Глава 6

Джондалар почесал колючий подбородок и потянулся к своей укладке, лежавшей возле чахлой сосенки. Он достал из нее небольшой мешочек, сшитый из мягкой кожи, и, развязав ремешок, осторожно вынул оттуда тонкий кремневый нож. Нож этот – как и любой нож, высеченный из кремня, – был слегка изогнут, однако на остроту режущей кромки это никак не влияло.

Старая, поросшая лишайником сосна протяжно заскрипела на ветру. Откинув полог палатки, ветер ворвался внутрь, раздув шкуры и загудев кожаными оттяжками, прошелся по ней гневливым вихрем и тут же, вылетев наружу, вновь запахнул ее. Внимательно осмотрев нож, Джондалар покачал головой и положил его обратно.

– Что, бороду решил отращивать? – полюбопытствовал неслышно подошедший к нему Тонолан.

Джондалар вздрогнул от неожиданности.

– У бороды есть один недостаток, – отозвался он. – Я говорю о лете. Стоит вспотеть, как лицо начинает чесаться. В это время бороду лучше сбривать. Зимой же она греет. Лето уже кончилось, зима не за горами, верно?

Тонолан пытался согреть руки – он то дышал на них, то тер их друг о друга. Наконец он сел возле небольшого костерка, горевшего перед входом в палатку, и поднес их к огню.

– Цвета одного не хватает, – буркнул он.

– Цвета?

– Красного цвета. Его нет, понимаешь? Кустов-то здесь полно, но они сперва желтеют, а потом сразу становятся коричневыми. И трава такая же, и листва. – Указав кивком головы на открытое пространство за спиной, он выразительно посмотрел на стоявшего возле дерева Джондалара. – Здесь и сосны какие-то серые… На лужах уже ледок, а осени-то толком и не было. Я все жду.

– Можно подумать, тебе больше делать нечего, – хмыкнул Джондалар, встав возле костра. – Сегодня утром я видел носорога. Он направлялся на север.

– В воздухе уже снегом запахло.

– Тебе кажется. Тогда бы здесь не было ни мамонтов, ни носорогов. Холод-то они любят, а вот снег – не очень. И еще. Когда приближается буря, они спешат к леднику. Умные люди говорят: «Если мамонты пошли на север, сиди на месте». То же самое относится и к носорогам. Не могу сказать, что этот носорог особенно спешил, но…

– Стоит этим мохначам повернуть на север, как люди спешат вернуться в свой дом. Я такое и сам не раз видел. Интересно, сколько же здесь будет снега?

– Летом стояла засуха. Если зима будет такой же сухой, мамонты и носороги никуда не уйдут. Впрочем, мы сейчас на юге. Говорят, что зимы здесь снежные… Если бы в тех горах на востоке жили люди, они бы нам обо всем рассказали. Наверное, нам следовало остаться у тех людей, которые помогали нам переправиться через реку. Нам пора подумать о зимовье, верно?

– Хорошо бы попасть в такую пещеру, где много женщин, – мечтательно произнес Тонолан.

– Нам бы подошла любая пещера.

– Большой брат, ты говори, да не заговаривайся. Можно подумать, я тебя не знаю.

Джондалар заулыбался:

– Разве ж я спорю? Без женщины зимой действительно куда холоднее. Красивая она или нет – не так уж и важно.

Тонолан выразительно посмотрел на брата:

– Странная это вещь…

– Ты о чем?

– О женщинах. Иные красавицы пленяют сердца всех мужчин. И вот такая красавица кладет глаз, скажем, на тебя. Ты-то у нас, как известно, по этой части не дурак, верно? И тем не менее ты не обращаешь на эту красавицу никакого внимания, а выбираешь себе в подруги серенькую мышку, скромно отсиживающуюся где-то в уголке. Что тому причиной?

– Я и сам этого не знаю. Порой «мышка» считает себя некрасивой: мол, у нее родинка на щеке или слишком длинный нос, – хотя на деле это совсем не так. Такие «мышки» обычно куда интереснее признанных красавиц. Достаточно заговорить с ними…

– Может, ты и прав… Куда исчезает их застенчивость, когда ты обратишь на них внимание!

