Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова - читать онлайн

Великий князь Московский и Всея Руси Иван III (1440–1505) был создателем России в её современном понимании как национально-территориального государства, которое стремится объединить под своей властью и охватить единым аппаратом управления всю страну, населенную одним народом, имеющим общую культуру и историческую традицию. Русские предреволюционные историки и исследователи 1930–1950‐х гг. справедливо говорили о России Ивана III как о русском национальном государстве и лишь позднее, в угоду позднесоветскому интернационализму, эту формулу заменили на «централизованное государство».

Иван III занимался не просто собиранием земель – это успешно практиковали и его предки: Иван Калита, Дмитрий Донской, Василии I и II. Он поставил это собирание на новую идейную почву, провозгласив принцип общерусского национализма. С октября 1483 года московская канцелярия начинает систематически применять к государю титул «Всея Руси», возникший в середине XIV века, но применявшийся до той поры лишь спорадически.

Этот титул не мог не вызвать беспокойства в соседней Литве, контролировавшей все земли Западной Руси – нет ли в нём притязания московских государей на эти территории? И притязание действительно появилось. Россия Ивана III начинает систематическую реконкисту у Литвы исконных русских земель. В 1503 году, ведя с литовцами переговоры о перемирии после победоносной для русских войны, отдавшей в наши руки Чернигов, Гомель, Брянск, НовгородСеверский, Путивль, русские послы торжественно зачитали следующий княжеский наказ: «Русская Земля вся, с Божьей волею, из старины, от наших прародителей, наша отчина: и нам ныне своей óтчины жаль; а их óтчина – Лятская земля да Литовская; и нам чего деля тех городов и волостей своей óтчины, которые нам Бог дал, ему отступатись? Ано не то одно наша óтчина, коя городы и волости ныне за нами: и вся Русская Земля Киев и Смоленск и иные городы, которые он за собою держит к Литовской земле с Божей волею из старины от наших прародителей наша отчина» [1].

Русская Земля не потому существует в качестве некоего единства, что она «из старины óтчина» прародителей Ивана, напротив, московский Великий князь потому претендует на власть над всею Русской Землею, а не только над тем, чем владеет сегодня, что природные властители Русской Земли – это его род. Русская Земля в интерпретации московской дипломатии выступает как суверенное этнополитическое единство – отечество, власть в котором из старины, как óтчина, принадлежит Рюриковичам. Именно поэтому и Киев и Смоленск должны принадлежать Ивану вопреки династическим притязаниям литовского князя. И напротив, Лятская и Литовская земли, составляя такие же точно этно-политические комплексы, составляют отчину Гедиминовичей-Ягеллонов и князь Иван не вступается в неё.

Феодальный принцип «отчины» – владения, полученного от предков, здесь заменяется национально-территориальным принципом. Земли ляхов и литовцев по своим национальным свойствам составляют óтчину польско-литовского государя Александра Казимира. А земли русские – принадлежат Государю Московскому. Всё русское составляет историческую «óтчину» московских Рюриковичей.

Спору нет, Иван III был человеком «осени средневековья» и охотно использовал феодальные механизмы всюду, где они были ему выгодны. При помощи династических связей он захватил Тверь (ссылаясь на тверское происхождение своего старшего сына Ивана) и накрепко привязал к Москве Рязань. С помощью феодального права перемены сеньора он принял присягу Верховских княжеств, отступивших от Литвы, – Воротынского, Белёвского, Одоевского, Оболенского. Феодальные же инструменты он использовал для того, чтобы лишить в 1478 году осажденный Новгород военачальника – князь Василий Гребенка Шуйский присягнул новому государю.

Однако феодальные права Иван Васильевич принимал в расчет лишь там, где они служили к его выгоде. Там, где они подрывали верховенство московского государя, он их игнорировал. Вспомним об отношениях Великого князя с собственными братьями, Андреем Углицким и Борисом Волоцким, удельные права которых он всячески утеснял.

Василий Тёмный выходит из тени

Ивана III нельзя представлять гением, сотворившим Россию «из ничего». Ему многое досталось от отца – Василия II Тёмного, одного из самых недооцененных русских государей, часто представляемого неудачником.

Выступив на стол ребенком и претерпев большую часть катастрофических злоключений до 30 лет, Василий II закончил жизнь безусловным победителем. На деле именно Василий II, проявив волю и упорство, выиграл нашу «войну алой и белой розы», несмотря на троекратное свержение и ослепление закрепив престол за прямой линией Московских князей. Впрочем, не является это сравнение преувеличенным в смысле переоценки масштабов и значения русской династической смуты?

Она, в сущности, разбивается на два мало связанных между собой эпизода. Первый – выступление в 1433–1434‐м гг. Юрия Звенигородского и двукратное изгнание из Москвы Василия II, а затем авантюристическая попытка сына Юрия – Василия Косого после смерти отца удержать великое княжение за собой. Эта попытка была пресечена отказом второго сына Юрия, Дмитрия Шемяки, от подчинения брату и его переходом на сторону Василия II как старшего в роде.

Второй эпизод последовал лишь спустя 11 лет после довольно бесконфликтного сосуществования Шемяки и Василия II, когда разгромленный татарами Улу-Мухаммеда под Суздалем в 1445 году Василий II после плена вернулся на Русь с обязательством выплатить тяжкую дань. Дмитрий Шемяка в период пленения Василия оказался по «лествичному праву» на московском столе и именно это подвигло его посягнуть на власть серьёзно ослабленного разгромом Великого князя, вступить в заговор с Иваном Можайским, схватить Василия и ослепить его. После чего в течение года Шемяка вынужден был капитулировать перед солидарным мнением Церкви, служилого сословия и общества, и, по сути, – отпустить пленника. Василий Васильевич, даже ослепленный, стремительно вернул себе престол и всеобщую покорность.

Каждый раз, когда Василий II оказывался свергнутым с престола, он получал мощнейшую поддержку со стороны московской служилой элиты и посада. Очевидно, личность Великого князя была сложнее и притягательней нарисованной в историографии плоской карикатуры серого неудачника, если его поддерживали и Церковь, и бояре, и норовѝстый посад.

Шемяка в 1446 году не выступал с возобновлением притязаний своего отца – он действовал как заговорщик, который воспользовался чрезвычайными обстоятельствами военной катастрофы, постигшей Василия. Рассматривать эти два эпизода как единую династическую войну – так же натянуто, как обычай пристегивать к «войне роз» выступление Генриха Тюдора и битву при Босворте, состоявшуюся 14 лет спустя битвы при Тьюксбери, после мирного правления Эдуарда IV и Ричарда III. Продолжавшаяся после этого 6 лет война Шемяки и Василия II была, по сути, агонией узурпатора, пользовавшегося поддержкой в своей Галицкой земле и Новгороде, и закончившейся его отравлением.

