Возвращение домой напоминало сказку «Волшебник из страны Оз», только наоборот: мое яркое, как будто раскрашенное путешествие сменилось черно-белой унылостью Бостона. Одного взгляда на подтаявшие грязные полоски снега вдоль дороги было достаточно, чтобы я начал лихорадочно искать в своем чемодане ярко-красные испанские шлепанцы. Всю дорогу из аэропорта Логана в Провинстаун по весенней слякоти я был на волосок от того, чтобы развернуть машину и ближайшим рейсом вернуться в Барселону. Единственное, что меня остановило, – отсутствие чистого белья, о чем я благоразумно вспомнил.
Мне казалось, что моя страстная влюбленность в Барселону постепенно пройдет, но вместо этого меня все больше увлекала идея переехать туда.
Я взвешивал все «ЗА» и «ПРОТИВ». Вот запись из моего дневника:
Я начал с колонки «ПРОТИВ». Согласен, машина не самая большая проблема, и с квартирой Кейт легко разберется, найдет нового соседа. Мне, конечно, жаль дом, я буду по нему скучать, но я никогда не относился к тому типу людей, для которых решающим фактором была лужайка перед крыльцом. «Слишком много всякого барахла» скорее отражает мою нелюбовь к упаковыванию и сборам, чем действительно является причиной не ехать. «Друзья»… С этим пунктом было сложнее, друзья для меня значат все. Но ведь я уже переезжал из Нью-Йорка в Сан-Франциско, потом в Бостон, в П-таун и сохранил связь со всеми, кто мне особенно дорог. Конечно, это совсем другое, когда вас разделяют километры, но для настоящей дружбы расстояние не преграда. Мой переезд в Испанию не означает, что я обязательно потеряю всех, с кем близок.
Это распространяется и на семью. Мои родители легки на подъем и всегда, где бы я ни был, как минимум два раза в год приезжают ко мне из Флориды, где живут. Я был уверен, что они сохранят эту традицию, и улыбнулся, когда представил их, приценивающихся к испанскому разговорнику в местном книжном магазине. Моя сестра с мужем и дочерью тоже живет во Флориде, и, как у многих уже взрослых братьев и сестер, наши отношения сводятся ко «встречам по праздникам». В общем, мне показалось, что в Испании от одиночества я не умру.
Я сидел за кухонным столом, уставившись на страницу своего дневника, и вдруг рассмеялся как сумасшедший, каким иногда и становился. Кого я обманываю? Эти два столбика со словами «ЗА» и «ПРОТИВ»? Мне не нужно было смотреть эти бестолковые передачи Тони Роббинса[9] по телевизору, я уверен, они повлияли на химические процессы в моем мозгу. С моим собственным «Методом Мотивации Майкла» все это ужалось до нескольких простых слов: я там кайфую. Жизнь слишком коротка для того, чтобы составлять длинные списки причин и отговорок. В конце концов, в Европе живут миллионы людей; значит, это не так уж и сложно?
В тот вечер я собрался с силами и поделился с Кейт своими размышлениями, когда мы сидели в нашем любимом баре у воды. Уверен, она подумала, что мне что-то подмешали в «Маргариту». Но рассказал я ей не все. Она не знала, что днем мне позвонил мой хороший друг Вард. Когда-то он работал дизайнером в Tiffany, а совсем недавно после долгих раздумий рискнул пуститься в свободное плавание. Вард открыл компанию, которая занималась дизайном и производством эксклюзивных женских ювелирных украшений.
А дальше стало еще интереснее; во всяком случае, я воспринял это как предзнаменование. Варду нужен был надежный человек в Испании, и он предложил мне стать связующим звеном между его офисом в Бостоне и заводом-изготовителем в Барселоне (если уж говорить о том, насколько все это было неожиданным, необходимо уточнить одну деталь: до этого с Вардом мы не разговаривали несколько месяцев). Да, я становлюсь торговцем ювелирными изделиями, но зато сразу устраняется самое серьезное для меня препятствие – получение европейской визы с правом на работу. Для меня это было удачным завершением цепочки счастливых случайностей.
