Мы всегда встречались с Сэмом в этой забегаловке. Мне здесь нравилось. Неброско, тихо, малолюдно, кормят сносно. Ресторан как ресторан, работающий с раннего утра до самого позднего часа. Приглушенный мягкий свет, не раздражающий глаза, спокойная, не режущая слух музыка. И большие стеклянные витражи, заменяющие в одной из стен окна. Я всегда садился за столик напротив, и мог наблюдать за происходящим на улице, на тротуаре и на проезжей части. Так же мне открывался прекрасный вид на подпирающие дорогу с противоположной стороны дома.
Было четыре часа пополудни, за стеклом торопливо сновали спешащие по своим делам люди, сверху на них капал начинающийся дождик. В обеденном зале ресторана было тепло и уютно. Я сидел, свободно откинувшись на спинку стула, и цедил свой обычный молочный коктейль. Помимо меня, в зале находилась стайка взъерошенных студентиков, с шутками-прибаутками поглощающих бюджетные хот-доги, да почтенная пожилая пара, с важным и деловым видом пролистывающая меню. Я бросил косой взгляд на наручные часы. Сэм не имел привычки опаздывать. Оставалось надеяться, что маленький проныра застрял в пробке.
Отставив стакан, я развернул сегодняшнюю газету, пробегая глазами по сводкам последних новостей. Не жалую жёлтую прессу, но в силу особенностей моей профессии вынужден иногда совать нос во всю эту развесистую клюкву. Бывает, что и на страницах подобного мусора иногда выуживаешь крупицы неожиданно ценной информации. Но в этом номере было совсем негусто. Поживиться особо и нечем. Статья «Массовый побег мертвецов—зомби из городского морга» за милю отдавал какой-то дешёвой театральностью. На заголовки типа «Дьявольская Оргия девственниц—христианок на центральном кладбище» и вовсе обращать внимание было глупо.
Свернув газету в трубочку, я посмотрел на жующих за соседним столиком студентов. Три одетых по последней молодёжной моде юнца с невообразимой хренью на голове, гордо именуемой в определенных кругах стильной стрижкой, и две симпатичные смешливые девчонки. Девчонки в заведённом порядке бурно реагировали на каждую остроту сокурсников, не забывая макать хот-доги в соус. Я похлопал газетой по ноге. Довольно шумное соседство, но нашей беседе с Сэмюелем они помешать никак не могли. Шепнуть парочку нужных слов, и никто из посторонних ничего не услышит. Одна из девчонок на секунду отвлеклась от своей тарелки и, слизывая с пальцев кетчуп, скользнула по мне рассеянным взглядом. На краткий миг наши глаза встретились, и она едва уловимо улыбнулась мне. Хорошая девчонка. И мордашка хорошенькая и улыбка очень милая. Я по-джентельменски улыбнулся в ответ. Задержав на мне взгляд чуть дольше, чем позволяли приличия в цивилизованном обществе, она повернулась к друзьям.
Я вздохнул и вновь присосался к стакану. Я знал, что произвожу неплохое впечатление на окружающих. Собранные в хвост длинные чёрные волосы, пристальный взгляд тёмных глаз, дорогие часы на запястье, чёрное пальто из чистой шерсти. Видный и серьёзный мужчина, одним словом. Знала бы эта девочка, чем я зарабатываю на хлеб…
Сэм как всегда появился неожиданно. Вот его не было, а вот он уже с широченной улыбкой на холеной физиономии усаживается напротив меня.
– Здравствуй, Эрик! – во рту Сэма блеснули белоснежные зубы. – Я взял на себя смелость заказать свежего чаю.
– Всегда завидовал твоей пунктуальности. Что произошло? Я уже начал думать, что тебя похитили с целью выкупа.
– Ты волновался за меня?
– Ничуть. За твою жизнь я бы не дал и ломаного гроша.
– Ты как всегда сама любезность, Кроу, – сразу помрачнел Сэм. Его улыбку как ветром сдуло. Он протянул мне через стол конверт. – Держи. Тебе заказное письмо от бабушки.
Не распечатывая, я сунул конверт во внутренний карман пальто. Я знал, что в этом конверте. И на девяносто девять процентов доверял Сэму. На все сто я не доверяю никому. Но облокотившийся локтями о столешницу маленький человечек в дорогущем костюме, с напомаженными, зачесанными назад светлыми волосами и золотым перстнем – печаткой на среднем пальце правой руки знал, что пытаться меня надуть – себе дороже. Мы не первый год работали вместе. Сэм был хорошим агентом. Одним из лучших. И ещё никогда меня не подводил. Впрочем, как и я его.
Обернувшись, Сэм изучил добивающую хот-доги группу студентов и продемонстрировал мне наглую ухмылочку.
– Смотрю, ожидая меня, ты не скучал? Охмуряешь молоденьких цыпочек, Эрик?
– Хотел бы я знать, когда ТЫ занимался этим в последнее время, Сэм, – я допил коктейль и, вытерев губы платком, вернул ему ухмылку.
– Ха-ха, очень смешно, – тут же поскучнел Сэм. О прекрасно понял мой намёк. Мой агент только выглядел как человек. Заявись он в ресторан в своём истинном облике и перед хозяином сего заведения встал бы вопрос, кого вызывать в первую очередь – полицию, психиатра или ловцов бродячих животных. Сэм был представителем немногочисленной расы обманников, славящихся своим мастерством маскировки и мимикрии. Обманники могли принять вид практически любого человека, будучи при этом похожи на людей, как слон на овчарку.
– Как всё прошло – гладко? – перешёл к делу Сэм, наливая себе ароматного дымящегося чаю из принесенного официанткой чайника. Чай был известной слабостью обманников. Иные из этих существ сидели на чайных листиках, как торчки на героине.
– Гладко…. Не считая того, что мне пришлось столкнуться с Бесноватой и убить маленькую девочку. И заодно парочку низших оборотней.
– Бесноватой? – эхом отозвался Сэм, размешивая в чашке сахар. – Уровень?
– Не из самых слабых, – уклончиво ответил я. – Пришлось повозиться.
– Девочку, говоришь, убил…
– Я тебе толкую о Бесноватой ведьме, – не опасаясь, что нас услышат, я повысил голос. – Ты не хуже меня знаешь, что это за тварь! В контракте и слова не было о том, что это будет не обычная ведьма!
Сэм пригубил чай, глядя на меня кроткими голубыми глазами.
– Мне жаль, что так вышло, Ходящий. Это плохо. Это очень плохо, что у тебя складываются не самые лучшие отношения с детьми. С маленькими девочками, знаешь ли, надо вести себя соответственно…
– Да что за чушь ты несёшь? – рассвирепел я, сжимая кулаки. – При чём тут вообще мои отношения с маленькими девочками? У меня никогда не было с ними никаких отношений, и тебе это…
– Будут, – как отрубил Сэм и вновь расплылся в ухмылке.
Я проводил взглядом расплатившихся и двинувших в сторону выхода студентов. Давешняя девчонка, откинув со лба чёлку золотистых волос, на прощанье бросила на меня ещё один взгляд и одарила чуть более открытой и смелой улыбкой. Я машинально растянул губы и, стараясь не смотреть на её длинные стройные ноги, едва прикрытые короткой юбчонкой, сказал, уже глядя на Сэма:
– Приятель, у меня создалось впечатление, что мы говорим о странных и непонятных вещах. Если честно, я ни черта не понял. Но зная, что ты слов на ветер не бросаешь, я пока воздержусь от выдёргивания твоего наглого языка и соизволю тебя выслушать до конца.
– Наклёвывается выгодное дельце, дружище, – причмокнул Сэм, отхлёбывая из чашки. – Чтобы ты всё уяснил раз и навсегда, скажу, что…. М-м…. Замечательный чай, кстати. Так вот…. Это сделка жизни, одним словом.
– Ну-ну, сделаю вид, что тебе удалось меня заинтриговать, – я демонстративно посмотрел на часы. – Только не впадай в ненужную патетику, пожалуйста. Уже половина пятого, а мне до дома почти час езды на маршрутке. Я бы хотел успеть на вечерний матч.
– Нужно перебросить на Обратную Сторону одного человечка.
– Живая контрабанда? Ты же знаешь, что меньше всего я люблю работать проводником.
– Но кроме тебя никто не способен выполнить эту работу, Эрик! А с другими Ходящими я не сотрудничаю!
– Обычно происходит наоборот, – хмыкнул я. – Нет отбоя от желающих прорваться к нам…
– Ты же знаешь, как это бывает, Эрик. Политика, бизнес, разборки, кто-то узнал или услышал больше, чем нужно…. Но в данном случае всё обстоит совершенно иначе, гарантирую.
Я начал скучать и повернул голову к витражу. На улице стало смеркаться, зажигались первые уличные фонари, включался свет в окнах домов. В зале ресторана сменилась музыка. Полилась размеренная убаюкивающая песенка, в надрывных тонах рассказывающая о потерянной любви. Подобные опусы меня всегда укачивали.
– Заказчик платит очень большие деньги. Больше, чем мы с тобой заработали за последние пять лет.
– Мне нравится, как ты об этом говоришь, Сэм. «Мы с тобой» … Я же не знаю, какие аферы ты проворачиваешь за моей спиной в свободное от сотрудничества со мной время.
Агент чуть не подавился чаем и возмущённо фыркнул:
– Кроу, ты ранишь моё разбитое сердце!
– Ладно, не пучь глаза, тебе не идёт. Хорошо…. Кто заказчик? Кому захотелось покинуть наш благословенный в своём неведении мир?
– Клиент и заказчик – это два разных человека.
– Вот как? – удивился я.
