На следующий день Мария пришла к дочери рано утром. Помимо всего прочего она принесла Женьке альбом с ее рисунками и краски. Пока Женька осторожно пила куриный бульон, Мария листала ее рисунки. Почти на каждом из них была изображена Снежная королева. Королевы были синие, красные, в серебре и даже в костюме от Шанель.
– Ты что, Андерсена так любишь? – без всякой задней мысли спросила Мария.
– Нет, это я тебя так люблю.
– А ты, значит, у нас Герда? – Мария инстинктивно перешла в нападение.
Она понимала, что не должна этого делать, но справиться с собой не могла.
– Да, – серьезно кивнула Женька. – Только без Кая. И еще толстая.
Марии вдруг до боли стало жалко ее.
– Женя, ну хватит. Приедешь домой – и все будет хорошо. Все пройдет.
– Я не вернусь, – сказала Женька и отвернулась от матери.
– Что значит – ты не вернешься? – опешила Мария.
– Не знаю… Но в нашей квартире я жить больше не хочу.
В этот момент в палату шумно вошел Димка, и сразу стало как будто светлей. Женька заулыбалась, Мария перестала хмуриться, и даже девочка на соседней кровати тоже чему-то обрадовалась. Следом за Димкой вошел невыспавшийся Тетерин. Ночь он провел, ворочаясь на кушетке у себя в кабинете, поэтому был помят, небрит и молчалив.
Димка мгновенно наполнил собой всю палату. Он громко шутил, смеялся и совершенно не боялся говорить о том, что произошло. В его поведении не было даже намека на то, что все это серьезно. Выходило так, как будто Женька просто неудачно пошутила – и все.
– Привет диверсантам, – с порога сказал он. – Ну что, не удалась диверсия?
Женька радостно помотала головой:
– Не-а.
И на этом, к полному удивлению Тетерина, весь драматизм ситуации, с которым он просто не знал, как жить дальше, неожиданно был исчерпан, словно и не было ничего. Он испытал такой прилив благодарности к Димке, что, когда тот зачем-то поманил его с Марией в коридор, с радостью пошел за ним, ожидая еще каких-то чудес и освобождений.
Подведя Тетерина и Марию к открытому окну, за которым на деревьях шумела свежая листва, Димка быстро рассказал им о приезде Вали, а затем перешел к своему делу. В нескольких словах он обрисовал им свой план и те радужные перспективы, которые ожидали их, если они согласятся заложить квартиру всего на один месяц. Особенно Димка напирал на то, что кредит будет беспроцентным, потому что нужные люди привели его в какой-то замечательный фонд. Единственным условием этого фонда был выезд из квартиры на время займа.
– Это же месяц, ребята, – энергично говорил Димка. – Месяц всего. А потом заживем! Переберетесь на это время к старикам на Озерную. Знаете, как они рады будут. И Женька в себя придет.
На этот раз Тетерин ясно понимал Димку. Он понимал его бизнес-план настолько отчетливо, что даже успел удивиться тому, что этот таинственный фонд выдает кредит без процентов.
«А какой им тогда интерес?» – мелькнуло у него в голове, но вслух он этого не произнес, потому что Димка пел как соловей, и Тетерин не решился прервать эту песню. К тому же Димке в этих вопросах он доверял больше, чем себе.
– Ну как? – сказал тот и перевел взгляд с Тетерина на Марию.
– Я согласна, – ни секунды не раздумывая, кивнула она. – Когда нужно идти в этот твой фонд?
– Завтра утром, – ответил Димка, расплываясь в улыбке.
Через три дня Степан на своем КамАЗе перевез вещи Тетериных на Озерную. Теперь, за исключением Дедюхиных, в родительском доме впервые за долгие годы собралась практически вся большая семья. Пока переносили вещи из фуры в дом, Тетерин старался не встречаться взглядом с Валей. Разумеется, он понимал, что ему предстоит провести рядом с ней как минимум месяц и что в любом случае придется как-то общаться, но невольно хотел отодвинуть начало этого общения.
Томка, наоборот, жаждала прояснения ситуации. Она вообще любила мелодрамы и латиноамериканские сериалы. Поэтому, войдя в комнату, где Галина Семеновна и Валя меняли для Тетериных занавески, она подбоченилась и громко спросила:
– Мама, а как им стелить-то будем? Вместе или раздельно?
Галина Семеновна сурово посмотрела на младшую дочь и покачала головой:
– Ну, вот чего суетишься? Никто спать еще не ложится. Вечер придет – разберутся сами. Улягутся как-нибудь без тебя.
