Глава 4. Когда объяснения ничего не объясняют

Метель снова ударила в стекло, а вой в трубе стал заунывным и протяжным, словно где-то далеко волк холодным зимним утром призывает своих собратьев. Окамир поднялся со стула и размеренно прошелся к окну, занавески на нем колыхнулись и метель будто отступила, а видимость за стеклом прояснилась.

Хозяин дома остановился. Мне показалось, вместе с ним опять застыл весь дом и снова ожил лишь когда Окамир заговорил.

– Ты когда-нибудь замечала, что после общения с некоторыми людьми становишься вялым? Будто силы все вынули, – поинтересовался он.

Я икнула, все же есть с такой скоростью для пищеварения неполезно. Вопрос странный и чтобы подумать над ним мозги не шевелятся, особенно, когда в желудке тяжесть, а в пищеводе будто что-то застряло.

– Ну… – протянула я в ответ и покосилась на графин с водой, – наверное.

Окамир бросил на меня короткий взгляд через плечо и порекомендовал:

– Ты запей, запей. А то похватала еду, как утка. Нельзя же так. Питаться надо аккуратнее.

Он отвернулся, а я послала ему в спину сердитый взгляд. Вроде говорит без насмешки, но когда весишь за восемьдесят пять, сложно воспринимать слова о весе и еде иначе, чем колкости. И все же я взяла ополовиненный хозяином графин и налила воды. Вода холодная, аж зубы свело, но я несколькими глотками протолкнула застрявшие куски и спросила охрипшим голосом:

– Ну и что дальше?

Окамир стоял лицом к окну и спиной к нам, заложив позади руки, и смотрел куда-то в снежную даль. Мне даже показалось, что всюду, куда он смотрит, метель как-то утихает. А может это просто мое разыгравшееся воображение, что не удивительно после всего случившегося.

– Ты подумай тщательнее, – попросил он, не оборачиваясь. – Как часто бывает, поговоришь с продавщицей или директором, а может с соседкой по курсу. А потом сил нет, из рук все валится. Да вдобавок ещё и машина какая водой из-под колес обольёт. Ну? Подумай.

Нехотя мои мысли все же заворочались, видимо глюкоза из обильного завтрака всё-таки потекла в мозг и заставила его работать. В памяти одна за другой стали всплывать события, на мой взгляд незначительные, но очень подходящие под описанное Окамиром. В них нашлось место и продавщице в круглосуточном магазинчике за общагой, она вроде любезная, улыбчивая и всегда трогает меня за плечо, приветствуя и прощаясь. А мне потом дурно до тошноты всю ночь. И директору из колледжа, он наоборот, строгий, хмурый, как встретишь его в коридоре, считай что получил неуд – в этот день обязательно все наперекосяк по учебе пойдет. Есть и однокурсники. Алинины подруги все язвы, но одна вроде спокойная, даже здоровается со мной. Но лучше бы не здоровалась – будто силы вынимаются от общения с ней, потом вялая ходишь и в сон клонит.

Я сделала глубокий вдох и выдох, затем кивнула.

– Ну вообще да, – ответила я, – такое бывает. Ну и что с того?

Мои слова у Окамира вызвали бурную реакцию, он резко развернулся и вскинул ручища.

– Чудесно! – воскликнул он. – Значит замечаешь. Это уже много.

Мне показалось, его глаза снова сверкнули синим. Может и не показалось. Существует ведь в этом странном доме говорящая радужная пиявка и незамерзающее озеро вокруг.

Тихон тоже чему-то довольно закивал, а Окамир пересек гостиную, глухо стуча каблуками по синему сукну и резко сдвинул настенную штору.

Обалдение вновь накатило на меня и ввергло в ступор. Я считала, эта штора декоративная, но за ней по непонятным мне законам физики в космическом пространстве крутится что-то напоминающее «инь-ян». Оно перетекает само в себя, постоянно меняя цвета своих половин на противоположный. Причем не только черный и белый. Но и зеленый – красный, синий – желтый, фиолетовый – оранжевый. И ещё какие-то сочетания, о которых я бы не подумала, как о противоположностях. Но в этом шаре они кажутся именно противоположностями. Оно медленно крутится и испускает мягкое свечение. Иногда недалеко от шара появляются темные всполохи, я их для себя определила, как чёрные дыры. Они запускают щупальце к шару и будто высасывают из него цвет. А потом это щупальце что-то отрезает, черная дыра исчезает, а шару возвращается контрастность.

С выпученными глазами я проговорила:

– Это… что такое???

– Равновесие, – сообщил Окамир. – Но это потом. Я просто решил показать, чтоб ты сразу понимала – это не шутки.

Я все ещё таращилась на космический шар, которого в стене быт не может, и сердце мое гулко стучало, а в голове звенела мысль «я сплю, я сплю, я сплю!»