– Именно. Один богатый человек платит, подчеркну, ХОРОШИЕ деньги, чтобы ты провёл на Обратную Сторону другого человека, доставил по месту назначения, получил расчет и вернулся домой! И всё просто отлично. Все счастливы! Цветы, овации!
– И всё? – недоверчиво покрутил я головой.
– Абсолютно. Никакого криминала и подводных камней. Эрик, ну право слово, что ты как неразумное сомневающееся дитя? Мы же не первый год вместе. Право, ты своим поведением очень обижаешь меня…
– Сроки?
– Чем быстрее, тем лучше.
Я задумчиво поскрёб щёку. Темнит, ох темнит маленький Сэм. По его наивным и чересчур честным глазкам вижу. Конечно, он мне ВСЁ расскажет, но почему-то не спешит этого делать.
– Имена клиента и заказчика?
– Заказчик – Джулиус Стормвуд, клиент – его дочь Вита Волкова, живущая в этом городе, – трогательной улыбке Сэма могла позавидовать мать Тереза.
Хорошо, что у меня крепкие нервы, и я ничем не выдал своего изумления. Хотя, по правде говоря, я просто-напросто обалдел, и некоторое время сидел, тупо глядя на невозмутимо подливающего себе чаю Сэма.
– Пожалуйста, с этого места поподробнее, – хрипло пробормотал я, отбирая у возмущённо пискнувшего обманника чайник. – И постарайся НИЧЕГО более не упускать, Сэмюель.
______________________________________________________________
Сунув руки в карманы пальто и подняв воротник, я медленно брёл по улице, изредка задевая локтями прохожих. Мужчины, женщины, дети, десятки незнакомых, разных, и в чём-то одновременно похожих друга на друга лиц. Мимо проносились, гудя клаксонами и ослепляя светом фар, рычащие автомобили, по обе стороны высились подпирающие ночное небо дома. На моё счастье дождь прекратился, оставив после себя приятный бодрящий запах озона, хоть как-то перебивающий сплавленные из гари, пота и выхлопных газов ароматы Большого города.
Я сознательно пропустил уже две остановки. Мне хотелось пройтись, наслаждаясь условным одиночеством и не спеша пораскинуть мозгами. Я не обращал ни малейшего внимания на обтекающих меня людей. Равно как и они на меня. Вот за что я люблю город. За то, что здесь никому ни до кого нет никакого дела. За это люблю и за это же ненавижу.
Признаться, Сэму удалось меня здорово удивить. Тут и впрямь стоило крепко призадуматься. Честно, более необычного и чудного задания у меня ещё не было. А я в своё время чем только не занимался! Но ЭТО…. Одно могу сказать точно и наверняка: при всей своей напускной лёгкости, работёнка предстояла повышенной сложности. С виду никакого риска, смертельных схваток, погонь, кровопролития. Всего-то и требовалось поработать несколько дней проводником. Но. В это пустяковом, по мнению Сэма, дельце присутствовало огромное НО. НО в виде несовершеннолетней обычной городской девчонки, которую мне предстояло выкрасть из родного дома и любыми способами доставить на Обратную Сторону, не считаясь с её личным мнением по поводу всей этой истории. Каково, а?
Полная задница, как говаривают в таких случаях. И что самое интересное, и не отвертишься! На кону деньги, репутация, деловые связи и прочая – прочая. Короче, настроение у меня было не ахти. По шкале Цельсия на отметке, где замерзает вода. Может, пора завязывать со всем этим? Не пора ли мне на покой, братцы?
Дело ясно, что дело тёмное…. За версту несёт запахом большой политики. А я, к слову сказать, всегда старался держаться от этой вонючки как можно дальше и желательно с подветренной стороны.
Я остановился на перекрестке, подчиняясь налившемуся красным глазу светофора. Я крепко «сидел на умняках» и со стороны казалось, что я пытаюсь на ходу решить теорему Ферма. Но мне было абсолютно начхать на мнения окружающих. Рядом со мной застыл долговязый юнец с воткнутыми в уши наушниками и пожилая тётка, поносящая по сотовому телефону какого-то Кирилла, безуспешно взывая к его совести. Я машинально отсчитывал последние секунды, дожидаясь жёлтого и…. Ну наконец-то! Светофор подмигнул нам зелёным цветом, и мы дружно ступили на «зебру».
Влившись в человеческую толкучку на другой стороне улицы, я замечтавшейся сомнамбулой двинул дальше. Вообще-то я не собирался всю дорогу топать пешком, и планировал на следующей остановке всё-таки сесть в автобус, ну а пока мне хотелось пройтись, наслаждаясь последними вздохами отшумевшего вечернего дождя.
Итак, Вита Волкова, четырнадцатилетняя дочь члена Союза Четырёх Джулиуса Стормвуда. Этот Стормвуд был не последним человеком в Союзе. Об этом было известно даже такому далекому от политики профану как я. Поговаривали, что при удачном раскладе ему в скором будущем светит кресло одного из Баронов. Большая шишка одним словом, мать бы его так…. Тем более что почтенный Керк Азарик в последнее время что-то не на шутку расхворался, да и возраст сказывается…. Так что молодым у нас дорога, старикам у нас почёт! Что мы в итоге имеем? Птичка по имени Сэм принесла на своём ухоженном хвостике много интересного. И не являющегося достоянием широкой общественности, как вы уже наверняка догадались.
Когда Стормвуд был ещё совсем молод и зелен, и плохо соображал, что значит быть настоящим политиком, он имел неосторожность завести во Внешнем Мире, то бишь у нас, грешных, непродолжительный, но пламенный роман с одной очаровательной и юной особой. Страсть влюблённых кипела и била ключом, не удивительно, что через девять месяцев охмурённая Джулиусом девушка принесла ему в подоле ребёночка. К сожалению, тяжёлые, с осложнениями роды подорвали и без того хрупкое здоровье возлюбленной Стормвуда. И спустя несколько дней бедняжка скоропостижно скончалась. Умерла, как гласит легенда на руках у безутешного молодого отца. Ну а дальше было самое интересное. Стормвуда повысили в должности, и его карьера стратегической ракетой рванула прямиком в стратосферу. Амбициозный и подающий надежды политик был удостоен высочайшей чести. Его приняли в Союз Четырёх.
Казалось бы, у грустной сказки должно быть счастливое, смягчающее горечь утраты продолжение. Ан нет. Не всё так просто и радужно, как в сказках. Чтобы соответствовать своему новому высокому положению, Джулиус просто был обязан стать образцом для подражания. Чистым и непорочным. Порядочным и законопослушным. И прижитая на стороне маленькая дочурка ну совершенно не вписывалась в новую жизнь ставшего в одночасье серьезным дядей Стормвуда. Член Союза обязан иметь кристальную репутацию без единого грязного пятнышка. И детей полукровок никто не потерпел бы в высшем свете. Оговорюсь, что с чистотой крови в Городе Павших Королей носились, как толпа законченных дураков с торбами. И как вы думаете, что сделал, ну, или был вынужден (проявлю чуток снисходительности) мастер Стормвуд? Учитывая, что нынче он уже почти без пяти минут как один из Баронов, несложно догадаться…
Джулиус, не мудрствуя лукаво, пристроил родное чадо в надёжные руки и с головой окунулся в работу. Забыв о дочери на долгих четырнадцать лет…. Из дома ребёнка Виту (так захотела назвать девочку мать) забрали в два годика. Состоятельная бездетная супружеская пара была покорена смышлеными глазками крохотной баронессы (почти) и удочерила малютку. Так у Виты появилась фамилия – Волкова. Теперь ей четырнадцать, он учится в престижном лицее, у неё есть любящие мама и папа, хорошие перспективы, на горизонте маячит грядущая любовь типа принца на чём-нибудь белом и тут…. И тут в её жизнь в очередной раз должен вмешаться случай. Форс-мажор в лице вашего покорного слуги. Я взялся за деньги вырвать девочку из привычного образа жизни, из семьи, и тайком увезти к чёрту на рога. Обратная Сторона – это отнюдь не Диснейленд. Я скрипнул зубами. Мерзкое чувство. Очень мерзкое.
Чёрт возьми, и чего это Стормвуду приспичило именно сейчас вспомнить о своей незаконнорожденной дочери – полукровке? Именно тогда, когда под рукой оказался я? Других, что ли, Ходящих он не мог найти? Наш брат, конечно, зверь нынче редкостный, но при должной настойчивости найти проводника вполне по силам. Тем более Стормвуду, с его-то деньгами, влиянием, и связями! Так почему именно я?! И почему ему вздумалось ни с того ни с сего поиграть в доброго папочку?
Неужели Джулиус настолько крепко стоит на ногах, что готов наплевать на предрассудки и представить всем свою выросшую дочь? А что? Если он уже видит себя в кресле Барона, то что ему мешает немного поиграть в самостоятельность? Интересно, очень интересно…. А может и вправду совесть замучила? Ведь даже у прожженного интригана должно быть хоть что-то святое за душой! Ну, это я так думаю. Или же? Я замедлил шаг. Или же…. Я лихорадочно вспоминал. Я давненько не бывал в Больших Городах и несколько отстал от жизни. Последними новостями политической арены Обратной Стороны я совершенно не владел, но что-то такое в памяти заворочалось, отзываясь на обострившийся умственный процесс. Ага! Я торжествующе заулыбался. Вспомнил.
Из воспоминаний меня вырвало одно крайне неприятное обстоятельство. Точнее, три обстоятельства. ИХ я встретил на ступеньках задёрнутого ночной полумглой подземного перехода, в который я собирался нырнуть, чтобы выйти к долгожданной автобусной остановке.