В результате искусственного сращивания в историографии эпизода с Юрием Звенигородским и эпизода с Шемякой, возникает историографическая аберрация, из-за которой весь 37‐летний период правления Василия II предстает как эпоха сплошной нестабильности и неустойчивости великокняжеской власти. Хотя в совокупности периоды, когда власть московского государя была непрочна и всерьёз оспаривалась, не составили в общей сложности и 5 лет. Всё остальное время большая часть Московского государства провела в мире и сравнительной стабильности. Сравнить это с бойней, шедшей в Англии, где при Таутоне в один день погибло 12 000 преимущественно знатных воинов, попросту невозможно.

Если мы откажемся от представления об эпохе Василия II как о времени непрерывной династической войны, то нам станут лучше понятны её парадоксальные итоги. Именно в этот период Москва становится безусловным гегемоном среди всех русских земель. Как отмечает М. М. Кром, великое княжение «превратилось в монархию с явной тенденцией к единодержавию. Многие уделы были ликвидированы в ходе междоусобной борьбы, а те, что остались или были заново созданы по завещанию Василия II, или потеряли былую автономию, а их владельцы из “братии молодшей” великого князя превратились в его, “великого господаря”, подданных».

Правление Василия Тёмного было эпохой наращивания Москвой своих сил для решительного превращения в Россию. Огромную роль в этом сыграла реорганизация талантливейшим воеводой Фёдором Басенком Государева Двора, превратившегося в полноценную военно-административную корпорацию, сделавшуюся, по выражению А. А. Зимина «организатором побед Василия II и кузницей кадров для администрации Русского государства».

Василию удаётся спроецировать внутренний конфликт в московском великом княжестве на внешние отношения и под предлогом борьбы со своими врагами (в лице семьи отравленного Шемяки) добиться военного разгрома и политической капитуляции Новгорода – новгородцы признают гегемонию московского «великого господаря» во внешней политике и законодательстве, его право суда, заменяют свою печать на документах – его печатью. После Яжелбиц-кого мира 1456 года деяния Ивана III – шелонский разгром 1471 года и присоединение 1478 года – были уже, в сущности, чисто технической задачей, поэтому без преувеличения можно считать именно Василия II и его Двор подлинными покорителями Новгорода и создателями московского великодержавия.

Наконец, именно Василий II решительно отверг Флорентийскую унию, изгнал латинствующего митрополита Исидора и учредил автокефальную Русскую Церковь во главе с митрополитом Ионой, сделав Москву подлинным «Ноевым Ковчегом» православного мира. В 1441 году прибывший в Москву Исидор был немедленно изгнан после попытки совершить литургию с поминанием папы и оглашения документа о заключении унии. Москва отвергла унию сразу же и предельно решительно. Москва начала добиваться от патриарха и императора утверждения своего кандидата на митрополию, Рязанского епископа Ионы, который уже ездил в Константинополь, но был обойден Исидором.

Несколько лет Иона фактически возглавлял Русскую Церковь, однако убедившись в том, что ни возвращения в Православие, ни дезавуирования Исидора не происходит, в 1448 году собор русских епископов избрал Иону митрополитом и, тем самым, была установлена автокефалия Русской Церкви. То, что причиной провозглашения автокефалии было именно неправославие в Царьграде, совершенно отчетливо указано в послании митрополита в Литву, отправленном вскоре после его поставления. «Занеже, сынове, коли было в Цариграде православие, и они оттуды принимали благословение и митрополита. А ныне, сынове, Богу так извольше, и не хотением нашего смирениа». Сказано предельно ясно – «когда было в Царьграде православие», тогда оттуда принимали митрополита, ныне же волею Провидения такая возможность исчезла. В 1449 году в грамоте киевскому князю Александр Владимировичу митрополит Иона выражается ещё более резко: «Не х кому было посылать. Царь не таков, а ни патриарх не таков, иномудръствующу к латыном приближающуся, а не тако, яко же православному нашему христианьству изначала предано».

Русская Митрополия при святителе Ионе вырабатывает новую державную титулатуру Московских князей. В одном документе Василий II именуется «великим господарем царем руским», в другом – «всея Русския земли самодръжцем». Именно готовность Василия II принять «вызов», связанный с Флорентийской унией и падением Константинополя, и вытекающими из этого церковно-политическими и цивилизационными последствиями, сделала его княжество больше чем второразрядным политическим игроком на шахматной доске Восточной Европы. Возникла своего рода «сингулярность», – между военными, политическими и церковными усилиями, и Московское государство стало по настоящему уникальным историческим феноменом, которое, несомненно, может быть описано как нормальное государство Нового времени, но не может быть сведено только к нему. Это было молодое национальное государство Восточной Европы в политической проекции и вступающий в свои права наследник Вечной Империи в проекции метаполитической.

Личный вклад Василия II, этого «несломленного человека», по выражению американского исследователя Г. Алефа, в решающий поворот русской истории по прежнему остается недооцененным, а абсурдный миф о его «посредственности» кочует из монографии в монографию. Не слишком ли много достижений для «посредственности»? В сыне Василий II нашел замечательного преемника и продолжателя, которому не приходилось, как отцу, горько учиться на собственных ошибках.

Обретение суверенитета

Эпоха правления Ивана III – это последовательное оформление России как суверенного государства.

Уже к моменту вступления на престол Иван III не считал себя связанным вассалитетом Орде. Оговорка об орде, касающаяся дани, в соглашениях Ивана III с подчиненными ему князьями звучит теперь так: «а коли яз, князь великий, выхода в Орду не дам, и мне и у тебя не взяти». Меняется сама идеология восприятия Орды. В послании ростовского архиепископа Вассиана Рыло Ивану III архиерей убеждает великого князя не слушать советников, убеждающих его покориться хану как законному «царю».

Кстати, из этого послания совсем не следует, как поспешно делают вывод многие исследователи, что у самого государя реально были такие сомнения – апелляция архиепископа к князю, прежде всего, публицистический приём, обращенный к широкой аудитории. Вассиан именует Батыя, установившего ордынскую власть над Русью, богомерзким и скверным самозваным царем, который «пришед разбойнически и поплени всю землю нашу и поработи и воцарися над нами, а не царь сый, ни от рода царска». Эта формулировка совершенно разрушительна, конечно, для «евразийской» мифологии, созданной вокруг отношений Руси и Орды.

Наиболее значимым рубежом стал 1480 год, год окончательного разрыва зависимости от Золотой Орды, осуществленного Стоянием на Угре. «Здесь конец нашему рабству», – писал Н. М. Карамзин. То же самое утверждал и советский школьный учебник написанный Милицей Нечкиной: «Русь окончательно стала независимой в 1480 году… Свержение ига монголо-татарских ханов имело огромное историческое значение. Русское государство завоевало независимость. Развитие хозяйства и культуры страны пошли значительно быстрее».

