Оставив шумных дружков, так же, как и он демобилизовавшихся из армии, Сергей прошёл со своей сумкой по вагону дальше. Место его в поезде было на верхней полке через два пассажирских пролёта от дружков. Широко, но в то же время несколько застенчиво улыбаясь, он приветствовал своих попутчиков, ехавших с ним в плацкартном купе. Бросив сумку на верхнюю багажную полку, Сергей тут же стал застилать свою постель. Ответив на два-три вопроса одной из женщин, он полез наверх. Стук колёс поезда, воспетый в песнях, не казался ему романтичным. Он знал, что существуют поезда без этого атрибута «романтики» и мысленно выругал своё правительство, топящее страну в нищете, но сделал он это очень кратко и очень незлобливо.
Обыкновенно он засыпал быстро, а сейчас мысли, перенёсшие его в родные края, куда он ехал, к родным и знакомым, которых он уже завтра надеялся увидеть, оставляли его не то что бодрствующим, но не спящим-то уж точно. Сергей мысленно рисовал картины встреч с родными, соседями. Мать он представил кидающейся со слезами радости ему на шею, сестрёнку Зину тоже кидающейся на шею, но только с радостным визгом, отца, неспешно подходящего к нему с зажатой в губах улыбкой. Отец никогда при улыбке не обнажал зубы, всегда лишь растягивал губы и чуть-чуть покачивал головой вниз-вверх. Потом он представил соседку Марину. Зина высылала ему её фотографию, красавица! Когда он уходил в армию, Марина была ещё совсем соплюхой, а сейчас красавица. Представлял, что Марина тоже обрадуется его возвращению, Зина намекала о том в письме. Наверное, придёт и будет застенчиво улыбаться как тогда, при проводах, два года назад. Конечно же, и другие соседи все придут, отец, наверное, уж самогона нагнал. А через денёк-другой надо будет пойти устраиваться на работу. Зина писала, что отец обмолвился словом о нём в слесарной мастерской, там его ждут.
К назначенной станции Сергей подъехал ранним утром, ещё только начинало светать. Проходя по вагону мимо спящих друзей, он не стал их будить, простился молча, окинув обоих взглядом. Спустившись на платформу, обернулся к проводнице и, улыбнувшись, махнул ей рукой. Сонная проводница, занятая подъёмом лестницы, то ли не заметила этого, то ли, не захотев отвечать, равнодушно захлопнула дверь вагона, и вагон почти тут же тронулся. Утренняя прохлада придала Сергею скорость, и он быстро дошёл до старого давно не ремонтированного здания станции. Станция изнутри представляла собой небольшое помещение с двумя кассовыми окошечками, оба из которых были закрыты. По одной из стен были два давно не мытых окна, под окнами стояли две парковые скамейки. На одной из скамеек лежал скрючившийся человек в затасканных одеждах, принятый Сергеем за бомжа. Сергей знал от родных, что автобус от станции до их деревни ходит раз в сутки. Отходит он в девять часов сорок пять минут. Ждать придётся долго. На случай, а вдруг родные ошиблись, и есть другой автобус, выезжающий раньше, Сергей подошёл к табло с расписаниями автобусов, освещённое сверху люминесцентной лампой. Долго шарил взглядом по расписаниям, ища название своей деревни, увидел название Терехово и тут только вспомнил, что именно на Терехово идёт автобус, проезжающий мимо их деревни с весёлым названием Снигирьки. Оказалось, родственники не ошиблись. Ждать придётся долго. «Бомж», к счастью, не пах, но всё равно в здании было душно. Чуть поколебавшись, выбирая между духотой и прохладой, Сергей выбрал прохладу. Перед входом в здание тоже имелась скамеечка. Осторожно открывая и закрывая за собой дверь, Сергей вышел на улицу и присел на холодные и чуть влажноватые доски скамейки. Посидел не долго. Сидеть оказалось и холодно, и жёстко. Посмотрел на часы – было четырнадцать минут четвёртого. «Жалко, у отца нет машины», – подумал Сергей, вспомнив слова друга Славки о том, что у поезда его встретит отец на машине. «Пойду пешком», – решил Сергей, поднимаясь со скамейки. Идти было не близко, километров тридцать, если идти дорогой, и километров пятнадцать, если идти лесом. Сергей уже схватился за ручку сумки, как за спиной хлопнула дверь. Оглянувшись, он увидел молодого мужчину с чуть помятым от неудобного лежания лицом.