Пожав плечами, Джондалар поднялся на ноги:

– Если будем много говорить, то не найдем не только женщин, но и пещеры. Давай собирать вещи.

– Давай! – радостно согласился Тонолан. В следующее мгновение он повернулся к костру и тут же остолбенел. – Джондалар… Постарайся не делать резких движений и не привлекать к себе особого внимания… Взгляни-ка вон в ту сторону, увидишь своего приятеля, с которым ты повстречался сегодняшним утром. Впрочем, возможно, это его родственник…

Джондалар обернулся и посмотрел поверх палатки. За ней стоял огромный двурогий мохнатый носорог, то и дело переступавший с ноги на ногу. Склонив голову набок, он внимательно смотрел на Тонолана своими маленькими, широко расставленными злобными глазками. Носороги были подслеповаты, однако обладали чрезвычайно острым слухом и обонянием.

Судя по всему, они имели дело с обитателем холодных краев. У него был двойной слой меха, мягкий густой подшерсток и куда более грубая красновато-коричневая шерсть. Под этой роскошной шкурой находился толстый, трехдюймовый, слой жира. Голова носорога была опущена так низко, что его длинный передний рог едва не касался земли. В зимнюю пору с его помощью животное выкапывало из-под снега – если он был не слишком глубок – свой подножный корм. Короткие толстые ноги не годились для передвижения по рыхлому снегу – они вязли в нем. На раздольные пастбища юга носорог наведывался лишь на время – наесться вдоволь травы и нагулять жира. Происходило это поздней осенью или даже в самом начале зимы, когда снега было еще немного. Жары носорог боялся пуще всего на свете. Его родиной была промерзшая насквозь сухая тундра и степи, примыкавшие к леднику.

Острый длинный рог служил носорогу не только для того, чтобы расчищать снег. Лучше всех это понимал сейчас Тонолан, стоявший в непосредственной близости от огромного волосатого чудовища.

– Не двигайся! – прошипел Джондалар и стремглав бросился к своей укладке, в которой, помимо прочего, лежали и дротики.

– Эти легкие дротики нам не помогут, – произнес Тонолан, не оборачиваясь. Джондалар на мгновение застыл, поразившись той легкости, с которой Тонолан разгадал его намерения. – В глаз-то ему ты все равно не попадешь, верно? Здесь нужно хорошее тяжелое копье.

Джондалар согласно кивнул. Конечно же, Тонолан был прав.

– Лучше бы ты помалкивал – мало ли что ему в голову придет, – предупредил Джондалар своего младшего брата. – Копья у меня нет, так что придется довольствоваться дротиками. Я обойду его стороной и попробую зайти к нему с тыла…

– Постой, Джондалар! Брось ты эту затею! Ты его только разозлишь. Вспомни, как мы загоняли их в детстве. Сначала носорог бегает за одним, потом – за другим и так далее. В конце концов он устает так, что уже не может даже сдвинуться с места. Приготовься к тому, что в нужный момент тебе нужно будет отвлечь на себя его внимание. Пока же с ним буду забавляться я…

– Тонолан! Не делай этого! – воскликнул Джондалар, но было уже слишком поздно. Тонолан бросился бежать.

Носорог не случайно считался самым непредсказуемым из всех животных. Вместо того чтобы броситься вслед за человеком, он накинулся на палатку, трепещущую на сильном ветру. Он подмял ее под себя и уже в следующее мгновение запутался в лопнувших ремнях оттяжек. Выпутываясь из них, носорог решил, что ему не нравятся ни люди, ни их лагерь, и потому потрусил прочь, не причинив братьям никакого вреда. Заметив, что носорог удалился, Тонолан поспешил вернуться к тому месту, где только что стояла палатка.

– Каков глупец! – вскричал Джондалар, с такой силой вонзив в землю дротик, что у него лопнуло древко. – Тебе что, жить надоело? Великая Дони, Тонолан! Два человека не могут загонять носорога! Нужно, чтобы загонщиков было много, понял? А если бы он бросился за тобой? Именем подземных миров Великой Матери ответь мне: что мы стали бы делать, если бы он ранил тебя?

