Я толстая. И в этом проблема.
Поэтому я сижу на фуд-корте и пью какао на воде. Без сахара. Сахар мне нельзя. Как и булочки, пирожные, торты и остальные вкусняшки, без которых жизнь серая и тусклая. И дело не в медицинских показателях, хотя они намекают – следить за сахаром полезно.
Я всегда была толстой. Размер пятьдесят плюс при росте в метр шестьдесят три превращает меня в бильярдный шар, который вместо грациозного дефилирования лебедя, катится по торговому центру и откидывает от себя людей. Зато я смогла отрастить себе копну густых чёрных волос. В сочетании со светло-голубыми глазами и хомячьими щеками, перетекающими во второй подбородок, мой облик внушает страх и трепет. Так что парни знакомятся со мной крайне редко. Точнее – никогда. И к своим восемнадцати, которые мне исполнились ровно сегодня, я успела обзавестись лишь рыжим котом породы мейнкун и школьной подругой, которая по иронии судьбы стройная, как тростинка, хотя ест в три раза больше меня.
К моменту, когда я поступила в колледж на сестринское дело, я успела перепробовать пару дюжин диет, посетить с десяток психологов и побывать в спортзалах. Тренеры обещали сказочное преображение, уверяли, что за пару месяцев превратят меня в прекрасного лебедя, у которого не будет отбоя от парней. Но воз и ныне там, а я все еще угрожающая бочка.
Парни.
Еще один краеугольный камень моего расстройства. Когда в девятом классе после летних каникул девчонки пришли в школу и стали наперебой рассказывать о своих лав-стори в летних лагерях, я молчаливо отсиживалась на задней парте, потому что похвастаться могла лишь шестью сотками вскопанного огорода на даче, выпеканием курников и вечерними посиделками с котом.
Не то, чтобы я не гордилась умением копать грядки, но это не то, чем хочется заниматься девчонке в шестнадцать лет. Я надеялась, что в колледже все изменится, что я похудею, заведу новых друзей и встречу классного парня. Но прошло два года, а я все еще с котом и единственной подругой, которую жду на фуд-корте уже второй час, а за окном стемнело, потому что в ноябре темнеет быстро. Так что моя единственная и верная соратница – это выпечка, которую я нежно люблю, но стараюсь очень дозировать.
В целом я мало ем. Даже не завтракаю, а только выпиваю чашку кофе и бегом на пары. Максимум – бутерброд с тонким ломтиком сервелата. Обед получается не всегда, и то какой-нибудь сэндвич или суп магазинный суп из раздела готовой еды. На ужин действительно могу заесть картошки по-деревенски или макароны. Но учитывая, что считай весь день не ела, это не так уж и много. При таком скудном питании я все равно пышнею, как на дрожжах. Наверное, генетика.
– Сонь, прости, с девчонками задержалась, – запыхавшись выдохнула Алина и плюхнулась на против меня за стол. – Зашли за джинсами, два часа выбирали. Капец. Там новый завоз, все классные и сидят просто огонь.
Алина. Та самая подруга детства. В отличие от меня с приятельницами у нее все в порядке. Что не удивительно. Им с ней не приходится стыдиться жирной подруги. Алина не говорит, но мы обе понимаем, что именно поэтому она не берем меня с собой в компанию. Оно и понятно – там популярные девчонки, а они тусуют с парнями с курса физкультуры.
Я отпила остывший какао и кивнула ей.
– Понимаю.
– Сонь, да ты не обижайся, – вскинулась Алина и захлопала нарощенными ресницами. – Мы с тобой в другой раз сходим.
И без того упавшее настроение рухнуло еще ниже, я буркнула:
– Вряд ли там на меня найдутся размеры.
Алина взяла мое какао и отхлебнула, ее нос сморщился, она с брезгливостью поставила пластиковый стаканчик обратно на стол.
– Ну и гадость, – сообщила она. – Зачем ты пьешь его, он же невкусный.
Иногда недальновидность Алины изумляла, я ответила, отодвигая стаканчик, из которого окончательно расхотелось пить:
– А то ты не знаешь.
– Сонь, – вздохнула Алина и театрально взмахнула руками, – ну может хватить себя изводить? Прими себя такой, какая есть. Тебе не надо худеть, ты и так прекрасна.
Я хмыкнула.
– Тебе легко говорить со своим сорок вторым размером и как его там? Никита? Ты ведь с ним на тусе у Королинской познакомилась? А я ни с кем не познакомилась. Меня не было на этой тусе. Потому что не позвали. А не позвали из-за того, что жирная. Так что я буду пить свое невкусное какао.
