Часть вторая. Во время

Хардин

Он заблудился, не думал о будущем. Слишком уж сильно привык к новому окружению; даже акцент вроде бы начал стираться. Он свел повседневное существование к замкнутому кругу ежедневных рутин, реагируя и действуя всегда одинаково, с одними и теми же последствиями. Женщины сменяли одна другую: сары, лоры, вовсе без имени…

Разве могло и дальше так продолжаться?

В первую неделю нового учебного года он повстречал ее. Неведомая и непреодолимая сила поместила эту девушку в кампус. Судьба знала, кто он, какая у него репутация, какие намерения. И вот он задумал украсть очередную невинность, разрушить жизнь еще одной девушке. На сей раз все будет не так плохо, говорил он себе. Девушка пострадает не сильно. Все получится проще, невиннее, веселее.

Так он думал, пока ветер не взъерошил ей волосы, открыв лицо. Пока ее серые глаза и алые губы не стали сводить его с ума, сниться ему по ночам. Он так сильно запал на нее, что поначалу даже не понял, чувствует ли что-то на самом деле или только воображает. Нет, он ничего не придумал, новые чувства сотрясали его, как рычание льва. Он жизни без нее не мыслил, каждая мысль была о ней.

* * *

Как-то глубоко ночью, когда падал снег, укрывая белым покрывалом улицы, он оказался на парковке, совершенно один. Сжимая руль старенького «Форда Капри», он практически ничего не видел перед собой, не мог думать внятно.

Как могло все зайти так далеко?

Девушка должна была стать легкой добычей. Симпатичное лицо, невинная улыбка, странного оттенка глаза, в которых, казалось бы, нет глубины… Он не должен был влюбиться, а она не должна была вызвать в нем желание стать лучше.

Он-то думал, что у него и так все неплохо.

И действительно, все было неплохо – до того, как он совершил прекрасную ошибку, позволив девушке стать для него всем. Он полюбил ее, да так сильно, что боялся утратить, ибо, утратив ее, он утратил бы и себя.

Он все крепче сжимал руль; побелевшие костяшки сильно выделялись на фоне черного обода; мысли путались сильней и сильней. Из-за отчаяния он не мог трезво соображать, и в тот момент, когда его страхи тонули в тишине пустой парковки, он осознал, что сделает все – абсолютно все, – лишь бы ее удержать.

Прошло несколько месяцев; он обладал ею, терял, обладал ею снова, не понимая, как так выходит. Он ее любил. Любовь горела в нем ярче любой звезды, и он цитировал отрывки из десяти тысяч ее любимых романов. Она отдала ему все – влюбилась в надежде, что он перестанет быть сволочью. Ее вера заставила его исправляться. Доказывать, что права она, а все остальные ошибаются. Благодаря ей в нем родилась прежде неведомая надежда.

С ней он чувствовал умиротворение; пожар в груди стихал, и сам он привык к этой девушке, жить без нее не мог. Ее тело стало ему убежищем, разум – домом. Чем больше он любил ее, тем больше страданий ей причинял; они боролись, они росли, и постепенно он стал нормальным, каким всегда хотел быть.

Отношения с отцом развивались, постепенно теплея. Несколько семейных ужинов, и он стал понемногу избавляться от ненависти к старику. Стоило увидеть в ином свете себя, и удалось иначе взглянуть на проступки отца. Он стал заботиться о незнакомых людях в доме так, как поклялся никогда не заботиться.

Но непросто противостоять двадцатилетнему опыту саморазрушения и потворства животным инстинктам. Каждый день приходилось бороться с тягой к спиртному, с гневом, что рвался наружу… Он поклялся драться за девушку и клятву держал. Несколько битв он проиграл, однако от цели победить в войне не отказывался ни на миг. Она научила его смеяться и любить, и свою любовь он выражал раз за разом, не думая останавливаться.

1

Последние дни каникул – лучшие. Все с ума сходят, торопятся осуществить летние мечты и желания. На тусах как никогда много народу, девчонки идут в разгул… а я жду не дождусь, когда начнется учеба. Я не какой-то там идиот-первокурсник, которому не терпится окунуться в чудесный мир универа. Нет, если я верно разыграю карты, то уже весной получу диплом, на целый год раньше срока.

Неплохо для отморозка, от которого даже посещения занятий не ждали.

Мать опасалась за мое будущее и услала меня за полмира от дома, в великий штат Вашингтон, к папаше. Придумала дебильную отмазку, типа мне надо с ним «воссоединиться», но я-то сообразил: она просто не может и не хочет больше мириться с моим свинством. Вот и отправила в Америку, как какого-нибудь колониста-пуританина.

– Кончаешь? – Розовые волосы, пухлые губы. Я и забыл, что у меня между ног шалава.

– Ага. – Обнимаю ее за плечи и закрываю глаза, отдаваясь плотскому удовольствию. Все девки дарят мне только плотское наслаждение.

Спину сводит, и я даже не притворяюсь, будто мне нужно нечто большее. Кончаю.

Утерев губы тыльной стороной ладони, Молли поднимается на ноги.

– Знаешь… – Она достает из сумочки темную помаду. – Мог бы притвориться, что тебе хоть немного интересно, козел.

Чмокнув губами, она утирает пальцем излишки помады.

– Да, я такой. – Откашливаюсь. – Притворяюсь все время.

Закатив глаза, Молли показывает мне средний палец. Она и правда интересна мне, с ней хорошо трахаться, а иногда можно и потусить. Мы с ней во многом похожи: оба отвергнуты семьями. О ее прошлом я мало что знаю, но и так ясно, от какого такого дерьма она сбежала в Вашингтон из богатенькой семейки где-то в Пенсильвании.

– Мудак, – бормочет Молли, закрывая помаду. Естественный цвет губ – пухлых от того, что она только что мне сосала, – идет ей больше.

Молли – моя знакомая, я бы даже сказал, подруга с привилегиями, однако наша «дружба» не моногамна, ни в коем разе, мы оба вольны делать что душе угодно, в смысле трахать, кого захочется. Она то любит меня, то ненавидит… Мне по фигу. Это взаимно.

Друзья нам за такие отношения полощут мозги, но мне-то что? Если скучно – Молли тут как тут, сосет и сразу сваливает. Как по мне, идеальный расклад. Для нее, кажется, тоже.

– Вечером придешь на тусу? – спрашивает Молли.

Встаю и натягиваю боксеры, а поверх – джинсы.

– Я, вообще-то, живу здесь. – Выгибаю бровь.

Мне тут противно. Каждый день я задаюсь вопросом: как я вообще очутился в этой сраной общаге?

Из-за говнистого спермодонора, вот как. Его зовут Кен Скотт, и он первостатейный лузер. Алкоголик, дебил, который мне все детство испортил, чтобы затем волшебным образом съехаться с какой-то мадамой с сыночком, лопушком младше меня на два года.

Это типа его второй шанс. Кену Скотту выпадает второй шанс наладить со мной отношения, а мне пришлось заехать в дебильную общагу при колледже, которым он, кстати, и заправляет. В довершение всего он умолял меня перебраться к нему, как будто я реально соглашусь жить с ним под одной крышей, чтобы он смог меня контролировать. Я думал, он даст мне квартиру… но нет, конечно же. Кен Скотт взбесился, когда я сбежал в эту дырень вместо того, чтобы жить у него в чистеньком доме.

Впрочем, и в общаге есть свои плюсы: тут почти каждую ночь тусы, неиссякаемый поток щелок, и что еще лучше – никто до меня не докапывается.

Правильные студентики, похоже, не возражают, что я не больно-то стремлюсь быть лицом этой сраной общаги: не ношу форменных свитеров, не клею стикеров на машину, не записываюсь в добровольцы на всякую там общественную шнягу и не ору на каждом углу с пеной у рта, на каком факультете учусь. Они вроде как трудятся на благо общества, хотя на общество им насрать, и всем все по фигу.

