Долина Ужаса. Совет юстиции (сборник) - читать онлайн

Глава 1. Предупреждение

– Я тут подумал, что…

– Давайте думать буду я, – резко оборвал меня Шерлок Холмс.

Мне всегда казалось, что я наделен просто ангельским терпением, но должен признать, что это язвительное замечание меня сильно задело.

– Знаете, Холмс, – сухо произнес я, – вы порой становитесь просто несносны.

Он был слишком занят своими мыслями, чтобы сразу ответить на мое замечание. Подперев голову рукой, он сидел над нетронутым завтраком и рассматривал небольшой листок бумаги, который только что достал из конверта. Потом он взял конверт, поднес к свету и очень внимательно осмотрел его с обеих сторон.

– Это почерк Порлока, – задумчиво произнес он. – Да, я почти не сомневаюсь, это почерк Порлока, хотя до сих пор мне его приходилось видеть всего пару раз. Характерная прописная «Е» с интересным завитком сверху… Но, если это Порлок, дело должно быть исключительной важности.

Холмс скорее размышлял вслух, чем обращался ко мне, но слова его так меня заинтересовали, что я даже позабыл об обиде.

– А кто это – Порлок?

– Порлок, Ватсон, это nom-de-plume [1], всего лишь способ обозначить себя, но за ним скрывается ловкая и сноровистая личность. В предыдущем письме он честно признался, что это не настоящее его имя, и даже предложил мне разыскать его среди миллионов жителей этого огромного города. Но Порлок сам по себе не интересен. Интересен тот великий человек, с которым он связан. Представьте себе рыбу-лоцмана рядом с акулой или шакала, который всюду следует за львом… Да все, что угодно, незначительное, что сопровождает нечто большое. И не просто большое, Ватсон, но опасное… в высшей степени опасное и зловещее. Его я представляю себе таким. Я вам когда-нибудь рассказывал о профессоре Мориарти?

– А, это тот ученый преступник, который так же знаменит среди жуликов, как…

– Не заставляйте меня краснеть, Ватсон! – смущенно махнул рукой Холмс.

– Я хотел сказать: как и совершенно неизвестен обычным людям.

– Браво, Ватсон! Браво! – воскликнул Холмс. – Я вижу, вы уже научились язвить. Нужно будет придумать, как от этого защищаться. Но то, что вы называете Мориарти преступником, с точки зрения закона является клеветой… И в этом заключается непостижимость ситуации! Величайший комбинатор всех времен, организатор и вдохновитель всех самых жестоких и коварных преступлений, злой мозг криминального мира, разум, который мог бы вершить судьбы наций… Вот какого масштаба этот человек! Но перед законом он настолько чист, более того, ведет такой незаметный и совершенно законопослушный образ жизни, что его не то что нельзя обвинить, он сам бы мог привлечь вас к ответственности за только что произнесенные слова и получить вашу годовую пенсию в качестве возмещения за клевету, попранное достоинство. Это ведь он является автором той самой знаменитой «Динамики астероида», книги, которая поднимается к таким высотам чистой математики, что, как выяснилось, в научном мире не нашлось никого, кто мог бы дать ей достойную критическую оценку. И на такого человека вы наговариваете! Несдержанный на слова доктор и ставший жертвой клеветнических нападок профессор – вот какие роли были бы вам уготованы. Говорю вам, это гений, Ватсон. Но ничего, дайте мне время, я и до него доберусь.

– О, как хотел бы я это видеть! – в порыве воскликнул я. – Но вы говорили об этом человеке, Порлоке.

– Ах да… Человек, которого мы знаем под именем Порлок, – это одно из звеньев цепочки, ведущей к его великому спутнику. И, честно говоря, не самое надежное. Но это единственное слабое звено, которое я нашел.

– Но ведь прочность любой цепи измеряется прочностью самого слабого звена.

– Совершенно верно, дорогой Ватсон! Именно поэтому Порлок так важен. Кое-какие зачатки добра, еще оставшиеся в его душе, плюс десять фунтов, которые я время от времени ему подбрасываю на всякий случай, – в результате я пару раз получал от него предварительные сведения о планах преступников… Бесценные сведения, которые дают возможность предвидеть и предотвратить преступление, а не помогают раскрыть его. Не сомневаюсь, если бы у нас был ключ к шифру, мы бы выяснили, что его письмо как раз из разряда таких предостережений.

Холмс положил записку на оставшуюся неиспользованной тарелку, я встал, подошел к нему и посмотрел на это необычное послание. Вот что я увидел:

– Что это, по-вашему, Холмс?

– Очевидно, некое зашифрованное послание.

– Какой смысл присылать шифровку, не указав ключа к шифру?

– В данном случае – никакого.

– Что значит «в данном случае»?

– То, что существует множество шифров, прочитать которые для меня не сложнее, чем криптограммы в газетах в разделе частных объявлений. Подобного рода ухищрения скорее являются разминкой для ума, чем настоящей задачей. Но здесь другой случай. Несомненно, это указание на определенные слова на странице какой-то книги. Пока я не узнаю, что это за книга и на какую страницу нужно смотреть, прочитать послание невозможно.

– А почему слова «Дуглас» и «Берлстоун» не зашифрованы?

– Разумеется, потому, что их не оказалось на данной странице книги.

– Тогда почему он не указал книгу?

– Ваша врожденная осторожность, Ватсон, та присущая вам осмотрительность, которой так восхищаются ваши друзья, тоже не позволила бы вам посылать и шифровку, и ключ к шифру в одном конверте. Попади такое послание не в те руки, его не составило бы труда прочитать. С минуты на минуту должны принести почту, и я сильно удивлюсь, если мы не получим второго письма с объяснением или, что более вероятно, саму книгу, к которой относятся эти цифры.

Расчеты Холмса очень скоро полностью подтвердились, когда Билли, помогающий нам по хозяйству мальчишка, принес ожидаемое письмо.

– Та же рука, – вскрывая конверт, сказал Холмс. – О, оно даже подписано, – ликующим голосом добавил он, развернув сложенный пополам листок. – Дело продвигается, Ватсон.

Однако, когда он прочитал послание, по лицу его пробежала тень.

– Какая жалость! Боюсь, Ватсон, что наши ожидания окажутся напрасными. Надеюсь, Порлоку ничего не угрожает. Послушайте, что он пишет:

«Дорогой мистер Холмс!

Я выхожу из этого дела – слишком опасно. Он меня подозревает. Я это чувствую. Когда я подписывал этот конверт, в котором собирался отправить ключ к шифру, он вошел в комнату так неожиданно, что мне едва удалось кое-как прикрыть Ваш адрес. Если бы он его увидел, у меня были бы очень большие неприятности. Я вижу, с каким подозрением он на меня смотрит. Прошу Вас, сожгите мое предыдущее письмо с шифром. Оно вам не пригодится.

Фред Порлок».

Прочитав письмо, Холмс надолго задумался, устремив хмурый взгляд на огонь в камине.

– В конце концов, – наконец сказал он, взвесив записку на ладони, – может быть, никакого повода для беспокойства и нет. Вполне возможно, это лишь его разыгравшееся воображение. Понимая, что является предателем, он мог прочитать в чужих глазах обвинение, которого там на самом деле не было.

– А «он» – это, надо полагать, профессор Мориарти.

– Да. Когда такие люди говорят «он», можете не сомневаться, кого они имеют в виду. Для них всех есть лишь один «ОН».

– Ну, и что такого он может сделать?

– Хм. На этот вопрос трудно ответить. Когда твоим врагом становится один из умнейших людей Европы, в руках которого сосредоточены все силы зла, возможности просто безграничны. Как бы то ни было, мой друг Порлок напуган до смерти… Можете сравнить его почерк в записке и на конверте, который он подписывал, как указано, еще до этого зловещего визита. Один почерк четкий и уверенный, второй едва читаемый.

– А почему он все-таки решил писать? Он же мог просто выбросить конверт.

– Побоялся, что я захочу узнать, что случилось, а это могло бы выдать его.

– Несомненно, – сказал я. – Очевидно, так и есть. – Я поднял первое письмо и еще раз вчитался в него. – Как все-таки обидно иметь в руках важнейшее послание и понимать, что прочитать его вне человеческих возможностей.

Шерлок Холмс отодвинул давно остывший завтрак и взялся за трубку, которую всегда курил, когда нужно было крепко подумать. Комната наполнилась зловонным табачным дымом.

– Вот что интересно, – сказал он, откидываясь на спинку стула и устремляя взгляд в потолок, – мне кажется, что некоторые обстоятельства все же ускользнули от вашего макиавеллиевского ума. Давайте рассмотрим это дело в свете чистой логики. Примем за основу то, что этот человек отсылает нас к определенной книге.

– Довольно шаткая основа.

– Посмотрим, удастся ли нам как-то ее укрепить. Чем больше я думаю об этой загадке, тем менее неразрешимой она мне кажется. Какие указания имеем мы относительно этой книги?

– Никаких?

– Ну-ну, не все так плохо. Зашифрованное послание начинается с немаленького числа 534, верно? Можно принять за рабочую гипотезу, что 534 – это указание на ту страницу, которая является ключом к шифру. Таким образом, книга наша должна быть толстой. Это уже что-то. Что еще мы можем о ней выяснить из записки? Далее идет знак II. Что это, по-вашему, Ватсон?

– Конечно же, указание на главу.

– Вряд ли. Я думаю, вы не станете спорить, что, сообщив страницу, указывать главу не имеет смысла. К тому же, если на пятьсот тридцать четвертой странице книга доходит только до второй главы, то длина глав в ней превосходит любые разумные пределы.

– Значит, это столбец!

– Превосходно, Ватсон! Сегодня вы просто блещете умом. Готов спорить на что угодно, что это именно столбец. Итак, начинает вырисовываться толстая книга, в которой текст набран столбцами, причем достаточно длинными, поскольку среди указанных слов есть даже двести девяносто третье. Может ли логика подсказать нам что-либо еще?

– Боюсь, больше мы ничего не узнаем.

– Вы к себе несправедливы. Ну же, Ватсон, еще одно усилие, еще одна гениальная догадка! Если бы книга была какой-то необычной, он прислал бы ее нам. Но он этого не делает – судя по размеру конверта, прежде чем его планы были нарушены, он хотел лишь сообщить, о какой книге идет речь. Он сам пишет об этом в письме. Это указывает на то, что, как он считает, мне не составит труда самому раздобыть эту книгу. Книга эта есть у него, он уверен, что она есть и у меня. Другими словами, это очень распространенная книга.

– То, что вы говорите, звучит довольно правдоподобно.

– Итак, наши поиски теперь можно ограничить. Нас интересует очень распространенная толстая книга, набранная в два столбца.

– Библия! – взволнованно воскликнул я.

– Хорошо, Ватсон, хорошо. Но не совсем. Предположим, я мог бы иметь ее, но мне кажется совершенно неправдоподобным, чтобы эта книга была всегда под рукой у одного из помощников Мориарти. К тому же Святое Писание имеет очень много разных изданий, и вряд ли бы он посчитал, что нумерация страниц в моей и его копиях совпадет. Нет, эта книга должна быть стандартной, одинаковой во всех изданиях. Он уверен, что его пятьсот тридцать четвертая страница не отличается от моей пятьсот тридцать четвертой.

– Но таких книг очень немного.

– Вот-вот. В этом наше спасение. Теперь мы ограничены лишь книгами, которые всегда перепечатываются в одном и том же виде и которые могут найтись в любом доме.

– Железнодорожный справочник! «Брэдшо»!

– Нет, Ватсон, с этим тоже есть сложности. Лексикон Брэдшо хоть и емок, но ограничен. Набор слов в нем вряд ли подходит для того, чтобы пользоваться им для составления посланий общего содержания. Исключим «Брэдшо» из нашего списка. От словарей, боюсь, придется отказаться по той же причине. Что же остается?

– Какой-нибудь ежегодник?

– Блестяще, Ватсон! Голову даю на отсечение, что вы попали в точку! Ежегодник! Давайте рассмотрим энциклопедический ежегодник Витакера. Он достаточно распространен, в нем интересующее нас количество страниц, текст набран в два столбца. Если в предыдущих изданиях язык его был довольно сух, то в последнем, если я не ошибаюсь, ситуация как раз обратная. – Холмс взял с письменного стола том. – Итак, вот страница пятьсот тридцать четыре, второй столбец. Здесь большая статья, посвященная… торговле и экономическим ресурсам Британской Индии. Записывайте слова, Ватсон. Тринадцатое – «Маратхи». Боюсь, не самое обнадеживающее начало. Сто двадцать седьмое – «правительство». Тут есть хоть какой-то смысл, хоть к нам и к профессору Мориарти вряд ли применимый. Что ж, попробуем дальше. Чем же занимается правительство Маратхи? М-да! Следующее слово – «щетину». Ничего не вышло, мой дорогой Ватсон. Все кончено!

Голос у него был веселым, но по тому, как густые брови сошлись у него над переносицей, я понял, что мой друг расстроен и недоволен. Признаться, я тоже не был готов к неудаче. Насупившись, я стал смотреть на огонь. Долгое молчание нарушил неожиданный возглас Холмса.

– Ватсон! Все дело в том, что мы с вами идем в ногу со временем и вооружены самыми последними справочниками. Поэтому и поплатились! – снова оживился он. – Сегодня всего лишь седьмое января, а у нас уже имеется свежий ежегодник. Я более чем уверен, что Порлок, составляя шифровку, пользовался предыдущим изданием. Несомненно, он сообщил бы мне об этом, если бы все-таки написал письмо с объяснением. Давайте посмотрим, что нам даст пятьсот тридцать четвертая страница прошлогоднего издания. Тринадцатый номер – «вскоре», и это уже на что-то похоже. Номер сто двадцать семь – «опасность», – глаза Холмса заблестели, длинные худые пальцы крепче впились в книгу. – «Будет», – продолжал он называть слова. – Ха! Ха! Превосходно! Записывайте, Ватсон. «Вскоре опасность будет… грозить… человек… по… фамилии». Потом у нас указано Дуглас. «Сельский… богач… сейчас… проживает… в… Берлстоун… усадьба Берлстоун… уверенность… дело… срочно». Ну вот, Ватсон. Что вы теперь скажете о чистой логике и ее возможностях? Надо послать Билли к зеленщику, может, у него имеются в продаже лавровые венки.

Я удивленно рассматривал получившееся послание, которое записывал под диктовку Холмса на листе бумаги, разложенном на моем колене.

– Что за странная манера излагать свои мысли! – заметил я.

– Наоборот, он прекрасно справился с задачей, – возразил Холмс. – Когда тебе необходимо подобрать слова, а в твоем распоряжении имеется всего лишь один столбец текста, нельзя надеяться, что в нем найдется все, что тебе нужно. Хочешь не хочешь, придется полагаться на догадливость своего корреспондента. Смысл послания совершенно ясен. Замышляется определенное преступление, жертвой которого должен стать некто Дуглас, богатый сельский джентльмен, проживающий в указанном поместье. В том, что дело серьезное и срочное, Порлок не сомневается… «Уверенность» – самое близкое по смыслу к «уверен» слово, которое он нашел в тексте. Все встало на свои места! Да, пришлось нам потрудиться!

Холмс приосанился, преисполнился сдержанной гордости, как художник, стоящий рядом со своим лучшим творением, хотя сов сем недавно, когда потерпел неудачу, испытывал не меньшее по силе противоположное чувство. Он все еще наслаждался успехом, когда Билли распахнул дверь и в комнату стремительным шагом вошел инспектор Макдональд из Скотленд-Ярда.

Это происходило в самом начале восьмидесятых годов, когда имя Алека Макдональда еще не гремело на всю страну. Тогда это был молодой подающий надежды детектив, который успешно провел несколько дел. При взгляде на высокого подтянутого молодого инспектора становилось понятно, что он наделен не только исключительной физической силой, но и острым умом, о чем свидетельствовали крупный череп и глубоко посаженные яркие глаза, поблескивающие под густыми бровями. Алек Макдональд был молчаливым, аккуратным человеком, педантичным и упорным, разговаривал с сильным абердинским акцентом.

За свою карьеру он уже дважды обращался к Холмсу за помощью, и оба раза мой друг помогал ему добиться успеха, причем делал это совершенно бескорыстно, поскольку интеллектуальное удовлетворение от работы было для него лучшей наградой. По этой причине шотландец относился к своему коллеге с огромным уважением и восхищением и обращался к нему всякий раз, когда сталкивался с какими-либо трудностями. Посредственность не приемлет ничего выше себя, но талант мгновенно распознает гений, и Макдональд был достаточно талантлив в своей профессии, чтобы понимать, что нет ничего зазорного в том, чтобы принимать помощь от лучшего и опытнейшего специалиста во всей Европе. Нельзя сказать, чтобы Холмс считал его своим другом, но всегда был рад встрече с этим энергичным шотландцем.

– А вы ранняя пташка, мистер Мак! – воскликнул он. – Удачи вам с поиском червячка. Впрочем, боюсь, что вы к нам пожаловали не просто так, а по делу.

– Если бы вы сказали не «боюсь», а «надеюсь», это было бы ближе к истине, мистер Холмс, – улыбнулся в ответ инспектор. – Сегодня утром так холодно, вот я и решил заскочить к вам на секунду немного согреться. Нет, я не буду курить, спасибо. Долго засиживаться у вас тоже не буду – вы же знаете, чем раньше берешься за дело, тем лучше. Но… но…

Инспектор вдруг замолчал и в полном недоумении впился глазами в листок бумаги на столе, тот самый, на котором я записывал загадочное послание.

– Дуглас! – неуверенным голосом, запинаясь произнес он. – Берлстоун! Что это, мистер Холмс? Я не верю своим глазам! Откуда вы об этом знаете?

– А, это мы с доктором Ватсоном прочитали одну шифровку. Но почему… Что произошло с этим Дугласом?

