Пир в конторе. Контора. Тенора пьют декокты. Придверники разносят капли, хинин, антипирин и проч. Г-н Шаляпин сидит в костюме Руслана.
Богатырь в вицмундире:
Сядем мы за почестен стол,
Уж мы гой еси, мы подумаем,
Что играти нам, воспевати что,
То ли «Фауста», с «Кавалерией»,[7]
«Риголетто» ли с «Травиатою»…
(Оркестр играет, будто бы, марш тореадора из «Кармен», а на самом деле это музыка Дорошевича).
Придверник (вбегая в испуге):
Там пришел, пришел злой насильничек,
Сторожам он всем супротивничек!
Богатырь в вицмундире (строго).
Ты вяжи ему руки белые,
Отправляй его ты в участочек!
(Но двери распахиваются. На пороге Алеша Гречанинов млад. В руках у него партитура. Он бьет партитурой сторожей. Сторожа валятся).
Г-н Гречанинов:
Тщетно волшебная сила
Тучи сдвигает на нас…
Богатырь в вицмундире:
Откуда ты, прелестное дитя?[8]
Г-н Гречанинов (тряхнув кудрями).
Уж я гой еси, добрый молодец, музыкантельщик…
Шаляпин (басом): – Почему «музыкантельщик»?
Г-н Гречанинов: – А это всегда так в былинах!
Второй богатырь в вицмундире (с испугом). – Не возражайте Федору Ивановичу!
Г-н Гречанинов (тряхнув кудрями):
Я из Берлина, злому Вагнеру
Монументик там вдруг поставили.
Возмутился я, Гречанинов млад,
Стал я Вагнеру выговаривать:
«Уж ты, гой еси, злой нахальничек
И байретская ты бахвальщина![9]
Серед площади раскорячился?
Сокрушу тебя, Гречанинов млад!
Монументик весь исковеркаю».
Размахнулся я, задрожал тут весь,
На колени пал свет Рихардушка,
Нибелужьим он молвил голосом:[10]
«Уж ты гой еси, Гречанинов млад!
Вот „Зигфрид“ тебе, вот „Валькирии“,[11]
Ты с меня возьми сколько вздумаешь,
Не коверкай лишь монументика,
Не срами меня в Неметчине».
Взял тогда себе, добрый молодец,
Я «Валькирии» – и мои они!
(Грозно).
То честной был бой, Бородинский бой!
Богатырь в вицмундире: – Позвольте, при чем же тут Бородино?[12]
Г-н Гречанинов. – Не Бородино, а Бородин. Увидав, как я Вагнера всего лишил, Бородин явился с того света и мне все, что он написал, подарил: «Награждаю. Твое. Пользуйся»
(Гордо).
Тень «Игоря» меня усыновила[13]
И Глинкою с восторгом нарекла,
Вокруг меня музыку возмутила
И в жертву мне «Руслана» обрекла!
Г-н Альтани (почтительно): – Да это Мусоргского музыка-с!
Богатырь в вицмундире (неразобрав): – Да, да, совсем Мусоргский! Гениальный молодой человек!
Г-н Альтани (скромно): – Точно так-с.
Второй конторский богатырь в вицмундире: – А как он с Вагнером-то разделался! Весьма отрадно-с, что может, так сказать, «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов земля российская рождать»![14]
Богатырь в вицмундире:
Уж ты гой еси, Гречанинов млад!
Уж не все тебе партитурою
Сторожей лупить, капельдинеров.
Ты подай, подай партитуру нам!
Воспоем ее всею труппою!
(Тенора начинают усиленно пить декокты и принимать капли).
Кому бы только поручить сей богатырский подвиг? На чьи бы плечи возложить? (Басы поджимают плечи и едят облатки[15]). Уж ты гой еси, Федор свет Иванович…
Г-н Шаляпин (поднимаясь): – Не хотелось бы мне, Федю-шеньке…
Один из басов: – Почему же это вдруг «Федюшенька»? Нежности какие.
Г-н Шаляпин: – А почему же в опере у господина Гречанинова Добрыня себя все «Добрынюшкой» величает? Стало быть, так уж выходит, по-богатырскому.