Молли ушла, а я и не заметил.

Встаю и открываю окно, чтобы проветрить комнату перед очередной ночной тусой. Свободные комнаты очень полезны, потому что к себе я людей не пускаю. Это слишком личное. Так уж мне спокойней; народ давно уяснил: ко мне в комнату соваться нельзя. Молли – да и любая девчонка – знает, что уединимся мы в любой другой пустой комнате, только не в моей.

Подхожу к своей двери и тут вижу: Логан тащит по коридору невысокую кудрявую девчонку. Она и не думает молчать о том, что хочет с ним сделать, а я не думаю сдерживать свое отвращение.

– Запритесь уже в комнате! – кричу этой парочке.

Девчонка хихикает, а Логан показывает мне средний палец. Захожу к себе и закрываю дверь на щеколду. Такой у нас порядок: меня игнорируют и тупо посылают куда подальше. Нормально, я лучше один посижу в ожидании очередного синтетического прихода.

Провожу пальцами по пыльной полке книжного шкафа. Не могу решить, в каком романе я сегодня живу… Может быть, Хемингуэй? Неслабая доза цинизма с ним обеспечена. Средняя из сестер Бронте? Можно вмазаться ущербным любовным романом. Хватаю с полки «Грозовой перевал» и, скинув ботинки, ложусь на кровать.

Не знаю, что заставляет меня перечитывать этот роман снова и снова, но раз за разом эта мрачная история меня увлекает. Все у них через жопу, честно: два человека сходятся и расходятся, уничтожая и себя, и всех окружающих лишь потому, что сами те еще эгоисты и упрямцы.

Во время чтения мне хочется что-нибудь чувствовать, и сопли с сахаром про любовь – самое то. Охота сблевать на книгу и после сжечь ее.

– Мать твою, да! – раздается женский голос из-за тонкой, как бумага, стены.

– Заткнитесь на хрен! – Колочу в панель старого дерева, зажимаю уши подушкой.

Еще целый год мудохаться, еще год идиотских занятий и экзаменов. Еще год унылых тус и неудачников, которые слишком озабочены мнением о себе окружающих. Год затворничества, а потом я свалю в Лондон, где мне и место.

2

Он до сих пор помнит, как маленькая комнатка в общежитии наполнилась запахом ванили, когда он впервые остался наедине с этой девчонкой. Мокрые волосы, изгибы тела под полотенцем… Он первый раз заметил, как налилась румянцем гнева ее грудь. Она еще не раз на него разозлится – чертовски сильно разозлится, – но он никогда не забудет, как поначалу она пыталась быть вежливой. Он-то принял вежливость за гордость, думал: еще одна дурочка пытается косить под женщину.

Оставшись один, в ловушке собственных ошибок, он цепляется за воспоминания. Воспоминания о том, как злился он, как злилась она, – лишь они помогали ему держаться, когда она его покинула.

* * *

В первый день осеннего семестра за людьми наблюдать интересней всего: придурки носятся, как курицы с отрезанными головами, девчонки надевают лучшие шмотки, лишь бы привлечь внимание парней.

Все это повторяется каждый год, во всех уголках земного шара, где есть универы. Меня приговорили учиться в Центральном вашингтонском, но мне тут нравится. Учеба идет легко, и преподы дают послабления. Как ни странно, я произвожу впечатление усердного студента. Если бы я «прилагал больше усердия», то мог бы учиться гораздо лучше, однако у меня нет ни времени, ни сил зацикливаться на оценках, планах или вообще на чем бы то ни было. Я не пропаду, что бы там профессора ни думали. Могу неделю пропустить, а потом сдать экзамен на «отлично». Преподы не докапываются.

Передние ряды в студенческом клубе – самое выгодное место, чтобы наблюдать шоу. Моя любимая часть – когда родители начинают обливаться слезами. Забавно, мамочка спровадила меня с таким нетерпением, а эти ведут себя так, словно им руки-ноги отрезают, когда их детишки – взрослые детишки, замечу я вам, – поступают учиться. Им бы прогуляться по району, где я рос, – бросились бы целовать землю Центрального вашингтонского.

Женщина с искусственными буферами и выбеленными волосами обнимает хиленького сынулю в клетчатой рубашонке. Не могу сдержать ухмылку, когда пацан начинает рыдать мамочке в плечо. Отец стоит в сторонке от этого жалкого зрелища, сверяется с дорогими часами, ждет, когда же жена с сыном наконец прекратят распускать сопли.

Я вот представить не могу, чтобы мои предки так обо мне пеклись. Мать-то заботилась, но только когда не работала с рассвета до заката, предоставляя мне самому о себе заботиться и стремясь как-то компенсировать недостаток разума у козла-папаши. Она старалась изо всех сил, однако так сильно можно стараться, лишь когда что-то упущено. Я противился ее помощи, на каждом шагу. Не принимал тогда и не приму сейчас. Только не от нее.

– Эй, чувак, – окликает меня Нэт. Он сидит за столиком для пикников. – Какие планы на вечер? – спрашивает он, прикуривая от зажигалки.

Пожав плечами, достаю телефон и сверяюсь с часами.

– Не знаю. Мы со Стеф встречаемся у нее в комнате.

Попыхивая дымом, Нэт, баран такой, уламывает меня зайти к Стеф из студенческого клуба. Там недалеко, всего пятнадцать минут пешком, но я бы лучше прокатился на машине, чем продираться через толпу возбужденных и наряженных во все лучшее новичков.

Когда мы достигаем общаги, Нэт уже вовсю трещит о предстоящей тусе. Что в ней такого? Эти тусы каждый раз одинаковые. Чего Нэт так завелся?

Сценарий один: те же кореша, столько же секса, те же группы – все по-старому, только день другой.

Я уже хочу войти в комнату, когда Нэт меня останавливает.

– А постучаться? Забыл, как она в прошлый раз взбеленилась?

Я тихонько смеюсь. Помню, конечно. Это было в прошлом семестре, я без стука вошел в комнату к Стеф. Она стояла на коленях перед каким-то ушлепком. Ушлепок он потому… что был в шлепанцах. Для меня подросток в шлепанцах – автоматически ушлепок. Он растерялся, а Стеф взбесилась, и когда паренек бросился прочь из комнаты, она принялась швырять в меня всем, что попалось под руку.

Впечатлений хватило на целую неделю. Я ей до сих пор о том случае вспоминаю.

Смеюсь, а из-за двери тем временем доносится крик Стеф: типа, входите уже.

Входим и застаем на месте блондинчика в кардигане. Он стоит посреди комнаты, позади Стеф, у которой во взгляде так и пляшут лукавые огоньки. Я не сразу примечаю, что в комнате еще и женщина с девочкой. Женщина – просто шик: высокая, длинные светлые волосы, зачетные титьки.

– Привет, ты соседка Стеф? – спрашивает Нэт, а я тем временем приглядываюсь к девочке. Ничего так… Полные губы, блондинка, волосы длинные. Больше, впрочем, оценить не могу; на ней одежда на три размера больше, чем нужно. Подол мешковатой юбки касается пола. Да-а, жизнь в универе для нее малиной не станет.

Зацените: она смотрит себе под ноги и жутко нервничает. Да что с ней такое?

– Э-э… да. Меня зовут Тесса, – бормочет она до омерзения тихим голоском.

Стеф хитро улыбается и, не сводя с девочки взгляда, присаживается на кровать.

Нэт из нас двоих самый приветливый. Он улыбается.

– Я Нэт. Расслабься.

Не вижу смысла болтать, особенно с этой серой мышкой. Она во все глаза уставилась на Нэта, а он кладет руку ей на плечо.

– Тебе здесь понравится, – обещает он.

Вот ведь говна кусок.

Полным ужаса взглядом новая соседка Стеф осматривает постеры на стенах. Хуже пары для Стеф не придумаешь. Тихоня, робкая, всего боится. Ей еще повезло, что у меня сегодня хорошее настроение, иначе ощутила бы себя куда неуютнее.

