Наивно было полагать с моей стороны, что хранилище будет напоминать чем-то типовой, а оттого невзрачный и деловой филиал цюрихского депозитного банка или, на худой конец, подвалы московской библиотеки имени Ленина. Нет, товарищи маги подошли к вопросу складирования своих манускриптов, скрижалей, летописей, гримуаров и прочей чародейской макулатуры с размахом, забронировав подземелье величайшего символа католицизма – собор Святого Петра в Ватикане. Глядя на величие этой базилики, подумалось, что под ее сводами творили Бернини, Рафаэль, Микеланджело. И невольно возник вопрос: интересно, а кто-нибудь из них был магом? Или эта красота – творение рук простых смертных?
Последнее я, судя по всему, произнесла вслух. Поскольку Адриано, повернувшись ко мне, вдохновенно, так, как это может сказать лишь истинный итальянец, провозгласил:
– Тяжело поверить, что во времена, когда бумага считалась ценностью, а писать умел лишь каждый двухсотый, были созданы не только чертежи, но по ним и возведены величайшие творения цивилизации. К слову, флорентийский купол, построенный Брунеллески в эпоху Возрождения, архитекторы смогли повторить лишь в двадцатом столетии. Тяжело поверить… – повторил Адриано, а потом лукаво добавил: – А ты и не верь. На месте этого собора двадцать три столетия назад была магическая школа. Потом – набеги варваров, сровнявшие ее с землей, затем новая религия… а после, в конце пятнадцатого века, в голову одного из магов-воздушников, если не ошибаюсь, Бернардо Росселлино, пришла дерзкая идея – возвести хранилище артефактов и свитков на самом людном месте, а чтобы не пускать туда простых смертных – провозгласить творение зодчих центральным собором.
Во время своей короткой пламенной речи оборотень придвинулся ко мне столь близко, что захотелось сделать шаг в сторону (и неважно, что там был поребрик, за которым начиналась проезжая часть). Но свекор, идущий сзади, бдел.
Его черная трость, на манер мушкетерской шпаги, вклинилась меж мною и хранителем, хвост старого демонюки обвил мою руку, заставив сделать шаг назад, а сварливый голос одернул не в меру прыткого «жениха»:
– Адриано, еще немного, и моя девочка вынуждена будет запрыгнуть на крышу проходящего мимо авто.
При этих словах мы с оборотнем невольно проводили взглядом миниатюрный «ситроён», по сравнению с которым даже наша «Ока» казалась большим и солидным мини-вэном. Я лишь подивилась, как внутри автомобиля сумел сложиться его водитель. Впечатление было такое, что уши шофера торчат из обеих боковых форточек, а передачи он переключает не иначе как копчиком. Зато величественный взгляд поверх руля (к слову, для удержания штурвала хозяину приходилось плотно прижимать руки к телу) свидетельствовал – этот Шумахер неимоверно горд своей колымагой.
– Боюсь, ваши опасения, папенька, напрасны… – озвучила я витавшую в воздухе мысль. – Если решусь на сей кульбит, я просто раздавлю такую мелкую машинку.
К слову, я заметила, что в Риме действительно популярны такие крошечные кары. Хотя, глядя на эти отгламуренные инвалидки, невольно думалось, что они удобны не только при парковке. Там, где они не проедут, можно просто их взять под мышку и перенести.
Свекор недовольно хмыкнул, но продолжил гнуть свою линию. Правда, решил перейти от лингвистических изысков к простой тактической хитрости: занял центральное положение между мною и Адриано, за что я была ему искренне благодарна.
Наша троица прошла через площадь, которая уже пестрела туристами. Голуби, пользуясь халявой и доверчивостью гостей Вечного города, внаглую вымогали съестные подачки, а те, что уже сыто переваливались (и, судя по их виду, не могли взлететь из-за обильного пищевого довеска), приставали друг к другу с непристойными предложениями.
Адриано от голубей, ведомых инстинктом размножения, не отставал, умудряясь поедать меня глазами даже через свекра. Дейминго оставалось лишь выпячивать грудь и расправлять плечи.
Подойдя к собору, мы, подобно сотням тысяч паломников, начали восхождение по мраморным ступеням. Когда же оказались внутри, возникло невольное ощущение, что я где угодно: в музее, палаццо, галерее, но не в храме. Не витал в воздухе специфический запах ладана, не звучало эхо церковных песнопений, в общем, не было той атмосферы отрешенности от суеты, что присуща храмам.