– Только то… – инспектор перевел удивленный взгляд на меня, потом снова посмотрел на Холмса. – Только то, что мистер Дуглас, проживающий в усадьбе Берлстоун, этой ночью был зверски убит.

Глава 2. Шерлок Холмс рассуждает

Именно ради таких драматических моментов и жил мой друг. Было бы преувеличением сказать, что его поразило или даже взволновало это неожиданное известие. Нет, этот удивительный человек не был бездушным, просто долгая жизнь в постоянном нервном возбуждении притупила его чувства. Впрочем, хоть душевные переживания и были чужды ему, в тот миг интеллектуальное возбуждение его достигло предела. Ничего подобного тому ужасу, который испытал я, на его лице не отразилось, скорее, на нем появилось выражение заинтересованности, как у химика, наблюдающего образование кристаллов в перенасыщенном растворе.

– Любопытно, – сказал он. – Очень любопытно!

– Вы, похоже, вовсе не удивлены?

– Скорее заинтересован, чем удивлен, мистер Мак. Чему тут удивляться? Из достоверного, хоть и анонимного источника я получаю предупреждение о том, что определенному человеку угрожает опасность, и не проходит и часа, как я узнаю, что опасность эта материализовалась и человек погиб. Как вы верно заметили, меня это совершенно не удивляет.

Он в нескольких словах рассказал инспектору о письме и шифре. Макдональд слушал его молча, подперев сцепленными ладонями подбородок, его кустистые рыжие брови были напряженно сдвинуты.

– Сегодня утром я собирался ехать в Берлстоун, – сказал он. – К вам я зашел спросить, не хотите ли вы поехать со мной… Вы с доктором Ватсоном. Но теперь мне начинает казаться, что нам полезнее задержаться в Лондоне.

– Я так не думаю, – возразил Холмс.

– Черт подери, мистер Холмс! – вскипел инспектор. – Через день-два все газеты будут трубить о берлстоунской загадке. Но где же тут загадка, если в Лондоне нашелся человек, который предсказал это преступление еще до того, как оно было совершено? Все, что нам нужно, это найти этого человека.

– Несомненно, мистер Мак. Но как вы предлагаете искать этого так называемого Порлока?

Макдональд повертел в руках конверт, который протянул ему Холмс.

– Отправлено из Камбервелла… Это нам мало поможет. Имя, как вы говорите, вымышленное. Действительно, негусто. Вы, кажется, упоминали, что посылали ему деньги?

– Дважды.

– И как вы это делали?

– Переводом до востребования в камбервеллское почтовое отделение.

– А вы когда-нибудь узнавали, кто их получал?

– Нет.

Инспектор сильно удивился.

– Но почему?

– Потому что я всегда держу свое слово. Когда он первый раз написал мне, я обещал, что не стану выслеживать его.

– Вы думаете, за ним кто-то стоит?

– Я не думаю, я это знаю.

– Тот профессор, о котором вы как-то упоминали?

– Совершенно верно.

Инспектор Макдональд улыбнулся и бросил на меня многозначительный взгляд.

– Мистер Холмс, я не буду от вас скрывать, мы в управлении считаем, что у вас что-то вроде пунктика по поводу этого профессора. Я сам навел о нем справки. Похоже, это вполне уважаемый и образованный человек, талантливый ученый.

– Я рад, что вы хотя бы признаете его талантливость.

– Да как же не признать-то? После того, что вы о нем рассказывали, я посчитал своим долгом встретиться с ним. Мы с ним поговорили о затмениях. Уж я не знаю, как наш разговор на такую тему перешел, но у него там были зеркальный фонарик и глобус, и он вмиг мне растолковал, как это все происходит. Он даже книжку мне всучил, хотя, если честно, я в ней ровным счетом ничего не понял, несмотря на то что у меня прекрасное абердинское образование. Мне он показался больше всего похожим на какого-нибудь министра: худое лицо, седые волосы, важная манера говорить. Когда мы расставались, он положил мне руку на плечо, как отец, отпускающий сына в большой жестокий мир.

Холмс рассмеялся.

– Великолепно! – воскликнул он, потирая руки. – А скажите, друг мой Макдональд, эта милая трогательная беседа проходила в кабинете профессора?

– Да.

– И, должно быть, это очень неплохая комната, верно?

– Очень неплохая… Действительно, вполне приличная комната, мистер Холмс.

– Он принимал вас, сидя за своим письменным столом?

– Совершенно верно.

– И солнце светило вам в глаза, а его лицо оставалось в тени.

– Ну, это было вечером, но на меня была направлена лампа.

– Разумеется. Вы случайно не обратили внимание на картину на стене над профессорской головой?

– Я на все обращаю внимание, мистер Холмс. Должно быть, у вас этому научился. Да, я видел картину. На ней была изображена молодая женщина, склонившая голову на руки и смотрящая немного в сторону.

– Эта картина кисти Жана Батиста Греза.

Инспектор постарался принять заинтересованный вид.

– Жан Батист Грез, – продолжил Холмс, откинувшись на спинку кресла и соединив перед собой кончики пальцев, – это французский живописец, расцвет которого пришелся на период между тысяча семьсот пятидесятым и тысяча восьмисотым годами. Я, разумеется, имею в виду творческий расцвет. Современные исследователи ценят работы этого мастера намного выше, чем его современники.

Взгляд инспектора сделался рассеянным.

– Может быть, нам бы стоило… – неуверенно произнес он.

– Мы этим и заняты, – оборвал его Холмс. – Все, что я говорю, имеет важное и самое непосредственное отношение к делу, которое вы окрестили «берлстоунской загадкой». Более того, в некотором роде это можно даже назвать его сутью.

Макдональд слабо улыбнулся и посмотрел на меня, как будто ища поддержки.

– Я не поспеваю за вашими мыслями, мистер Холмс. Вы не все объяснили, и я совершенно потерял нить ваших рассуждений. Какое вообще отношение имеет этот давно умерший художник к тому, что произошло в Берлстоуне?

– Для сыщика полезны любые знания, – заметил Холмс. – Даже такой незначительный факт, что в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году на аукционе Портали картина Греза «La Jeune Fille a l’Agneu» [2] была продана за один миллион двести тысяч франков, а это больше сорока тысяч фунтов, может направить ваши мысли в нужное русло.

По лицу инспектора было видно, что так и произошло. Его брови поползли вверх.

– Кроме того, могу напомнить вам, – продолжил Холмс, – что профессорский оклад – не тайна. Заглянув в любой справочник, вы увидите, что он составляет семьсот фунтов в год.

– Каким же образом он смог купить…

– Именно! Как он смог?

– Так-так-так. Очень интересно, – задумчиво пробормотал инспектор. – А что вам еще известно, мистер Холмс? Продолжайте, я с удовольствием вас еще послушаю.

Холмс улыбнулся. Искреннее восхищение ему, как и любому великому творцу, всегда доставляло удовольствие.

– А как же Берлстоун? – ядовито спросил он.

– Внизу меня ждет кеб, – сказал инспектор, взглянув на часы, – и до вокзала Виктории ехать от силы минут двадцать, так что время у нас еще есть. Но по поводу этой картины, мистер Холмс… Я помню, вы как-то раз обмолвились, что никогда не встречались с профессором Мориарти.

– Так и есть.

– Тогда откуда же вам известно, как выглядит его кабинет?

– Это уже другой вопрос. В его кабинете я побывал три раза. Дважды я дожидался его под разными предлогами и уходил, не дождавшись. В третий раз… Вообще-то мне бы не стоило рассказывать этого полицейскому инспектору, но в третий раз я позволил себе покопаться в его бумагах… И результаты оказались самыми неожиданными.

– Вы обнаружили что-то компрометирующее?

– Нет, ничего такого там не было. Как раз это и удивило меня больше всего. Но, думаю, вы поняли, почему я обратил ваше внимание на эту картину. Ее наличие в этом кабинете указывает на то, что профессор очень богат. Откуда у него деньги? Он не женат. Младший брат его работает начальником железнодорожной станции где-то на западе Англии. Профессорское кресло приносит ему семьсот фунтов в год. Но в кабинете у него висит Грез!

– И что?

– По-моему, вывод очевиден.

– Вы хотите сказать, что он имеет большие нелегальные доходы?

– Совершенно верно. Разумеется, помимо этого у меня есть и другие причины так думать… Десятки тончайших нитей, ведущих в самую середину паутины, где затаилось хищное ядовитое существо. Я упомянул Греза лишь для того, чтобы вам было легче понять мою мысль.

– Что ж, мистер Холмс, я признаю, то, что вы говорите, весьма любопытно. Даже больше, чем любопытно, просто поразительно, но не могли бы вы все же объяснить, откуда у него деньги? Он что, занимается подлогами? Печатает фальшивые деньги? Или ворует?

– Вы когда-нибудь читали о Джонатане Уайльде?

– Фамилия как будто знакомая. Это из какого-то романа, да? Знаете, я не очень люблю все эти детективные истории, в которых гениальные сыщики с ходу раскрывают любые преступления, даже не объясняя, как это им удается. Все это лишь фантазии писателей, не имеющие к настоящей работе никакого отношения.

– Джонатан Уайльд не был сыщиком и не является литературным персонажем. Он был выдающимся преступником и жил в середине восемнадцатого века.

– В таком случае он меня не интересует. Я человек дела.

– Мистер Мак, самое лучшее дело, которым вы можете занять себя, это запереться дома на три месяца и каждый день по двенадцать часов изучать историю криминалистики. В нашем мире ничто не ново, даже профессор Мориарти. Джонатан Уайльд был мозгом лондонского преступного мира. За пятнадцать процентов от добычи он разрабатывал и организовывал преступления, но сам при этом оставался в тени. Как говорится, свято место пусто не бывает, и теперь его занял наш профессор, ему на смену придет кто-то другой. Я могу вам еще кое-что рассказать о Мориарти.

– Да, прошу вас, расскажите.

– Мне удалось узнать, кто является первым звеном созданной им цепочки. Цепочки, в начале которой стоит сам Наполеон преступного мира, а в конце – бесчисленная армия громил, карманников, шантажистов и шулеров, со всеми мыслимыми преступными профессиями между ними. Глава его штаба – полковник Себастиан Моран, человек столь же осторожный, внимательный и недосягаемый для закона, как и сам Мориарти. Сколько, по-вашему, ему платит Мориарти?

– Хотел бы я знать.

– Шесть тысяч в год. Во столько он ценит его ум… Это американский подход к делу. Мне это стало известно совершенно случайно. Столько у нас не получает даже премьер-министр. Может быть, теперь вы поймете, какие доходы имеет он сам, и осознаете масштаб его деятельности. Еще кое-что: на днях я задался целью проследить кое-какие из чеков Мориарти. Всего лишь безобидные чеки, которыми он оплачивает свои расходы на хозяйство. Так вот, чеки эти выписаны на шесть разных банков. Вам это ни о чем не говорит?

– Довольно странно, конечно! А как вы это объясняете?

– Он всеми силами старается сделать так, чтобы о его богатстве никто не узнал. Ни одна живая душа не должна знать, чем он располагает. Мне доподлинно известно, что у него есть как минимум двенадцать различных банковских счетов. Большая часть его состояния находится за границей, в «Дойч-банк» или «Креди Лионне». Если у вас выдастся свободный год или два, я бы вам посоветовал потратить их на профессора Мориарти.

Разговор все больше и больше захватывал инспектора. Он во все глаза смотрел на Холмса и, казалось, позабыл обо всем на свете. Но вдруг встрепенулся, шотландская практичность заставила его вспомнить о насущном вопросе.

– Ну, с этим можно подождать, – сказал он. – Своим интересным рассказом вы нас увлекли несколько в сторону, мистер Холмс. Сейчас действительно важно то, что вы упомянули о связи между этим профессором и убийством в Берлстоуне. Так вы говорите, что получили предупреждение от некоего Порлока. Можем ли мы для пользы следствия разузнать что-либо еще?

– Мы можем примерно представить себе мотивы преступления. Из ваших слов я понял, что убийство это вам представляется загадочным, по крайней мере необъяснимым, верно? Допустим, что мы не ошибаемся, предполагая, кто за этим стоит. Есть два различных мотива убийства. Во-первых, надо сказать, что Мориарти держит своих людей в ежовых рукавицах. Дисциплина в рядах его подопечных железная. Любое нарушение правил карается одним – смертью. Можно предположить, что убитый (Дуглас, о чьей предстоящей гибели стало известно одному из приближенных короля преступного мира) каким-то образом предал своего главаря. Последовало наказание. Когда об этом узнают его люди, это внушит им должный страх и уважение.

– Допустим. Это один из вариантов, мистер Холмс.

– С другой стороны, можно предположить, что это обычное, так сказать рядовое, преступление, спланированное Мориарти. Из дома было что-нибудь похищено?

– Мне об этом неизвестно.

– Если было, то это, разумеется, говорит в пользу второй версии. Мориарти мог взяться за разработку этого преступления в обмен на долю добычи, либо же ему просто могли заплатить за подготовку плана. Оба этих варианта возможны. Но если даже мы ошибаемся и в этом случае имела место какая-то другая комбинация, чтобы во всем разобраться, нам нужно отправиться в Берлстоун. Хотя я слишком хорошо знаю этого человека, чтобы надеяться обнаружить там какие-либо улики, указывающие на его участие.

– Итак, едем в Берлстоун! – воскликнул Макдональд и бодро вскочил со стула. – Ого! Уже позже, чем я думал. Джентльмены, на сборы я могу выделить вам лишь пять минут, не больше.

– Нам с Ватсоном этого вполне хватит, – сказал Холмс, снимая халат и надевая сюртук. – Вас, мистер Мак, я попрошу дорогой посвятить меня в подробности дела.

К сожалению, «подробностей дела» оказалось не так уж много, но и их хватило Холмсу, чтобы понять, что случившееся в Берлстоуне заслуживает его самого пристального внимания. Он улыбался и довольно потирал свои худые руки, слушая краткий, но яркий рассказ инспектора. Долгая череда недель вынужденного бездействия осталась позади, наконец-то перед нами возникла задача, достойная применения тех замечательных сил, которые, как и любой не находящий выхода талант, от долгого простоя начинают тяготить своего обладателя. Острый, как лезвие бритвы, разум Холмса без работы тупел и покрывался ржавчиной.

Глаза моего друга заблестели, на бледных щеках выступил румянец, весь лик его озарился внутренним светом, когда он почуял запах работы. В кебе он, подавшись вперед, с жадностью вслушивался в скупой рассказ Макдональда о том, что нас ожидало в Суссексе. Инспектор пояснил, что и сам толком ничего не знает и рассказ его основан на короткой записке, которую сегодня рано утром ему прислали с первым поездом. Тамошний офицер Вайт Мэйсон – его личный друг, поэтому Макдональд узнал о преступлении намного раньше, чем это происходит обычно, когда в провинции требуется помощь Скотленд-Ярда. Как правило, столичные сыщики попадают на место происшествия слишком поздно, чтобы расследовать дело, что называется, «по горячим следам».

«Дорогой инспектор Макдональд, – говорилось в письме, которое он нам прочитал. – Официальный запрос отправлен в отдельном конверте. Эта записка для Вас лично. Телеграфируйте мне, каким утренним поездом Вы сможете приехать в Берлстоун, чтобы я мог Вас встретить или, если буду слишком занят, послать кого-нибудь вам навстречу. Это дело – настоящая головоломка. Пожалуйста, не теряйте ни минуты, приезжайте как можно скорее. Если удастся заручиться помощью Шерлока Холмса, привезите и его, потому что ему этот случай понравится, я уверен. Если бы не труп, мы бы решили, что все это чья-то чудовищная шутка. Поверьте, такого Вы еще не видели».

– А ваш друг, похоже, неглупый человек, – заметил Холмс.

– Да, сэр, Вайт Мэйсон – довольно смышленый парень.

– Хорошо, что еще в письме сказано?

– Только то, что подробности он изложит при встрече.

– Откуда же вы знаете про мистера Дугласа и про то, что он был зверски убит?

– Из официального доклада. Он был приложен к записке, но в нем, конечно же, не упоминалось слово «зверски», ведь такого термина не существует. Там сообщалось имя убитого, Джон Дуглас, и то, что погиб он в результате выстрела в лицо. Стреляли из дробовика. Еще там указывалось время, когда была поднята тревога (около полуночи), и было сказано, что это, несомненно, убийство, задержанных пока нет и обстоятельства дела кажутся весьма и весьма странными, даже загадочными. Вот все, что мне пока известно, мистер Холмс.

– В таком случае, мистер Мак, с вашего позволения, мы пока прекратим разговоры об этом деле. Искушение строить догадки и предположения на основе недостаточных фактов губительно для нашей профессии. Сейчас я вижу лишь два пункта, которые не вызывают у меня сомнения: великий ум в Лондоне и труп в Суссексе. Связь между ними нам и предстоит выяснить.

Глава 3. Берлстоунская трагедия

Теперь я попрошу читателя позволить мне на время поступиться своей незначительной персоной, чтобы иметь возможность, вооружившись знаниями, полученными нами впоследствии, описать события, происшедшие до того, как мы прибыли на место трагедии, ибо только так я могу рассказать о людях, имевших отношение к этому делу, и странных обстоятельствах, предрешивших их судьбу.

Берлстоун – это крошечная, но очень старая деревенька на северной границе графства Суссекс. Насчитывает она всего несколько коттеджей, сложенных из кирпича и дерева. Испокон веков облик этого места оставался неизменным, и лишь несколько лет назад живописный вид и расположение Берлстоуна стали привлекать к себе богатых людей. В окружающих это место лесах, как грибы после дождя, начали появляться богатые виллы. Надо сказать, что местные жители считают свой лес окраиной великого Уилда, который чем дальше на север, тем становится реже, пока постепенно вовсе не растворяется в меловых низинах. Конечно же, после того, как местное население начало увеличиваться, здесь стали появляться многочисленные магазинчики и лавки, и вполне можно ожидать, что скоро Берлстоун, много веков остававшийся деревней, превратится в современный город. Это место является центром весьма обширной территории, поскольку Танбридж-Уэлс, ближайший более или менее крупный город, расположенный милях в десяти-двенадцати на север, относится уже к соседнему графству, к Кенту.

