Быть обычной, как все и каждый,
Даже этого не дано…
Головная боль, мучившая меня всю эту странную, невыносимо жуткую ночь, наконец начала утихать, переставая стучать громким пульсом в затылке и давить на глаза. А затем очень медленно, по крупицам света, на черном экране сознания собрался мутный образ человека. Средний рост, серые одежды и коричневая гладкая маска без хотя бы одной, самой маленькой щелочки, зато с черным узором на правой половине: кривая молния и наклоненный рыболовный крючок, а между ними, ближе к правому глазу и почти что над ним, ромб с… хм… прямыми рогами, направленными в разные стороны.
Словно в трансе человек стал раскачиваться и раздваиваться прямо передо мной, хотя себя я не видела. Бесшумно этот образ распался на две составляющие, а маска, на мгновение зависнув в воздухе, с сухим треском разломилась и осколками осыпалась под ноги двум подросткам.
Справа оказался юноша с выразительными черными глазами, с вызовом смотрящими на меня. Его длинные смольные волосы были убраны в высокий хвост. Да и одежда не изменилась, та самая, в которой я встретилась с дедушкой Ри́усом.
Уже через секунду интуитивно поняла, что он – все же она, даже немного похож на меня. Хотя нет… это одно лицо, просто волосы другого цвета и длинные, а глаза темнее и ярче.
Слева же стояла другая девушка. Она смотрела себе под ноги, и нависшая на лицо челка не давала мне получше ее разглядеть. Только, судя по цвету волос и темному спортивному костюму, это была я, настоящая Евгения Мо́хова, а не странная особа по имени Амака́ши.
Черное пространство над головами двух девушек вдруг осветилось яркой вспышкой: маленькая звездочка упала откуда-то сверху прямо на макушку второй меня, и уже в моей голове возникло еще более неприятное ощущение, чем раньше: мне словно сдавили виски сильными холодными пальцами.
Глаза открылись сами, просто распахнулись, и первое, что я увидела – потолок, выложенный белыми рельефными плитами. Какое-то время отрешенно смотрела на их хитросплетенные узоры, отдаленно понимая, что уже не сплю. А затем осторожно повернулась на левый бок.
Все вокруг в тот же час поблекло и стало расплываться, точно так же и я сама начала куда-то вытягиваться, будто пружина, ползти вверх, оставаясь при этом мирно лежать в кровати. К моему великому счастью и успокоению вскоре прошло и это наваждение, зрение восстановилось, и я различила темно-коричневую пузатую тумбочку у стены.
Кажется, я вернулась домой, в свою комнату, либо это мой третий сон за сегодняшнюю ночь, который будет происходить в точно такой же спальне. Не дай бог…
И все-таки я вздохнула с облегчением, сильнее забурилась в подушку, желая уснуть, но на сей раз не увидеть кошмаров, да и вообще ничего не увидеть, лишь бы отрубиться еще на часок, а затем очнуться отдохнувшей и свежей. Слегка улыбнулась, радуясь, что на данный момент пока не случилось ничего странного и необъяснимого, и тогда же почувствовала влагу на губах.
Сознание, до сих пор находившееся где-то в «сказочных» – ага, как же, скорее серых и ужасающих – далях, не дало мне сразу понять, что происходит. Я облизнула губы, думая, что это слюна, сглотнула: ужасный, тошнотворный вкус крови, в горле застрял маленький и острый кусочек чего-то твердого.
Срывая с себя одеяло, резко села, будто бы меня сама кровать толкнула в спину. Вскочив на ноги, закрывая ладонями рот, чтобы не вырвало раньше времени, помчалась на кухню к умывальнику. Мучительная зудящая боль, усилившаяся дерганьем пульса в деснах, горячей волной разлилась по всей челюсти. Казалось, что разом заболели все зубы, словно бы я содрала с них эмаль, а затем, как самоубийца, хлебнула ледяной воды. Со стоном и плачем нагнулась над раковиной, чувствуя, что уже подкашиваются ноги, и тогда меня стошнило кровью и…
Замерла в полусогнутом положении, тупо уставившись на белый мраморный осколок на дне раковины у самого слива. Боль начала отступать под натиском удивления и непонимания, что, безусловно, принесло мгновенное облегчение, от которого пространство тихонько зашипело в уши. С дрожью в руке осторожно взяла осколок – острый на ощупь – и повернула кран: тонкая струйка воды быстро очистила его от крови, заставляя с ужасом понять, что я сжимаю в пальцах ни что иное как зуб.
– Неужели мой? – ошарашено глядя на него, спросила я сама у себя, прекрасно сознавая, что уж чужой зуб ко мне в рот вряд ли бы попал. Хотя… если я сплю, то и этому можно не удивляться, только чертова боль все еще саднила десны!
Судорожно вздохнув, аккуратно отложила зуб на краешек раковины, что сделать получилось не сразу – меня трясло, руки дрожали, вибрация в ногах быстро перерастала в колики, не давая спокойно стоять. Сполоснула рот. Снова чуть не стошнило от вида крови: в голове сразу возникали отрывки из первого кошмарного сна…
Что же со мной творится? Так ведь не бывает! Не бывает…
Отрывистым движением смахнула слезу, случайно вмазав себе пощечину, которая, впрочем, на меня успешно подействовала.
Соберись. Всё не так уж плохо: остальные зубы на месте, руки и ноги тоже. Успокойся.
Выпрямилась, глубоко вздохнула, посмотрела на себя в прямоугольное зеркало, приставленное к стене чуть выше крана, и от неожиданности сделала шаг назад.
В отражении была я, а не какая-то ужасная тварь с красными или пустыми глазницами, но мой внешний вид напугал меня не меньше, хотя в какой-то мере и успокоил. Ни ярких глаз, ни длинных черных волос, ни тем более маски – это как раз и обрадовало: я начинала верить, что предыдущий бред с неким балакши все же закончился. Однако в зеркале я увидела белое как мел лицо со слегка разбитой губой, будто она лопнула от того, что пересохла, хотя тактильные ощущения говорили мне обратное: губа должна была быть как минимум раза в два больше. А торчащие в разные стороны каштановые волосы, словно меня током шарахнуло, придавали совсем уж безумный вид. Да и тусклые карие глазенки превратились в узенькие щелки с неподъемными веками…
Ох и утро, врагу не пожелаешь такого.
Снова вздохнула, протирая ладонями лицо, кончик языка невольно потянулся к дырочке на месте зуба, провалился в нее, убеждая меня, что травма реальна. К тому же выбитый зуб продолжал мирно лежать на краю раковины. Тем не менее, я все равно шагнула к умывальнику ближе, чтобы посмотреть и удостовериться окончательно. Верно, один из верхних отсутствовал, но десна распухла несильно, только налилась кровью.
