«Каким местом грешим – тем и расплачиваемся» – любимая поговорка венерологов. Пояснения здесь излишни, и так все ясно. Рано или поздно в местах контакта появляются признаки заболевания – язвочка, гной, жжение… Впрочем, при ВИЧ–инфекции в самом «согрешившем» месте никаких проявлений может не быть, но свою любимую поговорку венерологи и придумали задолго до появления СПИДа.
При сифилисе от «греха» до «расплаты» проходит довольно значительное время, а некоторые инфекционные заболевания, передаваемые половым путем, могут протекать бессимптомно. Можно быть больным и не знать об этом. А можно быть здоровым и думать, что ты болен. Если такая мысль приходит к человеку «изнутри», то стоит обратиться к психиатру, если же ее внушает врач, корысти ради делая из здорового человека больного, то психиатрия здесь бессильна.
Врач отделения медицинских осмотров Сорочинец любил деньги и умел их зарабатывать. Когда-то для пристойной жизни, включающей в себя как достаток в доме, так и доступность всяческих развлечений, столь приятно разнообразящих жизнь, Сорочинцу было достаточно доходов от оформления медицинских книжек без прохождения осмотра и частной практики. Как известно, «достаточно» – понятие относительное, и денег никогда не бывает много. Но в целом Сорочинец был доволен.
Со временем частная практика оскудела – расплодившиеся, словно грибы после дождя, частные клиники оттягивали на себя все больше и больше клиентов. И закономерно, если вдуматься, – по деньгам практически то же самое, а уровень сервиса значительно лучше. К Сорочинцу можно было явиться лишь в определенное время (обычно – в паузе между утренней и вечерней сменами), для сдачи анализов надо было идти из филиала в диспансер (хоть и полтора километра всего, а неудобство). К тому же доктор периодически был недоступен – болел или уезжал в отпуск: два раза в году погреться под египетским солнышком – это святое! Медицинские центры работают с утра и до позднего вечера, если не круглосуточно; все обследования, как правило, делаются на месте, а заболевшего или отдыхающего врача всегда есть кому заменить.
Доходы снизились, а расходы возросли. Выросли дочери; собственные привычки, с которыми расстаться невозможно, год от года становились все более дорогостоящими, а любовницы – все более алчными… Ну, и так далее.
Если в одном месте убыло, а в другом не прибавляется, то надо проявить инициативу. Не видя других способов выхода из личного финансового кризиса, доктор Сорочинец решил увеличить «левый» доход от оформления медицинских книжек.
Решить легко, а как сделать? Рекламные возможности в столь деликатной сфере весьма ограничены, реально можно рассчитывать только на так называемое «сарафанное» радио, да и то с оглядкой. Каждому пришедшему с медкнижкой или медкнижками (оптовая скидка – десять процентов) в душу не заглянешь. Правда, если клиент почему-то не нравился, Сорочинец, безгранично доверявший своей интуиции и очень ею гордившийся, тут же давал ему от ворот поворот. По настроению мог и наорать, чтобы в коридоре слышали:
– Что вы себе позволяете? Что значит – «можно договориться»? Порядок одинаков для всех, и исключений я ни для кого не делаю! Что значит «добавлю»? Я сейчас милицию вызову!
Если лишаешь себя денег, то хотя бы не лишай развлечения.
Гениальное решение пришло к доктору Сорочинцу в ванной, ну совсем как к древнегреческому ученому Архимеду. Отмокая после утомительного рабочего дня, умный доктор придумал, как можно одним махом «выдоить» клиента дважды. Причем совершенно безболезненно и, в сущности, безнаказанно.
Взять, допустим, парикмахера или маникюрщицу… Хоть из какого-нибудь дешевого «салона», затерянного в бетонных дворовых джунглях, хоть из респектабельного заведения. Всем им при наличии сифилиса работать по специальности нельзя. И поварам нельзя, и продавцам, и воспитателям детских садов… Перечень велик, он включает в себя все категории сотрудников предприятий и организаций, деятельность которых непосредственно связана с производством, хранением и реализацией продуктов питания и воды, а также всех работников коммунальных служб и всех организаций, занимающихся бытовым обслуживанием населения.
