Эту книгу я написал со слов моего случайного попутчика, с которым меня свела судьба в тайге на севере Иркутской области. Но об этом я хочу рассказать чуть поподробнее. Это произошло со мной в середине декабря 2007 года. Я тогда работал на лесозаготовках вахтовым методом на севере Иркутской области в-Усть-Илимском районе. И однажды по производственной необходимости мне пришлось выехать ночью по лесовозной дороге на автомобиле «Нива» в посёлок, который находился за 80 километров от вахты. Всю неделю стоял сильный мороз, и перед тем как выехать с вахты, я посмотрел на градусник, на нём было минус 47 градусов. Вот тут-то я засомневался, а стоит ли ехать в такой мороз в посёлок, да ещё ночью, или отставить поездку до утра. Для северян минусовая температура в 47 градусов считается рядовой, но ехать по тайге ночью одному было опасно, потому что машина в такой мороз может заглохнуть. Вот поэтому в сильный мороз машины на Севере ходят парами. Но посмотрев прогноз погоды на неделю вперед, и увидев, что всю следующую неделю обещали такой же мороз, я всё-таки решил ехать в ночь, так как утром мороз перевалит уже за 50 градусов, а откладывать поездку нельзя было даже на день, не то, что на неделю. И я решил рискнуть, авось обойдётся. Правда, ехать одному по таёжной дороге было опасно, а взять с собой некого было. И не дай бог, что-нибудь случится в дороге с машиной, и помочь-то некому будет, а такой авось иногда боком выходит. Но раздумывать было некогда, потому что пошёл уже 10-й час ночи, и я, махнув на всё рукой, поехал в посёлок один. Отъехав от вахты около 15 километров, я остановился на краю глубокого распадка, который пересекал дорогу с севера на юг, а по дну распадка стелился густой белый туман. Прикинув на глаз ширину распадка, сверху его хорошо было видно, потому что на фоне тёмного распадка туман стелился по дну белой извивающейся рекой. Но постояв с минуту на краю распадка, не решаясь ехать через густой туман, я махнул рукой и решил пройти через распадок на большой скорости. Потому что если машина в распадке заглохнет, а такое с ними случалось и не раз, то в этом случае я буду хорошей мишенью для лесовозов. Видимо, в глубоком распадке, в густом холодном тумане двигателю не хватает кислорода, потому что туман на морозе кристаллизуется и становится густым, т.е. на сильном морозе, а в глубоком распадке ещё холоднее. Вот поэтому густой туман на морозе кристаллизуется и воздух плохо проходит через воздушный фильтр, потому что фильтр забивается изморозью и двигатель в этот момент начинает работать с перебоями, но иногда он может и заглохнуть.
Вот тогда-то я точно окажусь хорошей мишенью для лесовозов, которую они сшибут на скорости и даже не заметят, что на их пути стояла «Нива». Потому что глубокие распадки с затяжными подъёмами они проходят на большой скорости. И пройдя распадок на большой скорости почти вслепую, так как света четырёх противотуманных фар не хватило для того, чтобы он пробил густой туман на расстояние даже десяти метров. И поднимаясь из распадка по затяжному подъёму в гору, я на большой скорости выскочил из тумана, потому что он неожиданно резко оборвался, и я чуть не сбил идущего в том же направлении человека. Я не ожидал в такой лютый мороз, да ещё ночью, встретить на лесовозной дороге, идущего по дороге человека. От неожиданности я растерялся, но длилась эта растерянность долю секунды, и, быстро среагировав, я резко затормозил машину, которую на накатанной дороге занесло влево, и только поэтому я чудом не сбил идущего по дороге человека. Сначала я подумал, что это кто-то из наших поселковых охотников решил выехать домой для того, чтобы помыться в бане и отдохнуть, пока стоят морозы. Но наши охотники обычно выходят на дорогу с ружьями, потому что в это время года у волков начинается гон.
И то ли волчий гон подгадывает под лютые морозы, то ли морозы в это время подгадывают под гон, но то, что волчий гон всегда проходит в самые лютые морозы, – это факт. И не дай бог попасться им на лесовозной дороге без ружья, хотя и ружьё в таких случаях не всегда поможет, особенно тогда, когда на тебя неожиданно из-за поворота дороги выскочит стая волков. Но этот человек шёл почему-то без ружья. Он остановился и, даже не взглянув в мою сторону, отошёл на обочину дороги. И, пропуская меня вперёд, он даже не махнул мне рукой для того, чтобы я остановился. Я понял, что он сильно замёрз, и у него не было сил взмахнуть окоченевшей рукой. Я остановился рядом с ним и, открыв пассажирскую дверь, пригласил его в машину. Он сел на переднее сиденье и, сняв шапку, отряхнул её от снега о колено.
– Алексей, – сказал он, протянув мне окоченевшую руку. – Извини, я не услышал шума твоей машины, потому что уши у шапки были опущены. И жёлтого света противотуманных фар я тоже не заметил, потому что на небе светит полная луна, которая светит таким же жёлтым светом, каким светят фары твоей «Нивы», – сказал Алексей. Да и выскочил ты из тумана так неожиданно, как чёрт из табакерки, я только что перед этим поворачивал голову назад, но света фар из тумана не видно было.
– А это потому, что он сильно густой и белый как молоко, я сам не ожидал, что он так резко оборвётся перед машиной, – сказал я.
Немного отогревшись, Алексей рассказал мне, что он охотник-любитель и раньше, т.е. ещё в конце 80-х годов, он охотился на речках Шаманках – это в этом же районе, но только за водохранилищем. Но после одного случая, о котором он почему-то не захотел мне рассказывать, он лет пять вообще не охотился. А вот последние три года он снова начал охотиться вдоль лесовозной дороги. Его охотничьи угодья начинаются километра три от дороги и тянутся до малого Митушинского болота. А вышел он на лесовозную дорогу ночью только потому, что хотел срочно выехать на попутной машине в г. Братск. В Братске он живет уже более трёх десятков лет, но охотиться ему приходится в-Усть-Илимском районе, потому что здесь тайга гораздо дремучей, поэтому и соболем богаче, да и зверя в такой тайге пока ещё много. А сегодня ему по семейным обстоятельствам нужно было срочно выехать в Братск, об этом ему по рации сообщил его друг.
– Он хотел приехать за мной сам, на своей машине, но она стояла у него на улице, и он не смог завести её в такой мороз, – сказал Алексей.
Я спросил Алексея:
– А почему ты вышел на дорогу без ружья? Это очень опасно, волков в этом году почему-то много развелось, местные охотники уже много собак из-за них недосчитались, – сказал я.
– А это потому, что в Эвенкии пожары всё лето были, вот они и откочевали сюда за лосем, – сказал Алексей. – А без ружья я вышел, потому что не хотел в Братске привлекать к себе внимание милиции, расхаживая ночью по городу с ружьём без чехла. Так как чехол от ружья остался на втором зимовье, а до него идти далековато по такому морозу. Вот только с милицией мне не хватало проблем, – сказал Алексей. – Но, прождав лесовоз на дороге в течение двух часов, я решил идти по дороге пешком, для того чтобы хоть немного согреться, так как ноги, хоть и в унтах, но уже начали мёрзнуть. А если лесовоз догонит, то всё равно подберёт, не бросит же он меня в такой мороз на дороге. Однако лесовозов в этот день, как назло, не было, видимо, из-за сильного мороза на делянах не было погрузки леса. Но пройдя по лесовозной дороге километров 15 и не дождавшись попутного лесовоза, я решил не испытывать судьбу и повернуть назад. А повернув назад, вернуться на зимовье, которое находилось от дороги в трёх километрах, так как мороз к ночи стал крепчать и перевалил уже за 50 градусов. Поэтому в такой мороз можно было и обморозиться. Да и идти по лесовозной дороге без ружья было опасно, можно было наскочить на стаю волков, которые по ночам выходят на накатанную лесовозную дорогу и гуляют по ней как у себя дома. Но и возвращаться назад не хотелось, потому что прошёл уже 15 километров, а по такому морозу, да ещё в гору, – это приличное расстояние. Да и нужно было по личным делам срочно попасть в Братск, пока стоят морозы. Вот поэтому я решил пройти ещё несколько километров по дороге в надежде на то, что попутные лесовозы всё-таки пойдут по дороге, – сказал Алексей.