– Я готова, парни, – сообщает Стеф, вскакивая с кровати. Накинув на плечо ремешок сумочки, идет к двери. Блондинчик – должно быть, брат новенькой – смотрит на меня, а я сердито смотрю на него в ответ.

– Еще увидимся, Тесса. – Нэт машет девочке рукой, а она тем временем пялится на колечко у меня в брови, на кольцо в губе, потом на татухи. Женщина и паренек заняты тем же.

В чем дело? Наколок не видели? Так и хочется сказать это вслух, однако тут замечаю, что дамочка не так уж и хороша, одежда на ней куда симпатичнее. Значит, можно и побыть паинькой. Пока что.

В коридоре мы слышим вопль женщины: «Найдем тебе другую комнату!»

Стеф взрывается смехом, и мы с Нэтом – с ней за компанию.

3

Утром на первую пару идти неохота, и я отправляюсь в комнату Стеф. Она еще, наверное, спит, но мне скучно, а Стеф из всех моих друзей живет ближе к корпусу универа, в котором у меня вторая пара. На ходу пишу эсэмэску: иду, мол, к тебе, – и даже не жду ответа.

В коридоре старого здания пусто, за исключением разве что опаздывающих на занятия: эти несутся сломя голову, прихватив стопки учебников. Осторожно стучусь в дверь, чтобы нашу мисс Я-Сама-Гордость не постиг разрыв сердца, и открываю замок ключом, который мне сама же Стеф и дала.

Чтобы не заснуть на паршивом матрасе у Стеф, листаю кабельные каналы: какой-то нудный «доктор» дает уроки семейной жизни для слабоумных… Дверь открывается, и в комнату влетает соседка Стеф – завернутая в мокрое полотенце, длинные волосы липнут к лицу. Мне почти что смешно. Глаза у нее от удивления лезут на лоб, а я в это время выключаю телевизор и смотрю на этот образчик женского вида.

– Э-э… а где Стефани? – чуть ли не пищит она.

Я молча улыбаюсь.

– Ты что, не слышал? Я спросила: где Стефани? – спрашивает девчушка уже тише, учтивее.

Улыбка моя становится шире.

– Без понятия, – говорю.

Она беспокойно ерзает на месте. Так сильно впилась в края полотенца, что того и гляди порвет его. Снова включаю телевизор и сажусь.

– Ладно… Ты не мог бы… это… выйти? Я бы оделась.

Ну уж нет, никуда я не пойду. Только-только устроился на кровати. Перекатившись на бок и саркастично прикрыв глаза ладонями, говорю:

– Не льсти себе, на тебя я смотреть не стану.

Много же она о себе думает. Сейчас все брошу и стану за ней следить!

Хотя… пожалуй, что и стану. Под полотенцем угадываются чертовски аппетитные формы.

Слышу, как она снует по комнате, спешно надевает лифчик, пыхтит. Нервничает, торопится одеться. Хотелось бы увидеть ее лицо, прикола ради. Открыть глаза, позлить ее. Но я сегодня добрый. К тому же мне еще с ней предстоит общаться, к чему лишние ссоры.

– Ты уже все? – закатываю глаза, не отнимая рук от лица.

– Прояви хоть капельку уважения! Я тебе ничего не сделала. Что с тобой такое? – кричит она.

Ни фига себе! Эта замухрышка еще и огрызаться умеет? Ржу не могу.

Открывается дверь, и входит Стеф в платье, в котором еще вчера ушла на тусу.

– Прости, я опоздала, – стонет она. – Сраное похмелье.

Закатываю глаза. Похмелье у нее… Когда это она с бодуна не страдала?

– Прости, Тесс, забыла предупредить, что придет Хардин. – Она пожимает плечами. Типа ей не все равно.

– Ну и грубиян же твой парень, – выдает блондинка.

Тут меня снова прорывает, и я ржу. Стеф смотрит на меня, выгнув брови.

– Хардин Скотт не мой парень! – восклицает она и тут же начинает давиться от смеха.

Да, мы с ней трахаемся, но не встречаемся.

Я ни с кем не встречаюсь.

– Что ты ей такого сказал? – Стеф, подбоченившись, смотрит на меня. Как ни пыжится, грозный вид ей не дается. Она оборачивается к соседке. – У Хардина… уникальная манера беседовать.

Беседовать? Я ни с кем не думал беседовать. Пожав плечами, снова принимаюсь листать каналы в поисках какого-нибудь бессмысленного дерьма.

– Сегодня будет еще туса, тебе стоит прийти, Тесс, – говорит Стеф.

Ну да, конечно. Придет эта чикса, как же. Чтобы не заржать, я зубами прикусываю серьгу в губе. Смотрю в экран телевизора.

– Вечеринки – это не мое. К тому же мне нужно кое-что купить для стола и стен.

– Да ладно… всего одна туса! Теперь ты в универе, один раз потусить не грех, – чуть не умоляет соседку Стеф. – Постой, а как ты в магазин собиралась отправиться? У тебя же вроде нет машины?

– На автобусе. К тому же я не могу пойти на вечеринку, я там никого не знаю, – отвечает блондинка. Я снова смеюсь. – Я думала почитать и созвониться по «Скайпу» с Ноем.

Ну да, в магазин съездить – та еще веселуха. Она, поди, в магазины ходит с Определенной Целью. У нее это на лице написано. А еще свидание по «Скайпу»… Пипец, она своему недопарню, наверное, щиколотку покажет, и он уже кончит.

– Нечего на автобусах ездить! В них по выходным не протолкнуться. Хардин тебя отвезет… Верно, Хардин?

Стеф смотрит на меня.

Ага, счаз-з-з. Никуда я никого не повезу.

– Заодно познакомимся поближе на тусе, – продолжает Стеф. – Просто приходи, ладно?

– Ну, даже не знаю… Я не хочу ехать в магазин с Хардином, – ноет несносная девка.

Переворачиваюсь на бок и улыбаюсь ей и Стеф. Они меня пипец как достали.

– А я-то надеялся прокатиться с тобой! – говорю. – Брось, Стеф, сама знаешь: эта девочка ни за что не придет на тусу.

Мимоходом замечаю, как здорово белая футболка на девочке облегает титьки и бедра. Лучше бы она всегда так одевалась, чем в дурацкие длинные юбки.

– Вообще-то, я приду, – внезапно заявляет она. Тесса, если не ошибаюсь. Да, точно, ее зовут Тесса.

Тут же раздаются радостные визги и писки, девчонки обнимаются, а значит, мне пора валить.

– Ура! Гарантирую: ты оттянешься по полной! – обещает новенькой Стеф.

* * *

Еду обратно в кампус и высиживаю все до последней пары. Потом приходит эсэмэс от Нэта: они с Тристаном ждут меня в «Слепом Бобе». Еду. Включаю музыку погромче, опускаю окно со своей стороны. Подростком я считал всех, кто так ездит, выпендрежниками, но теперь просек фишку. Иногда просто хочется отгородиться от мира, и в этом помогают музыка и книги. У всех свои рецепты.

Шум эффективен, когда я хочу тишины.

Даже лучше, чем пятый стакан «Джека», наверное. Мама, орущая в трубку телефона посреди ночи, подтвердила бы.

– Чего так долго? – спрашивает Тристан, надкусывая гамбургер, с которого на тарелку падает половина топинга.

– Сплошные козлы на дорогах, – отвечаю, присаживаясь рядом в кабинке. Официантка, которая нас обычно обслуживает, кивает при виде меня и сразу же подносит стакан воды.

– Все еще в завязке? – спрашивает Нэт, отхлебывая пива.

– Прикинь, да. – Отпиваю воды, стараясь не думать, как здорово было бы хлебнуть ледяного пивандрия.

– Молодец, чувак. Самоконтроль – это офигенно круто.

Мне становится неуютно.

Тристан ржет и утирает подбородок салфеткой.