ИХ было трое. Многовато на одну жертву. Это я не о себе, разумеется. А о милой симпатичной девушке, показавшейся мне смутно знакомой. Ах ты, чёрт, да это же та молоденькая студенточка, что приветливо мне улыбалась в ресторане.
Помимо прочих талантов, о коих я пока распространяться не буду, Ходящие наделены способностью распознавать маскирующихся под людей выходцев с Обратной Стороны. В нашем мире я насквозь вижу каждую Тёмную тварь, какую бы личину она не носила. Так и три молодых, прилично одетых человека, выглядевших для стороннего наблюдателя вполне благонадёжно и респектабельно, на деле являлись изголодавшимися по свежему девичьему мясцу упырями. Станции метро, подземные переходы, туннели – излюбленные места обитания этих ублюдков. Они здесь живут, здесь же и предпочитают охотиться. Обычно стараются не борзеть и сворами по трое-четверо не собираться. Но эти, так неожиданно встретившиеся мне, похоже, вконец обнаглели.
Подонки щемили несчастную девчушку на нижних ступеньках подземного перехода. Они не любили подниматься наверх. В случае чего, можно было сразу быстро смыться под землёй. Повторюсь, со стороны всё это напоминало целомудренную прелюдию к групповушке. Трое молодых гламурных парней прижимали к холодной бетонной стене нетрезвую девушку. Потные ладони жадно шарят по её разгорячённому телу, губы настойчиво льнут к шее, кистям, незакрытым одеждой участкам тела. Затуманенные глаза девушки почти закатились. Она уже далеко отсюда и не соображает, что происходит. Она в нирване. Похоже, перебрала со спиртным на дружеской вечеринке, чем решили воспользоваться расторопные приятели-кавалеры. Да, со стороны всё так и казалось, и никто не стал бы вмешиваться. Сейчас столько всякой пошлости происходит на улицах городов, что порой и не поймёшь, что к чему.
Однако мне было достаточно бросить одного взгляда на её покрытое испариной милое лицо и дёргавшиеся в нервном тике полуприкрытых веки, чтобы констатировать настоящий диагноз – дурман. Девушка находилась под действием простейших, одурманивающих сознание обычного человека чар. А присосавшиеся к ней молодые люди в истинном свете выглядели на редкость отвратительно. Грязно-пепельная кожа, синие прожилки пульсирующих вен, синюшные губы, мерцающие во мраке желтые глаза с вертикальными кошачьими зрачками, царапающие гладкую девичью кожу неровные слюнявые клыки. Низшие вампиры, упыри во всей красе.
Я бы мог пройти мимо, сделав вид, что ничего не вижу. Они бы не стали убивать девушку прямо здесь. И не похоже, что они собирались тащить её к себе в нору. Скорее всего, немного позабавятся, попьют на дурнину свежей крови, и уберутся восвояси. А девчонка очнётся через часик-другой с сильнейшей головной болью, слабостью во всём теле и множеством непонятных быстрозаживающих ранок. Она ничего не будет помнить и никогда не узнает, что стала жертвой упырей. Не самый плачевный итог после встречи с этими тварями. Правда, пока она будет валяться на обшарпанных ступеньках, вполне возможно, что её карманы и сумочку обнесут мелкие воришки, постоянно отирающиеся в подземных переходах. Что ещё? Девочка могла застудить себе кое-что интересное, продуваемая сквозняком на сыром бетоне. Девчонку могли изнасиловать, пользуясь её бессознательным положением. Могли загрести появившиеся как всегда «вовремя» доблестные полицейские для выяснения личности, ошибочно приняв её за проститутку…. Да мало ли что могло произойти за два часа!
В общем, я резко тормознул, вместо того, чтобы прикинуться рядовым трудягой, и подошёл к томящимся от страсти низшим.
– Добрый вечер, – поздоровался я, не вынимая рук из карманов пальто. – Вы не подскажите, который час?
А что я, по-вашему, должен был у них спрашивать? Как пройти в библиотеку, в шестом часу позднего осеннего вечера? Сразу же бить в морду я посчитал излишне прямолинейно и невежливо.
Два упыря никак не отреагировали на мой невинный вопрос, продолжая плотоядно облизывать слегка постанывающую девчонку. Третий нехотя повернулся ко мне. Так – обычный парнишка лет двадцати, а на деле иная Тёмная тварь с перекошенной от жажды крови страшной рожей.
– Вали отсюда, мужик, – сразу же посоветовал мне он, отворачиваясь. Его правая ладонь была засунута между ног девушки, у бесстыдно задранного подола короткой юбочки. Похоже, я отвлекал его от важного занятия. Скотина…
– Я спросил, который час, – я позволил себе улыбнуться этому уроду.
Отняв губы от ушка зачарованной девушки, упырь окинул меня раздражённым взглядом. Он, видимо, посчитал, что меня уже и след простыл.
– Я сказал тебе валить отсюда! – отрывисто пролаял «паренёк». Его жёлтые глаза злобно светились. Ещё бы, ему не терпится вонзить в девочку клыки, а тут я никак не желаю «отваливать». Наверно, то же самое чувствует и возбуждённый насильник, когда его сгоняют с беспомощной жертвы.
Мимо нас, торопливо стуча каблуками по ступенькам, пробежали две девчонки, вряд ли старше моей мимолётно знакомой студентки. Они старательно не смотрели в нашу сторону и преувеличенно громко разговаривали. Видимо, догадались, что мы тут не погоду обсуждать собрались.
Сгустившийся вокруг нас сумрак выделял белое, как мел, взбешённое лицо низшего. Он никак не мог понять, что мне нужно и почему я всё еще стою перед ними.
– Я спрашиваю, не слишком ли рано вы вышли на охоту, ребята? – я был сама корректность. – Сильно проголодались, да?
Теперь уже три пары настороженных, налившихся подозрительностью глаз неотрывно смотрели на меня. Похоже, до них наконец-то стало доходить.
– Здесь не Обратная Сторона. И если вы чувствуете себя в нашем мире хозяевами, то это самое большое заблуждение в вашей жизни.
Безвольное, обмякшее тело девушки глухо шлёпнулось на ступеньки. Угрожающе заворчав, упыри двинулись на меня. Они поняли, что я ВИЖУ их, но ещё не осознали, кто я такой на самом деле.
– Ты суёшься, куда не просят, человек, – процедил первый упырь, пытаясь рассмотреть моё скрытое тенью лицо. – Кто ты?
– Неважно. Достаточно того, что я знаю, кто вы, – сказал я. – Вы жалкие низшие, убогие пародии на истинных вампиров. Трусливые шакалы, подбирающие крохи и вылизывающие ИХ сапоги.
Вот уж чего упыри не любят больше всего, так это сравнения со своими старшими братьями. Будучи им дальними родичами, они во всём уступали Истинным. И это неимоверно бесило их. И я это, разумеется, знал.
– Кто ты? – вожак остановился в шаге от меня, тщетно пытаясь заглянуть мне в глаза и прочитать мои мысли. Пустая трата времени. В моих глазах не было ничего.
– Я тот, кто умеет ходить.
Иногда во мне просыпается чувство юмора, пусть и сомнительного пошиба.
Однако в соображалке этой троице отказать было нельзя. Зашипев, как кубло рассерженных котов, упыри с проклятьями отпрянули от меня, как от прокажённого. Я, не давая им ни малейшего шанса, шагнул следом.
Шайка обозлённых и алчущих крови низших Тёмных опасна, как свора голодных одичавших псов. Для обычных людей. Не для таких, как я. Рванув руки из карманов пальто, я уже сжимал в кулаках по заточенному до игольной остроты серебряному штырю. Один из штырей тут же вонзился под подбородок говорившей со мной твари. Хрустнули, ломаясь, кости нижней челюсти. Наконечник штыря с хлюпаньем вошёл в мозг, и голова низшего взорвалась, лопнув презревшей тыквой. Ошмётки мозга и костей забрызгали стены подземного перехода. Часть попала на меня, что нисколько не улучшило моего настроения.
Оставшаяся парочка, не мешкая, прыгнула на меня, горя жаждой мести. Я поймал первого за ворот рубахи, вбил штырь под рёбра и, сместив корпус, швырнул его под своды подземного перехода. В туннеле раздался громкий хлопок, когда грудная клетка упыря вспучилась пузырём, а сердце взорвалось не хуже гранаты. Я не раз видел, как это происходит, поэтому знаю, о чём говорю.
Последний из шайки, скумекав, что дело пахнет керосином, вознамерился задать стрекача, оставив месть на потом. Я нагнал его в переходе, когда он почти добежал до открытого канализационного люка, откуда, видимо, они и выбрались на охоту. Туда же я его и отправил вниз головой с переломанной шеей. Установив на место люк, я спецмаркером нанёс на чугунную поверхность Запрещающие руны и с чувством выполненного долга вернулся к постанывающей на ступеньках девушке. Теперь этот ход упырям заказан. Руны им нипочём не преодолеть.
В подземном переходе о низших напоминали две кучки гниющей и истлевающей прямо на глазах плоти. В ноздри ударил смрадный запах разложения, и я машинально задержал дыхание. Некоторые Тёмные после смерти воняют ещё хуже, чем при жизни.
Я нащупал у девушки пульс, оттянул дёргавшееся веко и, удовлетворённо кивнув, поднял её на руки. Очнётся даже раньше, чем я думал. Мне придётся понянчить её всего-то каких-то тридцать минут. С девушкой на руках я опустился под своды подземного перехода. Над головой тускло горели лампочки. Вокруг испускающих желтоватое сияние колб вились вездесущие мошки и прочая гнусь. И что теперь? Тащить её на автобусную остановку? Или лучше переждать здесь, в компании подозрительной ворочающейся под стеной груды тряпья неопределимого цвета? Я сморщил нос. Нет уж. Лучше подняться наверх, на свежий воздух. И плевать я хотел, если кто-нибудь, увидев меня с бесчувственной девушкой на руках, навоображает себе невесть что. Им то всем какое дело, а? Это же город. Населённый людьми. В таком городе никому ни до кого нет дела.
