Григорий Абрамович оказался прав – утро началось в сумасшедшем темпе. Едва наша группа собралась в управлении, он объявил новости, мне уже известные, Игорю с Кавээном и сообщил приказ начальника контрразведки МЧС генерала МЧС Константина Чугункова: незамедлительно выехать в район подмосковного села Полоцкое, находящегося в эпицентре лесного пожара, охватившего значительные площади в Московской области. За нами выслан спецсамолет министра МЧС «Як-42», который будет в тарасовском аэропорту через пятьдесят минут. Вылет из Тарасова – в 10.15. Официально группа работает в прежнем спасательском режиме, фактически – выполняет прямое задание руководителя контрразведки МЧС генерала Чугункова. С сутью задания мы должны ознакомиться в процессе следования к месту его выполнения…
Так вот лаконично и конкретно… Час на сборы – не так уж и много, надо признаться. Пролетел он так быстро, что я даже подумать не успела о Сергее, мысли о котором беспокоили меня последнее время слишком часто, особенно после того, как мы неожиданно столкнулись с ним во время спасения новорожденных из взорванного террористом роддома и позже, когда помогали попавшей в беду Ларисе Чайкиной… Расстались мы на этот раз так же неожиданно и бестолково – не успев ничего сказать друг другу…
А звонить ему теперь и делать первый шаг навстречу, не зная, сделает ли он ответный шаг… Нет, на это я не могла решиться… Понимаю, насколько все это глупо, насколько проще и легче просто прийти к нему и, уткнувшись в его грудь, горько заплакать от обиды за нашу с ним несложившуюся жизнь, но…
Сделать с собой ничего не могу… Вот и опять – улетаю на задание, так и не поговорив с ним, не позвонив, не сказав ни слова. Как всегда – оставляю свои личные проблемы до лучших времен… Настанут ли они когда-нибудь?.. Не уверена…
Через полтора часа мы уже были в воздухе и, усевшись в хорошо нам знакомом малом салоне спецсамолета МЧС, слушали инструктаж командира нашей группы ФСГ-1 подполковника МЧС Воротникова, или проще – Григория Абрамовича, а если за глаза – еще проще – Грэга, сообщавшего нам, в чем же конкретно состоит задание генерала Константина Ивановича Чугункова…
– В Подмосковье, впрочем, так же, как и у нас в Тарасове, – говорил он, – стоит небывалая для второй половины сентября жара… Летом осадков почти не было, леса высохли, как порох… Речь даже не идет о поджогах, о неосторожном обращении с огнем в лесных массивах. Леса загораются самопроизвольно, словно куча промасленной ветоши в гараже… Пожары охватывают значительную территорию. Пожары настолько сильны, что на борьбу с ними брошены силы не только пожарных, но и спасателей, армии, МЧС, несколько полков гражданской обороны… В зоне пожаров активно работает ФСБ, и вы сейчас поймете, – почему… Наша структура – спасатели – занимается, в основном, эвакуацией. Небольшие населенные пункты просто вывозятся, иногда даже насильно, когда слов убеждения и здравого смысла не хватает… Есть человеческие жертвы…
Григорий Абрамович передохнул и продолжал с прежней энергией.
– Но все это, если можно так выразиться, – прелюдия. Главный смысл нашего задания – вовсе не в эвакуации местных жителей… Согласно распоряжению Кости Чугункова… простите, Константина Ивановича Чугункова, которое он отдал мне устно, мы должны найти и обезвредить агента ФСБ, активно работающего в наших структурах. Спасатель, работающий на ФСБ, уже, сами понимаете, не спасатель… И в отношении его с нашей стороны возможно только одно действие – найти и обезвредить…
Глядя на наши вытянувшиеся физиономии, командир не мог не улыбнуться.