– Самоконтроль? Прошлой ночью Молли выкрикивала твое имя.

– Так он же от спиртного воздерживается. А чиксы – не, про них речи не идет. – Нэт тоже смеется, пихая меня плечом. Ну и хорошо, что сменил тему, а то я уже готов был обидеться.

Под конец Нэт начинает проситься за руль. Он выпил всего одно пиво, а мне вести что-то не хочется, и я соглашаюсь. При условии, что он заберет Стеф и ее соседку.

– Она мне телефон оборвала, жалуется, что ты ей не отвечаешь, – сообщает Нэт, когда мы выезжаем с парковки.

– Час назад обещал подбросить, – закатываю глаза.

Стеф, когда захочет, кому угодно мозг вынесет.

– Я сказал, что мы уже едем. Круто, что эта новенькая, Тесса, тоже придет, – говорит Нэт и приспускает окно со своей стороны.

– Круто?

– Она симпотная и должна чаще выбираться в люди. Стеф говорит, типа ее парень для нее – единственный друг на свете и вообще…

– Парень? Хочешь сказать, у этой матери Терезы есть парень? – усмехаюсь я. Погодите-ка… блондинчик, что заходил к нам в общагу. Они с Тесс больше походили на брата с сестрой. Это с ним она по «Скайпу» созванивается? Сто пудов, они полностью одеваются, а потом еще сверху свитера накидывают, для дополнительной защиты.

– Да, он приходил с ней, мажорик.

– Кто бы мог подумать, – смеюсь я и прибавляю звук. Тесс и ее высокомерному парню с модельной внешностью музыка явно не понравится. Прибавляю громкости еще больше.

Когда подъезжаем к общаге, у меня жужжит телефон. На экране – имя Молли, и я сбрасываю.

– Дамы, – приветствует Нэт девчонок, когда те садятся к нам. Стеф надела похожее на сетку платье, а подружка нацепила нечто вроде бордового мешка. Не понимаю, я же видел контуры ее приличной фигурки под полотенцем – на фига таскать такое бесформенное дерьмище?

– Мы ведь на вечеринку собрались, а не в церковь, ты в курсе, Тереза? – говорю я, когда она забирается в салон.

– Не называй меня Терезой, пожалуйста. Я предпочитаю «Тесса», – сдержанно просит она.

Я прочел много книжек и знаю, что ее полное имя – Тереза. Похоже, нашу целочку это сильно задевает.

– Не вопрос, Тереза, – отвечаю с издевкой. По дороге я то и дело смотрю в зеркало заднего вида. Нужный нам корпус общаги близко, поэтому неловкая тишина надолго не затянется. Наконец Нэт останавливается на парковке позади ряда машин.

Тереза пыхтит и закатывает глаза.

– Какой большой дом… сколько там народу собралось? – спрашивает она. Нет бы на парковку взглянуть: все сразу ясно.

– Под завязку. Торопись, – говорю, закрывая дверь машины. Тесса так и сидит, пораженная, а я иду дальше, через двор, к дому.

4

Он с самого начала, с первой встречи, когда она его осадила, знал: его чувства к ней – нечто новое. Он сам не понимал… понятия не имел, что пламя внутри нее будет гаснуть по мере того, как он совершает ошибки. И очень часто, оставаясь наедине с собой, он вспоминает те дни, когда пламя в ней еще бушевало. Когда ее голос и поступки полнились страстью, от которой воздух между ними дымился. Стоило бы знать заранее, что такая страсть приведет к разрушению, к тому, что душа девушки сгорит, дух ее развеется, отняв у него любимую, без которой он не мог – да и не может – дышать. Что он будет смотреть, как она уходит от него в последних клубах серого дыма.

* * *

Проталкиваюсь через группу пьянющих придурков. Те играют в какую-то игру с напитками, в надежде убить время и отчаянной попытке влиться в коллектив. Меня тошнит от вида их красных глаз и тупых ухмылок. Один за другим они одаривают меня презрительными взглядами, а сами бросают пластмассовые шарики в стаканы с пивом и тостуют, как будто выиграли какую-нибудь медаль за полное опьянение с дешевого пойла из общей посуды.

В переполненном людьми коридоре нахожу Стеф. Ее «хвостик» совершенно потерян – блондинка смотрится неуместно в этом море кочующих тел. Ей в руки суют напиток, и она вежливо улыбается, хотя – по глазам вижу – пить не хочет. Впрочем, красный стаканчик к губам подносит.

Вот сюрприз так сюрприз.

– Приве-е-ет, Земля вызывает Хардина! – Сквозь шум пробивается голос Молли. Уперев руки в бока, она зло глядит на Стеф и Тессу.

– На что это ты уставился? – напряженно спрашивает она.

– Ни на что. Не твое дело. – Иду дальше, поднимаюсь по лестнице на свой этаж. Позади бряцают драгоценности. Оборачиваюсь. Молли смотрит на меня щенячьим взглядом. – Ты что-то хотела?

Откинув с плеча розовые пряди, она жалуется:

– Мне скучно.

– И?.. – Достав из заднего кармана джинсов телефон, утыкаюсь в дисплей. Лишь бы ее не слушать.

Молли догоняет меня и хватает за руку.

– Развлеки меня, козел!

Платье на ней – одно название, открывает взгляду все, что я и так уже видел. Картина мне нравится. Улыбка Молли становится шире, ногти впиваются мне в кожу.

– Ну давай. Ты когда последний раз трахался?

Вот бесстыжая. Люблю ее такой.

– Если считать отсос, что ты мне сделала два дня назад…

Она не дает мне договорить – лезет целоваться. Я отстраняюсь, она напирает.

А впрочем, фиг с ней. Не так уж она и плоха, к тому же альтернатива куда хуже. Например, тусить всю ночь со Стеф и Паинькой Терезой. Так и уснуть недолго.

Молли уводит меня в последнюю справа комнату. Она уже знает, что ко мне лучше не соваться, ко мне вход заказан. Закрыв за собой дверь, Молли кидается на меня. Губы у нее горячие, липкие от блеска.

Прикосновения – с ней или другой девчонкой – позволяют бежать от мира. Сам контакт мне не особенно важен, но, когда мозг выключен, становится проще. Только в эти бурные мгновения я хоть что-то да чувствую.

Молли подводит меня к кровати, ложится на меня всем телом, трется о мою ногу. Схватив ее за розовые пряди, отдергиваю от себя.

– Нет, – говорю.

Она стонет и ноет, как и всякий раз, стоит напомнить ей, чтобы не лезла сосаться.

– Ну и козел же ты, – жалуется она, а сама тем временем садится мне на живот.

Внезапно открывается дверь, и Молли замирает, оборачивается. Я приподнимаюсь на локтях.

– Тебе помочь? – грубым и нетерпеливым тоном спрашивает Молли. Она распалилась, ей хочется.

В дверях, разумеется – а как же иначе?! – Тесса, соседка Стеф. Вид у нее еще более смущенный, чем у нас с Молли, вместе взятых.

– Ой… нет. Простите, – шепчет она. – Нет, извините, я просто туалет искала. Меня тут облили.

Она смотрит на пятно у себя на платье, словно предъявляет нам доказательства. Уж больно много она вниз смотрит.

– Вот иди и ищи туалет, – с издевкой произносит Молли и машет рукой.

Тесса пулей вылетает за дверь.

Молли присасывается к моей шее, а я смотрю на дверь – вижу под ней тень Тессы. Она что, подслушивает? Офигеть! Наконец она уходит, а Молли тянется к моей ширинке.

– Господи, как эта девчонка меня бесит.

Странно слышать такое от человека, которого не больно-то любят.

– Может, стоило и ее к нам пригласить? – пожав плечами, спрашиваю я.

Молли морщится.

– Фу, нет. Бьянку или Стеф – еще куда ни шло, но лохушку Тессу? Она некрасивая и почти вдвое больше меня.

