Марта проснулась от скользнувшего по лицу солнечного луча. Открыла глаза и удивленно огляделась, не сразу вспомнив спросонок, где она. Обвела взглядом обтянутые дорогими гобеленами стены, белую, с позолотой, старинную мебель, пушистый ковер на полу. Возле нее, в китайской фарфоровой вазе, алел огромный букет роз. Цветы были только что срезаны, на лепестках еще дрожали капли росы. Марта невольно улыбнулась им, коснулась ладонью, словно желая приласкать. И тут же согнала улыбку, убрала руку, услышав приближающиеся шаги. Вошла молоденькая горничная, поставила на столик возле кровати поднос с завтраком:
– Доброе утро, барышня!
– Доброе утро, Илзе! Вы по-прежнему считаете меня нездоровой? – в голосе Марты слышались нотки раздражения.
Горничная смутилась, виновато пролепетала:
– Я… Но так велел господин Лосберг. Он очень обеспокоен вашим здоровьем.
Марта невольно улыбнулась, спросила значительно мягче:
– Отец уже встал?
– Господин Озолс еще затемно уехали.
– Как, уехал? Куда?
– В поселок. Надо, говорит, до зимы дом поднять. – Илзе засмеялась. – Крепкий у вас отец – и в огне не горит.
Девушка встала с постели, принялась одеваться.
– Разрешите, я вам помогу, – подошла к ней горничная.
– Благодарю, но я привыкла сама. – Как назло, она никак не могла справиться с крючками и пуговицами. – Это отнесите в столовую, – показала она на подкос с едой. – Я сейчас спущусь.
Горничная подхватила поднос и уже с порога спросила:
– Завтрак господину Лосбергу отнесете вы?
Марта отвернулась к зеркалу, начала расчесываться.
– Да, я.
С подносом в руке она вошла в комнату Рихарда:
– Доброе утро! Ваш завтрак. Как вы себя чувствуете?
Лосберг лежал в постели с забинтованными руками и головой. Глаза, воспаленные и больные, смотрели на гостью с нескрываемым восхищением.
– Спасибо. В настоящую минуту прекрасно.
Она смутилась, поспешно перевела разговор на другое:
– Вы что, специально не принимаете лекарство? – Марта внимательно оглядела пузырьки. Послушайте, господин Лосберг…
– Рихард, – тихо попросил он. – Вы же обещали…
– Ну хорошо – Рихард! – Девушка взяла с подноса тарелку с манной кашей, стала кормить его, как ребенка. – Так вот, поймите, Рихард – вы ставите меня в крайне неловкое положение. Разве ваша горничная не может ухаживать за вами?
– Если вы… уйдете из Лосбери… я объявлю политическую голодовку. Никто не втолкнет в меня ни одной таблетки! Ни одной ложки этой омерзительной манной жижи.
Она невольно рассмеялась:
– Нет, я серьезно. Нам больше нельзя оставаться здесь – понимаете? Буду приходить, навещать… Но жить мне здесь больше нельзя. И так уже сплетни, пересуды… Вы же знаете, как у нас умеют…
– Какие сплетни? Как вам не стыдно! Будто люди не знают, при каких обстоятельствах вы оказались здесь. Люди… – он скептически усмехнулся.
– Успокойтесь, – положила руку ему на плечо Марта. – Вам нельзя шевелиться.
– В самом деле, из каприза, что ли, я держу вас здесь? У вас дома нет – понятно? Нет дома. Сгорел! Куда вам с отцом деваться?
– Успокойтесь, или я сейчас же уйду.
Лосберг притих.
– Ну что вы все – уйду, уйду… Неужели вам так плохо здесь?
Марта долго молчала.
– Нам здесь хорошо, Рихард, – наконец выдавила она. – Даже… чересчур… Вы обо мне слишком заботитесь. Я и без того многим вам обязана.
– Считайте, что это сделал кто-нибудь другой.
– Но сделали вы! – тихо возразила девушка.
– Ну, не знаю. Тогда считайте, что я слазил в то пекло с низменными, корыстными целями. Со злостным умыслом затащить вас сюда.
Она рассмеялась.
– Что вы смеетесь? Это и есть настоящая, чистейшая правда. Хотите – давайте устроим тут небольшой пожар, и я повторю тот же номер на бис. Специально для вас. Чтобы вы остались здесь, в Лосбери. – Рихард выдержал паузу и закончил шутовским фальцетом: – Подольше!
Марта, нахмурившись, поднялась:
– Вы нарушаете уговор, Рихард.
– Почему нарушаю? – попытался отшутиться он. – Я же не сказал «навсегда», а только «подольше». По всем законам гостеприимства.
– Знаете, на кого вы сейчас похожи? В этих своих белых доспехах? – задумчиво перебила его Марта. – На рыцаря… Из легенды. Белый рыцарь! Так будьте же им до конца. И не смотрите на меня так. Пожалуйста…
– «Мой глаз и сердце издавна в борьбе… – вздохнул Лосберг. – Они тебя не могут поделить».
– Рихард! – запротестовала она. – Вы опять…
– Да не Рихард – Вильям… Шекспир… Ему-то можно, надеюсь? «Мой глаз твой образ требует себе, а сердце в сердце хочет утаить… Трудами изнурен, хочу уснуть… Блаженный отдых обрести в постели… Но только лягу – вновь пускаюсь в путь… в своих мечтах – к одной и той же цели…»
Марта отошла к распахнутому окну, зачарованно вслушиваясь в музыку бессмертных строф, – они плыли над вершинами сосен, над медленными стаями облаков, над сияющей вдали полоской моря и будто вдыхали горячую, трепетную душу в этот необъятный простор…
– Любовь – недуг, моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой,
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды.