Тонолан сначала поразился, затем озлился и наконец развеселился:

– Смотри-ка, какой он заботливый! Ты на меня не кричи, слышишь? Только такие дурни, как ты, могут ходить на носорогов с легкими дротиками. Именем подземных миров Великой Матери ответь мне: что бы мы стали делать, если бы он ранил тебя? – Улыбка Тонолана становилась все шире и шире. Сейчас он походил на проказливого мальчишку, привыкшего к тому, что все сходит ему с рук. – В любом случае он побежал совсем в другую сторону.

Джондалар все еще смотрел на своего младшего брата с укоризной.

– Просто ты счастливчик – вот и все. Мы с тобой оба – счастливчики, – сказал он, вздыхая. – Все же имеет смысл побеспокоиться о копьях. Ты так не считаешь?

– Тисов я в этих краях не видел… С другой стороны, нас могла бы устроить осина или ясень, – отозвался Тонолан, принявшись сворачивать палатку. – Тут уж не до жиру.

– Это точно. Нас бы и ива устроила. И сделать древки надо именно сейчас, слышишь?

– Джондалар, честно говоря, мне это место почему-то не нравится… Может, лучше отойти к тем горкам?

– Путешествовать без копий, когда кругом полно носорогов?

– Устроим ранний привал. Разобьем палатку, и только. К тому же по пути мы сможем подыскать подходящие деревья, верно? Что до этого носорога, то он ведь может и вернуться.

– С тем же успехом он может пойти за нами. – Джондалар знал, что спорить с Тоноланом бесполезно. – Ну что ж, можно и в горы сходить – кто был бы против. Только смотри, шастать по степи весь день мы не будем. Идет?

– Как скажешь, большой брат.


Братья шли по берегу широким, уверенным, характерным шагом, выработанным за время совместных скитаний. Они по большей части молчали, ибо могли понять друг друга и без слов. Каждому были ведомы сильные и слабые стороны спутника, его мысли и чувства, каждый из них нес свою ношу и свою долю обязанностей, жизнь одного зависела от жизни другого. Они были молоды, сильны, здоровы и бесстрашны.

Братья настолько сжились с окружающим их миром, что воспринимали его уже скорее на подсознательном уровне. Их мог насторожить малейший шорох, малейшее движение, ибо опасности подстерегали их повсюду. Тепло далекого солнца, холодный ветер, свистевший в голых ветвях, темные грозные тучи, наползавшие на белостенный бруствер встававшего перед ними хребта, и глубокая стремительная река не вызывали у них особого интереса и потому оставались практически не замеченными ими.

Направление реки Великой Матери определялось формой и положением горных кряжей. Она брала начало с северных высокогорных ледников и текла на восток. За первой горной цепью находилось возвышенное плато, бывшее некогда дном внутреннего моря, за ним же круто взмывали ввысь вершины второго кряжа. Там, где восточная оконечность альпийских лугов первого массива сходилась с предгорьями северо-западного отрога второго, река, пройдя через теснину, резко поворачивала на юг.

Сбежав с карстов нагорья, она начинала петлять по поросшим высокими травами степям, образуя заводи и разделяясь на отдельные рукава. Казалось, что эта своенравная, лениво несущая свои воды река будет такой до самого своего устья. Однако у южной границы степной равнины она вновь резко поворачивала к востоку и широко разливалась, принимая в себя полноводные реки, бравшие начало на северных и восточных склонах первого увенчанного вечными льдами кряжа.

Огромная величавая река описывала широкую излучину и уходила на восток, к южной оконечности второй горной цепи. Братья шли по левому берегу. Им то и дело приходилось переправляться через шумливые ручьи и реки, что спешили слиться с Матерью. Ее противоположный, изобилующий скалами южный берег круто уходил вверх. Холмы, примыкавшие к реке с северной ее стороны, были более пологими.

– Не думаю, что нам удастся достигнуть устья Донау до наступления зимы, – заметил Джондалар. – Мне уже начинает казаться, что мы туда вообще не доберемся.

– Зря ты так думаешь. Посмотри, какая она широкая. Наверняка мы уже у цели. – Тонолан махнул рукой, указывая направо. – Кто бы мог подумать, что она станет такой огромной? Она уже и сама как море.

– Но мы ведь еще не добрались до реки Сестры, верно? Тамен говорил, что она мало чем уступает реке Великой Матери.

– Ну, это скорее преувеличение! Неужели по этой равнине может течь еще одна столь же могучая река?