Алексей был рад, что я подобрал его на дороге. Он уже не надеялся в ближайшие дни уехать в Братск, так как морозы могли затянуться ещё на неделю.
Мы проехали уже около 20 километров, но ни встречной, ни попутной машины нам так и не попалось, зато попалась небольшая стая волков, бежавшая нам навстречу. Но завидев свет фар и саму машину, волки не спеша свернули с дороги. И с большим трудом забравшись на высокий полутораметровый снежный бордюр, они прилегли на нём и стали терпеливо ждать, пока мы проедем мимо. Лезть в глубокий снег они не захотели, так как снега в таких местах обычно больше метра. Я остановился и, приоткрыв дверцу машины, посчитал волков. Их было около 15 штук. Но, что показалось мне странным, увидев меня, волки даже не огрызнулись, видимо, тоже замёрзли на таком лютом морозе. Лесные эвенкийские волки высокие на ногах и достигают в весе до 80 килограммов. Поэтому они любят по ночам бегать по накатанным лесовозным дорогам вместо того, чтобы ходить тропой по рыхлому снегу, особенно тогда, когда у них гон, а снег в это время был ещё рыхлый, но уже достаточно глубокий, и под их весом он сильно проваливался.
– Да, – сказал Алексей, поглядев через моё плечо на волков, – против таких монстров и ружьё не поможет, хорошо, если успеешь пару раз в них выстрелить. Таких крупных волков я вижу здесь впервые, а вот степных волков я часто видел в Восточном Казахстане, потому что жил там в детстве. Но степные волки в три раза меньше лесных волков, – добавил Алексей. – А это потому, что в Казахстане они питаются баранами, а этим волкам приходится питаться лосятиной, а лось во много раз больше барана и с ним ещё нужно суметь справиться.
– Вот поэтому они здесь такие большие, а для того, чтобы завалить лося или оленя, они собираются в большие стаи, – сказал я. – Мне приходилось сталкиваться с ними на болотах, – добавил я.
И вдруг Алексей перекрестился, а затем пожал мою руку.
– Спасибо тебе за то, что ты подобрал меня на дороге, – сказал он.
– Да за что спасибо, – удивился я. – Ты за кого меня принимаешь. Неужели ты думаешь, что я бросил бы тебя в такой мороз на дороге? – сказал возмущённо я.
– Да нет, я думаю, что умышленно ты бы меня не бросил, но ты мог подумать, что меня подберёт попутный лесовоз, и проехать мимо. Тем более из-за меня ты чуть не врезался в снежный бордюр, когда тебя занесло на дороге, ты же не знал, что лесовозы сегодня не ходят, – сказал смущённо Алексей. – Да если бы не ты, то они меня через полчаса съели бы, ведь они бежали как раз навстречу мне и вряд ли пропустили меня дальше по дороге живым.
Но если бы мы могли предвидеть то, что произойдёт с нами дальше, то я, даже не раздумывая, повернул «Ниву» назад. Проехав ещё километров десять, машина пошла на затяжной подъём, и вдруг двигатель заработал с перебоями. Я остановился, чтобы дать ему про-работаться. Такое иногда помогало. Но тоже ненадолго. Но он, собака, заглох и больше не захотел заводиться.
– Приехали, – сказал Алексей, – и, видимо, застрянем здесь надолго, если не навсегда.
Мы поняли, что морозом прихватило топливную систему, что на таком морозе случается довольно часто. А развести на дороге костёр было не из чего, так как до ближайших деревьев было не менее 50 метров. И по закону подлости мы остановились как раз в таком месте, где с обеих сторон дороги были старые выруба, а снегу на них намело больше метра, а с надувами за снежными бордюрами ещё больше. Поэтому искать под таким глубоким снегом дрова, да ещё сухие, было пустым занятием.
– Вот закон подлости, – сказал Алексей, – расскажи кому, не поверят, – это надо же, замёрзнуть в тайге без дров!
А мороз поджимал уже под 50 градусов. Я прикинул расстояние, которое мы отъехали от вахты, и у меня вышло, что до посёлка мы не доехали всего каких-то 40 километров. Но по таёжным меркам – это не расстояние, и пройти по накатанной лесовозной дороге пешком нам не составляло большого труда. И мы, постояв на дороге и подумав, решили пройти эти 40 километров пешком.
– Не замерзать же на дороге, здесь даже костёр нечем развести, – сказал Алексей.
Но в последний момент нас остановило то, что на дороге нам снова могли попасться волки, те, которых мы видели уже на дороге.
– Для такого крупного волка по накатанной дороге семь вёрст не крюк, – сказал Алексей, – они могут повернуть назад, им-то какая разница, в какую сторону бежать, и могут догнать нас уже через полчаса. Вот тут-то они нас не пожалеют, во время гона волк сильно злой, порвут и даже фамилии не спросят, – и Алексей невесело рассмеялся своей шутке.
Постояв ещё минут десять на дороге и взвесив все за и против, мы решили не испытывать судьбу, а остаться в машине и ждать попутного лесовоза. И если начнётся погрузка леса, то лесовозы пойдут даже в такой мороз. Машина на таком лютом морозе начала быстро замерзать, и я, проверив топливные фильтра, которые на удивление оказались чистыми, т.е. безо льда, начал проверять всё остальное. А проверять нужно было всё, от чего машина могла заглохнуть. Даже свечи и катушку зажигания пришлось проверить, и так как у меня была ещё и запасная катушка, то я проверил и её, хотя руки на морозе уже окоченели. Но двигатель всё равно не заводился даже после того, как я бензонасосом закачал в карбюратор бензин из бутылки, которую я специально возил для таких случаев, и, посадив окончательно аккумулятор, я махнул на него рукой.
– Я думаю, что перехватило где-то в топливной трубке под днищем машины, – сказал Алексей, потирая замёрзшие на морозе руки, – а там без паяльной лампы ничего не сделаешь. Это уже проверено, у меня у самого «Нива» в Братске в гараже стоит.
А лампа по закону подлости кому-то вдруг срочно понадобилась ещё там, на вахте, как раз перед моей поездкой, а я закрутился и забыл её забрать.
В багажнике я нашёл только примус и две двухлитровые пластмассовые бутылки с бензином, прихваченные кем-то из ребят из дома и, на наше счастье, забытые в машине.
– Ну, хоть что-то нашёл, – сказал Алексей, покрутив в руках старенький примус «Шмель».
