Тебе нужно активировать помолвку, сказал отец. Это будет полезно с экономической точки зрения. И с политической, добавил он и поморщился. Контакты в другой партии не помешают.
У него хорошая генкарта, сказала мать.
А какие стихи пишет, сказала Карла и захихикала.
Я скривилась. «Сладостная школа» крутилась на всех подкастах. Мне совершенно не улыбалось, чтобы кто-нибудь перечислял мои стати на главной площади, сколь угодно изящно зарифмованные. Но предмет воздыханий у моего предполагаемого жениха уже был, так что можно было с определенной долей уверенности сказать, что у меня есть все шансы избежать подобной участи.
Но в целом… в целом, меня все устраивало. Вот человек, который явно будет занят собой, своими делами, своими стихами, своей войной, философией и политикой настолько, что у него не будет ни сил, ни желания, ни интереса лезть в мои собственные дела. Я получу налоговые льготы, качественный генетический материал для своего будущего ребенка (или детей) и полезные связи для моей семьи. Возможно, хорошо проведу время в его обществе… а если нехорошо – то, во всяком случае, недолго. Чтобы обмен договоренностями имел юридическую силу по законам Высокого Престола, требовалась консумация (сиречь, разовый половой контакт в офлайне), но, к счастью, в отличие от Романы, на Станции позы и прочие подробности не слишком дотошно регламентировались. Но в случае судебных разбирательств, конечно, дело могло дойти до допроса с глубоким ментоскопированием – поэтому опыт было проще получить, чем фальсифицировать. Пересаженные нейронные паттерны имеют свойство распадаться, и прививать их дольше и хлопотней.
Словом, это были обычные мысли, обычные чувства уроженки Станции. Станция, огромная, богатая, торгующая со всем миром Станция не верила в великую идеальную любовь на всю жизнь, а верила в диверсификацию рисков и удовлетворение потребностей на основе взаимных договоренностей. Терминов, определявших то, что может происходить между желающими установить между собой какие-либо узы, было столько, что приходилось составлять целые словари – и обновлять их чуть не ежемесячно, когда мода приносила очередное поветрие. Была «дальняя любовь», которую предлагалось возвышенно воспевать на расстоянии (биоснобы находили особый шик в том, чтобы она была из плоти и крови, оставляя увлечение голограммами и виртуальными собеседниками для беженцев из Империума и тех, кто не мог позволить себе живого партнера), была «воскрешающая» (к созданным по доступным материалам цифровым копиям умерших родственников или людей, живших в древности), была «цветочная», «сезонная», «братская», «сестринская», «родительская»… была и «ближняя» – вписанная в качестве условия в мой контракт обручения, предполагавшая «еженедельное нецифровое общение нижеподписавшихся в течение (как минимум) часа. Длина промежутка общения может быть изменена по обоюдному желанию сторон в порядке устного соглашения. Список предполагаемых активностей согласуется отдельно, см. Приложение 8.1.4. Форма любви может быть изменена по соглашению сторон, после подачи заявления в ратушу, см. Приложение 8.1.5».
Помимо хорошей генетической карты, у моего предполагаемого жениха было еще несколько неоспоримых достоинств – во-первых, его клан и так находился у нас в долгосрочных съемщиках, с продлением из поколения в поколение. Во-вторых, они принадлежали к другой партии – что было неприятно морально, но практично – даже при условии переворота (и изгнания или казни кого-нибудь слишком активного, вроде Корсо), можно было ожидать, что модули – наше основное достояние – останутся в семье. В-третьих – что изрядно порадовало уже меня – у предполагаемого супруга обнаружилась чрезвычайно детолюбивая сестра, и, значит, родство с ними (и, как результат, перевод их из съемщиков в младшие совладельцы) сразу поднимало homo-индекс нашего клана на десяток пунктов. И всех этих людей, поднимавших индекс, мне совершенно не надо было рожать лично! Не то, чтобы я совсем не хотела детей – скорее, это не входило в мои планы непосредственно сейчас. Приорат с какого-то времени начал очень плохо относиться к «полуфабрикатам». Для увеличения индекса человек, включаемый в расчеты, должен был существовать непрерывно в качестве активной биологической единицы вне стазиса, и с коэффициентом умственного и эмоционального включения в свою ячейку общества выше 75.