– Не знаю… Тамен, возможно, ее и не видел. Но до этих самых пор все было именно так, как он говорил… Река вновь повернула на восток, верно? Что до тех людей, то они действительно помогли нам переправиться через главный рукав. Вероятно, он не ошибся и с Сестрой, верно? Как жаль, что мы не знали языка этих людей с плотами… Они-то наверняка должны были слышать о таком притоке.

– И все-таки я думаю, он преувеличивал. Река Сестра, о которой говорил Тамен, – это, скорее всего, восточный рукав Матери.

– Надеюсь, ты прав, маленький брат. Если же Сестра действительно существует, нам придется через нее переправляться, иначе мы не сможем добраться до тех гор. Другого же места для зимней стоянки у нас, судя по всему, нет…

– Ладно. Поживем – увидим.

Джондалар замер на месте, уставившись на странное облачко, двигавшееся против ветра. Прислушавшись и присмотревшись получше, он понял, что к ним приближается огромная стая диких гусей. Стая быстро теряла высоту. Судя по всему, гуси собирались заночевать за соседней горкой.

– Большой брат, – произнес Тонолан, довольно заулыбавшись, – такие гуси обычно живут на болотах. Стало быть, там может находиться озеро или море, в которое впадает Мать. Я полагаю, мы подошли к ее устью!

– Давай для начала заберемся на тот холмик. Оттуда все и увидим, – отозвался Джондалар подчеркнуто равнодушным тоном.

Они быстро взбежали наверх. Открывшаяся их взорам картина повергла их в крайнее смятение. С вершины холма действительно была видна вся округа. За очередной излучиной река Великая Мать становилась много шире. То тут, то там виднелись пенистые буруны и водовороты. Сразу за этим широким плесом она сливалась с другой огромной рекой, воды которой были мутными от взбаламученного паводком ила. Грозная эта река несла, брезгливо швыряя из стороны в сторону, кружа и переворачивая, трупы животных, ветки, коряги и вывороченные с корнем деревья.

Нет, они не достигли ее устья. Они подошли к реке Сестре.

Она брала начало в горах, высившихся перед ними. Ручьи и речушки, стекавшие с западных склонов хребта, сливались в низвергавшиеся водопадами потоки, а те сходились страшной бурной рекой, на пути которой не было ни озер, ни впадин, что могли бы поуменьшить ее напор и гневливую безудержную силу. Унять бурную Сестру могла только степенная, величавая Донау.

Река Сестра отчаянно сопротивлялась, бушевала, бурлила, ярилась, однако не могла устоять пред ее спокойной силой. Они сливались, образуя огромное озеро, дальний берег которого терялся в белесой дымке.

Паводковые воды, затопившие собой низину, уже начали отступать. То тут, то там виднелись принесенные рекой деревья и трупы животных, в быстро мелеющих лужах билась рыба. Берег кишел водяной птицей. Здесь же, не обращая ни малейшего внимания на хлопанье крыльев черных аистов, пировала гиена, поедавшая раздувшийся труп оленя.

– Великая Мать! – ахнул Тонолан.

– И ее Сестра, – вздохнул потрясенный увиденным Джондалар.

– И как же мы будем через нее переправляться?

– Чего не знаю, того не знаю. Скорее всего, нам придется дойти до ее верховий.

– Ты шутишь? А если она окажется такой же большой, как река Великая Мать?

Джондалар покачал головой и недовольно наморщил лоб:

– Надо было послушаться Тамена. Снег может пойти со дня на день. Вернуться назад мы теперь в любом случае не успеем. Представь, что с нами будет, если буря застанет нас на открытом месте…

Внезапный порыв ветра сбросил меховой капюшон с головы Тонолана. Он поспешил накинуть его вновь и зябко поежился. Впервые за все время путешествия он вдруг засомневался в том, что им действительно удастся пережить эту зиму.

– Джондалар! И что же мы теперь будем делать?

– Надо найти место для стоянки. – Он окинул взглядом лежавшие перед ними земли. – Смотри. Видишь тот высокий берег выше по течению? Там, где ольха растет. Видишь? Там и ручеек, впадающий в Сестру. Там должна быть хорошая вода.