Где-то в миле от деревни посреди старинного парка, знаменитого своими огромными буками, стоит древняя усадьба, которая носит то же имя, что и сама деревня, – Берлстоун. Часть этого старинного здания относится еще к временам Первого крестового похода, когда Гуго де Капус возвел небольшую крепость посреди своих земель, дарованных ему Рыжим королем. В тысяча пятьсот сорок третьем году она была разрушена пожаром, и ее почерневшие от огня угловые камни были использованы при строительстве кирпичной усадьбы, которая выросла на месте древнего феодального замка уже во времена правления короля Якова Первого.

Сама усадьба с многочисленными фронтонами и небольшими ромбовидными окнами с начала семнадцатого века почти не изменилась. Из двух рвов, которые некогда окружали ее более воин ственную предшественницу, внешний давно пересох, и теперь на его месте выращивали овощи, но внутренний сохранился. При ширине в сорок футов он был неглубок, всего несколько футов, и опоясывал все здание. Ров питался небольшим ручьем, поэтому вода в нем хоть и была мутная, но не застаивалась и не источала гнилостных испарений. Окна первого этажа усадьбы находились всего в футе от земли.

В усадьбу можно было попасть только через подъемный мост, цепи и ворот которого давно заржавели и вышли из строя. Правда, последние обитатели Берлстоуна старательно восстановили механизм и теперь подъемный мост не только мог действительно подниматься, но и снова, как в былые времена, начал подниматься каждый вечер и опускаться каждое утро. Таким образом, на ночь усадьба превращалась в своеобразный остров, что имело самое непосредственное отношение к загадке, которая в скором времени привлекла к этому месту внимание всей Англии.

Несколько лет дом оставался необитаем, ветшал и грозил превратиться в живописные развалины, пока им не завладели Дугласы. Эта семья состояла всего лишь из двух человек – Джона Дугласа и его жены. Дуглас обладал своеобразными характером и внешностью. На вид ему было лет пятьдесят, его грубо очерченное лицо с квадратной нижней челюстью украшали седоватые усы, глаза у него были серые и удивительно проницательные. Его жилистое, атлетического склада тело с годами не утратило юношеской силы и гибкости. Он был приветлив и общителен, правда, некоторая грубоватость его манер наводила на мысль о том, что в прошлом ему довелось вращаться в гораздо более низких социальных слоях, чем провинциальное общество графства Суссекс.

Впрочем, хоть его более культурные соседи и относились к нему несколько настороженно, очень скоро он сумел завоевать сердца простых односельчан тем, что стал жертвовать значительные суммы на все местные мероприятия, не пропускал проводившихся в деревне праздников и встреч, на которых неизменно радовал жителей деревни исполнением песен, а голос у него, надо сказать, был дивный, редкий по глубине тенор. Похоже, он был богат. В деревне поговаривали, что капитал свой он заработал на золотых приисках в Калифорнии, к тому же он сам не раз упоминал, что они с женой какое-то время жили в Америке.

Хорошее впечатление, которое он произвел на односельчан щедростью и простотой манер, усилилось еще и совершенным пренебрежением к любого рода опасностям. Наездник он был никудышный, но, несмотря на это, принимал участие во всех проводимых в деревне охотничьих сборах и в своем искреннем желании угнаться за лучшими местными всадниками много раз переживал такие невероятные падения, что те, кто это наблюдал, просто диву давались, как это он ни разу не покалечился. Когда однажды в доме приходского священника случился пожар, он поразил всех тем, что несколько раз входил в горящее здание, чтобы спасти как можно больше вещей, и это после отказа команды пожарных, сославшихся на большую опасность. Таким образом, за пять лет жизни в Берлстоуне Джон Дуглас полюбился всем обитателям этой небольшой деревни.

Все, кто был знаком с его женой, и ее находили весьма приятной особой, хотя по английскому обычаю к тому, кто официально не представлен местному обществу, не принято часто ходить в гости. Впрочем, для нее это мало что значило, поскольку, будучи не слишком общительной, судя по всему, предпочитала все свое время тратить на ведение хозяйства и заботу о муже. Знали также, что она англичанка и познакомилась с мистером Дугласом в Лондоне, когда он был вдовцом. Это была красивая высокая брюнетка, стройная, лет на двадцать моложе супруга. Столь существенная разница в возрасте, похоже, нисколько не сказывалась на их семейной жизни.

Только самые близкие знакомые порой замечали, что доверие между супругами не было полным, поскольку при общении с ними создавалось такое впечатление, что жена либо предпочитала не вспоминать о прошлой жизни своего мужа, либо – и это казалось более вероятным – попросту не все о ней знала. Кроме того, некоторые особо внимательные люди подметили и потом неоднократно в своем кругу обсуждали тот факт, что в поведении миссис Дуглас наблюдалась нервозность, которая в значительной мере возрастала всякий раз, когда ее супруг где-то задерживался и долго не возвращался домой. В деревенской глуши, где рады любой возможности посудачить, эта слабость хозяйки поместья Берлстоун не могла не вызвать живейшего интереса. О ней вспомнили и после тех событий, которые заставили посмотреть на эту странность ее поведения с другой стороны.

И еще один человек жил под этой крышей. Правда, не постоянно, наездами, но тем не менее его присутствие в доме в то время, когда произошли странные события, о которых сейчас пойдет речь, сделало его имя предметом всеобщего обсуждения. Это Сесил Джеймс Баркер, проживавший в Хэмпстеде, в Хейлс-лодж.

Берлстоунцы часто видели на своей главной улице высокую, статную фигуру Сесила Баркера, который был частым и желанным гостем в старинной усадьбе с подъемным мостом. Больше всего его знали как единственного друга из прошлой, покрытой мраком тайны жизни ее хозяина. Сам Баркер несомненно был англичанином, но, судя по некоторым его высказываниям, с Дугласом познакомился в Америке, там же с ним и сдружился. В деревне он считался богатым холостяком.

Баркер был младше Дугласа, ему от силы было лет сорок пять. Это был долговязый парень с могучей грудью и чисто выбритым лицом профессионального боксера. Под густыми смоляными бровями сверкали такие яростные черные глаза, что, казалось, он мог одним взглядом проложить себе дорогу во враждебно настроенной толпе, даже не пуская в ход своих довольно внушительных кулаков. Он не совершал прогулок верхом и не охотился. Занимался лишь тем, что ходил по улицам деревни с трубкой в зубах или катался со своим хозяином, либо, если того не было дома, с хозяйкой по живописной округе. «Общительный и очень щедрый человек, – так отозвался о нем дворецкий Эймс. – Но, честное слово, он не из тех людей, с которыми я хотел бы ссориться». С Дугласом он держался сердечно и по-свойски, да и с женой его был не менее дружен… Это, впрочем, не раз вызывало такое сильное раздражение у мужа, что замечали даже слуги. Таким был третий персонаж, который находился в старинном поместье, когда там разыгралась трагедия.

Что касается прочих обитателей этого дома, из всего штата слуг достаточно упомянуть строгого чопорного Эймса и миссис Аллен, пышущую здоровьем жизнерадостную особу, которая помогала леди по хозяйству. Остальные шесть слуг не имеют никакого отношения к событиям ночи шестого января.

Первый сигнал поступил в небольшой местный полицейский участок в одиннадцать сорок пять. В это время дежурил сержант Вилсон. К участку прибежал крайне взволнованный Сесил Баркер и принялся изо всех сил трезвонить в звонок. Срывающимся голосом он сообщил, что в усадьбе произошла страшная трагедия, убит Джон Дуглас, и тут же помчался обратно. Через несколько минут за ним поспешил и сержант. На место происшествия он прибыл чуть позже полуночи, предварительно поставив начальство в известность о том, что случилось нечто серьезное.

Добравшись до усадьбы, сержант увидел, что подъемный мост опущен, в окнах горит свет, а все обитатели дома взволнованы и напуганы. Бледные слуги жались к стене в холле, дрожащий от страха дворецкий стоял, ломая руки, в дверях. Только Сесил Баркер, похоже, еще владел собой и своими чувствами. Он открыл ближайшую ко входу дверь и взмахом руки пригласил сержанта следовать за собой. Как раз в это время прибыл доктор Вуд, расторопный и энергичный деревенский лекарь. Трое мужчин вместе вошли в страшную комнату. За ними последовал и охваченный ужасом дворецкий, который прикрыл дверь, чтобы скрыть ужасную картину от глаз служанок.

Труп лежал в центре комнаты на спине, широко раскинув руки и ноги. Он был в ночной рубашке и розовом халате, из которого торчали голые ноги в домашних тапочках. Доктор взял со стола лампу и опустился на колени рядом с телом. Одного взгляда на жертву было достаточно, чтобы понять: присутствие врача здесь уже не требуется. Рана была чудовищной. На груди мертвеца лежало необычное оружие – двуствольный дробовик со спиленными в футе от спусковых крючков стволами. Не оставалось сомнения, что стреляли из него. Выстрел произведен с близкого расстояния, заряд попал жертве прямо в лицо и почти снес голову. Спусковые крючки были связаны, чтобы одновременный выстрел из обоих стволов был как можно более разрушительным.

Деревенский полицейский был испуган и подавлен той огромной ответственностью, которая столь неожиданно легла на его плечи.

– Пока не прибудет мое начальство, мы здесь ничего не будем трогать, – запинаясь, тихо пробормотал он, глядя на изувеченную голову трупа.

– Пока что здесь никто ничего не трогал, это точно, – сказал Сесил Баркер. – Тут все осталось в том виде, в каком я это обнаружил.

– Когда это произошло? – Сержант достал из кармана записную книжку.

– В половине двенадцатого. Спать я еще не ложился. Я сидел у себя в спальне перед камином, когда услышал выстрел. Негромкий… какой-то приглушенный. Я тут же бросился вниз. Думаю, не прошло и тридцати секунд, как я оказался здесь, в этой комнате.

– Дверь была открыта?

– Да, открыта. Бедный Дуглас уже вот так и лежал. На столе в подсвечнике из его спальни горела свеча. Лампу зажег я через несколько минут.

– Вы никого не видели?

– Нет. Я услышал, что спускается миссис Дуглас, поэтому выбежал из комнаты, чтобы не дать ей войти и увидеть эту жуткую картину. Потом пришла миссис Аллен, экономка, и увела ее. Когда пришел Эймс, мы вернулись в комнату с ним.

– Постойте-ка, я же слышал, что мост на ночь всегда поднимается!

– Ну да, он и был поднят. Это я его опустил.

– Каким же образом убийце удалось уйти? Выходит, что мистер Дуглас застрелился?

– Мы тоже сначала так подумали. Но вот, взгляните! – Баркер отодвинул штору, и стало видно, что ромбовидное окно распахнуто настежь. – Обратите внимание и на это! – Он опустил лампу и осветил пятно крови в форме подошвы ботинка, которое четко вырисовывалось на деревянном подоконнике. – Кто-то вылез через это окно.

– Вы хотите сказать, что убийца перешел ров вброд?

– Вот именно!

– Ну, в таком случае, если, как вы говорите, были в комнате через полминуты, он в это время как раз должен был перебираться через воду.

– Я в этом не сомневаюсь. Как жаль, что я сразу не бросился к окну! Но, как видите, штора была задернута, и мне просто не пришло в голову это сделать. А потом я услышал шаги миссис Дуглас. Не мог же я позволить ей увидеть этот кошмар.

– Да уж, кошмар, – согласился доктор, глядя на изувеченную голову и ужасные кровавые следы вокруг нее. – Таких травм я не видел со времени железнодорожной катастрофы, происшедшей у нас под Берлстоуном.

– Я вот что хочу сказать, – заметил не привыкший быстро принимать решения сельский полицейский, все еще рассматривая раскрытое окно. – Конечно, то, что мы знаем, что убийца перешел ров вброд, очень хорошо. Но кто мне скажет, как он попал в дом, если мост был поднят?

– Я тоже хотел бы это знать, – сказал Баркер.

– В котором часу подняли мост?

– Почти в шесть, – ответил дворецкий Эймс.

– А я слышал, – слегка удивился сержант, – что его обычно поднимают на закате. В такое время года это скорее ближе к половине пятого, чем к шести.

– Миссис Дуглас принимала гостей, они пили чай, – пояснил Эймс. – Я не мог поднять мост, пока они не ушли. Потом сам лично его поднял.

– Значит, вот что получается, – задумчиво произнес сержант. – Если кто-то проник в дом снаружи… Повторяю, если… То он должен был это сделать до шести часов, пока мост был опущен. И до тех пор, пока мистер Дуглас не зашел в эту комнату после одиннадцати, он должен был прятаться где-то здесь.

– Да-да! Мистер Дуглас каждый вечер сначала обходил весь дом, а потом проверял окна. За этим он и пришел сюда. Убийца его дождался, застрелил, потом, бросив ружье, вылез через окно. Скорее всего, так и было. Только так и можно это объяснить.

Сержант наклонился и поднял карточку, лежавшую на полу рядом с телом. На ней грубым почерком были написаны две буквы – «Д. В.», а под ними стояло число 341.

– Что это? – спросил он.

Баркер удивленно поднял брови.

– Я ее не заметил. Наверное, это оставил убийца.

– Д. В. 341. Ничего не понимаю.

Толстыми пальцами сержант покрутил карточку.

– Что такое Д. В.? Может, инициалы? Что там у вас, доктор Вуд?

Медик поднял большой молоток, который лежал на коврике перед камином. Тяжелый рабочий молоток. Сесил Баркер указал на коробку с гвоздями на каминной полке.

– Мистер Дуглас вчера перевешивал картины, – сказал он. – Я сам видел, как он стоял вон на том стуле и вешал на стену большую картину. Наверное, это он молоток здесь оставил.

– Лучше положите его там, где он лежал, – произнес сержант и растерянно почесал затылок. – Я вижу, это работенка для самых светлых голов в управлении. Как ни крути, придется обращаться в Лондон. – Он взял лампу и стал медленно обходить комнату. – О, смотрите-ка! – неожиданно раздался взволнованный крик сержанта, когда он отодвинул в сторону оконную штору. – В котором часу были задернуты шторы?

– Когда зажгли лампы, – ответил дворецкий. – Где-то в начале пятого.

– Здесь кто-то прятался. – Он опустил лампу, и в углу стали отчетливо видны грязные следы от ботинок. – Похоже, это подтверждает вашу версию, мистер Баркер. Выходит, убийца проник в дом после четырех, когда шторы были уже задернуты, и до шести, когда был поднят мост. Он шмыгнул в эту комнату, потому что она ближе всего ко входу, и встал сюда, за штору, прятаться ведь здесь больше негде. Да-да, скорее всего, так и было. Вероятно, этот человек хотел ограбить дом, но мистер Дуглас его случайно обнаружил, поэтому он его убил и сбежал.

– Согласен, – кивнул Баркер. – Но не теряем ли мы драгоценное время? Давайте прочешем округу, пока этот мерзавец далеко не ушел.

– Ближайший поезд будет в шесть утра, – подумав, сказал сержант, – так что уехать он не сможет. Если же он пойдет пешком по дороге в таком виде, мокрый и грязный, его обязательно заметят. В любом случае, я не могу уйти с места происшествия, пока меня не сменят, и думаю, что и вам не стоит уходить, пока мы не разберемся что к чему.

Тем временем доктор, взяв лампу, стал осматривать тело.

– А это что за знак? – спросил он. – Это не может быть как-то связано с преступлением?

Правый рукав халата мистера Дугласа сбился наверх, и его рука была обнажена по локоть. Примерно на середине бледного предплечья темнел странный символ – треугольник внутри круга.

– Это не татуировка, – сказал доктор, всматриваясь в знак через очки. – Никогда ничего подобного не видел. Это самое настоящее клеймо. Его когда-то заклеймили, как корову. Что бы это могло значить?

– Что это значит, я не знаю, – сказал Сесил Баркер, – но за те десять лет, что я был с ним знаком, я много раз видел у него этот знак.

– Я тоже, – вставил дворецкий. – Когда хозяин закатывал рукава, я все время обращал внимание на эту фигуру. И не раз задумывался над ее смыслом.

– Ну, стало быть, к убийству это отношения не имеет, – сказал сержант. – Хотя, конечно же, это довольно странно. Да в этом деле вообще все странно. Что там еще?

Издав удивленный возглас, дворецкий указал на вытянутую руку своего мертвого хозяина.

– С него сняли обручальное кольцо! – ошеломленно вскричал он.

– Что?

– Да-да! Хозяин носил обручальное кольцо на мизинце правой руки. Сверху над ним – вот это кольцо с камешком, а на среднем пальце – плетеное. Эти два кольца на месте, а обручальное исчезло!

– Он прав, – подтвердил Баркер.

– Вы хотите сказать, – уточнил сержант, – что обручальное кольцо находилось под кольцом с камнем?

– Да, он всегда так их носил.

– Что же получается? Убийца, или кто он там был, сначала снял с пальца мистера Дугласа кольцо с камнем, потом его обручальное кольцо, а после этого снова надел ему на палец кольцо с камнем…

– Выходит, что так.

Достойный страж закона покачал головой.

– Сдается мне, чем раньше мы передадим это дело специалистам из Лондона, тем лучше, – обескураженно произнес он. – У нас есть и свой сыщик – Вайт Мэйсон, светлая голова, со всем, что у нас тут происходило, всегда справлялся. И все же без лондонцев здесь, пожалуй, не обойтись. Могу сказать честно, дело это для людей поумнее, чем я.