Наш «гид», пока я глазела по сторонам, отделившись от потока страждущих узреть красоты фресок и барельефов, потянул нас в один из нефов, мимо мраморной плиты со списком имен (не иначе папских?). «Прямо как фамилии и поквартирное расположение жильцов в элитном доме», – пришло невольное сравнение. Это нехитрое лавирование позволило скрыться от взглядов зевак за чередой колонн.
Неприметная дверь, а рядом с нею – черное электронное табло, сенсорный экран которого ожил, едва Адриано прикоснулся к нему. «Приложите ладонь и приготовьтесь к сканированию сетчатки глаза», – гласила надпись на английском.
Адриано приложил руку к экрану и слегка наклонился вперед. Видимо, уже привык к ежедневной процедуре сверки личности. Мы же со свекром нервно переглянулись.
Вся процедура заняла от силы десяток секунд, после чего Адриано уверенно толкнул створку. Узкий коридор с указателями и ответвлениями.
– Это кратчайший путь к недоступным для обычных прихожан и туристов алтарям, гробницам и капеллам, – пояснил обротень.
Меня же мучил иной вопрос:
– А часто такие места… – замялась, подбирая слова, но умные в голову не шли, а если и шли, то складываться в связные мысли не хотели, поэтому выдала как есть: – Как вот это хранилище, маскируются под храмы?
Видимо, Адриано повеселил мой вопрос, свекор лишь хмыкнул и покачал головой. Видимо, я спросила что-то очевидное.
– Часто. Так же, как дворцы и резиденции, хотя в Пхеньяне тюрьма для магических преступников находиться под метро…
Некстати вспомнилось, что корейское метро не уступает по глубине питерскому, а может, даже и превосходит… Неужели Лим там? Закусила губу до отрезвляющей боли. Не думать, не думать об этом сейчас.
Коридор оказался не прямым, как думалось сначала, он забирал влево. Почудилось даже, что мы идем по огромной, спускающейся вниз спирали. Ощущение переросло в уверенность, когда коридор начал сужаться, а его дуга – становиться все более явной.
– Советую пригнуться. Сейчас мы войдем в грот Петра. Именно оттуда начинается ватиканский некрополь и находится вход в хранилище.
Потолок давил, воздух становился все более спертым, и я почувствовала себя кораблем, запертым в шлюзе, когда нет пути назад, но и вперед не слишком-то продвинешься.
Наконец мы свернули в одно из ответвлений коридора и оказались в небольшом зале. Низкий неровный сводчатый потолок, чадящие факелы.
– Вот мы и в гроте, – провозгласил провожатый.
Царивший полумрак, запах прогоревшего, высмоленного фитиля, причудливые тени на неотесанном камне – все это рождало ощущение нереальности происходящего. Словно сейчас не двадцать первый век, а дикое Средневековье.
Лишь спустя некоторое время, когда глаза привыкли к сумраку, я смогла разглядеть железную дверь, напоминавшую ворота крепости в миниатюре: массивную, арочную, неприступную, обитую полосками железа и заклепками. Она находилась в другом конце зала. Без единой ручки, скобы, замочной скважины. Сразу вспомнился старый советский фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Поежилась.
Адриано же, не оглядываясь на нас, прошел к двери, прислонился к ее створке обеими руками, и его тело в тот же миг окутало сияние.
– Historia non facit saltus[4] – под речитатив оборотня створки начали раскрываться.
– Забавно, заклинание, заключенное в одно из выражений мертвого языка… – протянул свекор и шагнул вперед.
Мысль о том, что ворота не пропустят тех, кто несет в себе зло, забилась перепуганной птицей в силках. Старик, видя мое замешательство, чуть слышно прошептал:
– Это всего лишь артефакт, а не менталист, считывающий все твое прошлое. Они сканируют мысли лишь текущего момента. Думай не о темном, а о светлом.
– Нефильтрованном? – с нервным смешком уточнила я.
– Хм… хорошая идея. Помечтаю-ка я о нем: холодном, пенном, с запахом хмеля в высоком бокале… – протянул родственничек и, задорно поигрывая тростью, двинулся к дверям.
Когда мужчины миновали врата в святая святых, причем один из них думал о пиве (тоже мне мысль, полная «чистоты и возвышенности»), я невольно задумалась: а так ли непогрешимы эти артефактные блюстители?