– Если привязать укладки к дереву и привязаться к нему самим, мы сможем переправиться на тот берег вместе.

– Маленький брат, я знал, что ты человек отважный. Но это уже не отвага, а глупость. Я вряд ли смогу в одиночку переплыть такую реку, а уж с деревом и подавно. Вода-то теперь холодная! Если бы не течение, река бы уже покрылась льдом. На лужицах же он есть… И потом, нас вместе с деревом может унести неведомо куда. Давай уж не будем рисковать.

– Помнишь ту семью, что жила возле Большой Воды? Они выбирали центральную часть больших бревен, для того чтобы потом на них плавать. Если бы мы могли…

– Найди мне такое дерево, – усмехнулся Джондалар, указав на пустынный берег, кое-где поросший чахлыми, невысокими деревцами.

– Хм… Я слышал и о другой семье… Они делали такие… скорлупки из бересты. Честно говоря, я не очень-то этому верю – это ведь так непрочно.

– Я такие штуковины видел, но не знаю, как они сделаны и каким клеем их нужно клеить для того, чтобы они не пропускали воду. Да и березы там не нашим чета. Видел бы ты, какие они огромные…

Тонолан огляделся по сторонам, надеясь придумать что-нибудь такое, чего не сможет оспорить его не в меру рассудительный брат. Увидев высокий ольховник, росший на находившемся к югу от них бугорке, он довольно заулыбался:

– А что ты скажешь о плоте? Для того чтобы его сделать, достаточно связать вместе несколько бревен, верно? Той ольхи нам явно хватит.

– Этого мало. Помимо прочего, нужно иметь длинный крепкий шест, которым можно было бы достать до дна. Управляться с плотом – дело непростое. Другое дело, если бы речь шла о какой-нибудь мелкой речушке…

Самодовольная ухмылка постепенно сползла с лица Тонолана, Джондалар же едва смог удержаться от улыбки. Тонолан не просто не умел скрывать свои чувства – он никогда даже и не пытался этого делать. Именно непосредственность и открытость привлекали к нему людей.

– Конечно, сама идея неплоха… – поспешил добавить Джондалар. – Но на этой реке наш плот или перевернется, или разобьется в щепы. Прежде всего нам нужно найти такое место, где река становится шире, мельче и спокойней. Мало того, там должны расти деревья, подходящие для строительства плота. Надеюсь, погода позволит нам это сделать.

Стоило Джондалару вспомнить о надвигающихся холодах и ненастьях, как Тонолан мгновенно посерьезнел:

– Чего же мы ждем? Надо двигаться дальше.

– Сначала я хочу посмотреть на те деревья. Копья нам не помешают. Их следовало изготовить еще вчера.

– Ты никак не можешь забыть того носорога? Теперь ему нас уже не нагнать.

– В любом случае я вырублю себе древко.

– Тогда уж выруби и мне. А я пока начну собирать вещи.

Джондалар достал из мешка свой топор, внимательно осмотрел его острый край и, удовлетворенно хмыкнув, поспешил к ольховнику, росшему на вершине холма. Хорошенько оглядевшись, он остановил свой выбор на высоком стройном деревце. Срубив и очистив его от ветвей, он стал искать дерево для второго древка, и тут его слуха достиг какой-то неясный шум. В следующий миг он ясно услышал звериное сопение и похрюкивание, а затем раздался душераздирающий крик его младшего брата, исполненный ужаса и боли. Установившаяся вслед за этим тишина была еще ужаснее.

– Тонолан! Тонолан!

Обливаясь холодным потом, Джондалар кинулся вниз, не забыв прихватить с собой древко. Когда он увидел гигантского носорога (его высота в холке превышала человеческий рост), стоящего над жалким человеческим телом, ему стало не по себе. Животное, казалось, не знало, что ему следует сделать с поверженной жертвой. Забыв о страхе, Джондалар понесся вниз.

Размахивая стволом молодой ольхи, словно дубиной, старший брат набросился на зверя. Он умудрился дважды ударить его по морде, попав оба раза под изогнутый передний рог. Носорог, никак не ожидавший от человека такой наглости, удивленно попятился назад. Джондалар сделал еще один замах, но тут животное развернулось и неспешно потрусило прочь. Удар, пришедшийся носорогу по заду, заставил его ускорить шаг. Человек же продолжал преследовать его.

