Вот и я сподобился-таки. Однажды в детстве… ах ты ж! Сколько же времени уже прошло! Давным-давно, в общем, мне повезло встретить странного человека. Который, подозреваю, неслабо вмешался в мое будущее… Еще не уверен, что стоит рассказывать… М-да, но уже начал… Ну, пусть это будет называться байкой. Почти невыдуманная история.
Жил-был мальчик. Почти каждое лето он проводил на Алтае. Родные места. В предгорьях Белухи носила его, любя еще нерожденного, мать. Там в небольшом провинциальном городке жили дедушка с бабушкой. Дед работал водителем-дальнобойщиком и почти сорок лет провел на Чуйском тракте. Имелись и другие родственники, живущие в Горном Алтае. Это было светлое и теплое время. Какая-то очень яркая, сочная и правдоподобная сказка. Лет в десять, начитавшись Фенимора Купера и Майн Рида, мальчик решился на самостоятельный поход в тайгу. Для, в общем-то, городского пацана такой план выглядел достаточно авантюрным. Хотя его дядья и дед уже научили юного падавана основным правилам выживания, безопасности и обеспечения себя и водой, и едой в лесу. Но все равно оказалось непросто уболтать сердито хмурящегося дядьку. «Баловство одно! Чо надумал-то?! Чо я матери-то скажу?!» – сердито нагнетал он в племяннике чувство ответственности и дисциплины. Наконец тот дожал его сомнения многословными уговорами и ясным маршрутом – и получил в ответ сердитое: «Ну, доб ро. Но смотри мне там!..» В принципе, и тропа, и место назначения были известны и хорошо «натоптаны» местными. Мальчишка намеревался дойти до водопада, оттуда на гребень перевала, спуститься немного с обратной стороны, переночевать и вернуться с другой стороны в деревню. Всего «экспедиция» должна была занять меньше двух суток. Утром выйти, вечером следующего дня вернуться. Нож, веревка, спички, фляга, котелок, кусок брезента. Саперная лопатка, заточенная дядькой до неприличной остроты, легко выполняла роль топорика для небольших веток. Горбушка хлеба, сахар, соль, кусочек подкопченного сала. Невозможно передать, какое чувство переполняло юного путешественника после возвращения из «похода». Да его, малого, чуть не разорвало от осознания собственной крутизны и мужественности. Потом, правда, через много лет он узнал, что всю дорогу в тот первый раз за ним шел родной дядька. Не подходя близко, «пас» сурового таежного следопыта. Это позже, когда число таких походов перевалило за десяток, волноваться родственники перестали. А он все не мог нахлебаться досыта лесом, воздухом, родниковой водой, треском веток в костре, потрясающей красоты снами на хвойной кедровой подстилке. Вот в очередном таком «убеге» в летнюю тайгу и произошел тот случай, та странная встреча…
Привалившись спиной к стволу кедра, паренек сидел на мягкой хвойно-моховой лесной подушке и бездумно таращился в огонь маленького костра. В котелке лениво кружились листья смородины и малины. Заранее заготовленный бутерброд уже был употреблен и благостно размещался в новом жилище. В тайге отмечается интересный феномен. Слух меняет свои «настройки». Происходит определенная селекция звуков на опасные и безопасные, безразличные и любопытные. Тайга не молчит никогда. Шум ветра, журчание ручья, реки, потрескивание веток, цоканье любопытной белки, вскрики лесных птах. Тревожит как раз не шум, а тишина. Настороженная, напряженная, звенящая. Вот такая внезапная тишина и заставила его вскинуть взгляд от огня. Напротив, прямо за костровищем, на низком бревнышке сидел человек. Небольшого роста, одетый, как и большинство местных жителей, в «энцефалитку», на ногах – с подвернутыми голенищами кирзовые сапоги. За плечами старый рюкзак, в руках уютно устроилась побитая жизнью двустволка. Легким движением, словно отмахиваясь от паутины, он сбросил капюшон. На мальчишку смотрело лицо алтайца-охотника, будто маска, нарисованная углем на бересте. С