В проеме застыла огромная фигура – дедушка Оливер оказался куда больше и выше, чем помнил Джек.
Несмотря на почтенный возраст и серебряную седину, мистер О выглядел как самый настоящий богатырь: старенький жакет цвета смородины не без труда вмещал его широкие плечи, а ладони хозяина Дома поющих стен показались Джеку настолько массивными, что он невольно подумал о том, что дедушке ничего бы не стоило прикончить кого угодно голыми руками.
Однако мальчику тут же стало стыдно за подобные мысли – вряд ли дедушка Оливер был способен причинить кому-либо вред. Тем более, что он возвышался над своим гостем, сияя самой что ни на есть миролюбивой улыбкой.
– А вот и мой новый помощник! – он воодушевленно похлопал Джека по плечу, отчего тот заметно пошатнулся. – Чудесно, мой мальчик! Уже завтра ты сможешь приступить к своим новым обязанностям, а пока…
Дедушка Оливер осекся и повернул лохматую голову с серебристыми кудрями в сторону занавешенного окна, будто прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. По его квадратному лицу пробежала неясная тень.
Мальчик на всякий случай проделал то же самое: напряг слух и принялся сверлить глазами вылинявшие от времени портьеры. Однако не услышал ровным счетом ничего. Лишь порывистый осенний ветер тихо выводил свою заунывную ночную песнь.
– А пока что, мой мальчик, тебе стоит отдохнуть после долгой и изнурительной дороги, – произнес дедушка Оливер наконец, и на его губах вновь заиграла радушная улыбка. – Отправляйся на третий этаж и подбери себе комнату по душе. Можешь выбрать любую. Разумеется, из тех, что еще никем не заняты!
Он коротко хохотнул, зачем-то подмигнул мальчику, а затем повернулся к нему спиной. Быстро запер дверь кабинета небольшим ключом, на всякий случай перепроверив, точно ли она не поддается. Для этого хозяин древнего особняка что есть сил впечатался в нее правым плечом несколько раз. Но дубовая дверь оказалась сделана на славу: ни одна дощечка на ее поверхности не дрогнула, лишь только откуда-то сверху на голову дедушки посыпалась подсохшая плесень.
Удовлетворенно кивнув самому себе, мистер О сунул ключ в карман изношенного жакета и со всего духу припустил к лестнице. Оставив Джека стоять в одиночестве и полном недоумении.
– Но… сэр… – только и сумел промямлить растерявшийся мальчик.
– Позже, мой мальчик, – глухо донеслось откуда-то со стороны ступеней. – Мы непременно все обсудим завтра утром! Непременно!
Джек тяжело вздохнул и понурил голову. Он представлял себе эту встречу совсем не так.
Следуя в тотальную неизвестность в полупустом вагоне поезда, он воображал, как дедушка Оливер обрадуется, завидев на пороге своего дома единственного внука. Как примется обнимать его и притворно-удивленно приговаривать, как же сильно подрос мальчик с момента их последней (и единственной) встречи. А затем, быть может, вручит ему какой-нибудь подарок. Пусть даже это будет чучело белки – Джеку было не так уж и важно.
Однако реальность оказалась менее радостной. Исчезнувший из вида дедушка Оливер даже не узнал в своем новом помощнике того самого малютку Джека.
Да уж, мальчику было о чем погрустить!
– На вашем месте, юный сэр, я бы не стал принимать происходящее здесь близко к сердцу, – произнес кто-то за его спиной хриплым голосом.
Казалось, будто обладатель странного голоса носит на своей шее один из тех диковинных аппаратов, что нередко заполучали в свое владение заядлые курильщики.
Джек обернулся, готовясь встретиться лицом к лицу с очередным безумным жителем этого не менее безумного дома, однако пролет второго этажа был девственно пуст. Ни души.
Но ведь кто-то только что говорил с мальчиком – в этом не было никаких сомнений.
– Почему же? – на всякий случай поинтересовался он.