Да уж, похоже у меня низкий болевой порог…
Еще раз сполоснула рот, после чего умылась, тряхнула головой и пригладила мокрыми ладонями волосы. Теперь мой внешний вид стал получше, и я долго глядела на девушку в зеркале, пытаясь уловить хоть какое-то несоответствие с реальным обликом, найти нечто из ряда вон, что подтвердило бы абсурдность происходящего. Только и во сне сегодняшней ночью все было не менее настоящим.
– Зараза!.. – с силой ударила по раковине, причинив себе же больше вреда, однако зуб на краюшке все-таки подскочил и улетел куда-то на пол.
Че-е-ерт!.. Ну почему еще и это?!
Обшарила глазами линолеум: для полного «счастья» не хватало только, чтоб родители первыми нашли зуб. Но и сама на разноцветных квадратах не смогла его обнаружить. Хлопнула себя по лбу, наказывая за излишние эмоции: а если б умывальник загремел об стену или зеркало съехало на пол, ― я бы всю семью подняла!
Удар ладонью вызвал новый приступ мигрени. Схватилась за голову, качнулась вперед и чуть не завалила этот долбанный умывальник. Фига он вообще лезет с утра под ноги?! На нем (как же без этого?) зазвенело зеркало, и я, дернувшись назад, с трудом замерла на одном месте, сдавливая себе виски.
Так, всё, успокойся, пока еще чего не учудила. Как говорит мама: «Всегда и всему есть объяснение. А в жизни многое случается, надо понять причину и не выходить из себя».
Дожила, маму цитирую! Однако верно, надо угомониться.
Глубоко вдохнула, замедленно и до тяжести в животе выдохнула. Кажется, немного полегчало. Опустила руки, облизнула десну на месте выбитого зуба…
– По-моему, он у меня до этого шатался, – припомнила я вслух и продолжила мысль: – Во сне, небось, сама себе и губу разбила. – Натянула на лицо подобие улыбки, пытаясь изменить свое настроение.
Да, все именно так, надо привести себя в порядок, а то в школу скоро собираться!
Умылась холодной водой, чтобы прогнать остатки ночного кошмара, а заодно сильнее намочить разлохмаченную шевелюру, стремящуюся встать дыбом, и окончательно пришла в себя.
Тогда же из соседней комнаты раздались тихие шаги, а вслед за этим я увидела Мишку.
– Понедельник – день тяжелый, – зевая и потягиваясь, произнес братец и, замерев в дверном проеме, выжидающе уставился на меня. Я лишь поджала губы и вяло повела плечами, не понимая, чего он от меня хочет. – Доброе утро, – прошептал он, облокотившись о косяк.
– А, – спохватилась я, – доброе, – и, наклонив голову, уступила ему место.
Заметил ведь. Уверена, что заметил. Почему же молчит?
Мишка задумчиво улыбнулся, прошлепал к умывальнику и принялся наводить марафет.
Я снова осмотрела пол в поисках потерянного зуба и облегченно вздохнула, не найдя такового: значит, и брат не наткнется на него ненароком. Губа разбитая – мелочи, а вот зуб выбитый…
– Как же мне плохо, – пожаловался Мишка, выключая воду, несколько секунд просто смотрел на свое отражение, после чего обернулся ко мне. – Ты чего так рано поднялась? Могла бы ещё часок поваляться.
– Не спится, – качнула я головой, бросив беглый взгляд на его обнаженный торс: вот же машина для убийства, когда он только успевает качаться.
– Э? – недовольно выдал брат. – Чего так посмотрела-то? Я ж не голышом разгуливаю, а в штанах.
– Да просто, – пожала я плечами и решила по-быстрому уйти, пока еще к чему не придолбался или – что хуже – не начались мучения.
Не то чтобы он надо мной издевался, просто любовь у него была какая-то дикая, или развлекался этот садюга так. Пахал на своей работе, с пугающим рвением чиня компьютеры и телефоны, отчего по утрам да вечерам выглядел так, будто он гуляка заядлый, а меня типа редко видел, вот и старался уделять как можно больше внимания…
Дверной косяк выскочил передо мной неожиданно, и я не успела уклониться. С громким «БАМ», больше всего отозвавшимся у меня в челюсти, я застонала и замешкалась в проеме: тут-то меня и настигла здоровенная ладонь брата, упавшая на мою голову.
Мишка круто развернул меня к себе, при этом чуть не сломав мне шею, и пристально вгляделся в лоб, на котором, скорее всего, уже появилась хорошая шишка.
– Все нормально, – ощупывая ушибленное место, заверила я. – Пойду, посплю еще немного.
Выскользнула из-под его руки и попыталась смыться, но эта гора мускулов загородила мне дорогу, крепко обняла до хруста в позвоночнике и радостно хихикнула.
Нет, вообще Мишка очень хороший и заботливый брат, просто дури в нем немерено. Если подумать, то он принимал наибольшее участие в моем воспитании, ну и бабушка еще. Родителям частенько не хватало времени, чтобы взяться за меня основательно. С детства сидела у Мишки на шее, из-за чего он порой и с девушками встретиться не мог. Я ему благодарна, конечно, но мне уже не десять лет, чтоб со мной нянчиться.
– Задавишь меня, – со стоном промычала я, попытавшись тряхнуть головой и скинуть его волосы с лица. Он временами отращивал шевелюру, а когда что-то хотел изменить в своей жизни, то стригся очень коротко или машину менял. Уж лучше бы девушку завел. – Да пусти уже, ну.
– Не гунди, – ответил мне брат, но таки отпустил, правда, тут же схватил за плечи и уставился на мои губы. – Это что?
И почему я надеялась, что не спросит?
– Улыбнулась неудачно, – скривила я губы и отвела взгляд в сторону.
Он же ходячий детектор лжи, знает меня как облупленную, не поверит ведь.
– С Нинкой опять подралась? – предположил Мишка, ухмыльнувшись.
– Тебе виднее, – пришлось согласиться мне сквозь сжатую челюсть.
Всё равно правда звучит неубедительно. Не говорить же, что я сама себе ночью губу разбила, да еще и зуб вынесла.
– Она тебя когда-нибудь прибьет, – мрачно произнес он, отпуская мои плечи, и немного погодя добавил: – или ты её.
– Не прибьет, – отмахнулась я, отвечая на неудачную шутку брата, и тихо протопала через зал в свою комнату, прикрыла дверь, после чего сползла по ней на пол и приглушенно вскрикнула, закрывая ладонями рот.
Почему же так больно?!