– А что вас смущает? Если у спасателей задача состоит в том, чтобы «спасти», то у контрразведчиков – чаще всего – «найти и обезвредить»… Аналитики главного управления контрразведки доложили: в среднем звене руководства МЧС работает агент Федеральной службы безопасности. Судя по уровню информации, утечка которой обнаружена, – он может быть, например, командиром одной из региональных федеральных спасательских групп. Под подозрением сейчас командиры четырех региональных групп. На тушение пожаров в Подмосковье вызваны группы из двадцати шести регионов. Задача нашей группы – обнаружить агента. Работать будем в условиях противоборства с ФСБ…
Григорий Абрамович окинул нас взглядом, словно полководец, готовый бросить свои дивизии в бой с противником… Увидев, очевидно, нашу готовность в этот бой броситься, он улыбнулся.
– Ну, ФСБ так ФСБ, – судя по вашему настрою… Нам не привыкать, насколько я понимаю… Манеры фээсбэшников вы, без сомнения, помните – в Булгакове был ранен Игорь, во время последнего нашего с ними контакта, при поимке террориста, чуть не погибла Ольга… ФСБ необходим повод для активного вмешательства в работу системы МЧС в Подмосковье… Недалеко от Полоцкого, куда мы должны сейчас прибыть, находится спецлагерь системы ИТУ. Лагерь небольшой, старый, еще со сталинским стажем… У наших аналитиков есть опасения, что ФСБ попытается организовать массовый побег из этого спецлагеря. Заключенные еще не эвакуированы, охрана соответственно тоже. Фронт пожара движется в сторону лагеря и села Полоцкое, которое находится чуть дальше линии огня… Побег, если он удастся, – а он удастся, я в этом нисколько не сомневаюсь, – потребует срочного вмешательства службы безопасности. Нет ничего проще ловить беглецов, которых ты же и спровоцировал на побег… Блеснув эффективностью своей работы, ФСБ всех их тут же переловит… Официально у МЧС вмешиваться нет оснований, но если побег все же произойдет, уже можно действовать активно и энергично – в рамках предотвращения возможных ЧП, источником которых станут бежавшие из лагеря…
Григорий Абрамович сделал паузу и, поскольку вопросов не последовало, перешел к выводам и конкретным заданиям для каждого из нас.
– Вот и отлично! Люблю, когда вы сами все понимаете и не задаете лишних вопросов… Сразу по прилету включаемся в эвакуацию Полоцкого. Работа не столько опасная, сколько сложная – люди не хотят уходить с места, где прожили всю жизнь, и оставлять свой дом огню… Ни в коем случае не применять силу, это в первую очередь тебя, Александр Васильевич, касается… Только уговоры… Можете материться и орать сколько угодно, но чтобы – без рук! Глазом моргнуть не успеете, как первая же ваша драка окажется снятой на пленку и потом будет доказательством при обсуждении наших с вами методов работы… Эвакуация – дело для вас знакомое, долго говорить не буду… Главное – вывезти людей. Имущество разрешайте брать только то, что в руках уместится… Никаких узлов и ящиков… Времени в обрез. Фронт огня идет прямо на село, и через несколько часов Полоцкое будет уже гореть…
В эвакуации каждый из нас действительно хоть раз, да участвовал, и кое-какой опыт по этой части есть у каждого. Для спасателей крайне неприятное это дело – эвакуация… Это только в телевизионной хронике спасатели, эвакуирующие людей из района бедствия, выглядят эдакими героями… И люди, которых они сопровождают, так благодарно на них смотрят… Представьте себе, как эти же люди полчаса назад материли этих же спасателей и лезли с ними в драку, когда мы пытались оторвать руки пенсионерки от какой-нибудь швейной машинки или прялки, которая дорога ей как напоминание о молодости…
Мне самой, помнится, одна африканская «мадам» в набедренной повязке, с болтающимися до пояса оттянутыми многочисленными детьми грудями, заехала по затылку какой-то кочергой, когда я еще на пятом курсе университета в составе спасательских сил ООН принимала участие в эвакуации сомалийских племен из района жестокой засухи… А я всего-то и сделала, что вырвала у нее из рук огромный глиняный сосуд, который она волокла с собой в самолет. Самолет и так не мог увезти всех за один рейс, не до посуды было, знаете ли. Только что утих жестокий ветер, не дававший добраться до отдаленного оазиса в пустыне, и каждую минуту он мог подняться опять… А взлетать в условиях песчаной бури – это все равно, что прыгать с Останкинской башни с зонтиком. Или без зонтика – разница небольшая…