_____________________________________________________
Вита Волкова лежала на постели поверх покрывала, зарывшись вихрастой головой в подушку, и мечтала. Мечтала о том, что, когда она вырастет, то ВСЁ, абсолютно ВСЁ будет по-другому. Не так, как сейчас. Взрослой, она сможет изменить свою жизнь. Осталось только немножко обождать. Вита страстно желала поскорее вырасти. Это стремление было её мечтой и навязчивой идеей. Разумеется, девочка мечтала и о других, более приземлённых и свойственных в её юном возрасте вещах. Она мечтала о том, какой у неё будет муж, о том, сколько у них родится красивых чудесных детей…. Девочка мечтала о своём доме, где она будет жить вместе с мужем и детьми. Когда-нибудь. Когда она повзрослеет. Её мечта обязательно осуществится.
Она знала, что юность – это недостаток, который очень быстро проходит и все рано или поздно становятся равны. Но в детстве особенно сильно и остро чувствуешь, что на данном этапе жизни никаких-то прав у тебя, собственно говоря, и нет. Ты зависишь от других, слушаешь других, подчиняешься другим. Даже если это твои собственные родители. Особенно, если это твои родители.
Вита приподнялась на локте и посмотрела в задёрнутое узорчатым прозрачным тюлем окно. Воскресный пасмурный день катился к своему завершению, а невидимое за саваном серых туч солнце – к закату. Отвратительная погода. Мерзкая, холодная и сырая. И настроение у Виты было под стать неприветливой осени. Девочка испустила мучительный стон и упала на спину, глядя широко распахнутыми глазами в потолок. Скорей бы начались каникулы. На каникулах можно подольше валяться по утрам в постели, ничего не делать и не ходить в школу. Последний пункт был, пожалуй, наиглавнейшим положительным моментом школьных каникул.
В школе у неё как-то не складывалось…. Что? Да всё. Начиная от учёбы и заканчивая отношениями с одноклассниками, точнее с одноклассницами. Вита угрюмо закусила пухлую нижнюю губку. Училась она не шатко не валко. Преподаватели отмечали, что Вита смышленая и умная девочка, и при желании могла бы стать одной из лучших не только в классе, но и в лицее. Но при желании. А такового у Виты никогда не наблюдалось. Потенциальная золотая медалистка с трудом вытягивала четвёрки и то лишь благодаря тому, что родители ежемесячно платили за её обучение в лицее весьма кругленькую сумму. Вита давно поняла, что этим миром правят деньги. Может, где и по-другому, но только не здесь, и не в её жизни.
Вита перевернулась на живот и, положив острый подбородок на сплетённые кисти рук, стала наблюдать, как по застеленному тёмно-коричневым паласом полу ползёт, шевеля крохотными усиками, маленький жучок с блестящим, отдающим синевой панцирем. Откуда он взялся в её комнате? Так или иначе, девочка здорово завидовала ему. Этот мелкий короед был, по крайней мере, свободным. Он сам распоряжался своей жизнью и мог ползти, куда ему вздумается.
Повторно (или уже в который раз за вечер?) вздохнув, Вита перекатилась на спину и раскинула руки в стороны. Чёрт, и почему выходные всегда так быстро проходят? Почему за воскресеньем всегда наступает понедельник? В её случае этот день был особенно тяжёлым.
В понедельник нужно было снова идти в школу, сидеть сонной мухой за партой под нескончаемый нудный бубнёж преподавателей, и создавать видимость некой заинтересованности происходящим. А на переменах получить очередную порцию шлепков по заднице и настойчивых предложений «пойти сегодня вечером куда-нибудь погулять». Оставалось лишь загадать, кто это будет на сей раз. Многие мальчики весьма многозначительно посматривали на Виту. Некоторые предлагали дружить. Некоторые что «погорячее». Вита стоически игнорировала все предложения до единого. За что её и, мягко сказать, недолюбливали одноклассницы и кое-кто из девчонок постарше. Считали её высокомерной ханжой и стрёмной занудой. А она просто хотела быть самой собой.
Она не хотела целоваться на школьных вечеринках каждый раз с новым мальчиком и не хотела лишаться девственности в четырнадцать лет. Не хотела. Для более серьёзных отношений, способных вылиться в нечто большее, она просто—напросто ещё не доросла. Не повзрослела. А в вероятность любви до гроба между двумя подростками Вита не верила ни на грош. Уж для подобной ерунды она всё-таки достаточно взрослая!
Вита вздохнула. Тихо, жалобно, с тоской. Что-то в моей жизни явно не ладится, подумала она. Нужно что-то менять. Но что? Саму жизнь? Нет, она не способна, пока не способна, мысленно поправилась, упрямо набычившись, девочка. Вот дальше, чуть погодя. Всего через каких-то четыре года. Она станет совершеннолетней и…. А что потом? Вита боялась загадывать. Но не боялась признаться, что её пугает неопределённость будущего. Она боялась, что родители и в дальнейшем будут диктовать ей свою волю, не считаясь с её ВОСЕМНАДЦАТЬЮ годами. Заставят поступить в институт (отец клятвенно пообещает «всё устроить») учиться дальше. А она не хотела. Хотя…. Вита понимала, что через четыре года может измениться очень многое. И она сама. А у изменившегося человека так же меняются и приоритеты, и жизненные позиции. И это её тоже пугало. Она боялась превратиться в кого-то другого. Она хотела вырасти, но не хотела превращаться в другого человека. Она всего-то и хотела жить так, как захочется ей, а не другим.
На глазах девочки выступили невольные слёзы. Шмыгнув носом, Вита крепко обхватила, прижимая к себе, подушку. Зачастую, когда она предавалась мечтам и размышлениям о грядущем, на неё находила грусть, и начинали предательски бежать слёзы.
Иногда Вите казалось, что её никто не любит. Ни одна живая душа в мире. Даже мама с папой. Бывала, что мама смотрела на неё с отрешённым выражением на лице, словно видела свою дочь и не узнавала её. С отцом Вита никогда и не была особенно близка. Он постоянно пропадал на работе и предпочитал все проблемы решать с помощью денег. Вита иногда задумывалась, а чем для него была женитьба на маме? Брачным контрактом? Прибыльным инвестированием? Любил ли он маму, её? В те редкие дни, когда отец мог себе позволить находиться дома, они с мамой частенько ссорились. Зачастую на ровном месте из-за совершеннейших пустяков. И тогда Вита торопливо убегала в свою комнату и, нервно обкусывая ногти, клялась никогда не повторять родительских ошибок. Она не за что на свете не будет ругаться со своим будущим мужем.
У девочки не было друзей. Так, знакомые. Товарищи, но не друзья. С мальчишками она вообще предпочитала не общаться, а из девчонок на роль подруги ещё как-то подходила Лариса, но и та, как зачастую казалось Вите, общается с ней больше от скуки, когда нечем заняться или не с кем поговорить.
Вита думала, что в ней было нечто, отпугивающее и настораживающее окружающих. Что-то, что мешало ей по-настоящему сблизиться с кем-нибудь и завести надёжных друзей. Вита считала себя особенной, немного странной, не из мира сего. И отчасти она была права. К удивлению родителей, она никогда не болела, но при этом не выглядела пышущей здоровьем спортсменкой. Обыкновенная девчонка, стройная и хрупкая, с большими наивными глазами. Вот глаза у неё были необычные: редкого цвета – ярко-зеленые с малюсенькими жёлтыми вкраплениями по всей радужной оболочке. Вита больше ни у кого не видела таких глаз. Мама говорила, что они достались ей от бабушки. Вита неоднократно всматривалась в старые потёртые снимки покойной бабушки, но тщетно. Фотографии были чёрно-белыми. Она искала отдалённое сходство с ней и не находила.
В свои четырнадцать Вита считалась довольно-таки лакомым кусочком. Так считали не только парни. Она не любила вспоминать историю двухмесячной давности, когда познакомилась через интернет с одной симпатичной, милой и весёлой девочкой. Аня была старше её на два года и страдала от одиночества. Как и Вите, ей казалось, что она совершенно одна. Она писала, что отчаянно нуждается в друзьях. После нескольких дней переписки, девочки сошлись во мнении, что у них много общего и что им необходимо встретиться.
Вита надеялась, что Аня станет ей настоящей подругой, близким человеком, которому можно довериться, пред кем можно не стесняться слёз, у которого не стыдно спросить совета…
После школы Вита доехала на маршрутке до Восточного парка, где они договорились встретиться. Аня училась в этом районе в обычной школе, в последнем классе. Она уже ждала её. В жизни Аня оказалась ещё более милой…
Однако у Виты была необычайно сильно развита интуиция. Уже сходя с автобуса, она поняла, что дружба между ними невозможна. Откуда к ней пришло это знание, Вита объяснить не могла. Просто знала и всё. И подставляя щёку для поцелуя, она с горечью понимала, что можно смело разворачиваться и ждать следующего автобуса. Губы Ани настойчиво припали к её щеке и как бы невзначай скользнули к губам. Вита неловко отклонилась, заливаясь смущённой краской. А Аня, как ни в чем не бывало, беззаботно хохоча, схватила её за руку и предложила прогуляться. Августовский денёк выдался тёплым и солнечным, и не было причин отказываться. Аня без умолку болтала, тесно прижимаясь к Вите и не выпуская из руки её вспотевшую ладошку.
