Хасан обосновался в Олимпийском квартале, который чаще всего называли Чертовым околотком: уж больно много мрачной нечисти вылезло в тех краях сразу после События, да и потом улицы и переулки в окрестностях круглой громады Олимпийского оставались пустыми и неуютными. Люди селились там неохотно и при первой возможности уходили – говорили, что не могут нормально спать, а небо им кажется серым и чужим даже в самый солнечный день.
Стас там бывал и по служебной надобности, и потом, по делам клиентов, и, хотя серого неба не видел, места эти искренне не любил.
Хасан же давным-давно, едва появившись в Москве, облюбовал странное здание из голубовато-серого стекла и металла, стоявшее наискосок от мечети, которую возвели незадолго до События. Те, кто исповедовал магометанскую веру, и сейчас захаживали в нее, однако, насколько знал Стас, сам Хасан Песчаник ни разу там не появлялся.
Стаса это ничуть не трогало, но зарубочку на памяти он оставил.
Обжился Хасан быстро, вокруг него постепенно собралось целое поселение, незаметно, но основательно переоборудовавшее и само здание, и окрестности. Строение обросло пристройками, крытыми переходами, открытыми галереями, где постоянно сушились красноватые ковры и цветастые тряпки, бегали молчаливые дети и бесшумные женщины, закутанные в черное, и все это обиталище пахло чужим тяжелым запахом острой еды, зеленого чая, ароматических масел и крови.
– Думаешь, он скажет нам что-то, чего не сказал полиции? – с искренним сомнением спросил Иван, глядя на обиталище Хасана.
Стас пожал плечами.
– Не знаю. Пока не спросим, не узнаем. Я так думаю, сюда пока просто заглянули по горячим следам, посмотрели, поспрашивали, никого не нашли. И ушли дальше. Хасан же, если что и знает, ничего не говорил, сидел неподвижно и изображал погружение в неведомое.
– Не любишь ты его, Стас, – хмыкнул Иван.
Стас лишь бровь приподнял:
– Тени в нем много, Вань, а человека мало.
Их ощупали еще на подходе и, видимо, признали, поскольку на входе гостей ждал очень вежливый человек в стеганом ватном халате и пестрой тюбетейке. Он низко поклонился и предложил уважаемым гостям проследовать в тепло, где их напоят замечательным чаем, а почтенный Хасан сейчас подойдет.
Провожатый вел их по длинным извилистым коридорам, мимо закрытых, а иногда и заложенных тяжелыми засовами дверей, а Стас машинально считал повороты и выстраивал в голове варианты выхода. После очередного поворота он усмехнулся: ай-ай-ай, зачем же так с ними? Заговор, наложенный на этот поворот, был изящен, он лишь слегка смещал направление, даже не путал, а сбивал с толку, но если человек пытается уйти от опасности, то и этого достаточно. Таких заговоренных поворотов им попалось три, и Стас почувствовал, как подобрался Иван. Сам Стас такие вещи чувствовал через древний, по праву и силе полученный из кургана оберег, а вот Иван ощущал и видел напрямую. Ведун – он ведун и есть.
«Судя по всему, разговора не получится», – подумал Стас, но виду, конечно, не подал.
Человек в халате ввел их в обширный, теряющийся в полутьме зал, полностью застеленный коврами, плавным жестом показал на низенький столик с разложенными вокруг подушками и подушечками и ушел, прошелестев, что достопочтенный Хасан уже спешит к гостям.
Стас осторожно ощупал зал – Иван делал то же самое, они почувствовали друг друга и одновременно усмехнулись.
И сам зал, и все здание были полны тяжелым, густым, как запах восточных масляных духов, колдовством. Сейчас вокруг ощущалось не менее трех сильных колдунов, вполне способных доставить неприятности, да еще около десятка настороженных, ждущих команды бойцов.
«Интересно, с чего это такая боевая готовность? – подумал Стас. – Неужто они и полицию так встречали? Не может быть, кем-кем, а дураком Песчаник никогда не был. Понимал же, что даже обычный дознаватель сюда придет в сопровождении верхогляда, способного прощупать здание и понять, что их ждет внутри».
И тут он похолодел… Посмотрел на Ивана и наткнулся на настороженный взгляд друга. Тот тоже понял.