Выбившись из сил, Джондалар остановился и швырнул свою палицу вслед убегающему зверю. Немного переведя дух, он подобрал ее и поспешил к Тонолану. Тот так и лежал на земле лицом вниз.

– Тонолан? Тонолан!

Джондалар перевернул брата на спину и заметил выступившую на его бедре кровь:

– Тонолан? О Дони!

Он приложил ухо к груди Тонолана и тут же понял, что тот все еще дышит.

– О Дони! Он жив! Но чем же я смогу ему помочь?

Джондалар взял на руки бесчувственное тело брата и, крякнув от напряжения, распрямился.

– О Дони! О Великая Мать Земля! Не спеши забирать его. Прошу Тебя, дай ему пожить… – Его голос задрожал. – Мать, молю Тебя, дай ему пожить!

Джондалар опустил голову на безвольно расслабленное плечо брата и заплакал. Однако уже через минуту он пришел в себя и направился к палатке. Осторожно положив брата на шкуру, он ножом с костяной рукоятью разрезал его окровавленную одежду. Рана на ноге, из которой сочилась кровь, не вызывала особого беспокойства, куда серьезнее была повреждена грудная клетка. Оказалось, что у Тонолана сломано несколько ребер, что могло свидетельствовать о серьезных внутренних травмах. Кровотечение не ослабевало. Джондалар принялся рыться в своей укладке, пытаясь найти материал для перевязки. Он достал мягкую летнюю безрукавку и попытался оттереть кровь ее мехом. Поняв, что это ему не удастся, он обмотал рану мягкой кожей.

– Дони! Дони! Я не знаю, что делать! Я ведь не зеландонии. – Он сел на корточки и принялся нервно почесывать голову. – Кора ивы! Вот что мне нужно! Мне нужно заварить ивовую кору!

Он стал греть воду. О болеутоляющих свойствах ивовой коры знали не только зеландонии – ее пили и при головной, и при любой другой боли. Он не знал, можно ли использовать это средство при серьезных болях и ранениях, но ничего другого ему просто не приходило в голову. Джондалар принялся нервно расхаживать вокруг костра, то и дело поглядывая в сторону палатки. Вода все не закипала. Он подбросил в костер сухих дров и поправил перекладину, на которой висел наполненный водой мех.

«Почему она так долго не закипает? Ох, у меня же нет ивовой коры… Пойду-ка поищу ее, пока вода не закипела». Он вновь заглянул в палатку и, убедившись в том, что брату не стало хуже, побежал к реке. Отодрав от ствола голого раскидистого дерева, длинные и тонкие ветви которого свисали до самой воды, несколько полосок коры, он тут же поспешил обратно.

Заглянув в палатку, он увидел, что его летняя рубаха, которой была обмотана рана Тонолана, насквозь пропиталась кровью. В этот же момент вода закипела и стала выплескиваться из переполненного меха, заливая пламя. Джондалар смотрел то на костер, то на палатку. Он никак не мог решить, чем ему следует заняться прежде – заваркой чая или раной. В конце концов он отлил часть воды в чашку для питья и опустил в кипяток куски коры, после чего подбросил в огонь несколько поленьев. Порывшись в котомке Тонолана, он достал его летнюю рубаху и направился ко входу в палатку.

Когда он вошел, Тонолан неожиданно застонал. Обрадованный Джондалар поспешил к меху с чаем и тут же увидел, что жидкость в нем почти выкипела. Он вылил остаток в чашку, надеясь, что заварка не вышла излишне крепкой, вбежал в палатку с чашкой, наполненной горячей жидкостью, и принялся осматриваться по сторонам, пытаясь сообразить, куда ее можно поставить. И тут он увидел под Тоноланом целую лужу крови.

«Сколько он потерял крови! Великая Мать! Ему явно нужен зеландонии. Что же мне делать? – Джондалар взволновался не на шутку. – Нужно идти за подмогой. Но куда? Где я смогу найти зеландонии? Переправиться через Сестру я все равно не смогу, да и оставлять его нельзя. На запах крови тут же соберутся волки и гиены… Великая Мать! Сколько на этой рубахе крови! Хищники наверняка почуют ее запах…» Джондалар выбросил было окровавленную рубаху из палатки, но тут же решил, что это глупо, и, выйдя из палатки, подобрал рубаху с земли, пытаясь понять, что делать.