Алина выпучила на меня круглые карие глаза и откинулась на спинку стула.
– Сонь, ну ты вообще кукухой уже поехала со своим похудением. Так нельзя.
Сама не знаю, почему именно сейчас и здесь так разозлилась на Алину. Но факт того, что я в который раз оказалась за бортом жизни окончательно вышиб из колеи. Я встала из-за стола со словами:
– Я пойду, Алин.
– Да ну ты чего…
– Ты забыла про мой День Рождения, Алина.
Подруга выпучила глаза и выдохнула:
– Ой! Да ты что? Серьёзно? Не может быть? Когда он?
– Алин, сегодня. Что-то нет настроения выбирать ботинки. Я я пойду.
Подругу я оставила сидеть с раскрытым ртом и провожать обалдевшим взглядом мою крупногабаритную спину. От досады разыгрался аппетит, и я грешным делом покосилась на витрину целого магазина мармелада. Рот наполнился слюной. Какое счастье, в жизни есть радости, которые можно себе позволить хотя бы чуть-чуть.
Конечно же я заглянула в магазин, но вышла оттуда всего лишь с одним конвертиком орехов в шоколаде. Когда положила орешек на язык, безмятежное счастье растеклось во рту, сердце пропустило удар, и я на миг закрыла глаза, отдавшись шоколадно-ореховому блаженству.
Но оно закончилось, когда разомкнув веки, увидела двух парней с курса физкультурников. Они шли мимо и взгляд их выражал жалость, насмешку и почему-то неподдельный интерес. Такой, что стало не по себе. Настроение снова в миг рухнуло в Тартар, я убрала конвертик с орехами в карман и угрюмо пошла между витрин.
Я двигалась по торговому центру, нарочно не глядя в отражения витрин, и злилась. Злилась на свое тело, которое по какой-то причине не хочет выглядеть стройным, на Алину, которой повезло с генами, на весь мир, в котором красота синоним стройности. Самое обидное, что я действительно пытаюсь сбросить этот долбанный лишний вес, но он будто прирос ко мне и считает, что совсем не лишний.
Грешным делом уже стала подумывать об операции, ведь делают же знаменитости всякие липосакции, чтобы всегда выглядеть, как модели с обложек. Только стоят такие процедуры столько, что я за всю жизнь не заработаю, если буду работать медсестрой. А кроме этого я только готовить и умею. Говорят вкусно. Видимо, из-за этого и растолстела, как на дрожжах.
Когда вышла к фонтану в самой середине торгового центра, как на зло передо мной двое работников в оранжевой одежде пронесли зеркало во весь рост. Я отвернулась, смотреть на себя в отражении всегда испытание, к которому в данный момент я не готова.
Решив обойти объект моей тревожности, я шагнула влево. Уж не знаю, звезды ли так сошлись или просто какой-то очень несознательный человек постарался. Показалось, что меня кто-то сильно толкнул в грудь, а может я наступила на что-то скользкое. Дальше последовал триумф моего позора, в котором я, как мешок с арматурой, поскользнулась и загремела всей массой на довольно твердый пол. Кроме того, что по спине растеклась жгучая боль, самолюбие мое разбилось на тысячи осколков и осыпалось в бездну самобичевания. Как и пакет с шоколадными орешками. Кроме того я сильно ударилась головой, все закружилось, стало мутным, но сознания я не потеряла и сквозь дымку видела, как вокруг меня столпились люди. Какой-то активный субъект быстро растолкал зевак, очень отдаленно и глухо до меня донеслось:
– Отойдите, ей нужен воздух.
– Вот это масса, я думала она пол проломит…
– Тяжело, наверное, с таким весом…
– Отойдите я вам говорю. Дальше. Еще дальше.
В том, что сознание меня не покидало, я была уверенна, поэтому совсем не поняла, как оказалась лежащей на заднем сидении автомобиля, который везёт меня неизвестно куда.
Голова гудит. Попыталась подняться, но спину стрельнуло так, что я застонала.
– Ууу…
Из-за пассажирского сидения впереди выглянул темный силуэт, лица не разобрала потому, что мелькающие в лобовом стекле фонари слепят и не дают разглядеть.
– Лежите, не шевелитесь. Вам нужен покой, – сообщил спокойный мужской голос, низкий и приятный.
Меня эта приятность насторожила. Несмотря на туман в голове и острую боль в спине, я уперлась локтем в кожаное сидение и с усилием приподнялась.
– Вы кто? Куда везете? – спросила я и поморщилась – каждое слово отдалось тупой болью в висках.