Что-то такое было сейчас и здесь серьезное. Чего не было раньше, во время визита полиции.
Что-то или кто-то.
И тут чуть слышно зашелестела невидимая завеса.
Казалось, Хасан плывет над коврами, не касаясь их ногами в мягких туфлях с острыми загнутыми мысами. Сегодня он весь, от туфель до чалмы с золотой застежкой, был восточным волшебником из древних сказок. Что ж, имеет право.
– Присаживайтесь, дорогие гости, и позвольте мне, недостойному, оказать вам гостеприимство, какого заслуживают величайшие и храбрейшие мудрецы, почтившие своим присутствием мое жалкое жилище, – Хасан поклонился и показал рукой на мягкие подушки.
Вежливо поклонившись, друзья сели.
Хасан сам разлил чай по стаканчикам с расходящимися кверху горлышками, подробно описал превосходные качества розового рахат-лукума, нежнейшего шербета и множества других яств, уместившихся на чайном столике.
Стас слушал журчание его речи и старался не заснуть: «Да ну, неужели он пытается опутать меня таким простецким способом? Не с каждым торговцем этот прием пройдет, а уж с нами и подавно».
«Он просто боится выдать себя, – понял Хромой. – Попробуй он применить что-нибудь существенное, и мы сразу сообразим, что тут что-то серьезное творится. А ему надо усыпить нашу бдительность и выпроводить. Он же не знает точно, зачем мы явились, и боится, что мы учуем что-то, чего нам чуять не следует. Или не нас он боится? Мы-то что, нас и закопать можно так, что концов не сыщешь. – И тут же про себя хмыкнул: – Ну как не сыщешь, искать будут и найдут обязательно, Старшой своих не бросает, у него бывших не бывает. И Песчаник это знает. Значит, есть вероятность, что опасается он кого-то другого, и вот это очень интересно, поскольку покровителей Хасан имеет на самом верху и трогать его лишний раз не решалась даже Служба Безопасности Державного, не говоря уже о городской полиции».
– Благодарю за гостеприимство, – улыбнулся Иван, и Стас отметил, что глаза у старого друга холодные и очень внимательные. Значит, заметит это и Хасан, что пойдет на пользу делу.
Стас незаметно разгонял себя, вводил в режим боевой собранной гибкости. В этом состоянии человек для взгляда со стороны обманчиво расслаблен, и лишь боец высочайшего класса по немногим признакам может распознать, что вальяжность эта – всего лишь маскировка.
Хромой полулег на подушки, подпер рукой голову и сделал крохотный глоток вкуснейшего чая. Приподнял стаканчик, показывая восхищение и почтение хозяину. Хасан благодарно поклонился, сложив руки перед грудью.
– Так что же привело столь почтенных гостей в мое скромное жилище, да будет к нему милостив Аллах великий и милосердный?
Стас глянул по сторонам, оценил шевеление теней в углах зала и решил, что вести витиеватые беседы бессмысленно.
– Хасан, ты уж извини, но из тебя правоверный хуже, чем из нас прихожане храма Казанской Божьей Матери, – хмыкнул он и поставил стаканчик на стол, – хотя чай действительно хорош.
Маг уже нехорошо сузил глаза, но Стас поднял руку в предупреждающем жесте.
– Мы тебе просто вопросы зададим, а ты нам честно ответишь. Только честно, договорились?
– Иначе мы очень сильно расстроимся, – почти шепотом добавил Иван.
– Угрожать гостеприимному хозяину в его доме – нехорошо, совсем плохо, – прошипел Песчаник. Он откровенно злился, нервничал, и от этого его акцент, обычно едва заметный, стал явным и грубым.
– А почему ты решил, что мы тебе угрожаем, Хасан? – Стас был само благодушие. Те, кого Хромой, бывало, допрашивал, не сразу понимали, что именно значит это благодушие. Потом, правда, осознание приходило, но было поздно.
– Мы к тебе за советом пришли, почтенный Хасан, – столь же кротко обратился к магу Иван. – К кому, как не к тебе, идти, если нужно узнать, как попал в Москву стрелок высочайшего уровня, внешности определенно восточной… да еще прикрытый силами Нижнего мира и чарами джиннов?