Когда я рассказал Кейт и об этом, она, вместо того чтобы порадоваться моему везению, рассмеялась и спокойно попросила бармена повторить еще по одной. Похоже, если твой брат был носатым Бикером из Маппет-шоу[10], тебя сложно воспринимать кого-то всерьез. Я отхлебнул «Маргариты» и перестал говорить на эту тему. Во всяком случае, я попытался все объяснить.
Нельзя сказать, что я тогда был несчастлив. В Провинстауне у меня был дом с тремя спальнями, такой дом, как у нас с Кейт, приравнивался к замку. Он очень подходил Кейт, в районе ее по-доброму называли «Царица». Ее погибший брат Ричард когда-то работал в Маппет-шоу и владел прекрасным, хоть и без затей, домом на отвесном берегу в Северном Труро (небольшой городок в нескольких километрах от П-тауна). Многие считали, что его преждевременная смерть (СПИД унес жизнь Ричарда несправедливо рано) сделала Кейт беззаботной богатой женщиной. В действительности же смерть брата разбила ей сердце. Кейт решила в память о Ричарде продолжать его миссию добра и радости. Мало кто догадывался, сколько усилий она прилагала, чтобы, несмотря на гибель близкого ей человека, всегда, подобно царице, оставаться с высоко поднятой головой. Для меня было честью поддерживать ее, играя роль придворного балагура. Все это придавало нашей с ней жизни в П-тауне особенный смысл.
Мы вместе устраивали домашние представления и вечеринки на протяжении теперь уже почти пяти лет и и не могли представить для себя лучшего, оставаясь соседями и друзьями. (Самые большие разногласия возникали, когда мы обсуждали, кто из актеров будет играть нас в фильме о наших годах в П-тауне: я отдавал предпочтение Джеймсу Спэйдеру, она – Дайан Кэннон, но споры продолжались.)
И, конечно, помимо уютного дома жизнь в П-тауне была настоящим удовольствием. Всего лишь три тысячи нас «местных» и шестьдесят тысяч «приезжих» совершали вылазки на крайнюю точку мыса в обычный августовский день. Я чувствовал себя в определенном смысле в привилегированном положении, оставаясь после Дня Колумба единственным свидетелем того, какое грандиозное значение имеет сезон в городе, жизнью которого управляет океан. (Чуть меньшее удовольствие мне доставляло в День труда[11], сидя на пляже Рэйс-Поинт и наслаждаясь летним теплом, слушать по радио сводки о многокилометровых пробках на мостах по дороге к мысу.) Честно говоря, отсутствие туристов зимой делало жизнь в городе довольно аскетичной, и только мечты о лете превращали месяцы ожидания весны в не столь невыносимые.
Если вы родились тогда, когда дует холодный ветер, небо серое, а вдали виднеются белые шапки холмов, вы больше других заслуживаете теплого очарования июня, июля и августа. Но как бы мы, местные жители, ни надували щеки, вне всяких сомнений, П-таун остается летним раем для всей Новой Англии[12]. Это одновременно Мартас-Винъярд и Ки-Уэст, гавань художников и писателей (меня не отпускает мысль, что я запросто мог пройти на улице мимо Нормана Мейлера или Майкла Каннингема). Но у меня начали появляться сомнения по поводу моей жизни здесь навсегда. Возможно, это связано с наступлением нового, более зрелого этапа. Кого бы я ни встретил, все куда-то собирались уезжать.
Поначалу в этом было что-то новое, необычное, но теперь это заставляло задуматься: а какие перемены меня ждут?
Ничего такого не было до тех пор, пока не привезли коробки для упаковки, а их доставили через несколько дней после того, как Кейт запаниковала. Несмотря на наш разговор в тот вечер, у меня все еще оставалось впечатление, будто она уверена, что это всего лишь творческий отпуск, а не основательный переезд.
«О господи, и как долго ты планируешь там оставаться?» – спросила Кейт несколько более эмоционально, чем обычно.
