Выходить из дома было тяжело. И физически (проклятый чемодан!), и морально. Я же с самого рождения жила с родителями, не отдалялась от них еще ни разу. Незамужним девицам оно и не положено, мало ли, какие слухи поползут, но мне сейчас было плевать. Не захотят меня новые женишки – тем лучше!
Уже ковыляя по садовой дорожке, я не удержалась, бросила взгляд на окно. Там тут же дернулась занавеска. Наверняка мама следила за мной и поспешила спрятаться. Она тоже не верила в происходящее. До последнего ждала, что одумаюсь и пойду прощения просить: жить-то мне больше негде.
Точнее, так было раньше, теперь же у меня есть своя половина дома, пускай к ней в придачу и идет заносчивый, ядовитый, как гадюка, фейский хлыщ! Представляю, как он будет злорадствовать, что я так быстро вселяюсь. Еще и не одна, а в компании Глаши.
– Да не горюйте, барышня! – заговорила она, легко шагая со своим невесомым узлом. – Когда меня папка решил из дома выпроводить, я тоже лежала и ночь плакала. Думала, погибну в чужом месте. А потом приехала, глядь: работы крохи, еды вдосталь, комната у меня отдельная.
– Глаша, это чуланчик под лестницей, – уточнила я. – Вот в новом доме уже будет вполне приличная спальня. У госпожи Вильхоф их десять. Но да, я тоже хочу верить, что перемены только к лучшему.
– Дом свой – это ж еще какое лучшее! Дом – основа всего. Вот прибьется к вам какой мужичок негодящий, а вы его ухватом за шею, да с крыльца! Потому что вы там хозяйка. А хорошего, конечно, можно и приветить.
– Давай только без женихов. С меня прошлых хватило.
Глаша понимающе кивнула и поправила ползущий вниз платок. Дома ее странная одежда не так бросалась в глаза, а здесь, ближе к центру Тергорода, даже прохожие оборачивались. Женская мода до сих пор была консервативной: те же многослойные юбки и закрытый верх, что и в прошлом веке носили. К счастью, сейчас отошли от турнюров и жестких корсетов, сдавливающих ребра, но все предложения носить женщинам брюки не пошли дальше модных фарузских журналов. Глаша в те точно не заглядывала, а по-простому куталась во все, что попадалось под руку, не заботясь о сочетании цветов и фасонов. Вот сейчас на ней было две цветастые юбки, нижняя длиннее и ярче верхней, объемная вязаная кофта, а поверх – сшитый из лоскутов жилет. Платков она тоже натянула два: тонкий белый и с яркими розами поверх.
– Знаешь, – я вздохнула и решительно поставила чемодан на землю, – в новую жизнь нехорошо идти в старом платье. Пойдем, купим тебе новое.
– Ишь, деньги еще тратить! И это еще не износилось. А в узелке у меня новое есть, не ношенное, из фарузского материалу!
– Который бабушка покупала для кухонных полотенец. Идем, Глаша.
Не слушая возражений, я подхватила ее и потащила к ближайшему магазину готового платья. Чемодан оттягивал левую руку и норовил из нее выскользнуть, Глаша причитала и пыталась выкрутиться из правой. Когда же достигли цели, поток ее жалоб стал еще больше. И ткани здесь негодные, и крой ее полнить будет, и цвета душу не радуют.
В конце концов я не выдержала, выдала ей три платья и почти силком затолкала в примерочную. Девушки-продавцы смотрели на нас недовольно и поджимали губы, но спорить или пытаться выпроводить не решились. И правильно, я после всех событий сегодняшнего дня была совсем не в духе.
– Злая вы, барышня, – протянула Глаша, выходя из примерочной.
Платье она выбрала самое простое, сшитое из светлой ткани в мелкий голубой цветочек. А поверх надела однотонный жилет. Не самые дорогие вещи, но в них она выглядела обычной городской девушкой, а не древней старухой.
– Вот отниму платок, тогда и поговорим о моей злобе.
Она снова сжалась в комок и обхватила голову руками, недобро зыркая на меня исподлобья. На оплату этого наряда ушла четверть моей стипендии, но оно того стоило. Глаша, хоть и хмурилась, но выглядела довольной. К тому же со дня на день я закончу один большой перевод, и с деньгами станет полегче.
Спорить со мной Глаша не стала, но свои старые вещи тоже унесла. И потом не разговаривала все время, пока мы тряслись в вагоне до окраины города.
Бабушка Рита жила за его пределами, в стороне от дачных поселков и деревень, потому после трамвая нам пришлось идти по тропинке через лес. Вначале Глаша обиженно шагала позади, затем подхватила мой чемодан с другой стороны и пристроилась рядом.