Даже топора в багажнике не было, видимо, тоже кому-то срочно понадобился, а я торопился и забыл посмотреть. А если честно, то просто понадеялся на-авось. Мы сели в машину и разожгли примус, благо, что хоть спички в бардачке нашлись. И стали отогревать окоченевшие на морозе руки, которые до того замёрзли, что пальцы уже плохо слушались и даже не сгибались в суставах, когда я брал в них спички. Я опустил боковое стекло со своей стороны, для того чтобы не угореть от примуса, который хоть немного согревал воздух в салоне машины, не дав нам окончательно окоченеть. А вот боковые стекла от тепла примуса сразу же начали отпотевать и обмерзать. Хорошо ещё, что мы оба были в унтах и меховых куртках иначе бы окоченели ещё раньше. Но у примуса был ещё один недостаток, он дымил угарным газом и сжигал кислород в салоне машины. А опускать второе боковое стекло нельзя было из-за сквозняка, который тушил примус. Вот в тот-то момент Алексей и сказал, что терять ему уже нечего, потому что неизвестно, доживём мы до утра или в лучшем случае замёрзнем. Потому что примус может в любой момент сломаться, и тогда мы уже точно замёрзнем через пару часов. Алексей немного помолчал, видимо думая о том, стоит ли мне это рассказывать, или лучше промолчать. Но протянув руки к огню примуса, погрев их над огнём и посмотрев при этом через лобовое стекло на волков, лежавших на дороге перед машиной, которые незаметно подошли к машине, он махнул рукой и начал рассказывать мне свою историю, в которую я тогда не поверил. Но я тогда промолчал, чтобы не обидеть Алексея, да ещё в такой ситуации, когда не знаешь, то ли ты в машине замёрзнешь, то ли тебя волки на дороге съедят. Поэтому мне было без разницы, что он там рассказывал, лишь бы он что-то рассказывал, а я слушал только для того, чтобы не уснуть хотя бы одному из нас и не замёрзнуть живьём на таком жутком морозе. Но слушал я эту историю очень внимательно, потому что она была не совсем обычной историей, вот поэтому я хорошо её запомнил и даже записал её потом почти дословно. А слушал я её с интересом не только для того, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, в которых преобладала только одна мысль, доживём мы до утра или замёрзнем в машине. А будет ещё хуже, если до нас доберутся волки, разбив лапой лобовое стекло. И вытащив нас, как зайцев, из машины, они тут же разделаются с нами в считаные минуты. Но когда Алексей закончил свой рассказ, я посмотрел на часы, они показывали уже четыре часа ночи. А мороз перевалил уже за 50 градусов. Мы почувствовали это, потому что в салоне стало ещё холоднее и даже лобовое стекло стало затягивать изморозью. Я подкачал в примус воздуха, и он загорелся ещё веселее, но от такого жаркого огня окна машины стали запотевать и ещё больше затягиваться изморозью.
– Да, ситуация, – сказал Алексей, – если в ближайшие два часа лесовоз на дороге не появится, то через три часа он нам уже не нужен будет.
От примуса шёл угарный газ, и мы, нанюхавшись газа, стали засыпать. Вдруг сквозь сон я услышал, как машина качнулась из стороны в сторону, как будто на капот машины кто-то залез и стал раскачивать её из стороны в сторону. Я открыл глаза и обомлел. На капоте «Нивы» передними ногами стоял волк и смотрел мне прямо в глаза. Голова у него была огромная, а глаза почему-то были голубыми и ярко светились, я никогда не видел таких глаз, даже у собак, потому что у собак они светились жёлтым светом, и мне вдруг стало страшно. Ростом он был со среднего телёнка, и я спросонья не сразу понял, что это волк. Сначала я подумал, что это лось. Я толкнул Алексея локтем в бок, он спросонья тоже не мог понять, что я от него хочу, и кто стоит ногами на капоте, а когда он понял, что это волк, то со страха замахал на него руками и закричал:
– Нет, это не волк, я таких больших волков никогда в жизни не видел.
– Это оборотень, – уже тише сказал он и перекрестился.
Волк незлобно огрызнулся на него, но с капота слез. Я посчитал волков, их было около 30 штук, видимо, ещё с десяток подтянулись к машине за то время, пока мы спали. Но самцов было больше, чем самок, вот поэтому они и грызлись между собой из-за самок, не обращая на нас внимания и не пытаясь разбить лобовое стекло.
Я впервые увидел такую большую стаю волков, раньше мне тоже приходилось видеть волков в стае, но не более 18 штук и тоже во время гона, но уже не на лесовозной дороге, как сейчас, а на малом Митушинском болоте. Вот там-то машины у нас не было, и мы уже распрощались с жизнью. Мы тогда тоже были вдвоём, и хорошо, что это произошло днём, да и волки почему-то не рискнули сразу на нас напасть. Но шли они параллельно нам всего метрах в пяти от нас, потому что дальше пяти метров от тропы с обеих сторон тропы шла топкая трясина. И они упорно шли за нами по болотам не менее 20 километров, не решаясь, напасть на нас. Потому что они видели, что у нас в руках ружья, правда, больше чем по два раза мы бы всё равно не успели в них выстрелить. Поэтому мы уже смирились с судьбой и решили: чему быть, того не миновать. Но волки упорно шли за нами по обеим сторонам тропы параллельно нам, а я ещё умудрился посчитать их, по сколько же их шло с каждой стороны тропы. И посчитал: с каждой стороны тропы их шло по девять штук. Но проходя местами по кочкарнику, мы боялись споткнуться о кочки, потому что стоило кому-то одному из нас споткнуться о кочки или, ещё хуже, споткнувшись, упасть на них, вот тогда волки мгновенно кинулись бы на нас. И тут-то нас ничто от них не спасло бы, даже ружья. Но через 20 километров волки вдруг остановились, дождались своего молодняка, который отстал от них метров на 20, а затем, даже не взглянув на нас, ускорили шаг и ушли от нас по тропе далеко вперёд. Сначала мы подумали, что волки нас бросили, и даже обрадовались, что всё закончилось без стрельбы и крови, но минут через 20 волки вдруг жутко завыли на тропе впереди нас.
– Вот и всё, – сказал я. Дальше они нас не пропустят, к тому же приближается вечер, а вечером волки становятся смелее и намного агрессивнее. Ощущение было очень неприятное, когда в пяти метрах от тебя идёт стая волков по 80 килограммов весом каждый, и кто не испытывал такого удовольствия на себе, тому этого не понять. Но делать было нечего, другой дороги через болота у нас не было, потому что тропа проходила по старой, заросшей мхом и кочкарником лежнёвке. А с обеих сторон тропы шла топь на километры, вот поэтому волки шли параллельно нам. И мы, немного постояв на тропе, решили: чему быть, того не миновать, и пошли вперёд по тропе на встречу с волками. Но волки, на наше счастье, почему-то пропустили нас, когда мы подошли к ним по тропе почти вплотную и приготовили ружья для стрельбы. И даже сделали то, о чём мы и подумать-то не могли. Вдруг они как по чьей-то команде все одновременно сошли с тропы, уступив нам дорогу, и стояли в пяти метрах от тропы с обеих сторон тропы, провожая нас в спину равнодушными взглядами. Правда, молодой волк-первогодок, стоявший недалеко от тропы, решил схватить меня за штанину, когда я проходил мимо него по тропе, но мой товарищ в этот момент направил на него ствол своего ружья и готов был уже выстрелить в него. Но вожак стаи, видимо почуяв беду, зло рыкнул на него, и молодой волк, поджав хвост, отошёл от тропы. И, пропустив нас по тропе дальше, волки как по чьей-то команде все одновременно жутко завыли, а затем вышли на тропу и не спеша, и даже не оглядываясь назад, ушли в болота. А мы ещё долго стояли на тропе на ватных ногах и думали о том, что нам сильно повезло в том, что волки вежливо выпроводили нас из болот, а сами вернулись назад в свои владения в Митушинские болота. И я до сих пор не могу понять, как это волки выпустили нас тогда из болот живыми.
