Долг шантажом красен (2007г.)
Не все герои и события в этом романе вымышлены. Совпадения не случайны.
«Не смерть должна страшить
разумного человека, а неправда» (Сократ).
Сегодня, оглядываясь на несколько лет назад, я с трудом осознаю, что все, произошедшее тогда со мной, далеко не случайность. А справедливая закономерность, вытекающая из недостатков моего собственного характера – вспыльчивость, бесшабашность, неоправданный азарт и, конечно же, страсть к раскрытию всевозможных тайн.
И еще одно. С некоторых пор я не люблю давать взаймы. И совсем не потому, что я жадная. Все объясняется очень просто. История, произошедшая со мной, разочаровала меня во многом: в ценности дружбы с детства, святости супружеских уз. Эх, да что там говорить! Я поняла, что человеческая жизнь может стоить так мало, что в это даже трудно поверить.
Началось все однажды поздним осенним вечером, когда я была слишком увлечена собой и собственными мыслями, чтобы воспользоваться замечательной народной мудростью: если хочешь врага нажить – дай взаймы; в долг давать – дружбу терять; дай взаймы, да назад не проси.
И, наверное, поэтому со мной произошло то, что произошло. Я дала взаймы подруге детства, Дашке Слепянской.
***
На первый взгляд, ничего в этом странного и пугающего не было. Дашуня – моя давняя подружка, такая давняя, что и не вспомню даже, с каких лет мы точно знакомы. Наши родители, когда мы были еще совсем крохами, вступили в строительный кооператив при Союзе журналистов и вскоре стали счастливыми обладателями вожделенных в то далекое советское время отдельных двухкомнатных квартир в новом кирпичном доме в самом центре Москвы.
Поэтому мы с Дашкой подружились еще до школы. Правда, активность всегда более прагматичной Дарьи подогревалась возможностью подкрепиться, как следует, у «лучшего друга Гульбария». Дело в том, что ее родители (в отличие от моих «невыездных» из-за папиной службы) нещадно экономили на еде, но зато посещали примерно раз в год по туристической путевке какую-нибудь страну соцлагеря, а, если уж совсем везло, то замахивались, скажем, на Италию или Великобританию.
В связи с подобной предприимчивостью родителей маленькая Дашка вечно была голодна, как дворняга. Зато необыкновенно начитана, благо обе наши маменьки трудились на редакционной ниве в весьма престижных издательствах, и в домах было множество дефицитных книг. И в долгие, с точки зрения голодной Дашуни, часы одиночества, пока я делала уроки или посещала музыкальную школу (куда меня с завидным постоянством лично отвозил на машине папа, руководствуясь при этом не столько соображениями дочерней безопасности, сколько мыслями об исключении прогулов своевольной чадушкой оплаченных вперед уроков), моя подруга заполняла свою голову сентенциями и силлогизмами русской и зарубежной классики.
Вечерами, еле дождавшись моего звонка, Дашка неслась ко мне, стуча зубами от голода и забывая на бегу о Диккенсе и Достоевском. Влетая в квартиру, она, делая себе гигантские бутерброды с докторской (увы, тогда еще настоящей!) колбасой, сыпала обрывками цитат из М.Твена, Ф.Купера и А.Линдгрен, так как я, сытая, но, увы, гораздо менее образованная в то время, обожала играть в индейцев, беспризорников и в… Малыша и Карлсона. Наевшись в процессе игры до отвала, довольная подруга, помотавшись для приличия еще пару-тройку минут по комнатам, убегала к себе, ссылаясь при этом на недоделанный английский или обещание помочь своей маменьке по хозяйству… Но я не обижалась. «Дружба есть дружба», – справедливо полагала я.
С тех пор прошло уже много лет. Моя наивность и детскость восприятия постепенно таяли под ударами судьбы. Но нежные воспоминания детской поры возникали вновь, когда раздавалась трель телефона, и Дарья вкрадчивым голоском завлекала меня в очередные авантюры, ставшие с годами не менее рискованными, чем наши детские прыжки по крышам, спуск в подвалы заброшенных домов, жевание вара и сосулек, откручивание ниппелей у автомобилей и т.п., но столь же способствующие выбросу адреналина.
***
И вот теперь она позвонила вновь… Было уже что-то около полуночи, за окнами чернела ночь, завывал холодный осенний ветер, а в стекла гулко барабанил косой дождь.
Мой муж Дмитрий уже давно отбыл к Морфею, по обыкновению забыв выключить телевизор, и я, сидя у компьютера и атакуя китайский пасьянс, была вынуждена вполуха знакомиться с погодой на завтра, постигать основы борьбы с перхотью, вдумываться в разницу между обычными гигиеническими прокладками и «супер», не забывая при этом инстинктивно наклонять голову, когда герой очередного боевика лупил во все подряд из автомата Калашникова.
Поняв наконец, что у компьютера мне сегодня не выиграть, я уже готовилась было щелкнуть пультом телевизора, чтобы навсегда изгнать из своей жизни маньяка с оружием, и залечь в кровать со сборником детективов, как в прихожей отвратительно громко затренькал телефон.
Хотя я знала, что спящего Дмитрия способен разбудить только один звук, а именно – звон будильника, все-таки, чтобы не потревожить супруга, одним прыжком подскочила к телефону и схватила трубку.
– Алло, Янка, привет. – Голос показался мне знакомым.
– Привет, а кто это?
– Да я это, Даша. Не спишь еще?
Голос Дашки неестественно дрожал, так что я с трудом узнала подругу.
– Да пока нет, читаю, – зачем-то соврала я. – А что случилось?
– Ты не могла бы мне срочно одолжить денег? Надо много…
Слышно было, как она нервно выдыхает сигаретный дым и шмыгает носом.
– Да что случилось-то? Зачем тебе деньги? И сколько надо?
– А сколько у тебя есть?
Я начала понемногу раздражаться.
– Ну, знаешь, это не разговор. Ты скажи, какая сумма тебе нужна? И для чего?
– Вот ты всегда была занудой, Быстрова! Зачем? Для чего? Не все ли тебе равно? Мы ведь друзья, Янусик. Неужели жалко?
– Да почему же жалко? Вовсе нет. Просто я не знаю, о какой сумме идет речь. Ты же говоришь, «много». Во всяком случае, миллиона у меня точно нет. – Я натужно зевнула. – Сейчас уже ночь на дворе. Давай я завтра к тебе приду. Ты мне все расскажешь, что-нибудь придумаем.
– Нет, завтра будет уже поздно. Нужно сейчас.
Упрямство подруги насторожило. Я попробовала было возмутиться.
– Сейчас? Ночью?! Да что случилось-то?! Ты в своем уме?!
– Ну, пожалуйста, ты же буквально в двух шагах живешь. (Несмотря на то, что и я, и Дашка давно уехали из дома, где жили наши родители, в настоящее время мы ухитрились поселиться буквально на соседних улицах в районе метро «Динамо»).
Дарья была настойчива и последовательна:
– Неси скорей, я бы и сама пришла, но не могу выйти из дома. Никитки нет, дети не могут остаться одни.
– Но они, по-моему, уже достаточно большие… А где Никита-то? Опять в командировке? (Никита, успевший до женитьбы на Дашке закончить несколько курсов театрального вуза и будучи сыном малоизвестного режиссера-документалиста, периодически брал приступом телевидение и выполнял любые задания, с радостью разъезжая по городам и весям.)
– Да в больнице он. Ему срочная операция нужна. Потому и прошу у тебя денег.
– Господи. Сразу бы так и сказала. А что с ним? Сколько денег надо?
– Пять тысяч.
– Рублей?
– С ума сошла?! Долларов, конечно.
От удивления я поперхнулась слюной и закашлялась.
– Нет, это ты с ума сошла, где я тебе столько возьму? Да еще ночью? Димка уже давно спит. Да у нас столько и не было никогда.
– А сколько можешь дать? – Голос Дашки стал хриплым от волнения.
– Ну, пожалуй, тысячи две смогу набрать. Мы хотели машину поменять, копили… Ладно, жди. Сейчас принесу.
Положив трубку, я задумалась. Разбудить Димку или нет? С одной стороны, будить мужа – не такое уж простое занятие. Я потрачу много времени, а результат не известен. Быстрее добежать до Дарьи одной. Возьму электрошокер на всякий пожарный. Натянув через пару минут прямо на пижаму джинсы, свитерок и куртку, я спрятала во внутренний карман деньги и понеслась на выручку подруге.
На улице было промозгло и неуютно. Начало ноября – не самое лучшее время года для пеших прогулок. Дождь прекратился, но холодный, пронизывающий ветер задувал в лицо чем-то мокрым и противным. Деревья и кусты стояли черные, на дорогах грязища была неимоверная. Кое-где полусонные собачники еще выгуливали своих питомцев (или наоборот, те их прогуливали перед сном). Изредка, сверкнув фарами, по узкой улочке проезжали одинокие машины, шипя и чавкая шинами по лужам.
Перескакивая через озерца грязи, неистово петляя по дворам, почти не касаясь земли, за каких-то пять минут я донеслась до Дашкиного дома. Подняв голову, я увидела слабый свет ночника в окне на втором этаже. Ладно, сейчас отдам ей деньги, попью чайку, а там видно будет, может, помогу чем, поскольку у меня есть знакомые врачи, а это еще никому не помешало.
Подогреваемая подобными благородными мыслями, я взлетела на второй этаж и уже протянула было руку к звонку, как дверь Дашкиной квартиры приоткрылась, в образовавшуюся щель просунулась черная кожаная перчатка, и подруга громким шепотом потребовала:
– Давай деньги! Быстрее!
Опешив от такого поворота событий, я возмутилась:
– Ты, может быть, все-таки впустишь меня в квартиру? Тем более, через порог ничего не принято передавать! (Надо сказать, что я верю в приметы, поэтому считаю недопустимым подобные просчеты).
Произнося свою тираду, я, ничтоже сумняшеся, вынула конверт с деньгами и уже приготовилась было войти в квартиру, как рука в перчатке внезапно выхватила у меня конверт. Дверь захлопнулась, чуть не прищемив мне нос.