Под ногами шелестела опавшая хвоя, а разлапистые сосны напитывали своим ароматом воздух. Солнце уже медленно клонилось к закату, здесь и там прошивая крону деревьев золотистыми полосами. Приятная бы вышла прогулка, если бы в мою голову не лезли мысли о времени. Пока еще солнце уверенно висело над горизонтом, но того и гляди скроется, выпуская осенний холод и лихих людей. В Тергороде с его близостью к границам никогда не бывало спокойно.
– Вы, барышня, если топиться с горя удумали или там на сосне вешаться, то могли бы и поближе к городу место выбрать, – пробормотала Глаша.
– Не говори глупости, не буду я страдать из-за очередного жениха или ссоры с матушкой. У меня еще дипломная не дописана и материал для диссертации не собран. Хочу сделать большую работу о различиях толкования рун в магических схемах и обычных текстах. Это поможет точнее и проще составлять заклинания.
– Ох и могучий у вас умище! А смекалка житейская хромает. Была бы в порядке, подсказала бы, когда стоит умищем хвастаться, а когда лучше с Глашкой о погоде поболтать али о грибах.
– Все равно я из грибов знаю только мухомор.
– Я про то и говорю, – покивала она. – Ни смекалки, ни хитрости, беда это для девки.
– Глаша, я не девка, а действующий переводчик со старорудского и еще пары мертвых языков. В будущем, возможно, полноценный профессор.
– Была я с вами в бане, точно говорю – девка. А нам хитрость нужна и обаяние. Вы же, барышня, как палка прямая и такая же негибкая. Это плохо.
Я не стала комментировать ее слова. Очевидно, у нас с Глашей совершенно разные взгляды на роль женщины и спорить об этом бессмысленно. Для ее деревни наверняка «могучий женский умище» действительно беда. А вот в нашем Тергороде образованная барышня не такая уж редкость. Бабушка Рита смогла прожить ярко и насыщенно, много добилась в науке и в жизни, вдруг и я так смогу? Тем более и дом у меня уже есть. Половина точнее, вдобавок к которому идет заносчивый и ядовитый, как поганка, Тилль Лайтнер. Даже внешне на нее похож: такой же светлый и тонкий, под темной шапочкой.
Я взглядом зацепилась на растущие вдоль тропинки высокие светлые грибы с тонкими ножками. «Юбочка» на них была совсем небольшой, а шляпки будто бородавками поросли. Большие такие и странные, наверняка ядовитые.
– О, зонтики! – улыбнулась Глаша. – Кабы б не ваш чемодан, насобирали бы сейчас на ужин.
– Угу, у меня как раз есть один кандидат на угощение. Надеюсь, яд в них действует медленно.
– Какой яд, барышня? Мы каждый год такие собирали, по лукошку, еще никто не отравился. Ну разве что дед Василь. Но он столько медовухой баловался, что скорее от нее.
Ладно, и здесь меня Глаша уела. Она определенно ближе к живой природе и больше о ней знает, а мой «умище» здесь бесполезен.
– А вон то, – продолжала она, указывая на грибы с темно-красными шляпками, – сыроежки. Ох и хорошее тут для грибника место, надо будет после ужина прогуляться.
– Глаша, не смей. Добрые люди вечером по лесу не ходят. К тому же здесь волки водятся и кабаны. Не хватало еще влипнуть в историю из-за грибов. Многие ученые мужи считают, что те вовсе и не полезны для организма и плохо усваиваются.
– Так понятно, что не мясо, но вкусно же, – не смутилась она. – Особенно если засолить или там в маринад. На сковородочке, да с лучком, тоже неплохо. Ой, ну вас барыня, разбередили со своими грибами, а собирать запрещаете.
– Взываю к здравому смыслу. Не стоят они такого риска.
– Ладно, утром пройдусь, пока вы спать будете, – простодушно согласились Глаша.
Я покачала головой и не стала спорить. Хочет бегать по лесу за своими зонтиками – пусть бегает. Наверняка такую девицу и медведем не испугать, тем более волками. Те по осени старались не подходить близко к людям, хватало и другой, более простой добычи.
Грибов в лесу действительно было в избытке. Но мы уже подошли достаточно близко к дому бабушки Риты, а ее местные побаивались, считали то ли ведьмой, то ли фейской пособницей. Хотя за все два года общения она не удостоила нелюдей ни единым добрым словом. Была у нее в прошлом какая-то неприятная история, связанная с ними, но подробностей я не знала.