Всего и дел – сляпать поддельный анализ на реакцию Вассермана и показать его кандидату в клиенты. Как поступит в такой ситуации разумный человек? Разумный человек попытается договориться с доктором сразу по двум пунктам. Во-первых, чтобы работу не потерять (пусть даже и временно), медицинскую книжку оформить все равно надо. Несмотря ни на что. Во-вторых, надо вылечиться. Где? Конечно же у того же самого доктора, чтобы не посвящать в тайну еще кого-то и тем более не «встать» на диспансерный учет со страшным диагнозом «сифилис».
Ну а что может быть приятнее лечения несуществующего заболевания? Все так легко и просто, да еще и стопроцентный успех гарантирован.
«За книжку буду брать три тысячи. – Еще не успев вылезти из благоуханной воды с целебными морскими солями и ароматными эссенциями, Сорочинец занялся калькуляцией. – За «лечение» – десять, не меньше. Получается тринадцать, из которых три тысячи уйдет Галке… Чистого дохода – десятка с носа. Стоящее дело. Если в месяц иметь хотя бы дюжину человек, то уже, черт побери, можно жить. А ведь еще заодно и «контактных» так же пролечивать можно… Клондайк! Эльдорадо! Копи царя Соломона!»
«Галкой» доктор за глаза звал свою медсестру Галину. В глаза же он звал ее Галочкой, а иногда, в минуты быстрых кабинетных сближений, до которых Сорочинец был великий охотник, Галюшей и Пусечкой. Она же на людях звала доктора Юрием Петровичем, а наедине просто Юрой. Работать с Галиной было приятно во всех смыслах – и грамотная, и надежная, и симпатичная, и безотказная. Чего ж еще желать?
На подготовку ушло два дня, ровно столько времени полиграфическая фирма делала два штампа – «диспансерный», с названием, адресом и телефонами учреждения, и штамп «RW положительна».
Дело пошло так хорошо, что Юрий Петрович жалел лишь об одном – как это такая хорошая мысль не пришла ему в голову раньше. Это ж сколько упущено возможностей, сколько денег недополучено!
Какая там дюжина в месяц! Дюжина проходила в неделю. Каждый день через руки Сорочинца проходили один-два-три «донора», как цинично окрестил эту категорию клиентов сам доктор. Выбирались «доноры» с умом, так, чтобы свести возможность «спалиться» к нулю. Никаких сотрудников медицинских учреждений, хоть государственных, хоть частных, и никого старше пятидесяти, ведь чем человек моложе, тем больше у него сексуальных контактов и, следовательно, меньше подозрений вызывает венерический диагноз.
Больше половины «доноров» приводили к доктору своих партнеров. Разумеется, те тоже оказывались «больными». Лечить так лечить! Неожиданно в деле обнаружилась и третья польза. Быстро и качественно (еще бы!) «вылеченные» клиенты начали рекомендовать Сорочинца в своем кругу, что внесло весьма приятное оживление в частную практику сметливого доктора.
Хорошая работа, хороший достаток, обилие жизненных радостей – все эти факторы со временем притупляют бдительность. Начинает казаться, что и завтра, и послезавтра, и через месяц все будет точно так же, то есть хорошо, сытно и спокойно. А стоит только расслабиться…
Неожиданности подстерегают человека повсюду, на каждом шагу. Вот, например, женщина, технолог на молокозаводе, никогда не изменяла своему мужу, но тем не менее откуда-то получила сифилис. С коровьим молоком она его, что ли, получила? Или в массажном кабинете поликлиники? Смешно! Честное слово – смешно! Ясно же – муж наградил. У-у-у, негодяй!
А если муж, школьный учитель математики, тоже не изменял своей жене, то откуда там вообще взяться сифилису? Чудес на свете не бывает… Да и с анализами как-то странно выходит – пересдали в районной поликлинике и получили на руки бланки со штампиками «RW отрицательна».
Если бы брат мужа не работал бы в уголовном розыске, то, возможно, дело кончилось бы скандалом и жалобой в департамент здравоохранения на доктора-афериста. Малой кровью, так сказать. Максимальное наказание – строгий выговор с занесением в личное дело. Но муж рассказал о случившемся брату, точнее, спросил у него совета, как младший у старшего – что делать, куда жаловаться? Брат подумал минутку и ответил. Что жаловаться никуда не надо, а надо познакомиться кое с кем из его коллег, которых эта информация, несомненно, заинтересует.