живыми, блестящими глазами, глубокими морщинами, покрывающими сеткой все лицо и уничтожая всякое представление о возрасте. С шапкой густых темных волос, щедро усыпанных сединой. От него веяло спокойствием и доброжелательной силой. У паренька само собой вырвалось: «Здравствуйте! Чаю будете?» Ответом была внезапная улыбка, оживившая маску. Кружка крепкого чая, ломоть хлеба с несколькими кусочками рафинада, яблоко. Все принималось гостем с искренней благодарностью. Серьезно и вежливо. Алтайца звали Мишей. Хотя какой он «Миша», только тайга знает. В меру наудивлявшись городскому мальчишке посреди леса, Миша достал небольшой берестяной туесок, наполненный кедровыми орешками, залитыми медом. Потом последовала степенная беседа с разнообразными вопросами и подробными ответами. Она плавно и приятно перетекала из темы в тему. В какой-то момент Миша спросил собеседника о его планах и долго молчал после услышанного. Тот не скрывал, что с раннего детства бредил медициной. «А почему?!» Странно было услышать такой вопрос от случайного человека в поздний вечер, на берегу небольшой тихой речки в глубине Алтайских гор. Мальчик, как мог, с трудом подбирая нужные слова, объяснил свою тягу к устранению чужих страданий. И не важно, кого они в данный момент накрыли. Сбитого на дороге пса, соседку с приступом артрита, приятеля, стесавшего коленку при неудачном падении с велосипеда. Что-то заставляло его немедленно действовать. Не обращая внимания на собственный страх, неловкость, преодолевая порой даже брезгливость, прикасаться, помогать любым способом, утешать неловкими и наивными словами. Было какое-то необъяснимое ощущение правильности таких действий. Миша молча слушал мальчика, прихлебывая из кружки. На лице, в темных глазах, в морщинах плясали блики костра.
«А хочешь, я помогу тебе лечить людей и зверей?..»
Брошенная в костер малая связка каких-то листьев, травок, палочек с негромким треском превратилась в пепел. Взметнувшаяся вверх лента полупрозрачного дыма странным образом отклонилась от общего потока и мазнула парнишку по лицу. Было ли это случайно или намеренно – кто знает…
«Нагретая земля, покрытая скудной жесткой травкой с мелкими неяркими цветочками, расчерченная тут и там каменными перьями, выглядывающими из-под поверхности, была не самым удачным местом для отдыха, но уже через пару минут, устроившись, я забыл о неудобствах. Надо мной распахнулось небо… Странно, но при поверхностном взгляде оно казалось голубым, а вот сейчас, вглядываясь с максимальным напряжением, я вдруг обнаруживаю все более пронзительную синеву. Как будто надо мной отворил устье бездонный колодец… Пришлось долго забираться на этот склон. Почти пару часов аккуратно выбирал место, куда можно наступить, за что уцепиться. Вроде не так крута горушка, да если поскользнешься, лететь придется без задержки до самого подножья…
Через несколько минут я расслабился, и меня охватило странное ощущение. Будто лежу я на воздушной подушке, сплетенной из тонких ароматных струек, фонтанчиками бьющих из каждой травки. Тело висело в воздухе, каждую мышцу охватила теплая истома. Я распластался на живой пульсирующей поверхности, ощущая себя осенним листом на поверхности бурной реки. Захотелось поднять раскинутые руки, и они самопроизвольно, без малейшего усилия начали всплывать вверх. Чувство невероятной освобожденности от всего – от тела, от собственного веса, от земного притяжения – захлестнуло все мое существо. Хотелось только одного: бесконечности этого переживания. Большего наслаждения, более чистого и утонченно-всеобъемлющего, мне еще не пришлось испытать. Да, испытать. Это было своего рода испытание наслаждением, сверхсвободой, отрывом от земли… Позже пришла расплата, но это потом… Сейчас было особое состояние, никогда раньше не прочувствованное – и от того бесконечно прекрасное…»
«Умеешь петь?»