– Какие уж тут шутки, – выдавила я, не веря глазам.

Окамир кивнул и задернул штору.

– Значит смотри. Объясняю на пальцах для новичков. В основном люди бывают двух типов. Одни создают энергию из себя. Другие потребляют извне. Оба типа взаимодействуют друг с другом и дополняют.

Пытаясь абстрагироваться от самого факта невероятности происходящего, я постаралась вникнуть.

– Звучит логично, – дрожащим и хриплым голосом согласилась я.

– Да, – подтвердил хозяин дома. – Но есть третьи. Они не умеют ничего, кроме одного – присосаться к донору и тянуть из него жизненные силы.

– Гады какие…

Окамир кивнул.

– Гады. Но выглядят обычно как простые люди. Разница в том, что после общения с ними у доноров упадок сил и все из рук валится.

В моей голове снова всплыли образы директора, продавщицы и однокурсницы. Да. Действительно после коннекта с ними состояние так себе. Но у меня и в мыслях не было ассоциировать их с какими-то мистическими… А кто они?

– Так а что это за люди? – поинтересовалась я уже вслух, а вспомнив говорящую пиявку, добавила: – Или… э… существа?

Окамир прошелся по гостиной и остановился у большого книжного шкафа, которого, я точно помню, не было, когда я сюда входила. Когда он поднял руку, доставая толстенную книгу с верхней полки, я не смогла удержаться и не поглазеть на то, как туго натянулся пиджак на его широких плечах. Даже треск ткани померещился. Мой взгляд сам по себе скользнул ниже, где под краем пиджака туго сидят классические брюки на крепком мужском заду. Таких задов даже у наших физкультуристов нет.

Мой продолжительное глазение ожидаемо закончилось неловкостью – Окамир с книгой в руке обернулся и стал свидетелем того, как я на него пялюсь. Губы его растянулись в довольной усмешке, но он никак не прокомментировал момент. Зато мои щеки снова запылали, как рассветное солнце.

– Вот тут почитаешь, – сказал хозяин дома, подшагнув к столу и положив на него книгу. – На досуге, как говорится.

Борясь со смущением и стыдом, я придвинула книгу к себе и опустила взгляд. Щеки все ещё горят, и от улыбки блондина только сильнее. Удивительно, как такой яркий во всех смыслах мужчина не брезгует общаться с такой, как я. В интернетах пишут, что бывают и любители пышек, но я что-то с таким не сталкивалась. Видимо, эти любители обитают только на просторах сети. В любом случе, Окамир не выглядит тем, кто предпочитает размер плюс. Как и обделенным женским вниманием тоже.

– Так, – кое-как собрав логическую цепочку воедино, сказала я, – а причем тут я вообще?

Указательный палец хозяина дома взмыл к потолку, Окамир сказал с энтузиазмом, от которого я даже отшатнулась:

– Ага! Это очень правильный вопрос.

– И?

– Что «и»? Вся соль в том, что ты, уважаемая Софья, одна из доноров, – с важным видом сообщил Окамир.

Новость вызвала у меня новый приступ икоты, а когда запила его водой, почему-то нервно хихикнула.

– Слушайте, – выждав пару минут, пока нервяк утихнет, сказала я, – я не знаю, что здесь происходит и что вам от меня надо. Но я во всю эту чушь не верю. Не знаю, как вам удалось провернуть этот фокус с пиявкой…

– Её зовут Клаудия, – деловито напомнил Тихон.

Я кивнула.

– Пускай Клаудия. Может она живая кукла какая-то или три-дэ голограмма. Но вы себя послушайте. Это же бред психический.

Тихон и Окамир переглянулись. Мне эти их молчаливые переглядки не понравились и я поднялась из-за стола со словами:

– Знаете, что? Вы тут оставайтесь, а я пойду. Дурите голову своими фокусами кому-нибудь другому.

То, как выбираться из этой Тмутаракани, я ещё не придумала. Судя по видам из окон, а видно в них зимний лес, да снежные холмы, я в какой-то очень далекой дали, куда обычно посылают неугодных. Да и дом по какой-то неведомой технологии стоит прямо на воде. Но эти двое и Пашка сюда как-то добираются. Значит и выбраться реально.

Я шагнула в сторону голубой арки, подошва тапок, кстати, приятно спружинила, а я мысленно вздохнула – даже в ортопедических магазинах я не встречала таких. А с моим весом удобная обувь – залог здоровых костей. Ну, почти.

– То есть, – произнес мне в спину Окамир, – тебе не интересно, что тебе может угрожать?

Прозвучало это так пугающе, что моя и без того взмокшая спина вспотела ещё больше, а к пояснице скатился холодок. Смелости я не испытывала, а зато от напряжения и нервозности подрагивали руки, но я все же нашла в себе храбрость ответить, причем довольно резко:

– Единственные, кто мне сейчас может угрожать – это два чокнутых, которые меня похитили и впаривают какую-то чушь.