Наконец, выдающийся русский историк Ю. Г. Алексеев подчеркивает: «Летне-осенняя кампания 1480 года против Ахмата – яркая страница военной истории нашей страны. Ещё более существенно, что на берегах Оки и Угры была одержана решающая политическая победа, свергнуто ордынское иго, тяготевшее над Русью более двух столетий. Бескровная победа на Угре – крупнейшее событие эпохи, а воскресенье 12 ноября 1480 года, первый день полностью независимого Русского государства, – одна из важнейших дат в истории нашего отечества».

Со времен стояния на Угре в лексикон русской публицистики входит понятие «отечество». «О храбри мужествении сынове рустии! Подщитеся свое отечество, Русскую землю, от поганых сохранити» – говорится в «Повести о стоянии на Угре», созданной в Ростове под влиянием Вассиана Рыло. Мы обнаруживаем, что Русская Земля интерпретируется в повести не как абстрактное понятие, а как отечество, нуждающееся в защите. Те же, кто не защитил своего отечества, как южные славяне от турок, те «погибоша, отечество изгубиша и землю и государьство».

Национальный суверенитет России сознавался Иваном III вполне отчетливо:

«Мы Божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы, а просим Бога, чтобы нам дал Бог и нашим детем и до века в том быти, как есмя ныне государи на своей земле», – заявлял великий князь послу австрийского императора Николаю Поппелю.

Историк Михаил Кром выделяет такие признаки суверенитета, как ощущение себя Иваном главой особого «господарства», выделение специальной сферы внешней политики, а во внутренних делах «неограниченность верховной власти, которая на территории данного государства обладает абсолютными и никем не оспариваемыми полномочиями». Любые попытки новгородцев ограничить власть московского государя над своей землей вызывают лишь гнев великого князя: «Вы нынеча сами указываете мне, а чините урок нашему государьству быти, ино то которое государьство моё»? «Полная независимость от иных правителей и абсолютная власть в своей земле – таким был для Ивана III идеал государства» – резюмирует Кром. К эпохе Ивана III относится и формирование представления о четких государственных границах.

Бросается в глаза решительность, с которой Иваном III и продолжателем его политики Василием III упразднялись автономия и старые порядки присоединенных земель. Не только упразднялись былые институты, как веча, и вводились московские порядки, но и применялась практика вывода населения. Из покоренного города выселялась местная элита (бояре и посадники с семьями), купцы, даже ремесленники, а на их место переводились служилые люди и торговцы из центральных уездов страны… Такие меры были осуществлены в Новгороде, Пскове и Смоленске после раскрытия в нем антимосковской измены.

После занятия Москвой Тверского княжества в сентябре 1485 года, оно было передано наследнику московского престола Ивану Ивановичу и окончательно присоединено после его преждевременной смерти в 1490 году. В полуавтономном режиме существовали какое-то время владения стародубских и северских князей, перешедших к Ивану в 1500 году из-под власти Литвы. Но «автономии в составе Московского государства имели тенденцию к сокращению, а затем и к полному исчезновению» – отмечает Кром. Он подчеркивает, что «в России XVI века возобладала модель полной интеграции покоренных земель «по праву завоевания»…

Что же позволяло московским государям так быстро приводить к общему знаменателю Новгород, Псков, Тверь, Рязань, которые столетиями жили отдельно от Москвы, зачастую были значительно «старше» её, славнее в мире, ещё недавно отличались бóльшей экономической и военной мощью? Конечно не «династический принцип», не принятие Рюриковичей-Даниловичей, каковые не могли пользоваться каким-то специальным авторитетом по сравнению, к примеру, с Тверскими Рюриковичами-Ярославичами (при этом тверской патриотизм был чрезвычайно силен и стоял на выдающейся культурной высоте, к тому же опирался на почитание князя-мученика Михаила Ярославича Тверского, к гибели которого была причастна Москва).

Ещё более нелепо предполагать, что династический момент имел значение для Новгорода, с его столетиями республиканского строя и всегдашней готовностью значительной части элиты предпочесть литовских Гедиминовичей. Для Новгорода, опять же, был характерен высокоразвитый и опиравшийся на давнюю традицию республиканский патриотизм, да ещё и с выраженной идеологией противостояния диктату владимирских князей. Менее «антивладимирский», но столь же отчетливый характер носил и патриотизм псковский.

Однако ни в ходе Ливонской войны, ни в ходе Смуты Новгород не пытается воспользоваться возможностью для сепаратистских поползновений, быстро и безболезненно возвращается в состав России – новгородская измена, очевидно, коренилась лишь в воображении Ивана IV, расправившегося с новгородцами в 1570 году. Не редкие в Новгороде и Пскове городские восстания никогда не носят сепаратистской окраски, свидетельствуя, что полисное начало в них укоренилось куда глубже, чем сепаратно-государственное. Ничего мы не слышим ни о тверском, ни о рязанском сепаратизме…

Не «династический», как иногда утверждается, а именно национальный принцип был основой создаваемого Иваном III государства. Жёсткий унитаризм значительно отличает Россию этой эпохи даже от самых передовых раннемодерных государств, как Франция, характер которой в качестве образцового национального государства не вызывает сомнений. Если образцовое национальное государство Европы – Франция – срослось из кусков и частей с большим трудом и так никогда и не преодолело до конца своего лингвистического раскола, несмотря на предельно унификационную политику французского государства, то Россия собирается в единое целое как бы сама собой.

Блистательное отсутствие регионального сепаратизма в составе Московского государства свидетельствует о том, что оно имело вполне отчётливую этнокультурную основу, было ранним национальным государством Нового времени в той степени, в которой, возможно, им не было в тот период ни одно государство Европы. «Собранные» Иваном III княжества так скоро и органично прирастали друг к другу не потому, что были соединены общей династией (как раз династия была долгое время главным фактором разделения, как у Москвы с Тверью), а потому, что уже мыслили себя органичной частью единого этнокультурного и, мало того, этнополитического комплекса – Русской Земли.

Представление о «всей Русской Земле», как о реально существующей и нуждающейся в единстве, никуда не исчезает из сознания летописцев, церковных проповедников, а стало быть, и их паствы – князей, бояр, купцов, да и простого народа. Характерно самосознание Афанасия Никитина, тверского купца, оказавшегося за пределами русских и вообще христианских земель, выучившегося говорить и даже писать по-тюркски. В своей знаменитой тюркской записи в «Хождении за три моря» он противопоставляет любимую им Русскую Землю, мыслимую как единство и целостность, и множественных «князей русской земли», которые «несправедливы». «Да устроится Русская Земля и да будет в ней справедливость», – высказывает свою сокровенную мечту тверской купец.