Глава 4. В потемках

В три часа утра по срочному вызову сержанта Вилсона в Берлстоун из полицейского управления в двуколке, запряженной взмыленным рысаком, примчался главный суссекский следователь. Поездом в пять сорок он отправил депешу в Скотленд-Ярд, а в двенадцать часов уже встречал нас на берлстоунской станции. Вайт Мэйсон оказался немногословным спокойным человеком в свободном твидовом костюме, с гладко выбритым красноватым лицом, заметным брюшком и короткими кривыми ногами в гетрах. Похож он был на какого-нибудь фермера или отставного егеря, но только не на офицера полиции.

– Это нечто сногсшибательное, мистер Макдональд! – все повторял он. – Представляю, сколько репортеров сюда понаедет, когда дело получит огласку! Надеюсь, мы успеем доделать свою работу, прежде чем они начнут совать носы во все щели и затопчут все следы. На моей памяти ничего подобного не случалось. Думаю, и вас, мистер Холмс, тут кое-что заинтересует. Да и вас тоже, доктор Ватсон, потому что там и для вашего брата медика работа найдется. Я снял для вас номера в «Вествилл-армс». Других гостиниц поблизости нет, но, говорят, там достаточно чисто и уютно. Ваши вещи отнесут. Прошу сюда, джентльмены.

Суетливым и добродушным человеком был этот суссекский детектив. Уже через десять минут мы с его помощью разместились в своих номерах, а еще через десять сидели в вестибюле гостиницы и слушали торопливое изложение событий, описанных в предыдущей главе. Макдональд время от времени задавал какие-то вопросы, что-то уточнял, но Холмс слушал молча и непо движно, на лице его застыло выражение удивления и восторга, как у какого-нибудь ботаника, неожиданно наткнувшегося на редкостное и ценное растение.

– Замечательно! – воскликнул он, когда рассказ был закончен. – В высшей степени замечательно! Один из самых интересных и необычных случаев в моей практике.

– Я знал, что вы так скажете, мистер Холмс, – просиял Вайт Мэйсон. – И у нас в Суссексе иногда происходит что-то интересное. Я рассказал, как обстояли дела до того времени, когда я принял дела от сержанта Вилсона, где-то между тремя и четырьмя часами утра. Да уж… Я так спешил, что чуть не загнал свою старушку кобылу. Правда, выяснилось, что спешить было вовсе не обязательно, потому что все равно никаких срочных мер предпринять я не мог. Сержант Вилсон уже собрал все улики. Я проверил их, добавил еще парочку.

– Какие именно? – тут же спросил Холмс.

– Ну, сперва я осмотрел молоток. Доктор Вуд помог мне. На нем никаких следов мы не нашли. Я надеялся, что, если мистер Дуглас защищался этим молотком, он, прежде чем уронил его на ковер, мог ранить нападавшего. Но на молотке никаких пятен не было.

– Нет, это ничего не доказывает, – заметил инспектор Макдональд. – Сколько раз людей убивали молотком, и на самих молотках никаких следов не оставалось.

– Верно. Это не доказывает, что молоток не был использован. Но, если бы на нем обнаружились пятна, это могло бы помочь нам. Но их там не оказалось. Потом я осмотрел ружье. Оно было заряжено крупной дробью, и, как заметил сержант Вилсон, спусковые крючки у него были связаны так, чтобы при нажатии на задний крючок выстрел производился одновременно из двух стволов. Тот, кто стрелял, явно не хотел промахнуться. Весь обрез в длину не больше двух футов, поэтому его легко можно спрятать под одеждой. Полного имени изготовителя на нем нет, только на ложе между стволами сохранилось начало надписи: «P E N». Остальная часть отрезана вместе со стволами.

– Большая «P» с вензелем над ней, а «E» и «N» поменьше? – спросил Холмс.

– Да.

– «Пенсильвания-смолл-армс-компани» – это известная американская марка, – сказал Холмс.

Вайт Мэйсон посмотрел на моего друга, как сельский врач смотрит на светило медицины, который с ходу может решить задачу, поставившую его в тупик.

– Это нам очень поможет, мистер Холмс. Конечно же, вы правы. Прекрасно! Прекрасно! Вы что, держите в памяти названия всех производителей оружия в мире?

Холмс нетерпеливым взмахом руки закрыл эту тему.

– Точно, это американское оружие, – продолжил Вайт Мэйсон. – Кажется, я где-то читал, что в некоторых районах Америки укороченные дробовики – распространенное оружие. Я об этом сразу подумал, еще до того, как заметил надпись между стволами. Это говорит о том, что человек, который проник в дом и убил его хозяина, – американец.

– Нет, по-моему, вы слишком спешите с выводами, – покачал головой Макдональд. – Я пока еще не услышал доказательств того, что в доме вообще был кто-то посторонний.

– А открытое окно? А кровь на подоконнике? А странная карточка? А следы ботинок в углу, наконец? К тому же еще этот обрез. Вам этого мало?

– Все это можно подделать. Мистер Дуглас был американцем или долгое время жил в Америке. Так же, как и мистер Баркер. Вовсе не обязательно искать какого-то американца.

– Но дворецкий Эймс…

– Что дворецкий? Ему вообще можно доверять?

– Он десять лет служил у сэра Чарльза Чандоса… Абсолютно надежный человек. С Дугласом он с того дня, как тот въехал в эту усадьбу пять лет назад.

– Стволы дробовика укорочены специально для того, чтобы его легче было прятать. Вообще-то его можно засунуть в любую коробку, и мы не можем с уверенностью сказать, что это оружие не хранилось в доме.

– Может быть, но Эймс утверждает, что раньше этого обреза не видел.

Макдональд упрямо покачал головой.

– Все равно, я не уверен, что в доме был кто-то посторонний. Вы только представьте, – по мере того, как шотландца захватывал разговор, его абердинский акцент становился все заметнее, – только представьте, как сложно человеку со стороны проникнуть в дом и скрываться там так долго! Это просто невообразимо! Это противоречит здравому смыслу! Мистер Холмс, рассудите вы!

– Для начала, мистер Мак, изложите свои соображения, – тоном строгого судьи произнес Холмс.

– Убийца (если, конечно, исходить из того, что это не самоубийство) не был грабителем. Эта манипуляция с кольцами и непонятная карточка указывают на то, что преступление совершено по личным мотивам. Предположим, в дом проникает некто, задумавший совершить убийство. Он знает, что покинуть дом будет непросто, потому что здание со всех сторон окружено водой. Какое он выбрал бы оружие? Здравый смысл подсказывает, что бесшумное, чтобы, сделав дело, незамеченным выбраться через окно, перейти ров и скрыться. Это можно понять. Но можно ли понять, чтобы он, идя на такое дело, выбрал самое громкое из всех существующих видов оружия, применение которого неминуемо приведет к тому, что все обитатели дома со всех ног бросятся на шум и что его, скорее всего, увидят, если он даже и успеет выпрыгнуть в окно? Можно ли посчитать такую версию правдоподобной, мистер Холмс?

– Что ж, звучит весьма убедительно, – задумчиво сказал Холмс. – Позвольте спросить, мистер Вайт Мэйсон, вы осмотрели противоположный берег рва, на котором должны были остаться следы выбравшегося из воды человека?

– Таких следов не было, мистер Холмс. Но этот берег представляет собой каменный уступ, поэтому ничего удивительного, что мы ничего там не нашли.

– Вообще ничего?

– Совершенно.

– Так-так! Мистер Вайт Мэйсон, вы не возражаете, если мы не будем терять времени и как можно скорее пойдем к дому? Возможно, нам удастся обнаружить еще какую-нибудь важную мелочь.

– Я и сам собирался это предложить, мистер Холмс, но решил, что лучше будет сначала изложить вам все факты. Надеюсь, если у вас появятся какие-нибудь соображения… – Вайт Мэйсон с сомнением посмотрел на сыщика-любителя.

– Я уже работал с мистером Холмсом раньше, – сказал инспектор Макдональд. – Он знает правила игры.

– По крайней мере, в той степени, в которой я ее себе представляю, – улыбнулся Холмс. – Моя задача – помочь свершению правосудия и работе полиции. Если моя связь с официальными властями когда-либо и прерывалась, то по их желанию, не по моему. Я вовсе не ищу славы за чужой счет. В то же время, мистер Вайт Мэйсон, я оставляю за собой право вести собственное расследование и предоставить результаты своей работы тогда, когда сам посчитаю нужным… В полном объеме и сразу, не поэтапно.

– Конечно же. Для нас честь работать рядом с вами, и мы со своей стороны готовы поделиться с вами всем, что станет известно нам! – искренне воскликнул Вайт Мэйсон. – Идемте, доктор Ватсон. Мы все надеемся, что вы и нас упомянете в одной из своих книг.

Мы двинулись по живописной деревенской улочке, по обеим сторонам которой росли аккуратно подстриженные вязы. В самом конце ее стояли два старинных, почерневших от времени замшелых каменных пилона, поддерживающие нечто бесформенное, что когда-то было грозным, стоящим на задних лапах львом с фамильного герба Капуса Берлстоунского. Далее нас ждала небольшая прогулка по извилистой дорожке, петляющей между такими дубами, которые теперь можно встретить только в анг лийской глубинке. Потом неожиданный поворот – и нашим взорам открылись невысокое вытянутое в ширину здание из грязного темно-коричневого кирпича, в стиле короля Якова Первого, и окружавший его с обеих сторон тисовый сад. Деревья были старые, но ухоженные. Направившись к дому, мы увидели и деревянный подъемный мост, и изумительной красоты широкий ров, вода в котором под холодным зимним солнцем казалась неподвижной и сверкала, как ртуть.

Три столетия простояло здесь это здание. Оно было свидетелем множества рождений и возвращений после долгой разлуки, здесь проводились сельские праздники и встречались участники лисьих охот. Как странно, что теперь эти освященные веками стены накрыла тень столь страшного преступления! И все же нужно признать, что эти странные островерхие крыши и причудливые нависшие фронтоны не могли не наводить на мысли о жутких тайнах и коварных интригах. Когда я смотрел на глубоко посаженные окна и широкий серый, вздымающийся над водой фасад, меня посетила мысль, что место это как нельзя лучше подходит для той трагедии, которая привела нас сюда.

– Вон то окно, – указал Вайт Мэйсон. – Первое от моста справа. Оно до сих пор открыто так же, как ночью.

– Довольно узкое, через него не так-то легко пролезть.

– Значит, убийца не был толстяком. Мистер Холмс, это можно понять и без вашей дедукции, но вы или я протиснулись бы через него.

Холмс подошел к кромке воды и посмотрел через ров. Потом принялся изучать каменный выступ и заросшую травой землю рядом с ним.

– Я тут уже все хорошо осмотрел, мистер Холмс, – сказал Вайт Мэйсон. – Здесь ничего нет. Никаких следов того, чтобы кто-нибудь выбирался из воды. Да и вряд ли он смог бы их здесь оставить.

– Вот именно. Вряд ли. Вода здесь всегда такая мутная?

– Да, это ее обычный цвет. Ручей, который питает ров, приносит с собой глину.

– Насколько здесь глубоко?

– У края – фута два, посередине – около трех.

– Значит, версию о том, что злоумышленник утонул, перебираясь через ров, можно отбросить.

– Конечно, тут и ребенок не утонет.

Мы перешли мост, дверь открыл странного вида высохший морщинистый старичок, дворецкий Эймс. Бедняга был бледен как мел и весь дрожал от перенесенного потрясения. Деревенский сержант, высокий строгий мужчина с печальным лицом, все еще дежурил в роковой комнате. Врача уже не было.

– Есть новости, сержант Вилсон? – спросил Вайт Мэйсон.

– Нет, сэр.

– Тогда вы свободны. Можете идти домой отдыхать. Если вы нам будете нужны, мы вас вызовем. Дворецкому лучше пока подождать снаружи. Передайте ему, пусть предупредит мистера Сесила Баркера, миссис Дуглас и экономку, что мы, возможно, захотим с ними поговорить. Теперь, джентльмены, думаю, вы позволите для начала мне высказать свое мнение об этом деле. Потом послушаем и вас.

Надо сказать, этот деревенский сыщик произвел на меня большое впечатление. Острый ум, хватка – чувствовалось, что он далеко пойдет в своей профессии. Холмс выслушал его очень внимательно, без тени раздражительности, которая обычно овладевала им при разговоре с представителями официальных властей.

– В первую очередь нам нужно ответить на вопрос, с чем мы имеем дело, с убийством или самоубийством, не так ли, джентльмены? Если мистер Дуглас покончил с собой, то нам нужно признать, что, прежде чем это сделать, он снял с пальца обручальное кольцо и где-то его спрятал. Потом пришел в эту комнату в халате, натоптал в углу грязные следы, чтобы все решили, будто там кто-то его дожидался, после чего открыл окно, оставил пятно крови на…

– Все это настолько дико, что от этой версии мы можем сразу отказаться, – сказал Макдональд.

– Я тоже так думаю. Самоубийство отпадает. Значит, мы имеем дело с хладнокровным и жестоким убийством. В таком случае нам нужно выяснить, кто убил хозяина усадьбы, кто-то из домашних или человек посторонний.

– Давайте рассмотрим улики.

– В обоих случаях это было не так-то просто сделать. И все же каким-то образом это было сделано. Давайте вначале предположим, что преступником является кто-то из тех, кто постоянно находится в доме. Мистера Дугласа застрелили, когда все уже разошлись по своим комнатам, но никто еще не спал. И сделали это самым неподходящим для этой цели оружием, как будто специально хотели, чтобы все услышали, что произошло… Оружием, которого до сих пор никто в доме не видел. Начало не очень многообещающее, не так ли?

– Да уж.

– Далее. Все соглашаются с тем, что не более чем через минуту после того, как поднялась тревога, все, кто находился в доме… кроме мистера Сесила Баркера, хотя он и утверждает, что оказался на месте преступления первым, все, включая дворецкого Эймса, собрались у кабинета. И вы хотите сказать, что за это время убийца успел подделать следы в углу, открыть окно, нанести кровь на подоконник, снять с убитого кольцо и так далее? Это невозможно!

– Звучит убедительно, – заметил Холмс. – Я с вами согласен.

– Теперь рассмотрим следующую версию: убийца – человек со стороны. Здесь тоже много чего непонятного, но, по крайней мере, поддается объяснению. Неизвестный проник в дом между половиной пятого и шестью, другими словами, после того, как стемнело, и до того, как подняли мост. В доме гости, дверь открыта, поэтому ему ничто не мешало это сделать. Это мог быть обычный грабитель, а мог быть и человек, который пришел специально для того, чтобы свести счеты с мистером Дугласом. Поскольку мистер Дуглас бóльшую часть жизни прожил в Америке и дробовик этот, похоже, американского производства, сведение старых счетов кажется наиболее вероятной версией. Преступник спрятался в первой же комнате, в которую можно попасть, войдя в дом. Здесь он встал за занавеской и оставался на этом месте до начала двенадцатого, когда в комнату вошел мистер Дуглас. Разговор их был коротким, если они вообще разговаривали, поскольку миссис Дуглас утверждает, что услышала выстрелы уже через несколько минут, после того как последней видела мужа.

– Это видно и по свече, – добавил Холмс.

– Вот-вот, свеча, новая свеча, только что вставленная в подсвечник, оплавилась не больше, чем на полдюйма. Наверняка он сам поставил ее на стол до того, как в него выстрелили, иначе она лежала бы на полу. Это, кстати, говорит о том, что на него напали не сразу, а через какое-то время после того, как он вошел в комнату. Когда сюда пришел мистер Баркер, свеча горела, а лампа – нет.

– Пока все логично.

– Итак, давайте теперь попробуем восстановить, что же здесь произошло. Мистер Дуглас входит в комнату. Ставит свечу на стол. Из-за шторы выходит человек. В руке у него обрез. Он требует обручальное кольцо… Одному Богу известно зачем, но, скорее всего, именно так и было. Мистер Дуглас снимает кольцо и отдает. Потом то ли хладнокровно, то ли в результате какой-то борьбы (Дуглас мог схватиться за молоток, который мы нашли на ковре) неизвестный стреляет в него и убивает на месте. После этого швыряет на него оружие и эту непонятную карточку «Д. В. 341» и, выбравшись через окно, бросается наутек через ров в тот самый миг, когда Сесил Баркер обнаруживает труп. Что скажете, мистер Холмс?

– Очень интересно, но несколько неубедительно.

– Право же, все это можно было бы назвать совершеннейшей чушью, если бы любые другие объяснения не казались еще более невероятными! – горячо возразил Макдональд. – Кто-то убил хозяина этого дома. Кто убийца, я не знаю, но, кем бы он ни был, я легко могу доказать вам, что это не было заранее спланированное убийство. Почему он сделал это так поздно, когда труднее всего уйти из дома? Почему он стрелял из ружья, хотя тишина была его единственным шансом на спасение? Мистер Холмс, раз уж вы считаете версию мистера Вайта Мэйсона неубедительной, подскажите другую.

Холмс все это время сидел с сосредоточенным видом, напряженно прислушиваясь к каждому слову и время от времени посматривая то направо, то налево.

– Для того чтобы делать какие-то выводы, мне не хватает еще нескольких фактов, мистер Мак, – сказал он, опускаясь на одно колено рядом с убитым. – Боже мой! Рана просто ужасна. Не могли бы вы позвать дворецкого ненадолго?.. Эймс, насколько я понимаю, вы достаточно часто видели этот весьма необычный знак, выжженный на коже треугольник в круге, на предплечье мистера Дугласа?

– Да, много раз, сэр.

– Он никогда не рассказывал, что это означает?

– Нет, сэр.