«Вот и здесь я снова попал в подобную ситуацию, но, правда, уже не в болотах, а на лесовозной дороге, и хорошо, что ещё на машине», – подумал тогда я.
– Вот и дождались непрошеных гостей, обложили они нас со всех сторон, – сказал Алексей, – теперь-то они от нас точно не уйдут, пока не возьмут нас измором. Многовато их на нас двоих-то собралось, даже по косточке не достанется каждому из них, – и он отвернулся к окну.
А волки, окружив со всех сторон машину, и не собирались уходить от неё, а половина стаи разлеглась прямо на дороге, с обеих сторон машины, взяв нас в кольцо.
– Только бы не догадались разбить лобовое стекло, тогда нам труба, – сказал Алексей. – Ты же видишь, какие они большие, и если догадаются, то вышибут стекло играючи. И наше счастье, что мы не пошли в деревню пешком, а то, как раз бы наскочили на них, ведь они со стороны деревни пришли.
– А как ты думаешь, что лучше, замёрзнуть на таком морозе в машине, если сломается примус, или волки по дороге съедят? – спросил я.
– Не знаю, не пробовал ни того, ни другого, – сказал Алексей. – А вот разбудил ты меня зря, да и сам бы лучше тоже спал. Уж лучше во сне угореть или замёрзнуть, чем заживо быть съеденными этими, – но он недоговорил, отвернулся к окну и надолго замолчал.
– В следующий раз не буди меня, – после долгого молчания сказал Алексей. – Вот только жаль, что дела свои в Братске не доделаю, а кроме меня их уже никто не доделает, – добавил Алексей и снова надолго замолчал.
Его молчание угнетало меня, да и угарный газ потянул нас на сон, а нехватка сгорающего на огне кислорода тоже сказывалась на нас отрицательно. Потому что от нехватки кислорода начала сильно кружиться голова и на сон потянуло вдвойне. И я вдруг понял, что если мы сейчас заснём, то заснём уже навсегда, а если ещё, не дай бог, и «Шмель» во сне потухнет, то мы задохнёмся ещё раньше и быстрее. И я, чтобы не заснуть самому, решил расспросить Алексея о том, что же было с ним дальше, после 20 лет.
– Алексей, а ты ещё кому-нибудь, кроме меня, рассказывал эту историю со станцией? – спросил я.
– Да, через 20 лет, когда я вспомнил и корабль, и Джека, я рассказал эту историю своей жене, – сказал он.
Хотя сам-то я верил в это с трудом. Мне поначалу казалось, что мне всё это приснилось или у меня начались галлюцинации, а вот отчего они начались, я никак не мог понять.
Но меня убедило в том, что это всё правда, то, что я стал знать много того, чего я раньше не знал, да и не мог я этого знать, потому что на земле такого ещё нет, да уже и не будет никогда.
– Но и то, что я ей рассказал, уже во многом сбылось.
– Ну и как твоя жена отреагировала на твою историю? – спросил я.
Я догадывался как, потому что я сам не верил в то, что он побывал на инопланетной космической станции, но промолчал, потому что я хотел услышать это от него самого.
– Но жена посмеялась надо мной и сказала, тебе самому пора уже лечиться. Я по профессии психиатр, а она деловая у меня была, но когда произошла эта история, она тогда в горкоме партии работала, а там все тогда деловые были. А уже потом, после развала Советского Союза, она боялась из-за моей истории свою престижную работу потерять. Хотя, кроме неё, я никому больше не рассказывал эту историю со станцией. Да и ей-то я зря тогда рассказал, но я потом только понял, что зря я ей это рассказал. Это свою-то работу она престижной считала, а сейчас она бизнесом стала заниматься. Работу-то она себе нашла, после того как свою престижную потеряла. Как раз по своей натуре. Вот только совесть-то она свою окончательно потеряла, а возможно, что у неё её никогда и не было, – сказал Алексей.
– А почему была? – спросил я.
– Да разошёлся я с ней после всей этой истории. Она стала смотреть на меня не как на психиатра, а как на его пациента. Да и поглядывать налево начала, ничуть не боясь и не стесняясь меня. Я думаю, что ты хорошо помнишь те времена. Мы ведь с тобой вроде как ровесники по возрасту. И откуда это шакалье только взялось, как черти из табакерки повылезали, а главное, откуда они только взялись в таком большом количестве, и, причём все одновременно, ума не приложу. Всё святое в один день потеряли, а возможно, что у них его никогда и не было, ничего святого-то, или они всё это время притворялись. А возможно, что это испытание на нас такое свалилось, чтобы поглядеть, кто есть, кто и кто кем стал за это время, а главное, сколько гадости в нас за это время скопилось. Джек ещё там, на станции, как-то сказал мне, что такие чистки на планете неизбежны, но особенно они неизбежны в вашей стране. А я ещё спросил его тогда:
– А почему именно в нашей-то стране?
– Да потому что в вашей стране давно не было войны, вот поэтому в вашей стране и скопилось так много мутантов, которые начали деградировать раньше времени и из-за которых затормозится прогресс на всей планете, – ответил тогда мне Джек. А я тогда не понял, почему для этого обязательно должна быть война. А вот сейчас я понял, для того чтобы понять, кто есть кто, чтобы в дальнейшем избавиться от них.
– Да, возможно, что он был прав, – сказал я. – Но такие алчные люди были всегда, во все времена, просто они на время затаились и ждали, когда же наступит их час, – сказал я.
Да и прав он оказался, после войны их действительно поменьше было, а за послевоенное время они сильно расплодились. Таким людям любая власть, абы жилось всласть.
– Такие люди приспособленцы, Алексей, они были и будут всегда во все времена и даже в будущем, – сказал я. – Потому что за время войны погибло много хороших людей, от которых должны были пойти умные потомки. А вот плохих людей в тылу в войну оставалось много, особенно у нас, вот они и расплодились в таком большом количестве, – сказал я.
– Да, возможно, что в этом ты прав, – сказал Алексей. – Мужиков-то в войну в тылу мало осталось, вот и получилось кровосмешение на генетическом уровне, а оттуда и мутанты безмозглые пошли. На фронт во все времена забирали самых здоровых и умных людей, хотя должно было быть наоборот, это я тебе как врач говорю. А этих мы раньше почему-то не замечали, да и не присматривались к ним особо. Нам тогда казалось, что большая часть людей, – это в основном хорошие люди. А сейчас, к великому сожалению, я думаю, что большая часть таких людей к любой власти примажется. И певцы, и шуты во все времена любую власть развлекали, даже Гитлера в войну, за что и были у них в почёте, а власть по-барски прощала им их мелкие шалости. А может, это мы, психиатры, виноваты в том, что так произошло? – спросил Алексей.
– А вы-то тут при чём? – спросил я.
– Да выпустили их из психиатрических больниц на свободу раньше времени, а их нужно было держать в таких больницах вечно. А мою бывшую жену тем более нужно было держать в психиатрической больнице, вот она-то уж точно ждала свой час и дождалась его, гадина, – со злостью сказал Алексей. – Джек как-то говорил, что наступит такое время, когда люди будут, как волки ненавидеть друг друга. Правда, вот эти волки, – и Алексей показал рукой на лежащих вокруг машины волков, – меньше грызутся между собой, чем люди, хотя и гон у них сейчас.
– Нет, Алексей, это не вы виноваты, ты же сам сказал, что мы находимся на нулевом уровне развития, вот потому-то и живём по волчьим законам, – сказал я.