Предметом патриотической преданности для Афанасия является, прежде всего, Русская Земля как целое, а множественность князей может быть понята именно как фактор, порождающий несправедливость. В таком разрезе единовластительство, единодержавие, которое, вскоре после кончины Афанасия, начнет устанавливать Москва, должно пониматься именно как установление справедливости. В Дербенте Афанасий обращается к московскому послу Василию Папину, представителю Ивана III, с просьбой похлопотать о русских пленных. А после смерти Афанасия его рукопись оказывается благодаря его московским спутникам-купцам именно в Москве, что ещё раз подчеркивает её статус общенациональной русской столицы.

Русское национальное государство

Иван III – наш первый национальный государь, возведший в политический принцип объединение всей Русской Земли в единое государство. «При Иване III в короткий срок, в течение одного двадцатипятилетия. фактически было закончено дело создания Русского национального государства», – отмечал К. В. Базилевич.

В работе «Существовало ли русское национальное государство?» [2] я выделил следующие черты раннего национального государства: (1) относительное совпадение этнонима и политонима; (2) ирредентизм – притязание на соединение в одном государстве всех представителей одного этнокультурного комплекса; (3) неприятие внешней этнократии, то есть отрицание права чужеземцев на власть, стремление иметь своего природного государя; (4) зачаточные формы общенационального политического представительства; (5) тенденция к формированию единого экономического субъекта – внутренний рынок, протекционизм, контроль внешней торговли; (6) оформление национальной церковной организации; (7) формирование идеологии изоляционизма/исключительности, то есть комплекса идей «мы должны быть сами по себе» и, при этом, «мы особенные».

И все эти черты ярко и выпукло присутствовали в истории России XV–XVI вв. и большинство из них определились именно при Иване III.

Совпадение политонима и этнонима налицо. «Россия» = «Русь» = «Русская Земля» = «люди русские» – всё это однозначно воспринимается как имеющее вполне определенную политическую локализацию. Переход к постоянному употреблению великим князем Московским титула «всея Руси» фиксируется довольно точно – это третья четверть 1483 года. Еще в «докончании» (договоре) Ивана III с великим князем Рязанским Иваном Васильевичем, заключенном в июне 1483 года, титул «всея Руси» применительно к Московскому князю не употребляется, а уже в октябре 1483 в жалованной грамоте волоцкому князю Борису Васильевичу Иван III именуется «князь великии Иван Василевич Всея Руси». С этого момента титул «всея Руси», воспринятый из титула русских митрополитов, закрепляется за Иваном III на постоянной основе и используется как в отношениях с удельными князьями, так и во внешнеполитической документации.

В строительной надписи на плите, встроенной в Спасскую (Фроловскую) башню Московского Кремля (сейчас хранится в музеях Московского Кремля) сказано: «IOANNES VASILII DEI GRATIA MAGNUS / DUX VOLODIMERIAE, MOSCOVIAE, NOV/OGARDIAE, TFERIAE, PLESCOVIAE, VETICIAE, / ONGARIAE, PERMIAE, BUOLGARIAE ET / ALIAS TOTIUSQ(UE) RAXIE D(OMI)NUS, / A(N) NO 30 IMPE-RII SUI HAS TURRES CO(N)DERE / F(ECIT) ET STATUIT PETRUS ANTONIUS SOLARIUS / MEDIOLANENSIS A(N)NO N(ATIVIT) A-(TIS) D(OM)INI 1491 K(ALENDIS) M(ARTIIS) I(USSIT)P(ONE-RE)». То есть: «Иван Васильевич Божией милостью Великий Князь Владимирский, Московский, Новгородский, Тверской, Псковский, Вятский, Югорский, Пермский, Болгарский и иных земель и Всея Расие Государь в лето 30 своего царствования решил и приказал построить сии башни заложил Петр Антоний Со-лари миланец в лето от рождества Господня 1491 мартовские календы».

Обращает на себя внимание слово «Raxia» совершенно нетипичное для передачи на латыни наименования «Русь». Традиционно оно записывалось как Russia/Rossia/Rhossia. Некоторые исследователи связывают это с популярной в позднее Средневековье теорией происхождения имени «Русь» от названия народа роксоланов – «Роксолания», но, по всей видимости, дело куда проще: «Раксия» – это передача со слуха слова «Росия» со столь отчетливо превращающимся в московском произношении безударным «о»: «Raxie» = «Расие».

Ирредентизм выражен в политике великих князей и царей Московских в высшей степени ярко. Выше мы уже цитировали требование бояр Ивана III к польско-литовскому государю вернуть русские вотчины. «Князь хочет вотчины свои – земли русские» – такова и политика сына Ивана – Василия III.

Установка на неприятие внешней этнократии выразилась со всей определенностью в эпоху Смутного Времени. Нежелание терпеть на престоле польских ставленников и польских оккупантов в Кремле, несмотря на любую их формальную «легитимность», была важнейшим двигателем событий Смуты к порогу победы над нею. Но уже в эпоху Ивана III угроза появления в Новгороде князей из Литвы рассматривается как достаточное основание, легитимизирующее московскую интервенцию и аннексию торговой республики.

Земские соборы, восходящие к церковным соборам, которые стали важным государственным институтом именно при Иване III, были для своей эпохи весьма добротной зачаточной формой национального представительства. Они были всесословны и всеземельны, их голос воспринимался именно как совет всей земли.

Безусловно, имела место единая субъектность во внешней торговле. Государство быстро взяло её в свои руки и поставило под жесткий контроль.

В Северной Европе в эту эпоху наметились две противостоящих друг другу своеобразных «оси»: «вертикальная», ориентированная на ограничение прямых контактов Востока с Западом и посредничество в свою пользу, – она включала Швецию, Ливонию, Ганзу, в значительной степени Польшу и Литву; и «горизонтальная», ориентированная на относительно свободный обмен между основными производящими регионами Северной Европы и включавшая Россию, Данию, Англию и, в качестве альтернативного Ганзе «честного посредника», Голландию. На место контроля над торговлей Ганзы как вненационального союза коммерческих городов пришло торговое соглашение ранних национальных государств.

Иван основывает русский балтийский порт Ивангород, вызывающий настоящую ненависть у ганзейцев и ливонцев. В 1494 году, после двух десятилетий политики систематических притеснений в отношении ганзейцев Иван III закрыл ганзейский двор в Новгороде и конфисковал его товаров на сумму до 96 тыс. марок серебра. Эта политика Ивана III была частью хорошо скоординированной атаки становящихся национальных государств на своекорыстного посредника – Ганзу. Закрытие ганзейского двора последовало непосредственно за союзным договором двух Иоаннов – великого государя России и короля Дании, заключенном в Нарве в 1493 году. Датские короли ещё с конца XIV века были главными противниками Ганзы – они ограничивали свободу ганзейского плавания через Балтийские проливы, поощряли активность голландских и английских купцов.