Он был встревожен и расстроен. На что можно надеяться в такой ситуации? Он не мог помочь своему брату и не мог оставить его одного. Помимо прочего, он не знал, куда ему следует идти. Прятать окровавленную рубаху было по меньшей мере смешно – ведь рана Тонолана продолжала кровоточить.

Джондалар поднялся на холм и – движимый иррациональным импульсом – забросил пропитанную кровью рубаху на верхушку одного из деревьев, после чего поспешил к палатке. Как ему хотелось, чтобы его младший брат вновь был целым и невредимым…

Тонолан застонал и, повернув голову, открыл глаза. Джондалар подсел поближе и увидел в них боль, пусть его младший брат и силился изобразить на лице некое подобие улыбки.

– Ты был прав, большой брат. Как всегда. Этот носорог решил пойти за нами…

– Да, Тонолан, но лучше бы я ошибся… Как ты себя чувствуешь?

– Честно? Болит у меня все. Что со мной?

Он попытался сесть, и тут же натянутая улыбка сменилась гримасой боли.

– Не двигайся. Смотри, я тут тебе ивовой коры заварил…

Джондалар приподнял голову Тонолана со шкуры и поднес чашу к его губам. Сделав несколько глотков, тот облегченно вздохнул. Однако уже в следующее мгновение спросил с тревогой:

– Скажи прямо, Джондалар. Это что-то серьезное?

Старший брат прикрыл глаза и горестно вздохнул:

– Как тебе сказать… Хорошего мало.

– Я это и без тебя знаю. Ты мне скажи, насколько это серьезно? – Взгляд Тонолана упал на руки Джондалара, и глаза его тут же округлились от ужаса. – У тебя все руки в крови! Это что, моя кровь? Только говори правду…

– Не знаю… У тебя серьезно повреждено бедро. Боюсь, что ты потерял очень много крови. Носорог то ли наступил на тебя, то ли поддел тебя рогом. Помимо прочего, он сломал тебе несколько ребер. И вообще, я ведь не зеландонии…

– Мне без зеландонии не обойтись… Но рассчитывать на помощь мы можем только в том случае, если нам удастся переправиться на тот берег…

– Все верно…

– Помоги мне подняться, Джондалар…

Джондалар стал было возражать, но вскоре сдался и тут же пожалел об этом. Вскрикнув от боли, Тонолан вновь потерял сознание.

– Тонолан! – воскликнул Джондалар.

Кровь хлынула из раны с новой силой. Джондалар подложил под рану сложенную вчетверо рубаху Тонолана и вышел из палатки. Костер к этому времени почти погас. Джондалар осторожно подбросил в него сухих сучьев, повесил на жердь мех, наполненный водой, и отправился за дровами.

Вернувшись на стоянку, он первым делом заглянул в палатку. Рубаха Тонолана уже набухла от крови. Джондалар снял ее с раны и сморщился, вспомнив о том, как он стал взбираться на холм, желая избавиться от окровавленной рубахи. Теперь, когда паника в его душе немного улеглась, такое поведение представлялось ему смешным. Кровотечение прекратилось. Джондалар нашел мягкую зимнюю поддевку, перевязал ею рану и, укрыв Тонолана шкурой, направился к берегу, захватив с собой окровавленную рубаху. Он бросил ее в реку и принялся отмывать от крови руки, все еще дивясь овладевшей им панике.

Он не понимал того, что в экстремальных ситуациях подобные состояния и действия могли оказаться спасительными. В таких случаях разум обычно замолкает, не в силах найти нужного решения, и тогда на помощь приходит иррациональное начало, объяснить или осознать которое человек не способен.

Вернувшись на стоянку, он бросил в костер несколько сучьев и стал разыскивать ствол ольхи, хотя изготовление копья казалось ему теперь совершенно пустым занятием. Все объяснялось очень просто – он чувствовал свою полнейшую беспомощность и потому хотел как-то занять себя, чтобы отвлечься от мучительных раздумий и терзаний. Найдя ствол, он уселся возле костра и принялся остругивать толстый его конец.