– Вот поэтому из-за этой истории и не сложилась моя семейная жизнь, а может, это и хорошо, что детей у нас не было, – сказал Алексей. – И, как в народе говорят, всё, что ни делается, всё делается к лучшему, а может, это правда, – и он посмотрел на меня вопросительно.
– Не знаю, – сказал я, – может, это и так.
– Это она не захотела детей заводить, всё карьеру себе делала.
Алексей отвернулся к окну, и мы снова надолго замолчали.
Все боковые стёкла, кроме лобового стекла, так сильно обмёрзли, что через них ничего не было видно. Но через оттаявшее от примуса лобовое стекло я вдруг увидел, как волки заметались по дороге, а затем полезли на снежный бордюр на обе стороны дороги, но от дороги они не ушли, а так и остались сидеть на снежном бордюре.
– Странно, что это с ними случилось? – спросил Алексей и, прислушиваясь к доносящимся с дороги звукам, закрутил головой во все стороны.
И вдруг я увидел, что сзади нас из-за поворота дороги показался сначала свет фар, а затем и сама машина. Я открыл дверь и посмотрел назад. И приглядевшись через туман, который разрезал жёлтый свет фар, я увидел, что к нам подъезжает УАЗ-фургон, тот, который в народе называют «таблетка», ну, или «буханка». Уазик припарковался с правой стороны «Нивы». Дверь со стороны Алексея открылась, и в салон машины заглянул парень лет 30.
– Ну что, мужики? Замёрзли тут без меня? – спросил он. – А я так спешил к вам, – добавил он, потирая уже замёрзшие на морозе руки.
– А ты, однако, парень с юмором, – сказал Алексей. И на его лице впервые за всё это время появилась счастливая улыбка.
– Таким уж родился, да и умер весело, с улыбкой на лице, – сказал парень.
Мы переглянулись, а меня от такого юмора даже передёрнуло как от озноба. Но я почему-то тогда подумал, что он так пошутил, раз с юмором родился.
– А у меня сегодня предчувствие было, что я кому-то очень нужен буду, вот я и спешил к вам, – сказал парень.
– А вот за то, что ты спешил к нам, большое тебе спасибо, – сказал я. – А иначе ещё неизвестно, чем бы всё это для нас закончилось.
– Ну, тогда зовите меня Мишкой, – и он по очереди протянул нам свою руку.
Я тогда ещё подумал, а почему это у него такая холодная рука, прямо как лёд, ведь он только что из уазика вылез. А потом подумал, наверное, и у нас не лучше, такие же холодные, и промолчал.
– Давайте для начала в тепло, в уазик, чайку горячего попьёте с пирожками. Я как раз для такого дела и термос большой прихватил, и баба Маша, это повариха наша, пирожков в дорогу наложила, как знала, что вас на дороге встречу. Я отказывался, зачем так много-то одному мне, а она как будто почувствовала, а вдруг кто-то на дороге замерзать будет, вот и угостишь их моими пирожками с мороза. Вот и кушайте на здоровье, она славно пирожки печёт, вам с мороза понравятся, – сказал Мишка. – А потом уже будем думать, что делать с «Нивой», она на таком морозе уже околела и никуда от нас не убежит. Как бы нам не пришлось мосты греть, а то сальники порвём, когда трогаться будем, – сказал Мишка и полез доставать паяльную лампу.
– Миша, а ты случайно не ангел? – спросил с улыбкой Алексей.
Мишка с минуту помолчал.
– Для вас, может и ангел, но только вы пока ещё на этом свете задержались, а вот до того света вы немного не дотянули, вовремя я приехал. А задержись я немного дольше, тогда бы мы в другом месте с вами разговаривали.
Мы переглянулись.
– И насколько задержись? – спросил Алексей.
– На два часа, через час ваш примус от перегрева должен был взорваться, – сказал Мишка. Мы снова недоумённо переглянулись.
– Странный какой-то он, – сказал я, – и откуда он мог знать, что через час примус взорвётся. И меня от таких слов снова передёрнуло как от озноба.
– Точно ангел, – сказал Алексей и ещё раз перекрестился.
Мы залезли в салон уазика, в котором работало сразу две печки, и налили из большого термоса по кружке чая, который с мороза был нам очень кстати. А особенно нам понравились пирожки, они хоть и с капустой, но были очень вкусные, а главное, они были ещё тёплые, что нас тогда сильно удивило, как будто Мишка только что выехал с вахты. А я обратил внимание ещё и на то, что на полу салона лежала жёсткая сцепка, и я даже обрадовался ей, потому что буксирного троса у меня тоже не было, поэтому нам будет на чём, тащить «Ниву» до посёлка. Мишка заметил мой взгляд.
– Да это я для себя её вожу, – сказал он.
– А что так?
– Да старенький УАЗ, списать уже давно пора, два раза на буксире на вахту его притаскивали. А шофера говорят: хорошо, что хоть жёсткую сцепку с собой возишь, а то бы куковал на дороге так же, как вы сейчас, на мягкой-то сцепке не каждый потащит, особенно лесовозы с длинным дышлом. Боятся, что под прицеп попаду при буксировке. Вот и вам сегодня сцепка тоже пригодилась, – сказал Мишка.
И пока Мишка грел мосты, мы немного отогрелись и, вытащив жёсткую сцепку из уазика через заднюю дверь, прицепили её одним концом к «Ниве». Сцепка у Мишки была универсальная, на все легковые машины подходила. Я такой сцепки не видел ни до, ни после этого случая, а самое главное, она была заводская.
– Да, – сказал Алексей, – надёжнее и крепче сибиряков людей нет, уж я-то знаю. Я в этом неоднократно убеждался, – и он посмотрел при этом на Мишку, который с голым животом, потому что задралась и рубашка, и куртка, лазил с паяльной лампой под «Нивой». В такой жуткий мороз, отогревая паяльной лампой по очереди оба моста, а заодно и коробку передач.
– Странно, и как он не мёрзнет в такой мороз, ползая голым животом по снегу, – сказал Алексей.
«А ведь его никто об этом не просил», – подумал я.
Подцепив вторым концом жёсткую сцепку к уазику, мы сели в салон, и Мишка с раскачки тронулся в натяг, чтобы не порвать мосты.
– Ну, с богом! – сказал он и с облегчением вздохнул. – Ну вот, ещё двоим замерзающим, помог жизнь сохранить, – сказал он.
Но нам тогда почему-то показалось, что он сказал это так, как будто он перед кем-то за это отчитывался. И мы недоуменно переглянулись.
– Точно ангел, – сказал Алексей и ещё раз перекрестился.
А волки так и остались лежать на снежном бордюре, пока мы не скрылись за поворотом. Они не пошевелились и ни разу не зарычали даже тогда, когда мы возились с «Нивой», расхаживая по дороге рядом с ними, только изредка поворачивая голову вслед за нами. Но особенно они поворачивали голову тогда, когда мимо них проходил Мишка. А больше всего меня удивило то, что вожак стаи как собака вилял хвостом, когда Мишка проходил вдоль снежного бордюра мимо волков. А Мишка в этот момент протягивал руку в его сторону, приветствуя вожака рукой как свою собаку. И вожак стаи на удивление даже ни разу не рыкнул в его сторону и только помахивал хвостом из стороны в сторону. И даже тогда, когда мы ходили в трёх метрах от них, размахивая сцепкой, они ни разу не рыкнули на нас, а терпеливо ждали, пока мы уедем. А ведь спрыгнуть на нас со снежного бордюра для них было секундным делом. Я второй раз в жизни увидел таких умных волков.
