватнике, обнаруживая под ним лишь тонкую темно-серую футболку с широкой горловиной, обнажающей мощную шею и густую поросль на груди. – Тсс, не прерывай. Я думала все уже, не интересно жить больше. А тут – ты. Ну, как – ты. Истории про тебя. Что ты делать можешь. Чудеса творить.
– С каких это пор это в чудеса превратилось? Слушать тебя противно. Лучше б не спрашивал.
– Такие чудеса, что летают после тебя.
– А, так и ты полететь захотела?
– Захотела.
– Захотела она. Ишь. Ну, я и сам хорош. Повелся.
Артур, высматривая место, стал развязывать мешок.
– Так что? Свечи дальше зажигать будем, чтоб светлее было да яснее, али наоборот попритушим поболе, да в самую тьму направимся?
– Что, прости?
– Садись рядом, говорю. На колени сядь, ноги подогни. Темнеть скоро начнет, торопиться надо.
Альбина, не поправляя юбку, осела напротив Артура, пытаясь поймать его взгляд. Глаз больше не было, одним движением он вытряхнул веревку из мешка, растряс её, распрямляя, и шумно выдохнул.
– И я помолчу. Так много уже пару лет как не разговаривал. Закрой глаза. И на кой ляд связался.
Альбина закрыла глаза, словив отголоски ветра внутри на веках. Скрип снега и запах мха и корицы оказались сзади. Артур, шумно и горячо дыхнув ей в шею, тяжело осел. То ли его пальцы, то ли легкий ветер слегка заиграли её разметавшимися волосами, едва касаясь, а может, и вовсе показалось. Лес затих.
И вдруг – его руки, сопровождающие веревку, проникли под её правую подмышку, нежно поддавливая, потянулись дальше, опоясав грудь к левой.
– Если кому расскажешь – придушу в этом же овраге. – То ли показалось то ли послышалось в её правое ухо, когда его губы задержались рядом, случайно задев мочку.
– Придушить успеешь. А что ты сейчас делаешь? – Не открывая глаз, прошептали губы, казалось, сами, без её ведома.
– Что просила, то и делаю. Не поздно остановиться ещё. Стоп и расходимся? – Артур отнял руки и отстранился.
– Нет-нет. Извини. Молчу.
– Так ты молчи тогда так, чтоб я слышал. Еще один вопрос – на том и закончим. Поняла?
Альбина молча кивнула. Верёвка, спустя минуту, зашевелилась вновь. Сделав круг, повторила свой ход к правой подмышке и по груди – к левой. Запах корицы сбивал с толку, унося то ли к яблочной шарлотке в ресторан русской кухни, то ли в новый год, под елку с яблоками и мандаринами. Он обошел её спереди. Верёвка и его руки продолжали хоровод вокруг, обозначая грудь всё четче, сдавливая сверху, снизу, затормозив, стали медленно стягиваться спереди, сводя лопатки и заставляя чуть наклоняться вперед, почти касаясь лбом его широкой груди. Судя по исходящему жару, ватник он снял. Одновременно с затянутым под грудью узлом где-то совсем рядом, над головой, или в голове, щелкнуло, словно в замочной скважине. Артур завел её руки назад, верёвка с легким шуршанием стала ложиться на запястья, локти, выше к плечам. По кругу, опять сзади. Мерное шуршание, запах корицы, ветер, тщетно пытающийся охладить вдруг ставшую горячей кожу на лице. По кругу, сзади, шуршание. Узлы стягивались всё плотнее – по-хозяйски, бесцеремонно. Его дыхание уносилось всё дальше, а ветер постепенно сладко сдавливал живот и голову.
* * *
– Привет, привет, и долго ты тут висишь, на засохшей ветке?
– Да с осени. Как зима пришла, так я тут и застыла.
То ли журчащие, то ли звенящие голоса донеслись откуда-то слева.
– Так ты осенняя, получаешься, старая капля? А я весенняя, новая?
– Почему я старая? – Капля-льдинка скукожилась. – Просто, мудрая. Висела всю зиму, много видела. Мне теперь много есть о чем рассказать.
Свежая весенняя капля засмеялась, отражая правым боком последний луч заходящего солнца.
– И куда ты денешь свои истории? Расскажешь апрельским сойкам или июньским осам?
– Цветам расскажу, когда упаду в землю. Траве расскажу, когда упаду на неё. Пробегающим мимо муравьям расскажу.
– А им это надо?
– Там, куда я упаду – будет надо. Весенний ветер ничего не делает просто так, у него все дуновения расписаны заранее.
Капли продолжали капать, и капать. И что-то говорили, но все тише, и тише. Кто-то постепенно убавлял громкость.
* * *
Альбина напряглась, стараясь расслышать что дальше, но голоса, став еще глуше, ушли, словно в трубу. Потрясла головой, ещё, надеясь всё вернуть, но тщетно. Капли скрывал шуршащий туман, укутывающий в колючее серое облако. Оно все разрасталось, становясь темнее, темнее. Всё стало вдруг таким чёрным, словно опомнившийся факир, поняв, что показывал совсем не тот фокус, с остервенением, взмахнув атласной чёрной мантией, скрыл всё происходящее, исчезнув вместе с ним же и сам.