У меня чуть не вырвалось саркастическое: «Надеюсь навсегда», но когда я перевел взгляд от коробки, которую упаковывал, на ее лицо, то мгновенно прикусил язык. Судя по несчастному выражению лица Кейт, ей не нужны были слова, она нуждалась в объятии. И вдруг мне тоже стало грустно, и не только из-за нее: мне стало грустно из-за нас обоих.
– Кейт, ты же знаешь, что я буду приезжать к тебе в гости… но я думаю, что мне действительно необходим переезд в Испанию. – Я постарался произнести это настолько мягко, насколько возможно, но в то же время и твердо. Я совсем не хотел, чтобы она ждала моего возвращения обратно, в то время как я был полон решимости начать новую жизнь в Европе.
– В таком случае, я думаю, мы должны провести это лето лучше, чем когда бы то ни было, – сказала она, слегка улыбнувшись.
Она наконец приняла мой отъезд, хотя это было нелегко для нее, и я знал, что ей придется приложить немало усилий, чтобы окончательно поверить в то, что время нашей совместной жизни в этом доме истекло. Готов спорить, что телефон в нашем доме в Провинстауне до сих пор зарегистрирован на мое имя.
Итак, я начал приводить все свои дела в порядок, что тоже было нелегко. Только завершая свое пятилетнее пребывание в Провинстауне, я окончательно осознал, насколько эти годы были хорошими для меня. Я привык быть окруженным почти со всех сторон не только холодными водами Атлантического океана, но и теплым вниманием друзей, и, конечно, буду по нему скучать.
Время веселых и шумных вечеринок, ужинов и просто посиделок за бокалом вина в доме на берегу Атлантического океана подходило к концу. Друзья, убитые горем по поводу моего приближающегося отъезда, делали то, что и можно было от них ожидать. Они едва не угробили меня неиссякаемым потоком отравляющих веществ, которые мы поглощали практически каждый вечер, гуляя по всем любимым барам нашего города. Это было лето, которое я никогда не забуду, или будет правильнее сказать – я хотел бы запомнить его навсегда.
Недели улетали вместе с облаками пупырчатой упаковки и шипучими бокалами игристого. У Энди Уорхола были его пятнадцать минут славы, у Джона Леннона его потерянный уик-энд, у меня же было мое лето в забытьи. Но тем летом, когда наступил решающий момент, я понял кое-что еще.
Несмотря на то что мне всегда доставляли радость простые удовольствия и приятные мелочи, меня трудно было назвать амишем[13] в том, что касалось нажитого. Я в безумии бегал по дому, хватался за каждую мелочь, разрывался, чувствовал себя как человек, которого лишают всего самого дорогого.
Все закончилось тем, что свои оставшиеся сокровища я припрятал до лучших времен на складе временного хранения. В крохотную комнатку запихнул коробки с книгами, фотографиями, брендовую одежду, которой хватило бы на любой показ, несколько десятков глиняных изделий из Roseville Pottery, какие-то предметы антикварной мебели красного дерева и две картины Мартина Фридмана, написанные маслом.
Рынок недвижимости Бостона оставался неизменным. Я коротко указал, что сдается уютная, но при этом по-настоящему роскошная квартира-студия, которая лучше всего подойдет изящному знатоку фен-шуй. Наверное, мне стоило бы более творчески подойти к этой проблеме, ведь мои финансовые вопросы все еще оставались в процессе урегулирования.
В задумчивости я смотрел на коробки со своими вещами, стоявшими одна на другой, на то, что Джордж Карлин[14] называет барахлом. Да, но это было МОЕ барахло, и ничего из этого не уезжало со мной в Испанию. Но раз уж принял решение, то доведи дело до конца. Я вернулся в свою машину (к тому моменту уже проданную), в багажнике лежали два огромных чемодана, трещавшие по швам от вещей Prada, Ralph Lauren и Jil Sander, вещей, которые мне понадобятся в ближайшее время.
Я надеюсь, Барселона ждет меня не меньше, чем я ее.