Ради родного сына отцу пришлось провернуть сложную комбинацию – продавить через департамент отправку на пенсию главного врача пятой поликлиники (шума было много!) и назначение на его должность заведующего оперблоком Якушкина. Тот согласился с радостью – повышение было значимым, да и возможности на новой должности открывались заманчивые.
На освободившееся место никто из больничных врачей не претендовал – потаенная суть происходящего была всем ясна и люди понимали, что Мартын Кириллович не даст спокойной жизни тому, кто посягнет на приготовленное для сына. Ввиду отсутствия желающих из числа старожилов, на заведование поставили недавно пришедшего в больницу Кирилла. Короче говоря, все прошло гладко (иначе у отца и не происходило, потому что он хорошо просчитывал ходы, не зарывался и умел быть благодарным).
– Самое сволочное в твоей работе – это план операций, – предупредил отец. – Если хочешь жить спокойно, старайся сделать так, чтобы все были довольны. Но и на шею садиться никому не позволяй, не давай никому потачки. Будь дипломатом…
Кирилл старался изо всех сил и, вроде как, получалось неплохо. Главное – втянуться в работу, выработать необходимые алгоритмы действий, а дальше все пойдет, как по маслу. К тому же и условия были благоприятными – с сыном главного врача сотрудники предпочитали ладить. Первые недели Кириллу было не до операций, но затем он начал брать по два дежурства в месяц, несмотря на то что заведующие отделениями от этой повинности были освобождены. Убивал сразу трех зайцев. Во-первых, во время дежурств делал экстренные операции, поддерживал руки в рабочем состоянии. Во-вторых, любому руководителю время от времени нужно оценивать свою работу с изнанки. Заведующий оперблоком видит одно, а хирург в операционной – другое. В-третьих, дежурства были полезны с политической, если так можно выразиться, точки зрения – смотрите, какой сознательный у нашего главного врача сын, затыкает собой дыры в графике дежурантов! Можно и иначе сказать – смотрите, какой принципиальный у нас главврач, сына-заведующего дежурить заставляет! Как ни скажи, а получается хорошо.
Ложкой дегтя в бочке меда была старшая медсестра оперблока, которая крутила амуры с прежним заведующим и была не прочь продолжить крутить их с Кириллом. Убедившись в том, что томные призывные взоры, якобы случайные касания и такая же неслучайная демонстрация прелестей, не оказывают на нового начальника никакого действия, обольстительница попробовала перейти к более решительным действиям – явилась в конце рабочего дня, заперла дверь, уселась на стол, сняла туфли, погладила опешившего Кирилла босой ногой и сказала, что хочет помочь ему «сбросить напряжение». Можно было осадить назойливую идиотку резко, по-начальственному, но Кирилл не стал этого делать – может обидеться и свалить, а лишаться толковой и деловитой старшей медсестры не хотелось. Пришлось срочно выдумывать личный кодекс, запрещавший служебные романы и торжественное обещание, данное отцу перед назначением на заведование. Отказ, который облечен в форму «хотел бы, да не могу», может огорчить, но не оскорбляет – отношения стали ровными, рабочими, а вскоре в больнице появился новый дежурант, на которого обольстительница успешно переключилась.
Кирилл рассказал родителям о том, как его соблазняли – дома было принято обмениваться смешными случаями. Отец смеялся до слез, а мать строго заметила: «однако, вот какие у вас там порядки». Романтические отношения врачей с медсестрами, и, тем более, брачные альянсы между ними в семье Барканских не приветствовались – довольно распространенный, надо сказать, во врачебной среде кастовый предрассудок. Когда один из отцовских приятелей, заведующий неврологическим отделением областного госпиталя ветеранов, развелся с женой, чтобы жениться на своей процедурной медсестре, его перестали приглашать в гости. Мама говорила, что если уж приглашать, то нужно приглашать обоих – и приятеля, и его бывшую жену, а это создаст ненужное напряжение. Но Кирилл понимал, что причина была в другом – в нежелании сидеть за одном столом с медсестрой. Все люди равны, с этим никто не спорит, но круг общения каждый формирует, исходя из собственных предпочтений.
Ко дню медика Кирилл получил благодарность от областного департамента здравоохранения. Обычная практика: «ты – мне, я – тебе». Отец отметил в докладной записке отличную работу своего зама по хирургии, а тот, в свою очередь, написал в департамент про заведующего оперблоком, который за недолгое свое пребывание в этой должности добился значительных успехов (успехи подкреплялись цифрами, выглядевшими весьма убедительно). По действующему положению, благодарности могли объявляться только тем, кто отработал в данной должности не менее года, но для Кирилла сделали исключение. Кроме этого, отец внес Кирилла в департаментский список кадрового резерва.