От неожиданности я онемела. Но уже через секунду-другую пришла в себя. Вот это да!! Действительно, наглость – второе счастье! Или это я какая-то "второсортная", что позволяю поступать с собой подобным образом? Бежала ночью с деньгами для этой нахалюги, рисковала, можно сказать, жизнью впотьмах. А она даже на порог не пустила. Не до глупостей, мол. Принесла и вали отсюда! Ни тебе благодарности, ни тебе спасибо. Рука смело потянулась к звонку, чтобы высказать все, что я думаю о Дашке. Но внезапно гордость взяла верх, и я, тяжело вздохнув, стала спускаться по лестнице. Ладно, проехали, как говорится! Умнее надо быть в дальнейшем. Ни за что больше не дам ей в долг. И вообще никому!
Окончательно разозлившись, до собственного дома я долетела еще быстрее, чем до Дашкиной квартиры. Открыла дверь, услышала душераздирающий храп муженька и как-то сразу успокоилась. Да, с таким храпуном и злую собаку заводить не надо. Достаточно записать его храп на кассету и вставить в дверной звонок, то-то будет эффект! Можно даже запатентовать изобретение и хорошо заработать на этом!
Веселя себя подобными мыслями, я прошла на кухню и, чтобы успокоиться и согреться, заварила чай с медом. Хлебнув горячего напитка, я решительно подошла к телефону и набрала Дашкин номер. Ну и пусть ночь на дворе. Не может она сейчас спать! Сейчас я ей все скажу, что думаю. Но в трубке раздавались лишь печально-длинные гудки. Никто не подходил. Наверное, уже в больницу к Никитке понеслась, подумала я. Какая все-таки самонадеянная особа! Все сама! Могли бы и вместе скатать. Все равно мне завтра не на работу. (На днях я уволилась по собственному желанию, решив, что ходить на службу должен кто-то один из членов семьи, иначе домашнее хозяйство будет в самом плачевном состоянии). Кроме того, я устала работать «на чужого дядю», которому «САМОМУ НАДО» (набить карманы), «держать удары» злопыхателей-завистников и сражаться с «ветряными мельницами». Надоело!
Вот поэтому-то я и могла бы съездить вместе с Дашкой в больницу к Никите и еще, куда бы то ни было.
«Ладно, – решила я, – завтра я с ней разберусь».
Взяв в руки сборник детективов, я вдруг поняла, что читать не могу. Взвинтив себя походом к подруге-авантюристке, я была уже не способна воспринимать печатный текст. Поэтому, поворочавшись с часок в кровати, отбыла к Морфею вслед за мужем.
***
Естественно, что проспала я до полудня. Вот всегда удивляюсь: если нужно рано встать, то обязательно всю ночь будешь вертеться, уснешь лишь под утро и встанешь совершенно разбитым.
Судя по абсолютной тишине в доме, я поняла, что Димка ушел на работу. Надо же! Я даже не услышала, как он гремел ключами. Несмотря на то, что муженек всегда это делает удивительно громко и, как я подозреваю, не столько из-за неловкости или забывчивости, сколько из элементарной вредности: я, мол, уже на работу, а ты все еще дрыхнешь! Несправедливость, однако! Но сейчас мы это исправим! Ключики уроним или дверью скрипнем, как следует… Наверное, именно поэтому Димка не всегда гасит по утрам в коридоре свет, который светит мне в глаза, и мне приходится срочно переворачиваться на другой бок…
Вслед за невеселыми размышлениями по поводу проделок муженька, накатили вчерашние обиды и на Дашку Слепянскую… Мигом вскочив с постели, я порысила к телефону. Набрала номер Дарьи и приготовилась дожидаться, пока та проснется. Но трубку на удивление взяли сразу.
– Алло. – Немного тягучий басок Никиты заставил меня вздрогнуть.
– Никит, это ты?!
– А что, есть повод сомневаться? – Никита хохотнул. – Да я это, Янка, я, привет! Как дела?
– А ты разве не в больнице?
– Опа!
Возникла небольшая пауза. Наше совместное удивление росло с каждой секундой.
Наконец Никита первым прервал неловкое молчание:
– А почему я должен быть в больнице? С какой-то стати? Что с тобой, дорогая? Ты вчера насмотрелась ужастиков? – пытался отшутиться Никита, но чувствовалось, что ему немного не по себе от моих странных вопросов.
– Да погоди ты смеяться, – я тоже еще не полностью пришла в себя. – Мне Дашка вчера вечером сказала, что ты попал в больницу, еще денег заняла тебе на срочную операцию. Я вчера бегала уже почти ночью, относила ей… А где она сама-то? Ну-ка дай ей трубку. Я с ней побеседую.
– Тэ-а-ак… Больница, говоришь… Что за черт. – Даже телефонный провод смог передать волнение, охватившее Никиту. Он явно был в замешательстве. Тон его уже не был таким насмешливо уверенным. – Понимаешь, Ян. Дело в том, что я час назад вернулся из командировки, а дома никого нет – ни детей, ни Дарьи. Янка! Дуй ко мне! Сейчас же! Я жду!
Уловив в голосе Никиты металлические нотки, я решила пока не идти в атаку. И, что называется, сменила гнев на милость:
– Ладно-ладно. Ты только не волнуйся так. Уже бегу.
Похоже, мужик был не в материале. Неужели Никитка рогоносец? Ай да Дашка! А что? Бывают истории и похлеще. Чужая душа, как говорится, потемки…
Через несколько минут я бодро топала по знакомому маршруту. Осеннее солнце светило, хотя уже не грело, поэтому оставалось лишь радоваться тому, что хотя бы видишь, куда можно ступать, а куда лучше не надо: словно грибы после летнего дождя, повсюду выросли «кучки» экскрементов милых домашних питомцев, а кое-где, как бы в виде «эксклюзивов» – гигантские «визитные карточки» бомжей.
***
Никита, открывший дверь, был бледным и осунувшимся. Хотя я давно его не видела, да и командировки обычно никого не красят… Я заметила, что трехдневная щетина придавала его лицу какой-то нездоровый вид.
– Проходи, проходи, – засуетился Слепянский.
Он помог мне снять куртку. Пригласил на кухню и по-хозяйски принялся заваривать зеленый чай в модном стеклянном чайничке.
– Ну, рассказывай, Януся, что у вас с Дашкой случилось. Честно говоря, я по телефону ничего не понял. Какие-то деньги, больница… И вообще – где Дашка? Где дети?
– Да понимаешь, Кит, – начала я, отхлебывая ароматный напиток, – вчера уже почти ночью Дарья позвонила мне и потребовала денег взаймы. Причем, ждать до утра не захотела, сама прийти тоже отказалась. Да еще сказала, что деньги нужны тебе на операцию. Вот я и принеслась.
Я подробно описала Никите события вчерашнего вечера, не забыв при этом упомянуть, что Дашка так и не впустила меня в квартиру.
Никита, слушая меня, выкурил почти полпачки, просто гася одну сигарету и тут же прикуривая следующую. Лицо его посерьезнело, глаза смотрели сурово.
– Знаешь, Янк… Похоже, что с Дашкой что-то случилось.
– Почему ты так считаешь?
– Я не успел сказать тебе. Дело в том, что когда я сегодня приехал, то обнаружил, что входная дверь была не заперта, а только слегка прикрыта.
– Да ты что?!
– Я еще, дурак, обрадовался. Подумал, что Дашуня увидела меня случайно из окна, вот и открыла дверь заранее, чтобы я звонком детей не разбудил. Но, войдя в квартиру, я понял, что она пуста. Ума не приложу, зачем и куда она могла уехать с детьми.
Я тупо молчала. Предчувствие чего-то пока еще не ясного, но нехорошего уже ворочалось где-то внутри меня.
– Погоди, а как же она тебе ничего не сказала? Сейчас ведь не каменный век – у всех мобильники есть. Неужели не позвонила? Странно…
– Мы в последнее время что-то цапаться с ней стали часто. – Голос Никиты стал грустен. – Я и в командировку-то напросился, чтобы мы отдохнули друг от друга. Знаешь, похоже, быт не просто заел, а съел нашу любовь… Да еще и безденежье проклятое. Ян, а вдруг она попала в беду?!
Внезапно нос Никитки сморщился, он как-то по-детски посмотрел на меня, приоткрыв рот, и вдруг, странно всхлипнув, закрыл лицо руками.
Я вскочила и подбежала к нему.
– Ну, ну. Никита! Что ты! Да ничего не случилось! Тихо, тихо. Прекрати сейчас же! Ты же мужик! Да если бы что произошло плохое, мы бы уже знали!
Я успокаивала несчастного Никитоса, а у самой руки тряслись, как у заправского пьяницы. Боже мой, что же могло произойти с моей незадачливой авантюристкой-подругой? И действительно, где же дети? Почему дверь была открыта? А что, если… Боже! Перестав со страху что-либо вообще соображать, я беспомощно опустилась на стул и замолчала.
Тем временем Никитка, взяв себя в руки, закурил еще одну сигарету и начал обзванивать Дашкиных ближайших подружек. Чьи-то номера он знал наизусть, а некоторые сохранились в памяти телефона. Как сквозь сон, я слышала каждый раз примерно одно и то же:
– Это Никита. Привет. Дашка не у тебя? Да нет, не поссорились. Просто я приехал из командировки, а ее дома нет. Ну ладно, извини.
Наконец вся эта суета мне надоела.
– Стой, Никита! Так не пойдет!
Я выхватила трубку у него из рук и нажала на клавишу «отбой». – Погоди, не звони. Давай сначала все обдумаем.
Мы быстро просмотрели с ним записи входящих и исходящих звонков за последние два дня и составили четкий список, по которому Никита должен был совершить обзвон.
Пока я выписывала телефоны в столбик, Кит безвольно опустился рядом и снова закурил. Вид у него был, честно сказать, не очень.
Закончив писанину, я подошла к окну, открыла форточку, чтобы сизые клубы сигаретного дыма хоть частично рассосались, и, сделав вид, что не замечаю подавленности Никиты, произнесла:
– Так. Давай рассуждать логически. Вчера я дала Даше в долг две тысячи баксов.
– Сколько?!!! – От удивления Никитка даже вскочил со стула и чуть не опрокинул на пол пепельницу, полную окурков.
– Две тысячи. Она, правда, просила пять, но столько у меня нет.
– Ничего себе! И зачем, интересно, ей столько понадобилось?
– Ты дальше слушай. Она просила принести ей их срочно. Что я, собственно говоря, и сделала. Вот только одно «но». В квартиру-то Дарья меня так и не пустила. Вот это-то и кажется мне очень странным. Понимаешь, Кит, не пустить в квартиру человека, дающего в долг довольно крупную сумму, а тем более близкого друга, это, согласись, ерунда какая-то. По меньшей мере, не комильфо
– Верно. Потом ты говорила, что она выхватила у тебя из-за двери деньги и тут же захлопнула прямо перед твоим носом дверь. Тоже странно. Да еще и хрипела-шипела при этом, как ты говоришь.