«А что, надо петь?? Да и не умею я…»
«Да что угодно пой! Без слов. Только голосом. Дай мне мелодию…»
Обычно стеснявшийся своего пения, скорее, невнятного мурлыканья, мальчик вдруг почувствовал: «Сейчас – да! Сейчас можно! И нужно…» Навсегда забыта та мелодия, которую он попытался тогда воспроизвести. Мальчишеский голос не претендовал на отменный вокал. Просто некое мелодичное звуковоспроизведение, не более того.
«Вдохни глубоко! И на выдохе пой в полный голос! И прямо в огонь!!! Кричи прямо, не бойся…»
Вот только что Миша сидел напротив – и вдруг оказался рядом. Мальчишка, чувствуя что-то необычное, но доброе и светлое, сворачиваясь в комок и вытягивая шею, плеснул голосом в ясное медовое пламя. Легкое, почти невесомое прикосновение к шее, чуть ниже только намечающегося кадыка. Короткий укол, похожий на царапанье веткой – и ощущение «провала» в голосе. Вдруг ниоткуда в исторгаемом звуке возник странный оттенок, похожий на низкое урчание зверя, на шум воды на перекате. Рождающийся даже не в гортани, а в груди. Глубоко, не дотянуться. Вибрация захватила не только горло, но и всю грудную клетку, голову. Как будто голос расщепился на два слоя. Независимых, но рожденных в одном источнике. Сильно закружилась голова, но быстро прошло…
Опять эта странная маска напротив. Блеск темных глаз в разрезах малоподвижного лица. После недолгого копания в странном, похожем на короткий фартук с множеством кармашков, подвешенных мешочков, палочек, косточек, поясе Миша протянул мальчишке на ладони горсточку удивительных предметов. Был там сухой сучок с малой шишкой, перо неизвестной птицы, небольшой звериный коготь и связка пахучей травы.
«Возьми. Подержи немного в руках, потом в костер бросишь… Когда будешь людей или зверей лечить и захочешь, чтобы твой голос услышали, – вспомни, как вместе с огнем пел. Голос изменится – и тебя услышат. Даже если не пожелают или не смогут. Услышат. Прощевай, лекарь…»
Оглушенный собственным голосом, нереальностью происходящего, мальчик еще долго сидел, завороженный огнем малого костра. В какой-то момент встрепенулся, вскинул голову. Собеседника не было. На бревнышке стояла порожняя кружка и полупустой туесок меда с орехами. Все еще не собравшийся с мыслями, он почувствовал, как странный подарок, зажатый в руке, напоминает о себе. Еще раз пройдясь взглядом по веточке с шишкой, черному перламутру пера и блестящей кривизне когтя, решительно стряхнул все с ладони в угли почти угасшего костра. Не размышляя больше о сути происходящего, подбросил пару сучьев. Взметнувшееся пламя выхватило у ночной темноты кусок поляны. Пресыщенный впечатлениями, парнишка даже не удивился увиденному. Напротив, у зарослей дикой малины, сидела рысь. Крупный молодой зверь. Спокойно встретив своими желтыми глазами взгляд человека, она чуть потянулась вперед. Принюхалась, еле слышно то ли фыркнула, то ли чихнула. Снова уселась роскошной статуэткой, чутко прядая ушами с кисточками на кончиках. Потом в одно движение поднялась, повернулась и бесшумно исчезла за стволом кедра. Видимо, это стало последней каплей. Переполненный событиями, его мозг запротестовал. Мягко повалившись головой на свой рюкзачок, мальчик мгновенно уснул. Сон был бесконечным полетом над тайгой, над горами. Скольжением над зеленым потоком горных рек, восторгом отражения восходящего солнца в ледниках Белухи… Удивительно, но после пробуждения он не помнил ничего из событий прошедшего вечера. Осталось лишь ощущение приятной усталости, интересного сна и недоумения по поводу небольшой царапины на шее. Никак не мог вспомнить, где ее умудрился заработать.
Все подробности этой необыкновенной встречи вспомнились позже. Через пятнадцать лет. После одного события… но это уже другая история.