– Через год-другой будешь замом по хирургии, – обнадежил отец. – Хорошо бы, если в «девятке». Там все работает, как часы. Порядка почти столько же, что и у меня.
В отцовской больнице порядок был идеальным, разве что строем не ходили. По мнению Кирилла, которое он никогда не высказывал, с порядком отец немного перегибал палку, держал всех подчиненных в постоянном напряжении. Зато пациенты буквально заваливали департамент благодарностями – и сотрудники вежливые, и чистота кругом, и кормят вкусно, и лечат хорошо, и все препараты всегда есть в наличии. Филиал рая, а не больница!
– Я бы предпочел работать у тебя, пап, – ответил Кирилл. – Привык, знаешь ли, к нашей больнице.
– Это невозможно! – отрезал отец. – Теоретически разрешается, но на практике нас кляузами засыплют. А я уже пенсионного возраста достиг, мне рисковать нельзя. Опять же, «девятка» – кафедральная база. Тебе удобно будет совмещать, а заведующему кафедрой очень выгодно иметь в сотрудниках зама по хирургии. Сами обратно тебя позовут, можешь не сомневаться. А нет, так на кафедру усовершенствования устроишься…
В августе сознательный заведующий оперблоком поставил себе четыре дежурства вместо обычных двух. Жизнь заставила. Отпускной сезон в разгаре, а тут еще двое дежурантов разом из строя выбыли – один руку сломал, а другой, находившийся в многолетней завязке, вдруг решил развязать и ушел в запой с концами. С другой стороны, потенциальные пациенты тоже разъехались кто куда, так что поступления были небольшими. Хоть десять дежурств бери – не переутомишься.
Кто на молоке обжегся, тот, как известно, и на воду дует. Нельзя сказать, что неудачный опыт отвратил Кирилла от лапароскопических операций. Просто, если была возможность выбора, он выбирал классический открытый способ. Ну а если пациенту семьдесят четыре года и у него ожирение третьей степени, то тут ни о какой лапароскопическом удалении желчного пузыря и речи быть не может.
«Только бы пузырь не лопнул! – думал Кирилл, орудуя скальпелем. – Только бы не лопнул!».
Опасения были не напрасными – мало того, что набитый камнями желчный пузырь сильно растянут, так еще и эластичность его из-за возраста сильно понижена. Одно неверное движение – и желчь прольется в брюшную полость, а это та еще проблема! К тому же и ассистент попался неумеха – временно привлеченный в дежуранты хирург из поликлиники, который даже крючки толком держать не умел, не говоря уже о том, чтобы чем-то помочь. Но Кирилл блестяще справился с трудной задачей, в очередной раз доказал себе, что хирург он, скромно говоря, неплохой.
На следующий день Кирилла в коридоре подстерегла приехавшая из Москвы дочь пациента, энергичная дамочка, в которой с первого взгляда угадывался успешный менеджер среднего звена. Первым делом дочь поинтересовалась, почему операция была проведена без ее ведома и согласия. Мало что отец дал согласие на операцию? У него же деменция! Кирилл ответил на этот идиотский вопрос вежливо и обстоятельно. По таким-то и таким-то причинам вашему отцу была показана срочная операция, ждать вашего приезда для согласования вопроса мы не имели возможности. Что же касается деменции, то может она и имеется, но при поступлении пациент вел себя адекватно и согласие на операцию дал осознанно, с полным пониманием происходящего. Затем дочь спросила, почему отец находится в реанимации и с какой стати ее к нему не пускают. Кирилл так же вежливо объяснил, что после операции положено некоторое время быть под пристальным наблюдением, которое возможно только в условиях реанимационного отделения, и что туда посетителей не пускают, такова специфика. Нет, выкатить его на койке в коридор для того, чтобы показать вам, тоже нельзя. Так не делают, к тому же он подключен к монитору. Нет, перевозить его в Москву в таком состоянии нельзя, даже и на частной «скорой», и мы не отдадим тяжелого и не совсем стабильного пациента на перевозку, и сами они не возьмут. Почему он не совсем стабильный? А каким он может быть сразу после крупной хирургической операции в таком возрасте? Короче говоря, потерял на пустопорожние разговоры полчаса и это в самый разгар рабочего дня, да еще и после дежурства.