В конце концов, есть здесь кто-то или нет, но молчать в ответ – это ужасно невежливо. Тем более, что загадочный незнакомец обращался к нему весьма учтиво. Даже более того – попытался утешить раздосадованного мальчика. Значит, он был великодушен и благороден.
В противном случае, ему бы не было ровным счетом никакого дела до Джека, топтавшегося под опустевшим кабинетом дедушки Оливера.
– Надеюсь, когда-нибудь вы узнаете об этом, – уклончиво просипел голос. – Увы, юный сэр, я не смею вмешиваться в ход событий.
– Очень жаль, – вздохнул Джек. – Мне бы хотелось наконец услышать хотя бы один ответ.
Мальчик говорил абсолютно искренне – он едва успел прибыть в эту таинственную обитель, а уже окончательно и бесповоротно запутался. Возможно, ему не мешало бы последовать указаниям мистера О, и немедленно отправляться наверх. Подыскать себе комнату из тех, что еще никем не были заняты. Принять ванну, чтобы смыть с себя дорожную пыль, пахнущую вокзалом и ночной сыростью. А затем – смиренно улечься в постель и попытаться уснуть, дожидаясь наступления утра.
Однако мальчик прекрасно осознавал, что ни за что не уснет, пока не поговорит с дедушкой. Или, на худой конец, не разыщет Матильду, чтобы задать ей вопросы, на которые ему неимоверно хотелось получить ответы.
– Ничуть не сомневаюсь в этом, юный сэр, – понимающе прохрипел странный голос откуда-то сбоку. – Неукротимое желание находить ответы на любые вопросы свойственно пытливой человеческой природе, не способной принимать никакую данность. Если с неба проливается дождь, человек непременно должен понять, почему это происходит. Поэтому я убежден в том, что вы, в конце концов, получите ответы на все свои вопросы, юный сэр.
– Спасибо… – смущенно протянул Джек, не совсем понимая, как ему вообще следует реагировать на подобные слова. – Ну, а вы?.. Разве вас не раздражает, когда вы чего-то не понимаете?
– О нет, юный сэр, – твердо захрипел голос. – Нужно быть глупцом, чтобы полагать, что ответы способны даровать прозрение. Они лишь порождают новые вопросы.
Джек озадаченно почесал затылок.
Безусловно, беседовать с этим голосом было очень увлекательно. Однако с каждой новой фразой он понимал все меньше и меньше. У мальчика даже сложилось ощущение, будто его новый незримый приятель пытается ему что-то сказать, делая это настолько витиевато, чтобы его скрытые намеки больше никто не был в силах понять. Беда заключалась лишь в том, что Джек их тоже не понимал.
– Значит, вы хотите сказать, – не слишком уверенно начал мальчик. – Что мне не стоит тратить время на поиск ответов, даже если у меня возникает все больше вопросов?
– Вовсе нет, юный сэр, – проскрежетал голос. – Нужно быть глупцом, чтобы не пытаться найти ответы на свои вопросы.
– Но ведь вы только что… – уже собирался возразить Джек, однако передумал на ходу, решив прекратить эту бессмысленную тему. – Скажите, почему я не вижу вас? Я отчетливо слышу ваш голос, но не могу понять, откуда он исходит – вокруг меня нет ни единой живой души.
Закончив фразу, Джек на всякий случай еще раз внимательно огляделся, обернувшись вокруг своей оси несколько раз.
Совершенно пусто. Парочка наглухо заколоченных дверей, темнеющих с противоположной стороны. Большое округлое окно, занавешенное линялыми портьерами с изображением каких-то невиданных растений. На безликих каменных стенах цвета кобальта – потускневшие от времени медные канделябры с оплывшими желтыми свечами, какие Джек уже встречал на первом этаже. Помятая фетровая шляпа на настенном крюке, очевидно, давным-давно забытая кем-то. И больше ровным счетом ничего.
– Я и сам не вижу вас, юный сэр, – Признаться честно, я уже много лет не вижу абсолютно ничего.