Соответственно, замороженные эмбрионы и прадедушки в стадии комы для расчета homo-индекса не учитывались. В принципе, приорат можно понять – все помнят истории о кораблях-матрицах, в которых власть полностью перешла к чересчур заботливым «интеллектам». Впрочем, «Анахит» в итоге приняли в Империуме – Империум не придерживался правила о необходимости «гармоничного соотношения» между своими биожителями и цифрожителями.
Все эти мысли крутились у меня в голове, пока я добиралась до места встречи. Все-таки перед заключением договоров такого рода всегда имеет смысл встречаться офлайн.
Для встречи выбрали «Галерею» как нейтральное место. Мне не хотелось встречаться с будущим партнером первый раз под взглядом домашних ларов – ситуация и так была слишком путаная. Моя семья владела модулями, но я не была главой своего клана. Дерио был главой своего, но они снимали модули у нас. Меня лары слушались, потому что я была из Донати и общалась с ними дольше и регулярней. Его – потому что он глава рода, но он большую часть жизни провел не на Станции…
А есть ведь еще и личное отношение, которое тоже нельзя сбрасывать со счетов…
Меня все-таки грыз этот вопрос – что будет, если лары станут слушаться его больше, чем меня?
Я думала об этом, пока прозрачный лифт нес меня вниз, к мозаичному двору, уставленному столиками.
Сейчас, пожалуй, каждый знает, как выглядит Дезидерио дель Анджелини. Доходы, связанные с его именем, занимают третье место в прибыли Станции. Все лотки забиты сувенирами со знаменитым «орлиным профилем», как это сформулировал биограф. Пару лет назад общественный парк Станции организовал кампанию по сбору донатов и выписал живого реконструированного орла, для демонстрации.
Тогда… представьте себе угрюмого мальчика, который вырос в не менее угрюмого взрослого – смуглого, носатого, с упрямо поджатыми губами, с выдвинутой вперед челюстью и такими скулами, что сразу ясно, что у него брускизм. Бесконечно учтивого, говорящего ровным голосом, и все-таки производящего впечатление невероятной высокомерности. Такого, который выглядит как ядерный реактор подо льдом.
Идеальная медийная фигура. Идеальный материал для легенды. Собственно, он уже тогда вел подкасты, и уже тогда они набирали популярность – хотя, конечно, ему было далеко еще до того Дезидерио-друга-живых-и-мертвых, Дезидерио-возлюбленного-звезды, Дезидерио-проклятого, Дезидерио-который-был-в-аду, Дезидерио-который-видел-Бога, каким его знает вся галактика.
А теперь представьте, каков такой человек в быту.
Он пришел раньше меня – ровно настолько, насколько это предполагали правила вежливости. Собственно, я на это рассчитывала. За заказанным столиком в укромном углу у фонтана маячила спина, обтянутая официальным бордовым мундиром – как глава клана, Дерио имел право на такой цвет. Во времена Великого Путешествия, до Основания, это был цвет капитанской формы, и обычай сохранил его до сих пор.
Я остановилась и надвинула на глаза визор – с программой, выпрошенной у Корсо. Одной из тех, которых на самом деле вроде бы не существует. Которые используют сомнительные личности, увлеченные сомнительными делами, чтобы понять, с кем имеют дело. Я сфокусировала взгляд. Перед глазами побежали быстрые строчки. «Дезидерио дель Анджелини, глава клана Анджелини, 28 лет, урожденный гражданин Станции, пилотская лицензия YHUPK-3878274, участник битвы при Кампальдино (замыкающий крыла)…»
Все это я знала, все это меня не интересовало. Я переключила режим.
Дерио сидел за столиком, уперев локти в столешницу, с идеально прямой спиной, совершенно не шевелясь – а вокруг него бурлил незримый водоворот. Интеллекты – побольше, поменьше – тянулись к нему и тут же отдергивались, тянулись – и отдергивались. Духи коммов, визоров, проекторов, машин, больших и маленьких гаджетов толпились вокруг Дерио, будто притянутые невидимым магнитом – но не пересекали пузыря пустоты вокруг него, будто отталкиваемые незримым силовым полем.
Строчки стали красными. «Неклассифицированная угроза класса альфа. Неклассифицированная угроза класса альфа. Вероятность Прорыва – 76,3%. Вероятность Контакта…»
Красные цифры замелькали перед глазами.
«98,3%»
«Рекомендация – отход. Отход. Отход.»
Я раздраженно сдернула визор с головы и сунула в сумку. Варианта «все бросить и убежать» у меня все равно не было.