После чего прыть во мне взыграла с невероятной силой. И прежде, чем Окамир с Тихоном успели дернуться, я на автомате схватила корзинку с печеньем и рванула через арку к выходу.

Бегать, по понятным причинам, мне никогда не удавалось. Я скорее прошагала, переваливаясь с ноги на ногу и шумно дыша. Даже успела поморщиться – со стороны, наверное, колыхаюсь, как желе, недовольное, что его заставили напрягаться. Но в прихожую я все же сбежала. От натуги по лбу на висок скатилась капля пота, а я ринулась ко входной двери и навалилась на нее всей массой. Но та не поддалась.

– Замуровали, демоны.

Я быстро повертела головой. Взгляд упал на неприметный проход справа, за которым лестница спускается вниз. Думать некогда и я пробежала к ней. В проходе полумрак и только небу известно, как мне удалось по ней спуститься, не загремев всеми жирышцами. Хотя в случае падения, они как раз и смягчили бы его.

– Софья! – донеслось сверху. – Куда ты?

Отвечать – значит потерять драгоценное время. Насколько хватило сил и дыхания, а оно тяжелое и шумное, я проколыхалась по мрачному коридору. Тусклый свет голубых светильников по стенам освещает его плохо и я боялась споткнуться о какую-нибудь ерунду и грохнуться. В таких местах обязательно из пола должно что-нибудь торчать. Но, к моему облегчению, я преодолела метров пятнадцать, а пол такой же ровный и гладкий.

Ступеньки позади заскрипели, я припустила быстрей и к моменту, когда в коридоре послышался топот, ворвалась в какую-то дверку справа и плотно её закрыла, задвинув засов. Через пару секунд в неё ударили, голос Окамира прозвучал глухо, видимо дверь и стены в каморке толстые.

– Софья! Немедленно выходи!

В каморке полумрак, пахнет сыростью у стены какие-то ящики. Я на них села, пальцы сама собой нырнули в корзинку с печеньем, которую я нервно прижимала к груди.

– Да прям! – огрызнулась я и отправила пару печенюшек в рот.

Запечённое тесто приятно хрустнуло на зубах и рассыпалось сладкими песчинками на языке. Начинка из кусочков шоколада и изюма продлили вкус, а когда он стал затихать, сразу захотелось все повторить. Глотая, я на миг закрыла глаза и показалось, что упало забрало, мир исчез, а остался только он – сладкий вкус печенья с шоколадом. В погасшем на секунду сознании растеклось сахарное великолепие, которое умеет решать все проблемы, исправлять любые ошибки и превращать серую реальность в полноцветную вселенную.

Половина всех печенек в корзинке исчезли минуты за полторы. Только после этого я смогла снова более-менее связно соображать, забрало открылось и я стала жевать медленнее и спокойнее.

В дверь продолжал стучать Окамир.

– Софья, открой сейчас же! Ты не должна там находиться!

– Верно, – согласилась я с набитым ртом, чувствуя, как по венам моим потекла долгожданная глюкоза, принося с собой бесконечное счастье и удовлетворение. – Вы меня похитили. А это, если не знаете, запрещено законом. Отпустите меня и тогда я выйду.

Когда сказала, поняла, как глупо прозвучали мои слова. Даже если пообещают отпустить, то едва открою дверь, снова меня схватят. Формально, конечно, они мне пока в основном помогали – спину вылечили, поесть дали. Но может похитители так себя и ведут: откормят, а потом… В сексуальное рабство к любителям девушек попышнее. А учитывая, что мой опыт в этом деле стремится к нулю, я ещё и в цене буду, наверняка среди таких ценится нетронутые телеса.

Меня передернуло от собственных мыслей, а Окамир снова постучал в дверь и прокричал:

– Да нет же, свербигузка! Там Ужиный Царь спит! Зима же!

Ни в каких ужиных царей я не верила. И продолжала бы не верить, если бы в темноте коморки, которая, судя по всему не коморка, а помещение побольше, что-то не зашуршало. Жевательный рефлекс у меня моментально прекратился, я так и застыла, сидя на ящике с раскрытым и полным печенья ртом. Мои глаза привыкли к полумраку и в нем я увидела, как медленно и неспешно по полу движется решетчатая труба в пол обхвата. Сверху неё ещё одна такая же, тоже движется и от чего-то немного блестит. Я сглотнула большую порцию печенья и до моего обалдевшего ума с запозданием дошло, что это не труба, а кольца громадной змеи. То, что я приняла за решетки, на самом деле крупные блестящие чешуйки. И если у этой змеи такое громадное тело, то наверняка венчает его такая же крупная голова с соответствующими зубами.

Загрузка...