На месте, где еще ночью находился мой зуб, дергало так, что я губами чувствовала свой пульс. Я не смогла сдержать слезы, потому минуты три сидела на полу и тихонечко плакала. Главное, что не при Мишке разрыдалась. Вот… только… что мне родителям сказать?! Скинуть все на Нинку?
Она бы не обиделась, даже обрадовалась бы, но мне самой такие проблемы не нужны. Мало ли чего: мама решит в школу наведаться, объясняй потом, что да как. К тому же, Нинка если б и ударила, то не по губам, скорее бы пощечину вмазала. Наши с ней драки и драками-то не назовешь. Просто озлобилась на меня девчонка еще в начальных классах. Я сама виновата была, предала ее, прекратила с ней отношения ради своего нынешнего друга. Вот Нинка теперь и старалась показать, что мне без нее обязательно должно быть плохо, а плохо сама и делала. Да и ладно, это можно назвать своеобразной любовью: подумаешь, пару клочков волос друг другу выдрали да слов обидных наговорили. Я уже и не представляю себе иную школьную жизнь.
Вдоволь наобнимав свою голову и до самых кончиков пальцев на ногах прочувствовав зубную боль, я переползла на кровать. Спать не хотелось. Боже упаси, чтобы опять какая-нибудь чушь приснилась. Поэтому по привычке потянулась к тумбочке и, взяв ручку и ежедневник, начала писать. В мельчайших подробностях я описывала свои ночные кошмары и сегодняшнее утро, чтобы потом попробовать разобраться в этом безумии.
Когда же закончила свое занятие, боль в голове казалась незначительной.
Осторожно вернула ручку и дневник в тумбочку, стараясь как можно тише прикрыть потом дверцу, и медленно встала с кровати. Попытала счастье, собравшись заправить постель, но с каждым резким движением по вискам начинало ощутимо стучать. Так что, решив отложить это занятие до обеда, поплелась к шкафу и, сжав зубы, рывком открыла двери: тут уж деваться некуда, не в пижаме же в школу отправляться. Двери все равно клацнули петлями, поцарапав этим звуком мой затылок. Пришлось замереть на несколько секунд, чтобы перетерпеть приступ боли, а затем окунуться в маленький мир моей одежды.
Главными критериями моего стиля, в который периодически совала свой нос мама, являлись: удобство, желательно темные тона, спортивная обувь и махровый напульсник, с которым я никогда не расставалась весь последний месяц. Так что сборы не заняли много времени.
Как можно медленнее и не до самой кожи погладив непослушные волосы расческой, выглянула в зал, прислушалась: звуки разговора доносились справа, из кухни, – и мелкими перебежками прошла через огромную комнату, на сей раз нырнув в дверь слева.
Ванна располагалась по соседству со спальней брата и напротив комнаты родителей, а двери в нее никак не могли починить, сродни дверям в мой шкаф: скрипели, как заржавевшее колесо. Вот и приходилось, если кто-то спал, как можно реже использовать ванную и топать к умывальнику. Сейчас же все семейство поднялось, и никто не мог недовольно скривиться. Минута дела: самой, что ли, смазать эти чертовы двери?..
На сей раз моя головушка отреагировала на скрип не так яро. Вот только зубы почистить мне удалось с трудом и частично, и тут уж виновата была моя расшибленная десна. А разбитая губа все еще бросалась в глаза, по крайней мере, мне, она так и притягивала к себе внимание, наверное, из-за не очень сильной, но все же существенной боли. Ко всему прочему на лбу красовался небольшой синяк, который я тут же закрыла челкой.
Ох и видон… Но это еще ничего. Главное испытание впереди: лишь бы родители не сильно ругались.
С крайне пессимистичным настроем я отправилась на кухню, где мама, папа и брат уже сидели за столом, ускоренно завтракая. Ненадолго задержалась в дверном проеме, всё еще набираясь смелости, после чего подошла к родне, с опаской поглядывая на отца.
Мо́хов Сергей Андреевич был из тех людей, у кого все всегда под контролем и строго по планам, а я сейчас нарушала его устоявшиеся представления о нормальном утре и послушной дочери. Ну, я тоже, вообще-то, не любила неожиданности, но относилась к ним не так рьяно. Хотя здесь дело больше в другом: я сказала родителям, что проблемы с Нинкой уже решены, тогда как выкручиваться?..
Отец, услышав шаги, сразу повернулся и замер, изучая мое лицо. Не проронив и звука, он положил свой бутерброд на стол, поднялся с сурово сведенными бровями и навис надо мной.
– Я же говорил, – как бы невзначай бросил Мишка, наблюдая за нами. Он-то как раз знал, что с Ниной мы воевали до сих пор, но уверена: не ябедничал.
Мама, очень правильный, честный и до невозможности мирный человек, взглянула на меня большими от удивления глазами, однако промолчала, ожидая, что нагоняй я сейчас получу от отца.
– Пустяки, – усмехнулась я, стараясь не сильно открывать рот, – пулевое ранение. Не обращайте внима…
Отец резко прервал мою речь, положив мне на голову ладонь, а второй рукой осторожно коснулся подбородка и приподнял его. Улыбка с лица мгновенно исчезла, не от страха, а просто в данной ситуации глупо было бы радоваться, пусть и искусственно. Пронзительный взгляд родителя обжег мои губы, плавно перешел на лоб и снова скатился вниз.
– Пулевое ранение? – переспросил он, задумчиво хмыкнув. – И кто ж в тебя стрелял-то?
– Ну-у… – я отвела взгляд в сторону, экстренно соображая, что ответить. Может, даже сказать правду? Всякое ведь бывает, верно?..
– Лоб она при мне расшибла, – выручил вдруг Мишка.
– Как так? – удивленно спросила мама, переведя взгляд на сына.
Тот лишь пожал плечами и выдал:
– Проснулась рано, небось, стекло лобовое как надо не протерла, вот и вписалась бампером в дверной косяк, – и продолжил жевать, поглядывая на настенные часы над столом.
– Ну и что с тобой делать? – улыбнувшись, поинтересовался отец. – Отправить на штрафстоянку?
– Вот как ты умудряешься, Жень?! – воскликнула мама, с беспокойством осматривая меня.
Фу-у-ух, кажись, критический момент пережит, спасибо Мишке.
– А с губой чего? – тут же разочаровал отец, продолжая держать мою голову: шея уже болит. Я виновата, что самая мелкая в семье?!
Правда… ответить-то что?
– Да я… ― Ну же, думай! Думай! ― Я…
И снова заботливый брат пришел мне на помощь.
– Сама, небось, аварию себе устроила, – хохотнул он, выходя из-за стола и направляясь к умывальнику. – В прошлом году, помните, в снег с крыши прыгала с уличными мальчишками, так ведь коленом фару себе левую разбила.