Мужской силуэт ответил:
– Меня зовут Тихон, вам не о чем переживать. У вас сотрясение и, видимо, сильнее ущемление в спине. Но скоро все будет хорошо.
– Вы везете меня в больницу? – спросила я и снова покривилась от боли.
Тот, кто назвался Тихоном замешкался с ответом, что напрягло меня еще больше. Зачем меня было грузить в машину, если можно просто вызвать скорую, коль уж я реально серьезно упала? И ведь смогли поднять всю мою необъятную массу.
– М… нет, – через несколько секунд все же ответил Тихон. – Не в больницу. Но обещаю, с вами все будет хорошо.
После такого заявления меня уже конкретно стало страшно. Ехать куда-то с какими-то мужиками, еще и с травмами – перспектива жуткая.
Превозмогая боль в спине и голове, я сунула пальцы в карман куртки, которая чудесным образом надета на меня. А я точно помню, что когда заходила в торговый центр – сдавала ее в гардероб и гуляла в эластичных легинсах и длиной черной тунике. Одели они меня что ли?
Телефон я благополучно нащупала, но когда посмотрела на экран с холодком обнаружила, что тот черный и безжизненный.
Разрядился зараза. Не надо было смотреть ролики с котиками.
Силуэт неведомого Тихона снова сообщил мирно:
– Здесь сеть не ловит. Но вы не переживайте.
Я промолчала. Знать, что у меня сдох телефон, ему совсем не обязательно.
– Почему вы не везете меня в больницу? – наконец решилась снова поинтересоваться я. – Кто вы вообще? Что случилось? Зачем я здесь?
Тихон повернул голову, я увидела подсвеченный светом мелькающих фонарей профиль мужчины в годах. А по голосу не скажешь.
– Вам все объяснят. Беспокоиться совершенно не о чем.
– Знаете, – заметила я с холодком на пояснице, – звучит неубедительно. Вы бы на моем месте поверили бы?
Тихон кивнул.
– Понимаю. Но, видите ли в чем дело, я не в праве говорить больше, чем мне дозволено. Могу лишь заверить, что теперь вы в полной безопасности.
Глаза мои сами собой выпучились, я спросила:
– А разве я была в опасности?
Тихон кивнул.
– Такие, как вы, сами не знают, какой опасности подвергаются.
Таинственность на границе бреда меня ввергла в ступор, который через несколько секунд пути стал превращаться в панику. Едем мы недопустимо быстро, а судя по темным деревьям за окном, далеко за городом. Я в компании двух странных мужиков, один из которых водитель, не произнесший ни слова за время поездки.
– Так, – слишком резко от страха сказала я, – немедленно остановите машину и отпустите меня!
Голос Тихона прозвучал с легкой растерянностью.
– Но там же лес. А на улице темно и небезопасно. Куда вы пойдёте?
– Что я, темноты не видела? – бросила я, хотя в действительности оказаться одной в лесу ночью очень боюсь.
– Так если бы темноты… – многозначительно отозвался Тихон.
Его тон пугал и злил все больше, я попыталась сесть прямее, но спину прострелила резкая боль. Ах да, от страха и напряжения я даже забыла, что получила травму.
Облегчать задачу по вывозу меня неизвестно куда этим двум я не собиралась. Вопль как-то сам по себе вырвался из моей глотки. Я даже не знала, что умею так кричать. Не то, чтобы я рассчитывала поразить похитителей ультразвуком, просто на меня накатил ужас, орала я тупо и по-девчачьи.
Тихон снова развернулся на переднем сидении ко мне лицом, на его губах мелькнула пугающая дружелюбием улыбка.
– Это естественно, – произнес он мирно и, не дожидаясь, пока я прекращу вопить, брызнул мне в лицо из маленького флакончика.
Запахло кисло-сладким, я чихнула и набрала воздуха, чтобы продолжить кричать. Но картинка перед глазами поплыла, лицо Тихона превратилось в размазанную кляксу, а потом навалилась темнота.
Просыпалась я медленно, будто тусила три дня подряд, а проспаться мне так и не дали. Одеяло мягко окутывало меня, как кокон, матрас мягкий. Все, как дома. Значит, я в своей комнате, а все, что было накануне, пригрезилось.
– Будить им пускай еще поспит? – донесся незнакомый голос, а я эту же секунду поняла, что произошедшее реально и резко села.
Боль в спине обожгла так, что я застонала и зажмурилась, а голос, кстати мужской, воскликнул:
– Осторожнее! Вам нужно восстановиться!