– О, – мальчик с искренним сожалением посмотрел в пустоту перед собой, откуда, как ему казалось, исходил хриплый голос незнакомца. – Мне очень жаль, что вы ослепли!
– Я вовсе не слепой, – возразил невидимый собеседник. – Все дело в шляпе, юный сэр.
Джек непонимающе наморщил лоб и медленно повторил:
– Дело в шляпе?
– О да. Так и есть, юный сэр.
«Этот голос просто обожает рассуждать загадками. Наверняка он снова имеет ввиду совсем не то, о чем говорит», – подумал Джек.
Будто каким-то неведомым образом подслушав его мысли, голос неожиданно добавил:
– Я нахожусь прямо рядом с вами, юный сэр.
– Но где же?
– Если вы будете столь любезны и снимите со стены потрепанный котелок из фетра, то обнаружите под ним меня, – сипло ответил голос.
От удивления пшеничные брови Джека поползли вверх.
Разве человек способен уместиться под столь небольшой вещью? К тому же, что он вообще делает на стенном крюке? Почему бы ему самому не стряхнуть с себя мятую шляпу и не спуститься вниз?
Осторожно протянув ладонь к висящему на стене головному убору, Джек ухватил его за широкие поля и не слишком уверенно стащил вниз, стараясь обращаться с вещью как можно аккуратнее. Кто знает, какое диковинное существо могло обитать под ее сводами?
Наконец, рука мальчика с зажатой в ней шляпой медленно опустилась вниз, явив того, кто невольно был заточен под ней многие годы. И Джек едва сумел сдержать изумленный вопль – на него с неподдельным интересом уставились два круглых черных глаза. Таких пронзительных и безжизненно-застывших, что мальчику мгновенно стало не по себе.
– Вы… – запнулся он, продолжая стоять с разинутым от ошеломления ртом. – Вы птица!
– Ворон, если говорить точнее, – поправил мальчика хриплый голос.
И Джек вновь едва не вскрикнул от представшей перед ним невообразимой картины: при этих словах острый птичий клюв почти незаметно раскрылся, и отсыревший серый коридор второго этажа заполнил уже хорошо знакомый Джеку скрежещущий баритон.
– Невероятно… – только и смог он выдавить из себя.
Джек во все глаза уставился на своего необычайного собеседника, выронив из рук мятый-перемятый котелок.
Птица казалась огромной – мальчик не представлял себе, как она вообще могла умещаться под шляпой. Смолянисто-черные перья ворона, покрытые слоем сизой пыли, топорщились во все стороны. Он прилежно висел на каменной кладке, подвешенный за веревочную петельку, повернув голову вбок и внимательно изучая своего гостя парой не моргающих птичьих глаз.
– Я весьма признателен вам, юный сэр, – продолжал ворон как ни в чем не бывало. – За то, что вы избавили меня от этой ненавистной шляпы. Признаюсь вам – коротать десятилетия под ее полями было не слишком занимательно.
Закончив фразу, он почти незаметно шевельнул сложенными крыльями, будто силясь их расправить после долгого заточения. Однако этого почему-то не произошло. Только несколько больших пылинок, прилипших к кончикам его перьев, медленно закружили во влажном воздухе.
– Почему же вы не покинули этот крюк? – произнес мальчик, уже почти оправившись от изумления. – Зачем продолжаете висеть на нем?
– Юный сэр, я всего лишь чучело, – невозмутимо прокаркала птица. – Когда-то давно, в былые времена, я располагался на удобной, отполированной до блеска полке в настенном шкафу, где было полным-полно таких же пыльных чучел, как и я. Но затем, одной ненастной ночью, меня схватили и принесли в сей дом. С тех пор мои дни пролетали один за другим на этой самой стене. Пока какое-то время назад на меня, помимо всего прочего, не набросили смятый котелок.
– Это ужасно, – искренне посочувствовал мальчик. – Зачем же вас похитили, если бросили напрасно пылиться в коридоре на стене?