Ганза ответила на изгнание широким бойкотом России, нанесшим значительный экономический урон. Многие исследователи полагают русско-ганзейский конфликт ошибкой государя. Однако даже если он был тактически неверен, он укладывался в стратегию установления национальной монополии внешней торговли. Другое дело, что подлинного расцвета и прибыльности эта монополия могла достичь только с установлением прямых контактов с Западной Европой через открытые моря, произошедшим при Иване IV. Впрочем, путь вокруг Норвегии регулярно использовали ещё послы Ивана III, именно от них английские купцы и получили представление куда плыть и, в итоге, успешно добрались до Холмогор.

Национальная церковная организация была одним из ранних достижений в становлении русского государства. Автокефалия 1448 года ещё при Василии II сформировала эту организацию, а затем она бдительно охранялась, будучи закреплена в 1589 году с установлением патриаршества.

Идеология национального изоляционизма/исключительности также была сформирована в доктрине преподобного Иосифа Волоцкого: «Русская земля благочестием всех одоле». Там же и доктрина Третьего (III) Рима старца Филофея, которые многие ошибочно считают мессианской. На самом деле это была изоляционистская доктрина, суть которой в том, что не нужно православному царю Московскому любой ценой, перенапрягая силы, отвоевывать Константинополь – отныне Русская Земля – это Третий Рим и это её интересы и есть политические интересы Православия.

Национальному государству – национальную стратегию

Огромна роль Ивана Великого и как стратегического военного руководителя, значительно опередившего своё время.

Для XV века был характерен определенный образ полководца – военачальник, который всё время находится в седле, руководит битвой, лично идет в бой, подвергаясь ежеминутному риску. Основной формой боевых действий был «поход», то есть передвижение войска в поисках сражения или осады.

Войны Ивана III принципиально отличались от стандартов эпохи, напоминая скорее кампании середины ХХ века. Они велись на огромных пространствах, представляя собой ряд скоординированных ударов нескольких армий. Русские, как правило, использовали амфибийную тактику, атакуя, одновременно, на суше и с воды, комбинируя конницу, пехоту, артиллерию и судовые рати – последние были именно русской козырной картой. Стратегическое военное руководство соответствовало образу нового национального государства и по масштабу, и по бюрократической и логистической сложности организации войны.

Главнокомандующий не гарцевал перед войсками, а располагался в штаб-квартире в тылу, координируя события по всему фронту. Конечной целью было не сражение, а достижение стратегического результата. В то время как большинство правителей той эпохи были талантливыми или бездарными полевыми генералами, Иван III был первоклассным стратегом, имевшим в своем подчинении и отличных полевых генералов – воевод: Данила Холмский, Фёдор Хромой, Иван Патрикеев, Данила Щеня… Всего список воевод Ивана III насчитывает 156 человек.

«Сам он лично только раз присутствовал на войне, именно когда завоевывал княжества Новгородское и Тверское; в другое время он, как правило, никогда не бывал в сражениях и все же всегда одерживал победы, так что великий Стефан, знаменитый воевода Молдавии, часто поминал его на пирах, говоря, что тот сидя дома и предаваясь сну, умножает свою державу, а сам он, ежедневно сражаясь, едва в состоянии защитить свои границы» – сообщает австрийский дипломат при дворе Василия III Сигизмунд Герберштейн.

И в самом деле, нигде в военной истории мы не найдем такого количества военных побед и масштабных завоеваний при столь небольшом количестве «судьбоносных» сражений. Таковых за всё царствование Ивана Васильевича было ровно два – битва на Шелони в 1471 году, когда Холмский и Хромой разбили новгородцев, и битва при Ведроше в 1500 году, когда Щеня разбил литовцев.

Зато было множество великолепных военных кампаний, вообще обошедшихся без генерального сражения. Поход на Новгород в 1478 году, приведший к концу независимости республики, состоял в стремительном перехвате коммуникаций и осадных действиях.

Стояние на Угре в 1480 году – подвижная защита переправ на пути ордынского набега в сочетании с вероятным ударом по ордынским тылам судовой рати, дошедшей до Сарая. Пока русская рать удерживала орду Ахмата на берегу Угры, не дозволяя с помощью артиллерии пересечь водную преграду, судовая рать под командой Василия Ивановича Ноздреватого Звенигородского и служилого татарского царевича НурДаулета двинулась по Волге до Сарая и нанесла врагу удар в тыл, разграбив ордынскую столицу. Орда Ахмата потеряла устойчивость и, в конечном счете, повернула [3].

В 1484 году приход русской рати к Казани привел к дворцовому перевороту и воцарению промосковского хана Муххамед-Эмина, а в 1487 город и вовсе капитулировал после короткой осады и стал рассматриваться в московской документации как «óтчина» русских государей (что и позволило впоследствии Ивану IV его присоединить).

Семилетняя приграничная война с Литвой (1487–1494 гг.) состояла из ежегодных небольших внезапных набегов и принудила литовцев смириться с потерей Верховских княжеств.

В практике Ивана Великого как стратега было такое уникальное мероприятие как «поход миром» на Новгород в 1475 году, подготовивший окончательную аннексию в 1478 году. Государь «пошол к Новгороду миром, а с людьми со многими», расположился с войском у новгородских стен на Городище и начал лично судить новгородцев, принимая бесчисленные жалобы. В основном простые люди просили защиты от притеснений, чинимых новгородской боярской элитой. Одной из издержек новгородской олигархической «свободы» было разделение города на зоны контроля бандитских боярских группировок, формой выяснения отношений между которыми был «наезд» – вооруженное нападение с ограблением. Новгородцы подали жалобу за наезды на посадника Василия Онаньина и ещё трех видных бояр, а Государь велел тех схватить и отправить в оковах в Москву.

Если бы Бэзил Лиддел-Гарт пристальней изучал бы русскую историю, то он просто обязан был бы посвятить Ивану III восторженную главу в «Стратегии непрямых действий». Вряд ли Иван III читал Сун-Цзы, но он, несомненно, руководствовался его принципом: «лучшее из лучших – победить не сражаясь».

Поворот оси мировой истории – открытие Сибири

Именно Ивану III принадлежит великий геополитический проект, навсегда изменивший ход мировой истории, быть может, сильнее, чем путешествие Колумба – направление русского войска за Урал. Английский историк и культуролог Фелипе Фернандес Арместо не случайно полагает, что зауральский поход привлек бы куда большее внимание «космического наблюдателя», чем плавание «Пинты».

«В следующем столетии меха стали для Московии тем же, чем были пряности для Лиссабона… В 1465‐м, 1472‐м и 1483 годах Иван посылает экспедиции в Пермь и на Обь за данью – собольими мехами, но самым значительным стало вторжение 1499 года. Близ устья Печоры был основан город Пустозерск: на всем протяжении завоевания русскими Сибири их успех измеряется количеством построенных городов. Армия, предположительно численностью в четыре тысячи человек, с санями, запряженными оленями и собаками, зимой перешла по льду Печору и достигла Оби за Полярным Уралом, вернувшись оттуда с тысячью пленных и огромным количеством мехов. Посол Ивана в Милане говорил, что у его господина собольих и горностаевых мехов на миллион золотых дукатов.