Мой разум – врач, любовь мою лечил,
Она отвергла травы и коренья.
И бедный лекарь выбился из сил
И нас покинул, потеряв терпенье.
Стихи текли и текли… одурманивали, завораживали тонкой, лукавой, таинственной прелестью. Стряхнув оцепенение, Марта тихенько, неслышно ступая, вышла из комнаты.
Под вечер Озолс подкатил в своей повозке к подъезду Лосбери и, махнув Петерису, заковылял по дорожке к дому. Еще весь в бинтах и наклейках, с палочкой в руке, он все же возвращался бодро, хорошо потрудившись за день. Как бы там ни было, а худа без добра не бывает. Может, и неспроста судьба привела его с дочерью в этот шикарный господский дом? Он остановился было перевести дух и полюбоваться розами – они росли здесь повсюду, – как вдруг заметил вышедшую на крыльцо Марту. У дочери в руках был небольшой чемоданчик.
– Ты что это? – удивленно спросил он. – Куда собралась на ночь глядя?
– В поселок. Ты Петериса отпустил?
– Отпустил. Ну а все-таки? Разве завтра нельзя съездить?
– Нет, я пойду сейчас, – тихо сказала она.
– Да что случилось? – заволновался Озолс. – Объясни толком.
– Так… Ничего… Просто я не могу здесь больше оставаться.
– Тебя обидел кто-то? – понизил голос отец. – Ты скажи – я должен знать.
– Нет-нет, – поспешно возразила она. – Пожалуйста, не волнуйся. Никто и не думал меня обижать. Наоборот, только я пока поживу у Бируты.
– Ничего не понимаю, – нахмурился Озолс. – Никто не обижал, а уходишь. Ты хоть подумала – хорошо ли это? По отношению к господину Лосбергу.
– Подумала, папа. Потому и ухожу. Не хочу, чтобы о нас с ним болтали разное…
– Не хочешь! – укорил отец. – Болтовни боишься? А человек огня не испугался. Эх ты! – Он забрал у дочери чемоданчик. – Пошли!
Но Марта не двинулась с места.
– Я и без вещей уйду.
– Уходи! – Озолс бросил чемоданчик на траву. – Ты сбежишь, а мне куда? Тоже бежать? Христа ради к людям проситься? Обо мне ты хоть подумала?
Марта в нерешительности молчала.
– Дождись, по крайней мере, пока он на ноги встанет, – испуганно оглядываясь на окна, торопливо добавил Озолс. – А я тем временем, глядишь, под крышу заберусь.
– Хорошо, – согласилась Марта. – Я останусь. Пока не снимут бинты. Но больше – ни дня!
Дверь в комнату Рихарда была открыта, Озолс заглянул. Лосберг, выпростав из-под одеяла забинтованные руки, медленно разгибал и сгибал пальцы.
– О, господин Лосберг, вы уже совсем молодцом!
Стараясь не стучать протезом, Озолс вошел в комнату, почтительно присел на краешек стула рядом с кроватью.
– У меня нынче тоже удачный день, – похвалился он. – С плотниками поладил, обещают до зимы под крышу подвести.
– Что-то вы рано расхрабрились. Побереглись бы, – заботливо заметил Рихард.
– Я‐то что… Вот вам досталось. Беда… – А мне – только трубку пришлось выкинуть. Дыму наглотался на всю жизнь. Надо спешить. И так стесняем вас – неудобно.
– О чем вы говорите? Ваша дочь лечит меня лучше всяких врачей.
Озолс удовлетворенно хмыкнул, не спеша извлек из кармана лист бумаги.
– Вот, была страховая комиссия. Так ничего и не установила. А в поселке думают, что это поджог.
Рихард удивленно посмотрел на старика.
– А что, разве сложно? Подкинул паклю на чердак – и все. Тлеет себе помаленьку, а сам уже далеко. И концы в воду.
Лосберг задумчиво прищурился, словно не решаясь разгадать намек.
– Кому вы помешали?
– Да, видно, уж помешал. Рассчитался кто-то сполна.
Рихард долго молчал, затем многозначительно проговорил:
– Может, вы и правы. В душе человеческой есть очень глубокие тайники.
Поздно вечером Зента, управившись с делами, сидела на кухне. В очках, в наброшенном на плечи теплом платке, она склонилась над Библией, шепотом повторяя сотни раз читаные строки. В окно стучал дождь, шумел, гулял, неистовствовал ветер. В доме было тепло, потрескивал огонь в плите. Зента так увлеклась, что не слышала, как открылась дверь. Остановившись на пороге, Артур – в мокром брезентовом дождевике, с чемоданчиком – улыбаясь, смотрел на мать. На лучики морщин вокруг глаз, на рано побелевшие волосы, на загрубевшие в работе пальцы, бережно листающие пожелтевшие страницы. Подошел, осторожно обнял ее за плечи.
– Сынок! Наконец-то… – Она вскочила, радостно захлопотала. – Раздевайся, ты же совсем мокрый. А я как знала: картошки наварила, рыбы нажарила.
– Хорошо! – Артур блаженно потер над огнем руки. – Хорошо все-таки дома.
– Конечно, хорошо, – согласилась мать. – Пивца свежего выпьешь?
– Да уж налей. – Жестом фокусника он достал из чемоданчика новенькие пивные кружки – расписанные, сверкающие глазурью, – поставил их на стол.
– Ой, какие славные! – обрадовалась Зента. – Заработок-то не весь потратил?