– Может, простудилась… А, может…
Мысль, пришедшая мне в голову, настолько ошеломила меня, что я даже не решилась ее озвучить.
Что, если дверь открыла мне НЕ ДАРЬЯ?!! Тогда кто? Да тот, кто наверняка знает, где она.
***
С самого детства я обожала детективы. Наверное, отчасти потому, что моя мама не учла рекомендаций А.Райкина. Великий сатирик всех времен и народов предупреждал родителей о том, что для того, чтобы ребенок читал классику, а не глянцевые журналы и детективы, нужно запрятать на чердак или даже под паркет произведения Толстого, Достоевского, Чехова, а в доме разбросать по столам, диванам и прочим поверхностям скабрезные журналы и беллетристику. Тогда вектор любознательности подростка переместится в нужном родителям направлении: он все силы положит на то, чтобы «откопать» спрятанную литературу и внимательнейшим образом изучить ее.
Страсть к детективам была у меня всегда, хотя я и любила классику, порой увлекалась философией и даже баловалась поэзией в различные периоды юности, молодости и, простите, зрелости. Но после школы я мечтала о поступлении лишь в юридический институт и, когда была срочно «переориентирована» родителями на полиграфию и журналистику, то долго горевала.
Смирившись с потерей карьеры следователя или адвоката, я оставила за собой право «баловаться» детективной литературой. Читала все подряд. Агату Кристи, Сименона, Честертона, Конан Дойля, Донцову, Устинову, Полякову, Куликову и ву… ву… ву…
Поэтому, оказавшись в квартире Слепянских и вспомнив за одну минуту весь опыт криминалистики, почерпнутый мной в детективах, я заставила Никиту тщательно обыскать всю квартиру.
Естественно, что я присоединилась к осмотру. Довольно скоро, правда, мы поняли, что почти весь незатейливый набор одежды Дашуни и детей на месте. Не хватает, разве что, нескольких пар обуви, Настиного рюкзачка, да джинсовой куртки девятилетнего Артема. Значит, подруга с детьми куда-то срочно умотала. А зачем? Вот в этом мне и предстояло разобраться. Именно мне, потому что Никита, обнаружив в ящике для документов Дашкин паспорт, был совершенно деморализован. Он взял из серванта бутылку с коньяком, налил себе полстакана, залпом осушил его, махнул рукой, видимо, вместо закуски, и с обреченным видом поплелся курить на кухню.
Я же, отказавшись наотрез от спиртного, которое настойчиво предлагал мне Кит, постаралась собраться с мыслями.
Так, решила я, надо рассуждать логически и пытаться дать объяснение каждой догадке. Начнем, пожалуй, с самого, на мой взгляд, очевидного.
Что, если Дашка с детьми решила куда-то быстро уехать, ну, скажем, надоел ей Никита, как мужик, вот она и воспользовалась его командировкой, чтобы, что называется, «уйти по-английски». Заняла денег у подруги и смылась.
Стоп! А как же паспорт?! Он же остался дома! Выходит, что уехать из города она без документов не могла. Да и по Москве без паспорта шататься тоже сомнительно – даже в гостиницу не устроиться, да мало ли что! Бдительность московских стражей порядка иногда превосходит все ожидания. Вот, например, моего мужа, когда он ездит на работу не на машине, почти всегда останавливают в метро и проверяют документы. Хотя по происхождению он наполовину поляк, наполовину русский, почему-то многие менты, особенно приехавшие на столичную службу из регионов, принимают его за «человека кавказской национальности из ориентировки». Поэтому Дмитрий и меня приучил – паспорт всегда таскать с собой, даже если собралась за продуктами в ближайший супермаркет.
Так, значит, документы Дашка не взяла. Что это – беспечность, забывчивость или трагическая случайность? Надо разобраться. Начнем с ее характера. С самого детства Дашуньке был свойственен авантюризм в самых диких его проявлениях. С годами он прогрессировал и порой перерастал в отказ жить по правилам, установленным обществом. Взять хотя бы ее первый брак с Антоном, запойным Казановой с университетским образованием, безработным и к тому же старше ее на целых пятнадцать лет.
Даша, заполучив Антона, с придыханием сообщила мне: ее родители, что называется, встали рогом против этого брака и помогать материально наотрез отказались. Антона и Дашку, правда, это ни капельки не испугало, и через девять месяцев после знакомства с ним моя беззаботная подруга стала молодой мамочкой. Она страшно была этим горда и не думала ни о чем; ее родители по-прежнему дулись, а я, как верный Санчо Панса, таскала через всю Москву (так как «молодым» приходилось снимать квартиру довольно далеко от центра) овощи и другие продукты для них, и если никого не заставала дома (тогда не было еще мобильных телефонов), то оставляла еду у соседей или просто сыпала ее в огромный почтовый ящик у них на двери.
Но голодная романтика через пару лет наскучила своенравной Дашке, и она вышла замуж за Никиту, нашего общего друга детства.
Иногда я спрашиваю себя – а влюбилась бы Дашка в Никиту, если бы он был холостой? И не знаю, что самой себе ответить… Почему-то мне кажется, что истинное наслаждение моя подруга испытала именно от развода Никиты, у которого к тому времени уже родился сын.
Разумеется, был «вселенский» семейный скандал. Но Дашка все же расписалась с Никитой. Такой пердюмонокль окончательно возмутил благородные семейства, и счастливые «молодые» были подвергнуты остракизму новоиспеченных бабушек и дедушек.
Но «сладкая парочка», недолго думая (а молодость всегда беспечна), произвела на свет еще одного наследника, поставив в тупик этим даже самых зловредных соседских кумушек. Прошло еще какое-то время, и бабушки, а потом и дедушки, сиротливо повздыхав, сменили гнев на милость, да и скинулись молодым на однокомнатную квартирку, которую Дарья и Никита, разумеется, выполняя Дашкину очередную прихоть, почти тотчас же продали и рванули за удачей в США.
Они надеялись, что прекрасное знание английского языка, а также знакомство с психологией и определенные коммуникативные навыки будут самым лучшим образом востребованы на Западе. Но, увы, то ли никакой особой гениальности не обнаружилось у не доучившихся студентов, то ли они, со свойственным молодости максимализмом, хотели сразу слишком многого, но факт остается фактом: местные работодатели остались равнодушны к вновь прибывшим покорителям Америки. И после полугода мытарств «святое семейство» в количестве четырех человек – двое взрослых и двое разнополых детей – вернулось, что называется, не солоно хлебавши на родные российские просторы, по которым в то время гулял ветер перестройки и связанных с ней перестрелок.
На чудом оставшуюся от продажи московской квартиры часть средств, Даша и Никита сняли небольшую квартирку около метро «Динамо» и активно занялись поиском работы.
Дарья, обладая с детства весьма острым язычком и свободно умеющая болтать на любые темы, тут же подвизалась на ниве журналистики, не брезгуя при этом печататься и в желтой прессе, и даже в весьма скабрезном и порочащем законы русского языка тинейджерском издании «Долото». Долот`о, д`олото…золото… – Я резко вынырнула из пучины воспоминаний. – Ну как же! Конечно! Когда исчезает замужняя женщина, обязательно нужно проверить, на месте ли ее золотые украшения…
– Никита! Ты проверял, на месте ли Дашкины драгоценности?
– Да драгоценностей-то у нее – кот наплакал – обручалка, пара колечек, да цепочка. Проверял, вроде на месте.
– Давай, не вроде, а точно!
Я вошла на кухню. Обстановка совсем не радовала глаз. Никитка ухитрился нализаться коньяка и стал практически не адекватен. Он смотрел по сторонам равнодушно-мутным взглядом и, кажется, временами даже икал. «Да. Стресс вроде ты себе снял, – подумала я, – зато помощник мне теперь никакой».
Я решительным шагом подошла к столу, взяла бутылку с остатками коньяка и убрала ее в навесной шкаф. После чего сердито взглянула на Никиту.
– Так, Кит, ну зачем ты пьешь? Давай, соберись с мыслями! Ну-ка встряхнись живо! Может, Дашке сейчас помощь твоя нужна!
Никитка заморгал, потряс головой, что-то промычал нечленораздельное, и тупо уставился на меня.
Да-а, ну и мужики пошли! Ишь, как быстро раскис.
– Вот что, Кит. Давай-ка топай в ближайшее отделение полиции.
– Зачем? – удивился он.
– Напишешь заявление. Пропала, мол, жена и двое несовершеннолетних детей. Вернулся из командировки. Главное, пропускай мимо ушей, что они тебе петь там будут – мол, должно пройти минимум три дня и т.п. Скажи, я сейчас напишу, а если жена с детьми найдется за три дня, то выставлю вам ящик водки. Или два. В общем, давай, иди. И купи жвачку по дороге! А то от тебя коньяком за версту разит! Подумают еще чего доброго, что от алкаша жена сбежала!
Вытолкав слабо сопротивляющегося Никиту, я плотно закрыла дверь и, включив везде свет, снова начала осмотр квартиры.
Собственно говоря, я особо и не надеялась найти что-либо интересное. Ведь у Дашки с Никитой я была как минимум год назад. А все-таки. Попробую. «Попытка не пытка, товарищ Берия», – подбодрила я себя фразой из давнего анекдота, чтобы унять трусливую дрожь. Поскольку, оставшись одна в квартире, я вдруг осознала, что шутки шутками, а люди-то пропали…
Проходя мимо вешалки с верхней одеждой в коридоре, я заметила на стене рядом с холодильником какое-то темное пятно. Зачем-то скосив глаза в сторону и не поворачивая при этом головы, я посмотрела в комнату, потом снова на пятно. Может, надеялась, что у меня обман зрения, и от страха мне мерещится все подряд. Но пятно не собиралось исчезать. Оно манило к себе с какой-то необратимой мистической силой, прессинговало.
Наконец, не выдержав и подойдя к пятну вплотную, я стала разглядывать его более пристально. На вид пятно было не больше куриного яйца, бурого цвета и какое-то неровное по краям: от нижнего его края сползали вниз хвостики. На холодильнике тоже были какие-то мелкие коричневые точечки, похожие на отметины, которые оставляют после себя тараканы.