– А ты, стерва, точно знаешь? – качаю я головой. – У Тессы вообще-то клевое тело – мужикам такое нравится. Я бы сам ее съел в один присест, если бы она только уняла гонор.

– Да мне по фигу. Тебе просто ее сиськи понравились, – говорит Молли и снова присасывается к моей шее.

– Она мне не нравится, – спешу отмазаться я.

– Может, и не нравится. – Молли заглядывает мне в глаза и лукаво улыбается. – А все равно ты бы трахнул.

Она кусает меня за подбородок, хватает за член, продолжает тереться.

– Хватит болтать.

Провожу пальцами у нее между ног, и Молли стонет, уткнувшись лицом мне в шею. Я отдаюсь наслаждению. Молли ни за что не признает, но она очень сильно похожа на меня. Она, как и я, бежит от собственных мыслей в мир физических ощущений. Ее дни так же бледны и тоскливы. Чувствую, досталось ей крепко.

Запускаю пальцы в Молли, и она содрогается всем телом. Я-то уже знаю, как заставить ее кончить быстрее. С ее губ срывается стон и имя «Лу», и она спешит исправиться, зовет меня.

Лу? Какого хрена? Неужто Логана вспомнила? Лу – его прозвище. Мне смешно, еле сдерживаюсь. Молли знает, что Логан со мной и рядом не стоял.

Мне плевать. Я пользую ее, она пользует меня – мы квиты. Мысленно возвращаюсь к вечеринке внизу. Интересно, с кем успела поругаться соседка Стеф? Она штучка эмоциональная. С виду хрупкая, а на деле та еще крикунья и скандалистка.

Молли стягивает с меня джинсы. Ее теплые губы смыкаются на моем члене, и я закрываю глаза.

После она утирает распухшие губы. Ни один из нас не произносит ни слова. Молли приспускает подол платья, типа прикрывая бедра.

Я еще несколько минут валяюсь на кровати и гляжу в потолок, потом наконец выхожу в коридор. Туса продолжается; народу прибывает. Мимо проходит группа из трех девчонок – они держатся за руки.

– Девчонки, вы мои лучшие подруги, – говорит самая низкорослая.

Одна из них, в синем свитере, бредет, спотыкаясь. Глаза у нее налиты кровью и слезятся.

– Я вас обеих люблю! – говорит она.

Ох уж мне эти пьяные девки, плачут и всем признаются в любви…

В дальнем конце коридора примечаю Логана. Криво усмехаясь, он держит в руках по стакану. Один предлагает мне, я молча отказываюсь.

– Тут вода, – говорит он.

Приняв «угощение», принюхиваясь к нему.

– Эм-м… спасибо. – Делаю глоток холодной воды, не обращая внимания на немой укор в глазах Логана.

– Тут яблоку негде упасть, – говорит друг, морщась и откашливаясь. – А дешевая водка дерет горло.

Я молчу. Мы идем к лестнице.

– Кстати, я видел, как Тесса зашла к тебе в комнату, – говорит Логан у меня за спиной, и я оборачиваюсь.

– Что ты сказал?

– Она и Стеф зашли к тебе. Стеф поплохело, она блюет в тубзике.

– Чего ей у меня в комнате понадобилось? – повысив голос, спрашиваю я. Дверь была заперта, это точно. Ко мне в комнату никому нельзя, даже поблевать в туалете. Тем более, если плохо – нечего там на мои вещи кишки выворачивать.

– Не знаю, – пожимает плечами Логан. – Я так сказал, на всякий случай.

Он исчезает в толпе, а я иду в комнату. Стеф могла бы предупредить свою соседку о запрете.

В гневе врываюсь к себе и возле книжных полок застаю Тессу. Она держит в руках потрепанный экземпляр «Грозового перевала». Вид книги выдает, что я чаще других читаю именно ее.

– Ты какого черта здесь делаешь? – спрашиваю Тессу.

Она, даже глазом не моргнув, закрывает книгу.

– Тебя спрашиваю: какого черта ты здесь делаешь? – все так же грубо повторяю вопрос. Подхожу и забираю книгу, возвращаю на полку. Тесса так и стоит возле кровати, смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

– Нэт сказал отвести Стеф сюда… – наконец отвечает она шепотом и указывает на Стеф. Та развалилась у меня на кровати. Офигеть. – Она перепила, и Нэт сказал…

С меня хватит.

– Ты уже говорила, – спокойно перебиваю ее.

– Ты тут живешь? – спрашивает Тесса с любопытством и легким укором. Не то чтобы я удивлен. Высокомерные мажорики вечно меня осуждают, хотя вот эта девчонка вряд ли из богатеев. Платье у нее, скорее, их секонд-хенда. Странно…

– Ну да, и что? – Делаю шаг к этой любопытной штучке, и она пятится, задевая на ходу шкаф. – Чему ты удивляешься, Тереза?

– Хватит называть меня Терезой!

Сварливая.

– Это твое имя, разве нет?

Она со вздохом отворачивается. Пытается выйти из комнаты, а я смотрю на кровать.

– Ей здесь нельзя оставаться, – говорю. Стеф не останется спать на моей кровати.

– Почему? Вы ведь друзья.

Как мило… и наивно.

– Друзья, да, но у меня в комнате никто не ночует. – Скрестив руки на груди, присматриваюсь к Тессе, а она разглядывает мои татуировки. Мне нравится, как она на них смотрит. Это возбуждает. Тесса заинтригована.

– О-о… – произносит она, как будто вынырнув из задумчивости. – Понятно! То есть ночевать у тебя может лишь та, кто с тобой спит.

Я невольно улыбаюсь такой дерзости. Ох уж эта малявка! Длинные белокурые пряди и скрытые под жуткой хламидой аппетитные формы… Что-то в этой девчонке раздражает меня еще больше, чем в Стеф и даже в Молли. Что-то, что задевает куда глубже. Она неким образом умудряется быстро влезть ко мне в душу. Так дело не пойдет.

– Если хочешь переспать со мной, то извини, ты не в моем вкусе.

С улыбкой наблюдаю, как ее перекашивает от смущения и гнева.

– Да ты… ты…

Мне вдруг становится неуютно.

– Тогда… – говорит Тесса, – перенеси ее в другую комнату, а я вернусь к себе.

Я?! Она так самоуверенна, что с каждой секундой бесит меня все сильнее.

Она ведь не бросит Стеф здесь? Не бросит же?.. Тесса открывает дверь и выходит в коридор.

Черт, а у нее характер покрепче, чем я ожидал. Это даже слегка впечатляет.

– Спокойной ночи, Тереза! – кричу ей вслед, пока она не захлопнула дверь.

Окидываю комнату беглым взглядом: вдруг она еще что-то здесь трогала. В глаза бросается зеркало. Точнее, человек в отражении. С трудом узнаю его, потому что сам не знаю, в кого превратился за последние годы.

И уж совсем непонятно, откуда у меня на губах эта придурочная улыбка?

Мне не впервой с зазнобами на таких тусах собачиться, но сейчас перебранка понравилась мне больше обычного. Почему? Из-за новенькой? Она не из тех, на кого я обычно охочусь, однако забавляться с ней тоже прикольно.

Снизу доносится шум. Стеф у меня на кровати, и делать нечего: придется позвать Нэта, чтобы вынести ее отсюда… и, наверное, бросить в коридоре. Уверен, Стеф спала в местах и похуже. У меня из головы все не идет Тесса, то, как она упрямо подбоченилась, пока спорила со мной, не желая уступать.

Выхожу в коридор и ловлю первого попавшегося новичка, уговариваю помочь перенести Стеф в другую комнату. Жду для верности, пока он потом выйдет, – чтоб не остался с пьяной Стеф в пустой спальне – и только потом возвращаюсь к себе.

Проходя мимо туалета, слышу дикие вопли. Это Тесса, я теперь ее голос где угодно узнаю.

– Да нет… Я пошла на вечеринку с соседкой и застряла в общаге. Тут спать негде, а домой не вернуться.