Парень не ответил, вновь склонился над чемоданчиком.
– А это тебе, – в руках у Артура была добротная шерстяная кофта.
– Ну зачем ты?.. – укоризненно проговорила мать. А руки невольно потянулись к подарку, глаза засветились радостью.
– Носи на здоровье, теплая. – Скрывая смущение, он бодро принялся за еду. – Ну, какие новости? Ты не болела тут?
– Некогда болеть, сынок. Я ведь теперь в коптильне работаю.
Артур удивленно опустил ложку:
– Ну? Открыли все-таки?
– Там и Айна, и Магда… Да чуть ли не все наши женщины.
– Как платят?
– Очень даже неплохо.
– Я видел, Озолс уже дом налаживает? – как бы невзначай поинтересовался сын.
– Кремень – человек, – уважительно ответила Зента. – Из такой передряги вышел – и на ногах.
– А где они живут?
– Все там же, в Лосбери, – помедлив, ответила мать.
Артур отодвинул тарелку. Спросил, стараясь казаться спокойным:
– Что… и Марта? До сих пор там?
– Ну а где же им еще быть? – мягко возразила она. – Господин Лосберг, говорят, еще в постели. Как же ей за ним не поухаживать? Сам подумай. Нищими остались бы, если бы не он.
Артур поднялся из-за стола, походил по комнате, взял фуражку.
– Я пойду, мама.
– Куда?
– К Рихарду.
– К Рихарду?
– Надо пойти навестить, – отводя глаза, пробормотал он. – Все же неудобно.
Зента недовольно качнула головой, стала собирать посуду.
– Что я могу? – с горечью сказала она. – Был бы отец – не пустил бы. А я… – и вдруг попросила: – Не ходил бы ты, сынок, не унижался…
Он думал долго, тяжело. Все же упрямо сказал:
– Пойду!
Выйдя из дома, Артур решительно двинулся было в сторону Лосбери, но, не пройдя и сотни метров, неожиданно сбавил темп – сомнения, по всей видимости, тревожили его душу. Он низко опустил голову, вглядываясь себе под ноги, словно там была не твердая земля, а зыбкое болото и каждый неосторожный шаг мог оказаться гибельным. Именно в этот момент его заприметила Бирута.
– Артур! – окликнула она. Девушка возвращалась, видать, откуда-то издалека – ее туфли были основательно покрыты пылью. – Вы когда вернулись? Только что? А где же мой? Небось, в трактир завалился?
Артур невольно залюбовался ею: в простой крестьянской одежде, с ярким румянцем на тугих щеках, Бирута была мила и женственна. И еще подумалось, что Лаймону с такой девушкой, наверное, значительно проще.
– Как же – в трактире… Прямо из лодки, в обнимку с будущим тестем…
Румянец на щеках девушки стал еще ярче.
– А ты туда? – показала она взглядом в сторону Лосбери. – Ох, и скучала она здесь без тебя – все уши мне прожужжала.
– И все обо мне? – с горькой усмешкой спросил он. – А, может, еще о ком?
– Не глупи! – рассердилась Бирута. – Поменьше сплетни слушай. У нас тут наболтают с три короба…
– Уже болтают? – насторожился Артур. – О чем?
– Вот – мужики! – фыркнула Бирута. – И Лаймон такой же вредный. Попробуй станцуй с другим хоть разок – башку нагнет, что твой бык, глазищи выпучит – и в драку. – Девушка сменила тон и назидательно заключила: – Ты не суши голову дурью. Иди к ней разберись, не маленькие.
Море было по-осеннему хмурым. Дул резкий ветер, грозно шумел вершинами сосен. Над дюнами с криками носились чайки, Марта и Артур медленно, молча шли по берегу. Потом он сказал, видимо, продолжая начатый разговор:
– Скажи отцу, что я помогу с домом… Если, конечно, он захочет.
– Спасибо, Артур.
Они прошли еще несколько шагов молча.
– Как теперь с университетом будет? – спросил он. – Тоже погорел?
– Вот именно, погорел, – невесело усмехнулась Марта. – Не брошу же я отца.
– Значит, так и будете у Рихарда жить?
– А где же еще? Ему сейчас тоже помочь надо.
– Да, конечно… – как-то сдавленно сказал Артур. И вдруг остановился, порывисто обнял ее. – Я люблю тебя! Слышишь? Ты моя жена! Ты сама захотела ею стать. И я не могу… понимаешь? Не хочу, чтобы ты жила в чужом доме. Рядом с ним.
– Артур, глупенький… Пойми – я не могу сейчас уйти. Это крайне непорядочно. Я должна остаться, пока не снимут бинты. Это мой долг.
– А если их еще год не снимут? – невольно вырвалось у него.
– Я останусь, пока не снимут бинты, – твердо повторила Марта. – Если ты считаешь меня женой, зачем же обижаешь ревностью? Почему требуешь, чтобы я платила неблагодарностью человеку, который спас моего отца? И для тебя сделал не так уж мало.
– Конечно… – неуверенно протянул он.
Девушка сочувственно посмотрела на него, быстро наклонилась, звонко чмокнула в щеку:
– Ладно, мне пора.
– Уже уходишь? – Артур взял ее руку, сжал в ладонях.
– Надо.
– Вечером встретимся?
– Конечно.
Артур обнял ее, с пытливой тревогой долго смотрел прямо в глаза. И, не поцеловав, отпустил.
Марта читала в своей комнате, когда раздался негромкий стук в дверь.
– Разрешите?