При виде меня Дезидерио поднялся и поклонился, приложив руку к груди – официальная, ни к чему не обязывающая версия приветствия. Я ответила тем же.
Мы сели.
– Вы знаете, что от вас техника истерит?
Дерио вопросительно поднял брови.
Я показала ему визор.
– А, – он покрутил гаджет в руках. – Имперская технология. Да, бывает.
– Да? Почему?
– Предполагается, что она может предсказывать… в Империуме это называют «прорыв варпа». Мы называем варп «коллективным бессознательным». Считается, что это может быть опасно для пилотов и специалистов других сходных профессий, тех, кто задействует не только рациональные слои сознания при работе, – он вернул визор мне.
– А на вас она почему так реагирует?
Он стремительно отвел глаза. По губам скользнула усмешка – искривилась и пропала.
– Я поэт. Я пишу стихи.
«Сладчайший стиль», вспомнила я. Серьезно?!
– И поэтому охранная техника маркирует вас как угрозу класса альфа?!
Дерио засмеялся:
– Вот, теперь вы понимаете, почему Высокий Престол официально провозгласил эту технологию шарлатанством. – Он провел пальцем по краю стакана, в котором пузырилась вода. Стакан тоненько запел. – Уверяю вас, – Дерио посерьезнел, – нет совершенно никакого способа предугадать Контакт. Или предупредить Контакт. Или предотвратить Контакт, если уж на то пошло.
Из религиозной семьи, вспомнила я, и поспешила сменить тему.
Он предоставил мне делать заказ. Не помню, что я выбрала. Помню, что рассматривала украдкой, как он без интереса жует какой-то салат, и думала, что не все так плохо – если ты можешь без отвращения смотреть, как человек ест, значит, у тебя есть все шансы не возненавидеть его иррационально, ни за что. Такие сбои бывают, их надо учитывать. Политика политикой, но большие стычки, вроде боя при Кампальдино, случаются редко. А вот бытовые убийства – каждую неделю, если не каждый день.
Это была угнетающая мысль. Я заказала себе вина. Дерио покачал головой и взял себе еще минералки. Я не удивилась – у владельцев имплантов другие развлечения.
Мне не хотелось развлекаться, мне хотелось как-то отогнать от себя мысль, что человек, который сидит напротив, тоже, вероятно, сейчас решает для себя вопрос, как ему не возненавидеть меня ненароком.
– Почему я? – конечно, это был вопрос, который я не могла не задать. Не то, чтобы ответ повлиял бы на мое решение, но мне было интересно, что он скажет.
Дезидерио дель Анджелини поднял брови:
– А почему не вы?
– С вашей текущей репутацией, вы могли бы найти кого-нибудь с более выгодным приданым. И с более импонирующей вам политической стороны.
Он поднял брови еще выше:
– Но ведь мы уже обручены.
– Мне не хотелось бы, чтобы потом возникли разногласия.
Он вздохнул, и принялся загибать пальцы:
– Ваша генетическая карта не оставляет желать лучшего; ваши манеры и здравый смысл заставляют предполагать, что вы будете хорошей матерью. Моим долгом является продолжение рода, соответственно, здесь ваше происхождение и связи вашей семьи тоже являются скорее благом, – он поморщился. – Я не разделяю идей и методов дона Корсо, но, если моя сторона выиграет, я смогу обеспечить вам и своим будущим детям защиту сам, как глава семьи. Если она проиграет или со мной что-либо случится, то это смогут сделать ваши родичи. Таким образом, шансы на непрерывность генетической линии повышаются.
– Разумно, – согласилась я.
Разумно – последние слова, которые следовало бы употреблять по отношению к человеку, которого звали «желанный ангелам»; разумно – было последнее слово, которое следовало бы употребить по отношению к той, кто решилась с ним связаться.
На прощание он поцеловал мне руку, как подобает по законам учтивости, и ушел – а я осталась сидеть, и у меня не сразу получилось встать.
Я, конечно, рассказала об этом кормилице; она, конечно, сочла это добрым предзнаменованием и углубилась в истории о своем бурном прошлом (и не менее увлекательном настоящем). Я слушала, кивала, и изо всех сил старалась убедить себя, что вот этот чудовищный, подступающий откуда-то из глубины, бессловесный ужас – это некая, не знакомая еще мне, форма влюбленности.
Но в голове у меня крутилось только – «Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей…»
Неклассифицируемая угроза класса альфа.