«Наверное, Мишка, точно ангел, – подумал я, – раз даже волки вели себя при нём так смирно». Или вожак стаи был помесью собаки с волком, что на Севере случается довольно часто. У меня у самого была такая же собака. И вожак на подсознательном уровне ещё помнил, что ему нужно не нападать, а наоборот, защищать человека. Удачно, без остановок дотащив на жёсткой сцепке «Ниву» до моего дома, Мишка, даже не попив чай, собрался ехать в Братск, так как он тоже был из Братска. А работал он в бригаде «Кимбержеков», которая стояла недалеко от нашей вахты, а их машины круглые сутки проезжали мимо наших вахтовых вагончиков. Но я с ним никогда раньше почему-то не сталкивался, хотя этот уазик попадался мне на дороге несколько раз. Но в нем тогда сидели другие водители, уж это-то я хорошо помнил. Я предложил мужикам переночевать у меня, а утром, когда рассветёт, спокойно, не спеша уехать в Братск. Но Мишка сказал, что с работающим двигателем уазик оставлять нельзя, потому что он может заглохнуть, а в системе охлаждения у него залита вода, и двигатель на таком морозе быстро разморозится. А если его заглушить, то утром он его в такой мороз не заведёт, поэтому лучше уехать сейчас, тем более их уже двое, он имел в виду Алексея. А в Братске он поставит уазик в тёплый гараж, чтобы днём не заводить его на таком морозе. Алексею тоже сильно повезло в том, что в такой лютый мороз ему не придётся ночью ловить попутку. А попутки в такой мороз, да ещё под утро, ходят редко. Но так как Алексей торопился домой, а тут так удачно подвернулся братский уазик, то он тоже не захотел остаться ночевать у меня. Хотя я видел по его лицу, что он сильно устал, а до Братска ехать на уазике ещё четыре часа. Ну а Мишке повезло в том, что у него будет попутчик, который не даст ему заснуть за рулём, так как он тоже сильно устал и мог заснуть за рулём, а заснув, свалиться в кювет. У меня хорошая память, поэтому я в этом же году, т.е. ещё до Нового года, почти дословно записал рассказ Алексея в общую тетрадь и надолго забыл про неё.
Но через девять лет, живя уже в Томске, я случайно наткнулся на неё. И, прочитав этот рассказ, я был в шоке: всё, о чём рассказал тогда Алексей, либо уже сбылось, либо сбудется в ближайшем будущем, вот поэтому я решил написать и издать эту книгу. Но я понял, что по какой-то причине он рассказал мне не всё, что знал про эту станцию и про наше ближайшее будущее тоже. Видимо, что-то особенное он не мог рассказать даже через 20 лет. Хотя я видел, что он пытался ещё что-то рассказать мне, но в последний момент переборол себя. И только через девять лет, когда я прочитал его рассказ ещё раз, я вдруг понял, что он не всё рассказал мне тогда, когда мы замерзали в «Ниве» на Тиринской дороге. Но я сам догадался о том, что он не рассказал мне тогда. И я тоже решил не писать об этом, потому что раз об этом не захотел рассказывать Алексей, то и мне не стоит писать об этом. Но я не только не дописал недорассказанное Алексеем, но ещё и многое удалил из его рассказа, потому что людям ещё рано знать об этом, ну, а если у кого-то из читателей хватит мозгов, то он сам догадается, о чём в этом рассказе идёт речь. Ну а, правда это или вымысел, решать уже вам самим на своё усмотрение. Но я почему-то в это поверил, правда, тоже только через девять лет и только тогда, когда многие из рассказанных Алексеем событий начали сбываться. А возможно, ещё и потому, что я сам несколько раз за свою жизнь сталкивался с подобными мистическими историями, но я о них никогда и никому не рассказывал. Потому что я по своему опыту знал, что в такие истории никто не поверит, пока он сам с ними не столкнётся, но и, столкнувшись с такой историей, ему самому в этом случае тоже никто не поверит. Вот такая у нас, у русских, психология. Но и я никому за эти девять лет так и не рассказал, как мы с Алексеем замерзали в «Ниве» на Тиринской дороге. А зачем, всё равно никто не поверит, а если и поверит, то равнодушно промолчит.
Однако на этом та история не закончилась, и то, что произошло со мной дальше, было похоже уже на мистику, в которую я до сих пор не могу поверить. Сначала я не хотел описывать это последнее событие, потому что в него невозможно было поверить, но подумав, я всё-таки решил написать, для того чтобы люди узнали, чем же всё-таки закончилась эта история.
На вахту я вернулся только через неделю, пока морозы не сбавили до 40 градусов. И вот однажды, а это произошло уже после Нового года, я ехал на «Ниве» по лесовозной дороге, а навстречу мне ехал уазик-буханка. И вдруг я почему-то обрадовался этой встрече.
«А вот и Мишка едет, вот так встреча, – подумал я. – Спрошу-ка я у него, как они тогда с Алексеем до Братска доехали».
Я остановился и поморгал ему фарами, чтобы он тоже остановился. УАЗ остановился в 20 метрах от меня. Я вылез из «Нивы» и направился к уазику с водительской стороны. Подойдя к машине, я увидел, что за рулём уазика сидел молодой парень лет 35, не больше, но незнакомый мне.
– А где Миша? – спросил я.
– Какой ещё Миша? – удивился парень.
– Как какой? – тоже удивился я. – А тот Миша, который работает на этом УАЗе, – сказал я.
Парень ещё раз пожал плечами:
– Да нет у нас никакого Миши. Меня звать Володя, а моего напарника Сашкой звать, а Мишу я не знаю. У нас даже в бригаде нет парня с таким именем, – немного подумав, сказал парень.
Я растерялся. Как же так, а я обрадовался, что Мишку встретил.
– А можно я загляну в салон УАЗа? – почему-то вдруг спросил я.
– Да ради бога, можешь даже посидеть в нём, если в своей «Ниве» ещё не насиделся, – и парень рассмеялся своей шутке.
Я залез в салон УАЗа и, сев на переднее сидение, принялся осматривать его изнутри. Времени прошло совсем немного, а память у меня хорошая, поэтому я хорошо помнил салон того УАЗа. Я машинально глянул на пол салона, но жёсткой сцепки на нём не было.
– Странно, а где жёсткая сцепка? – спросил я.
– Какая ещё сцепка, зачем она мне, ещё брякать в салоне будет, у меня трос буксирный есть, – сказал парень.
Я ещё раз внимательно оглядел салон.
«Странно, – подумал я. – Салон тот же, только жёсткой сцепки почему-то в нём нет».
– Ну, та жёсткая сцепка, которую Мишка постоянно возил с собой, – снова сказал я.
– Да не знаю я никакого Мишки, – уже с раздражением сказал парень.
– Странно, но насколько я понял, ты же из бригады «Кимбержеков», которая просеку под дорогу бьёт, – сказал я.
– Да, ты правильно это понял, я из той бригады, мы на отсыпке в конце дороги стоим, – сказал парень.
– Ну вот, Мишка тоже в этой бригаде работает на УАЗе, – сказал я.
Я уже собрался выходить из салона, но парень придержал меня за руку.
– Хотя постой, постой, – и он, держа меня за руку, задумался, что-то вспоминая. – Извини, друг, ты не обижайся на меня, я вспомнил, наконец, – сказал он. – Я-то на этом УАЗе работаю всего два года, а вот мой напарник Сашка уже давно работает в этой бригаде. И он как-то рассказывал мне, что три года назад в этой бригаде на УАЗе работал парень, а звали его, кажется, Мишей.
Парень снова задумался.