Она уже плачет. Надо бы пройти мимо, нет ни сил, ни даже слабенького желания общаться с этой гиперчувствительной ревой.

– Она же…

Тесса всхлипывает, и ее слов не разобрать. Прижимаюсь ухом к двери.

– В том-то и дело, Ной…

Дергаю за ручку двери. Сам не знаю зачем, так что, наверное, оно и к лучшему, что дверь заперта.

– Минутку, – громко и раздраженно просит Тесса.

Стучусь.

– Говорю же вам, погодите!

Распахнув дверь, она видит меня, и глаза у нее чуть не вылезают из орбит. Тесса вылетает из туалета, и я отворачиваюсь, но тут же нежно ловлю ее за руку.

– Не трогай! – вырывается Тесса.

– Ты что, плакала? – спрашиваю, хотя ответ и так уже знаю.

– Оставь меня, ладно, Хардин? – Голос у нее усталый. С кем она говорила по телефону? Со своим парнем?

Хочу уже отколоть остроту, но Тесса вскидывает руку.

– Прошу тебя, Хардин. Умоляю. Если в тебе есть хоть капля достоинства, оставь меня в покое. Промолчи, какую бы гадость ты ни хотел сказать. Очень прошу.

Ее серо-голубые глаза блестят от слез, и пришедшая мне в голову грубая шуточка внезапно становится неактуальна.

– Дальше по коридору есть пустая комната, можешь устроиться в ней. Мы там оставили Стеф.

Она смотрит на меня так, словно у меня выросла еще голова.

– Хорошо, – выдавливает наконец Тесса.

– Третья дверь слева, – говорю я и отправляюсь к себе. Хочется как можно быстрее убраться от этой девчонки подальше. – Спокойной ночи, Тереза.

Закрывшись, приваливаюсь спиной к двери. Голова идет кругом. Что-то со мной не так… Ну, Логан, держись, если ты что-то подсыпал мне в воду.

Хватаю с полки «Грозовой перевал», открываю на середине. Из всех героинь литературы, что мне попадались на страницах прочитанных книг, Кэтрин – самая стерва. Ума не приложу, как Хитклифф мирился с ее закидонами?

Да, он и сам не подарок, но Кэтрин – в разы хуже.

* * *

Вижу сон: Кэтрин – или, скорее, ее блондинистая версия помоложе – спотыкаясь, входит в здание колледжа. Внезапно раздается крик моей матери, и я, весь мокрый от пота, просыпаюсь. Резко сажусь на кровати и включаю свет.

Когда уже эта фигня закончится? Столько лет меня мучает.

Еще несколько тревожных часов я пялюсь в потолок и стены, потом иду в душ, а после – на кухню. Беру там мусорный пакет, решив хоть раз сделать доброе дело. Может, если помогу людям, мне в награду достанется целая ночь спокойного сна?

Тесса еще не уехала. Она на кухне, облокотилась на стойку и смеется.

– Что смешного? – спрашиваю, смахивая в мешок пустые стаканчики.

– Ничего… Нэт тоже здесь живет? – спрашивает Тесса.

Делаю вид, что не слышу ее.

– Нэт здесь живет? – громче переспрашивает она. – Чем скорее ответишь, тем скорее я смогу отсюда убраться.

– Вот теперь я весь внимание. – Подхожу к ней, такой раздраженной, собираю со стойки мокрые бумажные полотенца. Улыбаюсь. – Нет, он здесь не живет. По-твоему, Нэт похож на того, кто живет в общаге?

– Нет, но и ты не похож, – насмешливо фыркает Тесса.

Молчу. Черт, ну и срач тут развели.

– Здесь поблизости автобусные остановки есть? – Она по-детски топает ножкой, и я закатываю глаза.

– Да, примерно в квартале отсюда.

– Где именно, не скажешь?

– Конечно: примерно в квартале отсюда.

Тесса такая вспыльчивая, что мне смешно.

Резко развернувшись на плоских подошвах балеток, она быстро уходит из кухни. Я смеюсь себе под нос, стараясь не обращать внимания на то, как усмехается надо мной Логан на другом конце кухни. Иду к нему, но на полпути меняю направление – чтобы подсмотреть за Тессой. Она направляется к Стеф.

– Не поедем мы на автобусе. Кто-нибудь из этих придурков нас подбросит. Он просто стебется над тобой, – говорит Стеф. Врывается в кухню, ни дать ни взять ураган «Катрина». Вокруг глаз у нее размазана тушь. (Тесса макияжем почти не пользуется.) – Хардин, ты же отвезешь нас обратно? У меня голова сейчас лопнет.

– Да, конечно, только минутку мне дай. – Бросаю мешок с мусором на пол. Тесс фыркает, и я усмехаюсь. Ее очень легко выбесить.

Тесса и Стеф дожидаются у машины. Ставлю одну из любимых композиций «Уор пигз». Опускаю окна и наслаждаюсь прохладой от встречного ветра.

– Может, закроешь? – просит Тесса с заднего сиденья.

В зеркало видно, как разметало ей по лицу волосы. Приходится закусить кольцо в губе, иначе заржу. Притворившись, будто не слышу жалоб, врубаю музон еще громче.

Наконец увеселительная поездка закончена; девчонки выбираются из машины, и я говорю им вслед:

– Стеф, я чуть попозже загляну. – Сквозь подол ее платья проглядывают трусики, но в этом, надо думать, и прикол платьев-сеточек. – Пока, Тереза.

Я улыбаюсь, а она закатывает глаза. Смеюсь и уезжаю прочь.

5

Как-то ночью, через несколько месяцев после встречи с ней, он перевернулся на бок и обнаружил ее рядом с собой на кровати. Она лежала, закинув на него ноги. Такого он прежде никогда не испытывал: боль ушла, зато разум и сердце словно пели. Хотелось разбудить ее, покаяться этом ангелу в грехах, но в этот миг она проснулась… и он не нашел в себе сил.

Он был трус и лжец. Оставалось надеяться, что она сумеет пощадить его. Поморгав немного, она обернулась, посмотрела на него, и он ощутил на себе сокрушительную тяжесть. Нельзя было разрушать образ, который она создала у себя в голове, однако он боялся за будущее: с детства он знал, что рожденная во тьме ложь на свету превращается в ужасную правду.

* * *

Я проспал всего три часа и проснулся от звуков смеха и собачьего лая. В принципе, я и так мало сплю, но немного тишины в коридорах пришлось бы очень кстати. Особенно если учесть, что сегодня понедельник и у меня скоро занятия… Проверяю время по мобильному – 8.43.

Твою мать.

Осталось меньше получаса, чтобы успеть на лекцию по литературе. И вообще, откуда в общаге собака?!

Подобрав с пола черные джинсы, встаю и пытаюсь их натянуть. Меня шатает, я матерю тугие обтягивающие штаны. Ноги у меня чересчур длинные, чтобы носить мешковатые джинсы, в них я придурок придурком. Вчера я бросил ключи на пол, и вот приходится рыться в грязных вещах и вонючих носках. Черт, ну что за напасть!..

Иду по коридору, не обращая внимания на следы вчерашней гулянки. Логан машет мне рукой; под глазами мешки, в руке – баночка энергетика.

– Черт, я в говно, – стонет он, растягивая губы в улыбке. Как всегда. Не представляю, каково это – постоянно быть счастливым, как он. Даже с похмелья. Я бы не справился.

– Это ты круто придумал – не пить. – Подойдя к холодильнику, он достает полгаллона молока и пьет прямо из канистры.

– Нормально. – Глядя на него, качаю головой. Логан, улыбнувшись, отпивает еще. Постепенно кухня заполняется обитателями общаги. Хватаю со стойки кусок пиццы – реликт вчерашнего пьяного решения заказать десять пицц в четыре утра.