И дальше все пошло по заведенному порядку – скрытая камера, незаметно выглядывающая из кармана куртки, так же хорошо скрытый микрофон, помеченные специальной краской деньги – тринадцать тысяч рублей пятисотками. Три тысячи за медицинскую книжку жены плюс десять тысяч аванса за «лечение» обоих супругов. Хорошая, «полновесная» сумма для солидного уголовного дела. Причем – для группового, ибо сговор и получение взятки происходили в присутствии медицинской сестры Дороховой Галины Александровны, которая не только не воспрепятствовала совершающемуся преступлению, но и принялась выгораживать своего доктора, утверждая, что никаких денег он не брал, подбросили ему деньги. Чего только не сделаешь для человека, который много лет подряд обещает на тебе жениться… Вот-вот, только дочерей замуж выдаст – и сразу женится.
Чрезвычайное происшествие, по мнению главного врача, однозначно заслуживало внеочередного собрания коллектива. Коллектив считал иначе, особенно те, кто отработал в первую смену. У них собрание, начавшееся в два часа дня, съедало не рабочее время, как у второй смены, а личное. Да еще в пятницу, когда так и тянет поскорее забыть про работу.
Первая смена была представлена на собрании полностью, вторая – за исключением немногих, оставшихся «закрывать амбразуру» на приеме. Собрание собранием, а работа работой. Закрывать диспансер на время собрания никто не разрешит.
Сказать, что доктор Данилов явился на собрание не в лучшем расположении духа, – это еще ничего не сказать. Расположение духа было самое что ни на есть отвратительное. Сразу по нескольким причинам: довольно длительный приступ головной боли (что-то часто начала болеть голова после устройства на работу в диспансер!), срыв запланированной на четыре часа встречи со старым другом Полянским, нежелание слушать пафосные речи, перемежаемые поучениями, сознание совершенно пустой и никчемной траты времени.
Для того чтобы не помереть от тоски, Данилов прихватил на собрание из кабинета «профильный» журнал «Вопpосы куpоpтологии, физиотеpапии и лечебной физической культуpы». Не самое увлекательное чтение, но все же возможность отвлечься, да и не столь вызывающе выглядит чтение во время собрания медицинского журнала, как, например, детектива.
Полностью отвлечься не удалось. Читая статью, посвященную оценке эффективности средневолнового ультрафиолетового облучения больных псориазом, Данилов невольно, краем уха, слушал главного врача. Сказывалась выработанная еще в студенчестве привычка одновременно читать и слушать или слушать и писать что-то другое, не связанное с тем, что слышишь.
Смысл длинного выступления главного врача можно было свести к одной-единственной фразе: «Взятки брать нехорошо и опасно». Но какой уважающий себя руководитель откажется лишний раз подробно и пространно объяснить подчиненным, как им следует себя вести? Наверное, нет на свете таких руководителей. И как в такой речи можно не упомянуть собственные подвиги?
– Вот все вы вечно жалуетесь на то, что администрация, как вы выражаетесь, «повсюду сует свой нос». И не надо мне вот этих невинно-удивленных глаз, я знаю все, такая уж у меня должность! А как можно администрации не следить за тем, что происходит в диспансере? Вот стоило чуть ослабить внимание, как пожалуйста – открыли уголовное дело на Сорочинца…
Провинившийся доктор на собрании не присутствовал. Отпущенный под подписку о невыезде, он открыл в поликлинике по месту жительства больничный лист и засел дома, выходя из него только для явки к следователю. То же самое сделала и медсестра Дорохова.
– Может быть, кому-то наше рвение кажется чрезмерным, но на самом деле это не так! А потом – я же вас всех прекрасно знаю! – Марианна Филипповна погрозила подчиненным пальцем. – За вами глаз да глаз нужен. Вы же все только и думаете о том, как бы легких денег срубить! И совершенно не думаете о вашей собственной же безопасности, как и о репутации нашего диспансера! Даже слушать меня не хотите! Кто-то не приходит на собрания, а кто-то перепутал наш конференц-зал с библиотекой!
Данилов оторвался от чтения и встретился взглядами с главным врачом.
«Проклятая привычка читать во время собраний, – обреченно подумал он, предвкушая публичную выволочку. – Нет, давно надо было научиться спать с открытыми глазами. Вон, доктор Бондарь на «Скорой», говорят, вызова умудрялся обслуживать, так и не просыпаясь…»
– Владимир Александрович, вам неинтересно то, что я говорю? – «взяла разгон» главный врач.
Врать не хотелось, поэтому Данилов предпочел промолчать.
– Почему вы позволяете себе читать, когда говорит главный врач?
– Извините, – выдавил из себя Данилов, надеясь, что главный врач удовлетворится и оставит его в покое, но не тут-то было.