– Эй! – воскликнула я раздосадовано, мотнув головой. Отец убрал руку с моего подбородка, и я повернулась к умывающемуся Мишке. – У меня глаза, а не фары!
– Факт остается фактом, – по-доброму улыбнулся он, смотря на свое отражение и подмигнув.
Да-да, знаю, спасибо тебе, спасибо.
– Все зубы на месте?
Я аж вздрогнула, а родитель развернул меня к себе тем же жутким способом, что и брат около часа назад.
Болт я им, что ли?! Что ж меня крутят-то постоянно?!
Промычала в знак согласия, не собираясь тревожить семью еще больше. Ясное дело, придется сказать, да и сами заметят, но как-нибудь в другой раз, пусть без волнений едут на работу.
– Покажи, – голос отца настоящим приговором отозвался в моей голове, а сердце ухнуло в пятки. Мало того, что соврала, так еще и не знаю, что придумать в свое оправдание.
Не спеша стала открывать рот, чувствуя, как снова задрожали колени, и тут же сомкнула губы от неожиданно зазвучавшей мелодии.
Отец скорчил недовольную рожицу, быстро достал мобильник из кармана своей светлой рубашки и, не глядя на экран, принял звонок. В тот же момент я услышала, как кто-то приглушенно закричал из трубки. Родитель спокойно выслушал этот вопль, после чего немного раздраженно ответил:
– Я один в бригаде?! Моя смена начнется через час! – Закатил глаза к потолку, принимая очередную порцию криков себе в ухо. – Щас приеду, не ори так! Твой склад все равно сгорит, я же не ракета! – И, сбросив вызов, нервно убрал мобильник обратно в карман. Он пожарный у нас, причем нарасхват, с собственной машиной, огромной и красной. – Поговорим вечером, – шепнул мне отец на ухо и, легонько хлопнув по макушке, а словно леща отвесив, прошел к двери. – Всем удачного дня! – И я услышала, как хлопнула дверь.
Мама, видимо что-то вспомнив, вылетела следом, а Мишка снова мне улыбнулся, довольный собой, как никогда ранее.
– Ешь давай и выходи, я в машине буду, – быстро проговорил он с важным видом и тоже покинул дом.
Я в ответ лишь облегченно вздохнула, хоть и знала, что это еще не конец.
Повышенное внимание родителей конкретно ко мне – убивало. Хоть с работы приходили чуть ли не в полночь, конечно же уставшие, умудрялись засунуть свои носы в мой дневник, который я для них-то и вела.
Почему так поздно домой возвращались? Ну так, мама же ответственная, старается делать все идеально, поэтому на износ работает в магазине, доставшемся ей от семьи. А папа… У того график вообще суровый и частые ночные смены. Но ведь находили время на меня. И так всю жизнь. Потому что я девушка? Лучше бы мальчишкой родилась! Мишку вон не трогают и раньше не донимали…
Мысленно замолчала, оторопев от своего откровения и вспоминая, что во сне я себя представила как раз парнем. Поэтому?.. Ну блин, видать реально всему можно найти объяснение.
Все еще обалдевая от пришедшей мысли, села за стол, хотела быстро позавтракать, но не смогла и чаю выпить: десна и губы от горячей воды стали пылать еще яростнее. Поморщившись и прикрыв ладонями рот, сбежала в комнату собирать портфель. Однако это в кратчайшие сроки сделать не удалось: мама пришла почти что следом за мной.
Вообще-то, я безумно люблю своих родителей, ну и брата, разумеется, тоже, только порою они все меня выбешивают своим занудством. Если отец просто не любил сюрпризы, то мама хотела исправить всех и вся и сделать жителей планеты такими же правильными, как она сама. Перечитав гору книг, пичкала цитатами даже посетителей магазина, ну а я была ее излюбленной мишенью. Как-то слышала от бабушки, что отец был в молодости еще тем шалопаем. Как он только женился на маме? Не, наоборот, как это она вышла за него замуж? Историю их знакомства я знала, однако все равно не понимала. Такие ж разные были. А потом, очевидно, отец перевоспитался. Единственное, чем они раньше походили друг на друга, да и сейчас – это внешностью. Оба кареглазые, темноволосые, и нас с Мишкой наградили тем же. Только и здесь я отличилась: коричневая ворона в чернокрылой стае.
– Так что случилось на самом деле? – как обычно тихим ласкающим слух голосом спросила мама, и я тяжело вздохнула.
Ну вот что я должна была ей сказать?
– Честно? – поинтересовалась я и тут же продолжила: – Не знаю.
Естественно, такое заявление маму: не убедило – это раз, удивило – это два, разочаровало – это три. Лучше бы я наврала́ с три короба. Приготовившись выслушать очередную нотацию длиною с электричку, виновато поджала губы и уставилась себе под ноги, только не судьба.
– Женька?! – раздался Мишкин вопль откуда-то из кухни, а следом хлопнула входная дверь.
Я скосила взгляд на маму в ожидании ее реакции.
– Будь поосторожнее, ладно? – улыбнувшись, смягчилась она.
Я искренне дала ей обещание, в темпе собрала портфель, выбежала в коридор и, на ходу натянув черные кроссовки, вылетела на улицу к брату, уже заведшему свою десятку. В школу ехать не хотелось, тем более показываться на глаза Нинке, да и другу своему тоже, но разве у меня был выбор?
– Чего так долго? – нервно поинтересовался Мишка, посмотрев на меня в зеркало заднего вида. Я лишь пожала плечами.
Как выразился отец: я же не ракета, а учитывая тот факт, что и позавтракать не смогла, пусть скажет спасибо. Я еще и быстро справилась!
Однако высказывать все это вслух я не решилась хотя бы потому, что была ему очень благодарна за защиту, и, тихонечко сев ближе к двери, уставилась в окошко на наш здоровенный бежевый дом, обшитый виниловым сайдингом.
А потом мы тронулись…
***
Уже давно не хромая, выбросив искусственный горб-подушку, спрятав не свою трость под мышку и выпрямившись во весь – надо заметить – немалый рост, мужчина, все еще пребывая в облике старика, приближался к следующему посту оэнгеров, думая о том, что ему несказанно повезло на предыдущем. У Паулина были все карты в руках: узнал его, а значит, мог с чистой совестью заковать или даже убить, только не стал – дружба не позволила.
Много лет прошло с их первой встречи, и всякое случалось. Сейчас, например, хоть и были на одной стороне, боролись за разное. Однако никогда не забывали былые времена. Такое нельзя забывать, иначе придашь самого себя. И Риус помнил, очень хорошо помнил доброту своего друга.