Поэтому напоминание Грэга об этике поведения с терпящими бедствие были отнюдь не лишними. Ох как хочется каждый раз от аргументов логических, словесных перейти к более весомым аргументам… Может ли Григорий Абрамович быть уверен, что мы помним тот закон из неписаного, но свято уважаемого нами Кодекса первых спасателей: «У каждого есть право на смерть»…
Я помню, очень удивилась, когда впервые узнала о том, что устав спасательской службы запрещает применение физической силы к лицам, собирающимся совершить самоубийство… Их можно уговаривать, отвлекать их внимание, убеждать, просить и все что угодно в том же роде, но хватать и вязать полотенцами – категорически запрещено уставом… Впрочем, каждый спасатель имеет возможность в этом случае забыть о том, что он спасатель, забыть о всех на свете уставах и руководствоваться только указаниями своей души – подсказывает она тебе, что ты должна просто и грубо оттащить самоубийцу от края крыши, например, – бери и тащи… Но потом получишь взыскание за нарушение устава…
Тем временем Григорий Абрамович расставлял свои «полки» на «поле боя».
– Каждый из вас возьмет под наблюдение одного из командиров групп, попавших под подозрение. Получается на каждого по одной группе, включая, конечно, меня… Оля возьмет ростовцев, у нее есть среди них знакомые, ее появление среди них будет вполне оправдано… Игорь присмотрит за волгоградцами, Александр Васильевич – за новосибирцами. За собой я оставлю москвичей… Старайтесь держаться поближе к своим группам, следите за их контактами. Один из них должен рваться к лагерю, его-то и нужно засечь… В лагерь его не пускать ни в коем случае. Если он не будет подчиняться или решит от вас попросту убежать, разрешаю применить оружие на поражение… Кстати, оружие будете носить теперь ежедневно, а не только – на спецоперации. Теперь вам всем по табелю положено.
Григорий Абрамович вздохнул и поднял обе ладони в знак того, что сказал все, что считал нужным, – инструктаж закончен.
– Каждый продумывает действия самостоятельно, – сказал он. – Решения принимает сам, времени на получение от меня разрешения сделать очередной шаг у вас не будет… Шагайте самостоятельно, если вообще ходить хотите научиться… Теперь все – отдыхайте, пока садиться будем, на земле сразу суета начнется… Мне тоже еще много о чем подумать нужно…
Он отвернулся к иллюминатору. Рассмотреть там ничего было невозможно, поскольку летели мы очень высоко, а на небе сегодня были легкие облачка. Легкими они кажутся, если смотреть на них с земли. А когда летишь чуть выше – это нагромождение белых гор и ущелий – пейзаж, конечно, занимательный, но только для новичков, потом привыкаешь и просто перестаешь обращать внимание… Даже раздражает порой эта нереальность, иллюзорность громоздящихся за стеклом и изменяющихся на глазах белых облачных гор, которых на самом деле не существует…
…Может быть, причиной тому ранний звонок Григория Абрамовича, который разбудил меня ни свет ни заря, может быть – нервное напряжение из-за новостей, которые он мне сообщил, но я, минут пять посмотрев на проплывающие под нами горы облачной ваты, попросту задремала и проснулась уже, когда самолет начал снижаться и вынырнул из-за нижней кромки облаков…
– Едрена-матрена! – сквозь сон донесся до меня возглас Кавээна, и я поняла, что увидел он что-то достойное этого возгласа.
Я с трудом открыла глаза и взглянула в иллюминатор… Мы летели низко, и поначалу просто трудно было понять – что под нами…
Впереди горизонт застилала сплошная стена тумана, за которой ничего нельзя было рассмотреть… Мы летели тоже в тумане, но гораздо более редком. С трудом, но можно было различить, что там внизу, на земле… Я видела огромные черные пятна, но не узнавала даже характер ландшафта – что это? поле? луг? лес?..