Выходя из кухни, слышу, как Нил спрашивает у народа: мол, как насчет вечером, перед тусой, забуриться в какой-нибудь ресторан? Меня вряд ли пригласят – никогда не приглашают. Меня вообще не застать в кругу придурков, у которых на голове больше геля, чем волос; разве что на вечеринке вроде вчерашней.

Мать вечно распекала меня из-за того, что я не умею заводить друзей. Она просто фишку не рубит. Это ведь ни разу не просто и даже близко не весело. Зачем искать одобрения тех, кого я терпеть не могу? Чтобы повысить чувство собственной важности? Мне друзья в хрен не уперлись. У меня есть узкий круг людей, которых я более-менее могу выносить, и этого достаточно.

Стоянка у кампуса переполнена, приходится подрезать одного растяпу, чтобы занять его место.

Профессор уже вовсю разглагольствует, когда я вхожу в аудиторию. Оглядевшись в поисках свободного места, примечаю в переднем ряду девчонку. Длинные белокурые пряди выглядят знакомо… еще и юбка до пола. Да это же Тесса, пуританочка наша, соседка Стеф! Сидит рядом с Лэндоном Гибсоном. Ну точно, Тесса. Вот прикол: она в одной аудитории со мной, и единственное свободное место – рядом с ней. Денек задался.

Пока иду к ней, она оборачивается – и глаза у нее лезут на лоб. Тесса лихорадочно озирается по сторонам, а я по-быстрому подсаживаюсь. Тесса делает вид, что меня нет. Ожидаемо. На ней синяя рубашка, застегнутая под горлышко, на два размера больше. Волосы собраны на затылке.

Телефон у меня в кармане начинает жужжать.

Эсэмэс от моего спермодонора: «Карен готовит отличный ужин. Приходи».

Он что, гад, с ума сошел? Перевожу взгляд на Лэндона; он – так уж получилось – сын Карен. Сидит такой в рубашечке поло, свеженький.

Да не приду. С фига ли мне соваться в папашин новенький дом, где он живет с подружкой и Лэндоном? Идеальным маленьким Лэндоном, который обожает спорт и целует всем зад, лишь бы стать самым милым и уважаемым мальчиком.

Ну его в задницу.

Жду, что мой дорогой братишка Лэндон что-нибудь скажет. Он молчит. Вот тебе, папа, и объединение семьи.

– Думаю, это будет мой любимый предмет, – говорит Лэндону Тесса после занятия.

Как ни странно, это и мой любимый предмет, если не считать, что я отсиживаю пары чисто прикола ради.

Поняв, что я следую за ними, Тесса оборачивается.

– Чего тебе, Хардин?

О, сработало.

Улыбаюсь ей невинной улыбкой, словно и не думаю ее злить.

– Да так, ничего. Просто рад, что у нас с тобой общие предметы в программе.

Мои слова так и сочатся сарказмом, в ответ на который Тесса закатывает глаза. Я пялюсь на нее все занятие; мне по кайфу, как она ерзает или пыхтит от раздражения. Класс! Пара заканчивается быстрее, чем хотелось бы, и Тесса спешит собрать вещи до того, как профессор распустил нас. Ну уж нет.

Вскакиваю на ноги, готовый преследовать Тессу и Лэндона до самого выхода из здания универа. Я еще не навеселился. В коридоре Лэндон оборачивается к Тессе. Под нашими взглядами Тесса нервничает.

– Увидимся позже, Тесса, – говорит Лэндон. Мне – ни слова.

– Нашла с кем дружбу заводить, – дразню я Тессу, когда Лэндон сливается с толпой заблудившихся перваков.

Воображаю, как мамаша Лэндона и мой папочка радостно держатся за руки, типа, смотрите, как мы любим друг друга. От одной мысли, как мамочка Лэндона держит за руку моего папашу, Кена Скотта – он же Сраный Отец года, – меня передергивает. Не припомню, чтобы он хоть раз держал за руку мою мать.

– Не говори так о нем, он милый мальчик. Не то что ты, – отрезает Тесса.

Я оборачиваюсь к ней. Ого, как пылко она его защищает. Успела узнать Лэндона? А он ее?

Стоп, а мне какая хрен разница?

Задвинув этот вопрос поглубже, решаю еще немного позабавиться с Тессой.

– С каждой нашей новой беседой ты становишься веселее, Тереза.

Она ускоряет шаг, я догоняю.

– Еще раз назовешь меня Терезой…

Поджав пухлые губы, она пытается состроить злобную мину, но я, глядя в ее глаза оттенка серого, переходящего в бледно-голубой, расслабляюсь. Напряжение тает, и по спине пробегают мурашки.

Какое странное чувство. Гнать его! Прежде мне нравилось, как Тесса глядит на меня в попытке оценить и раскусить; теперь в ее глазах – осуждение. Она смотрит на мои расписные руки, словно моя бабушка. Еще придирок не хватало.

– Хватит на меня пялиться!

Развернувшись, ухожу. Дыхание перехватывает. Как тогда, когда я выкуривал слишком много сигарет. Я больше не курю, завязал, – напоминаю себе, упираясь спиной в кирпичную стену, пытаясь отдышаться.

Странная она, эта блондинка с самомнением.

* * *

Вся неделю – коту под хвост. Туса за тусой, шум и гам. А страдать – мне.

За неделю я, в общей сложности, спал часов двадцать, и сегодня просто нет сил. Голова гудит, перед глазами плывет. Ключи от машины не найти. Нервы на пределе, если кто докопается – побью.

Пока роюсь в вещах, раздается стук в дверь. Сперва я думал не открыть, но тут постучались еще раз – громче.

Открываю. На пороге – девчонка в джемпере с символикой универа. Глаза красные, щеки – румяные.

– Можно войти? – спрашивает она; руки у нее дрожат.

– Нет. Извини. – Захлопываю дверь прямо у нее перед носом. Секундой позже снова раздается стук в дверь. Черт возьми! Не знаю, кто эта чикса, но лучше бы ей свалить. Она все стучит и стучит, и я рывком распахиваю дверь.

На пороге – Нил, один из самых больших мудаков в общаге. Светлые волосы на башке взъерошены, от него тащит пивом и мандой.

– Че надо? – спрашиваю, отходя в глубь комнаты и швыряя в него джинсами.

– Ты К-кэйди не видел? – мямлит он.

– Кого?

– Та, с которой я был прошлой ночью. Ты ее видел?

Уж не та ли это красноглазая, что стучалась ко мне? Мотаю головой. Мне показалось, что она обкуренная.

– Она ушла и не вернулась. Забей. – Схватив с полки книгу, кидаю ею в Нила.

Тот стонет и, обозвав меня козлом, уходит.

Взбешенный, еду в кампус. Там продолжаю донимать соседку Стеф.

– Я весь в нетерпении. Столько хорошего слышал про этот предмет, – втирает ей Лэндон, когда я пристраиваюсь к ним в хвосте. Должно быть, они реально сдружились. Тесса отвечает тихим голосом, а Лэндон ей улыбается. Улыбка Тессы так и лучится теплом. Я отворачиваюсь.

Так они нравятся друг другу? У нее ведь есть парень, тот, модельной внешности. И у Лэндона телка имеется. Или он теперь свободен? Вон как на Тессу засматривается.

Где-то посреди лекции Лэндон выходит из аудитории, и Тесса отодвигается от меня подальше.

– На этой неделе у нас «Гордость и предубеждение» Джейн Остин, – объявляет профессор Как-его-там. Тесса улыбается. Да не просто улыбается – лыбится от уха до уха.

Ну еще бы, чиксы обожают «Гордость и предубеждение». С ума сходят по Дарси.

Смотрю, как Тесса собирает вещи: огроменный органайзер и кипа учебников (наверное, все учебники, доступные в нашей библиотеке). Притворяюсь, что задерживаюсь, но это чертовски трудно – если учесть, сколько Тесса копается.

Иду за ней следом. В коридоре говорю:

– Дай угадаю: ты без ума от любви к мистеру Дарси.

Грех не постебаться над ней.