«Хороший он все-таки человек, несмотря на вздорный характер, ― „старик“ даже усмехнулся своему выводу и тут же от него отказался: ― Убил бы его, если б мог. Это не человек, а ходячее милосердие, любящее попрекать своими добрыми делами им же спасенных!»
И все-таки мысли о каждой стычке с Паулином вызывали не только раздражение, но и улыбку. Этих двоих можно было назвать братьями, не смотря на то, что разных кровей. Правда, они отличались друг от друга кое-чем еще: Риус ненавидел Дэмиоса сильнее. Его отец Б’ёрис устроил в Иллии настоящий хаос, вынудил многих искать лучшую жизнь вне материка. Если бы не это, родители Риуса не погибли бы от рук пиратов. Такое тоже не забывается, просто невозможно забыть. А Дэмиос – всего лишь щенок, которого надо задавить, тогда в мире воцарится хоть какое-то подобие мира…
Озлобленный своим же потоком мыслей Риус перестал строить из себя невесть что и, привлекая внимание оэнгеров, прямо у самого моста стянул с головы колючий парик, державшийся благодаря присохшей грязи, а с лица попахивающую спиртным бороду. И не с обычного ведь лица, а с очень знаменитого по всей Иллии, разве что единицы, зачастую выходцы из далеких деревень не знали, кто он такой.
Оэнгеры мгновенно навели оружие на опасного преступника, раздумывая, каким доставить его вершителю – живым или мертвым, только в следующую секунду многие из них нацелились уже на своих товарищей, а из леса, возле которого находился пост, с громкими криками и смехом высыпала толпа разбойников в темно-зеленых мантиях с надвинутыми на лица капюшонами.
Не один Риус был недоволен властью и своей жизнью, многие хотели чего-то другого. Чего-то, но пока непонятно чего. Счастья, благополучия, мира, денег… Причин было море, однако лишь единицы понимали, что построенный на войне мир вряд ли будет способен удовлетворить все запросы пусть даже частично.
На место Дэмиоса придет новый вершитель… Кто? Как он будет выбран? Сколько тогда людей останется недовольными?..
– Вы с нами или против нас? ― равнодушно осведомился Риус, осматривая тех, кто все еще целился в него, наивно полагая выиграть эту битву силой, а не дипломатией. И его взгляд красноречивее любых слов говорил, что от решения этих людей зависит их собственная жизнь.
– С Безликими? ― усмехнулся верховой оэнгеров, уверенный в преданности оставшихся с ним людей. ― Да ты верно спятил?
Что ж, некоторые с ним не согласились: пятеро человек быстро передали оружие разбойникам, не собираясь умирать за вершителя, который, впрочем, и им платил не так много, как хотелось бы. Увидев это и хорошо поразмыслив, еще трое присоединились к безликим.
Верховой казался слегка удивленным, разочарованным, злым и с дрожью в руке продолжал целиться в Риуса, как и еще несколько оэнгеров. Самоубийцы, иначе их не назовешь.
– Ясно, ― расстроено прошептал «старик», к подобному привыкший, но каждый раз сожалеющий, что выходит все именно так.
Мужчина полез в карман платья, которое пока не успел снять, и, среагировав мгновенно, верховой выстрелил из револьвера. Риус не менее быстро отпрыгнул в сторону, откуда метнул свой короткий нож. А ведь научили его этому как раз пираты. Лезвие вонзилось человеку точно в лоб, не давая и шанса остаться среди выживших, а верные – то ли ему, то ли вершителю – товарищи к этому времени уже лишились своих жизней благодаря остервенелости людей Риуса.
В подтверждение своей преданности новому предводителю те восемь оэнгеров спешно подбежали к убитым, разоружили их и потащили за ноги в лес под одобрительное улюлюканье безликих.
– Дождь скоро пойдет, ― тихо сообщил Риус, со вздохом облегчения снимая с себя серое платье насквозь пропитого старика.
– Это хорошо, ― приятным голосом согласился с ним один из оставшихся, все так же пряча лицо под капюшоном. ― Смоет с моста кровь, пригонит к нам в лес новую добычу… Мы ждали тебя, ― усмехнулся он погодя. ― Знали, что ты вернешься. Это же ты…
– Надо рвать когти в Палаван, пока стражники не начали шерстить окрестности, ― вместо ответных эмоций объяснил тот, глядя на небо, встрепенулся, махнул рукой, приказывая всем возвращаться в лес, и сам двинулся в том же направлении. ― Только подождем кое-кого и рванем.
– И кого же? ― заинтересовался тот, поспешив за ним следом.
– Амакаши Мумб Юн, ― тихо ответил Риус, искренне улыбаясь, ― Амакаши… Мумб Юн, ― с воодушевлением повторил он и скрылся во тьме леса.
***
– Жень?! – громко окликнул Мишка, и я вздрогнула от неожиданности. – Ты где летаешь? Мы подъехали уже.
– Что?..
Не моргая растерянно уставилась на брата, выглядывающего из-за своего сидения. Кажется, он был чем-то обеспокоен, протянул руку и помахал ею у меня перед глазами, пытаясь вернуть свою чудаковатую сестру, то бишь меня, в реальность.
Осторожно откинула его ладонь, затем посмотрела в окно… Похоже, я на какое-то время отключилась от этого мира. Помню, что машина двинулась вперед, а дальше все как в тумане. Какая-то трава, чей-то возглас: «Смотри, очухался!», глубокое синее небо над головой…
– Женька?!
Подскочила на сидении от еще одного вопля, резко вырвавшего меня из транса, и взглянула на брата.
– Ты боишься, что ли? – предположил Мишка, поглядывая на меня уже с удивлением.
Теперь он висел на спинке сидения, и его правая ладонь мирно покоилась на моем плече. Когда успел?..
Я замедленно качнула головой, смахнула его руку и выбралась на свежий воздух, стараясь не обращать внимания на взволнованного родственника. После чего аккуратно прикрыла дверцу: Мишка дорожил своими машинами, наверное, в той же степени, что и мной, поэтому сильно сердился, если кто-то обходился с ними грубо – и, не оборачиваясь, двинулась к школе, на прощание махнув брату рукой.
Тот, слава богу, не стал тормозить и уехал довольно быстро, оставляя меня наедине со своими кошмарами, один из которых находился прямо передо мной.
Школа. Та-да-да-дам… Прямо холодок по коже. Бр-р. Та самая улица, только не такая серая и без вымазанных в крови людоедов, машина директора…
Я даже вздохнула с облегчением, увидев, что на крыше пепельной Мазды никого нет. Но все равно интересно, кто же тот парень, что мне во сне встретился? Хотя… Какая, блин, разница?! Что со мной вообще творится?!