Внезапная догадка пронзила мозг. Я зашаталась, машинально, чтобы не упасть, схватилась за висящее пальто и привалилась к вешалке. Глаза сами опустились вниз, и я увидела, что на стене, ближе к полу была небольшая полоска такого же темно-бурого цвета. Теперь в происхождении пятна я уже не сомневалась.
Преодолевая природную брезгливость, я присела, послюнявила указательный палец и поводила им по пятну у пола. Образовалась довольно слабая коричневато-розоватая полоска. Внезапно меня затошнило, я рванула в туалет…
Кое-как придя в себя, я присела на краешек ванны. Ноги мои дрожали, зубы стучали, по вискам стекали капли холодного пота. Я несколько раз умылась холодной водой и постаралась справиться с собой, занявшись аутотренингом:
– Так, так, все хорошо, все нормально. Ты умница. Все разглядела. Да, это кровь. Ну и что? Ты что, крови не видела никогда? Но ведь это Дашкина кровь!
Меня снова затошнило. А с чего я взяла, что кровь принадлежала моей подруге?..
Так, главное спокойствие! Стоп! А ведь я, похоже, последняя, кто, хоть, и не видел, но слышал, говорил с Дашуней. А кто мне поверит, что я ее только СЛЫШАЛА?! Мама! Надо срочно сматываться! И обязательно стереть все отпечатки пальцев в квартире.
Волна страха затопила меня, и я понеслась на кухню, схватила небольшое вафельное полотенчико и принялась яростно протирать все дверные ручки и предметы, за которые могла браться в процессе осмотра квартиры. После этого я, довершив свою глупость и уже не соображая ничего вообще, потерла полотенцем то место на кровавом пятне, по которому я водила пальцем.
Судорожно всхлипнув, я скомкала полотенце, засунула его в полиэтиленовый пакет и выскочила на улицу. Подумав еще немного, я решила все же остаться и подождать Никиту. Ждать, к счастью, пришлось не долго. Еще издали я увидела слегка покачивающегося друга, идущего с открытой бутылкой пива в руке.
– Ну что, взяли заявление?
– Ответ неверный, – икнул Кит. – Даже слушать не стали. Наорали и вытолкали взашей.
– Почему?!
– Да у них там и так «висяки» сплошные, а тут я со своими семейными разборками, как они сказали. Один, правда, более на человека похожий, сказал напоследок, что если еще пару дней жена не вернется, то тогда нужно снова прийти и накатать заявление. Вот такая вот фигня…
Он мрачно плюхнулся рядом со мной на лавочку и закурил.
– Слышь, Никит, ты только не нервничай…У меня воображение богатое… Может, и померещилось что… Я там, на стене в прихожей, нашла какие-то пятна. Похоже на кровь… Я, правда, давно у вас не была, и, может, это просто кто-то неудачно запихивал сырое мясо в холодильник… Или дети играли с красками… Стой! Куда ты?!
Но Никитка уже влетел в подъезд. Я решила не ходить за ним следом. Подожду здесь. Мои расчеты оправдались. Через какое-то время дверь подъезда открылась, и из нее буквально выпал Никита. Лицо у него было какого-то серо-зеленого оттенка, рот полуоткрылся, в глазах застыло безумие.
– Что же это, Ян, а? Ну что это, что?
Беспомощно повторяя эту фразу, он довел меня почти до обморока, поскольку я привыкла видеть около себя сильных духом мужчин и предпочитала сама задавать глупые вопросы и пугаться собственной тени.
Кое-как успокоив несчастного Никитоса, я предложила некий план действий.
– Слушай, Кит. Мы должны сами начать поиски Даши и детей. Полиция, если и будет их искать, то далеко не завтра. Надо действовать самим. Давай разделимся. Ты продолжишь обзвон всех ее подруг, и тех, кто общался с ней на днях и что-то знает, выделишь в особый список, который и передашь мне. Понял?
Никита мрачно кивнул.
– Дальше. Не забудь узнать у ее родителей, когда они виделись с Дашей в последний раз. Скажи им, чтобы не пугать, что ты только что вернулся из командировки и растерялся, не найдя записки. – Я немного подумала. – И вот еще что, Кит. Постарайся держать себя в руках, не вздумай напиться. Вдруг Дашке нужна наша помощь, и она позвонит внезапно? Сиди на телефоне и жди моего звонка.
Взяв честное слово с вяло соображающего мужика, что пить он больше не будет, я побрела домой. Мысли были самого мрачного оттенка: если на стене кровь Даши, то вряд ли она жива. По крайней мере, должна быть сильно ранена. С кем же я общалась тогда через дверь вчера вечером? Чья это была рука в перчатке? И где дети?
Какие все-таки вредные и неисполнительные менты! Хотя эта мысль почему-то уже не так раздражала меня (а вдруг я стерла не все свои опечатки пальцев в квартире Слепянских? А что, если в анализе пятен крови обнаружат мою слюну?!!!).
Я известный «мнительный Сидор», поэтому всю дорогу до дома я мучилась этими и другими, не менее волнующими вопросами. С тем, что деньги я не верну никогда, я смирилась на удивление спокойно; правда, надо придумать что-нибудь для Дмитрия, потому что ему ни в коем случае нельзя рассказывать о пропавшей Дарье и деньгах. Иначе он просто запрет меня в квартире, а снаружи повесит пудовый замок, чтобы я не вышла без него на улицу.
***
Выйдя из лифта, я столкнулась с соседкой по лестничной площадке. Римма Семеновна – бойкая старушка, обладающая энергией шестнадцатилетнего юнца. Я бы с удовольствием доверила бы ей управление нашим многоэтажным домом, а, может быть, и целым городом, причем с правом самосуда над провинившимися. По крайней мере, в лифтах бы не писали, на лестницах не выкидывали мусор, а пьяные подростки из соседних домов не валялись бы, где попало в подъезде.
Римма Семеновна всегда в курсе всех событий района, все знала, видела и слышала. Бдительность столь энергичной соседки иногда даже раздражала, особенно, когда пенсионерка звонила и спрашивала, почему я не на работе, где Дмитрий, почему целый день у двери стоит не выброшенный мешок с мусором и т.п. Но мы никогда не выказывали ей своего неудовольствия, особенно, когда поняли, что ответ на любой вопрос Риммы Семеновны решается просто: она очень уважает сувенирчики, особенно в виде продуктов.
Вот и сейчас я поняла, что без «таможенной платы» миновать зоркую (не смотря на катаракты) старушку мне не удастся.
–А-а. Яна! Здравствуйте! Где были? – бодро начала очередной допрос неугомонная пенсионерка.
– Здравствуйте, Римма Семеновна! Как здоровье? – парировала тут же я.
Говоря это, я старалась как можно быстрее открыть две свои двери, чтобы поскорее остаться одной и как следует подумать о Дашкином исчезновении.
– Да ничего, голова только болит. Давление, наверное, А вы где были-то? – не унималась Римма Семеновна.
– Да на работу ездила! – как можно более оптимистично ляпнула я.
– А-а… – недоверчиво протянула старушка.
Было ясно, что ей страшно интересно, и она ждет продолжения рассказа.
– Я же дома работаю, а раз в неделю отвожу отчеты начальнику. – Придав самый загадочный тембр голосу, я поняла, что закрыла «тему». Но, дабы купировать все возраставший интерес соседки и «заполировать» тему, с радостной улыбкой произнесла:
– Римма Семеновна, я недавно привезла с дачи патиссоны. У нас много, в холодильник не помещаются. Сейчас принесу.
После довольно вялых отнекиваний вперемешку с благодарностями и вопросами, связанными с кулинарной обработкой овощей, довольный жизнью «Аргус* в юбке», волоча за собой тяжелую сумку с патиссонами, оставил пост и уполз к себе в нору. Я с облегчением вздохнула.
Заварив себе чай с лимоном и медом (мое любимое средство от треволнений), я плюхнулась на диван и стала размышлять над событиями последних суток.
Зазвонил телефон. Думая, что это Никита, я, чуть не разлив чай на диван, кинулась к аппарату.
– Яночка!
– Да, Римма Семеновна! – сжав зубы, я изо всех сил старалась сдерживать эмоции.
__________
*Аргус – в греческой мифологии – первоначально означал звездное небо, впоследствии А. – многоглазый, всевидящий великан, сын Агенора или Иноха. Он поборол чудовищного быка, опустошавшего Аркадию, и убил змею Эхидну. Гера поставила его стражем Ио, превращенной в корову, но Гермес усыпил его игрой на флейте и отрубил ему голову.
– А я забыла спросить, а можно эти, как их, патиссоны, жарить?
Я натужно улыбнулась в трубку:
– Конечно, Римма Семеновна. С патиссонами вообще можно делать все, что хочешь.
И со злости чуть не добавила плохое. Но вовремя одумалась.
– Ну ладно, пойду тогда жарить. Спасибо! – соседка явно была разочарована столь короткой беседой на кулинарную тему.
– Да не за что! Звоните! – слукавила я, и снова вернулась к успевшему уже остыть чаю на диване.
Стрелки часов стремительно подбирались к цифре семь. Поэтому, забыв на время о пропаже Дашки, я бросилась заниматься хозяйственными делами и встретила пришедшего с работы Дмитрия «во всеоружии»: борщ и отбивная.
Когда довольный и сытый муж устроился в гостиной на диване возле телевизора для борьбы с дремотой, я, улучив момент, взяла телефонную трубку и набрала номер Никиты. Наверное, он уже успел до кого-нибудь дозвониться и сейчас поделится со мной хоть какой-то информацией. Ведь не спит же он пьяный в то время, как его жена, может быть, нуждается в помощи!
Но Никитоса, увы, дома не было. Во всяком случае, трубку никто не брал. Позвонив еще пару раз с перерывом по десять минут, я предалась тревожным раздумьям. И в голову сразу же полезли нехорошие мысли. А вдруг это Никита что-то сотворил с Дашкой, а меня обвел вокруг пальца: якобы, дверь была открыта, когда он приехал, менты заявление не взяли…
То-то он так испугался, узнав о довольно свежем пятне крови на стене… Боже, какой ужас! А что, если все-таки это он?! А что – современный Отелло может быть еще страшнее средневекового мавра! Да и Дездемоны стали немного попредприимчивее…
Боже, что такое я несу! Ну как Никита, практически с детства безответно и трепетно влюбленный в Дашку, мог сделать ей что-то плохое?! Нет, я положительно сошла с ума!
