Соня
– Я не верю, что ничего нельзя сделать, – произнесла Соня, глядя Сезару в глаза. – Не верю, что все это… Лена не предательница, Сезар. Она никогда не желала никому ничего плохого, и она ничего не делала…
– Кроме ритуалов с темной магией. Запретных.
– Но они никому не навредили.
Последнее прозвучало не очень уверенно, потому что Соня сама не до конца в это верила. Да, злость прошла, отчаяние тоже, но она до сих пор помнила оседающую на пол маму и свои чувства. Но теперь, после случившегося, она вообще не представляла, что чувствовать. Лена не просто ушла в Темные земли, здесь, в Даррании, ее объявили предательницей. Допрашивали всех, кто так или иначе имел с ней дело, даже ее. Задавали вопросы о том, как она себя вела, что говорила. Больше всех, конечно же, доставалось ее брату.
Макс вообще не вылезал из секретных допросов. Не так давно восстановив имя родителей, теперь он стал братом Ленор Ларо, которая считалась погибшей, в теле которой поселилась странная темная тварь, якобы собиравшаяся уничтожить Дарранию. Ото всего этого просто голова шла кругом.
– Ты же понимаешь, что после случившегося это больше не имеет значения? – Сезар выглядел уставшим.
В последнее время он так выглядел всегда, очень много времени проводил с отцом, во Дворце Правления людей, и занимался всем тем кошмаром, который обрушился на Дарранию в ночь бала.
– Даже если бы я хотел, я бы все равно не смог ничего не изменить.
– Нет, Сезар, – Соня сложила руки на груди, – если бы ты хотел, ты бы как раз мог. Но ты не хочешь.
Он приподнял бровь:
– Я и не говорил, что хочу.
– Несмотря на все, что я тебе рассказала?
– Да пойми же ты! Они с Валентайном чуть не уничтожили всех, кто был на том балу. Мой брат чуть не умер! Он лишился крыла…
– А ты всегда был идеален, правда?
Сезар резко изменился в лице.
– Я никогда. Никого. Не убивал.
Соня закусила губу, чтобы не сказать лишнего. Она обещала себе, что оставит прошлое в прошлом, и слово надо держать. Потому что иначе это просто тупик. Тупик их с Сезаром отношений, тупик в жизни, тупик в ней самой.
– Лена тоже не убивала. – Соня шагнула к нему ближе, чтобы оказаться совсем рядом. Давно уже она так близко не подходила к нему по своей воле. – Она оказалась здесь не по своему желанию, она бы предпочла остаться в нашем мире, так же, как и я. Я знаю ее с детства. Она никогда не гналась за властью или особыми способностями, она просто жила… Сезар, я не представляю никого, в ком было бы столько жизни, сколько в ней! Она же как солнце, в ней столько света…
На глаза навернулись слезы, но Соня все-таки продолжила:
– Я в последнее время была не лучшей подругой, но даже это ей не мешало. Лена пыталась со мной поговорить, все исправить, снова вернуть нашу близость. Для нее все близкие были гораздо важнее, чем она сама. Всегда! Я не верю в то, что она вот так, по щелчку пальцев превратилась в монстра…
– Ты не представляешь, на что способна темная магия.
Ладони Сезара легли ей на плечи, и впервые за долгое время Соня не вздрогнула.
– Ты никогда ее не чувствовала. Не испытывала. В тебе нет понимания, чем это может обернуться, если она тебя захватит.
Нет понимания, нет понимания… А ты не хочешь меня слышать! Упреки – не лучший способ договориться о чем бы то ни было, поэтому Соня плотно сжала губы и покачала головой.
– Может быть. Может быть, я и не представляю. Но я тоже попала сюда с помощью темной магии, и кто знает, чем это может обернуться впоследствии. Тогда меня тоже надо сдать властям, посадить в оковы и объявить предательницей.
Брови Сезара сошлись на переносице:
– Ты кое-что путаешь…
– Нет. Не путаю. И вообще подожди. Дай мне договорить, пожалуйста, – Соня положила руки ему на грудь.
Это сработало как-то странно: Сезар сначала изумленно взглянул на нее, а после словно закаменел.
– Ты просил у меня прощения после случившегося между нами, но я не могла тебя простить. Это было на уровне инстинктов, я боялась самих прикосновений к тебе. Я боялась даже находиться с тобой в одной комнате и просто ничего не могла с этим поделать. Но помимо этого я предпочитала еще цепляться за зло, которое ты мне причинил, совершенно забывая о том, сколько было хорошего. – Она снова почувствовала подступающие к глазам слезы, но на этот раз не стала их сдерживать. – Возможно, ты прав, и темная магия в Лене взяла верх над тем, что в ней было. Все это сейчас стерто. А может быть и нет, мы не можем знать точно. Но сейчас, пройдя через все это, я точно знаю, что каждый заслуживает второго шанса. Потому что все то светлое, что она делала – мне, тебе, остальным, оно никуда не делось. Даже тот темный ритуал, о котором ты говоришь, она делала, чтобы помочь мне.