Ну, конечно же – лес! Если быть точной – гарь, образовавшаяся на месте леса… на мгновение показывалась, например, отдельно стоящая дымящаяся сосна и тут же пропадала из поля зрения… Изредка встречались островки зелени, по краям окаймленные поблескивающим сквозь дым пламенем… какая-то извилистая лента, чуть более светлая по окраске, тянулась сквозь черное пространство по земле, делая плавные повороты то в одну, то в другую сторону. Я не сразу догадалась, что это лесная река, по берегам которой сгорели только верхушки деревьев, а нижняя крона, расположенная близко к воде, осталась зеленой, только сильно подсохла, словно осенью…
Несколько черных прямоугольников, беспорядочно разбросанных на берегу этой обгоревшей лесной реки, не могли быть не чем иным, как небольшой деревушкой, выгоревшей дотла, сквозь дым можно было различить поблескивающий огонь на догорающих бревнах…
Под нами был мертвый лес… Лет пятнадцать-двадцать понадобится, чтобы на выгоревших лесных массивах вновь появилась зеленая поросль. Люди, возможно, вернутся сюда и раньше, но они уже не узнают свои родные места – огонь сжег все, что могло только гореть, и жизнь уйдет отсюда на долгие годы… Птицы и звери неохотно возвращаются в сгоревший лес, пока он не начнет с годами зализывать свои раны, нанесенные ему огнем…
А люди… У многих из них просто нет иного выхода, как возвращаться на пепелище, восстанавливать свое жилье и наблюдать, как год от года подрастает заново все то, что сгорело за день…
Чем ближе мы подлетали к стене дыма над фронтом пожара, тем сильнее становился в салоне самолета запах гари… Я уже начала различать в дыму стену огня, который стлался извилистой линией по верхней кромке леса, а затем увидела, что фронт представляет собой полосу огня шириной метров пятьдесят и за ним отдельными факелами пылают высокие сосны и какие-то лиственные деревья… Сосны можно было отличить от остальных деревьев, поскольку крона у них особенная, расположена вся вверху, лиственные же породы горят все одинаково, и сколько ни старайся, не отличишь березу, например, от дуба или осины, дым и огонь скрывают все отличительные признаки. Просто понимаешь по форме факела, что горит высокое лиственное дерево…
Поднявшись повыше, самолет пересек линию пожара, и мы сразу оказались в чистом воздухе. Очевидно, навстречу распространению пожара дул легкий ветерок и сносил весь дым туда, на выгоревшую сторону… Временами направление ветра менялось, и я успела увидеть, как огромный клубок дыма оторвался от дымовой стены, из которой вынырнул наш самолет, устремился к земле и накрыл копошащиеся в непосредственной близи от фронта пожара фигурки людей среди поваленных деревьев…
Самолет пролетел над ними, и стала ясна цель их усилий. Поперек направления движения пожара пролегла широкая просека, которую вспахивала мощная землеройная техника… Даже с самолета вспаханная полоса казалась широкой, на земле она выглядела, наверное, еще более внушительной… Но мне с высоты было в то же время отлично видно, что усилия лесных пожарных не увенчаются успехом. Они явно не успевали преградить путь огню…
Значительно правее, если смотреть по направлению нашего движения, огонь вырвался далеко вперед и находился фактически уже за спиной пожарных… Через вспаханную полосу ему, конечно, не перебраться, но пламя обойдет просеку с правой стороны и заставит пожарных в очередной раз отступить перед огнем…
Самолет повернул немного левее, и фронт пламени ушел из зоны обзора из моего иллюминатора… Я сидела справа по борту, и теперь в поле моей видимости возник слегка задымленный, но все же хорошо различимый городок на горизонте. Я хорошо разглядела церковь и какую-то высокую кирпичную трубу, из которой шел густой белый дым, постепенно сливающийся с дымом лесного пожара…
– Сухая Елань, – раздался рядом голос Игорька, – я на карте посмотрел…
Игорь кивнул на стол посреди салона, на котором, как и всегда, была разостлана большая карта, очевидно, этой местности…
– Огонь в эту сторону идет, хотя и правее немного заходит.