– Эй, эй, не тряси так шеей, не кобыла. Затекло все, да. Посиди пару минут спокойно.
Альбина, привыкнув к полутьме, разглядела Артура, сидящего в длинной тени от сосны, недалеко на пеньке. Веревок нигде не было.
– Раз десять пожалел, что не курю. Ей богу, засмолил бы пачку, пока ждал. Сразу ведь понял – придурошная. Так нет же, уговорила.
Артур сплюнул, и достав из кармана ватника коричневую палку, откусил от неё.
– Пойдем, ночь уже. От моей избы сама пойдешь.
Достав мешок из-за пня, перемахнул его на левое плечо и тяжело пошел по хрусткому снегу, продолжая грызть палку. Альбина, попытавшись встать, поняла что ноги и руки онемели и саднят. Подтянув вверх рукав пальто, увидела вдавленные следы от веревки по обоим запястьям, местами ставшие багровыми.
– Ты не спеши так, Артур, не поспею.
Ответом был скрип удаляющихся шагов. Покачиваясь, и подобрав юбку, ринулась следом.
– Ты ешь палки? – Пока догоняла его, казалось, что дышит не носом, а паровой трубой.
Артур молча засунул руку в карман, ища что-то.
– На. Грызи тоже.
На его широкой ладони лежало что-то коричневое. Альбина боязливо взяла.
– Корица это. Бери. Только не приходи больше ко мне.
– Почему?
Артур, на минуту резко остановившись, выдохнул так, словно переполненный дымом шар резко проткнули с разных сторон.
Тяжелые шаги возобновились.
– Почему? – Альбина не унималась.
– Я тебя пальцем не тронул, чтоб ты знала. Дорогу к дому моему забудь. А то до греха доведешь, капканов понаставлю.
– Я думала, до другого греха. – Альбина сдавленно хихикнула. – А ты – капканы. Эх. Мне очень надо к тебе. Ты меня оживил. Ко мне истории стали возвращаться, понимаешь? Мои сказки. Их не было год. Я не знала, как жить дальше без них, поэтому сюда и приехала. Чтоб сбежать. От всех, от себя. А не сбегается ведь. Так тут еще и тоска свинцовая. А выхода не было, никак. А тут – ты… Я уже думала мне ничего не поможет. Вся эта ровная серость везде, во всем, внутри. Пусто давно внутри. А тебя почувствовала. Что надо к тебе.
– Слышь, хватит. Уймись. Пришли мы. Тебе прямо, дойдешь сама. В один конец, навсегда.
– Можно приду завтра, или послезавтра?
– Нет, сказал. Довольно. А то и себя и меня погубишь. Другие бабы ко мне за другим приходят. И им хорошо, и мне. А с тебя какой толк?
– Ну, попробуй со мной, как с ними.
Артур, перестав блуждать взглядом по темным деревьям, вдруг отошел на три шага назад, и откинув мешок в сторону, застыл. Потусторонний бездонный взгляд, словно из ледяной проруби, начал неспешный ход от кончиков её сапог, выше, к коленям, к бедрам, к груди, о существовании которой в этом бесформенном пальто никак нельзя было догадаться, к губам, задержавшись чуть дольше, выше, финишируя на каштановых волосах, в свете луны отливающих серым. Альбина отчаянно жалела, что в эти минуты на ней нет золотистых туфель на двенадцати сантиметровых шпильках и её любимого бежевого платья для выхода в театр, с глубоким декольте и всасывающим её фигуру так, словно это вторая кожа. Колготки в катышек и балахон явно не могли быть убедительны.
Взгляд степного волка дал очевидно понять, что эта добыча, как минимум, пресна, а как максимум – не даёт ему никакой игры, приходя в руки сама.
– Пожалуй, нет. – Скорее себе, чем ей, чуть слышно произнес он.
– Ну просто, можно я приду? Посижу рядом, поговорим. Мне в этой дыре и поговорить не с кем. Скука с ума сводит. После уроков хоть на стену лезь.
– Вот и лезь. А лучше уезжай обратно. Дочка там у тебя, слышал вроде. Вот и едь к ней. Вот и смысл тебе.
– Мой смысл – это мои истории. Не только она. А историй больше нет. А с тобой – есть. Без этого – не знаю, что делать. Ничего не могу делать.
Артур, направившись к сараю с мешком, дал понять, что разговор заканчивается.
– Твои действия – это следы, по которым тебя могут найти другие люди. Давай поводы тебя находить. Но не здесь.
– Меня по следам не найдут, Артур, снег сейчас тонкой коркой, не отпечатывается.
– Я не об этих следах. Дура, ей богу. Делом займись.
Тяжелая дверь в дом с грохотом захлопнулась.
– Я завтра приду! – Стены остались безучастны.
Заухал филин. Черные тени пронеслись мимо. Летучие мыши вступали в свои права. Дорога обратно, вопреки ожиданиям, страшной не оказалась. Начатая было история продолжила докручиваться сама собой. Дома, первый раз за этот месяц, ей показалось довольно уютно. И не так холодно. Даже полумрак ночи не был больше царством привидений и домовых, как все предыдущие недели. Часы на стене вдруг затикали умиротворяюще и по-дружески. Стеганое покрывало в цветочки и квадраты стало добрым, домашним и позвало закутаться в него, вздремнуть.