Ускорила шаг, чтоб не видеть эту доставшую меня дальше некуда улицу, напоминающую о страшных тварях и том инциденте с разделением. Преодолела чертову дюжину ступенек, огибая нескольких учеников на лестнице. Юркнула в открытые двери и кое-как успела нырнуть в нужный мне коридор, не столкнувшись ни с одним из спешащих в свои классы учеником. Впервые эту манеру заметил мой лучший друг – Александр Пришвин: как оказалось, я всегда старалась обходить людей стороной. Сама уж не знаю почему, просто нравилось мне между ними лавировать.
Перед началом урока двери в кабинет литературы, как обычно, были открыты, так что я беспрепятственно вошла в класс и сразу (конечно, это же я) нарвалась на худощавую крашеную блондинку с большими серыми глазами.
– Опа, – со смешком произнесла Нинка и, улыбаясь нарочито счастливо, взглянула на мою губу. Действительно сложно не заметить, особенно, если у тебя мания выискивать в конкретном человеке недостатки. – От кого же тебе прилетело? Я вроде не трогала тебя последнюю пару дней.
Ее новая и обязательно верная подружка, стаявшая справа от нее, противно захихикала, поддерживая шутку, а Нинка Колотова разочарованно хмыкнула, поняв, что зацепить меня не удалось.
– Мо́хова?! – раздался вдруг громкий возглас за ее спиной, не дав той ляпнуть еще что-то.
Одноклассницы на автомате обернулись назад, а я, воспользовавшись их секундным замешательством, быстренько промчалась мимо, не коснувшись ни одной из них.
– Крутой дриблинг1, – похвалил Сашка, продолжая сидеть на нашей парте.
– А то! – согласилась я, подходя ближе и искренне радуясь, что сегодня друг умудрился не опоздать: он жил довольно далеко от школы, но не любил автобусы, вот и топал пешком, зачастую выходя из дома позже, чем следовало бы.
Пришвин, улыбаясь во все зубы, протянул мне руку – для нас было совершенно нормально здороваться, как мальчишки – только, не отпустил, когда я попыталась вернуть свою правую себе.
– Это еще что такое?! – взорвался он при виде распухшей губы, тут же взлохматил мне волосы, зная, что я всегда убираю челку с глаз, и сильнее выгнул брови. – Еще вчера этого не было.
– Да просто…
Я не знала, что ответить, не могла придумать, да и не хотела ему врать, хотя бы ему, поэтому, грубо усадив его за парту, заняла соседний стул и собралась в кратком изложении поведать о своем странном сне и его последствиях, но замолчала, кое-что заметив.
– Что… это такое?.. ― нагло протянула руку и отодвинула в сторону воротник его рубашки. На шее в нескольких местах виднелись… сине-зеленые синяки, и судя по их форме… Что за?..
– Да так, ― отмахнулся он от меня и спешно застегнул пуговицы. ― В ШОД2е досталось, ― еще и улыбнулся как-то странно: слишком нервно.
Что ж, В ШОДе, конечно, могло. В этой своей школе для одаренных детей он и правда иногда получал ушибы да ссадины, в первый год обучения даже очень часто, но, посещая ее каждый день в разное время суток, и в будни, и в выходные, не любил распространяться о том, чем там занимался. Одно мне было известно точно – все в той школе было связано со спортом, и Сашкин тренер возлагал на него большие надежды, считая его будущим чемпионом по боксу. Пришвин этому не противился: ему нравилось махать кулаками и при этом не создавать себе проблемы.
Я вот всего один раз видела друга в деле, после чего назвала его Скорпионом – такой же быстрый и смертельно-опасный. Причем его движения очень резкие, перехода нет совсем: вот он стоит, а в следующее мгновение уже происходит удар. Выглядит это жутко, по крайней мере, для меня, зато с таким ничего не страшно, и в правду, как за каменной стеной. Помню, что прозвище ему тогда понравилось, но из вредности он решил и мне придумать что-нибудь, а потом несколько дней дразнил Махаоном, то ли в рифму к своему, то ли из-за фамилии…
Вот только кулаком такие синяки не сделаешь. Его будто душили… В ШОДе, как-то он упомянул об этом, строгие правила и жесткая дисциплина. Не могли там. Значит…
– Саш, ― осторожно обратилась я к другу, зная, в общем-то, что лучше не лезть к нему в душу и не поднимать запрещенную тему номер один, ― это отец сделал?
Пришвин нервно повел плечами, хотел что-то ответить, но лишь зубами скрипнул не в силах это произнести.
Он всего раз доверился мне несколько лет назад и смог рассказать: ему с родителями не повезло. Мать куда-то пропала, когда ему было всего пара месяцев. Отец, решив воспитать ребенка самостоятельно и надеясь, что та вернется или найдется, в итоге сильно запил. Так что При́швин, можно сказать, был сам по себе. Дома находился редко: то у друга своего Пашки, то у меня, то в школе или ШОДе…
Но, как говорится, родителей не выбирают. Радует, что сам он от этого не стал плохим человеком. А может, даже благодаря этому. И все же я сильно беспокоилась за него из-за подобного…
Душил? Серьезно?! Скажу отцу, пусть принимает меры. Пусть, ну не знаю… Нет, Сашка не согласится. Его ведь тогда в детский дом отправят… Че-е-ерт.
– Слушай…
– Замолчи, ― шепотом пресек Сашка любые вопросы по этой теме. Да, подпортила я ему настроение. ― Рассказывай лучше, что там у тебя случилось? ― И выжидающе взглянул на меня, натянув на лицо веселую улыбку.
– Ну-у…
– Я слушаю, ― напомнил он. Пришлось сдаться.
Говорила я недолго, описывала основные моменты, исподтишка наблюдая за реакцией Сашки. Его лицо меняло выражение несколько раз, а в темно-карих глазах читалось недоумение.
Конечно, как лучший друг, он был обязан мне поверить, однако я и сама уже сомневалась в своей адекватности. А все еще ноющая челюсть лишь доказывала, что я была не в себе: в нормальном состоянии человек не станет себя калечить.
Одно успокаивало: Пришвин никогда не назвал бы меня сумасшедшей и постарался бы сделать вид, что хотя бы часть сказанного он принял на веру.
Вообще, Сашка – потрясающий друг, к тому же еще и красавец. Эти черные выразительные глаза… обожаю, когда они блестят, словно в них мерцают звездочки, маленькие такие, яркие. А его прическа. Темные волосы коротко пострижены под машинку, но пряди на теменной части и в челке, не падающей на глаза, длиннее – прям удовольствие подержаться за чуб, правда Сашка постоянно брыкается, если я так делаю. Физически крепкий, высокий, веселый… Хах, я по уши в него втрескалась еще в начальных классах.