Первая большая кампания на Оби, несомненно, была началом чего-то значительного. Морские империи, основанные западноевропейскими государствами по следам Колумба, Кабота и Васко да Гамы, исчезли. Поистине из всех европейских империй, основанных в начале современного периода, уцелела только Российская империя в Сибири; её потенциал и сегодня далеко не освоен. И если космическому наблюдателю судьба югры в 1490‐е годы покажется более интересной, чем участь араваков или кои-кои, кто может сказать, что он не прав?»

Начиная с 1465‐го по 1499 год русские войска совершили множество экспедиций, направленных на подчинение ново-городских владений на Востоке и на нейтрализацию попыток Казанского ханства их перехватить. Большинство из них, правда, касалось, прежде всего, земель черемисы (мари), вотяков (удмуртов), и Пермской земли. Однако дважды походы затрагивали и далекую Югру.

В 1465 году устюжанин Василий Скряба с отрядом «охочих людей» и в сопровождении жителей бассейна реки Вымь (приток Вычегды) во главе с их князем Василием Ермоличем, сделал вылазку в пределы Югры и подчинил московской власти Югорских племенных вождей.

В 1483 году состоялся масштабный поход русских ратей в Югру. Войско было сформировано из устюжан, вычегжан, вымичей, сысоличей и пермяков, возглавили его московские воеводы князь Феодор Курбский-Черный и Иван Иванович Салтык-Травин. Предлогом военной экспедиции была поддержка Казанского ханства против его противника ханства Сибирского, поданный которого вогульский (мансийский) князь Асыка, которому подчинялись вогулы в районе реки Пелыма, совершал набеги на подданных московского князя зырян (коми).

Поход «судовой рати» вышел из Устюга Великого, поднялся по притоку Камы Вишере, а дальше по притоку Вишеры Вилсую начался горный сплав русских ушкуев – на них не гребли, а тянули бечевой вверх по горной речке. Затем через уральский «Камень» переволокли и корабли, и оружие, и припасы и начали спуск по горной речке Коль, притоку речки Вижай, притоку уже вполне судоходной речки Лозьва, притока реки Тавда, являющейся притоком Тобола, являющегося притоком Иртыша, крупнейшего притока великой Оби. Русская рать совершила первый в истории достоверно доказанный (хотя и не первый, конечно же, в абсолютном смысле, – как и Америку открывали до Колумба много раз) переход через Уральский хребет.

Русская судовая рать разбила Асыка в сражении у укрепленного «городка» Пелым: русские, бившие огнестрельным оружием с судов, бесконечно превосходили по силе вогулов. В бою погибло устюжан 7 человек и вогулов множество. Дальше крупных сражений не было – русские рати прошли по всей системе притоков «вниз по Тавде, мимо Тюмени в Сибирскую землю; воевали идучи добра и полону вяли много. А от Сибири шли по Иртышу… вниз, воюючи, да на Обь реку великую в Югорскую землю, и князей Югорских воевали и в полон вели».

Политическая часть похода завершилась покорением «Кодского княжества». Кодский князь Молдан и сыновья другого князя Екмычея были захвачены в плен и уведены в Москву. При посредничестве пермского епископа Югорские вожди обратились к Ивану III с просьбой вернуть князя, для чего по языческому обычаю принесли присягу на верность Московскому государю. «Кодские князья подтвердили клятву на верность священным обрядом – “с золота воду пили”. При заключении мира Югорские “князья” совершили магические обряды и дали клятвы, при которых фигурировали ель, шкура медведя, жаба, рыба, хлеб и оружие. Епископ, представлявший в переговорах особу Ивана III, велел отслужить молебен». Следующей весной Югорские представители прибыли в Москву, доставили великому князю ценные меха и просили освободить пленников, что и было сделано, в обмен на клятву поставлять в Московскую казну дань мехами.

Спрос на северные меха был велик. Каждую зиму, по сообщению венецианца Амброджо Контарини, в Москву съезжались во множестве немецкие и польские купцы, чтобы приобрести северные меха. И некоторые из европейцев начали подумывать о том, чтобы пробраться в Сибирь самостоятельно. В 1492 году посол германских императоров Максимилиана и Сигизмунда Михаил Снупс начал неожиданно проситься у Ивана разрешить ему путешествие за Обь. Лазутчику пришлось вежливо, но твердо отказать и отослать назад с письмом к «цезарю» следующего содержания:

«Иоанн, Божьею милостию государь всея Руси…, наияснейшему и величайшему другу и брату нашему возлюбленному здравие, радость и честнейшее животование! Твое величество прислал к нам Михаила Снупса, и мы для дружбы и братства с тобою приняли его ласково и держали в своем жалованье. Он просил нас, чтоб мы отпустили его в дальние земли нашего государства, которые лежат на востоке, на великой реке Оби; но мы его туда не отпустили по причине большого расстояния, дальнего пути: и наши люди, которые отправляются за данью, проходят туда с большим трудом. Потом он просил, чтоб мы отпустили его в Турцию и Польшу; но мы и туда его не отпустили из страха, чтоб не сделалось с ним там беды, а отпустили его к вам, в Немецкую землю, тем же путем, каким пришел».

Такие эпизоды должны были побудить великого князя жестко и однозначно подчинить Югру власти Москвы.

Экспедиция 1499/1500 года должна была поставить подчинение Югры на прочную основу. С самого начала она была задумана с большим размахом – 4041 воин, которыми командовали князь Семен Фёдорович Курбский (сын предыдущего покорителя Югры Феодора КурбскогоЧерного) – в его отряде было 1304 вятчанина и 500 вычегжан, князь Петр Ушатый, принадлежавший к той же группе ярославских князей, что и Курбские (1920 важан и пенежан), и Василий Иванович Гаврилов-Бражник (200 вятчан, 100 арян [удмуртов], татар и «отяков» [вотяки-удмурты или остяки-ханты?]). К экспедиции были приписаны «дети боярские» и вятчане-жильцы [то есть служилые люди, выведенные из провинциальной области в Московскую землю для службы при Государе]. Наказом отряду было идти «на Югорскую землю в Коду», а по пути занять Ляпинское княжество на левых притоках Оби.

В день введения Пресвятой Богородицы во храм, 21 ноября войска от устья притока Печеры – Щугоры отправились «к Камени» то есть к Уральским горам. Основная часть войска во главе с С. Ф. Курбским шла «через Камень щелью», то есть по льду Щугоры, прорезающей Урал насквозь. До Урала шли две недели, насчитав за спиной 4650 верст пройденного пути.

Особенностью этого похода было использование вместо более традиционной для русских тактики речного сплава, совсем другой – войско шло на лыжах-«нартах». Лыжные походы для русского войска в XVI веке не были редкостью. Основную часть пути даже князь Семён Курбский шел, как сообщает Герберштейн, «пешком» (то есть на лыжах). Впрочем, суда везли (и несли) с собой, и в бассейне Оби действовали уже привычным для лета способом.

