Концерт я отыграла из рук вон плохо, мой педагог только покачала головой, но ничего не сказала. Главное, зачет я сдала и теперь у меня начнется подготовка уже к экзаменам, итоговый концерт.
– Я понимаю твое состояние, – высказалась Юлиана Михайловна, которая была моим главным куратором, – Но это не повод проваливать зачетный концерт, Рита.
– Я знаю, – вздохнула в ответ, складывая скрипку в кейс.
Полированное красное дерево было будто теплым, эту скрипку, безумно дорогую, мне тоже подарил папа, когда я поступила в консерваторию им. Чайковского, на кафедру скрипки. Мне нравилось тут учиться, я с удовольствием занималась, но сейчас Юлиана Михайловна права, что-то во мне сломалось.
– Рита, артист всегда артист и неважно, какие у него трагедии в жизни, – продолжала мой педагог, доцент кафедры, – Ты должна выйти и сыграть так, чтобы все поняли, что у тебя на душе. Нужно выплеснуть свою боль, показать всем свою силу, трагедию твоих переживаний, просто совмести это с музыкой.
– У меня не получится.
– Придется сделать так, чтобы получилось, – строго ответила Юлиана, – Ты музыкант, расскажи всем о своем горе, сыграй это на своей скрипке, не держи в себе. Иначе ты закроешься и станешь недоступна для музыки, которую больше не услышишь в себе. Надеюсь, ты понимаешь, что я тебе говорю?
– Да, – склонила я голову.
На глаза навернулись слезы, но я попыталась подавить их, проглатывая ком в горле. Она права, но мне просто нужно время.
– Зря ты вышла так быстро, после того, что произошло. Насколько я знаю, ты отпрашивалась на месяц, в связи со свадьбой. Почему ты не уехала?
– Так получилось, – неохотно ответила я, защелкивая серебристые замки, – Скорее всего я воспользуюсь вашим предложением и позанимаюсь дома. Буду готовиться к отчетному концерту самостоятельно.
– Я могу приехать к тебе пару раз, прослушать, – согласилась Юлиана.
– Было бы неплохо, – через силу улыбнулась я, – До встречи.
– До свидания, Рита и помни, что я тебе сказала, – пожала мне руку педагог и вскоре я вышла из здания консерватории.
На улице моросил ледяной дождь, и я вспомнила, что нужно позвонить Саше, чтобы он приехал за мной. Набрала его номер, он обещал скоро быть. Пока ждала его, решила позвонить Бондаревой. Тетя Света взяла трубку после долгого ожидания, я уже думала, что не ответит:
– Тетя Света, привет, – начала я бодро, – Мама не может до вас дозвониться, вы куда пропали? И на похоронах вас не было.
– Зачем? – сухо спросила Бондарева, отчего я потеряла дар речи.
– Как зачем, – промямлила я, настолько удивилась, что растеряла все слова.
– Рита, наша семья не поддерживает отношения с теми, кто не входит в наш круг. Мы стараемся не общаться с чужими людьми, сама понимаешь.
– Это мы-то чужие? – удивилась я.
– Да, надеюсь, ваши неприятности закончатся, но на данный момент не считаем нужным впускать в свой круг совершенно посторонних нам людей.
– Но… – начала я, слушая короткие гудки в трубке. Ничего не поняла, если честно. Мы с мамой посторонние люди?! С чего бы это.
Внезапная злость просто затопила меня с головы до ног, прокатившись жаром по телу. Посторонние люди, мы с мамой? Вот как! Сжала кулачки до боли, чувствуя жесткую кожу ручки от кейса. Мама не поймет, она верит в своих подруг. Для нее это будет такой удар, что я не могу себе представить его последствия. Значит, Кувериной тоже можно не звонить. Мама и эти двое дружили давно, если Бондарева от нас отказалась, то и Куверина тоже.
Саша подъехал и вышел из машины, поднимая воротник черного пальто, открыл мне заднюю дверь. Быстро села, устраивая на сидении кейс с каплями дождя на кожаных боках.
– Домой? – спросил охранник, ныне водитель.
– Нет, отвези меня на работу к отцу, – ответила я, принимая решение, – Точнее в офис холдинга.
– Понял, – кивнул Саша и машина мягко тронулась с места.
Дворники еле справлялись с дождем, что уже разошелся во всю силу, превратившись в сильный ливень. Видимость была практически нулевая и фары встречных машин тонули в размазанном водном тумане. Зачем я еду к своему мужу? Что хочу от него услышать? Вымолить прощение за то, что я не совершала, вернуть все, как было? А как же папа, его не вернешь. Но я помогу маме, она не выживет в таком мире, который от нее отвернулся.
У высокого здания офиса немного помедлила, всматриваясь в стеклянный фасад здания. Сколько раз я приезжала сюда к папе, проходила в его кабинет и долго сидела там тихо играя в углу или делая уроки. Папа никогда не выгонял меня, не говорил, что я ему мешаю. Иногда сам велел привезти к нему дочь, если я по какой-то причине не приезжала. Да, то время прошло и теперь я уже стою у тяжелой двери в папин бывший кабинет и смотрю на новую табличку, где на черном фоне золотыми буквами написано «Генеральный директор Рязанцев Артем Николаевич». Мой муж.
Собрав всю волю и выдохнув, нажимаю на ручку и открываю дверь. Вижу в приемной секретаря, которая хорошо меня знает и встает из-за стола, поправляя серый в полоску костюм:
– Маргарита Владимировна, здравствуйте, – вежливо улыбается женщина лет сорока пяти. Татьяна давно работает с моим папой, значит и новый директор ее оставил. Хорошо, что для персонала здесь ничего не поменялось.
– Артем Николаевич у себя? – спрашиваю ее, и она кивает, выходит из-за стола.
– Сейчас спрошу, примет он вас или нет.
– Татьяна, я его жена, – напоминаю ей, и женщина замолкает, виновато отводя взгляд, – Я сама разберусь со своим мужем.
Решительно открываю дверь и вхожу в кабинет, сталкиваюсь с острым взглядом стальных глаз, которые тут же режут меня по живому. Кажется, что я вся покрыта болезненными ранами, особенно в области груди: пульсирует и ноет боль, отдавая по всему телу. Артем откидывается на спинку кожаного кресла и смотрит на меня, потом усмехается и откладывает в сторону какие-то документы:
– А-а, дочь предателя, – муж кривит губы в злой улыбке, – Пришла просить милостыню?