Спина горела, но я все же разлепила веки. Я на высокой кровати, укрытая пуховым одеялом, от чего моя туша кажется настоящей горой. Комната шире моей раза в три, мебель под старину, но новая и помпезная. Причем вся в синих, голубых и белых тонах. В два широченных окна светит солнце, плотные шторы подвязаны веревочками, как в кино. Перед моей кроватью стоят двое. Того, кто назвался Тихоном, я узнала. Он и правда выглядит лет на пятьдесят-шестьдесят, но поджарый, лицо сухое, а виски чуть тронуты сединой. Тёмно-зелёный фрак на нем сидит, как влитой, а бляха на ремне начищена до блеска. Второй – мальчишка помладше меня на вид, с русыми кудрями и весёлыми карими глазами. Льняная рубаха выпросталась из штанов, а сапоги не по размеру большие.
– Гляди, Тихон, – сказал он с улыбкой и указа на меня, – сама проснулась.
Тихон шлепнул его по пальцу, парнишка цокнул и быстро спрятал палец подмышку, а Тихон сказал:
– Некрасиво тыкать в людей пальцами.
– А чем же мне в них тыкать? – с растерянностью спросил парень.
– Ничем, – ответил наставительно Тихон. – В людей тыкать вообще нельзя.
Вчерашний ужас накатил на меня с новой силой, я дернулась, чтобы соскочить с кровати, но спина предательски болит, а с моим весом акробатические спрыгивания с кровати чреваты разнообразием. Поэтому схватилась за край одеяла и натянула его на нос с выкриком:
– Вы кто нафиг такие?! Что вам надо?!
Лицо Тихона тут же засияло вниманием, он шагнул к моей постели и примирительно выставил ладони вперед.
– Спокойно, спокойно пожалуйста, – попросил он. – Уверяю, вам нет надобности кричать и волноваться. Сейчас вы в безопасности.
– Д?! – проорала я, а ор у меня всегда получается зычный и громкий. – Тогда какого мурзика вы меня украли?
– Не украли, – поспешил поправить меня Тихон, – а уберегли.
– От чего?!
В груди моей клокотало, а от страха живот скрутило, и я тайком мечтала об уборной. Но остальной организм сейчас жаждет лишь спасения, а природный зов как-нибудь потом. В голове ворох мыслей сложился в пугающую картину – такую как я похить могли только ради чего-то жуткого. На органы, например. В интимное рабство вряд ли, я не знаю мужчин с таким специфическим вкусом. Хотя некоторые любят полненьких. Но я не просто полненькая. Я – бочка.
Страх так глубоко проник в каждую мою клетку, что закружилась голова. К счастью я все ещё сижу на постели и меня лишь откинуло на подушку.
Тихон приблизился к краю кровати и склонился надо мной с обеспокоенным и заботливым лицом.
– Софья, – продолжил он меня успокаивать, – не переживайте вы так.
– Где мой телефон? – проблеяла я, прикрывая рот краем одеяла. – Я позвоню в полицию.
Пацан в изножье кровати фыркнул, его лицо скривилось, а руки скрестились на груди.
– Да оставьте её, Тихон, – предложил он. – Проорется и угомонится.
Тихон зыркнул на него строго и бросил повелительно:
– Пашка, а ну брысь! Ишь, уши развесил. Быстро на кухню! Дел невпроворот. А он тут ошивается!
И снова развернулся ко мне с заботливым видом. Пацан, которого Тихон назвал Пашкой, показал ему в затылок язык и с озорной улыбкой сквозанул в дверь. Между прочим, резную и с блестящей лепниной.
Когда я осталась наедине с этим Тихоном, тревога и напряжение во мне снова сковали тело. Может они не станут меня продавать на органы? Если бы собирались, наверное, уже прибили бы и распотрошили. Правда органы лучше сохраняются в живом теле, а не в морозилке… Хотя что я в этом понимаю.
Страх колотил меня частым ознобом несмотря на тёплое одеяло, я выглядывала из-за его края и таращилась на Тихона.
– Что вам надо?
Тихон вздохнул тяжело и устало, губы растянулись в деликатной улыбке.
– Софья, давайте так, – проговорил он. – Сперва мы приведем в более-менее пригодное состояние вашу спину, потом вы поедите, а дальше мы все объясним. Заверяю вас, вы в безопасности. Идет?
Верить этому Тихону у меня причин чуть меньше, чем ноль. Но выбирая между ужасом и неведением и ужасом и пониманием, я выбираю второе. Поэтому кивнула.
– Идет.