– Вы, наверное, считаете себя самым умным? – В голосе Марианны Филипповны зазвучало откровенное ехидство. – Настолько умным, что можно и тем, что говорит главный врач, пренебречь, все равно она ничего умного не скажет? Что вы молчите? Ответить нечего?
Внутри Данилова словно распрямилась некая, очень долго сжимаемая пружина. Он встал и ответил, раз уж попросили. Вернее, вежливо поинтересовался:
– Скажите, пожалуйста, Марианна Филипповна, известно ли вам, на каком автомобиле приезжал на работу доктор Сорочинец?
– Насколько мне известно, у него был большой черный «Лексус», – не задумываясь, ответила главный врач. – Но какое это имеет отношение к вам?
– Да, если точнее, то он ездил на трехсотпятидесятом «Лексусе», – продолжил Данилов, пропуская последний вопрос главного врача мимо ушей. – Я его машины не видел, но мне о ней рассказали. Причем сразу несколько человек, а не один. В том ключе, что доигрался, мол, Сорочинец, теперь придется ему свой «Лексус» продавать, чтобы откупиться.
– Если вам нечего сказать по существу, то садитесь и разрешите мне…
– Это как раз по существу, Марианна Филипповна, – заверил Данилов. – Вы столько говорите о том, как администрация следит за порядком в диспансере, за тем, чтобы никто из сотрудников не нарушал бы закон, ваши «санитарные» обходы похожи на обыски, но при всем том вы не замечаете того, что один из врачей разъезжает на машине, для покупки которой ему десять лет надо копить зарплату! Всю, до копеечки. Ни есть, ни пить и за квартиру не платить. Как-то странно, вы не находите? Вот теперь у меня все.
Данилов сел на свое место.
– Зато у меня не все! – Марианна Филипповна налилась багрянцем и поджала губы. – Это что за намеки вы себе позволяете, а?! Вы хотите сказать, что мы не видим дальше своего носа или еще что похуже?! К чему вы вспомнили про машину Сорочинца?!
– К слову, – не вставая, ответил Данилов.
– Откуда вы можете знать, как он купил свой «Лексус»?! Почему вы беретесь судить о людях по тому, на какой машине они ездят?!
Пришлось снова встать и внести ясность:
– Я не берусь судить о людях по марке их автомобиля, я просто удивляюсь тому, как вы, тратя столько сил на поддержание порядка в ва… нашем диспансере, не замечаете кое-каких очевидных фактов, сильно бросающихся в глаза. Вот это я хотел сказать, Марианна Филипповна. Я никого не призываю к контролю чужих расходов и доходов, но, согласитесь, очень странно вяжутся между собой заявления о том, что вы все знаете, очень тщательный контроль санэпидрежима, который я испытал, можно сказать, на своей шкуре, и игнорирование столь интересных обстоятельств, как «Лексус» у рядового врача кожвендиспансера.
– Может, он взял его в кредит? – предположила главный врач. – А вы…
– Вы снова меня не поняли, Марианна Филипповна, – перебил Данилов. – Я не о том, на какие деньги наш коллега купил свой «Лексус». Я о том, что сказав «а», надо говорить и «б» или не говорить вообще ничего.
Дискуссия проходила при полном, абсолютном молчании остальных сотрудников диспансера. Даже представители администрации воздержались от негодующих замечаний. Все сидели и слушали, никак не выказывая своего отношения к происходящему, переводя глаза с главного врача на Данилова и обратно.
– Теперь-то мне все ясно, Владимир Александрович! – многозначительно протянула главный врач. – Все! Вопросов больше не имею.
Данилов снова сел. Он прекрасно понял, что хотела сказать главный врач. Не то, что она поняла сказанное насчет «Лексуса», а то, что ей стало ясно, почему Данилов сменил столько мест работы.
«Поздравляю, Вольдемар, – сказал он себе, уже жалея, что не смог сдержаться. – Высказался, отвел душу. Так и до окончания испытательного срока не дадут доработать».
Журнал Данилов больше не открывал. Не потому, что собрание стало интереснее, а потому, что главный врач то и дело посматривала в его сторону. Закончилось довольно быстро. «Так можно и прямо сегодня без работы остаться. Уволит с выговором за нарушение дисциплины как не выдержавшего испытательного срока. Статья восемьдесят первая трудового кодекса, часть шестая. Расторжение трудового договора по инициативе работодателя вследствие однократного грубого нарушения работником своих трудовых обязанностей. Елена так часто поминает в рассказе о рабочих делах эту статью, что хочешь не хочешь, а запомнишь. С такой записью в трудовой книжке искать новую работу будет весьма проблематично – восемь из десяти дверей будут автоматически передо мной закрываться.