Как-то незаметно разговор переместился на более личные, даже интимные, темы. Аня призналась, что Вита ей очень нравится и что она хочет познакомить её со своими родителями. И тут же ошарашила новым заявлением, предложив поехать с ними на море. С Аней и её родителями! Аня уверяла, что предки не будут против. Вита впала в ступор, не зная, что и ответить. Всё-таки ей не хотелось обижать Аню.
Полная смятения и раздирающих противоречивых чувств, Вита вернулась домой с горящими после прощального поцелуя Ани губами и пылающими от стыда ушами. А дома её ждал очередной сюрприз – сообщение в скайпе от Ани, что она очень сильно любит её и что всё, что она сегодня сказала, на самом деле серьёзно. Вита не знала, что ей делать, то ли рассмеяться во всё горло, то ли разрыдаться от бессилия. Вышло нечто среднее. Вытерев выступившие на глазах слёзы, девочка села за компьютер и, поймав за хвост весёлых бесенят, написала в ответ сакраментальное «и я тебя люблю». Должно быть, Аня была просто в шоке, поскольку застрочила с пулемётной скоростью, присылая смайлики, сердечки, воздушные поцелуи и пылкие, полные страсти слова любви и благодарности. Вита с полуистерическим хохотом упала на кровать и хохотала до тех пор, пока в спальню не заглянула мама узнать, что же так развеселило её дочь.
Больше Вита не предпринимала попыток познакомиться с кем-нибудь через интернет. Аню она выкинула из списка контактов и постаралась забыть эту историю как страшный сон.
Ещё одной особенностью Виты было то, что ей никогда не снились кошмары. Она себе и представить не могла, что это такое – леденящий душу и кусающий неокрепшую детскую психику страшный ночной кошмар. Ей казалось это невозможным. Ну как человеку могут сниться всякие ужасы, наподобие Фредди Крюгера из серии знаменитых фильмов? Вита долгое время думала, что её просто запугивают, мол, не будешь слушаться – и тебе та-а-акое приснится…. Многим позже она поняла, что дело в ней самой. Просто она была особенной. Может быть, даже ненормальной. Настолько отталкивающей, что её старались избегать даже плохие сны.
Вите снились её мечты и желания. А в мечтах нет места кошмарам и злу.
Вита скрупулёзно уставилась на отполированные ногти. Она давно перестала их грызть. Но по-прежнему, всякий раз, как намечался очередной семейный скандал, пряталась в спальне, в своём убежище от реальных земных кошмаров.
Девочка вытянула ноги и повернулась на бок, подложив ладошку под щёку. Мечты, грёзы, желания…. Это всё, что у неё есть.
Она и не заметила, как заснула.
___________________________________________________________
Понедельник воистину оказался днём тяжёлым. Впрочем, Вита иного и не ожидала от этого, самого нелюбимого ею дня недели. Уроки тянулись невыносимо долго. Сумрачная и дождливая погода только усугубляли царившую в классах атмосферу обречённой безысходности. Вита то и дело зевала, низко склоняясь над учебниками. Непослушная чёлка русых волос падала на глаза, что девочке нисколько не мешало. Она и не думала сосредотачиваться на написанном в книге.
Спину Виты буквально обжигал взгляд сидящего позади неё Андрея. Вита знала, что нравится ему и что его взгляд обшаривает её с головы до пят, задерживаясь в основном на уровне поясницы и бёдер. В принципе, ей было абсолютно всё равно. Пожалуйста, пусть хоть глаза сотрёт, она за просмотр деньги не берёт. Единственное, что девочке не нравилось, так это похотливый маслянистый оттенок, проявляющийся в глазах Андрея, когда он слишком долго на неё смотрел.
На неё многие мальчики ТАК смотрели. А вот девочки (за редким исключением вроде Ани) смотрели совершенно по-другому. Например, как сидящие за соседней партой Вероника и Яна, неразлучная парочка, первые красавицы в классе. И по совместительству две наипервейшие стервы. Но это мнение Виты было сугубо личным и она не спешила доводить его до сознания широкой общественности. И сейчас они то и дело посматривали на Виту, о чём-то тихо перешушукиваясь меж собой и периодически хихикая в кулачок. Вид при этом у них был чрезвычайно загадочным. Вита ещё ниже склонилась над учебником, жалея, что у неё короткие волосы. Будь у неё роскошная шевелюра, как у той же Вероники, падающие на лицо волосы непроницаемой стеной закрывали бы её. И никто бы не видел, как она неудержимо краснеет.
Вита ненавидела взгляды подобные тем, что бросали на неё Вероника с Яной. И если в глазах Андрея проскальзывала похоть, то взгляды девочек были взглядами плотоядных хищников.
Наверняка уже задумали какую-то пакость. Вите зачастую выпадала сомнительная честь служить объектом насмешек со стороны этих красоток. Самое забавное было то, что в начальных классах её никто не доставал, и она прекрасно ладила со всеми, в том числе и с Вероникой и с Яной. Но, взрослее, они стали меняться.
Возможно, они меня не переваривают, потому что я не такая как они, мрачно думала Вита, ради разнообразия пытаясь сосредоточиться на написанном в учебнике тексте. Но буквы упрямо разбегались и расплывались у неё перед глазами. Занудный голос преподавательницы, вещающий о развитии и становлении средневекового строя, доносился, словно через вату, как бы из другой, отдалённой от нашей, реальности.
Я не такая, как они, да. Я не крашусь, стараясь быть одной из тысяч бестолковых куколок Барби. Я не восторгаюсь достижениями современной моды. Я не слушаю льющийся с радиоволн попсовый шлак. Я не хочу идти в поводу чужому мнению, лишь бы быть как все. Не хочу. Не хочу! Вита не заметила, как прикусила губу. На страницу учебника упала, разбившись маленькой кляксой, ярко-алая капелька крови.
Девочка мысленно выругалась, грязно и крайне нецензурно. Она бы никогда не позволила себе произнести такие слова вслух.
Вслед за первой капелькой сорвалась вторая. Вита повторила ругательство и поспешно облизала губы, смахивая языком выступившую кровь. Она почувствовала, как уши запылали обжигающим жаром. Вытащив из кармана джинсов носовой платочек и приложив к губам, подняла руку.
Замолчав, учительница вопросительно посмотрела на Виту.
– Можно выйти? – приглушенно буркнула Вита, не отнимая платочка от посолоневших губ.
– Да, конечно, Волкова. Постарайся не задерживаться надолго.
Благодарно кивнув, Вита вскочила и направилась к двери. Вслед ей донеслась сказанная нарочито ехидным голоском язвительная и обидная реплика:
– Вау, да у неё менструация изо рта пошла!
Вита даже не обернулась посмотреть, кто произнёс, даже прошептал, так, чтобы училка не услышала, эти слова. На подобную мерзость способна одна Вероника.
Но обиднее этих слов был зародившийся в полусонном классе смех. Многие услышали брошенную Вероникой фразу.
– Я сказала что-то смешное? Ничего, когда подойдём к домашнему заданию, смеяться буду я…
Притворив за собой дверь, обрывая на полуслове голос преподавателя, Вита медленно побрела по коридору. Она никуда не спешила и собиралась проторчать в туалете до самого звонка на перемену.
Пока Вита добралась до уборной, кровь перестала сочиться. Тщательно прополоскав рот и убедившись, что ранка не слишком глубокая, девочка застирала платочек и, досуха выжав, внимательно посмотрела на своё отражение в зеркале.
Что во мне такого, что создаёт мне же кучу проблем, спросила Вита у глядевшей на неё симпатичной большеглазой девочки с коротко стриженными светло русыми волосами.
Чем я отличаюсь от других? Почему одни ненавидят меня, а другие хотят…. Трахнуть? Обладать мною? Я далеко не красавица и нет во мне внешне ничего такого, что могло бы сводить с ума.
Я – это всего лишь я.
Посмотрев на наручные часики (подарок мамы на восьмое марта), Вита вышла из туалета аккурат с пронзительно заголосившим звонком. Тот час пустынные коридоры лицея наполнились шумом хлопающих дверей, топотом ног и гулом десятков возбуждённых детских голосов.
– Scho-o-ol out, – невольно улыбнувшись, тихонько под нос пропела Вита.
Стараясь не встречаться ни с кем глазами, девочка, ссутулившись, побрела обратно в класс. Пока она шла, её три раза ущипнули за задницу, один раз как бы невзначай толкнули, успев мимоходом провести раскрытой пятернёй по груди, и раз наступили на ногу, не исключено, что действительно нечаянно.
В опустевшем классе её поджидала очередная подлянка, словно призванная окончательно испортить настроение и превратить понедельник в Самый Тяжёлый День её жизни.
На её парте кто-то розовой губной помадой вывел слово «сосалка». Вита медленно опустилась на стул, не сводя заблестевших глаз с пошлой, вызывающей и обидной до слёз надписи. Сглотнув, Вита влажным платочком начала лихорадочно стирать эту розовую гнусность, размазывая помаду по лакированной поверхности парты.
Когда-нибудь, когда-нибудь всё изменится, едва шевеля губами, шептала девочка, остервенело елозя платочком. Когда я стану взрослой, изменится всё. Я сама буду решать, как мне жить и как поступать. И я никому не позволю издеваться над собой. Когда-нибудь…. А почему не сейчас? Не сию же минуту, чтобы больше никому неповадно было? Ни Веронике, ни Яне, ни им подобным?..