Соня глубоко вздохнула.
– Поэтому сейчас мне очень важна твоя поддержка. Важна твоя помощь. Мы должны найти способ вытащить ее оттуда, и мы должны сделать все, чтобы восстановить ее имя. Потому что если не мы, то кто?
Сезар продолжал стоять неподвижно, но она все-таки закончила:
– Если ты откажешься, я пойму. Я тоже не святая и лгала тебе о том, кто я, достаточно долго. Но я должна ей помочь, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы Лена смогла вернуться и жить нормальной жизнью безо всей этой дряни, которую на нее навешали просто потому, что на кого-то надо было! – Соня убрала ладони от его груди потерла их друг о друга. Сейчас они казались ледяными. – Просто если ты не хочешь, скажи мне сразу. Мы потеряли друг друга, Сезар, но Лену я терять не хочу. Не хочу, чтобы она сейчас осталась одна. Где бы она ни была.
Его руки на ее плечах дрогнули, а после сжались сильнее.
– Считаешь, что мы потеряли друг друга? – почему-то зло спросил он.
– Наш последний разговор…
– Да не было у нас последнего разговора! Нормального, – на этот раз глубоко вздохнул он. – Мы не хотели слышать друг друга, София… Соня. Но если я в чем и уверен, как в том, что мы сейчас стоим рядом, так это в том, что не хочу тебя потерять. Не могу тебя потерять. Я люблю тебя, и мне совершенно неважно, кто ты. Я люблю тебя, я хочу растить нашего с тобой ребенка не меньше, чем ты.
Если она что и ожидала услышать, то совершенно точно не это. Вот только сейчас, в отличие от всех предыдущих их разговоров, внутри шевельнулась тихая радость и неуверенное, пока еще слабое чувство надежды.
– Я пока не могу ответить тебе тем же, – произнесла Соня и поспешно добавила, – но я очень хочу попробовать. Хочу попробовать вернуть то, что я чувствовала к тебе… очень хочу, Сезар. Помнишь, как начинались наши с тобой отношения? С дружбы…
– Мое отношение к тебе никогда не было дружбой, – он усмехнулся. – Но я согласен. Давай попробуем.
Вместо ответа Соня приподнялась на носочках и коснулась губами его щеки.
– Спасибо, – произнесла тихо.
– Что касается Лены, – он кивнул в сторону двери, – для начала нам надо поговорить с Люцианом. Он последний из тех, кто ее видел.
Люциан Драгон
– Я не стану свидетельствовать против Лены, – повторил он, должно быть, в сотый раз. Может быть, даже в тысячный. Эти слова стали его второй сутью, хотя, по-хорошему, его должны были оставить в покое еще после первого отказа. Не оставляли, поскольку приказ отдал отец, которому сегодня наконец-то надоело выслушивать отчеты от своих служб. Поэтому Люциан не поленился сказать ему это в морду. Буквально.
– Ты хоть понимаешь, к чему может привести твое упорство? – взрычал роаран. Люциан посмотрел на камешек, а после – на готового изойти дымом и яростью дракона.
– Понимаю. К тому, что ты нахрен взорвешься от сознания собственной важности и невозможности что-либо со мной сделать. – Иногда словечки из мира Лены просто грели сердце. В его лексиконе их стало бесчисленное множество, иногда Люциан вставлял их намеренно. Просто для того, чтобы хоть так ощущать ее присутствие и не сходить с ума.
Если бы драконы могли зеленеть от злобы, Ферган, вероятно, уже бы стал как раздувшийся до невероятных размеров болотный квак. Раньше умение довести отца до белого каления Люциана веселило, сейчас ему стало все равно. Единственное, что ему сейчас было не безразлично – это как вернуть Лену. Как вытащить ее оттуда, куда ее загнали Ферган с Валентайном на пару.
А он не смог ее защитить.
Эта мысль выжигала изнутри снова. Снова. И снова.
– Ты запросил из архива дело Хитара Равена. Зачем? – неожиданно сменил тему отец.
– Интересуюсь темным прошлым одного архимага.
В том, что Фергану доложат сразу, Люциан не сомневался, но все, что ему было нужно, он уже увидел. Слишком много было пробелов в том, как работал злодейский план бывшего опекуна Ленор и Макса. Здесь явно было третья фигура, какое-то связующее звено Равена, темной магии, Мертвых земель, потерянное в этой цепочке. Сейчас ему важно было знать все, чтобы понять, как подобраться к Ниихтарну и всей их проклятой семейке.
Не просто подобраться, но и выжить. Потому что героическая смерть вряд ли чем-то поможет Лене.
– Я запрещаю тебе приближаться к этим делам и к их семье. Все уже оповещены, больше доступа ни к каким материалам ты не получишь.