Игорь любит пояснять то, что и так уже ясно, хотя в целом – он отличный аналитик и по способностям, и по личному пристрастию к дедукции… Вот и сейчас он сообщал мне то, что видно было невооруженным глазом. Но я не стала к этому цепляться, – зачем создавать ненужную напряженность между нами с Игорьком перед началом работы. Он отличный партнер на любом задании. Так же, впрочем, как дядя Саша Маслюков, наш Кавээн…
– А где же это самое Полоцкое, куда мы летим? – спросила я Игорька, раз уж он успел изучить карту, пусть поработает немного экскурсоводом, тем более что эта роль ему всегда нравится…
– Полоцкое левее, – ответил Игорь и показал жестом на иллюминаторы по левому борту, в которые уже уткнулись Кавээн и Григорий Абрамович…
– Похоже, времени у нас в запасе совсем мало осталось, – добавил он обеспокоенно и тут же погрузился в одному ему понятные вычисления, бормоча при этом: – Если скорость ветра четыре метра в секунду, а в безветренную погоду огонь в смешанном лесу средней густоты распространяется со средней скоростью…
Я взглянула в его иллюминатор и поняла, чем вызвана его обеспокоенность. С борта самолета трудно точно оценить расстояние, но фронт пожара был уже, можно сказать, в непосредственной близи от полусотни деревенских домиков, окруженных, какими-то небольшими строениями, садами и линиями дорог… Мне показалось даже, что я вижу движение огня… Я знала, что это только кажется… При встречном ветре огонь распространяется не со шквальной быстротой, как при попутном урагане, а всего на несколько десятков метров в час, но шевельнувшаяся в сердце тревога уже прочно им овладела и не уходила… Полоцкое было обречено, и единственное, что мы могли сделать, – это помочь его жителям выбраться из зоны пожара…
– Лагерь! – объявил Григорий Абрамович во всеуслышание, и мы поняли, что он обращается ко всем нам сразу… – Ох, черти тебя раздери! Он же вот-вот сгорит, что же эти придурки не начинают эвакуацию?! Погорят же все – и зэки, и вертухаи!
Мы прилипли к иллюминаторам… Лагерь, четко выделяющийся правильным квадратом очищенного от леса пространства, оказался еще чуть левее Полоцкого, но гораздо ближе к полосе огня, чем деревня, рядом с которой мы должны были приземлиться… Как ни странно, мне показалось, что огонь в этой стороне слабее…
Даже с самолета видно было, что здесь он движется медленнее. Или это было только неизвестно откуда взявшееся впечатление? Но, как бы там ни было, от стены огня до ровных, аккуратных прямоугольничков лагерных бараков оставалось не более двух километров… Я видела, как по территории между бараками бегали маленькие фигурки людей, в которых нетрудно было угадать заключенных, и исчезали в лесу. Они пересекали лагерный периметр с той стороны, которая была ближе к огню…
«Что это? – подумала я. – Побег, о котором говорил Григорий Абрамович?»
Но тут же сообразила, что никакой это не побег – мы пролетели над самым лагерем, и я увидела, что люди внизу валят деревья в непосредственной близости от лагерного периметра, отмеченного по углам вышками охраны, а два трактора отволакивают сваленные деревья куда-то в сторону… Могла ли принести какой-нибудь результат эта работа, мне было трудно сказать, слишком быстро все это промелькнуло перед моими глазами и сменилось колышущимися верхушками зеленых, еще не тронутых огнем сосен и приземистыми, густыми дубовыми шевелюрами…
Лес под нами доживал свои последние часы и не в силах был помешать той трагедии, которая должна была произойти здесь через несколько часов… Помешать ей или хотя бы как-то смягчить ее последствия могли только люди. Те, которые собрались сейчас на пути у огня… В их числе и мы – спасатели…
Самолет начал резко снижаться над лесом, кроны деревьев поплыли навстречу, замелькали перед глазами со все увеличивающейся скоростью и слились наконец в одно зеленое полотно…
Мы совершали посадку…