Вита замерла. Почему она всё время думает о том, что сделает ПОТОМ? Почему все её мечты витают в далёком будущем? Почему она СЕЙЧАС ничего не предпринимает, чтобы доказать всем, что она действительно особенная?!
Ну что же ты, рохля? Чего ты боишься?
Сердце Виты учащённо забилось.
Я боюсь.
Я боюсь того, что скажут родители. Я боюсь, как отреагируют окружающие. Я боюсь постоять за себя. И это правда.
Я трусиха.
Но когда-нибудь ЭТО прекратится. Когда-нибудь я разорву этот круг.
Вита настолько плотно сжала зубы, что испугалась, как бы ни раскрошилась эмаль.
Я всем докажу, пусть для этого мне и придётся совершить невозможное.
Всего-то осуществить свои мечты.
__________________________________________________________
Я связался с Сэмом и уточнил последние детали намечающегося дельца. Право слово, до чего же мне хотелось услышать полный разочарования голос моего агента, скорбно поведавшего, что, мол, сделка отменяется. Сорвалась. Не сошлись в цене, Стормвуд решил воспользоваться услугами другого Ходящего, вспомнил, что у него не счесть забот и хлопот…. Да мало ли что! В жизни всякое бывает. Но моим тайным подспудным желаниям осуществиться было не дано. Плохо сдерживающий веселье Сэм елейным тоном сообщил, что всё идёт согласно плану, последние условия оговорены и одобрены и этой же ночью я должен начать операцию.
Едва сдерживаясь, чтобы не выругаться, я отключил телефон и в бессилии всплеснул руками. Чёрт, да как же мне не хотелось браться за это! Ну вот что-то не тянуло меня похищать девчонку, пусть и ради её же блага. Как не крути, а будучи дочерью одного из баронов (будем и далее считать, что тёплое кресло Большого начальника уже под задом у Стормвуда), она будет жить припеваючи, одним мановением мизинчика отбирая из длинной шеренги выстроившихся в порядке очереди принцев наиболее понравившихся. Отличные перспективы, безоблачное радужное будущее, высокое положение в обществе. Да миллионы девчонок на её месте с радостью убежали бы хоть на край света и ради одной трети заманчиво маячивших на горизонте подобных благ.
Чего я трясусь то? Ну да, Обратная Сторона – это не край света, а просто не представить себе, на сколько до хрена дальше! Но ведь и Вита наполовину жительница Обратной Стороны. Она даже не совсем человек, если уж говорить до конца. В её жилах течёт кровь сотен поколений Города Погибших Королей, пусть и разбавленная кровью Внешнего мира. Она возвращается домой. К отцу. К своему настоящему отцу. К прекрасному будущему и шикарной жизни. И на Обратной Стороне живут люди. И некоторые живут просто замечательно. Я же просто добрейший самаритянин какой-то, выходит! Из-за чего переживать?!. Не на заклание же я её веду, в конце-то концов!
Да, всё так и никак иначе, но всё равно некий маленький назойливый червячок сомнения и неуверенности подтачивал меня, грыз, и мешал спокойно спать. Не хотел я браться за эту работу. НЕ ХОТЕЛ. Сэму то что…. Он никогда не рисковал своей драгоценной липовой шкурой. Подозреваю, что на одних только процентах от всевозможных сделок он уже столько насшибал деньжищ, что давно мог бы преспокойно удалиться на покой, на заслуженный отдых. Обманники живут раза в три дольше обычного человека. Представляете, сколько он успел провернуть махинаций?
Всегда рисковал я. Но нынче дело и не в риске вовсе, а…. В моей совести что ли? Да нет, не похоже. Я так же никогда не отказывался от денег. И с точки зрения законов никаких преступных деяний не совершал и сейчас не совершу. То, что у нас назовут киднепингом, на Обратной Стороне сочтут торжеством справедливости. И в дополнение к солидной сумме монет мне с огромной благодарностью пожмут лапу, и глядишь, пожалуют какой орден или медальку. Я всегда рассуждал прагматично. Наверно, всё дело было в том…. В том, что я…
Я боялся. Вот так вот. Я просто-напросто испугался, как последний трус. И знаете, чего я боялся больше всего?
Больше всего я боялся Виты. Я не знал, как она отреагирует на происходящее, но склонялся к тому, что ничего хорошего мне от неё ждать не придётся. И вполне заслуженно. А вы бы как отреагировали, если бы вас ночью сонного выдернули из постели, велели собраться и сказали, что забирают вас в другой (не скажу, что лучший) мир?! Я бы первый посоветовал незваному гостю обратиться к психиатру…
Но не подумаете, что я боялся схлопотать от девчонки заточку в бок. Нет, конечно. Я боялся конкретно её. Я просто ума приложить не мог, что буду с ней делать все те дни, что займёт путешествие на Обратную Сторону и дальше к конечному пункту назначения в одном из Больших Городов. Что я буду, скажите на милость, с ней делать? О чём говорить? Да я представления не имел, как себя вести с четырнадцатилетними девочками!
Я был просто в ужасе от возможных трудностей, которые, я чувствовал, обязательно возникнут у меня с этой Витой. Да она же может просто рехнуться от происходящего. Я никогда не переводил на Обратную Сторону несведущих людей. А тут не только абсолютно «слепой» клиент, так ещё и ребёнок, и вдобавок ко всему девчонка! Право слово, с пацаном было бы намного проще всё уладить. Но с современной малолеткой женского пола? Увольте! Уж лучше сцепиться с десятком Бесноватых ведьм, чем с одной несовершеннолетней девочкой.
Что-то не везёт мне в последнее время. Как бы кто не сглазил. К последнему предположению я отнёсся совершенно серьёзно, без лишней иронии. Когда тесно соприкасаешься с Обратной Стороной, ещё и не то возможно. Так что мысль о Тёмном сглазе нужно взять на заметку. Уж не успела ли меня проклясть последняя Бесноватая, перед тем, как я отчекрыжил ей голову? Да нет вроде. К тому моменту крупный заряд каменой соли вышиб её из тела девочки ко всем чертям обратно в ад. Я враз помрачнел. Голову то я отрубил не ведьме. Стрелял, да, в ведьму, а обезглавил ребёнка, маленькую невинную сестрёнку Корина.
У меня невольно дёрнулось веко, и заныли все зубы. Не очень приятные воспоминания, доложу я вам. Не клеится у меня с детьми. Совсем не клеится. Не умею я с ними общаться. Нет у меня тяги к отцовству. Вытирать сопли и подтирать попу это не для меня, поверьте.
Однако делать нечего. Ничего другого мне и не остаётся. Такую профессию, как мою, не выбирают. Тут либо можешь, либо нет. Я мог. Умел многое из того, что недоступно другим, и что обычные люди и представить себе не в состоянии. Не скажу, что испытывал особый кайф от осознания своей уникальности. Совсем даже наоборот. Иногда я проклинал свой дар. Он мешал мне. Мешал мне жить так, как я хотел.
Сейчас по большей части я живу в угоду другим. Так, как выгодно кому-то. Как хочет кто-то. И меня никто не спрашивал. Я Ходящий. И этим всё сказано.
_______________________________________________________________
Вита проснулась, и некоторое время лежала, затаившись, как мышка. Она не двигалась и почти не дышала. Сердце учащённо колотилось. А вспотевшие ладони судорожно натягивали до подбородка тонкое одеяло. Страх. Из сна девочку вырвал страх.
В комнате было темно. Тяжёлая портьера, зашторившая окно, отрезала спальню девочки от сияния высыпавших на ночном небе звёзд. Тонкий улыбчивый месяц напрасно пытался заглянуть в комнату. Вита любила спать в полной темноте. Но сейчас, когда скопившийся сумрак окутывал её со всех сторон, Вита впервые пожалела о своей привычке. Ей было страшно. Она проснулась и не могла ничего понять.
Ей снился чудесный, полный восторга и волшебства сон, один из многих, что часто приходили к ней по ночам из царства мечтаний. Ей снились неведомые страны и таинственные леса, искрящиеся озёра и ярко-зелёные луга. Ей снились несуществующие миры. И некто, чьи тёплые карие глаза смотрели на неё с любовью и нежностью…
А потом свет померк, погасло солнце, и эти глаза…. Они тоже потухли. Виту обуял дикий, первозданный страх, пронзивший её миллионом ледяных игл, и она проснулась.
Вита, засопев, несколько секунд ворочалась, собираясь с силами. Затем, решившись и, чувствуя себя самоубийцей, сигающим вниз головой с моста, выпрыгнула из тёплой постели. Подбежала на цыпочках к окну, резким движением раздвинула шторы и нырнула обратно под одеяло. Тяжело выдохнув, девочка заставила себя успокоиться. Чтобы на неё не нашло, это всего лишь страх. Ничем не подкреплённый, призрачный и эфемерный. Кроме её страха, в спальне нет никого и ничего, что способно напугать или причинить боль.
Вита заворожено уставилась на залитое тусклым светом ущербного месяца окно. Она впустила ночь в свою комнату. Пригласила её войти. Девочка надеялась, что следом за ночью никто не последует. Ей вполне хватает и собственных страшилок.
Приподняв растрёпанную голову, девочка посмотрела на мерцающие красными цифрами часы на прикроватном столике. Два часа. До утра ещё ой как далеко. По правде говоря, Вита не особенно и хотела скорого наступления рассвета. С рассветом начнётся новый день, с новыми трудностями, проблемами и очередными пакостями. И школу наступление нового дня так же не отменит.