Как хорошо, когда умеешь просчитывать наперед. И делать слепки с некоторых даже очень засекреченных документов. Спасибо Ярду Лорхорну, который не стал задавать вопросов. Невероятно талантливый парень.
– Да, разумеется. Я могу идти?
С отцом ему было не о чем разговаривать, это Люциан понял после той ночи. Еще он понял, что в случае Фергана не то что не придется рассчитывать на поддержку, скорее наоборот. Любой его шаг будет пресекаться, поэтому думать придется очень быстро. Настолько, насколько это вообще возможно.
Тот, кто стоял за спиной Хитара Равена делал это не год и не два, а еще он сделал все, чтобы о нем даже не задумались. Но при внимательном рассмотрении задумываться было над чем: как такая магическая посредственность как Равен вообще стала архимагом? Особенно после того, как его сестру обвинили в измене. Как с его силами его не размазало от первого же темномагического заклинания и не превратило в одержимого? И таких вопросов было бесчисленное множество. Таких белых пятен.
Оставалось понять, во что их закрасить, чтобы прийти к тому, к чему он хотел прийти.
– Можешь, – снисходительно отозвался Ферган, подозрительно утративший свою первоначальную ярость. – Пока. Но если не хочешь оказаться под арестом и проверкой, связанной с влиянием темной магии на тебя, советую подумать над своими показаниями. Пока еще есть время.
По спине пробежал холодок, легкий, едва уловимый. Который Люциан мгновенно стряхнул с себя, как мерзкую липкую паутину. Не может отец знать о том, что с ним происходит. Следовательно, просто пытается продавить.
– Угрожаешь мне? – уточнил он. – Мило. Я даже не стану сопротивляться при аресте, с удовольствием расскажу всем о том, как на меня повлияла темная магия, и о том, как династия Драгонов вырождается. Анадоррский будет выпрыгивать из белья, я уверен. Как и его сторонники.
Оставив отца закипать дальше, Люциан вышел из тронного зала. Ему предстояло идти мимо дверей, которые сейчас были запечатаны магией – именно там все и случилось, и, несмотря на то, что прошло уже прилично времени, он до сих пор помнил каждое мгновение, мог воскресить его в памяти, как сейчас.
– Как прошло? – поинтересовался Амир.
Второй парень, который стоял рядом с ним, просто молчаливо вытянулся по струнке. С той самой ночи у него появилась личная охрана: везде, куда бы он ни пошел. Это было очень трогательно для всех, безумно заботящийся о сыне Ферган. Люциана же неимоверно раздражало. Единственным плюсом было то, что он сумел договориться с главой отцовской стражи о том, кого именно к нему поставят.
Не всех парней из личной гвардии он знал лично – но, так или иначе, по всем получил рекомендации. Либо от однокурсников, либо от знакомых того же самого Амира. На удивление, Сайтанхорд оказался среди всех них наименее бесючим и наиболее общительным. Он не смотрел на него, как на выжившего случайно инвалида, не вел себя так, будто Люциан посрать без него не сможет. Сайтанхорд просто был собой, и это, на удивление, радовало.
– Как обычно, – коротко отозвался Люциан.
– То есть ужасно.
Еще Сайтанхорд не впадал в благоговейную прострацию при имени Ферган и, несмотря на отменную субординацию, был всегда на его, Люциана, стороне. Или же ему просто очень хотелось в это верить.
Случившееся еще больше отдалило его от бывших друзей: просто потому, что он не мог поделиться с ними ничем. Единственная, с кем можно было толком поговорить, Женевьев. Амир был тем, в чьем сердце сидела остаточная вязь темного заклинания, и, хотя он не знал и половины произошедшего той ночью, сам этот факт в какой-то мере роднил их с Люцианом.
Лорхорн, хоть и был классным парнем, тоже ничего не знал. Макс вообще отказался с ним разговаривать, больше того, он знать не хотел ничего о Лене. Вообще ничего, потому что тот единственный разговор, что у них состоялся, чуть было не закончился дракой. Макс заявил, что не хочет ничего слышать «об этой темной шлюхе», за что оказался на полу от прямого удара в лицо. Их растащили Лорхорн и верещащая Драконова-младшая, но больше встречаться с ним не было ни малейшего желания. При одной только мысли об этом парне внутри поднималась такая ярость, что Люциан с трудом с ней справлялся.
Впрочем, ярости сейчас в принципе было много, и он знал, почему.
Темная магия поселилась в нем, как заклинание отложенного действия. Она проявлялась, когда Люциан меньше всего ожидал, и, хотя пока что ему удавалось ее контролировать, каждое такое подавление провоцировало новую вспышку агрессии. По поводу и без. Поэтому, когда ему доложили, что в личной гостиной его дожидается тэрн-ар Драгон с супругой, Люциан впервые за долгое время почувствовал, как с плеч словно полновесный панцирь дракона свалился. В это мгновение ему показалось, что он больше не один.