Она подняла голову и, к своему удивлению, увидела на пороге Рихарда. Он был в элегантном, сшитом по последней моде костюме, который все же не слишком украшал его бледного, осунувшегося, с лицом, покрытым едва затянувшимися шрамами.
– Ну, как я вам нравлюсь? – нарочито бодро спросил он.
– Зачем вы встали?
Лосберг криво усмехнулся:
– Вероятно, чтобы освободить вас от добровольного заключения.
– Рихард, ну зачем вы так…
– Бросьте… Я же вижу – вы рветесь отсюда, как птица из клетки. И даже ухитряюсь не обижаться. Но вы не ответили на мой вопрос – как я вам нравлюсь?
Она отложила книгу, натянуто улыбнулась:
– По-моему, все в порядке. Вам даже к лицу эти шрамы.
– Ну разумеется. – Он подошел к зеркалу, с отвращением разглядывая себя. – Шрамы украшают мужчину. Посуда бьется к счастью… Какой только ереси не напридумывали себе люди в утешение! Заметив лежавший на подзеркальнике большой кусок янтаря, взял его и восхищенно сказал: – Какой редкой красоты камень. Откуда он у вас?
– Подарок.
Рихард взглянул на нее, потом снова поднес янтарь к глазам, рассматривая мошек, замерших навеки в прозрачном заточении. И сказал задумчиво:
– Да, все мы, как эти мошки в янтаре… Замурованы – каждый в своей судьбе. А что если попробовать вырваться? Взять и сломать эту красивую прозрачную гробницу.
Марта внимательно взглянула на него:
– Не надо ничего ломать, – и отобрала у Рихарда камень.
Он понимающе усмехнулся:
– Вы всегда как будто насторожены со мной. И холодны, как айсберг. А я, кажется, придумал, как вас слегка растопить. У вас есть немного времени?
Марта замялась, взглянула на часы:
– Откровенно говоря, совсем немного.
– Подарите мне это «немного».
Красное авто промчалось по живописной лесной дороге, и вскоре они сидели на веранде уютного, пустынного в этот час загородного ресторанчика. Веранда висела над гладью озера, над самой водой. К перилам подплывали лебеди, Марта просовывала им сквозь решетку кусочки хлеба.
– Видит бог, меня так и подмывает прыгнуть туда, чтобы получить свой кусочек счастья. – Лосберг налил в свою рюмку коньяку.
– Рихард! – укоризненно сказала она. – Вы же обещали…
– Умоляю, не портите нашу последнюю встречу, – полушутя-полусерьезно ответил он.
– Вы просто сумасшедший. Для чего я вас лечила?
– А для чего лечат осужденного на смерть? Для того, чтобы привести приговор в исполнение. Я поднимаю этот бокал за вас, Марта! За мою чудесную исцелительницу. Кстати, почему бы вам не перевестись на медицинский факультет? Пока не поздно. У вас определенно талант…
– Рихард, а какой факультет закончили вы?
– Философский, – почему-то ожесточаясь, буркнул он и выпил коньяк. От нее не ускользнула перемена в его настроении.
– И какую же наивысшую истину вы постигли на своем философском?
Он на секунду задумался, вновь наполнил рюмку.
– Рихард!
– Вы напрасно беспокоитесь, я не рассыплюсь из-за этой капли. Истину? Пожалуй, самую важную. Каждое утро напоминай себе: перед тобой вся жизнь – целый день. Проведи его как следует, – он перехватил ее насмешливый взгляд, насупившись, добавил: – И еще: в этом мире справедлив не тот, кто прав, а тот, кто может утвердить свою правоту.
– То есть сила – это и есть наивысшая истина?
– А вы видели когда-нибудь, чтобы побеждал слабый? Впрочем, есть одна слабость, перед которой беспомощна любая сила. – Рихард многозначительно усмехнулся. – Но это уже из другой области. За вас, Марта!
Она зябко повела плечами, откровенно посмотрела на часы.
– Боитесь опоздать? – Лосберг заметно пьянел. Его лицо побледнело, лоб покрыла легкая испарина.
– Ну вот, – досадливо проговорила девушка. – Я так и знала. И вы еще собираетесь вести машину?
Он попытался отшутиться:
– «Джигиту лишь бы ногу в стремя…»
– Ай, бросьте! – Марта решительно поднялась. – Предупреждала же…
– Да, кажется, я немножечко того… – виновато забубнил он. – Слишком много впечатлений сразу.
Марта немного смягчилась, проговорила миролюбивей:
– Что же нам делать?
– Что? – озорная искра промелькнула в его глазах. – А почему бы вам самой не сесть за руль?
– Вы с ума сошли!
– Ничуть. Через десять минут будете водить машину, как заправский шофер.
… – Еду! – в азарте крикнула Марта, намертво вцепившись пальцами в рулевое колесо.
– Конечно, едете, – улыбнулся Рихард, придерживая баранку правой рукой.
Другую руку он положил на спинку водительского сиденья и слегка придерживал девушку за плечи. Но Марта ничего не замечала – устремив перед собой безумный от счастья взгляд автомобильного неофита, она восторженно крутила руль. Машина медленно виляла по проселочной дороге, надсадно ревя двигателем.
– А теперь попробуйте выжать сцепление и переключить на вторую скорость… Вот сюда рычаг.
– Страшно…
– Ничего, решайтесь, – он положил свою руку на ее кисть. – Ну!..
Марта попробовала.
– Ага, получилось!
– Вы прирожденный шофер, – поморщившись, как от зубной боли, похвалил Лосберг. – Теперь газу добавьте.
Машина прыгнула, как лягушка, и покатила быстрее. Это вызвало новую бурю восторга. И вдруг девушка взвизгнула от страха – на дорогу, прямо перед машиной, выскочила корова.