– На самом деле, я был изрядно запылен и до похищения, – уточнило чучело, сверкая черными глазами. – Позвольте представиться, юный сэр: при набивке чучельник нарек меня Пыльным Вороном. А как ваше имя?
– Джек, – вежливо ответил мальчик. – Меня зовут Джек.
И тут же громко чихнул. Поскольку учтивый Пыльный Ворон, очевидно, безуспешно попытался протянуть новому другу свое одеревеневшее крыло, отчего с его перьев во все стороны снова посыпались бархатистые крупинки слежавшейся пыли.
– О, простите меня, юный Джек, – поспешил прокаркать ворон. – Я должен был сразу предупредить вас о том, что меня набили книжной пылью, а не древесными опилками. Надеюсь, это не доставляет вам особых неудобств?
Мальчик покачал головой, с трудом сдерживаясь, чтобы не чихнуть еще раз. В его носу противно пощипывало от всей той трухи, что он успел вдохнуть. Кроме того, она кружила вокруг птичьего чучела будто рой навязчивой мошкары, то и дело упархивая в сторону мальчика и забираясь в его ноздри.
– Вовсе нет, – солгал он. – Не переживайте об этом, мистер Пыльный Ворон. Я очень рад нашей встрече…
И, не сумев сдержаться, Джек еще раз оглушительно чихнул.
Пыльный Ворон озадаченно сощурил эбонитовые глаза и встревоженно прокаркал:
– Я постараюсь не шевелиться, юный Джек.
– Не стоит, – отмахнулся мальчик. – Я в полном порядке!
Чучело смерило своего собеседника пронзительным взглядом, немного помолчало и уверенно добавило:
– Все же, для вашего здоровья будет куда полезнее, если вы не станете вдыхать столько книжной пыли. Я ведь все равно давно мертв, юный Джек. И вполне могу обходиться без движения многие-многие годы.
Мальчик лишь согласно кивнул в ответ.
«Должно быть, это ужасно тоскливо проводить свою жизнь вот так – оставаясь на ледяной отсыревшей стене в полном одиночестве. Да еще и когда на тебя сверху кто-то набросил свою старую шляпу», – размышлял он про себя.
Джеку стало жаль пыльное птичье чучело. Он представил себе, каково здесь, в этих одиноких коридорах, по ночам. Когда каменный особняк застывает в полночном оцепенении и вокруг нет ни души. Высокие узкие окна снаружи скребут голые колючие ветки, повсюду расползаются мрачные тени, порожденные свечными огарками, а издали доносится приглушенное уханье совы.
Сердце мальчика сжалось от неясной тоски. Если бы его когда-нибудь постигла подобная участь, он бы предпочел умереть.
Вот только мог ли умереть Пыльный Ворон?
Если ты и так давно мертв и превратился в чучело, набитое книжной пылью, то все, что ждет тебя впереди – это бесконечные столетия пустоты, проносящиеся одно за другим, как станции за окнами полупустого вагона поезда.
– Вас вновь что-то огорчило, юный Джек? – проницательно подметил Пыльный Ворон.
– Как вам удается угадывать мои чувства? – удивился мальчик, вынырнув из своих сумрачных размышлений. – Ведь в первый раз вы находились под шляпой и даже не могли видеть моего лица?
Чучело подмигнуло Джеку одним глазом, а затем загадочно прохрипело:
– Для того, чтобы видеть чью-то душу, не нужны глаза. Так что же вас гнетет, мой маленький друг?
Джек шагнул к серой каменной стене, на которой было подвешено черное чучело, оперся о щербатые булыжники спиной, и сделал тяжелый вдох. Казалось, что его грудь сдавливали ледяные железные тиски.
– Мне грустно думать о том, как вам здесь, наверное, одиноко.