– Вспомнил, вспомнил, точно Миша, – сказал он. – Сашка говорил, что хорошим парнем он был, весёлым, с юмором, а главное, безотказным был. Всем помогал, хотя никто его об этом не просил.
– А почему был? И почему ты говоришь о нём в прошедшем времени, что-то случилось с ним? – спросил я.
– Да, случилось, замёрз он на лесовозной дороге, когда в Братск поехал.
Меня в этот момент как будто током ударило. «А кто же нас тогда на дороге месяц назад спас? – подумал я. – Неужели призрак или ангел, как его Алексей называл?»
– А когда это случилось? – после долгого молчания спросил я.
– А вот три года назад и случилось. Его механик за запчастями в Братск отправил ночью, да ещё и одного вдобавок. Некого больше послать с ним было, один он тогда работал, без напарника, уставал он сильно, а морозы тогда стояли под 50 градусов. А случилось это в середине декабря 2004 года, как раз перед католическим Рождеством. А уазик старенький у него был, поэтому и ломался часто, как он, бедный, на нём ездил, ума не приложу. Его даже пару раз на буксире на вахту притаскивали лесовозы, вот он и возил с собой жёсткую сцепку в салоне уазика. «Пусть уж лучше она гремит в салоне, чем я буду на трассе куковать», – говорил он.
– А где это случилось? – спросил я.
– А там, где старые выруба с обеих сторон вдоль дороги тянутся. Как раз на том месте это и случилось. Там ещё снег всегда глубокий наметает и дорогу часто переметает в этом месте, потому что место там открытое. Да ты должен знать это место, раз ездишь в посёлок по этой дороге, – сказал парень.
Меня как будто чем-то прокололо – это же, как раз на том месте, где мы с Алексеем в «Ниве» замерзали, а Мишка спас нас тогда.
– А что, шофера не могли подобрать его на дороге? – спросил я.
– Да не было их в тот день. Погрузки в тот день не было из-за мороза, вот от лесовозов и отказались в ту ночь. А Мишка, видимо, на них понадеялся и поехал в такой мороз в ночь, да ещё и один вдобавок. Жалко Мишку, долго замерзал парень, все четыре колеса на таком морозе снял, не хотел поджигать их на машине, уазик старенький пожалел, а сам замёрз. А пятой запаску сжёг, она у него новая была, последней сжёг её, потому что всё ещё на лесовоз надеялся. Но жечь-то больше нечего было, одно железо осталось, вот так и замерз парень у машины. А когда утром пошли первые лесовозы, то водители чуть не поседели от страха. Мишка лежал около УАЗа лицом вверх, а на его лице улыбка застыла. А вокруг него сидела стая волков штук 30, и сидя все одновременно жутко выли и к Мишке никого из шоферов не подпускали. Вот где страшно-то было. Сашка сказал, что у водителей даже мороз по коже пошёл от страха. Мистика какая-то, но Сашка врать не будет, – сказал парень, и он вдруг неумело перекрестился. – Но, даже завидев вновь подъезжающие лесовозы, волки, ещё долго не уходили от уазика, окружив Мишку со всех сторон плотным кольцом. А водители всё это время ждали, пока волки сами уйдут от уазика. И ни у кого из водителей не поднялась рука наезжать на волков машиной, – сказал парень. – И ты посмотри, даже не тронули Мишку волки, хотя видно, что голодные были. Вот видишь, зверь, а почувствовал, что Мишка хорошим человеком был. А Мишка, видимо, специально вышел из машины для того, чтобы волки порвали его, лучше уж так погибнуть, чем медленно замерзать в машине, – и парень глубоко вздохнул. – Страшную смерть он принял, не приведи господь и нам такую принять, все под Богом ходим, особенно мы, шофера, – сказал парень.
– Но это же не тот уазик, – сказал я, ещё раз внимательно оглядев салон УАЗа.
– Да, ты правильно это заметил, тот уазик через месяц после того случая тоже сгорел, а вернее, взорвался вместе с водителем и поварихой бабой Машей. Она тогда в Братск с ним ездила внучков своих навестить, вот и навестила в последний раз, – сказал, вздохнув, парень.
– Это не та баба Маша, что пирожки хорошо пекла? – спросил я.
– Не знаю, врать не буду, я её пирожки не ел, не успел, – сказал парень, – но ребята из бригады всегда стоя поминают её добрым словом, когда в столовой за стол садятся.
– А почему уазик взорвался, он что, взрывчатку в тайгу вёз? – спросил я.
– Нет, не взрывчатку, он пять кислородных баллонов из Братска вёз и два баллона пропана, и, видимо, какой-то из баллонов по дороге травил кислород. Пока ехали по трассе по асфальту, их не сильно болтало по салону. А вот когда на грунтовую дорогу выехали, то, видимо, или тряпка масляная откуда-то выпала на баллоны, или масло от болтанки пролилось под вентиль, вот тогда-то и рванула гремучая смесь. Кто теперь расскажет, как всё было на самом деле. Уазик в клочья, и водителя с бабой Машей тоже в клочья. Ребята говорили, что баллоны заполняли всегда под завязку кислородом, они часто так делали, потому что возить баллоны далеко было, а у них на кислородной станции парень знакомый работал. Вот, видимо, и не выдержал вентиль у одного из баллонов. Ладно, баба Маша – отжила уже своё, а вот водитель-то парень молодой был, жизни ещё не видел. А остатки уазика сгорели до пепла, видимо, температура большая при взрыве была, даже железо сгорело, – сказал парень.
Услышав от парня эту историю, я был в шоке. «Странно, – подумал я, – а кто же тогда нас на дороге спас, если Мишки в то время уже три года как не было в живых, привидение его, что ли? А возможно, что Мишка в то время и правда, был уже ангелом, ведь не зря же Алексей его ангелом назвал, а Алексей тоже много чего знал, но почему-то не стал до конца мне рассказывать».
– А что случилось-то, почему ты его ищешь и расспрашиваешь о нём, знакомый, или, может, он родственник твой? – спросил парень.
– Да нет, встречались мы с ним однажды, в такой же ситуации, – сказал я.
Я не стал рассказывать парню, что Мишка, или, возможно, что это был его призрак, спас нас месяц назад в том же месте на тех же старых вырубах. Там, где он сам замёрз, и тоже в середине декабря, и в такой же лютый мороз, когда мы с Алексеем замерзали в машине. А не сказал я ему лишь только потому, что в это трудно было поверить, пока сам не окажешься в такой же ситуации.
– Ладно, Володя, ты извини меня за то, что я задержал тебя на дороге. – И как я понял, ты торопишься на вахту, – сказал я.
– Да ладно, не переживай, – махнул рукой парень, – не горит, успею ещё, а ребята у нас в бригаде хорошие, в тайге плохие долго не держатся, сам знаешь, если в тайге давно работаешь, а эти ребята подождут. Вот только расстроил ты меня сильно, я забыл уже эту историю, а сегодня ты вновь мне её напомнил. Ребята в бригаде сильно переживали, когда это случилось. Потому что уж больно хорошим парнем был Мишка, даже волки его не тронули, а это уже на мистику похоже.