– Тормоз! – крикнул Лосберг, перехватывая у Марты руль. – Жмите на тормоз! Отпустите руль!
Но Марта совсем растерялась и еще крепче вцепилась в баранку, мешая Рихарду объехать бестолково мечущееся животное. Потом их тряхнуло – в последний момент Лосбергу все же удалось резко вывернуть руль вправо – машина нырнула в кювет и с силой ткнулась в стоящее на обочине дерево. Мотор заглох. В наступившей тишине откуда-то сзади донеслось насмешливо-недоуменное мычание коровы.
Уже стемнело, когда Рихард, перемазанный до бровей, с безнадежным видом захлопнул капот.
– Вы очень на меня сердитесь? – виновато спросила Марта.
– Очень. Только не на вас, а на ту рогатую скотину. По-моему, это все-таки был черт. – Рихард обтер руки платком. – Побудьте здесь, а я сбегаю на шоссе, попробую поймать какую-нибудь машину.
– Может… нам пешком? – неуверенно предложила она.
– Двадцать километров? Как раз к утру будем дома. Ждите меня здесь, а если нападут разбойники или корова, сигнальте.
Марта вяло улыбнулась, и осталась ждать. Вдруг ей на руку упала капля – начинал накрапывать дождь.
Артур ждал ее возле Старой мельницы. Уже совсем стемнело. Но он все еще не хотел верить в то, что она не придет. Мерил и мерил шагами пустырь, заросший травой.
Дождь остервенело барабанил по крыше машины, хлестал по стеклам.
– Ну вот… Теперь вы меня проклинаете, – удрученно пробормотал Рихард. – Я вас втравил…
– За что мне вас проклинать… Сама виновата.
– Ладно уж, не казнитесь. Кто знал, что так все обернется? Как назло – ни машины, ни подводы…
Она тоскливо прислушивалась к шуму ночного ливня – он хлестал все сильнее.
– У вас, наверное, свидание? – сочувственно спросил Рихард. – Я вас здорово подвел. Но действительно – ни одной живой души.
Марта промолчала.
– Холодно, – поежился он и достал откуда-то плоскую флягу. – Не хотите глоток? Это ром.
– Нет, спасибо.
Лосберг отвинтил пробку, глотнул и тут же спохватился.
– Господи, какой же я осел! – он стянул с себя пиджак, накинул его на Марту. – Надевайте в рукава.
– Да не нужно… – ее начинала раздражать нелепость положения.
– Надевайте, надевайте, у вас уже зубы стучат. Или вы нервничаете?
Она снова не ответила.
– Слушайте, а что вы, собственно, так переживаете? Я понимаю, конечно, неприятно, но… В общем-то – ничего ужасного. Не встретились сегодня – встретитесь завтра. Или послезавтра. Может, все-таки глотнете капельку? – Он снова достал фляжку.
– По-моему, и вам достаточно, – сухо заметила она.
– А кто знает… – на этот раз он влил в себя порядочную порцию. – Кто знает, может, это сама судьба распорядилась? А? Увела вас с одного свидания и… привела на другое. Чертовский холод! Откуда таким льдом веет? – А‐а, понимаю – айсберг! Послушайте, айсберг, а вы не схватите воспаления легких? Давайте хоть как-нибудь греться.
– Отодвиньтесь сейчас же! – рассердилась Марта. – Вы что, совсем ошалели от своего рома?
– Я давно ошалел, Марта… – теряя голову от ее близости, глухо заговорил он.
– Отодвиньтесь или я выйду!
– Марта!.. – не в силах больше сдержаться, Рихард обнял ее за плечи, рывком притянул к себе. Несколько секунд шла молчаливая борьба. Наконец, девушка вырвалась и, влепив ему пощечину, распахнула дверцу, выскочила из машины. Лосберг бросился следом. Но пока обегал автомобиль, споткнулся, упал, потерял ее из виду.
– Марта! – кричал он в отчаянии, шлепая по грязи и лужам. – Ма-арта! Остановитесь!
Она стояла, прижавшись к дереву, затравленно дрожа. И когда он, крича и размахивая руками, тяжело протопал мимо, рванулась с места и изо всех сил бросилась бежать в противоположную сторону. Сквозь лес, сквозь ливень, сквозь тьму…
Озолс спозаранку хозяйничал на своем подворье. Ночной дождь наполнил воздух сочной влагой и терпким запахом разнотравья. Блестели в лучах раннего солнца лужи. Мимо прошло стадо, подгоняемое пастухом. В ожидании плотников Якоб тесал топором бревнышко. Дом потихоньку отстраивался – плотники собрали сруб, над стенами уже поднялись свежетесанные стропила.
Эрна молча поставила на верстак перед хозяином кружку с молоком, положила рядом кусок хлеба с жареным салом. Отложив топор, хозяин принялся за еду. Спросил как бы между прочим:
– На сеновале ночуешь? Не холодно одной?
– Тебе-то что? – нервно встрепенулась она. – Петериса нарочно в город услал?
Озолс неловко усмехнулся:
– Почему нарочно? Гвоздей же нет. А без гвоздя какая работа?
Эрна забрала пустую кружку:
– Хватит, Якоб. Побаловались, и довольно! Как бы беды не накликать. Коту забава – мышам слезы.
Она пошла. Озолс озадаченно посмотрел ей вслед, снова принялся было тесать бревно, но в это время за его спиной хлопнула калитка. Он обернулся, да так и замер с топором в руках. Перед ним стояла Марта. Насквозь промокшая, в изодранном, заляпанном грязью платье, изнемогающая от усталости.
