Дверь скрипнула в этот момент, на крыльцо кто–то вышел, чиркнула спичка. Запах дыма дешёвых сигарет ударил в нос. Послышались голоса.
– Может, еще ей дозу вколоть?
– Вы что, Карл Францевич, угробим девчонку.
– Без нее мне не видать картины, всю жизнь я ее искал. Ты понимаешь?
– Понимаю, но нельзя, помрет, я отвечать стану? Когда ты по Германиям репатриантом разгуливать станешь.
– Какой же ты глупец, однако, разве ж я брошу своего врача, ты знаешь не только состояние каждого моего органа, но и где прикопан каждый мой враг. Ты еще пригодишься. Я пока никуда не собираюсь. Щас выпущу Нерту и Барсика, пусть прогуляются.
– Их не кормили давно, смотри Карл Францевич, аккуратнее.
– А ты бросай курить, от твоих папирос мутит. Я тебе плачу гонорары, с одного можно месяц в Шантеклере в Ницце месяц молодого барашка с фуа– гра кушать. А ты одеваешься как бродяга и куришь донской табак, а мог бы Стьювезандом дымить. Слушай, но надо отдать тебе должное, этот фокус с Годзиллой здорово придумал. Вот что б я делал без тебя. Отольются ублюдку отцовы слезы. Сына моего сгубил. И думает – доживет спокойно.
– Спокойно уже не получится, с этими таблеточками вообще не знаю, как он еще живет. Мне, если б такой диагноз сказали, я б вздернулся. А он ползает. Вот она, сила духа. Если б не был дураком, пошел бы к другому врачу. Если б не был повязан я с тобой давними обещаниями, Карл Францевич, я бы занялся пациентом. Любопытный объект для исследования.
– Ты, голубчик, давай без своих разглагольствований.
⠀ Было слышно, как собеседник жадно втянулся и бычок желтой стрелой полетел в темноту.
– Пошли, голубчик, доверяй, но проверяй, при мне укольчик сделаешь.
Голоса стали еле различимы за дверью. Шаги стихли. Руслан оторопел, постучал по плечу племянника и показал себе на закорки рукой. Чтоб залезал и дотянулся до окна, которое располагалась непривычно высоко. Почти под крышей.
– Дядь Руслан, че т сыкотно, давай вернёмся, позовём наших.
– Ты дурак или как? Он щас ей дозу влепит, а вдруг не выдержит. Сам слышал. Лезь, говорю на плечи. Упыри, ты слышал? Кого они таблетками травят? Я не понял? – Руслан шипел и кипел.
– Дядь Егора кажись, мне аж поплохело.
– Так получается, нет у него никакого рака? Дотянулся? Видно че? – позвонки Руслана захрустели. Ушибленная нога горела и ныла. – Че там?
– Не видать ничего, темнота. Может они в подвале её держат?
– Залезть сможешь?
– Не, дядь Руслан, ты чего, я пас, – парнишка спрыгнул неудачно, ругнулся.
– Ладно, тогда ты беги, зови всех. Я сам.
– А если у них оружие или там ещё кто?
– Старикан и докторишка, я их в два счета уложу, я ж в ВДВ служил, сто прыжков с парашютом, все дела.
– Да, а с виду не скажешь, – хихикнул Мишка и скрылся на тропинке между кустов.
⠀ Руслан включил фонарик на телефоне и спустился к реке, в поисках дубины поувесистее. Один худой кустарник да ивы. Вернулся. Нарвал пук сухой травы, смотал в клубок, внутрь запихнул какие– то, оставшиеся случайно в кармане отцовой куртки, чеки магазинные. Поджёг зажигалкой, полынный запах и удушающий дым окутали мужчину. Он закашлялся, подбежал со вспыхнувшим мгновенно факелом в ночи к двери. Скрипнули петли. Пук травы развалился. Руслан ворвался в дом. Дымовая завеса окутала дверь. Искры заплясали и разбежались по деревянному полу, спрятались в циновке возле входа. Медленно зарождался пожар. Послышались голоса откуда– то с низу. Светанул фонариком, чугунная печь. У печи притулилась кочерга.
– О, то, что надо! – Руслан схватил железный прут, распахнул дверь из гостиной в другое помещение, поменьше. Заметил диван, стол, и штору. Дернул драпировку. Окна не было. Опять дверь. Толкнул. Узкая лестница вниз. Голоса все ближе, разборчивее. Но спустившись до конца упёрся в шкаф. Сердце колошматилось в горле, куртка прилипла к лопаткам, ноги предательски дрожали. Он застыл в нерешительности, силясь принять решение – метнуться прочь, что есть сил или попытаться. Впервые в жизни попытаться не струсить. Вдвшник недоделанный. Кроссовки вросли в дощатый пол, ногти вгрызлись в ладони– с такой силой он сжимал кулаки. А сознание будто отключилось. Хотелось припомнить почему– то хоть одну молитву. Да не приучен. Веровать.
В памяти всплыла обрывком. Лоскутом панно, словно на задворках картинной галереи в Израиле, где он подрабатывал реставратором – синь моря. В ушах зашумело, прилив. Волна ударилась о берег. Старый плешивый еврей надрывно тянет в прибрежном шалмане. Вгрызаясь в микрофон:
«Я молитву свою обращу к живым и павшим.
Помолюсь я за жизнь, помолюсь и за упокой.
Попрошу я у бога за грешных, пропащих.
Ты прости их и рая врата хоть чуть–чуть приоткрой…».
Последнюю фразу песни он проговорил три раза, неумело перекрестился и рванул на себя дверь шкафа. Дверца жалобно застонала. Будто покинутая всеми старуха. Вывалилась с верхней полки заячья ушанка, платяной старый шкаф будто пытался освободиться от старья: сыпались какие– то шарфы, шали, тулупы, лоскутные одеяла. Руслан отскочил, подхватил одно из одеял, накинул на себя, залез в нутро, попахивающее нафталином. С размаху плечом саданул по задней стене. Взвыл от боли. Картонка не шелохнулась. «Блин, но как– то они же проходят вниз, надо, как в кино, кнопочку, рычажок искать». Он принялся шарить по внутренним стенкам. Наткнулся на загнутый гвоздь. Поранился. Чертыхнулся. В этот момент что– то снаружи заскрежетало, чихнуло. И шкаф начал двигаться. Руслан едва успел выскочить. Открытые двери шифоньера не дали ему вплотную прижаться к стене. Дым просочился вниз, не позволяя разглядеть, что происходит в образовавшемся проеме. Он глубоко вздохнул, набрал полные легкие воздуха и шагнул в неизвестность. Тут в глазах все померкло, засверкало. Падая, ударился скулой обо что– то острое, все, что уловило отличающееся сознание – пробежавшие перед глазами кроссовки и дорогие коричневые ботинки. «Лера». Кричал мозг. Тело не двигалось. И темнота. Дверь в неизвестность, скрежеща, захлопнулась. Шкаф встал на место. Пожар охватил охотничий домик.
Лежа без сознания, Руслан не знал, что прибыла подмога. Все взрослые с фермы, приехавшие на выручку своим, уже таскали воду с реки и пытались погасить пламя. Ведрами, тазами, бадьями, бочками. Но этого было недостаточно. Пожарные были в пути, из ближайшего райцентра ехать около часа. Володя сумел разбить окно с сослуживцами и залезть внутрь. Но пламя не позволяло ориентироваться. Стены слизывало пламя, а вход в подвал так никто и не нашел. Милки всхлипывал, но кромсал топором стены, делая засечки на сосновых бревнах. Зря растрачивая силы.