Следующий день обернулся для Джондалара сплошным кошмаром. Тонолан то и дело начинал постанывать, изнывая от мучительной боли в почерневшем левом боку. Ночь была не менее беспокойной. Джондалар чувствовал, что Тонолану плохо, и не мог сомкнуть глаз ни на минуту. Но что он мог предложить своему брату? Ивовую заварку? Увы, она ему не помогала… Утром он приготовил завтрак и сварил бульон, однако Тонолан практически не прикоснулся к еде. К вечеру рана его стала горячей. Тонолана начало лихорадить.

Придя в себя, Тонолан увидел исполненные тревоги и заботы синие глаза брата. Солнце уже скрылось за горизонтом, и в палатке установился полумрак, тем не менее Джондалар заметил в глазах брата лихорадочный блеск.

Он попытался подбодрить Тонолана улыбкой:

– Как ты себя чувствуешь?

Тонолан поморщился и тихо ответил:

– Ничего… Но охотиться на носорогов я сейчас вряд ли смогу…

Какое-то время братья молчали. Тонолан прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Каждый вдох отдавался в груди резкой болью, бедро с каждым часом ныло все сильнее и сильнее. Чем больше проходило времени, тем меньше становилась вероятность того, что Джондалар успеет переправиться через реку до начала зимних бурь. Тонолан был обречен на гибель, но он не хотел, чтобы ту же судьбу разделил и его брат. Он вновь открыл глаза:

– Джондалар, ты ведь и сам понимаешь, без посторонней помощи мне никак. Зачем тебе сидеть рядом?

– Что значит – никак? Ты молод и силен. Все будет в порядке.

– Времени осталось мало… На открытом месте нам все равно не выжить. Джондалар, иди! Ты отыщешь место для зимовья и…

– Да ты бредишь!

– Нет, я…

– Тогда зачем ты мне все это говоришь? Я понимаю все это и без тебя и знаю, что нам следует делать! У меня есть план!

– План? Какой такой план?

– Я раскрою его только после того, как обдумаю все детали. Может, ты хочешь поесть? Ты ведь ничего не ел.

Тонолан понимал, что брат не сможет оставить его. Он уже слишком устал, ему хотелось, чтобы эта мучительная агония закончилась как можно быстрее, он хотел, чтобы его старший брат выжил…

– Я не хочу есть, – сказал он, но, заметив в глазах брата тревогу, поспешил добавить: – А вот попил бы я с удовольствием.

Джондалар вылил в чашу остатки воды и, приподняв голову Тонолана, напоил его водой, после чего потряс мехом и сказал:

– Все. Пустой. Пойду налью еще.

Ему действительно хотелось поскорее выйти из палатки. Он понял, что Тонолан уже отказался от борьбы. Слова о плане были чистейшей выдумкой. Джондалар прекрасно понимал, что положение Тонолана безнадежно, ведь помощь можно было найти лишь на противоположном берегу реки…

Он поднялся на небольшую возвышенность, с которой хорошо просматривалась округа. Взгляд его упал на ветку, прибитую течением к торчавшему из воды камню. Он чувствовал себя таким же беспомощным, как и она. Вновь подчинив себя бесконтрольному иррациональному импульсу, он спустился к воде и, отшвырнув ветку подальше от берега, стал провожать ее взглядом. Ниже по течению он заметил еще одну иву и принялся пополнять свой скромный запас ивовой коры, прекрасно понимая, что она вряд ли сможет помочь его брату. Эта ночь обещала быть еще более тяжелой.

В конце концов он оставил берег Сестры и, вернувшись к небольшому шумливому ручью, наполнил мех водой, после чего направился к стоянке. Он так и не понял, что заставило его поднять глаза и посмотреть вверх по течению, тем более что шум воды заглушал здесь все прочие звуки. Он замер, приоткрыв рот от изумления.

На него неслась чудовищная водяная птица с длинной изогнутой шеей, высоким хохолком и злобным недвижным взглядом. В следующее мгновение он увидел, что на ее спине находятся совсем иные создания. Одно из этих существ приветственно взмахнуло рукой и воскликнуло:

– Хо-ла!

Никогда в жизни Джондалару не доводилось слышать столь приятных звуков.

Загрузка...