Но до вечера было еще далеко, а Томке не терпелось уже сейчас погрузиться в драму. Она обожала театр. Если бы не Степан, она бы наверняка стала актрисой. Парадокс их взаимоотношений состоял в том, что Степан без памяти влюбился в Томку, увидев ее на сцене самодеятельного театра, где она азартно исполняла роль беспутной и беспринципной певицы Юлии Джули в спектакле по пьесе Евгения Шварца «Тень», однако стоило им пожениться – и он тут же запретил ей посещать театральный кружок, не говоря уже о поступлении в театральное училище. Томка тогда слегка погоревала, разбила несколько тарелок, выкрикивая реплики из своих любимых монологов, а потом забеременела, и все стало хорошо. По старой памяти она еще вырезала фотографии любимых артистов из глянцевых журналов, однако годы шли, незнакомых звезд становилось все больше, и Томка все отчетливей понимала, что за Степаном и за его КамАЗом она как за каменной стеной. Ее, правда, слегка угнетало то, что Мария выучилась в институте и сама зарабатывала себе на жизнь, а Томка была всего лишь домохозяйкой, но заработки Степана позволили ей однажды купить такую дорогую шубу, что все вопросы карьерного, интеллектуального, а также имущественного неравенства между сестрами были сняты раз и навсегда.
Приезд Вали кое-что изменил в этом устоявшемся расположении сил. Во-первых, увидев сестру, Томка окунулась в прошлое, когда театральные эффекты были ей очень близки, а во‐вторых, само натяжение между Валей, Тетериным и Марией просто обязано было, по Томкиному мнению, привести к волнующей драматической развязке.
Поэтому, едва дождавшись, когда Галина Семеновна выйдет из комнаты, Томка свистящим шепотом сообщила Вале о том, что Тетерины разводятся, что Женька из-за этого пыталась покончить с собой и что лично она, Томка, всегда знала, что на чужом несчастье своего счастья не построишь.
Валя была слегка ошеломлена шекспировским темпераментом, с которым Томка излагала свой взгляд на семейную драму, и от этого не смогла найти нужных слов, когда, наконец, столкнулась на веранде с Марией.
– Ну, здравствуй, сестренка, – сказала та, слегка щурясь и вынимая внезапно неловкими пальцами сигарету.
– Мы там с мамой у вас в комнате занавески сменили, – сказала Валя и почему-то вдруг покраснела. – Не знаю – понравятся они тебе или нет…
Впрочем, к вечеру такая мелочь, как занавески, уже никого не волновала. Семья впервые за пятнадцать лет собралась почти вся целиком. Не хватало одного Юрки Дедюхина.
– А где сын-то твой? – спрашивал Муродали у Степана, разливая по рюмкам водочку. – Я с ним тоже хочу познакомиться.
– Успеешь еще, – отвечал Степан, отводя взгляд в сторону.
Ему нелегко было объяснить свояку-таджику, что сын его состоит в непонятной полулегальной организации и уже несколько раз задерживался милицией за нападения на выходцев с Кавказа и из Средней Азии.
– Ну, будем, – сказал Степан, а затем чокнулся с Муродали и закусил грибочком.
– Замечательные грибы у Галины Семеновны, – промычал Тетерин, а Степан подмигнул ему:
– Повезло нам с тещей.
Их жены тем временем собрались за баней. Когда-то давно сестры скрывались тут от родителей, чтобы пошушукаться, обсудить свои сердечные дела, а чуть позже – и покурить. Теперь они по старой привычке прятались, хихикали и выглядывали из-за бани, опасаясь быть застигнутыми врасплох.
– Степа меня с сигаретой увидит – убьет, – говорила Томка, восторженно представляя себя в образе Дездемоны. – Он у меня прямо мавр.
Однако мавру в этот момент было не до нее. После четвертой рюмки он стал с интересом выспрашивать у Тетерина о том – приходят ли к нему на прием красивые женщины и до какой степени они раздеваются перед ним. Тетерин смеялся, махал на него рукой, а Муродали размышлял вслух о покупке дома где-нибудь здесь, на Озерной.
– Ты сначала деньги свои верни, – усмехался Степан. – А то губу уже раскатал.
И разговор их неизбежно возвращался к Димкиному бизнесу, китайским компьютерам и покупке новых квартир.
За баней говорили о том же.
– Я лично себе четырехкомнатную куплю, – щурилась от сигаретного дыма Мария. – Мне меньше не нужно.
Чтобы позлить Томку, оказавшуюся со своим Степаном в стороне от общего предприятия, Мария рассказала ей про свой сон, в котором она была владелицей большого поместья, а Томка служила у нее домработницей.
В результате этих невинных фантазий пострадал не ожидавший подвоха Степан. Забравшись на чердак, где Галина Семеновна постелила им с мужем, Томка улеглась поверх одеяла в позе спящей Венеры с картины итальянского художника Джорджоне и стала терпеливо ждать Степана. Закинутая за голову правая рука быстро затекла, но Томка была в образе и не шевельнулась до тех самых пор, пока не услышала поднимающегося по лестнице мужа.
Увидев ее в столь многозначительной позе, Степан мгновенно уловил посылаемый ему сигнал, но к полному своему изумлению был решительно отвергнут после первой же попытки вписаться в картину замечательного итальянского художника эпохи Высокого Возрождения.
На его тревожные расспросы Томка отвечала сердито и коротко, но не выходя при этом из образа. Она обвинила его в том, что у всех теперь будут новые квартиры, а она, Томка, будет корячиться в старенькой двушке.
– Как домработница, – с дрожью в голосе заключила она, а затем схватила подушку и спустилась вниз, оставив мужа без малейших надежд на близость.