Не спеша сделала несколько шагов. «Прямо как на плаху шагаю, – за этой мыслью мелькнула еще одна, более абсурдная: – Интересно, а раскаяние в грехах перед кончиной придумали для того, чтобы богатый жизненный опыт не пропадал зря?» У меня вырвался нервный смешок. Дейминго скривился и одними губами, глядя на меня, произнес: «Давай, девочка». Адриано, обернувшийся в этот самый момент, недоуменно вскинул брови.
А я последовала мудрому педагогическому совету предков: чтобы ребенок правильно думал головой, надо его как следует отшлепать по заднице, и незаметно ущипнула себя. На краткий миг мыслей не осталось вообще – видимо, все дезертировали под натиском непредсказуемого женского коварства (правда, к самой себе), а глаза защипало. А после этого первой пришедшей (и цензурной) мыслью было: «Только бы тушь не потекла!» Именно с такой могучей думой я и миновала вход. То ли древние врата прониклись сочувствием к водостойкой (жаль, лишь в условиях засухи) туши, то ли у артефакта сегодня был выходной, но внутрь хранилища мы попали без особых приключений.
Знала бы я, что все только начинается…
За дверью оказался еще один коридор. Вот только он ничуть не напоминал предыдущий, словно выгрызенный в камне. Нет, этот, наоборот, был широк, с высоким, теряющимся в темноте потолком, ровными стенами и кучей барельефов на них. Скупой свет лился из плававших в воздухе светильников, которые чем-то напоминали медуз, если бы у тех внутри была батарейка со светодиодной лампой.
– Надо отдать дизайнеру должное. Миленький летальный стиль… – прокомментировал свекор, проходя мимо особо эпичного барельефа в человеческий рост, изображавшего раззявивших пасти умертвий. С противоположной стороны скалились голые черепа, в глубине глазниц которых мне почудился зловещий огонек.
– Да, некромант, создавший эту охранную систему два столетия назад, постарался. Реши вор проникнуть в хранилище, ему ни за что не пройти по этому коридору.
– Почему? – решила уточнить. Нам же отсюда еще как-то выходить.
– Да его просто разорвут сотни беспокойников, что сейчас выглядывают из стен.
«Вот тебе и барельефчик», – подумалось некстати. Оказывается, все эти твари – не плод фантазии скульптора, а охрана. Из лекций по нежитиведению вспомнилось, что такие вот стражи весьма бдительны, выносливы и кормить их не надо – догонят и растерзают незваных гостей, а остатки – вот как эти черепа – еще и утащат с собою в стену, пополняя «штат сотрудников».
Внутри зарождался иррациональный страх. «Это просто морг. Ну, чуток необычный, вместо ванны с формалином и ячеек с трупами – стенка. И всего-то», – провела я мысленный аутотренинг. Полегчало. Единственное, пожалела, что в руке нет привычного скальпеля. С ним как-то привычнее в трупной обстановке.
Коридор закончился еще одной дверью. Хотя какая это дверь? Ажурная ограда, правда, с привратником – пожилым мужчиной в темно-синем костюме. Накрахмаленная манишка, белые манжеты, запонки – все это выдавало в нем человека старомодного, неуместно смотревшегося бы на поверхности, где царствует век высоких технологий. Но здесь, глубоко внизу, в галерее, временны́е границы стирались.
– Добро пожаловать, господин Адриано, – проскрипел он приветствие и поднял глаза.
И тут я поняла, что передо мною вовсе не человек. Белесые, затянутые белой пленкой зрачки, бескровные губы, восковое лицо.
Оборотень лишь кивнул, и страж, более не медля, развернулся и начал отпирать ворота, за которыми уже маячили стеллажи самых причудливых форм и размеров.
Когда мы наконец-то попали внутрь, я поняла: искать будем долго и упорно. Хранилище поражало своей величиной.
В стенах были выдолблены каменные ниши. Деревянные стеллажи в одной части зала, железные – в другой. В противоположном от входа конце – вообще с потолка свисали какие-то странные гроздья, вызывавшие ассоциации с гигантской виноградной лозой, у которой вместо ягод – полупрозрачные сферы. А посередине помещения – колодец.
Поймав мой взгляд, Адриано пояснил.
– Это шахта. Мы сейчас на первом уровне, где собраны в основном письменные источники. Ниже находятся… – тут он замялся, а затем весьма обтекаемо закончил: – Иные носители знаний. Так к какой эпохе желала бы прикоснуться моя несравненная красавица?