– Должно быть, тот, кому наносят такой знак, испытывает просто невероятную боль. Скажите, Эймс, я заметил небольшой кусочек пластыря на подбородке мистера Дугласа, вы знаете, откуда он появился?

– Да, сэр, он порезался вчера утром, когда брился.

– А подобное когда-нибудь раньше с ним случалось?

– Нет. Если и случалось, то очень-очень давно, сэр.

– Это много о чем говорит! – многозначительно произнес Холмс. – Конечно же, это может быть простым совпадением, но может и указывать на нервозность, а это уже позволяет предполагать, что у него были причины чего-то опасаться. Вы не заметили ничего необычного в его поведении вчера, Эймс?

– Мне показалось, что он как будто был несколько возбужден или встревожен, сэр.

– Ха! Значит, нападение, возможно, не было для него неожиданным! Что-то начинает проясняться, не так ли? Может быть, вы хотите провести допрос, мистер Мак?

– Нет-нет, мистер Холмс, куда уж мне с вами тягаться.

– Хорошо, тогда перейдем к этой карточке, «Д. В. 341». Это кусочек картона. В доме есть такой картон?

– Не думаю, сэр.

Холмс подошел к столу и капнул по чуть-чуть из каждой чернильницы на промокательную бумагу.

– Нет, это писали не в этой комнате, – сказал он. – На карточке чернила черные, а эти – с легким фиолетовым оттенком. Буквы и цифры написаны широким пером, а тут только тонкие. Нет, определенно, писалось не здесь. Вы не знаете, что может означать эта надпись, Эймс?

– Нет, сэр, даже не догадываюсь.

– А вы что думаете, мистер Мак?

– Меня это наводит на мысль о каком-то тайном обществе. Так же как и клеймо на руке.

– Да-да, я тоже так думаю, – согласно закивал Вайт Мэйсон.

– Что ж, ничто не мешает нам принять это за рабочую версию и рассмотреть, как это соотносится с нашими трудностями. В дом проникает посланец этой организации, дожидается мистера Дугласа, почти сносит ему голову из дробовика и уходит через ров, оставив рядом с трупом карточку, которая, после того как о ней обязательно упомянут в газетах, укажет остальным членам общества на то, что акт мщения совершен. Как будто все собралось в единую картину. Но почему он выбрал именно это оружие?

– Вот именно.

– И зачем у него забрали кольцо?

– Вот-вот.

– И почему до сих пор никто не арестован? Уже начало третьего! Я полагаю, сейчас в радиусе сорока миль все констебли заняты тем, что разыскивают неизвестного человека в мокрой одежде?

– Так и есть, мистер Холмс.

– В таком случае уйти ему не удастся. Если, конечно, у него поблизости нет места, где можно отсидеться, или если он не запасся сменной одеждой. И все же пока что он на свободе. – Холмс подошел к окну и теперь рассматривал через лупу кровавый след на подоконнике. – Это отпечаток подошвы туфли. Причем на удивление широкой. Можно предположить у убийцы плоскостопие. Это любопытно, потому что следы в углу мне показались намного более изящ ными. Впрочем, они настолько неотчетливые, что трудно что-либо сказать с уверенностью. А что это под маленьким столиком?

– Гантели мистера Дугласа, – сказал Эймс.

– Гантель. Там только одна. А где вторая?

– Я не знаю, мистер Холмс. Может быть, второй там и не было, я несколько месяцев не обращал на них внимания.

– Одна гантель… – с серьезным видом хотел что-то сказать Холмс, но в эту секунду в дверь громко постучали.

В комнату заглянул и окинул всех нас пытливым взглядом высокий загорелый чисто выбритый мужчина с умными глазами. Я сразу понял, что это Сесил Баркер, о котором уже говорилось.

– Простите, что прерываю ваше совещание, – сказал он, – но есть новости.

– Его арестовали?

– К сожалению, пока нет. Найден его велосипед. Этот негодяй бросил его. Пойдемте, посмотрим. Это рядом, всего в сотне ярдов от дома.

На дорожке несколько конюхов и других зевак с интересом рассматривали велосипед, который вытащили из-за густого куста. Это был старенький «Радж-Витворт», грязный, как будто на нем отмахали не одну милю, с кожаной сумкой под седлом, в которой оказались гаечный ключ и масленка. Однако ничто не указывало на то, кем мог быть его хозяин.

– Для полиции он может очень пригодиться, – сказал инспектор. – Если все эти штуки имеют номера и зарегистрированы. Но и на том спасибо: если не удастся узнать, куда он ушел, по крайней мере, мы узнаем, откуда он к нам пожаловал. Однако какое чудо, скажите на милость, заставило его бросить здесь велосипед? И как ему удалось без него скрыться? Похоже, все только еще больше запуталось, мистер Холмс!

– Вы находите? – задумчиво произнес мой друг. – Посмотрим.

Глава 5. Участники драмы

– Вы еще что-нибудь хотите осмотреть в кабинете? – спросил Вайт Мэйсон, когда мы вернулись в дом.

– Пока нет, – сказал инспектор, Холмс тоже покачал головой.

– Тогда, может быть, вы захотите услышать показания тех, кто находился в доме? Для этого подойдет столовая. Эймс, заходите первым, расскажете нам все, что знаете.

Рассказ дворецкого был кратким и четким, ни у кого не вызвало сомнений то, что он говорил искренно. На работу в этот дом он был принят пять лет назад, сразу после того, как мистер Дуглас приехал в Берлстоун. Он знал, что мистер Дуглас был богатым человеком и что деньги свои он заработал в Америке. Это был добрый и заботливый хозяин… Возможно, не совсем того склада характера, к которому привык Эймс, но разве бывает так, чтобы все было идеально? Нет, он никогда не замечал, чтобы мистер Дуглас чего-то опасался, напротив, это был самый бесстрашный человек, которого он когда-либо знал. Он возобновил работу моста, потому что любил старинные обычаи, а раньше в доме было заведено поднимать его на ночь.

Мистер Дуглас не часто бывал в Лондоне и вообще покидал деревню, но накануне убийства он ездил за покупками в Танбридж-Уэлс. Ему (Эймсу) показалось, что мистер Дуглас вернулся оттуда слегка взволнованным или обеспокоенным, поскольку вел он себя несколько необычно, спешил, был несдержан. Прошлой ночью дворецкий еще не успел лечь спать, когда бешено затрезвонил звонок. В это время он был в буфетной в глубине дома, складывал столовое серебро. Выстрела он не слышал, но это и неудивительно, поскольку буфетная, кладовая и кухни расположены в самом дальнем конце дома и от кабинета их отделяют длинный коридор и несколько дверей, которые были закрыты. На звук звонка из своей комнаты вышла экономка, и они вместе поспешили в переднюю часть дома.

Дойдя до лестницы, они увидели, что по ней спускается миссис Дуглас. Нет, она не спешила, и ему не показалось, чтобы она была как-то сильно взволнована. Как только она оказалась внизу, из кабинета выбежал мистер Баркер, он остановил миссис Дуглас и стал просить ее вернуться к себе.

«Умоляю, вернитесь в свою комнату! – кричал он. – Несчастный Джек умер! Ему уже ничем не поможешь. Умоляю, возвращайтесь к себе!»

Не сразу, но ему удалось уговорить миссис Дуглас вернуться. Она не кричала, не рвалась в кабинет. Миссис Аллен, экономка, отвела ее наверх и осталась вместе с хозяйкой в ее спальне. А Эймс с мистером Баркером вернулись в кабинет, где все было точно в таком виде, в котором застала полиция. Свеча не горела, была зажжена лампа. Они выглянули в окно, но ночь была очень темная и им не удалось ничего ни увидеть, ни услышать. Затем они выбежали в холл, Эймс повернул ворот, который опускает мост, и мистер Баркер направился в полицию.

Такими в общих чертах были показания дворецкого.

Рассказ миссис Аллен в основном повторял его слова. Комната экономки находилась несколько ближе к передней части дома, чем буфетная, в которой работал Эймс. Она уже собиралась лечь спать, когда услышала громкий звонок. Она туговата на ухо и, возможно, поэтому не услышала выстрела, тем более что кабинет находится далеко от ее комнаты. Кажется, она слышала какой-то звук, но посчитала, что это хлопнули двери. Правда, это было намного раньше, примерно за полчаса до звонка. Вый дя из своей комнаты, она столкнулась с мистером Эймсом, и они вместе поспешили в переднюю часть дома. Внизу они увидели мистера Баркера, он был жутко бледен и взволнован, когда вышел из кабинета, чтобы перехватить миссис Дуглас, спускавшуюся по лестнице. Он принялся умолять ее вернуться к себе, и она что-то говорила в ответ, но что именно, миссис Аллен не разобрала.

«Отведите ее наверх! Останьтесь с ней!» – велел ей мистер Баркер.

Она отвела хозяйку в ее спальню и попыталась успокоить. Та была страшно взволнована, вся дрожала, но спуститься больше не порывалась. Она как была в халате, так и села у камина, закрыв лицо ладонями. Бóльшую часть ночи миссис Аллен провела с ней. Что касается остальных слуг, то все уже легли спать и о том, что случилось, узнали перед самым приходом полиции. Их комнаты расположены в самой глубине дома, поэтому слышать они ничего не могли.

Ничего больше, кроме слез и причитаний, от экономки мы не услышали.

Следующим свидетелем, показания которого мы выслушали, был Сесил Баркер. Относительно ночных событий он мало что мог добавить к тому, что уже рассказал полиции. Лично он не сом невался, что убийца ушел через окно. По его мнению, это доказывало пятно крови на подоконнике. К тому же, поскольку мост был поднят, другого способа покинуть дом не было. Как повел себя убийца, выйдя из дома, или почему он не воспользовался велосипедом, если, конечно же, велосипед принадлежал именно ему, Сесил Баркер предположить не мог. Утонуть, перебираясь через ров, преступник не мог, поскольку глубина воды нигде не превышает трех футов.

Лично он очень хорошо представлял себе, что могло стоять за этим убийством. Мистер Дуглас был скрытным человеком. В его жизни случались такие события, о которых он никогда не говорил. В Америку он переселился еще очень молодым человеком. Там ему удалось разбогатеть, и Баркер познакомился с ним в Калифорнии, где они на паях взяли в аренду участок земли в месте под названием Каньон Бенито и поставили там шахту. Дело их процветало, когда Дуглас неожиданно продал свою долю в деле и уехал в Англию. Дуглас тогда был холостяком. Через какое-то время Баркер обналичил все свои капиталы и переехал в Лондон. Там они возобновили дружбу.

Дуглас производил на него впечатление человека, который чего-то боится. Баркер всегда считал, что его поспешный отъезд из Калифорнии, а также то, что в Англии он поселился в таком тихом месте, как-то было связано с нависшей над ним опасностью. Возможно, какое-то тайное общество, какая-то безжалостная организация преследовала Дугласа и не отступилась бы до тех пор, пока не покончила с ним. На мысль об этом его натолкнули кое-какие высказывания Дугласа, правда, он никогда не рассказывал, что это за организация и чем он перед ней провинился. Можно было только гадать, имеет ли надпись на картонной карточке какое-то отношение к этому тайному обществу.

– Как долго вы были знакомы с Дугласом в Калифорнии? – спросил инспектор Макдональд.

– Всего пять лет.

– И вы говорите, он был холостяком?

– Он был вдовцом.

– Вам известно, кем была его первая жена?

– Нет, но я помню, он как-то сказал, что у нее были немецкие корни. Еще я видел ее портрет. Это была очень красивая женщина. Она умерла от брюшного тифа за год до того, как мы с ним познакомились.

– А где он жил до того, как вы познакомились, вы не знаете?

– Я слышал, как он рассказывал о Чикаго. Он хорошо знал этот город и работал там. Кроме того, он не раз упоминал и разные угледобывающие и железорудные районы. Он в свое время много путешествовал.

– Он не занимался политикой? Возможно, это тайное общество имело какое-то отношение к политике?

– Нет, он совсем не интересовался политикой.

– Может быть, он был как-то связан с преступным миром?

– Что вы, напротив, более честного человека я в жизни не встречал.

– А как он жил в Калифорнии? Никаких странных привычек вы за ним не замечали?

– Он жил и работал на нашем участке в горах. Предпочитал держаться в стороне и по возможности не ходить туда, где собирались люди. Именно это и заставило меня впервые подумать, что он боится преследования. То, что он так неожиданно уехал в Европу, превратило мои подозрения в уверенность. Мне кажется, он получил какое-то предупреждение. Не прошло и недели с его отъезда, как на наш участок явились люди и стали о нем расспрашивать.

– Что это были за люди?

– Их было человек пять-шесть. Довольно сурового вида ребята. Они хотели знать, где он. Я сказал им, что он уехал в Европу, но где его искать, я не знал. Они явно были настроены очень враждебно, это было видно сразу.

– А эти люди, они были американцами? Калифорнийцами?

– Того, были ли они калифорнийцами, я не знаю, но в том, что они американцы, не сомневаюсь. Однако это не шахтеры. Кем они были, я не знаю, но, если честно, у меня отлегло от сердца, когда они убрались с участка.

– Это было шесть лет назад?

– Ближе к семи.

– Ну, а если вы к тому времени были знакомы с Дугласом уже пять лет, значит, вся эта каша заварилась никак не меньше одиннадцати лет назад.

– Совершенно верно.

– Он должен был чем-то очень сильно насолить им, чтобы они и через такое долгое время преследовали его. Да, непросто будет докопаться до истины.

– Мне кажется, он всю жизнь не знал покоя и от этого страдал.

– Но если человек знает, что ему угрожает опасность, и знает от кого, почему не обратиться в полицию за помощью?

– Может быть, ему угрожало нечто такое, от чего нельзя было защититься. Вы должны кое-что знать. Он носил при себе оружие. В кармане у него всегда лежал револьвер. Но, к несчастью, вчера ночью он оставил его у себя в комнате и пошел осматривать дом в халате. Наверное, он думал, раз мост уже поднят, бояться нечего.

– Я бы хотел разобраться с датами, – сказал Макдональд. – Дуглас уехал из Калифорнии шесть лет назад. Вы последовали за ним через год, не так ли?

– Да.

– А женился он пять лет назад. Выходит, вы вернулись в Англию примерно тогда же, когда он женился?

– Где-то за месяц до того. Я был шафером у него на свадьбе.

– Вы были знакомы с миссис Дуглас до свадьбы?

– Нет. Меня не было в Англии десять лет.

– Но после этого вы с ней довольно часто виделись.

Баркер бросил на инспектора возмущенный взгляд.

– Я довольно часто виделся с ним, – сказал он. – Если я встречался с ней, то только потому, что нельзя, навещая друга, прятаться от его жены. Если вы считаете, что существует какая-либо связь…

– Я ничего не считаю, мистер Баркер. Я просто задаю вопросы, которые могут иметь отношение к делу, и обижать вас вовсе не собирался.

– Некоторые ваши вопросы весьма бестактны, – зло бросил Баркер.

– Нам нужны лишь факты. И вы, и мы все заинтересованы в том, чтобы во всем как можно скорее разобраться. Мистер Дуглас не был против вашей дружбы с его женой?

Лицо Баркера побледнело, большие крепкие кулаки сжались.

– Кто вам дал право задавать такие вопросы? – вскричал он. – Какое это имеет отношение к делу, которое вы расследуете?

– Я вынужден повторить вопрос.

– Прекрасно. Я отказываюсь на него отвечать.

– Вы имеете на это право, но прошу вас учесть, что ваш отказ уже является ответом, поскольку, если бы вам нечего было скрывать, вы бы не стали отказываться отвечать.

Баркер на секунду задумался, его брови напряженно сомкнулись, но потом он улыбнулся.

– Что ж, джентльмены, я полагаю, в конце концов вы исполняете свой долг, и я не имею права вам мешать. Я лишь прошу не беспокоить миссис Дуглас вопросами на эту тему. Ей и без того сейчас нелегко. Несчастный Дуглас имел только одну отрицательную черту характера – он был ужасно ревнив. Ко мне он прекрасно относился… мы были настоящими друзьями. И в жене своей он души не чаял. Он любил, когда я приезжал к нему. Если меня долго не было, начинал волноваться и справляться обо мне. И в то же время, если он видел, что мы с его женой разговариваем или просто замечал, что между нами существует некая симпатия, на него как будто накатывала волна ревности, он тут же выходил из себя и тогда уж за словом в карман не лез. Не раз я отказывался к нему приезжать именно по этой причине, и тогда он слал мне письма с извинениями, писал, как он раскаивается, умолял простить его и приглашал приезжать как можно скорее. Мне ничего не оставалось, и я снова ехал. Но прошу вас верить мне, джентльмены, еще ни у одного мужчины не было такой любящей и преданной жены… Могу добавить, что и мне как другу он мог полностью доверять.

Сказано это было искренне и с глубоким чувством, однако инспектор Макдональд все никак не хотел оставить эту тему.

– Вам известно, что с пальца покойного сняли обручальное кольцо? – спросил он.

– Да, похоже на то, – кивнул Баркер.

– Что значит «похоже»? Это факт.

Баркер слегка смутился.

– Говоря «похоже», – пояснил он, немного подумав, – я имел в виду то, что можно предположить, что он сам снял это кольцо.

– Тот факт, что кольцо исчезло с его пальца – кто бы его ни снял, – естественным образом наводит на мысль, что случившаяся трагедия как-то связана с его браком, вы не находите?

Баркер неуверенно пожал широкими плечами.

– Не берусь сказать, что это означает, – сказал он. – Но, если вы хотите намекнуть на то, что здесь каким-то образом затронута честь леди, – глаза Баркера сверкнули, но с видимым усилием ему все же удалось совладать с чувствами, – то вы на ложном пути, так и знайте.

– К вам у меня пока больше вопросов нет, – казенным голосом сказал Макдональд.

– Еще одна деталь, – сказал Шерлок Холмс. – Когда вы во шли в комнату, на столе горела только свеча, верно?