Разозлившись на себя за то, что позволила дурным мыслям завладеть мной хоть и ненадолго, а также за то, что я даже не удосужилась узнать номера мобильных телефонов Никиты и Дашки, я пришла к весьма неутешительному выводу: быть мне «ночным детективом». Во всяком случае, обстоятельства складывались так, что очередную рисковую вылазку мне придется совершить именно ближе к ночи.
Еще раз набрав домашний Никиты и убедившись, что со мной никто не собирается говорить, я устало вздохнула, оделась и, подойдя к Димке, сказала:
– Я на полчасика отлучусь – Букина Алка подъедет, у нее новый кавалер объявился. По телефону она говорить не хочет, домой заходить ей тоже некогда – несется на свидание. Просит научить, как вести себя, чтобы кавалер не сбежал сразу.
– А ты, конечно, знаешь, как вести себя с кавалерами, – ехидно заметил муж, борясь с дремотой и щелкая кнопками телевизионного пульта.
– Да ладно тебе, Отелло. Я быстро.
Натянув куртку и чмокнув ревнивого супруга, я понеслась к лифту.
– Телефон взяла? – гаркнул мне вслед Димка.
– Да-а! – ответила я уже из лифта.
На самом деле мне не было смысла говорить мужу неправду. Он прекрасно знал о моих друзьях детства Дашке и Никите. Но я, побоявшись, что он изничтожит меня, узнав об исчезновении двух тысяч «зеленых», не стала рисковать.
Димка был хорошо знаком и с Аллой Букиной, «одинокой гармонью», и знал, что она часто просит моих советов «старой мудрой совы».
Алка – единственное и любимое дитя своих родителей, избалованное до предела. Турпоездка за границу – пожалуйста, новая шубка – нет проблем. Машина? Не вопрос! Ну и так далее. Алкин папа до того, как подарил ей квартиру, и она еще жила вместе с родителями, старательно мыл каждый раз ванную, чтобы Аллочка могла искупаться. Вот только со свечкой у кровати никто из родителей не отважился постоять. Здесь, видимо, и таился их главный промах. Алка была одинока. Поэтому мне и пришлось стать ее «дуэньей».
К моменту нашего с Алкой знакомства она бодро варила куриный суп следующим способом: первый раз, когда вода закипала, она выливала ее, ужасалась количеству грязной пены и тщательно промывала курицу с мочалкой. Потом снова наливала воды в кастрюлю и еще пару раз вместо того, чтобы снять пенку, устраивала душ-шарко несчастной птице. При этом искренне недоумевала, отчего вместо бульона получается такая невкусная бурда.
Сначала я думала, что Алусик просто шутит. Но когда она однажды, оставшись у меня в гостях с новым кавалером на ночь, приготовила ему на завтрак в обычной чугунной сковороде яичницу без масла, то мужик, оказавшись, видимо, слабаком, попросту сбежал сразу же после трапезы. А мне пришлось потом выкинуть испорченную сковороду и учить зареванную Алку элементарным кулинарным рецептам.
Поэтому Димка совершенно не удивился, узнав, что я вновь отправилась давать советы моей «одинокой гармони».
***
Подходя к дому Слепянских, я краем глаза заметила, что света в их квартире нет. Но на всякий случай решила проверить, может, Никита напился и спит. Поднимаясь по ступенькам на второй этаж, я занимала себя размышлениями о том, что буду делать, если Никиты все же не окажется дома.
Нажав на кнопку звонка, я тут же отдернула руку, испугавшись слишком громкой и резкой трели. Секунду спустя я поняла причину такой особой звучности – дверь опять не была закрыта! Вот блин! До чего же мне везет! Теперь придется проверять, кто дома – не уйду же я так просто, не выяснив, почему не закрыта дверь.
Чуть приоткрыв дверь и на всякий случай еще раз нажав пальцем на звонок, я выслушала жуткую трель снова и, окончательно убедившись, что никто не спешит меня встречать, толкнула дверь пошире и смело шагнула в темную прихожую.
Тишина…Накурено… Почему-то задрожавшей рукой я нащупала на стене выключатель, и в коридоре загорелся свет.
– Никита! Ты дома? – натужно протянула я.
Никто не ответил, и я, осмелев, решила продвинуться дальше. Зажгла свет в комнате и ахнула от невиданного зрелища. В комнате царил настоящий бардак. Подобный беспорядок я видела в кино. Все вещи из шкафов были выброшены на пол, книжные полки разорены, с подоконника упали горшки с цветами, и среди битых черепков и комьев земли валялись видеокассеты, носки, рубашки, ручки, косметика и много всякой другой мелочи, засыпанной, словно снегом, пухом из распоротых подушек.
«Батюшки, да это настоящий погром», – почему-то вспомнилось мне давно забытое слово. Вдруг я увидела на дальнем диване лежащего на животе Никиту. Одна рука его безвольно свисала на пол. Никита, видимо, все же напился и спал беспробудным сном. Рядом, на журнальном столике стояли пустая коньячная бутылка, стакан и пепельница, полная окурков.
Что-то показалось мне странным. Может быть, я привыкла к тому, что мой муж, когда спит, либо зверски храпит, либо сопит и ворочается. А Никита лежал без малейших признаков жизни. Я, слыша стук собственного сердца, осторожно подошла к нему и, потянув за рукав, сказала:
– Никита! Просыпайся. Это я, Яна. Поговорить надо. Вста…
Я хотела сказать слово «вставай», но буквы застряли у меня в горле. Рука, до которой я дотронулась, была сделана, словно из дерева и холодна, как лед. Я наконец обратила внимание на какую-то странную смесь запахов в комнате: сладковатый, немного тошнотворный аромат сливался с горечью миндаля. Входя в квартиру, я еще подумала, что наверняка это какие-то индийские благовония. Дашка очень любила мучить своих гостей, поджигая ароматические палочки и пирамидки, приговаривая, что под них думается лучше, и они отбивают запах табака. Но теперь я совершенно четко осознала, откуда распространяется столь странное амбре.
На автомате, повинуясь только голосу разума, а не чувствам и эмоциям, я с силой схватила за железобетонную руку Никиту и перевернула парня. Он, конечно же, не спал. Он просто… был мертв! Широко открытые глаза смотрели куда-то поверх меня, в потолок. Нос заострился и стал неправдоподобно длинен. Щеки, наоборот, как-то странно впали. Рот приоткрылся, обнажив крепкие белые зубы. На подушке, где лежала его голова, осталось какое-то мокрое серовато-белое пятно. Сомнения отпали. Я находилась в комнате один на один с покойником!
Сказать, что я напугалась, это ничего не сказать. Слава богу, что днем я не успела пообедать, а только пила чай. Только поэтому меня и не вырвало. Я лишь беспомощно хватала ртом воздух, чтобы выровнять дыхание и не свалиться в обморок…
Все же Никитка был моим другом детства. Поэтому страх вдруг сменила неимоверная жалость к умершему. Пересилив себя, я попыталась понять, что же здесь произошло. Почему такой крепкий, практически никогда не болевший Никита вдруг лежит сейчас мертвый? Сердце не выдержало? Слишком нервничал и много выпил? Дудки. Я знавала времена, когда Кит мог преспокойно выпить пару бутылок водки и, что называется, быть «ни в одном глазу». Нервы? Да у всех нервы. Но у него ведь жена пропала с детьми! Разве можно вот так просто бездействовать и пить, а потом и вообще концы отдать?! Ведь это не по-мужски! Нет, тут что-то не так. Внезапная догадка поразила меня. Я уже хотела было взять стакан с остатками коньяка и понюхать содержимое, но быстро отдернула руку.
Хватит самодеятельности! Так можно невесть до чего допрыгаться. Одна пропала, другой уже мертв! Пора вызывать полицию. И будь что будет.
***
Пока местные Дукалисы и Ларины скакали на вызов, я успела открыть окна и позвонить Димке: предупредила его, что скоро не приду, потому что вляпалась в жуткую историю, и в двух словах ввела его в курс дела.
– Не дергайся, я уже иду, какая же ты у меня все-таки балда! – мрачно констатировал муженек и положил трубку. Надо сказать, что я страшно обрадовалась, что оправдываться перед ментами буду не в одиночестве, поэтому нисколечко не обиделась на «балду».
Но начинать оправдания мне пришлось все же одной…
Не могу не выразить огромную благодарность моим родителям за то, что они поспособствовали моему обучению в гуманитарном вузе (хоть и не на юридической стезе). Язык у меня, что называется, подвешен все-таки профессионально. Более того, сменив, подобно Петру Первому, с десяток самых разнообразных профессий (правда, не рабочих), я, прекрасно владея русским языком, научилась общаться с обладателями любого социального статуса – от представителей высших эшелонов власти до маргиналов.
Поэтому, когда оперативники, громко топая, ввалились в квартиру, я уже вошла в роль и скромно сидела на стуле в гостиной, на самом видном месте, немного склонив голову. И несмотря на то, что они пытались повернуть начало допроса в свою сторону, орали и рявкали на меня, дико вращая глазами, я, обладая незаурядными актерскими способностями, с величайшим трудом, но все-таки победила грубую полицейскую массу и аккуратно и ненавязчиво взяла инициативу в свои руки. Это удалось мне не сразу, но результатом горжусь до сих пор.
Для начала я постаралась выделить из группы ментов самого главного. В фильме «Марш Турецкого» следователя по особо важным делам очень мило называют «важняк». Когда представители закона в форме, то найти «важняка» довольно просто – по погонам, ну а если они одеты в куртки и джинсы, то тогда могут помочь лишь наблюдательные способности. На самом деле все довольно банально: второстепенные участники «менто-шоу» периодически глядят на самого главного, как бы сверяя свои действия с ним.
«Козырного туза» этой «колоды» я нашла сразу. Высокий, плотный, с коротко стриженными светлыми волосами, он был бы похож на эсэсовца времен второй мировой, если бы не добродушный, какой-то полудетский взгляд серо-голубых глаз, смотревших на все вокруг с затаенным юморком. Большой плюшевый мишка, – почему-то подумалось мне.
Пока я готовила дежурную объяснительную фразу, «плюшевый медведь» скороговоркой представился следователем прокуратуры Соловьевым и, сменив полудетский взгляд на взрослый, подозрительный, сурово попросил меня предъявить документы.
Я с готовностью вынула из сумочки паспорт, быстро назвала свои имя, отчество и фамилию, адрес проживания, не забыв сообщить при этом заслуги некоторых родственников перед Родиной, и кратко, но довольно просто изложила всю историю от начала до конца. При этом я не упустила случая «куснуть» следака, упомянув, что еще сегодня утром посылала Никиту в отделение полиции писать заявление о пропаже жены и детей.