Этот образ потомка Ярославских князей, идущего на лыжах через Урал, как нельзя лучше состыкуется с нарисованным Герберштейном портретом князя – аскета и строгого ревнителя православных канонов: «человек старый, сильно истощенный крайним воздержанием и самой строгой жизнью, которую вел с молодых лет. Именно в течение многих лет он воздерживался от употребления мяса, да и рыбой питался только по воскресеньям, вторникам и субботам, а по понедельникам, средам и пятницам во время поста он воздерживался и от неё. Великий князь посылал его в свое время главным воеводой с войском через Великую Пермию в Югру для покорения отдаленных народов. Значительную часть этого пути он совершил пешком из-за глубокого снега, а когда тот растаял, остальную часть пути проплыл на судах».

Переход через горы сопровождался обследованием местности и Семен Фёдорович даже предпринимал попытку забраться на «Столп». «Он потратил семнадцать дней на восхождение на гору и все-таки не смог одолеть её вершины, называемой на его родном языке “столп”», – рассказывает Герберштейн. По мнению исследователей под «Столпом» имеется в виду гора Тельпосиз (1617 м) – одна из высочайших и красивейших гор Урала, нависающая над Щугорой.

Пройдя Урал, русское войско вышло к реке Ляпин, притоку Северной Сосьвы, «от Камени шли неделю до первого города Ляпина». Из Обского устья, с Обдора, прибыли на оленях Югорские князья уже бывшие союзниками Москвы. По всей видимости, именно югорцы привезли необходимое для зимы транспортное снаряжение и «от Ляпина шли воеводы на оленях, а рать на собаках».

Дальше началась масштабная военная экспедиция, о которой, как ни странно, сведения сохранились в намного более общем виде, чем о путешествии. Нам известно, что Курбский и Ушатый «поимали 33 городы, да взяли 1009 лутших людей, да 50 князей привели». Отдельно действовала экспедиция В. И. Гаврилова-Бражника, следовавшая, по всей видимости, южнее – на Лозьве, Пелыме, Конде (в районе действий экспедиции 1483 года). «Да Василей же Бражник взял 50 городов». Экспедиция князей Курбского и Ушатого победоносно возвратилась в Москву на пасху 1501 года.

Дипломатия Третьего Рима

Хитроумие и масштабность мысли большого стратега распространялись у Ивана Великого и на его дипломатию. Государь всюду умел находить друзей, сталкивать друг с другом врагов, привлекать к себе даже вчерашних противников.

Иван III успешно внедрил в русскую внешнюю политику принцип «дружбы с врагами врагов» и применял его с невероятной эффективностью. Противостояние с ханом Большой Орды Ахматом на Угре вряд ли было бы выиграно, если бы не союз Ивана с крымским ханом Менгли-Гиреем. Против ближних врагов и конкурентов – Швеции и Ганзы Иван III нашел ценного партнера в лице Дании.

Установив связи с Империей Габсбургов, искавших союзников против Турции, Иван немедленно начал добиваться единого фронта с Веной против Польши. Австро-Русская ось в XVI веке стала для Польши-Литвы серьёзным сдерживающим фактором. Характерный факт – империя Габсбургов отнеслась к державным притязаниям Москвы не только без враждебности, но и подогревала их. Первый же посол из Вены предложил Ивану королевскую корону и династический брак дочери князя с императором, на что получил ответ, что русские государи издревле самодержавны и в пожаловании короны не нуждаются.

«Византийский брак», заключенный при поддержке папского престола, резко повысил международный престиж России – великий князь Московский сразу начал рассматриваться как легитимный и статусный игрок на европейской дипломатической арене, с которым престижно и выгодно было поддерживать дипломатические контакты.

Понятно, что главное, что интересовало гостей с Запада – это возможность втянуть Москву в антиосманский союз. И здесь тема «византийского наследия» русских государей была как нельзя кстати. Однако дипломатия Ивана III и его сына Василия III придерживалась национальной ирредентистской программы – возвращение «русской óтчины». В ответ на многочисленные квазивизантийские соблазны русская мысль выработала концепцию России – Третьего Рима, записанную уже при Василии III, но оформившуюся, несомненно, под впечатлением правления Ивана III.

«Вся христианская царства приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческим книгам, то есть Ромеиское царство [так в старейшей рукописи, в других – «Россейское»]: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвёртому не быти».

То есть Русское государство и есть истинный Рим, третий извод Ромейского царства, а четвертому не бывать. Нет никакого смысла сражаться с агарянами за Константинополь, поскольку именно Русь и есть теперь истинный Рим, Третий Рим.

Позднее, в принадлежащем кругу митрополита Московского Макария послании Ивану Васильевичу Грозному Русь описывается так «Константинопольскаа церькви разрушися и положися в попрание, яко овощное хранилище. И паки третий Рим бежа, иже есть в новую Великую Русию, се есть пустыня… и един Православный Великий Русский Царь в всей поднебесной, яко же Ной в ковчезе спасенный от потопа, правя и окормляа Христову Церковь и утвержаа Православную веру».

Русская политическая и церковная мысль эпохи Ивана III, Василия III и Ивана IV выработала вполне четкую доктрину: Россия не должна гоняться за призраками на Босфоре, так отныне не Константинополь, но сама Русь есть истинный Рим. Укрепление Русского государства, собирание Русских земель, Русской Отчины, и есть истинное служение истинной Церкви.

Этому укреплению была подчинена и культурная политика Ивана III.

Русь, ты вся Ренессанс на морозе

Ещё одним проявлением гения Ивана III была та решительность, с которой он сумел сделать ставку на культурные влияния из наиболее передового региона тогдашней Европы – Италии. Монетные мастера, военные инженеры, строители, архитекторы, лекари ехали в Россию оттуда, где их искусство находилось на самых передовых рубежах. «Византийский брак», бывший не в меньшей степени «итальянским браком», был не началом, а составной частью этого процесса.

Фактически Ивану III удалось повторить культурный скачок князя Владимира. Тот, приняв византийское Православие, религию самой развитой на тот момент цивилизации, сумел скомпенсировать для Руси то тысячелетие цивилизационного развития, которого у неё, в отличие от Франции или Англии, не было. Иван III почувствовал потенциал ренессансной Италии раньше, чем её западные соседи.

К тому моменту, когда в 1494 году начались Итальянские войны, перенесшие Ренессанс через Альпы, в Москве уже 15 лет как стоял построенный Аристотелем Фиорованти Успенский Собор, несомненно – один из шедевров ренессансного зодчества, органично соединивший византийские, русские, готические и собственно ренессансные мотивы. Затем следует великокняжеский дворец, от которого сохранились Грановитая палата и Золотая Наугольная палата, колокольня Ивана Великого, кремлевские стены и башни, Архангельский собор-усыпальница. Всего за несколько десятилетий рубежа XV–XVI века Московский Кремль превратился в один из самых заметных ренессансных архитектурных комплексов тогдашней Европы.