На кухне за завтраком, отец, как обычно, доедая на ходу овсянку, нейтральным тоном поинтересуется успехами дочери в учёбе и спросит, не нужно ли ей денег на карманные расходы. Затем, не дожидаясь ответа, скользнёт губами по маминой шее и, что-то бормоча, спешно ретируется. А они с мамой останутся одни, неловко глядя друг на друга в гнетущем молчании. Мама, кусая губы и отводя глаза, опять пожалуется на папину загруженность на работе и спросит, как ей, в общем-то, спалось этой ночью? И всё ли у неё в порядке?
Вита ненавидела семейные завтраки.
Снова вздохнув, девочка вытянулась в струнку, с наслаждением шевеля пальцами ног. Охвативший её страх начал понемногу рассеиваться в наводнивших комнату сумерках. Со страхом отступали вызванные грядущим днем волнения и тревоги.
Покосившись на запертую дверь, Вита залезла под одеяло с головой и повернулась на бочок. Некоторое время назад она нашла один надёжный способ бороться с дурными мыслями и волнениями. Способ действенный, очень приятный и… несколько преступный. Так, во всяком случае, считала Вита. Занимаясь ЭТИМ, она чувствовала себя чертовски пошлой и распутной. С одной стороны ЭТО ей нравилось, с другой она сгорала со стыда. Поэтому и предпочитала заниматься ЭТИМ глубокой ночью, когда родители спят. Вита представить себя не могла, занимающейся ЭТИМ, когда в соседней комнате мама смотрит телевизор, а отец работает за компьютером!
Ночью другое дело.
Вслух Вита боялась даже произнести это горячее и обжигающее слово – мастурбация. Про себя же произносила его неоднократно, смакуя и вертя на кончике языка так и эдак. Спроси кто у неё, мастурбирует ли она, и Вита, округлив от праведного возмущения свои большие необычные глаза, с чувством попранного достоинства принялась бы доказывать, что нет, никогда и ни за что!
А на деле…. На деле она часто давала волю пальцам.
Потом ей всегда было стыдно, и она краснела, как перезрелый помидор.
Но это было ТАК здорово! И так помогало расслабиться…
Вита всегда спала в коротенькой, едва прикрывающей бёдра ночной рубашке и широких свободных, не стесняющих трусиках-шортиках, с успехом заменяющих ей пижамный комплект.
Она с придыханием провела ладошкой по гладкому животу и ниже, поддевая пальцами резинку трусиков. Рука Виты скользнула по поросшему мягкими шелковистыми волосиками лобку и…. Девочку выгнуло в сладостной судороге, когда пальцы коснулись нижних губок. Она глухо застонала от наслаждения, лаская себя и постепенно наращивая темп движений. Вита свернулась калачиком, закусив изнутри щёку. Ей бы не хотелось, чтобы на её стоны в спальню начала ломиться мама, спрашивая, что случилось. Вита сунула между ног и вторую ладошку, зарываясь лицом в подушку. Под одеялом стало жарко, она вспотела, но ни на секунду не прекращала орудовать пальцами.
В промежности Виты было горячо как в печке, а спустя ещё некоторое время стало влажно и, не сдержав особенно громкого стона, девочка вцепилась зубами в наволочку. На неё накатила волна всеподавляющего наслаждения и, несколько раз дёрнувшись, как в припадке, Вита высунулась из-под одеяла, хватая пересохшим ртом воздух. Блаженно улыбаясь от счастья, девочка откинула одеяло и, поправив сползшие трусики, жмурясь, как довольная кошка, перевернулась на другой бок, лицом к окну.
Счастливую улыбку Виты как ветром сдуло, в голове разом ударила тысяча молотов, а весь скопившийся в низу живота жар огненным вихрем тревоги и паники рванулся к сердцу.
За окном, на фоне звёзд и ночного неба, кто-то был. Кто-то сидел на карнизе и смотрел на неё.
Чёрная, сотканная из тьмы фигура. То, что пришло вслед за ночью. Какой-то человек.
И этот кто-то, возможно, видел, ЧЕМ она занималась под одеялом.
Уши Виты едва не расплавились от стыда. Но…
Шестой этаж! Они жили на шестом этаже!
Фигура сидящего за стеклом на уступе карниза человека пошевелилась, и окно без малейшего шума растворилось, пропуская в спальню Виты ночной стылый холод. Тёмная фигура перебралась внутрь. Окно закрылось. Незваный ночной гость, как ни в чём не бывало, привалился спиной к стеклу, не слезая с подоконника, и забросил ногу на ногу.
Вита понимала, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Какой-то бред! Дурной сон. Того, что она сейчас видела, просто не могло быть! А может, она до сих пор спит? Девочка сильно ущипнула себя за ладонь и невольно вскрикнула. Боль была вполне реальной. Настоящей. Значит…
– Да не спишь ты, не спишь. Не щипай себя, а то синяки останутся.
Он с ней заговорил! Она не спит!
И тут уж, более не в силах сдерживаться, Вита завизжала. Визг получился отменным, пронзительным, звонким и чрезвычайно громким. На такой крик должны сбежаться все жильцы дома, не иначе. Визг девочки был способен поднять из могил мёртвых. Но не проникнуть за пределы её комнаты.
– Да не ори ты, глупая, всё равно никто не услышит. Поверь.
______________________________________________________________
Скалолаз из меня, конечно, посредственный, но взобраться по усеянной кондиционерами и кронштейнами спутниковых антенн стене на высоту шестого этажа я в состоянии. Проникнуть в нужную мне квартиру через закрытое окно и вовсе плёвое дело. Простейшее заклинание и почти любое окно угодливо скажет мне «привет». Ну а дальше и вовсе дело грубой техники: наложить на комнату заклятие Абсолютной тишины и никто не услышит, что происходит внутри, хоть гранату взорви.
Способ я выбрал довольно экстремальный и вычурный. Проще говоря, попахивало выпендрёжем и некоторым пижонством. Я примерно представлял, как выглядит моё эффектное появление на карнизе средь ночи для посторонних глаз. Вот только я никак не ожидал, что эти глаза будут. А они были, вовсю смотрели на меня с изумлением и страхом. Глаза с Обратной Стороны. И если у меня ещё оставались сомнения по поводу истинного происхождения Виты Волковой, то они исчезли напрочь, стоило мне встретиться с ней взглядом. У простой девчонки таких глаз быть не может. Ярко-зелёные, светящиеся в сумраке спальни двумя колдовскими фонариками, с россыпью желтоватых крапинок по всей радужной оболочке. Глаза другого мира.
Орала девочка знатно. Её пронзительный истошный визг сделал бы честь и баньши. У меня болезненно заныли зубы, тут же захотелось сунуть голову куда-нибудь, где тихо и спокойно. В землю, например, как страус. К сожалению, заклятие Абсолютной тишины не ограждало меня от диких воплей этой взъерошенной мелкой фурии. Разве я не сказал ей, что кричать бесполезно? Хотя бьюсь об заклад, что хрен она меня услышала…
В принципе, я её отлично понимаю. Ну, вы представьте ситуацию – в два часа ночи к вам в спальню с улицы вваливается какой-то подозрительный, одетый во всё чёрное тип в длинном плаще, с мрачной физиономией и уговаривает не кричать. Какова картинка? И не поймёшь, куда и звонить-то в первую очередь, в полицию или в психушку! На месте Виты кто-угодно испугался бы и стал орать. Я бы и сам, наверно, офигел при иных обстоятельствах.
Вопрос в другом. Почему Вита не спала в два часа ночи, когда я бесплотной ночной тенью собирался десантироваться в её уютном тёплом гнёздышке? И, скажу вам, я теперь понял, чем склонны заниматься по ночам девочки её возраста. Не скажу, что увиденное привело меня в бурный восторг. Как раз наоборот, захотелось залиться алым цветом и стыдливо отвернуться в сторону, извинившись, что ошибся адресом. Ну, Сэм, ну твою мать, спасибо тебе огромное…. И это только начало, господа.
Тем временем, пока я предавался невесёлым размышлениям, разместившись на подоконнике и закинув ногу на ногу, Вита окончательно выдохлась.
Она сидела на кровати, завернувшись по горло в одеяло, и тряслась как заячий хвостик, не сводя с меня перепуганных глазищ, отслеживая каждое моё движение. Бедная девочка, мне даже стало как-то неловко за себя. Её тяжёлое хриплое дыхание прокалывало наступившую тишину и почему-то напомнило мне урчание кошки.
– Кто вы такой? И что делаете в моей комнате? И как вы вошли внутрь?! – Вита смотрела на меня агрессивным волчонком. Такого и не пытайся погладить по шёрстке. Вмиг останешься без пальцев. – Сейчас прибегут мои родители и вам не поздоровиться!
– А я по-другому думаю. Я думаю, что если бы они заподозрили, что в твоей комнате происходит неладное, то уже давно были бы здесь. Но их нет. Потому что твоих воплей никто не слышал. И дверь, добавлю, не откроется, пока я не захочу. Мы с тобой совершенно одни и в полной изоляции. Я бы не хотел, чтобы нашей приватной беседе кто-нибудь помешал, Вита.
– Вы что, Гарри Гудини? – пренебрежительно, с вызовом фыркнула девочка и тут же осеклась. Её глаза стали совершенно круглые. – Откуда вы знаете моё имя? Что, в конце концов, происходит?..
Умница ты моя, мысленно похвалили я Виту. Сразу видно белую кость Обратной Стороны. Она уже почти полностью пришла в себя и обрела способность здраво рассуждать и задавать правильные вопросы. Что ж, тем проще и лучше для меня. С утопающей в слезах и соплях воющей истеричкой пришлось бы гораздо сложней.
– Я знаю не только твоё имя, Вита, но и многое другое, – я пригладил распущенные по плечам волосы. – О тебе.