– И ты хочешь, чтобы я во все это поверил? – Пришвин выгнул только одну бровь и уставился на меня, как на контуженную.
– Ну, – пожала я плечами, – не хочешь – не верь, – и принялась выкладывать на парту учебные принадлежности, затылком ощущая пронзительный взгляд друга.
Не дождавшись, пока я сама к нему повернусь, чтобы продолжить наш странный разговор, он дернул меня за плечо и привлек к себе: глаза в глаза, нос к носу, рука к руке, изучающий взгляд парня и его потрясающая улыбка…
– А если честно? – прошептал этот коварный змей, искусно играя на моих чувствах.
Внизу живота моментально разлилось приятное теплое волнение, перехватило дыхание, а в голову с фейерверком примчались непозволительные мысли, хотя я прекрасно понимала, что все мои фантазии никогда не перенесутся в реальность.
Что же ты творишь?..
Сашка наклонился еще ближе, заставляя меня удивляться его уже откровенной наглости и жестокой шутке. Слишком жестокой для меня. Наши губы почти соприкоснулись, на миг я даже закрыла глаза, ожидая долгожданный поцелуй, почувствовала его отрывистое дыхание, а затем…
– Брось его здесь. Нечего ему под ногами валяться, ― этот голос я узнала. Он принадлежал главному оэнгеру с заставы. Но какого?..
Полностью обалдеть от такой галлюцинации я не успела: губы Сашки вскользь коснулись моих, и в тот же миг меня ударило током. Будто я со всей дури шарахнулась башкой об асфальт. В затылке дернуло так, что я отскочила от Пришвина, упала со стула и чуть не отбила себе пятую точку. В панике посмотрела на обеспокоенного друга, не зная, что делать и как себя повести, но, решив не говорить о своем видении, покрутила пальцем у виска, всё еще чувствуя пульсирующую боль в голове.
– У тебя совсем башню свезло?! – злясь (только на него ли?), спросила я, поднимаясь, и Сашка захохотал во весь голос. – Идиот, – буркнула я, снова усевшись на стул и искусственно улыбаясь во все свои двадцать восемь зубов. То есть, теперь двадцать семь.
Я всегда сглаживала всё шуткой и улыбкой, если это касалось Пришвина, пряталась за них, чтобы не выдать настоящие эмоции, а сейчас вот своего сумасшествия. Иногда мне казалось, что Сашка делал так же. Быть может, мы всего лишь два дурачка, которые боятся признаться друг другу, вот только однажды я уже попытала счастье, и он меня отверг. Тогда мне тоже пришлось повернуть всю ситуацию в другое русло, а вот осадок неприятный на душе остался…
И в данный момент это волнует меня куда меньше всего того безумия, что со мной творится. Не хочу снова к психиатру…
– Пришвин?! – вдруг окликнула Тамара Александровна грозным голосом. У меня аж мурашки по телу пробежали, талант прямо опускать мое настроение ниже плинтуса. – Над чем это вы смеётесь? Не поделитесь с классом?
Еще одна Ко́лотова (везет мне на них), но эта гордо носила первый номер. Только, что одна, что вторая – обе заносчивые и высокомерные… э… леди, которых я не переносила на дух.
Учительница прошла к своему столу и разложила на нем кипу тетрадей.
– А разве это запрещается школьными правилами? – как бы между делом спросила я, понимая, что нарываюсь… Вот и что я к ней лезу?! – Звонка еще не было.
Преподаватель среагировала как всегда нервно: гневно уставилась на меня, взглядом прожигая дыры в моей неокрепшей психике. И с чего она так озлобилась? Я долгое время думала, что из-за брата моего – они встречались какое-то время, когда сами были в старших классах – что-то вроде мести, однако если речь заходила о Мишке, она начинала сиять, как звезды на небе. Тогда меня за что ненавидела? Я как-то спрашивала у брата, почему расстался с ней, он и ответил: «Бампером не вышла, ни задним, ни передним, и фары ее сверкают не так ярко, как хотелось бы. В темноте ни черта не видно». Лучше бы и не спрашивала, все равно фиг разберешься в его метафорах.
Звонок прозвенел почти сразу, заставив меня вздрогнуть: я слишком глубоко погрузилась в омут яростных серых глаз учительницы, пытаясь ее переглядеть.
– Мохова, быстро к доске! – не без радости вынесла мне приговор Тамара Александровна.
Ну вот, сама же напросилась. И кто меня только за язык тянул?! Что за бесы в меня вселились?! Или я просто пытаюсь отвлечься от мыслей о своих сдвигах?..
С огромным нежеланием встала из-за парты и двинулась прямо к ней, к этой террористке Колотовой. Даже фамилия зверская какая-то, заколет еще указкой своей, что так любовно в руках держит. Блин, я вообще не настроена отвечать на ее вопросы. Сейчас как спросит, какого цвета носки были у главного героя, так и сяду с новой двойкой. Не, я училась нормально, чаще на четверки, тройки и пятерки проскакивали редко, но когда к тебе просто хотят придраться, сложно противопоставить такому настрою что-то весомое. По крайней мере, мне.
«Сегодня, наверное, абсолютно не мой день», – грустно подумала я, посмотрев на учительницу в ожидании ее задания.
Та кровожадно улыбнулась, предвкушая надо мной расправу. Я прям невольно мысленно перекрестилась и возжелала, чтоб случилось сейчас что-то настолько неожиданное и серьезное, что спасет меня от этого чудовища хотя бы сегодня. И случилось.
На самом деле случилось!
Произошло нечто до жути странное: сначала я почувствовала колики в ладонях, словно маленькие разряды тока, а затем внезапно, разрезая напряженную тишину, раздались три коротких звонка.
В приличном таком шоке я взглянула на потолок, не знаю, что ожидая увидеть, но, ничего необычного не обнаружив, перевела внимание на преподавателя, слыша, как бахает мое сердце.
Это же случайность, верно? Простая случайность… Или снова галлюцинации?..
Разубеждая меня в этом, звонки снова повторились, и на сей раз сомнений не осталось.
– Собирайте вещи и за мной по двое! – скомандовала Колотова, сгребая тетради. – Особое приглашение надо? – зыркнула она на меня, и я замедленно качнула головой, все еще не веря своему счастью, вследствие чего и отморозилась.
Бросилась к парте, ускоренно закидала учебные принадлежности в портфель и уже в паре с Сашкой встала в конце строя.
Спустя примерно десять минут все тысяча с лишним человек, посетивших сегодня школу, вывалились на улицу и построились по классам. Провели перекличку, что-то рассказывал директор, и нас вдруг отправили по домам.