Местных отчасти можно было понять: где это видано, чтобы одинокая женщина в компании двух котов обосновалась в глухом лесу? Притом, высоких заборов бабушка Рита не держала, как и охранников или злобных псов. К ней изредка приходили люди из ближайшей деревни, помогали с работой по дому и привозили продукты, но близко она общалась только со мной и той самой госпожой Крыжевской, которой хотела отдать записную книжку.
И вот оказывается, что у бабушки Риты есть внук! Еще такой взрослый, заносчивый и мерзкий.
– Не любила ваша барыня Вильхоф людей, – первой заговорила Глаша.
– Она была очень милой и сдержанной.
– В глушь забралась, точно ведьма, чтоб ни одной живой души рядом – от милоты или сдержанности?
Я не нашлась, что ответить. Не раз слышала от бабушки Риты ее рассказы о том, как она устала от студентов за годы преподавания, потому такое место для дома и не вызывало удивления. А сейчас после слов Глаши задумалась. Вокруг Тергорода хватает деревень и дачных поселков, бабушка Рита могла обосноваться в любом, но почему так упорно держалась за дом? Он ведь, насколько помню, не ее родовое гнездо. Астрид купила его уже в преклонном возрасте, за пару лет до выхода на пенсию.
– Или же делишки темные проворачивала, – Глаша понизила голос до трагического, почти театрального шепота. – Подальше от чужих глаз и полиции.
– Ох, перестань! Госпожа Вильхоф всю жизнь посвятила переводам с мертвых языков и преподаванию, что такого зловещего она могла проворачивать? Обычная одинокая старушка, живущая в глуши с котами.
– То вы про нее знаете. А как оно на самом деле было – загадка. Уж простите, барыня, но бабушка ваша самоназванная ни про завещание вам не сказала, ни про внука. Отчего ж при милоте своей шарфы ему не вязала или не отправляла посылки с вареньем? Ваша, вон, пусть и бранится, а до сих пор проверяет, по погоде ли оделись и не зачитались ли не евши.
– Глаша, тебе с такими мышлением в следователи необходимо или в контрразведку.
Она вздохнула, наверняка замолчав новое замечание о том, как мешает жить умище, и я не стала продолжать разговор. Проклятый чемодан оттягивал все руки, а каблуки туфель постоянно норовили подломиться или застрять в ямке. Вернусь в город, первым делом куплю себе галоши или сапоги специально для прогулок вокруг нового дома. Еще нужно будет одежду потеплее и что-нибудь на голову. Пока шли через лес, я успела здорово продрогнуть. Раньше ведь ходила сюда с корзинами, не такими тяжелыми, потому бежала быстро, сейчас же еле плелась, а без Глашиной помощи уже давно бы бросила чемодан и шагала налегке.
Наконец мы добрались до уже знакомых мне кустов шиповника, за которым начинался небольшой парк рядом с домом. Яркие ягоды казались особенно крупными и оттягивали ветки, Глаша снова запричитала, что надо оборвать их на отвар, а то такое добро пропадает, но к самим кустам не полезла. Затем мы прошли еще немного по узкой дорожке и остановились.
– Ух, да здесь целая усадьба!
– Десять спален, – ответила я.
Дом действительно был большим, при этом несколько бестолковым. Бабушка Рита рассказывала, что его построили веков семь-восемь назад, когда на этих землях вовсю резвились феи, а территория будущего Тергорода принадлежала гальтам. Вообще это место столько раз меняло хозяев, что по одному ему можно отследить всю историю этой части континента.
В те времена строили основательно, крепко. Людям было непросто выживать в суровых краях рядом с феями и другой чудью. А еще были дикие звери, разбойники, соседи, могущие прийти с набегами в неурожайный год. Оттого часть дома была сложена из больших и крепких камней, окна имела маленькие и узкие, сейчас ползущие к земле.
Но годы шли, мир менялся, в него приходило более совершенное оружие, а феи с их магией постепенно исчезали, уходили восточнее, в глухие леса. Тогда хозяева дома решили добавить к дому еще одно крыло. Побольше, со спальнями, купальней, каминами.
Верхний же этаж надстраивали в конце прошлого века, лет пятьдесят назад. Тогда в моду вошло все открытое и летящее, воздушное и невесомое. Так у дома появился круговой балкон и вычурный флюгер с играющей на флейте феей. Более старые части дома попытались замаскировать плетущимися розами и диким виноградом, но те все равно проступали, как шрамы у старого бойца. Это место определенно хранило свои тайны и не собиралось их так просто раскрывать.