Пока мы довольно мирно ворковали со следователем, остальные двое сыщиков планомерно производили обыск. Один все время щелкал фотоаппаратом, наверное, надеясь вызвать у меня нервный тик. Другой, видимо, эксперт-криминалист в латексных перчатках сыпал на все предметы какой-то порошок и после этого елозил по белой поверхности кисточкой. Искоса наблюдая за его священнодействиями, я лишний раз убедилась, что не зря вызвала ментов и рассказываю все, что знаю об этом странном деле.
В коридоре тем временем послышалось знакомое покашливание и приглушенный мужской диалог в серьезном тоне.
– Это я мужа вызвала, – во избежание эксцессов быстро сказала я Соловьеву.
– Пропустите, – рявкнул он кому-то (видимо, я неправильно сосчитала «ментов», наверное, у выхода из квартиры стоял еще и «часовой»).
Прошедший в комнату Дмитрий показал свои документы. Соловьев принялся внимательно изучать их. Потом, вдруг, крякнул и хлопнул себя по толстой коленке ладонью:
– Димка, Быстров, блин, ты что ли?
Муж мой часто-часто заморгал и оторопело уставился на него. А потом вдруг радостно рассмеялся:
– Ну, слава богу, что это ты, «Батон»!
– Ну, ёперный театр! Старшина, здорово! Бывают же встречи! Ты куда пропал?
– Ну, во-первых, я не старшина, а давно уже майор. И как раз я-то никуда не пропадал, это ты исчез из поля зрения. А оказывается, вот ты где – следаком стал.
Мужчины обнялись под удивленные взгляды остальных, присутствующих в комнате.
– Димка, черт, как я все-таки рад тебя видеть!
Я сидела своем стуле и тихо радовалась тому, что не «все кругом враги»; при этом, видимо, довольно глупо улыбаясь.
– Да-а…Окабанел ты, брат, – произнес мой муж, с восторгом оглядывая верзилу-следователя.
– А ты все такой же мальчишка, ничуть не изменился, – довольным тоном хмыкнул тот.
Потом Соловьев вдруг опомнился, увидев, что остальные сыщики перестали заниматься делом и с интересом поглядывают на них с Димкой.
– Твоя супружница, что ли? – следователь сурово покосился на меня.
– Моя, – вздохнул Димка. – Все время вляпывается в какие-нибудь невероятные истории. А я выручаю по мере сил.
– Ладно, не переживай, сейчас все решим.
У меня засосало под ложечкой.
Соловьев глянул на меня уже не с таким подозрением, подмигнул и произнес:
– Ты вот что, голубушка, бери-ка бумагу и опиши подробно, как все было. Как ты вошла сюда, что увидала, что делать стала. Потом распишись, поставь дату. И можешь идти домой с мужем. А завтра я тебя повесткой вызову.
Обрадованная, я схватила лист бумаги со стола, нашарила в сумке ручку и принялась, что есть мочи, строчить объяснительную.
В коридоре жалась парочка старушек, призванных в понятые. К этому моменту уже приехала «скорая», и врачи, быстро констатировав смерть, увезли тело Никиты на экспертизу.
Отдав исписанный с двух сторон лист бумаги Соловьеву, я добавила, что муж мой абсолютно не в курсе того, что я давала Дарье взаймы, что с утра была у Никиты, чем вызвала усмешку следака и такой выразительный взгляд Димона, что сразу же загрустила: спокойного вечера у меня не будет.
По взглядам, которыми обменялись следователь и «человек с кисточкой», я поняла, что в стакане был не только коньяк. Значит, Никиту отравили. Но кто?
– Простите меня за навязчивость, – сказала я и, сама того не ожидая, заплакала. – Погибший и его пропавшая жена были моими друзьями детства, лет с четырех мы были неразлучны, правда, за последние годы жизнь все-таки разъединила нас. Но я бы очень хотела помочь следствию, чем смогу. И если потребуется моя помощь, то я бы очень вас попросила – используйте мои (чуть было не ляпнула «талант и знания», но вовремя опомнилась) сведения. Я с удовольствием буду помогать следствию. Ведь пропали и дети тоже.
– Мы вызовем вас, когда понадобитесь, Янина Владимировна. А сейчас идите домой, не мешайте нам работать, – строго сказал Соловьев.
Потом они с Димкой еще раз пожали друг другу руки, и следователь негромко произнес:
Надо как-нибудь встретиться, молодость вспомнить.
– Я всегда только за, – обрадованно среагировал Димка.
Напоследок они обменялись телефонами.
– До свидания, – пробормотала я, и мы с Димкой вышли из квартиры.
Когда мы оказались на улице, я тут же спросила мужа:
– Откуда ты его знаешь?
– Да служили как-то вместе.
– Расскажи, – попросила я, стараясь переключить мысли супруга с ужасной гибели Никиты и причины моего появления в квартире Слепянских на воспоминания о днях службы.
Но Димка оказался еще тем партизаном. Сведения, которые я клещами вытягивала из него, оказались весьма скудны. Познакомились они с Олегом Соловьевым еще в армии и сразу подружились. К моменту их первой встречи Дмитрий отслужил год и был уже сержантом, а Олег только попал в батальон.
– А почему ты назвал его «Батоном»? – поинтересовалась я у мужа.
– Да все из-за его роста в два метра, да веса почти сто двадцать килограммов. Из-за своих богатырских габаритов ему никак не могли подобрать военную форму и первые полгода Соловьев вынужден был носить гражданскую одежду. Даже на присягу ему пришлось идти в джинсах, которые, правда, скрывала длиннополая шинель. Вот ребята и прозвали его «Батоном».
– Надо же, может быть, он просто толстый был?
– Да нет, тогда было время «люберов», и все от мала до велика ходили в «качалку», так что у «Батона» было не тело, а сплошная гора мышц.
И Димка рассказал мне, как однажды они сопровождали гуманитарную помощь в Кабул и были обстреляны «духами». Все ребята были ранены – кто сильнее, кто полегче. Но, к счастью, убитых среди них не оказалось. «Вертушки» (советские военные вертолеты) так и не появились. «Батона» ранило в руки и ноги. И, хотя кости задеты не были, от смерти спасли его стальные мышцы и мужество. В этой ситуации солдаты – а были это молодые ребята – помогали друг другу, три дня несли на себе тяжелораненых. Поэтому дружба «Батона» и Димки после этого случая только еще более окрепла. Потом правда, жизнь разметала их по белу свету: Димка мобилизовался и вернулся в Москву, а «Батон» еще год дослуживал, побывал в Грузии во времена первых беспорядков. Потом след его затерялся.
– Вообще, я даже благодарен тебе за то, что ты вляпалась в эту историю, – миролюбиво произнес супруг, – ведь если бы не твои вопиющие глупость и доверчивость, то мы бы, возможно, так никогда бы с «Батоном» и не встретились.
Внезапно он, как радиоприемник, переключился на другую волну, и всю оставшуюся дорогу до дома я выслушивала брюзжание муженька. Никогда бы мне не удалось собрать так четко воедино все мои отрицательные качества. Распилив мою душу на много мелких частей, супруг внезапно успокоился и обнял меня:
– Ну ладно, не переживай. Я с тобой.
– Ты еще скажи: дорогая, я уверен, что это не ты убила! – запальчиво сказала я.
– Да за что же мне такое наказание! – вновь взъярился супруг. – Ну почему тебя все время тянет на неприятности? Казалось бы, сидишь дома, не работаешь, так нет, вляпалась в криминал! Уж лучше бы работала! – совершенно нелогично закончил он «наезд».
Ну, вот так всегда! Чуть что не так, виноватой всегда оказываюсь я. Никакой логики у мужиков на самом деле нет. Зря они клевещут на «женскую логику». Как раз у нас, у женщин, с головой все в порядке, мы здраво расставляем все вещи на свои места. И, кстати сказать, частенько во всем виним только самих себя.
Мужчины же не привыкли признавать себя виноватыми. Не царское это дело! Свалился карниз со шторами? Так не фига было такие тяжелые шторы покупать! Опять в ванной отвалилась крышечка, регулирующая количество воды? Так ты вечно ее задеваешь! (Нет, чтобы починить.) Шкаф перекосился? А зачем ты его всякой ерундой набила? Ну и так далее… И в этот раз во всем случившемся виновата была, конечно же, я.
Справедливости ради, следует признать, что история, произошедшая со мной, совершенно выходила из рамок размеренной и спокойной жизни обывателей, каковую мы с Димкой, существа крайне мирные и законопослушные, вели до сих пор. Поэтому на этот раз я простила мужу ворчание и смирилась с эпитетами, которыми он наградил меня в тот вечер.
По приходе домой намучавшийся за день супруг сразу же отправился на доклад к Морфею, даже забыв включить по привычке телевизор.
Я же заснула только под утро, всю ночь ворочаясь и перебирая в памяти мельчайшие подробности произошедшего со мной за последние сутки. Похоже, что искать Дашку и убийцу Никиты придется теперь мне одной…
***
Утром меня разбудил телефонный звонок. Чуть не упав, поскользнувшись на ламинате, я рванула в коридор и схватила трубку.
– Янина Владимировна?
– Да, это я.
– Следователь прокуратуры Соловьев. Мы вчера общались в связи с убийством гражданина Слепянского.
– Да-да. Помню.
– Не могли бы вы прийти ко мне в 24-й кабинет сегодня, скажем, через час? Пропуск я уже вам выписал.
И он назвал известный адрес.
– Да, да, конечно, уже бегу, – пробормотала я.
Сборы были недолги. «Надеюсь, что меня не арестовывать будут, поэтому теплые вещи и сухарики брать не буду», – мрачно пошутила я сама с собой, натягивая джинсы. И внезапно я испугалась по-настоящему.
Надо сказать, вчера я выложила не всю правду ментам. Частично испугавшись за последствия содеянного, а частично забыв о некоторых своих поступках, я утаила вчера от следователя Соловьева две вещи.
Еще утром, пока Никита заваривал чай, я, вспомнив фильм «Гений» (где герой морочит голову и криминалу, и милиции при помощи компьютерной и видеотехники), кинулась к компьютеру, стоявшему в гостиной, нажала на кнопку «DVD-Room», и оттуда плавно выехал диск. Так, на всякий случай, я тут же спрятала его в своей сумочке. А пока Никита делал первые неудачные попытки дозвониться до Дашкиных знакомых, я случайно увидела ее записную книжку. Она завалилась между подоконником и столом, и мне пришлось сильно изогнуться, чтобы достать ее.