– Да, это так.

– При ее свете вы и увидели, что произошло в кабинете?

– Совершенно верно.

– Вы сразу же позвонили в звонок, чтобы вызвать помощь?

– Да.

– И сразу прибежали слуги?

– Да, не прошло и минуты.

– И все же, зайдя в кабинет, они увидели, что свечка потушена и горит лампа. Мне это кажется очень важным.

Снова на лице Баркера отразилось замешательство.

– Я в этом не вижу ничего важного, мистер Холмс, – подумав, сказал он. – Свечка давала очень мало света, и я первым делом решил, что нужно осветить все получше. На столе стояла лампа, поэтому я ее и зажег.

– И задули свечку?

– Ну да.

Больше Холмс ничего спрашивать не стал, и Баркер, окинув нас, как мне показалось, вызывающим взглядом, развернулся и вышел из комнаты.

Инспектор Макдональд передал миссис Дуглас, что хотел бы с ней поговорить в ее комнате, но она ответила, что предпочла бы встретиться с нами в столовой. И вот она вошла, высокая красивая женщина лет тридцати, удивительно спокойная и сдержанная, на лице ее не было заметно ни капли волнения. Совсем не та, убитая горем, безутешная вдова, которой я ее себе представлял. Да, она была бледна и напряжена, как любой человек, переживший сильнейшее потрясение, но держалась ровно, и изящная рука ее, которую она положила на краешек стола, была столь же тверда, как моя. Печальным вопросительным взглядом она обвела всех нас и вдруг громко, даже как-то с вызовом спросила:

– Вы уже что-нибудь нашли?

Может быть, виной тому мое воображение, но мне показалось, что в ее вопросе было больше страха, чем надежды.

– Делается все от нас зависящее, миссис Дуглас, – сказал инспектор. – Можете быть уверены, мы ничего не упустим.

– Денег не жалейте, – сказала она холодным, ровным голосом. – Я хочу, чтобы было сделано все возможное.

– Возможно, и вы нам поможете пролить свет на это дело.

– Боюсь, что нет. Но я готова рассказать вам все, что мне известно.

– От мистера Сесила Баркера мы знаем, что вы так и не увидели… так и не зашли в комнату, в которой произошла трагедия?

– Да, он встретил меня внизу лестницы и не позволил войти в кабинет.

– Да, конечно. Вы услышали выстрел и тут же спустились.

– Сначала накинула халат и сразу спустилась.

– Сколько времени прошло с того момента, как вы услышали выстрел, и до того, как мистер Баркер встретил вас внизу?

– От силы пара минут. В такой ситуации тяжело следить за временем. Он стал просить меня вернуться в свою комнату, сказал, что я ничем помочь не смогу. Потом миссис Аллен, экономка, отвела меня обратно наверх. Все это было похоже на кошмарный сон.

– Не могли бы вы приблизительно сказать, сколько ваш муж находился внизу, прежде чем вы услышали выстрел?

– Нет, не могу Он пошел туда из своей туалетной, и как он оттуда выходил, я не слышала. Он каждый вечер обходил дом – боялся пожара, и, насколько я знаю, это единственное, чего он боялся.

– Это как раз тот вопрос, который я и хотел обсудить, миссис Дуглас. Вы ведь познакомились с мужем в Англии?

– Да, и все эти пять лет вместе прожили здесь, в Англии.

– Он когда-нибудь рассказывал вам о своей жизни в Америке? Может быть, упоминал о чем-нибудь, что могло угрожать ему?

Прежде чем ответить, миссис Дуглас надолго задумалась.

– Да, – наконец сказала она. – Я всегда чувствовала, что ему угрожает какая-то опасность. Но он отказывался обсуждать это со мной. Не то чтобы он не доверял мне… Мы ведь очень любили друг друга, и о недоверии не могло быть и речи… Просто он не хотел, чтобы я волновалась. Он думал, что я больше не смогу быть спокойной, если узнаю о чем-то дурном, поэтому ничего и не рассказывал.

– Как же вы об этом узнали?

По лицу миссис Дуглас скользнула мимолетная улыбка.

– Неужели вы думаете, что муж может всю жизнь прожить с какой-то тайной на душе, а женщина, которая его любит, ничего не заподозрит? Я догадалась об этом по тому, как он отказывался обсуждать со мной отдельные эпизоды своей жизни в Америке. По тому, как настороженно он присматривался к незнакомым людям на улице. По определенным словам, которые порой слетали с его уст. Я была совершенно уверена в том, что у него были могущественные враги, и в том, что он опасался их преследования и хотел защититься от них. Мысли об этом настолько не давали мне покоя, что каждый раз, ко гда он где-то задерживался, я не находила себе места от страха.

– Позвольте узнать, – сказал Холмс, – а какие именно его слова насторожили вас?

– Долина Ужаса, – ответила леди. – Так он говорил, когда я начинала задавать ему вопросы. «Я жил в Долине Ужаса и все еще не выбрался из нее». «Нам предстоит всю жизнь прожить в Долине Ужаса?» – спрашивала его я, если замечала, что он был более серьезен, чем обычно. «Иногда мне кажется, что да», – отвечал он.

– Конечно, вы спрашивали его, что такое Долина Ужаса.

– Да, но тогда он бледнел и качал головой. «Хватит и того, что один из нас это знает, – говорил он. – Я молю Господа Бога, чтобы ты никогда не узнала, что это такое». Это действительно существующая долина, в которой он когда-то жил и где с ним произошло что-то ужасное, я в этом не сомневаюсь. Но больше мне ничего не известно.

– И никаких имен он не называл?

– Однажды, три года назад, когда он сильно расшибся на охоте, у него была горячка, и в бреду он беспрестанно повторял одно и то же имя. Произносил он его со злостью, но и с оттенком страха. Макгинти… Владыка Макгинти – это имя он повторял. Когда он пришел в себя, я спросила его, кто такой этот Макгинти и чей он владыка. «Слава Богу, не мой!» – рассмеявшись, ответил он, но больше ничего вытянуть из него мне не удалось. Между владыкой Макгинти и Долиной Ужаса определенно существует какая-то связь.

– Еще один вопрос, – сказал инспектор Макдональд. – Вы познакомились с мистером Дугласом в Лондоне в доме, в котором он снимал жилье, не так ли? Там же вы и обручились. В истории вашего знакомства не было ничего романтического, скажем, тайного или загадочного?

– Конечно же, была романтика. В любви всегда есть нечто романтическое и таинственное. Но ничего загадочного у нас не было.

– Может быть, у него был соперник?

– Нет, я была совершенно свободна.

– Вы ведь уже знаете, что у него пропало с пальца обручальное кольцо. Вас это не наводит ни на какие мысли? Если предположить, что какой-то враг из его прошлой жизни настиг его и совершил это преступление, что могло заставить его забрать это кольцо?

Я могу поклясться, что на какую-то долю мгновения на лице женщины появилась едва заметная тень улыбки.

– Нет, тут я ничем вам помочь не могу, – ответила она. – Для меня это такая же загадка, как и для вас.

– Что ж, не смеем больше вас задерживать. Простите, что беспокоим в такое время, – сказал инспектор. – Есть еще вопросы, которые мы хотели бы с вами обсудить, но они могут и подождать.

Она встала, и снова я увидел тот же быстрый слегка удивленный взгляд, которым она окинула нас, как только вошла. «И какое же впечатление произвел на вас мой рассказ?» – я был уверен, именно этот вопрос готов был сорваться с ее уст. Но она лишь поклонилась и выскользнула из комнаты.

– Красивая… Очень красивая женщина, – задумчиво произнес Макдональд, когда за ней закрылась дверь. – Этот Баркер все-таки не просто так здесь столько времени проводил. Он из тех мужчин, которые привлекают к себе женщин. Да он и признает, что убитый ревновал его, хотя, вполне может быть, что для ревности были и другие причины, о которых он не стал нам рассказывать. А это обручальное кольцо?! Что-то здесь не так. Если человек срывает с трупа обручальное кольцо… А что вы об этом думаете, мистер Холмс?

До сих пор мой друг сидел в глубокой задумчивости, подперев голову руками, но теперь встал и дернул шнурок звонка для вызова прислуги.

– Эймс, – спросил он явившегося дворецкого, – где сейчас мистер Сесил Баркер?

– Сейчас посмотрю, сэр.

Не прошло и минуты, как он вернулся и доложил, что мистер Баркер в саду.

– Вы не могли бы припомнить, во что был обут мистер Баркер, когда вчера ночью вы вместе с ним зашли в кабинет?

– Могу, мистер Холмс. Ночные тапочки. Я сам принес ему ботинки, когда он собрался идти в полицию.

– Где сейчас эти тапочки?

– Все еще в холле под стулом.

– Очень хорошо, Эймс. Нам, естественно, очень важно знать, какие из следов могут принадлежать мистеру Баркеру, а какие – преступнику.

– Да, сэр. Я могу сказать, что заметил на его тапочках следы крови… Как и на своих туфлях.

– Ничего удивительного, учитывая, что творилось в комнате. Спасибо, Эймс, если вы нам понадобитесь, мы позвоним.

Через несколько минут мы перешли в кабинет. Холмс по дороге захватил из холла тапочки. Как и говорил Эймс, подошвы обеих были черны от крови.

– Странно, – пробормотал Холмс, подойдя к окну и внимательно их изучив. – Очень странно!

Легко наклонившись, он приложил тапочку к кровавому отпечатку на подоконнике. Их контуры совпали в точности. Холмс, не произнося ни слова, повернулся к коллегам и улыбнулся.

Инспектора это открытие преобразило. Сперва он опешил, а потом быстро-быстро затараторил, резко и отрывисто выговаривая слова на шотландский манер.

– Черт! Ну конечно же! Баркер сам оставил след на окне! Отпечаток-то намного шире любого ботинка. Вы говорили о плоскостопии, а оно вот что получается! Но зачем, мистер Холмс? Зачем он это сделал?

– М-да, зачем он это сделал? – задумчиво повторил мой друг. Вайт Мэйсон довольно засмеялся и потер руки, предвкушая интересную работу.

– Я говорил вам, это нечто сногсшибательное, – торжествующе воскликнул он. – И, как видите, не ошибся.

Глава 6. Тьма рассеивается

Трем детективам нужно было еще обсудить разные мелочи, по этому я вернулся в скромную сельскую гостиницу один. Но перед этим прогулялся по древнему парку окружавшему дом. За рядами вековых тисов, которые благодаря рукам садовника отличались самыми причудливыми формами, в глубине сада скрывалась красивая поляна со старинными солнечными часами посередине. Все это выглядело настолько умиротворяющим, что мои несколько расшатанные нервы тут же успокоились.

Здесь, в этой благостной красоте, темный кабинет с распростертой в луже крови мертвой фигурой на полу казался не более чем призрачным воспоминанием о каком-то кошмарном сне. И все же, когда я шел между деревьями, упиваясь тишиной и покоем, со мной произошел странный случай, который снова вернул меня к трагедии и наполнил беспокойством.

Как я уже сказал, сад окаймляли старые тисы. В самом дальнем от дома месте они переходили в густую живую изгородь. У этой изгороди, с наружной стороны, стояла небольшая каменная скамья, невидимая со стороны дома. Проходя мимо этого места, я вдруг услышал приглушенные голоса, низкий мужской голос и короткий женский смех в ответ. В следующее мгновение я обошел край изгороди, и глазам моим предстали миссис Дуглас и Баркер, которые, очевидно, не услышали моего приближения. Вид леди меня поразил. Если в столовой она была сдержанной и скромной, то теперь напускной печали как не бывало. Глаза ее сияли радостью, на лице все еще играла счастливая улыбка, вызванная словами спутника. Он сидел, уперев локти в колени, со сложенными перед собой руками и тоже беззаботно улыбался. Вмиг (но все равно слишком поздно) их лица вновь приняли скорбное выражение. Они обменялись парой торопливых слов, после чего Баркер встал и подошел ко мне.

– Простите, сэр, – сказал он, – я обращаюсь к доктору Ватсону?

Я холодно поклонился. И надеюсь, мой вид в достаточной мере показал, какое впечатление произвела на меня картина, случайным свидетелем которой я стал.

– Мы так и подумали, ведь ваша дружба с мистером Шерлоком Холмсом всем известна. Вы не могли бы уделить нам минуту и поговорить с миссис Дуглас?

С каменным лицом я последовал за ним. Мне вдруг отчетливо представилось изувеченное мертвое тело, лежащее на полу. И вот спустя лишь несколько часов после трагедии его жена и самый близкий друг предаются веселью за кустом в саду, который принадлежал ему!.. Сдержанно я поздоровался с леди. В столовой я разделял ее горе, но теперь ее умоляющий взгляд не встретил сочувствия с моей стороны.

– Боюсь, вы сочтете меня бессердечной и жестокой, – произнесла она.

– Это не мое дело, – равнодушно пожал плечами я.

– Возможно, когда-нибудь вы меня поймете. Если б вы только знали…

– Доктору Ватсону незачем что-либо знать или понимать, – торопливо оборвал ее Баркер. – Как он сам сейчас справедливо заметил, это дело никоим образом его не касается.

– Совершенно верно, – бросил я. – Поэтому, с вашего позволения, я продолжу прогулку.

– Подождите, доктор Ватсон, – умоляющим голосом вскричала женщина. – Вы единственный человек в мире, к которому я могу обратиться. Мне очень нужно знать ответ на один вопрос. Вы лучше кого бы то ни было знаете мистера Холмса, и вам известно, в каких отношениях он с полицией. Если я ему доверюсь, он обязательно должен будет сообщить обо всем детективам?

– Да, действительно, – подхватил Баркер. – Он действует сам по себе или от их имени?

– Я не уверен, что могу обсуждать с вами этот вопрос.

– Прошу… Умоляю вас, доктор Ватсон! Поверьте, вы очень поможете нам… Поможете мне, если дадите ответ.

В голосе женщины было столько искренности, что на миг я позабыл о ее легкомыслии и поддался желанию помочь ей.

– Мистер Холмс ведет независимое расследование, – сказал я. – Он никому не подчиняется и действует так, как сам считает нужным. В то же время, разумеется, он сотрудничает с представителями официальных властей, которые работают над этим делом, и он не станет утаивать от них ничего, что может помочь изобличить преступника. Это все, что я могу вам сообщить. Если вы хотите узнать что-нибудь еще, обращайтесь к самому мистеру Холмсу.

С этими словами я приподнял шляпу и отправился своей дорогой, оставив их на каменной скамье у тисовых кустов. Дойдя до конца живой изгороди, я оглянулся и увидел, что они о чем-то оживленно разговаривают. Поскольку взоры их были обращены в мою сторону, мне стало ясно, что обсуждали они нашу короткую беседу.

– Мне их откровения ни к чему, – сказал Холмс, когда я сообщил ему об этом происшествии. Весь день он провел в усадьбе, консультируясь с двумя коллегами, и, вернувшись около пяти, жадно набросился на ужин, который я для него заказал. – Ни о каких доверительных отношениях с ними не может быть и речи, Ватсон, потому что это поставит меня в неудобное положение, если дело дойдет до ареста за предумышленное убийство.

– Вы думаете, что идет к этому?

Настроение у Холмса было приподнятое и благодушное.

– Дорогой мой Ватсон, я с удовольствием расскажу вам, как обстоят дела, как только покончу с четвертым яйцом. Нельзя сказать, что это наша основная версия. Вовсе нет, но, когда мы найдем пропавшую гантель…

– Гантель?!

– Ватсон, вы что, до сих пор не поняли, что главное в этом деле – пропавшая гантель? Ну-ну, не вешайте нос. По секрету могу сказать вам, что ни инспектор Мак, ни местный сыщик, по-моему, тоже пока не догадываются об истинной значимости исчезновения этого гимнастического снаряда. Гантель всего одна! Представьте-ка себе атлета с одной гантелью, Ватсон. Подумайте о неравномерном мышечном развитии, о возможном искривлении позвоночника. Ужасно, Ватсон, просто ужасно!

Жуя бутерброд, он с озорным блеском в глазах посмотрел на мое растерянное лицо. Его превосходный аппетит служил доказательством тому, что дело движется к успешному завершению, поскольку я прекрасно помнил, как он, бывало, забывал о еде на несколько дней, когда разум его был сутками напролет занят распутыванием какой-нибудь очередной сложнейшей задачи, и тогда полнейшая умственная концентрация доводила его и без того худое тело до полного истощения. Наконец Холмс закурил трубку, подсел поближе к старому камину и стал излагать суть дела. Речь его лилась неторопливо, порой он неожиданно перескакивал с одной мысли на другую, как человек, который скорее мыслит вслух, чем что-то сообщает.

– Ложь, Ватсон… Сплошная, огромная, чудовищная, наглая, беспардонная ложь, вот с чем нам довелось столкнуться! Это и будет нашей отправной точкой. Все, что рассказал Баркер, – ложь. Но его рассказ подтверждает миссис Дуглас, следовательно, она тоже лжет.

Это означает одно – они в сговоре. Вот теперь появился четкий вопрос: почему они лгут и что скрывает их ложь. Давайте попытаемся, Ватсон, вы и я, пробить эту стену лжи и восстановить истину.

Откуда мне известно, что они лгут, спросите вы. Весь их рассказ – не более чем выдумка, причем не очень искусная, которая просто не может быть правдой. Посудите сами. По их словам выходит, что у убийцы после совершения преступления было не более минуты на то, чтобы снять с пальца жертвы кольцо, которое было под другим кольцом, потом вернуть на место второе кольцо (чего в реальности ни один убийца не стал бы делать), да еще и бросить рядом с телом эту непонятную карточку. Я утверждаю, что это невозможно.