– В него влюблена каждая женщина, прочитавшая эту книгу, – говорит Тесса, старательно не глядя на меня. На улице, на перекрестке она, прежде чем перейти дорогу, смотрит в обе стороны.

– Конечно, ты влюблена в него. – Я смеюсь и вдруг замечаю, что она уже почти перешла дорогу. Черт, вот ведь шустрая.

– Ты просто не в состоянии понять, чем привлекателен мистер Дарси, – пытается задеть меня Тесса.

В ночь смеюсь.

– Делать романтического героя из грубого и несносного существа? Это же глупо. Если бы у Элизабет была хоть капля мозгов, сразу его отшила бы.

Мисс Я-Сама-Гордость оборачивается и, к моему немалому удивлению, начинает хихикать. Невинно и искренне, как почти никто уже не умеет.

– То есть ты согласна, что Элизабет – дура? – дожимаю я.

– Нет, Элизабет – один из самых сильных и сложных литературных персонажей.

Она защищает Элизабет Беннет, как не стала бы защищать ни одна восемнадцатилетняя девушка. Меня разбирает искренний смех, и Тессу – тоже, а смех у нее мягкий и легкий, как пух.

Какого хрена…

Я замолкаю и отворачиваюсь.

Тесса – странная.

– Еще увидимся, Тереза. – Покидаю ее, направляясь в другую сторону.

Мягкий и легкий? Как пух? Какого хрена?! Не смей так думать!

Иду к машине. В общаге сегодня очередная туса. Надо отвлечься и забыть этот бред, забурившись в тугую влажную…

Звонок телефона отвлекает меня от извращенных фантазий. Увидев на экране имя Джейса, отвечаю сразу же.

Давненько мы с ним не виделись, здорово, что он вернулся. У каждого в жизни есть такой человек, в обществе которого чувствуешь себя лучше. Джейс козел, первостатейный урод, спросите кого угодно, и вам подтвердят, но мы с ним круто оттягиваемся.

6

Чем ближе он к ней подбирался, тем глубже хотел ее изучить. Когда вдруг стало интересно, о чем она думает по утрам или как долго разогревается, он понял, что она – не просто очередная игрушка. Их отношения перестали быть игрой, хотя в некотором извращенном смысле он был рад использовать игру как предлог быть с ней как можно чаще. Он мог узнать ее лучше, не вызывая подозрений у приятелей.

Все – ради победы.

* * *

– На фиг ей опять приходить? – затягиваясь сигаретой, спрашивает у всех Молли.

– Тесса – соседка Стеф и по какой-то непонятной причине ей нравится, вот Стеф и таскает ее с собой, – объясняет Нэт.

– Она стерва. Охренительно наглая. – Я со стоном потираю голову. Тесса бесит меня, даже когда ее рядом нет. Молли, видимо, это нравится, и она тянется ко мне, но я успеваю отстраниться, прикинувшись, будто не понял ее намерений.

После обеда я трахал Молли, засаживал ей, думая о другой. Лапал ее бедра, полные груди. Она звала меня по имени. Потом я намотал ее розовые локоны на кулак, подумал о блондинке и сразу мощно кончил в презик. Молли потом очень гордилась, что дала мне разрядиться не в рот.

Знала бы…

– Зато она горяченькая, – добавляет Нэт.

Кто-то уже заметил, что Тесса – сексуальная?

– Горяченькая? Не, она не горяченькая, – через силу вру я.

– Она определенно секси, – на удивление уверенно заявляет Зед, проводя загорелой рукой по тщательно уложенным волосам. – Я бы трахнул ее без раздумий.

– Мечтать не вредно. Она пипец какая высокомерная. Ну кто, вообще, в колледже хранит девственность? – издевательским тоном замечает Молли.

Нэт смеется.

– И верно… а когда это вы с ней подружились и она раскрыла тебе свои тайны?

– Мне? – сердито переспрашивает Молли. – Я бы с ней и говорить не стала, зато с ней общается Стеф. Вот она, по ходу, и подслушала разговоры нашей Принцессы с ее хахалем.

– Может, у нее хронический недотрах, потому она и стерва? – говорю я, отодвигаясь от Молли.

– Придется взять это дело на себя, – пытается пошутить Зед. Никто не смеется.

– Ну-ну… при всем желании ты не сможешь, – задираю я его.

– Типа ты сможешь. У меня шансов и то больше!

Да он шутит, по ходу! Или уже забыл о своей драгоценной Саманте?

– Я что-то пропустил? – спрашивает Джейс, опускаясь на бетонку.

– У Стеф соседка – снобиха, и Зед с Хардином спорят, у кого получится ее трахнуть, – чуть не рыча, вводит его в курс дела Молли.

Зед и правда думает, что Тесса станет с ним трахаться? Они все так думают? Козлы. Если она и правда чиста, то представляю, что с ней станет от самых простеньких ласк. Она извивалась бы подо мной, прося продолжения, а с Зедом она толком не кончит.

Но отдастся ли она ему? Будь мы с ним на равных, предпочла бы его Тесса?

– Знаешь, можем добавить немного перцу, – говорю я Зеду. – Ты как?

– Смотря какого перцу, – улыбается Зед.

– Гм-м… Выясним, кто из нас двоих первым ее трахнет.

На фига я это сказал?!

Другая часть меня отвечает: будет весело.

– Ну, не знаю… – тянет Зед. Я-то думал, он с радостью примет вызов, тем более что давно на меня дуется.

– Давай, ты ж не целка, не ломайся. Попросим Стеф, чтобы она притащила соседку на следующую тусу, подружимся с ней, – объясняю для всех. – Она молодая и наивная, делов-то, как два пальца обоссать.

Я и прежде такой трюк проворачивал: правда, ставки были другие и девки тоже, но игра есть игра.

– Идиотизм, – как обычно, пыхтит Молли. – Кому далась девственность какой-то там лохушки?

– Если ты так уверен в своих силах, даю тебе неделю, – говорит Джейс и, давясь дымом, передает косяк Молли.

– Неделю? Чувак, она же суперстерва, и мы уже не ладим. Давай больше.

Они еще не знают, какая эта телка упрямая. Она груба и нахальна.

– Сколько? Две недели? Короче, распечатаешь ее за месяц, и я дам тебе пятихатку, – предлагает Зед, упираясь спиной в бетонную стену.

– Пять сотен баксов? – ахнув, переспрашивает Молли. Она шлюха в том смысле, что падка на внимание окружающих, и теперь ненавидит Тессу – та украла у нее пальму первенства.

– Накину три сотки, – говорит Джейс, сверкая покрасневшими глазами. – Итого восемьсот. Думаешь, справишься?

– Конечно, справлюсь. Надеюсь только, что она потом не сойдет с ума и не станет на меня вешаться.

Сижу и думаю: может, похвастаться, как я в прошлом такие пари выигрывал? Или не надо? Ладно, не буду. Поразительно, как легко возвращается моя фирменная ухмылочка, которую Марк, мой старый приятель из Хэмпстеда, называл «скрепляющей печатью». Она играет у меня на губах всякий раз, как я предчувствую победу. И вот я ухмыляюсь, глядя на Зеда и строя в голове план игры, пока остальные ждут, что меня кто-нибудь урезонит.

– Сомневаюсь, – хохочет Нэт и закуривает.

– Она на тебя не западет. Не такая она тупая, – сердито говорит мне Зед.

Джейс со смехом смотрит на меня.

– Ладно. Правда, потом понадобится доказательство победы.

Доказательство? Это нетрудно.

– Как насчет видео? – предлагает Джейс, упираясь спиной в стену. – Мне бы кое-какой материал пригодился.

– Не, – возражаю. – Слишком рискованно.

Это мы уже проходили, и повторов мне даром не надо.

– Уж поверьте, мои доказательства вы примете. – Глядя на Зеда, я снова ухмыляюсь. – Ни разу целок не распечатывал. Наверное, прикольно.

Загрузка...