Вчера, выбалтывая следователю всю информацию, которой обладала (кроме, разумеется, обнаружения темных пятен в коридоре), я совершенно забыла о своих трофеях и, разумеется, могла бы влипнуть, если бы прямо в квартире Слепянских он поинтересовался содержимым моей сумочки. Но, к счастью, моя вербальная активность совершенно вывела следака из рабочего состояния, и меня не обыскали.
И вот сейчас я чуть было не взяла «вещдоки» с собой «на допрос». «Действительно, как плохо быть дурой», – удрученно подумала я, выкладывая их из сумочки и пряча в тумбочку. Потом, немного успокоив себя тем, что у следствия есть полная возможность получить распечатку телефонных звонков Слепянской, и Соловьев вполне может обойтись и без Дашкиной записной книжки, я стала собираться в прокуратуру уже без трясучки.
Убрав трофеи и одевшись, я тихонько открыла входную дверь и… увидела Римму Семеновну «на посту». Она так прямо и застыла с тряпочкой в руке – якобы протирает стены коридора. Не дожидаясь вопросов и рявкнув: «В поликлинику! Опаздываю!», – я понеслась вниз по лестнице пешком, игнорируя столь удобное транспортное средство как лифт.
***
В прокуратуре следователь Соловьев промариновал меня более двух часов. Сперва он пытался запутать меня, задавая каверзные вопросы, потом переспрашивал точное время моих встреч с Дарьей и Никитой. Но, поскольку мне особо нечего было скрывать, то я четко отвечала на все его вопросы, втайне посмеиваясь над ним, и даже пыталась озадачить его совершенно ненужными детскими воспоминаниями. При этом я смотрела на него немигающим взором и всем своим видом пыталась показать, что горю желанием помочь следствию, вот только, к сожалению, не знаю ничего ценного.
Но на самом деле я и действительно никакой особой информацией не обладала. А по уставшим глазам Соловьева и тому, как он, сопя, сунул мне на подпись протокол допроса и принялся подписывать мой пропуск, окончательно убедилась в том, что следствие зашло в тупик.
– А чем был отравлен Никита? – вдруг спросила я, поняв, что еще несколько секунд – и «Батон» выдворит меня из кабинета.
«Батон» мигом сделал «стойку».
– А с чего вы вообще взяли, что гражданин Слепянский был отравлен? – свистящим шепотом ответил он вопросом на вопрос.
– Понимаете, просто я увидела, как вы многозначительно переглянулись с экспертом, когда тот осматривал стакан с коньяком в квартире.
– Лучше вы были бы более внимательны при передаче денег неизвестно кому, – съязвил Соловьев. – Да, действительно, Слепянского отравили. Цианидом. Яд такой есть почти без запаха. Многие преступники знают, что при смешивании с коньяком цианид ни у кого не вызовет подозрений, вот и пользуются им при убийствах.
Внезапно мне стало жалко следака. Ну, чего, спрашивается, я обижаюсь на него? И вообще это же «Батон», армейский друг моего мужа Димки, хотя теперь он скорее смахивает на доброго толстого Карлсона, только пропеллера вот не хватает.
Неожиданно для самой себя я вдруг рассказала ему все – и про пятна в коридоре, и про то, как я их пыталась рассмотреть и… как даже послюнявила палец.
Наверное, вид у меня при этом был совершенно глупый, потому что Соловьев, слушая мои откровения, весь как-то покраснел, надулся, а потом, так и не сумев сдержать нахлынувшие на него эмоции, всхрюкнул и от души расхохотался.
– Ну, е-мое! Прямо мисс Марпл с гастролями в Москве! – начал было он, но вдруг лицо его приняло абсолютно серьезное, даже злое выражение.
– Не сметь лезть в дело следствия! – рявкнул он, хлопнув кулаком по столу и страшно выкатив при этом глаза.
От неожиданности я отпрянула назад и чуть не свалилась со стула.
– Ну, гражданин следователь, – заскулила я, придя в себя. – Вы поймите, ведь у вас и так много «висяков», почему же я не могу вам помогать в этом деле?!
– А если и тебя придавят, как клопа? Что тогда делать будем? – выдвинул Соловьев неоспоримый аргумент. – Как я тогда твоему мужу в лицо смотреть стану?
Но я не сдавалась.
– Ну а если я буду только немножечко вам помогать, буду ходить по вашим заданиям, всех расспрашивать. У вас ведь оперативников не хватает, а я дома сижу, мне все равно делать нечего. Обед сварила мужу, и – свободна.
– Вот и вари обед мужу, – огрызнулся Соловьев. – А если много продуктов и времени, можешь и нам приносить супчику. А в следствие, повторяю для тех, кто не понял (повысил он голос), НЕ ЛЕЗТЬ! Ясно?!
– Ясно, – вздохнула я.
– Тогда отчаливай. Вот пропуск. И никакой самодеятельности. А то оштрафую, как следует, за помехи следствию.
Честно признаться, я слишком слабо знаю законы и различные кодексы, поэтому угроза следователя оштрафовать меня на фоне потери двух тысяч баксов показалась мне достаточно весомой, что, видимо, и отразилось в моих глазах. Потому как Соловьев довольно хмыкнул и, показывая, что аудиенция закончена, начал деловито перекладывать папки на своем столе.
Уже открыв дверь, я вдруг обернулась, желая использовать последний шанс.
– Гражданин следователь, а если я вдруг узнаю что-нибудь важное для следствия, как я могу с вами связаться? – издала я вопль раненой птицы.
Против ожидания работник прокуратуры взглянул на меня как-то совсем по-человечески и протянул беленький прямоугольничек:
– Ну, во-первых, ты можешь звать меня «Олег Сергеевич», а в неформальной обстановке просто «Олег». Поскольку с твоим несчастным супругом мы раньше были очень дружны.
– А почему это мой супруг несчастен? – с вызовом поглядела я на Соловьева.
Он тяжело вздохнул:
– А ты до сих пор не поняла… Ты ведь, судя по всему, «подарочек» еще тот… На, вот, держи, тут все телефоны указаны, даже мой мобильник, – протянул он мне визитку и слегка улыбнулся. – В крайнем случае, спроси телефон у мужа. Но еще раз повторяю для тех, кто не понял, в это дело нос не суй, откусят! Все, я занят.
***
Выйдя на улицу, я поежилась. В лицо сыпал мокрый снег, более похожий на продукцию химической промышленности. Вообще в Москве я уже давно не видела настоящего белого пушистого снега, который поражает наше воображение геометрическим разнообразием и красотой. Прототипы снежинок, которых мы, пытаясь скопировать в детстве, вырезали из сложенных листочков бумаги, давно уже перестали падать на столичную землю. И даже лежащий в сугробах снег выглядит теперь как-то странно, как будто в нем не хватает какого-то важного химического элемента. Скорее он похож на голливудский снег, который не тает…
Поскольку, боясь опоздать на допрос к Соловьеву, я не рискнула поехать на машине, то сейчас мне пришлось плестись к метро пешком.
Идя по скользкой и грязной улице, я все время думала над тем, что я теперь стану делать. С чего начну поиски убийцы Никиты, как буду разыскивать пропавших Дашку и детей. Я так увлеклась размышлениями, что практически не заметила никаких неудобств, передвигаясь в сплошном людском потоке, кроме разве тесноты в подземке, а также большому количеству маргиналов.
И только выйдя на своей станции на воздух, я осмотрела себя и пришла в ужас – мои сапоги, брюки были все испачканы (видимо, мне в метро все время наступали на ноги). Кроме того, я не досчиталась одной пуговицы на дубленке. Решив, что все это мелочи по сравнению с эмоциями, которые я могла бы испытать, сидя с красной физиономией пять часов в московской автомобильной пробке, я отряхнула одежду, шумно вдохнула прохладный загазованный воздух мегаполиса и бодро пошлепала к остановке маршрутки.
***
Войдя в квартиру и подбежав к разрывающемуся от трелей телефону, я бодро отрапортовала Римме Семеновне (а это оказалась именно она), что «все хорошо», переоделась и привела себя в порядок. Вчера я приготовила вкуснющий борщ, поэтому сегодня мне нужно только разогреть его к Димкиному приходу.
Не теряя времени даром, я кинулась к записной книжке Дашки и раскрыла ее. Перелистывая слегка помятые странички, я подивилась тому, какой аккуратный, мелкий, просто «кукольный» почерк у моей подруги. Такое впечатление, словно телефонные номера и имена вписывал гномик. Та-а-к. Начнем, пожалуй, с буквы «А». Вот оно. Я стала тыкать кнопки телефона, следуя порядку цифр, стоящих рядом с именем «Антон». Все-таки, бывший муж Дашки, отец ее старшей дочки Насти. Может быть, ему что-либо и известно…
Бывший студент психфака МГУ, вылетевший из университета за прогулы и «аморалку», Антон, тем не менее, был блестящим оратором и любил впадать в философский раж, споря на любые темы «под рюмочку» в мастерских каких-нибудь непризнанных миром художников, у которых в те времена собирались шумные и пестрые компании, принципиально не причисляющие себя к электорату.
Считаю, что преподаватели университета совершили большую ошибку, лишив Антона возможности получить диплом психолога, поскольку он, оказавшись психоаналитиком «от природы», возможно, мог бы (говорю совершенно без иронии) при наличии соответствующего документа приносить ощутимую пользу обществу.
Дашка стала его то ли третьей, то ли четвертой женой. Предыдущие супруги Антона и совместно нажитые дети были им благополучно «пристроены». Мужей для бывших «благоверных» Антон выбирал из числа своих закадычных друзей. При этом недовольных, что называется, не было. Многие дамы даже испытывали некоторую вину перед ним, поскольку перед тем, как бросить наскучившую супругу, этот хитрец-философ «застукивал» свою «неблаговерную» с другом, сам же предварительно познакомив их и «подготовив почву». Насладившись растерянностью наивных влюбленных, Антон делал благородный жест – уходил со «сцены» с миром и со слезой во взоре – ребята, живите вместе, раз любите друг друга, а я уж как-нибудь! И естественно, был всегда желанным гостем у них в любое время суток, а счастливые детки имели сразу двух пап, которые иногда мило «перетирали» последние новости на кухне за «рюмочкой чая».