– Похоже, не учебная, – шепнул на ухо Сашка, вытягивая меня за руку из толпы.
– А я что-то не въехала, – мотнула я головой, тщетно пытаясь прийти в себя. – Чего стряслось-то?
– Сам не понял, – пожал он плечами. – Дыма нет, сигнализация взбесилась, что ли? Вроде, провода оплавились, или что-то типа того.
Все еще уговаривая себя не верить, что случилось подобное по моей вине, я не мигая уставилась на друга. Желания не исполняются – это я усвоила давно, а если все же повезет, то явно не так быстро…
Да что ж за день-то такой сегодня? С ночи покоя нет!
– Домой сейчас? – оборвал мои мысли Пришвин, с беспокойством глядя на меня. – Что с тобой такое?
– А? – отозвалась я немного нервно. – Все в порядке, просто головой сильно треснулась. Хорошее же у нас качество дверных косяков.
Пришвин в ответ задумчиво хмыкнул, после чего обернулся на ворота в школьный двор, куда подъехала пожарная машина.
– На всякий случай, должно быть, – прокомментировал он, взъерошив себе волосы.
Давно мы не общались вне кабинетов: у него соревнования шли одно за другим, раньше всех уходил, и домой я топала в одиночку, если брат не приезжал в свой обеденный перерыв.
С легкой улыбкой осмотрела высокого друга (выше меня на целую голову), в который раз с радостью отметив, что ничего в его стиле не изменилось: темно-серая рубашка с коротким рукавом и воротником на белых пуговицах, мягкие широкие брюки с белыми лампасами, ну и, конечно же, черные кроссовки с красными полосами, которые он так называть никому не позволял. Боксерки3 так боксерки, вид у них все равно кроссовок.
– Ты уснула? – удивился вдруг Пришвин, щелкнув у меня перед носом пальцами. – Домой, спрашиваю?
– Конечно, – на этот раз быстро ответила я. – Куда ж еще-то? – и насколько могла мило улыбнулась. Что-то не так… Со мной явно что-то не так… – Ты в ШОД?
– Ага, – кивнул он. – Пошли тогда, – парень приобнял меня за плечо и потащил прочь от школы.
Чувствуя себя неловко, потопала рядом, исподтишка поглядывая на друга. Неужто соскучился по мне? Довольный такой, светится весь… Точно!
– Ты же первое место занял на межшкольных, – вспомнила я с восторгом, решив, что именно поэтому у Сашки такое хорошее настроение. – Поздравляю!
– Да брось, – смущенно отвел он взгляд. – Получать награду за то, что кому-то в челюсть настучал – как-то странно, не находишь?
– Э… ну… разве что совсем немного, – согласилась я, поразмыслив над его словами, и замолчала.
Почему-то всегда, когда мы оставались с ним наедине, у меня в голове умирали все мысли, и тем для разговора не находилось. Нельзя же молчать всю дорогу!
– Я…
– Я…
Оба резко смолкли, а следом за этим рассмеялись, мгновенно сбрасывая все напряжейние, вот только рука чья-то с золотыми часами вдруг легла на плечо Пришвина, и меня придавив слегка. А веселье наше сменилось удивлением. Хотя уже спустя секунду я прикусила себе губу, чтобы болью оборвать все слова, собирающиеся вырваться наружу.
– Куда летишь? – громко и чему-то радуясь, спросил Сашкин друг, осознанно меня проигнорировав. Ох уж этот котяра рыжий, терпеть его не могу. – Еле догнал.
– А че догонял тогда? – недовольно буркнула я, с каждой секундой бесясь все сильнее.
– Хох, как недружелюбно, – продолжая лыбиться, ответил Пашка, бросив на меня косой взгляд. И глазища какие-то кошачьи: большие, зеленые, и зрачок чуть удлиненный. – Поцеловалась с кем-то неудачно?
А вот этого я не ожидала, даже затихла от шока, зато Сашка сжал ладонь в кулак, что на моем плече покоилась. Я же, собравшись ответить в тон Елецкому, снова замолкла, потому что меня опередил Пришвин.
– Ну-ка цыц оба, – раздраженно бросил он, глядя только вперед.
Я знала, что Пашка его друг детства, но ничего не могла с собой поделать: у меня складывалось впечатление, что он – моя наглая, рыжая, патлатая соперница, у которой на Сашку больше шансов, нежели у меня.
– Обе, – поправила я Пришвина, и он почти сказал это, однако, взглянув на меня исподлобья, промолчал.
Все: прогулка наша была бессовестно испорчена. Парни стали обсуждать межшкольные соревнования, сражения не только на кулаках, но и в баскетболе, футболе и иже с ними. Так и хотелось цапнуть Елецкого за пальцы, чтоб руку свою с Сашкиного плеча убрал. И вот зачем он влез? Что ему нужно-то? Я до сих пор не понимаю, почему он в школу нашу перевелся в начальных классах: богатый, стильный, высокий, симпатичный – такие должны жить подальше от нормальных людей. Присосался к Сашке, как энцефалитный клещ и разъедал ему мозг. Испортит ведь мне друга: сам курит, выпивает и девушек меняет, как перчатки…
– Жень? – выплыл вдруг из-за стены моих мыслей спокойный и тихий голос Пришвина.
– Да?
– Он ушел давно.
Я резко остановилась, вынуждая тормознуть и Сашку, взглянула на него: взволнованный и немного удивленный, а Пашки рядом и правда нет.
– И пришли уже, – огорченно хмыкнул друг, посмотрев мне за спину. Проверяя, обернулась, чтоб взглянуть на свой дом, и растерянно заморгала, не понимая, как так-то. – Я не врач, – произнес вдруг Пришвин, очень бережно убирая челку с моих глаз, – но с тобой явно что-то не то.
Я не нашла, что ответить. Просто не знала. Этот провал был таким же, как в машине, а до этого во сне. Я снова начинала терять ощущение реальности…
– Выспись хорошо, ладно? – с беспокойством во взгляде попросил он, убрал руку от моего лица, еще секунду смотрел на меня, после чего уставился на боксерки. – Увидимся завтра в школе, – как-то очень грубо сказал Пришвин и направился дальше, оставив меня в недоумении смотреть ему вслед.
Черт знает, что творится. Вот же дура, такой шанс упустила!..
Очень быстро и нервно открыла калитку, хлопнула ей назло своей больной головушке, сжав зубы, подошла к двери, достала из кармана ключи, а затем оказалась уже разутой и у кровати.
Да что… происходит?..
Найти ответ на этот вопрос я не успела: на миг передо мной возник образ девушки в маске, кажется, я все же легла в постель – не уверена, а потом – голубое небо и мягкая зелёная трава…