– Обо мне? – Вита почувствовал себя явно неуютно, и заёрзала на постели, отгораживаясь от меня тонким одеяльцем, словно это был железобетонный бруствер.
– Именно. Мне известно многое, о чём ты и не догадываешься. Например, о том, кто ты на самом деле.
– Я знаю, кто я! – девчонка воинственно задрала подбородок, кутаясь в одеяло, как казачий атаман в овечью бурку. – А вот своё имя вы пока так и не назвали!
Я кисло скривился. Ну всё, началось помаленьку… Пигалице палец в рот точно не клади.
– Меня зовут Эрик Кроу по прозвищу Молот Ведьм, – представился я по полной программе, с интересом наблюдая, как у девчонки глаза чуть не убежали на лоб. – А ты думаешь, что тебя зовут Вита Волкова.
– Вы не очень похожи на комедианта. А говорите довольно нелепые и смешные вещи, – однако по растерянному виду девочки не было похоже, что ей особенно смешно. – Я знаю, что я это я, не больше, ну и не меньше!
Её гордый и пронзительный взгляд пробрал меня до печёнок. Нет, ну вылитая баронесса Города Погибших Королей. Ох, грехи мои тяжкие…. Как же мне это всё не нравится!
Я спрыгнул с подоконника и развязано плюхнулся в вертящееся кресло у заставленного учебниками и не подающимся идентификации хламом письменного стола. Вита грозно нахмурила тонкие брови, с неодобрением посмотрев на мои сапоги.
– Спору нет, ты это ты, – я склонил голову набок, изучая белеющее в полутьме лицо девочки. Она был красива. Большие глаза, тонкий изящный нос, волевая линия подбородка, полные губы и озорная короткая причёска. Её растрёпанные волосы торчали во все стороны, и сейчас она напоминала взъерошенного ершистого воробышка.
– Но твоя фамилия не Волкова, – я был непреклонен и безжалостен, да и не было у меня времени с ней долго рассусоливать. Кто другой на моём месте уже паковал бы её в мешок, а я ещё пытаюсь как-то по-человечески, чтоб не сильно травмировать…
Она так и осела. Как будто я ударил её. Странно…. Такое ощущение, что подспудно, где-то на уровне подсознания, в глубине души она не исключала подобного варианта. Как будто она о подобном догадывалась. Кто знает, может, так оно всё и было. Я присмотрелся к её глазам повнимательней. Комнатные сумерки не смогли мне помешать увидеть на самом донышке этих необычных чудных глаз затаённые печаль, тоску и вечные, задаваемые самой себе вопросы. А ещё я увидел в них мечты и грёзы. Эта четырнадцатилетняя девочка неисправимая мечтательница и романтик, и очень несчастная вместе с тем особа. И, как мне показалось, я почти догадался, почему.
Внешний мир. Он отторгает её. Или она сама неосознанно отделяется, неважно. Важно лишь то, что она постоянно ищет что-то, что сможет изменить её и её жизнь. То, что изгонит из сердца боль и тоску. Эта девочка всё время ищет себя. Она ищет Обратную Сторону.
– С чего вы взяли, что я должна вам верить?
– Ты мне ничего не должна, – покачал я головой. – Это тебе задолжали. И ты не представляешь, насколько много. На каждый день из твоих четырнадцати лет.
– Кто? – нижняя губка Вита задрожала. Чёрт, похоже, слёз всё-таки не избежать.
– Твой отец. Твой настоящий отец. Джулиус Стормвуд, член союза Четырёх, почти Барон. Ты его дочь, Вита. Незаконнорожденная и брошенная во Внешнем мире дочь. Ты почти баронесса Города Погибших Королей. Твой настоящий дом не здесь, не среди этих четырёх гнетущих и душащих тебя стен. Твоя Родина – Обратная Сторона. И я заберу тебя туда. Я отвезу тебя домой, Вита.
Как вы думаете, что сделал эта девчонка после всего мною сказанного? Не догадываетесь? Эта чертовка просто повалилась на кровать и истерически расхохоталась. Из её глаз потекли слёзы. Я сконфуженно подпёр сжатым кулаком гладкий, выбритый по случаю подбородок. Чувствовал я себя совершеннейшим дураком.
Пусть смеётся. После обязательно полегчает. Я меж тем осмотрелся. Ничего особо необычного или занимательного в спальне Виты я не увидел, не считая прятавшегося под кроватью навострившего уши домового. Косматый, похожий на потешного медвежонка, Хозяин с немалым любопытством ловил каждое слово, и с большим сомнением косился на меня из-под свисающей с кровати простыни. Его большие, как плошки, жёлтые глаза загадочно мерцали в темноте. Он никак не мог допереть, что я его вижу.
Отсмеявшись и часто икая, Вита нарочито громко и развязано сказала:
– Ух ты, просто класс! Подумать только, я наследная принцесса какого-то там города. Нет, берите больше, целого мира! Ха-ха! Вам самим не смешно? Что вы мне лапшу вешаете? Убирайтесь вон из моей комнаты, пока я не вызвала полицию!
Последние слова она выкрикнула, выпрямившись на кровати, откинув одеяло и сжимая кулачки. В ночнушке и прикрывающих бёдра трусах она смотрелась очень забавно, о чём я не переминул сказать, чем сразу же охладил её разгоревшийся самурайский пыл. Надувшись, Вита сложила руки на груди и ошпарила меня взглядом раскалившихся глаз. Домовой под кроватью что-то одобрительно заворчал, видимо, полностью поддерживая девочку. Я скептически изогнул бровь.
– На твоём месте я бы тоже не поверил, Вита, – сказал я. – Но я пришёл не с пустыми руками. Ты мне поверишь, обязательно. Тебе нужны доказательства? Что-то более весомое, чем погрузившаяся в непроницаемую тишину комната и моё появление?
– Будьте так добры, – в улыбке девочки не было ни капли веселья.
– Например, я знаю, что тебе никогда не снятся кошмары. И я знаю, почему.
– Почему? – вырвалось у неё. Она вся обратилась в слух. Я рассмеялся и Вита, поняв, что попалась на мою удочку, что-то тихо буркнула под нос. Жаль, что слышу я намного хуже, чем вижу.
– Кошмары приходят к нам с Обратной Стороны. Они не трогают тебя, потому что чувствуют родство с тобой. На Обратной Стороне кошмары обитают в Городе Магических Искусств. Ими управляет колдуны из Магистрата. Это я так, для общей информации.
– Бред какой-то, – выдохнула Вита, меняясь в лице. – Зачем вы мне всё это рассказываете? Что вам от меня надо? Вы хотите похитить меня? Мой отец вполне состоятельный человек…
– Перестань, – мягко сказал я. – Признайся, ты же понимаешь, что я не лгу тебе. Ты знаешь это. Не знаешь почему, но знаешь. И ты веришь мне. Ты поверила в меня, как только я возник на карнизе твоего окна. Вита, ты всю жизнь верила в сказки, ты всю жизнь мечтала о чуде. И теперь, когда сказка готова стать частью тебя, ты идёшь на попятную?
Она жалобно посмотрела на меня, прикрыв обеими ладошками рот. Я виновато опустил веки.
– Вита, люди, воспитавшие тебя, не родные тебе. Без сомнения, они достойны уважения и, безусловно, ты любишь их, а они тебя, но твоё место не здесь…
– Вы что-то говорили о доказательствах, – жёстко оборвала меня Вита. Её скулы заострились, а глаза не отрываясь, буквально расстреливали меня. – Я хочу поверить. Но я хочу поверить в реальный мир, а не в плод чьего-то больного воображения. Покажите мне сказку, господин Кроу! Я хочу увидеть волшебство. Если оно существует, то я желаю прикоснуться к нему. Ну же!..
– Нет ничего проще, – с видом опытного фокусника я встал на ноги и подошёл к ней. Опустился на корточки и подмигнул. – Ты хотела чего-то необычного? Волшебства?
– Да, – заворожённая моими действиями, прошептала Вита. По её глазам я понял, что она действительно этого хочет. Всегда хотела.
Я усмехнулся и, сунув руку под кровать, нагло ухватил за шкирку буквально обалдевшего от подобной фамильярности Хозяина и вытащил наружу. Естественно, Вита не могла в нашем мире видеть его. Для её глаз я держал в пальцах пустоту. До тех пор, пока не шепнул Развеивающее заклятие, и отчаянно дрыгающий ногами и костерящий меня на все лады домовой не предстал перед обомлевшей девочкой во все красе.
– Ч-что ЭТО? – еле выдавила она, невольно отодвигаясь к изголовью кровати.
– Не что, а кто, – педантично поправил я, аккуратно опуская домового на пол и разглаживая ему шерсть на загривке. – Это дух дома, иными словами, домовой. В основном они добрые и славные малые. Бывают, конечно, среди них и скандальные типы, но вам повезло. Ваш Хозяин на редкость отличный парень. И готов стоять за тебя горой.
От моей похвалы готовый поначалу сожрать меня с потрохами домовой как-то сразу приосанился и скромно потупился. Осмелевшая Вита подалась вперёд, к краю постели и смотрела на него во все глаза.
– Ну чем тебе не чудо, а? Не желаешь к нему прикоснуться?
Возведённый мною в ранг «чуда» домовой досадливо крякнул и встопорщил шерсть. Думаю, он бы и хвост распушил, имей он его. Я одарил Хозяина одним из своих фирменных взглядов, дающих понять, что я более чем оправдываю данное мне молвой прозвище. Домовой уяснил, что парень я серьёзный, к шуткам не предрасположенный, и поспешно мигнул жёлтыми глазищами. Дескать, никаких выкрутасов. Ну, вот и отлично, рад, что мы с ним сразу поладили.