– Признаться, в этом месте действительно не слишком радостно, – согласилось чучело, каркая теперь прямо над головой Джека. – В шкафу у чучельника, по крайней мере, меня всегда окружали друзья. Мы коротали безликие годы, беседуя по ночам, и это были изумительные беседы, юный Джек. Когда прошлое стерто и позабыто, а будущего попросту не существует, то единственное, что способно согреть каменеющее сердце – это долгие разговоры в темноте.
Джек промолчал, вновь наморщив лоб и задумавшись о чем-то своем. Но уже спустя несколько секунд на его лице отразилось странное возбуждение: отпрянув от шершавой стены, он с надеждой поглядел в мертвые глаза Пыльного Ворона:
– А где же находится шкаф чучельника? Может, я смогу вернуть вас домой?
Пыльный Ворон слегка качнул блестящим клювом:
– Вряд ли это возможно, юный Джек.
– Но почему?
– Мир, в котором я обитал, надежно спрятан за одной из тех дверей, что появляются в этой молчаливой обители по ночам. Я ни за что не смогу вспомнить, какая из них ведет в верном направлении, ведь похититель предусмотрительно набросил на мою голову носовой платок. А открывать все двери без разбора – сущее безумие. Увы, мой маленький друг, мне не суждено вернуться домой.
Опешив от услышанного, Джек уставился на говорящее чучело, не сразу подобрав слова для того, чтобы ему ответить.
– Выходит, – сбивчиво начал мальчик, с трудом совладав с охватившим его волнением. – Кто-то однажды проник за дверь, несмотря на суровый запрет? И похитил вас из шкафа чучельника?
– Все верно, юный Джек, – кивнула птица, и с ее клюва упало еще несколько больших пылинок, похожих на грязные снежинки.
Мальчик нахмурился.
В его голове тут же пронеслась одна колкая догадка. Догадка, от которой ему почему-то стало ужасно грустно. Уже в который раз за эту ночь.
– Недавно я столкнулся на лестнице с зеленоглазой девчонкой, – сокрушенно произнес он. – Ее зовут Энни, и, как я догадываюсь, она нередко нарушает правила этого дома…
– Я знаю, что вы пытаетесь сказать мне, маленький друг, – поспешил оборвать его Пыльный Ворон. – Но смею вас заверить – это никак не могла быть мисс Энни.
Джек ощутил, как с его души упал неимоверно тяжелый камень. Да, ему бы совсем не хотелось, чтобы эта девочка со смешным носом и пятнами веснушек на щеках оказалась злодейкой.
Он даже едва сумел сдержать улыбку облегчения – счел, что момент для этого не самый подходящий, ведь Пыльный Ворон, пристально наблюдавший за ним, мог ненароком заключить, будто мальчик не воспринимает его испытания всерьез. А это было совсем не так. Джек очень хотел помочь одинокому птичьему чучелу.
На всякий случай, чтобы уж точно не оставалось никаких сомнений, Джек все же решил уточнить:
– Почему вы так в этом уверены? Я своими ушами слышал, как Энни заявляла о том, что собирается прокрасться на первый этаж.
– Я вишу на этом крюке уже очень много лет, юный Джек, – ответил ворон. – Гораздо, гораздо дольше, чем вы можете себе представить. В ту ночь, когда меня забрали из шкафа чучельника, малышки Энни еще попросту не существовало.
Хитро сощурив остекленевшие глаза, пыльное чучело издало звук, больше всего походивший на короткий смешок. Очевидно, ему и впрямь ничего не стоило заглянуть в чужую душу и прочесть все чувства, которые в ней скрывались. Во всяком случае, Джек был твердо в этом убежден.
– Юный Джек, – хриплый голос снова стал серьезным. – Я был безмерно рад нашей встрече и тому, что вы нашли время для того, чтобы побеседовать со старым чучелом. Однако час близится к полуночи, и вам стоит отправляться наверх, чтобы подготовиться ко сну.