Вы могли бы возразить (хотя я слишком уважаю ваш здравый смысл, Ватсон, чтобы ожидать от вас подобного), что кольцо было снято до того, как мистер Дуглас был убит. Свечка горела очень недолго, и это говорит о том, что длинного разговора не было. Мог ли мистер Дуглас, о бесстрашии которого мы наслышаны, согласиться расстаться с обручальным кольцом так быстро? Согласился бы он вообще отдать его? Нет. Нет, Ватсон. Убийца имел возможность провести какое-то более продолжительное время рядом с трупом при зажженной лампе. Это у меня не вызывает сомнений.

Однако причиной смерти был именно выстрел из ружья, и выходит, стреляли несколько раньше, чем было сказано нам. Но ведь в таком вопросе ошибиться невозможно. Следовательно, это означает, что те два человека, которые его слышали, это Баркер и миссис Дуглас, сознательно говорят неправду и находятся в сговоре. Кроме того, я могу доказать, что пятно крови было целенаправленно нанесено Баркером на подоконник, чтобы сбить со следа полицию. Думаю, теперь вы должны признать наличие очень веских улик против него.

Теперь мы должны задать себе вопрос: в какое время убийство было совершено в действительности? До половины одиннадцатого по дому ходили слуги, которые услышали бы выстрел, значит, это произошло позже. Без четверти одиннадцать все уже разошлись по своим комнатам, кроме Эймса, который копался в буфетной. Сегодня, когда вы ушли, я провел парочку экспериментов и убедился, что в буфетной никакие звуки, доносящиеся из кабинета, не слышны при условии, что все двери между ними закрыты.

Этого нельзя сказать о комнате экономки. Она расположена несколько ближе по коридору, и в ней я смог услышать голоса из кабинета, когда там разговаривали очень громко. Звук выстрела несколько приглушается, когда стреляют с очень близкого расстояния, как это действительно произошло и в нашем случае. Он не был бы очень громким, но, вне всякого сомнения, долетел бы до комнаты экономки. Миссис Аллен сама сказала нам, что немного глуховата, и тем не менее в своих показаниях упомянула, что слышала какой-то звук, похожий на хлопок двери, примерно за полчаса до того, как была поднята тревога. «Примерно за полчаса» означает без четверти одиннадцать. Я уверен, что на самом деле она слышала выстрел из ружья, и именно в это время был убит мистер Дуглас. Если это так, то теперь нам предстоит выяснить, чем могли заниматься Баркер и миссис Дуглас, если, конечно, они сами не были убийцами, между десятью сорока пятью, когда звук выстрела заставил их спуститься вниз, и одиннадцатью пятнадцатью, когда они подняли тревогу и собрали слуг. Чем они были заняты в это время и почему не позвали слуг сразу? Ответ на этот вопрос нам и предстоит найти. И, когда это произойдет, мы уже будем недалеки от окончательного раскрытия всего дела.

– Я и сам считаю, что между этими двумя существует некая связь, – сказал я. – Какая же она бессердечная особа, если может смеяться над какими-то шуточками, когда ее муж убит всего несколько часов назад.

– Вот-вот. Даже ее собственный рассказ о том, что случилось, доказывает, что она не самая образцовая жена. Сам я, как вам известно, не отношусь к страстным поклонникам женского пола, но даже меня жизненный опыт научил, что на свете очень мало любящих жен, которые позволили бы словам другого мужчины встать между собой и мертвым телом мужа. Если я когда-нибудь женюсь, Ватсон, надеюсь, что смогу внушить своей жене такие чувства, которые не позволят ей дать экономке увести себя, когда мой труп лежит всего в нескольких шагах в соседней комнате. Все это был лишь плохой спектакль. Любого, даже самого неопытного следователя, должно насторожить отсутствие обычных женских завываний и причитаний. Не будь всего остального, одного этого хватило бы, чтобы у меня зародились определенные подозрения.

– Что же выходит? Вы считаете, что это Баркер с миссис Дуглас виновны в убийстве?

– Вы задаете слишком прямые вопросы, Ватсон, – сказал Холмс, качнув трубкой в мою сторону. – Если бы вы спросили, знают ли миссис Дуглас и Баркер правду об убийстве, скрывая ее, я мог бы дать вам искренний ответ. Да, я в этом уверен. Но ваша формулировка не позволяет дать такой же однозначный ответ. Давайте рассмотрим трудности, которые мешают это сделать.

Предположим, что этих двоих соединила преступная любовь и они решили избавиться от человека, который стоит между ними. Само по себе это уже довольно смелое предположение, поскольку показания слуг не подтверждают этого. Напротив, все говорят о том, что Дугласов связывали очень нежные чувства.

– Но этого не может быть! – с глубоким убеждением воскликнул я, вспомнив жизнерадостную улыбку на прекрасном лице в саду.

– По крайней мере, они производили такое впечатление. Как бы то ни было, мы имеем право предположить, что эти двое настолько коварны, что смогли не только провести всех вокруг, но и подготовить убийство мужа. По странному стечению обстоятельств, этому человеку и без них что-то угрожало…

– Но об этом нам известно только с их слов.

Холмс призадумался.

– Все ясно, Ватсон. Вы решили придерживаться мнения, что все, абсолютно все, что они нам рассказали, – ложь, от начала до конца. По-вашему, никакой угрозы мистер Дуглас не опасался, никакого тайного общества не существует, не было никакой Долины Ужаса, владыки Мак-как-его-там и всего остального. Я бы сказал, что это довольно широкое обобщение. Давайте рассмотрим, что оно нам даст. Значит, все это является плодом их вымысла, цель которого – отвернуть от себя подозрение и направить следствие по ложному следу. Велосипед в саду они подбрасывают, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что в деле замешан кто-то со стороны. Кровавый след на подоконнике нужен для того же. Как и карточка рядом с телом, которая могла быть заранее подготовлена где-то в доме. Все это укладывается в вашу версию, Ватсон. Но опять возникают все те же краеугольные вопросы: почему для убийства был выбран именно дробовик с укороченными стволами, да еще и американского производства? Откуда они могли знать, что выстрела никто не услышит? Ведь только по чистой случайности миссис Аллен не отправилась проверять, где это там так громко хлопают двери. Почему ваша пара преступников пошла на это, Ватсон?

– Даже не знаю, что и думать.

– К тому же, если уж женщина с любовником решили отправить на тот свет мужа, стали бы они идти на большой риск и снимать с его пальца обручальное кольцо, выставляя тем самым напоказ свои отношения? Вам это кажется правдоподобным, Ватсон?

– Н-нет, не кажется.

– И кроме того, раз уж вы считаете, что велосипед в саду был оставлен специально, неужели им не пришло бы в голову, что любой следователь, даже самый недалекий, поймет, что это очевидная уловка, поскольку велосипед – это именно то, что в первую очередь было необходимо преступнику для того, чтобы скрыться?

– Честно говоря, я не могу этого объяснить.

– А ведь не должно существовать такой комбинации событий, которую нельзя было бы объяснить. Позвольте мне в качестве зарядки для ума, никоим образом не претендуя на то, что все в действительности происходило именно так, предложить вам иную версию. Это не более чем догадки, но не догадки ли являются прародителями истины?

Давайте предположим, что в жизни Дугласа была какая-то тайна, какая-то страшная, позорная тайна. Это приводит к тому, что его убивает человек со стороны, скажем, мститель. Этот мститель по какой-то причине (признаюсь, я до сих пор не понимаю, зачем это понадобилось) снимает с трупа обручальное кольцо. Корни этой вендетты могут уходить еще во времена его первой женитьбы, это объяснило бы исчезновение кольца.

Прежде чем мститель успел покинуть комнату, в ней оказались Баркер и жена убитого. Убийца сумел убедить их, что любая попытка задержать его приведет к огласке каких-то неприятных фактов и к жуткому скандалу. Их это напугало, и они предпочли отпустить преступника. Для этого, возможно, опустили мост, что можно сделать практически бесшумно, и снова его подняли. Преступник уходит, по какой-то причине решив, что безопаснее это сделать пешком, чем на велосипеде, поэтому и оставляет свою машину там, где ее обнаружат, когда он уже будет далеко. Пока что мы не выходим за рамки допустимого, не так ли?

– В общем-то, да, это допустимо, – осторожно согласился я.

– Нельзя забывать, Ватсон, что как бы на самом деле ни развивались события, вся эта история очень и очень необычна. Но вернемся к нашей версии. После того как преступник уходит, пара – вовсе не обязательно преступная пара – начинает понимать, в каком положении они оказались. Ведь на них в первую очередь падет подозрение если не в убийстве, то в пособничестве. Они принимают поспешные и весьма бестолковые меры, чтобы обезопасить себя. Баркер оставляет на подоконнике след крови, чтобы натолкнуть следователей на мысль, как убийца покинул дом. Очевидно, они были единственными, кто слышал выстрелы, и именно это дало им возможность поднять тревогу после того, как они закончили приготовления, спустя полчаса после убийства.

– И как вы предполагаете это доказать?

– Если в деле действительно замешан посторонний человек, его можно выследить и арестовать. Это было бы лучшим доказательством. Если же нет… Что ж, научные ресурсы еще далеко не исчерпаны. Думаю, вечер, проведенный в кабинете без посторонних, в значительной степени поможет мне.

– Вечер?

– Да, я скоро собираюсь туда отправиться. Я заранее договорился об этом с многоуважаемым Эймсом, который недолюбливает Баркера. Для начала я просто посижу в той комнате, глядишь, вдохновение снизойдет. Я, знаете ли, верю в genius loci [3]. Улыбаетесь, Ватсон? Что ж, посмотрим. Да, кстати, вы, кажется, захватили с собой свой большой зонт?

– Да, он здесь.

– Позволите его одолжить?

– Конечно… Но что за странное оружие! Если вы считаете, что вам грозит…

– Ничего серьезного, дорогой Ватсон, иначе я непременно позвал бы вас с собой. Но зонт я возьму. Правда, сперва нужно дождаться возвращения наших коллег, которые отправились в Танбридж-Уэлс, чтобы попытаться установить владельца велосипеда.

На улице уже стемнело, когда вернулись инспектор Макдональд и Вайт Мэйсон. Они привезли с собой важные новости, поэтому были очень возбуждены.

– Надо же, а я уж засомневался, что в деле вообще замешан кто-то со стороны, – воскликнул Макдональд. – Но теперь-то все прояснилось. Мы установили, кому принадлежит велосипед, и получили описание этого человека. Это уже большой шаг вперед.

– Похоже, дело близится к концу, – сказал Холмс. – От всей души поздравляю вас обоих с успехом.

– Я начал с того, что задумался, почему мистер Дуглас за день до убийства вернулся из Танбридж-Уэлса взволнованным. Да потому, что там он узнал о грозящей ему опасности. И совершенно очевидно, что человек, приехавший на велосипеде, скорее всего, приехал именно из Танбридж-Уэлса. Мы взяли велосипед с собой и прошлись по тамошним гостиницам. Распорядитель в «Игл-коммершиал» сразу же признал его. По его словам, велосипед этот принадлежит человеку по имени Харгрейв, который снял у них номер два дня назад. Этот велосипед и небольшой чемодан – все вещи, которые были при нем. В регистрационной книге он написал, что приехал из Лондона, но адреса не указал. Его чемодан был лондонского производства, содержимое – английского, но сам постоялец явно родом из Америки.

– Так-так, – весело воскликнул Холмс, – вы действительно хорошо потрудились, пока я тут сидел и строил теории со своим другом! Вот хороший урок практической работы, мистер Мак.

– Что верно, то верно, мистер Холмс, – довольно произнес инспектор.

– Но это же подтверждает и вашу теорию, – заметил я.

– Возможно. А возможно, и нет. Но рассказывайте, что было дальше, мистер Мак. Вы смогли установить личность этого человека?

– Сведений о нем было слишком мало, и нам стало ясно, что он намеренно скрывался. В его номере не оказалось никаких бумаг или писем, на одежде меток тоже не было. На столике у кровати лежала карта дорог графства. Из гостиницы он уехал на своем велосипеде вчера утром сразу после завтрака, и с тех пор о нем ничего не было слышно.

– Вот это меня и настораживает, мистер Холмс, – сказал Вайт Мэйсон. – Если бы этот парень хотел остаться в тени, он бы вернулся в гостиницу и прикинулся безобидным туристом. А он что делает?! Неужели он не понимает, что управляющий гостиницы обязательно сообщит в полицию о его исчезновении, и тогда его наверняка свяжут с убийством?

– Да, это первое, что приходит на ум. Но наш подозреваемый – хитрая бестия, раз он до сих пор еще не схвачен. Однако вы сказали, что узнали, как он выглядит.

Макдональд раскрыл записную книжку.

– Я записал все, что они смогли рассказать. Правда, информации не так уж много, но носильщик, портье и горничная сходятся на том, что рост его примерно пять футов девять дюймов, лет ему около пятидесяти, волосы и усы с легкой проседью, а нос крючковатый. Все они в один голос твердят, что у него злое и отталкивающее лицо.

– М-да, кроме выражения лица, под такое описание подошел бы и сам Дуглас, – сказал Холмс. – Ему тоже было немного за пятьдесят, волосы и усы у него были с проседью, да и роста он был примерно такого же. Что-нибудь еще есть?

– Одет он был в плотный серый костюм с двубортным пиджаком, короткое рыжее пальто, на голове – мягкая кепка.

– Что насчет дробовика?

– В длину он меньше двух футов, так что легко мог поместиться в его чемодан. Отправляясь на дело, он мог спрятать его под пальто.

– И как, по-вашему, все это соотносится с делом в общем?

– Мистер Холмс, – сказал Макдональд, – когда мы поймаем этого человека – а вы можете не сомневаться, что я разослал его описание уже через пять минут после того, как узнал, как он выглядит, – ответить на этот вопрос будет намного проще. Но ведь и сейчас известно уже немало. Мы знаем, что два дня назад в Танбридж-Уэлс приехал американец, который назвал себя Харгрейв. С собой он привез велосипед и чемодан. А в чемодане этом лежал укороченный дробовик, и это означает, что целью его приезда было убийство. Вчера утром он на велосипеде выехал сюда, очевидно, спрятав оружие под пальто. Насколько нам пока известно, никто не видел, как он сюда приехал, но, чтобы добраться до ворот в парк, не обязательно ехать через деревню, да и на дорогах здесь полно велосипедистов, так что на него просто могли не обратить внимания. Можно предположить, что, оказавшись на месте, он сразу спрятал велосипед в кусты, там, где его потом и на шли, и сам засел там же, наблюдая за домом и дожидаясь, когда выйдет мистер Дуглас. Дробовик – не самое подходящее оружие для использования в помещении, значит, скорее всего, он намеревался пустить его в дело на улице, где имеется целый ряд преимуществ. Во-первых, промахнуться из него трудно, а во-вторых, здесь ведь кругом охотничьи угодья и на звуки выстрела никто не обратил бы внимания.

– Прекрасно, продолжайте, – сказал Холмс.

– Но мистер Дуглас так и не вышел. Что делать? Тогда он решает, как стемнеет, оставить велосипед в кустах и войти в дом. Да тут еще и мост опущен, и никого рядом. В общем, такой шанс упускать было нельзя. Если бы в доме он кого-то встретил, придумал бы какую-нибудь отговорку, мол, ошибся домом или что-нибудь в этом роде. Но в доме ему никто не встретился. Поэтому он проскальзывает в первую же комнату которая попадается ему на пути, и прячется там за шторой. Оттуда он видит, как поднимается мост, и понимает, что теперь его единственный путь к спасению лежит через ров. Он продолжает ждать, и в четверть двенадцатого в комнату с обычным вечерним обходом входит мистер Дуглас. Незнакомец стреляет в него из дробовика и уходит из дома так, как запланировал заранее. Понимая, что служители гостиницы опишут его велосипед и это станет уликой против него, он оставляет его в парке, а сам направляется в Лондон или какое-нибудь заранее подготовленное место, чтобы отсидеться там, пока не уляжется шум. Что скажете, мистер Холмс?

– Что ж, мистер Мак, все звучит вполне логично и убедительно. Но я считаю, что преступление было совершено за полчаса до указанного времени; что миссис Дуглас и Баркер состоят в сговоре и что-то скрывают; что они помогли убийце уйти из дома… или, по крайней мере, застали его на месте преступления; и что они подделали следы, указывающие на то, что он ушел через окно, хотя, вероятнее всего, сами опустили для него мост. Вот так я представляю себе первую половину этого дела.

Двое детективов переглянулись.

– Мистер Холмс, если это правда, то вместо одной загадки мы получаем другую, – сказал лондонский инспектор.

– И вторая почище первой, – добавил Вайт Мэйсон. – Леди никогда в жизни не была в Америке. Что может связывать ее с убийцей-американцем настолько, что она покрывает его?

– Я признаю, вопросы еще есть, – кивнул Холмс. – Поэтому сегодня ночью я собираюсь провести небольшое расследование, и вполне вероятно, что его итоги будут весьма полезны для общего дела.

– Можем ли мы чем-то помочь вам?

– Нет, нет! Темнота и зонт доктора Ватсона – вот все, что мне нужно. К тому же Эймс, преданный Эймс, наверняка поддержит меня. Все мои мысли сходятся к одному вопросу – почему столь атлетически сложенный человек для тренировок пользовался таким неудобным гимнастическим снарядом, как непарная гантель?

Вернулся Холмс очень поздно. Жили мы в двуспальном номере (это было лучшее, что могла предоставить нам деревенская гостиница), поэтому, когда он вошел, я проснулся и сонным голосом пробормотал:

– Ну что, Холмс, что-нибудь выяснили?

Он какое-то время молча постоял рядом с моей кроватью, держа в руке свечу, потом его высокая худая фигура склонилась ко мне.

– Скажите, Ватсон, – вполголоса произнес он, – вы не боитесь спать в одной комнате с сумасшедшим? С человеком, страдающим размягчением мозга, идиотом, полностью утратившим способность понимать, что происходит вокруг?