Интересно, можно ли считать чтение на собрании нарушением трудовой дисциплины? – подумал Данилов. – А какая, впрочем, разница? Захотят – так во время следующего «санитарного обыска» шприц в мусорку подкинут. Это уже будет настоящее грубое нарушение. Надо ж было так влипнуть… Ладно, снявши голову, по волосам не плачут. Буду работать. Еще, чего доброго, и главного врача с заведующей пересижу. Вот, правда, не факт, что на «Лексус» заработать удастся, ну так хрен с ним, с «Лексусом». Не жил хорошо, так нечего и начинать».
Собрание закончилось довольно быстро. Еще где-то пять минут выступала главный врач, затем каялась и охала заведующая отделением медицинских осмотров, потом выступила главная медсестра, которая неизменно высказывалась по любым вопросам, затем недолго, мимоходом, пропесочили за небрежное ведение документации дерматолога Низаметдинова и разошлись.
Несмотря на столпотворение в проходах (всем хотелось уйти побыстрее – кто торопился домой, кто на прием), вокруг Данилова образовалось небольшое, можно сказать – совсем крошечное, свободное пространство. «Главный симптом опалы», – усмехнулся про себя Данилов.
Кажется, нигде еще он не умудрялся столь быстро испортить отношения с администрацией. Всего каких-то две недели. Рекорд! Только медалей за этот рекорд не полагается.
На выходе из зала Данилова перехватила непосредственная начальница – заведующая физиотерапией. Перехватила в прямом смысле этого слова – цепко схватила за рукав халата и, не говоря ни слова, потянула в сторону. У Данилова мелькнула глупая мысль, что его хотят поставить в угол за плохое поведение, но до угла Ангелина Александровна не дошла – остановилась где-то на полпути, обернулась к Данилову и зашипела прямо ему в лицо:
– Вы что, с ума сошли? Разговаривать с главным врачом в подобном тоне, да еще на людях! Идите и извинитесь, прямо сейчас!
Пользуясь тем, что его больше не держали, Данилов отступил на шаг назад, чтобы не чувствовать неприятного запаха изо рта заведующей.
– Мне не за что извиняться, – сухо, едва ли не грубо, сказал он. – Я высказал свое мнение в корректной форме, причем только после того, как главный врач настойчиво добивалась от меня ответа.
– Вы что, не понимаете? – ужаснулась Ангелина Александровна. – Вам же теперь не дадут спокойно работать! И мне, за компанию, тоже!
– Сожалею, – развел руками Данилов, – но ничем помочь не могу. Не в моей власти. Если вы не возражаете, то я пойду, хорошо? Моя смена уже закончилась.
– Идите! Если вы считаете, что вы правы, то идите!
«А тебя, оказывается, можно вывести из себя, – подумал Данилов, заметив, как раздуваются крылья носа Ангелины Александровны и наливается красным ее лицо. – Нужен только подходящий повод».
– До понедельника! – вежливо сказал он.
– До понедельника! – В голосе заведующей звучала угроза, смешанная с раздражением.
Судя по всему, последний понедельник уходящего года обещал стать для Данилова непростым днем. Из тех дней, которые запоминаются надолго, порой – на всю жизнь.
У входа в метро парень и девушка в красных «сантаклаусовских» колпаках раздавали прохожим рекламные листовки. Но не просто раздавали, как это делает подавляющее большинство, а старались чем-то рассмешить – шуткой, гримасой, жестом. Иногда им это удавалось, и тогда они начинали смеяться сами – словно переливались, вторя друг другу, два звонких колокольчика. Смеялись они столь заразительно, что вокруг них сразу собиралась маленькая толпа из вечно спешащих москвичей и втянувшихся в столичный ритм приезжих. Данилову показалось, что народ останавливается не из любопытства и тем более не ради получения рекламной листовки, а просто из желания полюбоваться на счастье, пусть даже на чужое, мимолетное.
Настроение у Данилова немного улучшилось. Стоя на эскалаторе, он думал о хорошем – о новогоднем празднике, до которого осталось совсем немного, о подарках и о том, что хорошего в жизни куда больше, чем плохого.