Да, Антон наверняка смог бы мне сейчас что-нибудь посоветовать. Но, увы, его дома не оказалось. Его мама, Ирина Аркадьевна, хорошо поставленным голосом бывшей оперной певицы сообщила мне, что понятия не имеет, где ее беспутный сын. Вероятно, женится в очередной раз. На мой робкий вопрос, не знает ли она, куда могла уехать Даша с детьми, благородная дама стальным голосом заявила:
– Ни одна бывшая жена Антона не докладывает мне о своих передвижениях. Извините. Всего Вам хорошего.
И положила трубку.
Крякнув от злости, я стала искать в записной книжке букву «Т». Насколько я помню, Дашка очень сдружилась за последние годы с некой Анькой Тушканович, получившей из-за своей фамилии и тучной комплекции массу прозвищ: Туша, Тушара, Тушкан, Тушканчик, Тушканоид и т.д. Я бы назвала ее Тушканиха, поскольку эта жадная до денег, энергичная особа никогда не считалась с мнением окружающих и все делала только так, как выгодно было ей самой.
Какое-то время назад Тушканиха заманила Дашку на работу в скабрезный молодежный журнал «Долото», и обе подруженьки зарабатывали огромные тысячи за истребление навыков русской речи у подростков. Меня Туша по непонятной мне причине возненавидела с первой же встречи. Такое бывает… Наверное, ауры у нас не пересекаются… Я отвечала ей «взаимным расположением», правда, внешне казалось, что мы обе мило щебечем о всяких пустяках – воспитание не позволяло нам собачиться в открытую. А хитрая Дашка всегда старалась не объединять нас вместе в одной компании.
И вот теперь мне предстоял разговор со злобным Тушканом. «Но, дело есть дело», – решила я и набрала Анькин домашний номер.
– Алло, – раздался грудной голос, в котором явно слышались нотки недовольства тем, что его владельца оторвали от важных дел.
– Ань, привет, это Яна.
– А, здорово.
– Тут дело такое. Понимаешь, Дашка уехала куда-то с детьми, а Никитка не в курсе. Она не говорила тебе о своих планах? – спросила я.
Воцарилась небольшая пауза. То ли Тушара медлила с ответом, то ли пережевывала пищу, чтобы не подавиться (насколько помню, покушать она мастер, и всегда старается «перехватить» что-либо даже по дороге к телефонному аппарату).
Но отчего-то в голове моей вдруг зажегся маячок опасности. Не могу объяснить, в чем тут секрет, но, похоже, восточные философы правы, и интуиция – действительно память прошлых жизней, их ошибок и неудач. Вот и сейчас мне показалось, что совершенно ни к чему сообщать Тушканихе весть о смерти Никиты.
– А чего это наш Отелло не знает, куда его Дездемона умотала? – наконец перестала жевать и загундосила в трубку Тушара. – Ндаа, дела. Хотя я давно предполагала, что она его бросит.
– С чего ты взяла?!
– Да так, были кое-какие наблюдения. Слушай, мне сейчас некогда, детей кормлю. Куда делась Дарья, все равно не знаю, так что, давай, закончим на этом? Ладно? Пока!
– Ну ладно, извини, если помешала, – кипя от негодования, пробормотала я, но в трубке уже слышалось «ту-ту-ту». Толстая гадина брякнула трубку.
Чтобы избавиться от паскудного настроения, я пошла на кухню приготовить себе «антистрессовый коктейль»: зеленый чай, лимон и мед. Немного успокоившись, я снова приступила к штурму телефонной книжки. А почему бы мне не начать поиск с другой стороны? Ну-ка, позвоню я Дашкиным родителям.
Мама Дашуни, Галина Владимировна, была немного глуховатой, но очень милой, интеллигентной женщиной. Со мной она всегда была предельно вежлива и даже изредка ставила беспутной и бесшабашной дочери меня в пример, чем вызывала мое смущение и гомерический хохот моей подруги.
Уже набрав номер Галины Владимировны, я вдруг поймала себя на мысли: а знает ли она о смерти Никиты? Вдруг ей уже сообщила полиция? Да и как могло быть иначе? Первым делом ведь обзваниваются ближайшие родственники погибших. И даже если менты и не знали телефона родителей Дарьи, то наверняка позвонили Никитиным родителям, а уж те сообщили ужасную новость Галине Владимировне. Но времени на раздумья у меня не оказалось, потому что взволнованный голос Дашкиной мамы уже спрашивал:
– Алло? Кто это? Алло! Говорите!
– Ой, – опомнилась я, – здравствуйте, Галина Владимировна, это Яна Быстрова. Как Ваше здоровье? – осторожно осведомилась я.
– Да какое уж тут, Яночка, здоровье, – заплакала Галина Владимировна. – Ведь Никиточка-то погиб. Какое несчастье! – зарыдала она в голос. – А главное, – всхлипнув, продолжила дама, – я никак не могу дозвониться до Дашеньки. Ни домашний, ни мобильный телефоны не отвечают.
– Ой, – спохватилась я. – Галина Владимировна, а Вы мне не дадите Дашин мобильный? Я сама попробую разыскать ее.
– Пиши, конечно, может, у тебя получится дозвониться до нее. Успела ручку взять?
– Да, да! – завопила я, и, схватив карандаш для губ, начирикала на стене продиктованный номер сотового.
Кое-как успокоив несчастную женщину, я пообещала, что в ближайшее время разыщу Дашку и попрошу ее перезвонить матери.
– Да уж, Яночка, ей, конечно, не до меня сейчас, но я могла бы хотя бы с детьми посидеть, пока она занимается скорбными хлопотами.
– Галина Владимировна, – вновь забеспокоилась я. – Скажите, а когда вы в последний раз разговаривали с Дашей? Не можете вспомнить?
– А что такое? Что-то еще случилось? – напряглась опять дама. – Боже, мои нервы не выдержат.
– Да вы не волнуйтесь так раньше времени. Просто, наверное, Даша бегает по инстанциям, а детей подкинула подругам. У нее ведь их много, – вкрадчиво заметила я.
– Да, наверное, ты права, Яночка, – согласилась Галина Владимировна, хлюпая носом. – Дашка-то ведь моя – даже в несчастье и то не к матери бежит.
– А когда вы общались с ней в последний раз? Может быть, она говорила вам, что уезжает в командировку или еще какие планы озвучивала? – надежда моя таяла с каждой минутой.
– Деточка, теперь с родителями не обсуждают планы, это не модно. У них только денег просят, – обиженно протянула родительница.
– Денег? Даша просила у Вас денег? Когда? – передо мной блеснул слабый луч надежды.
– Да вот, позавчера только она забегала, что-то тараторила о загранице, несла какую-то чушь о выигранной турпоездке на троих, вытащила из меня последние копейки и сказала, что вернет с процентами очень скоро. Представляешь, Яна, наверное, я неправильно ее воспитала. Матери – и с процентами! Да за кого она меня принимает!
Кое-как успокоив растревоженную даму и поблагодарив ее за информацию, я еще раз выразила соболезнования по поводу гибели Никиты и распрощалась.
Судя по всему, менты пожалели бедную пенсионерку и не сказали ей, что Никиту убили. А может быть, в интересах следствия решили не разбрасываться информацией.
Набрав номер Дашкиного мобильного, я разочарованно выслушала электронную отповедь о том, что «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Решив сразу не паниковать, я стала думать над тем, что рассказала мне Галина Владимировна.
Значит, Дарья и у матери заняла денег. Жаль, я не уточнила, сколько. Но, раз речь шла о загранпоездке, то, видимо, подруга трясла всех и вся, пытаясь набрать большую сумму. Надо бы узнать, у кого она еще могла попросить взаймы.
А действительно ли она собралась за границу? Почему Никита был не в курсе? И что за грязные намеки делала мне противная Тушканища? Вроде бы, она давно ждала подобного…
Надо бы с этим разобраться, – решила я. – Нет, Туша, так просто от меня ты не избавишься. Надо прижать тебя к стенке.
Я задумалась. Как это лучше сделать? Я никогда не была у Тушканович дома, да толком и не знаю, где она живет. Слыхала, что где-то в Центре.
Вздохнув и подбадривая себя тем, что делаю это ради Дашки и ее детей, я снова набрала номер Тушары и, сделав зверское лицо, отчеканила:
– Аня. Дело чрезвычайной важности. Мне необходимо повидаться с тобой. Либо я приеду к тебе домой, либо давай где-нибудь встретимся на нейтральной территории.
– А к себе, что ж, не приглашаешь? – не преминула съязвить Туша. – А, впрочем, к тебе слишком далеко тащиться. – Ладно уж, давай через час у памятника Маяковскому. Успеешь?
– Все, уже бегу, – радостно крикнула я и отсоединилась.
***
До «Маяковки» я домчалась за полчаса только благодаря подземке. На машине или общественном транспорте я приехала бы, наверное, лишь к утру. Вылетев из метро и прорвавшись сквозь кордон местных офеней, продающих всякую всячину – от газет до мебели, я рванула к памятнику «певца революции».
Возле постамента, несмотря на прохладный вечер, топталось довольно много голубей и влюбленного народа. Было что-то около семи вечера, и пылкие Ромео, зажав в руке гвоздички в целлофане, поджидали своих Джульетт после окончания трудового дня. На улице подмораживало…
Обойдя несколько раз памятник, чтобы не продрогнуть, я встала и поглядела на часы. Что-то Туша не торопится на встречу. Как бы не обманула. А то простою тут, только зря замерзну.
– Ну, чего там у тебя стряслось, – раздался прямо за моей спиной знакомый гундосый голосок.
Я вздрогнула от неожиданности, развернулась на сто восемьдесят градусов и очутилась лицом к лицу с Анькой, закутанной с головы до ног в шикарную песцовую шубку. Не очень густые пепельные волосы были забраны в пучок на затылке. Полное отсутствие макияжа и нагловатый взгляд небольших прозрачно-голубых глаз чуть-чуть навыкате придавал круглой физиономии Тушары вид недопеченной пиццы без ингредиентов.
Мы молча уставились друг на друга, не мигая. Какой-то доли секунды было достаточно, чтобы понять, что наши чувства друг к другу, остались неизменными со времени нашего первого знакомства. Обоюдная неприязнь сковала нас на несколько секунд. Но, видимо, обе решили, что нужно держать хорошую мину при плохой игре. Поэтому вступили в диалог довольно дружно.