– Н-нет, ни капли, – изумленно прошептал я в ответ.

– Тогда все хорошо, – сказал он, и больше в ту ночь не было произнесено ни слова.

Глава 7. Решение

На следующее утро после завтрака мы застали инспектора Макдональда и Вайта Мэйсона оживленно беседующими в тесном кабинете местного сержанта полиции. Стол перед ними был завален многочисленными письмами и телеграммами, которые они внимательно просматривали и, делая записи в тетрадку, раскладывали по стопкам. Три листка были отложены в сторону.

– Поиски неуловимого велосипедиста продолжаются? – весело спросил Холмс. – Есть новости о злодее?

Макдональд мрачно кивнул на кучу бумаг.

– Его уже видели в Лестере, Ноттингеме, Саутгемптоне, Дерби, Ист-Хэме, Ричмонде и четырнадцати других местах. В трех из них, в Ист-Хэме, Лестере и Ливерпуле, его уже арестовали. Похоже, вся страна просто кишит подозрительными типами в рыжих пальто.

– Да-а-а, – сочувственно протянул Холмс. – Послушайте, мистер Мак, и вы, мистер Вайт Мэйсон, я хочу дать вам искренний совет. Как вы помните, я взялся за это дело на том условии, что не стану рассказывать о результатах своей работы до тех пор, пока не буду полностью уверен в правильности моих выводов. По этой причине я пока не рассказываю вам всего, что у меня на уме. Но, с другой стороны, я обещал играть по правилам, и, мне кажется, с моей стороны было бы нечестно не сказать вам, что вы тратите силы на совершенно бесполезную работу. Именно с этой целью я и пришел сюда сегодня утром – дать вам совет. И совет мой очень прост, его можно выразить в двух словах: прекратите расследование.

Макдональд и Вайт Мэйсон в изумлении уставились на своего знаменитого коллегу.

– Вы считаете, что это безнадежно? – обретя дар речи, спросил инспектор.

– Я считаю безнадежным само дело. Я не хочу сказать, что истину установить не удастся.

– Но как же этот велосипедист? Он же не выдумка, у нас есть его описание, его чемодан, его велосипед, наконец. Сам он должен где-то быть. Почему мы не можем его поймать?

– Да, да, конечно, он существует, и рано или поздно мы узнаем, где он. Но не стоит тратить силы на его поиски в Ист-Хэме или Ливерпуле. Я уверен, что до истины можно добраться более коротким путем.

– Вы от нас что-то скрываете. Нехорошо это, мистер Холмс, – начал раздражаться инспектор.

– Вам известны мои методы, мистер Мак. Но я постараюсь сделать так, чтобы вы все узнали как можно скорее. Мне просто необходимо проверить кое-какие мелочи. Это очень легко сделать, а после этого я распрощаюсь с вами и вернусь в Лондон, передав в ваши руки все результаты своей работы. Я не могу поступить иначе, поскольку слишком многим вам обязан – за всю свою карьеру я еще не встречал дела более интересного и необычного.

– Я ничего не понимаю, мистер Холмс. Вчера, когда мы вернулись из Танбридж-Уэлса, мы с вами встречались и вы как будто были согласны с нашей версией. Что могло произойти с того времени, чтобы вы полностью переменили свою точку зрения?

– Раз уж вы спрашиваете, я, как и говорил, ночью провел несколько часов в усадьбе.

– И что же там случилось?

– Пока что я не могу раскрыть вам подробности. Кстати, я тут прочитал краткое, но очень интересное описание одного старого дома, выставленного на продажу местным табачником за весьма скромную сумму – одно пенни.

С этими словами Холмс достал из жилетного кармана небольшую брошюру с неаккуратной гравюрой на обложке, изображающей старинную усадьбу Берлстоун.

– Знаете, мистер Мак, для следователя иногда бывает очень полезно окунуться в атмосферу того места, где ему приходится работать, покопаться в исторических документах… Не делайте кислую мину, уверяю вас, даже такой сухой документ, как это описание, может дать представление о том, что здесь было когда-то. Позвольте, я приведу пример. «Возведенный в пятый год правления короля Якова Первого на месте некогда существовавшего здесь более древнего здания, особняк Берлстоун является одной из красивейших сохранившихся до наших дней и обнесенных рвом жилых построек в стиле первой четверти семнадцатого века…»

– Вы что, смеетесь над нами, мистер Холмс?

– Ну-ну, мистер Мак. Это первый признак несдержанности, который я у вас замечаю. Хорошо, я не буду читать, раз вы так решительно настроены. Но, если я скажу вам, что здесь упоминается, что в тысяча шестьсот сорок четвертом году этот дом был взят парламентскими войсками под командованием полковника, что здесь во время Гражданской войны несколько дней скрывался Карл Первый Стюарт, и наконец, что здесь бывал Георг Второй, вы не станете отрицать, что с этим древним зданием связано немало интересного.

– Я в этом не сомневаюсь, мистер Холмс, но к нашему делу это не имеет никакого отношения.

– Вы так думаете? Широта взглядов, мой дорогой мистер Мак, – вот одно из самых ценных качеств для представителей нашей профессии. Немного воображения и, казалось бы, совершенно не относящиеся к делу сведения начинают приобретать новый смысл, порой становятся решающими. Надеюсь, вас не обижают советы человека, который, хоть и является всего лишь криминалистом-любителем, но старше и, возможно, опытнее вас.

– Что вы, я с радостью принимаю их, – искренне признался детектив. – Признаюсь, я понимаю, что вы подходите к сути дела, но почему такими окольными путями?

– Ну, ладно, ладно, давайте оставим в стороне историю и обратимся к фактам сегодняшним. Как я и говорил, вчера ночью я ходил в усадьбу. Ни с Баркером, ни с миссис Дуглас я не встречался, у меня не было надобности их беспокоить, но я был рад услышать, что леди пребывала в добром расположении духа и прекрасно поужинала. Единственной целью моего визита была встреча с мистером Эймсом, с которым мы мило побеседовали, после чего он позволил мне провести некоторое время в одиночестве в кабинете.

– Что, рядом с трупом? – изумился я.

– Нет-нет, там уже все убрали. Как мне сказали, вы дали на это разрешение, мистер Мак. Теперь комната снова приняла обычный вид, и та четверть часа, которую я провел в ней, не прошла даром.

– Чем же вы там занимались?

– Не буду делать загадки из такой ерунды. Я искал пропавшую гантель. Мне ведь с самого начала казалось, что этот снаряд играет большую роль в этом деле. И в конце концов я ее нашел.

– Где?

– О, здесь мы с вами подходим к границе неизведанного. Дайте мне еще немного времени, совсем чуть-чуть, и я обещаю, что все вам расскажу.

– Хорошо, мы ведь играем по вашим правилам, – сказал инспектор, – но, когда вы советуете нам прекратить расследование… Да почему же, черт побери, мы должны прекращать расследование?

– По той простой причине, дорогой мой мистер Мак, что вы даже не понимаете, что расследуете.

– Мы расследуем убийство мистера Джона Дугласа из поместья Берлстоун.

– Да, да, это понятно. Но не утруждайте себя поисками загадочного велосипедиста. Уверяю вас, это вам не поможет.

– Так что же вы предлагаете нам делать?

– Я скажу вам, что делать, если вы пообещаете, что сделаете это.

– Э-э-э… Я хочу сказать, что, насколько я знаю, ваши странности раньше всегда оправдывались… Хорошо, согласен, я сделаю то, что вы скажете.

– А вы, мистер Вайт Мэйсон?

Деревенский сыщик какое-то время в нерешительности и даже как-то беспомощно переводил взгляд с Холмса на Макдональда, мой друг и его методы были ему не знакомы, но потом сказал:

– Что ж, если инспектор согласен на это, то и я возражать не стану.

– Превосходно! – воскликнул Холмс. – В таком случае я порекомендую вам совершить небольшую приятную прогулку. Говорят, с Берлстоунской гряды открываются изумительные виды на Уилд. Не сомневаюсь, в какой-нибудь местной гостинице вы сможете прекрасно пообедать, хотя я, к сожалению, недостаточно хорошо знаком с этой местностью, чтобы порекомендовать вам какое-то определенное заведение. А вечером, усталые, но довольные…

– Ну, знаете, это уже переходит все границы! – гневно вскричал Макдональд, вскакивая со стула.

– Да успокойтесь, успокойтесь. Я не настаиваю. Проведите день как-то по-другому, – улыбнулся Холмс и потрепал его по плечу. – Делайте, что хотите, и идите, куда хотите. Но вечером будьте здесь.

Перед тем как стемнеет, я буду вас ждать… И не опаздывайте, мистер Мак.

– Вот это уже более здравые слова.

– Хотя я бы на вашем месте все же прислушался к моему совету. Но дело ваше. Главное, чтобы вы вовремя были на месте. Прежде чем мы расстанемся, я хочу, чтобы вы написали записку мистеру Баркеру.

– Я готов.

– Если хотите, я могу продиктовать. Готовы? «Дорогой сэр, в ходе расследования возникла необходимость осушить ров. Мы рассчитываем найти на его дне определенные…»

– Но это невозможно! – сказал инспектор. – Я узнавал.

– Дорогой сэр, прошу вас не отвлекаться. Давайте продолжим. «… Мы рассчитываем найти на его дне определенные улики. Я уже дал необходимые распоряжения. Завтра утром прибудут рабочие, они на время отведут в сторону ручей…»

– Это невозможно!

– «…отведут в сторону ручей, о чем я счел необходимым сообщить Вам заранее». Теперь подпишите. Пошлете письмо с посыльным в четыре часа. Сразу после этого мы с вами встречаемся здесь, в этом кабинете. До четырех часов каждый может распоряжаться временем по своему усмотрению – в расследовании начинается перерыв.

Вечер уже вступил в свои права, когда мы снова собрались в кабинете сержанта полиции. Холмс был очень серьезен, меня разбирало любопытство, а оба детектива не скрывали недовольства.

– Итак, джентльмены, – деловито начал Холмс, – теперь я прошу вас полностью довериться мне. Вы сможете сами решить, насколько верны выводы, к которым я пришел на основании собственных наблюдений. Вечер выдался холодным, и мне неизвестно, насколько затянется наша вылазка, поэтому я рекомендую вам одеться как можно теплее. Крайне важно, чтобы мы находились на своих местах еще до того, как окончательно стемнеет, так что, с вашего разрешения, не будем больше терять времени.

Мы прошли вдоль ограждения парка и остановились у того места, где в решетке была брешь. Пробравшись сквозь нее по одному, вслед за Холмсом мы двинулись по направлению к дому и в сгущающихся сумерках подкрались к густым кустам, которые росли почти точно напротив двери и подъемного моста. Мост еще не поднимали. Мой друг, присев на корточки, скрылся за кустами, и мы все последовали его примеру.

– Ну, и что дальше будем делать? – с мрачным видом спросил Макдональд.

– Наберемся терпения и попытаемся шуметь как можно меньше, – ответил Холмс.

– Да чего ради мы вообще сюда пришли? Не пора ли уже раскрыть карты?

Холмс негромко рассмеялся.

– Ватсон утверждает, что из меня вышел бы отличный театральный режиссер. Признаю, мне действительно близка эта профессия и в душе я всегда ощущал тягу к добротным зрелищным постановкам. Вы ведь не станете отрицать, мистер Мак, что наша с вами работа была бы неимоверно скучной, даже неприятной, если бы мы время от времени не имели возможности порадовать себя броскими эффектами? Чего стоит ошеломить подозреваемого прямым обвинением или положить руку на плечо преступника… Но что толку от подобных мелочей? Зато молниеносное умозаключение, искусная ловушка, точнейшее предсказание или триумфальное подтверждение неожиданной версии – это ли не лучшая награда за нашу работу, это ли не предмет особой гордости для сыщика? Вы ведь в эту минуту ощущаете напряжение ситуации? Чувствуете азарт охотника? А если бы я вам все выложил заранее и мы бы действовали как по расписанию, вы что-нибудь подобное испытали бы? Я прошу от вас лишь немного терпения, мистер Мак, очень скоро вам все станет понятно.

– Я надеюсь, мы успеем насладиться этими наградами, предметами особой гордости и всем остальным, прежде чем все околеем тут от холода? – Лондонский сыщик комично поежился.

Мы все желали того же, поскольку дежурство наше затянулось надолго и на улице было действительно очень холодно. Медленно сумерки накрыли мрачное старинное здание. От рва с водой тянуло влажным и зловонным холодом, который пробирал до мозга костей и заставлял нас цокать зубами. Над дверью за мостом светился фонарь, в окне рокового кабинета ровным неярким светом горела лампа, все остальное было черно и неподвижно.

– Долго еще? – в конце концов спросил инспектор. – И вообще, чего мы ждем?

– Сколько еще ждать, я не знаю так же, как и вы, – в голосе Холмса послышались резкие нотки. – Если бы преступники в своих действиях придерживались четкого расписания, как поезда, нам всем, конечно, было бы намного удобнее. Ну а насчет того, чего мы ждем… вот чего мы ждем!

В этот миг желтый свет в кабинете несколько раз перекрылся тенью. Кто-то ходил по комнате. Кусты, за которыми мы лежали, находились прямо напротив окна, не более чем в ста футах. Скрипнув петлями, оно открылось, показался темный мужской силуэт. Неизвестный выглянул в окно и осмотрелся по сторонам. Еще несколько минут он воровато всматривался в темноту, как будто хотел убедиться, что вокруг никого нет и его никто не увидит. Потом он подался вперед, перегнулся через подоконник, и мертвая тишина нарушилась тихим шелестом потревоженной воды. Похоже, у человека в руке был какой-то предмет, которым он водил по рву. Затем неожиданно движением удильщика, вытаскивающего рыбу, он достал что-то из воды, какой-то большой круглый предмет, который перекрыл свет, когда он втягивал его в окно.

– Вперед! – взволнованно крикнул Холмс. – Вперед!

Мы вскочили и на одеревеневших от долгого сидения на холоде ногах бросились следом за ним. Холмс перебежал через мост и принялся изо всех сил звонить в колокольчик у двери. Громыхнули дверные запоры, и в следующую секунду перед нами предстал растерянный Эймс. Не говоря ни слова, Холмс бросился мимо него в дом и ворвался в комнату, где находился человек, за которым мы наблюдали.

Кабинет освещался единственной масляной лампой. Когда мы вбежали, ее держал Сесил Баркер. Он повернулся в нашу сторону и поднял лампу над головой. Тусклый свет озарил его решительное чисто выбритое лицо и темные недобрые глаза.

– Что это значит?! – воскликнул он. – Какого дьявола, что вам нужно?!

Холмс обвел быстрым взглядом комнату и указал на мокрый перевязанный веревкой сверток, который лежал там, куда его, видимо, поспешно забросили, под письменным столом.

– Вот что нам нужно, мистер Баркер… Этот сверток, утяжеленный гантелью, который вы только что подняли со дна рва.

Брови Баркера изумленно взметнулись вверх.

– Как, черт возьми, вы о нем узнали? – спросил он.

– Очень просто. Я сам его туда положил.

– Вы? Вы положили его туда?

– Пожалуй, лучше было бы сказать, «вернул на место», – спокойно произнес Холмс. – Инспектор Макдональд, вы помните, как меня озадачило отсутствие одной гантели? Я указал вам на этот факт, но другие неотложные дела не оставили вам времени обдумать это и сделать соответствующие выводы. Когда, с одной стороны, имеется водоем, а с другой – некое исчезнувшее тяжелое тело, не надо быть гением дедукции, чтобы понять, что груз понадобился для того, чтобы спрятать что-то под водой. По крайней мере, это стоило проверить. И вот с помощью Эймса, который пустил меня в кабинет, и изогнутой ручки зонтика доктора Ватсона вчера вечером я сумел выудить и исследовать этот сверток. Но чрезвычайно важно было выяснить, кто спрятал его на дне рва. Это удалось сделать без особого труда. Весть о том, что завтра ров будет осушен, конечно же, заставила человека, спрятавшего сверток, принять решение незаметно вытащить его, и как можно скорее, то есть как только стемнеет. Человеком этим оказались вы, чему есть как минимум четыре свидетеля, так что, мистер Баркер, теперь слово за вами.

Шерлок Холмс поставил мокрый тюк на стол и развязал веревку. Первым делом он достал гантель и бросил ее в угол, где лежал ее близнец. Потом он вытащил из свертка пару ботинок.

– Как видите, американские, – сказал он, показав на их носки. Затем он выложил на стол длинный грозного вида нож в ножнах и наконец развернул сам узел, который, как оказалось, состоял из полного комплекта нижнего белья, носков, серого твидового костюма и короткого рыжего пальто.

– Одежда вполне обычная, – заметил Холмс, – а вот пальто намного интереснее. – Он аккуратно развернул его и стал рассматривать. – Видите, здесь имеется очень глубокий внутренний карман, который удобно заходит за подкладку, специально для ношения укороченного огнестрельного оружия. У воротника бирка – «Нил. Одежда и обмундирование. Вермисса, США». Знаете, сегодняшний день я провел в библиотеке приходского священника, там я пополнил свои знания интересным фактом: Вермисса – это процветающий маленький городок, расположенный в долине одного из самых известных угледобывающих и железорудных районов США. Я запомнил, мистер Баркер, что вы упоминали промышленные районы, рассказывая о первой жене мистера Дугласа, и вовсе нетрудно догадаться, что буквы «Д. В.» на карточке, обнаруженной рядом с трупом, могут означать «Долина Вермиссы» и что именно эта долина, рассылающая эмиссаров смерти, и есть та самая Долина Ужаса, о которой мы слышали. Пока все достаточно ясно. Но, мистер Баркер, я, похоже, увлекся, а вы наверняка хотите нам что-то сказать.