– Ты? – изумленно пробормотал отец. – Где ты была?
– Потом, папа. Я очень устала.
Он заметил пиджак Лосберга, и страшная догадка промелькнула в его глазах.
– Ты была с Рихардом?
Девушка только сейчас вспомнила об этом проклятом пиджаке. Брезгливо оглядела себя и крикнула, выплескивая накопившуюся ярость и отчаяние:
– Да! С Рихардом! Всю ночь!.. Теперь доволен? Ты же мечтал об этом. Не так ли?
И вдруг замолчала на полуслове, испуганно отшатнулась – в трех шагах от нее стоял Артур. Почерневший, измученный ожиданием, снедаемый ревностью, он стоял посреди двора, ошеломленный ее растерзанным видом, ее чудовищным признанием. Сплетни, подозрения, догадки – все это вдруг приобрело реальные очертания. Дохнуло на него зловещим смыслом. Он медленно повернулся и, тяжело ступая в своих рыбацких сапожищах, пошел обратно к калитке.
– Артур! – Марта бросилась к нему наперерез, загородив дорогу. Сказала неожиданно тихо: – Я тебе все объясню.
Только мгновение он смотрел в ее полные отчаяния и мольбы глаза. Кровь прихлынула к голове, и он не сдержался – ударил ее по щеке. Ударил хлестко, наотмашь, вложив в эту пощечину всю свою боль и презрение.
– Ты что делаешь, сволочь? – подскочил к нему Озолс. – На кого руку поднял, бандит? – и в бешенстве замахнулся топором.
Артур успел перехватить руку, вырвал топор и с силой отшвырнул Озолса. Тот мешком отлетел к верстаку, неуклюже повалился на спину. На ободранной щеке выступила кровь. Артур постоял секунду, потом, стряхнув оторопь, бросил топор и, круто повернувшись, зашагал прочь со двора.
– Ну спасибо, доченька… Уважила родителя, – Якоб с трудом поднялся на ноги, прижал к щеке ладонь, пытаясь унять кровь.
Марта, потрясенная, молчала, глядя на плачущего отца. Всхлипывая и сморкаясь в фартук, выскочила на шум Эрна. В этот момент у калитки затормозил автомобиль, во двор вбежал взволнованный Рихард.
– Марта, господи! Слава богу, вы целы. Я чуть с ума не сошел, все побережье объездил. – Он замолчал, заметив окровавленного Якоба. – Что с вами, господин Озолс? Что произошло?
– Нет уж, господин Лосберг, – гневно ответил старик. – Это вы должны объяснить, что произошло.
– Ничего особенного, – смущенно пробормотал Рихард. – Ездили прогуляться, застряли в лесу…
– Прогуляться… Застряли… – Озолса потрясла невиданная наглость Лосберга. – Почему же Марта прибежала одна, словно за ней гнались? И этот пиджак… Вы мне голову не морочьте. Знаем мы эти ночные прогулки…
– Уверяю вас, ничего дурного. Нелепый случай… Мы сейчас поедем домой, и я вам все объясню.
– К вам в дом? – взорвался Озолс. – В качестве кого, позвольте узнать?
Рихард побледнел, прижал обожженную руку к груди:
– Ваша дочь, – хрипло проговорил он, – может войти в мой дом, кем захочет. Даже хозяйкой. Я готов повторить это, где угодно, и официально просить ее руки.
Артур и Лаймон в брезентовых робах и свитерах сидели в дальнем углу трактира. У грубых дощатых столов в этот ранний час никого не было. За оцинкованной стойкой под литографией, изображавшей застигнутый бурей корабль, дремал Аболтиньш.
– Да выпей ты! – уговаривал Лаймон. Артур молча крутнул головой – перед ним стояли нетронутые кружка пива и стаканчик водки.
– На тебя посмотришь – будто конец света настал. Подумаешь, сегодня поссорились – завтра помирились…
– Нет, Лаймон, это все.
– Что все, что все? Будь же ты мужчиной в конце концов! Встряхнись, и пойдем домой.
– Никуда я не пойду.
– Не дури, – Лаймон поднял приятеля со стула.
Банга качнулся, словно пьяный, посмотрел перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом, потянулся было за водкой, но в последний момент передумал, безнадежно махнул рукой:
– Ладно, пошли…
У самого входа они едва не столкнулись с торопливо вбежавшей Бирутой.
– Весь поселок обыскала, – бросилась она к Артуру. – Давай быстрее!
– Что случилось? – насторожился Лаймон.
– Марта сидит у меня.
Короткая судорога пробежала по лицу Банги, бешенство плеснулось в его глазах.
– Передай своей подруге… – Он не договорил, схватил со стола фуражку и стремительно выскочил на крыльцо.
Именно здесь, словно из-под земли, перед ним вырос Бруно. Двое других айсаргов стояли поодаль.
– Что там у вас с Озолсом вышло? Ты можешь мне объяснить?
– Тебе-то какое дело? – тон не предвещал ничего хорошего. – Ты что, полицейский?
– Я айсарг. Порядок в поселке мне не безразличен.
– Слушай, Бруно, – угрюмо вмешался Лаймон. – А нельзя ли потом? Ты же видишь, что он не в себе.
– Отстань, – надменно возразил Бруно. – Еще раз повторяю – порядок в поселке…
– А не пошел бы ты со своим порядком? Вырядился, как индюк… – зло выплюнул Артур.
– Ах, вот как? Оскорбление мундира! Теперь ты пойдешь со мной, – он схватил Бангу за руку, тот вырвался, свирепея:
– Убери лапу!