– Ну уж нет, – возмутился Джек. – Я ни за что не оставлю вас здесь, мистер Пыльный Ворон! Если я не могу вернуть вас домой, то хотя бы на какое-то время избавлю от одиночества и заберу с собой… Если, конечно, вы будете не против…
Последнюю фразу мальчик произнес отнюдь не так бодро и горячо, как первую. А когда промямлил последние слова, и вовсе покраснел, бросив на чучело взгляд, полный неуверенности.
Что, если Пыльный Ворон откажется следовать с ним? С чего Джек вообще взял, что птице может быть приятна компания обыкновенного человека, да еще и, к тому же, глупого пятнадцатилетнего мальчишки?
Возможно, чучело предпочтет оставаться здесь и ничего не менять. Ведь провисело же оно, в конце концов, на этом настенном крюке столько одиноких лет.
– Я был бы неимоверно вам благодарен за это, маленький друг, – немного поразмыслив, произнес вороний клюв. – Чувство такта ни за что не позволило бы мне просить вас об этом. Если я не стану обузой для вас, юный Джек, я буду рад провести с вами столько времени, сколько вам будет не жаль отмерять старому пыльному чучелу…
Не дожидаясь, пока Пыльный Ворон договорит, Джек одним рывком стащил его с покрывшегося ржавой патиной крюка, осторожно сунул подмышку (так, чтобы это никоим образом не могло обидеть вежливую птицу), подхватил свободной рукой свой дорожный чемодан и поспешил к лестничному пролету, на ходу неосторожно запнувшись о валявшуюся на полу шляпу.
Если бы Джек был достаточно внимателен (или, быть может, не так сильно увлечен своим новым приятелем), то мог бы заметить, что на смятых полях старого котелка, некстати ткнувшегося ему в ноги, изнутри была пришита именная тканевая бирка.
«Оливер Питерс Мл.», – вот что было на ней написано.
И это означало, что забытая шляпа принадлежала некоему Оливеру Питерсу младшему. Удивительно, но именно так звали отца мальчика, которого он не видел уже много лет.
Однако Джек не обратил на перевернутую шляпу ровным счетом никакого внимания. Он тащился вверх по деревянным ступеням, освещенным бегающим сиянием множества желтых свечей, и безостановочно чихал. А после раз за разом убеждал не перестающего извиняться Пыльного Ворона в том, что он в полном порядке и чувствует себя лучше, чем когда бы то ни было.
Вот почему Джек не мог заметить того, что происходило с забытым котелком далее.
Когда в коридоре второго этажа не стало совсем никого – ни самого мальчика, ни птичьего чучела, мятые поля шляпы подернулись едва заметными волнами, словно кто-то невидимый пытался расправить их, дергая вверх-вниз. А затем головной убор, покачнувшись, описал круг по сумрачному коридору, и сам собой покатился к занавешенному окну.
Достигнув края вылинявшей портьеры, котелок задергался в яростном приступе, будто раненное животное в предсмертной агонии. На дне шляпы, еще недавно бывшем совершенно пустым, заклокотала темно-бурая жидкость. Она пенилась и пузырилась, как вскипающая в чайнике вода. И вскоре начала переливаться за фетровые бортики котелка, окрашивая деревянные половицы в цвет несвежей, застоявшейся крови.
И тут случилось что-то совсем уж невообразимое. Шляпа принялась медленно подниматься в воздухе, продолжая истекать затхлой кровью. Перевернулась где-то под самым потолком и замерла.
Темно-багряные струи все ниспадали и ниспадали вниз, частично окрашивая собой бестелесную фигуру, застывшую у окна. Как будто проявляя кровавыми чернилами ее призрачную оболочку. И вскоре в странном силуэте, прячущемся в темноте, куда почти не доставал свет желтых свечей, можно было узнать человеческую фигуру.
Но все это длилось недолго – едва движущийся кровавый поток коснулся досок, освещенных золотистым сиянием, и кровоточащая шляпа, и ее незримый обладатель исчезли.
В волглом каменном коридоре второго этажа вновь воцарился гнетущий покой.