Я попрощался с парнем и вылез из уазика. Уазик медленно поехал в конец отсыпки, а я ещё долго смотрел ему вслед. «Странно, – подумал я, – но если и Мишка, и уазик были призраками, то на чём мы тогда ехали, вот вопрос без ответа. Странно всё это. Да и Мишка несколько раз дотрагивался до меня рукой, когда искал в бардачке паяльную лампу, и здоровался с нами своей рукой. А рука-то у него была материальная, правда, холодная была, но они и у нас в то время не лучше были. А самое главное, мы ели пирожки и пили чай из термоса – это что же получается, что они тоже были призраками?» Правда, за прошедшие девять лет я несколько раз вспоминал эту историю с Мишкиным уазиком. И все эти девять лет меня мучили два вопроса, и первый из них, кем был Мишка в декабре 2007 года, в то время, когда он спас нас с Алексеем на дороге. Если он был призраком, то почему и он сам, и уазик, а самое главное, чай с пирожками были материальными, а пирожки даже горячими. Этот вопрос мучил меня до тех пор, пока я снова случайно не нашёл дневник и не прочитал в нём ещё раз рассказ Алексея, про то время, когда он находился на станции. А из прочитанного рассказа я понял, что любой человек по стечению обстоятельств во время высокой солнечной активности тогда, когда на Солнце бушуют магнитные бури, может попасть из прошлого времени в будущее время, или, наоборот, из настоящего времени в прошлое время. Вот тогда-то я вдруг понял, что Мишка, сам того не ведая, попал из прошлого, т.е. из 2003 года, в середину декабря 2007 года, в то будущее для него время, когда мы замерзали на Тиринской дороге. И он даже не догадывался, что он попал из 2003 года в 2007 год, потому что разница во времени по годам была небольшая, а в тайге, да ещё зимой после 2003 года, ничего не изменилось. Да и, кроме дороги и «Нивы», он больше ничего не видел, даже лесовозов в этот день не было на дороге. А попал он в будущее, видимо, потому что в то время на Солнце бушевала мощнейшая магнитная буря, так как солнечная активность в это время была максимальной за 100 лет. А ещё я понял, почему Мишка попал к нам в 2007 год именно из 2003 года. Я вдруг вспомнил, что в салоне уазика с правой внутренней стороны кузова была приклеена, синей изолентой по углам картинка красивой девушки с календарём внизу картинки, на котором крупными буквами было написано: «Новый 2003 год», а многие из летних дней календаря были обведены красными кружками. Выходит, что этим календарём пользовались совсем недавно, т.е. в том же 2003 году, так как он выглядел совсем новым, а изолента больше года не держится, особенно на железе. И Алексей тогда тоже сильно удивился, почему эта картинка девушки выглядит как новая, хотя после 2003 года прошло уже четыре года. А вот второй мой вопрос до сих пор остаётся без ответа. Если Мишка попал к нам из прошлого, т.е. из 2003 года в наше настоящее время, в середину декабря 2007 года, т.е. в то время, когда он спас нас на Тиринской дороге. Тогда откуда он мог знать, что он замёрзнет ровно через год, в середине декабря 2004 года и причём, с улыбкой на лице? Вот на этот-то вопрос у меня до сих пор нет ответа, сколько бы я ни ломал себе голову над ним. Правда, единственным объяснением может быть только то, что Мишка заглядывал из 2003 года в своё будущее, т.е. в 2004 год, уже после своей смерти, или видел себя сам, но уже замёрзшим на дороге в кругу волков. Либо слышал от ребят, как он замёрз на Тиринской дороге с улыбкой на лице. Тогда выходит, что он уже не первый раз путешествует во времени.
В детстве я слышал от своей бабушки, да и от людей, которых в те времена называли колдуньями, что такие люди на земле есть и их довольно много. Раньше, ещё в стародавние времена, таких людей называли «мытарями», – это те люди, которые не могут найти себе место во времени. Нет, они не умерли раньше времени, они живы, но однажды провалившись в другое время, они гуляют по временам или, как говорили старые люди, они «мытарятся по временам», попадая из прошлого в будущее, и, наоборот, из будущего в прошлое, но уже минуя настоящее время. Но иногда они заглядывают и в настоящее время, чтобы посмотреть, как в нём живут их дети или их знакомые по прошлой жизни. Но в их жизнь они стараются не вмешиваться за редким исключением тогда, когда они хотят кому-то отомстить. Вот тогда, попав в настоящее время, они и начинают, как тогда говорили старые люди, «шкодить», т.е. ронять вещи в квартирах и даже поджигать их, а иногда и вышвыривать эти вещи на улицу, наводя на жителей таких квартир ужас, мстя либо им самим, либо их детям за прошлые обиды. Но сами они в это время стараются не показываться жителям таких квартир на глаза, чтобы они не узнали их, находясь в это время либо на несколько секунд раньше, либо на несколько секунд позже того настоящего времени. То есть в это время они находятся на краю параллельного пространства и времени. И, видимо, Мишка вмешался в нашу жизнь тоже в виде исключения, или у него это произошло случайно, и он случайно, даже не подозревая об этом, попал в наше настоящее время.
Алексея я тоже больше никогда не встречал, хотя и присматривался к охотникам, выходившим из тайги, и многих из них я даже подвозил до посёлка, и своих, и братских. А вот спросить у охотников про Алексея я как-то не подумал. Да и фамилию я у него не спросил тогда, когда он уезжал с Мишкой в Братск. Он тогда торопился в Братск, а я забыл спросить у него фамилию, потому что нам тогда было не до этого. Вот поэтому у меня вдруг закралась мысль, а не уехал ли Алексей с Мишкой в Мишкино прошлое на четыре года назад? И если это так, то мы никогда больше с ним не встретимся. Потому что он будет жить в другом времени, на четыре года раньше нас. Это такое время, которое для нас уже прошло ещё четыре года назад, а для них оно будет являться настоящим временем. Видимо, Алексей ещё тогда, на дороге, понял, кто такой Мишка и откуда он попал к нам в 2007 год, но мне он почему-то об этом не сказал. А уезжая с Мишкой в Братск и пожимая мне на прощание руку, он вдруг сказал:
– Не поминай меня лихом, если что-то было не так, – сказал тогда Алексей. – И возможно, что мы никогда больше с тобой не встретимся, – добавил он.
И, махнув на прощание рукой, он сел в салон УАЗа, который сразу же тронулся. Возможно, что ещё тогда, на Тиринской дороге, он уже решил уехать с Мишкой в его прошлое. Видимо, Алексей ещё тогда догадался, что Мишка всё равно вернётся в своё прошлое на четыре года назад, т.е. в 2003 год, вот поэтому он решил уехать вместе с ним, потому что, как он сам мне тогда сказал, что здесь его никто и ничто больше не держит. А я тогда не понял, что он имел в виду, когда он сказал, что мы никогда больше с ним не встретимся. Но меня радует то, что если Алексей уехал с Мишкой в Мишкино прошлое и, зная или догадываясь о том, что Мишка в 2004 году замёрзнет на Тиринской дороге, то Алексей не даст ему замёрзнуть. Слышать такое как-то странно для нас, потому что мы никогда не сталкивались с подобным явлением, но я думаю, что так оно и было, потому что другого объяснения у меня нет. А вот о том, что такие времена, как прошлое и будущее, реально существуют, я узнал из рассказа Алексея. Прочитав его рассказ, я вдруг понял, что в рассказе описано единственное и самое разумное объяснение того, что такое время и как оно идёт, а главное, как оно делится на прошлое, настоящее и будущее. А самое главное, я узнал, как можно попасть в любое из этих времён. А вот и его рассказ, который я услышал от Алексея в «Ниве» и который я записал почти дословно. И прочитав два раза этот рассказ, я вдруг понял, что в нём описано много того, чего нет на земле и, наверное, никогда уже не будет. Но главное, в этом рассказе есть самое логичное объяснение многим явлениям, происходившим в прошлом и происходящим сейчас и даже тем, которые произойдут в будущем на нашей планете.