На помощь Бруно подскочили Зигис и Волдис.
– Да оставьте вы его, чего привязались? – Лаймон преградил им путь. – А ну, полегче!
Айсарги с двух сторон навалились на Артура. Тот, рванувшись, стряхнул их, но это лишь раззадорило парней – они, словно бульдоги, вцепились в свою жертву, Бруно попытался ударить рыбака сапогом в живот. но тот вовремя увернулся, затем, изловчившись, тяжким, как молот, кулаком сбил айсарга с ног. Лаймон кинулся в гущу драки. Но Бирута намертво вцепилась в его робу, повисла на ней.
– Пусти! Да пусти же! – Калниньш с силой оттолкнул девушку, бросаясь на помощь другу.
На крыльцо выскочил испуганный Аболтиньш:
– Зигис, отойди! Зигис, не лезь!
Трактирщика никто не слушал – возле крыльца надсадно сопел, плевался бранью и кровью яростный клубок человеческих тел. Артур в бешенстве молотил кулаками наседавших на него айсаргов, давая выход ярости и отчаянию, накопившимся в его душе. Не уступал ему и Лаймон – он бросался от одного к другому и бил, бил, бил, словно задался целью размолоть противников в порошок.
– Господи, горе мое! – всхлипывала Зента, бинтуя Артура. Тот сидел посреди комнаты на табуретке. – Как еще голову не снесли твою глупую? Куда ты теперь такой? Как на люди покажешься?
Вид у парня был плачевный – глаз заплыл синяком, на скуле кровь, вокруг разбросаны окровавленные полотенца, вата. Заметила, что Артур скривился, проговорила испуганно:
– Больно, сынок? Потерпи. Сейчас кровь обмою – и все…
Мать схватила таз, выскочила на кухню, плеснула воды из ведра и застыла в гневном изумлении, увидев в дверях Марту.
– Что вам здесь нужно? – холодно спросила Зента.
– Что с ним?
– Насмерть пока не убили, – съязвила Зента. – Поучили для начала, чтоб к чужим невестам не лез.
– Что за глупости! – возмутилась Марта. – Вы же ничего не знаете.
– А что тут знать?.. – Зента возмущенно тряхнула головой. – Сколько же бесстыдства в людях! Делайте себе что хотите. Но зачем мальчику голову морочите? Если совести нет, хотя бы жалость какую поимели. Да как вы только порог переступили?
– Я смею… – с трудом решившись на признание, начала Марта, потому что я… – она запнулась, подняла голову – в дверях стоял Артур. – Боже! – в отчаянии подняла руку. – Что они с тобой сделали?
Ни один мускул не дрогнул на лице парня. Марта рванулась было в его сторону, но, встретив пустой, безразличный взгляд, подавленно остановилась.
– Скажи матери, Артур… – едва слышно проговорила она. – Скажи ей все. Она должна знать.
Он угрюмо молчал.
– Не хочешь? Ну тогда я скажу. – Марта обернулась к Зенте. – Я… жена вашего сына.
Женщине, по всей видимости, показалось, что она ослышалась.
– Что? – Мать беспомощно посмотрела на Артура. – Да что ж это такое, сынок?
Марта со страхом и надеждой ждала ответа.
Любовь, ненависть, ревность – все кипело, боролось в нем, рвалось наружу едкими, прожигающими до самого сердца упреками, но сказал он только одно:
– Не жена ты мне, уходи.
– Артур! – в отчаянии метнулась к нему Марта. – Что ты делаешь? Опомнись! – девушка с мольбой заглянула ему в глаза.
Но он повторил упрямо:
– Иди, откуда пришла. Обойдемся без барских объедков. – И захлопнул за нею дверь.
Банга стоял, прижавшись лбом к стеклу и смотрел, как уходила Марта. Был момент, когда, казалось, что он бросится ей вслед, остановит, но проходили секунды, а Артур все не двигался с места.
Девушка шла медленно, с трудом ступая по колеблющейся под ногами земле, ничего не видя, ничего не слыша. Зябли в вечернем сумраке голые ветви деревьев. Пусто, по-осеннему неприютно глядело подворье Озолса. Сквозь незакрытые стропила крыши холодно поблескивало небо – такое же зловещее и бескрайнее, как море за серой грядою дюн. Именно туда шла Марта. К старому, доброму карбасу, единственному существу на свете, которому она могла сейчас доверить свою душу и сердце.
В кабинете Рихарда горел свет. Он сидел у стола, разбирая бумаги. Услышав стремительные шаги, вскинул голову и замер – перед ним стояла Марта. Лицо ее было безжизненно бледным, словно гипсовая маска.
– Я согласна, – не разжимая губ, мертвым голосом произнесла она и замолчала, будто забыв, зачем пришла сюда.
Рихард поднялся, шагнул к ней, взял за руку:
– Что с вами? Вам нездоровится?
– Слышите, Рихард? – упрямо, почти зло повторила она. – Я согласна… стать вашей женой. Или, может быть, вы передумали?
Кровь бросилась Лосбергу в лицо. Он ответил, едва сдерживая волнение:
– Вы так противоречивы и стремительны в своих решениях, Марта… Позвольте, я вам отвечу тем же. Мы обвенчаемся сегодня же.
Он в упор взглянул на нее, увидел, как расширились, дрогнули ее зрачки, и повторил жестко:
– Или сегодня – или никогда.