Тот расцвет, который ренессансная архитектура получила на русской почве, был, конечно, не случаен. Художественные принципы Ренессанса лучше рифмовались с принципами византийско-русской православной архитектуры, нежели готика, которой была застроена остальная часть Северной Европы. Итальянская архитектура не прижилась ни во Франции, ни в Германии, ни в Польше, зато оказалась совершенно органична в России. И сегодня оказавшись на севере Италии – в Вероне или Милане, невозможно не испытать восхищенной растерянности от узнавания «кремлевских» зубцов на стенах замков Скалигеров и Сфорца и даже рядом с «балконом Джульетты» в Вероне.

Но, помимо переворота в искусстве, эпоха Ивана III – это и значительный подъём в области литературы и церковной мысли, проходивший в своеобразной форме русской контрреформации. Основные литературные достижения этой эпохи связаны с полемикой защитников Православия против ереси жидовствующих, пользовавшихся определенным попустительством Великого Князя. Полемику против еретиков вели святитель Геннадий Новгородский, наряду с собственными посланиями инициировавший первое полное русское издание Библии (недостававшие в старых славянских переводах части были заново переложены с латыни) и преподобный Иосиф Волоцкий, написавший обширный «Просветитель» и сформулировавший принцип «Русская земля ныне благочестием всех одолела».

«И якоже древле нечестием всехъ превзыде Руская Земля, тако и ныне благочестием всехъ одоле. Во инехъ бо странах аще и мнози быша благочестивии и праведнии, но мнози беяху и нечестивии, и невернии, с ними живуще и еретическая мудръствующа. В Рустей же земли не токмо веси и села мнози сведоми, но и гради мнози суть единаго пастыря Христа едина овчата суть, вси единомудръствующе, и вси славяще Святую Троицу» – такова сформулированная в «Просветителе» преподобным Иосифом Волоцким именно в царствование Ивана III доктрина русского «православного национализма», в котором основанием национальной гордости выступает верность евангельскому слову и неповрежденному церковному учению.

В полемике с ортодоксально-националистическим направлением Геннадия и Иосифа оформляется мысль «нестяжателей», возводивших себя (не всегда обоснованно) к Нилу Сорскому, выступавшему за обращение к чуждому мирских дел аскетизму и сравнительно снисходительное отношение к еретикам.

Из околоеретических кругов, связанных с Еленой Волошанкой, вышли «Сказание о князьях Владимирских», возводившее русских государей к родичу Августа Кесаря – Прусу и «Сказание о Дракуле» – написанный Фёдором Курицыным первый учебник политического макиавеллизма до Макиавелли. В начале XVI века, как закономерный итог «иоанновской» культурной революции, расцветает самобытная русская публицистика.

Наименее ярким оказался образ Ивана III, как ни парадоксально, в истории Русской Церкви. Святым боголюбцем, в отличие от многих своих предшественников и преемников, он в церковной памяти не остался. Для Великого князя был характерен значительный вероисповедный прагматизм, отсутствие той глубинной религиозности, которые отличали его отца или его внука. В этом в нём тоже чувствовалось ренессансное начало. В окружении Великого Князя были и многочисленные католики-итальянцы, и еретики-жидовствующие, как дьяк Фёдор Курицын. Он каждому находил применение.

Однако удивительным было смирение Великого князя перед Церковью. В решающую минуту он никогда не ставил себя выше Неё. Вот сопровождающий Софью Палеолог папский легат Антоний пытается торжественно войти в Москву, неся перед собой латинский крест. Митрополит Филипп I реагирует на это обращенной к Ивану III угрозой: «Он во врата граду, а яз, богомолец твой, другими враты из града». Изречение, которое будь мы внимательней к своей истории, могло бы попасть в список крылатых – как «Париж стоит мессы», только наоборот. И князь немедленно посылает к легату требуя убрать символ униатских замыслов, да и сами замыслы благополучно проваливаются.

Покрывая еретиков и еретичествующих иерархов, Великий князь, однако, не мешает святителю Геннадию Новгородскому и преподобному Иосифу Волоцкому обличать ересь и выводить её на чистую воду. В конечном счете, он принимает политическое решение: вырвать ядовитые корни ереси с Русской Земли. Источники не позволяют нам в полной мере оценить соотношение политических, личных и религиозных мотивов, побудивших Великого князя отказаться от воцарения Димитрия-Внука и покровительства его матери – Елене Волошанке, но промыслительный религиозный смысл событий 1503–1504‐го годов был несомненным. Стоящий на пороге смерти и подводящий итог своему наследию Великий князь сумел стать больше самого себя, выступить не только прагматичным князем Московским, но и православным Государем Третьего Рима. Русская Земля действительно благочестием всех одолела.

Отличавшийся исключительным масштабом дарований, Иван III на голову превосходил современников как стратег. Его армии действовали на пространстве от Крыма до Югры, он уничтожал республики и сотрясал царства, он менял маршруты и правила мировой торговли. Именно при нём начался культурный и идеологический переворот, приведший к созданию великой русской культуры как всеевропейского и всемирного явления. Но центром, сердцем всего этого масштабного процесса была идея России как национального государства, как политического учреждения всей Русской Земли.

Великий князь Иван Васильевич стал Государем Всея Руси. «Óтчина» стала Отечеством.

1) Алексеев, Ю. Г. Под знаменами Москвы. Борьба за единство Руси. – М.: Мысль, 1992;

2) Алексеев, Ю. Г. Освобождение Руси от Ордынского ига. – Л.: Наука, 1989;

3) Алексеев, Ю. Г. Походы русских войск при Иване III. – СПб: Издательство СПбУ, 2009;

4) Базилевич, К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства (вторая половина XV века). – М.: Издательство МГУ, 1952 [переиздание: М.: Территория, 2001];

5) Базилевич, К. В. Образование Русского национального государства. Иван III. – М.: Воениздат, 1946;

6) Борисов, Н. С. Иван III. – М.: Молодая Гвардия, 2006;

7) Борисов, Н. С. Повседневная жизнь средневековой Руси накануне конца света: Россия в 1492 году от Рождества Христова или в 7000 от Сотворения Мира. – М.: Молодая гвардия, 2005;

8) Володихин, Д. М. Полководцы Ивана III. – СПб: Петербургское востоковедение, 2017;

9) Зимин, А. А. Россия на рубеже XV–XVI столетий (Очерки социально-политической истории). – М.: Мысль, 1982;

10) Кром, М. М. Рождение государства. Московская Русь XV–XVI вв. – М., 2018;

11) Матасова, Т. А. Софья Палеолог. – М.: Молодая гвардия, 2016.