…Темная громада церкви наполнялась светом. Служка проворно зажигал свечи. Из-за алтаря торопливо вышел пастор и с ходу начал читать молитву. Сзади шушукались свидетели – Аболтиньш с женой, горничная Лосберга, Эрна, рядом с нею, как всегда пьяненький, Петерис, несколько гостей из Риги, личные друзья Лосберга, рыбаки, среди которых был и Лаймон.
Сам Озолс испуганно озирался по сторонам, то и дело поправляя на своей бычьей шее мешавший галстук.
– К чему такая спешка? – недоуменно вполголоса проговорил он. – Пожар, что ли?
Аболтиньш сочувственно посмотрел на обескураженного отца невесты, неопределенно пожал плечами что, мол, поделаешь, барские причуды.
Лосберг, торжественно держа под руку бледную, обряженную в подвенечное платье Марту, нетерпеливо вслушивался в бормотание пастора, ожидая, когда тот доберется до сути дела. Наконец, служка подал на подносике кольца.
– Венчается раб божий Рихард… венчается раба божия Марта… – возвестил пастор.
Марта, как во сне, протянула руку, пальцы ее дрожали, и Рихард долго не мог надеть ей кольцо.
– Поцелуйтесь, дети мои, и да благословит вас господь! – услышала она голос пастора и совсем близко увидела расплывающееся лицо Рихарда, его вытянутые для поцелуя губы.
Все вдруг поплыло перед нею – лицо жениха, пастор, темные лики святых, мерцание свечей… Закружилось – сначала медленно, потом все быстрее… И превратилось в бешеную круговерть.
Артур взволнованно шагал из угла в угол. Мать, перетирая посуду, с состраданием наблюдала за сыном.
– Чего теперь казниться? Выплеснутую воду не зачерпнешь.
Резко распахнув дверь, в комнату вбежал Лаймон:
– Ну и заварил ты кашу! Всякое видел, но такое…
Артур замер, с волнением вглядываясь в лицо друга.
– Представляете, тетя Зента, только им пастор кольца надел, только благословил, она – хлоп в обморок. Вообще-то, я вам скажу, молодой Лосберг похлеще папаши будет. У этого между пальцев не проскочит. Приволок пастора, обвенчался…
– Что с Мартой? – собрался с духом Артур.
– А бог ее знает. Шум, паника… Унесли без чувств.
Артур метнулся к вешалке, схватил фуражку:
– Где? Где она?
Лаймон решительно загородил ему дорогу:
– Ты что? Совсем спятил?
– Пусти!
– Мало ты дров наломал? Еще хочешь? Не пущу!..
К ним поспешила Зента:
– Сынок, одумайся! К чужой жене-то…
Артура словно ударили. Только сейчас до него дошел смысл материнских слов – он безучастно опустился на стул.
Банга сидел отрешенный и не догадывался, что судьба предначертала воздать ему в этот день полной мерой. Бывает с нею такое – расщедрится, так уж расщедрится. Ему было невдомек, что по улице поселка к их дому уже ехала полицейская машина. Машина остановилась подле ворот. Двое дюжих парней в форме поднялись на крыльцо. Старший полицейский постучал, однако его не услышали. Постучал громче. Наконец, дверь распахнулась – на пороге появился высокий худощавый парень с удивительно синими, ярко-васильковыми глазами.
– Вам кого? – удивленно спросил Лаймон.
Полицейский смерил его оценивающим взглядом.
– Вы Артур Банга?
– Нет, а что?
– Кто из вас Артур Банга? – негромко, но весьма многозначительно спросил полицейский, входя в комнату.
Артур, не поднимаясь со стула, вяло ответил:
– Ну я.
– Вам придется поехать с нами.
Происходящее с трудом доходило до сознания Артура.
– Куда? – вяло и безразлично спросил он.
– В Ригу. Одевайтесь!
– А в чем дело? Можно узнать? – поспешил вмешаться Лаймон.
Полицейский сухо ответил:
– Там объяснят. Наше дело доставить. Одевайтесь!
Возле дома уже толпился народ. Ворота были распахнуты настежь, посреди двора стояла полицейская машина, вокруг нее судачили, галдели люди.
– За что парня берете? – напирал на полицейского Калниньш.
Ему никто не ответил.
– Господин офицер, давайте по-хорошему, – рядом с Калниньшем вырос, словно из-под земли, Фрицис Спура.
– Что? – взгляд полицейского беспокойно прошелся по толпе, брови устрашающе сбежались к переносице. – Угрожать?
– Никто вам не угрожает, – пояснил Калниньш. – Просто мы хотим знать, за что берете парня. Если из-за этих подонков… – он презрительно ткнул пальцем в сторону стоявших неподалеку айсаргов.
– Что-что? – насупился офицер. – Ты на что намекаешь? Тоже прокатиться захотелось? Можем и тебя за компанию прихватить.
– Можете, – буркнул Андрис. – Пока все можете.
– То-то. А ну отойди от машины! – неожиданно гаркнул полицейский и, воспользовавшись секундным замешательством рыбаков, с силой втолкнул Артура в кабину. Машина тронулась.
– Стойте! – вбегая во двор, бросился ей наперерез учитель Акменьлаукс. – Покажите ордер на арест.
– Извольте отойти! – не выходя из машины, приказал офицер.
Но Акменьлаукс не тронулся с места:
– У вас даже ордера нет! Это бесчинство, это нарушение закона. Кому-то понадобилось убрать парня… Мы требуем!..
Толпа недвусмысленно придвинулась к машине.
– Пошел! – встревоженно крикнул шоферу полицейский, и машина, рявкнув двигателем, рванулась вперед. Едва не сбив учителя с ног, она выскочила из ворот на улицу и помчалась в сторону Риги.