Про джиннов Иван не знал ничего, бросил, что называется, наугад, и увидел, как едва заметно дернулся уголок рта их гостеприимного хозяина.
– Увы, ничем не могу помочь вам, почтенные, – расплылся в сладчайшей улыбке Хасан. – И господам из полиции я сказал точно то же самое. А почему вас-то это интересует, если это не огромная и страшная тайна, конечно?
Он даже подался вперед и стал похож на большую хищную птицу с тонкой шеей, нечеловечески гибко выдвинувшейся из ворота халата.
«Нет, не на птицу, на змею, – подумал Иван. – Да уж, не получается у нас разговор, а ведь так хотелось все решить миром, всего-то задать мудрому восточному человеку пару вопросов… Может, еще выйдет?» И он примирительно прижал ладонь к сердцу:
– Хасан, ты же знаешь, что мы никогда не делали друг другу зла и не переходили дорогу…
«Да-да, как ты у нас заказ на бранзулетки для княжеской невесты увел, я тебе еще припомню», – произнес он мысленно и продолжил:
– И мы со всей возможной искренностью хотели приникнуть к бездонному океану твоей мудрости и спросить, не поможешь ли ты нам в поисках, которые мы ведем для одного человека, предпочитающего сохранять свое имя в тайне.
Спрашивая, Иван старался как можно шире и точнее охватить верхним чутьем жилище Хасана. Он видел светло-серые просверки, но предупредить друга не мог, одна надежда на его сверхъестественное чутье. Авось настроится на него, Ивана, и сам поймет, что в доме нечисто.
А Хасан все качал головой и делал удивленные глаза. Он витиевато распространялся о непочтительности молодежи и о том, насколько преувеличены его возможности в этом городе, убеждая, что никогда не скрыл бы ничего от своих хороших друзей Станислава Григорьевича и Ивана Николаевича, и как только они могли…
– Тогда спасибо за гостеприимство, но мы пойдем, – неожиданно поднялся на ноги Иван, прерывая непрерывный поток патоки, лившейся из уст Песчаника.
Стас пружинисто вскочил следом, вежливо поклонился Хасану и последовал за другом. А Иван, не обращая внимания на хозяина дома, набирая скорость, уже мчался по коридору в глубь здания. Он нащупал наконец сгусток настороженного опасливого внимания и едва заметный всплеск осторожных и простых, как у загнанного зверя, чувств. Сгусток двигался из глубины здания к одному из выходов, и Иван решил, что теперь не время осторожничать.
Позади возмущенно заголосил Песчаник, но Иван даже не замедлил шаг. Лишь отмахнулся от заклятья, брошенного чародеем им в спину.
Он потянулся в Верхний мир, и вот уже рядом с ним затанцевал полупрозрачный Лис, понесся кругами, то отскакивая, то обгоняя. Злобно тявкая, кусал, рвал призрачную плоть тварей, появлявшихся из темноты, и светился все ярче.
Стас вытащил из трости серебристо отсвечивающий клинок и старался не отстать от друга. Коридоры делались все уже и извилистее. Видимо, тревога еще не дошла сюда. Лишь из-за одной двери выскочил взлохмаченный мужик разбойного вида и загородил проход, но Стас коротко двинул ему кулаком в зубы, предварительно отстранив Ивана. Мужик молча улетел обратно за дверь.
– Между прочим, я бы и сам, – обиженно начал Иван, но Стас перебил его:
– Знаю-знаю. Держи след, гончая.
Вечно такое везение продолжаться не могло. Им и так повезло только из-за неимоверной наглости. Они беспардонно нарушили все законы гостеприимства, все возможные неписаные соглашения, и теперь Хасан мог делать с ними все что угодно. И даже Старшой, случись что со Стасом, не смог бы предъявить Песчанику никаких претензий.
«Если не накроем стрелка, нам кранты», – очень спокойно подумал Хромой, наблюдая, как плывут, растягиваются темные коридоры, которых просто не могло вмещать древнее здание. Делалось все жарче, сзади катился медленный тяжелый гул, в котором Стас с трудом различал гортанный низкий голос Хасана. Коридоры дрожали, стены делались полупрозрачными, и уже оборачивались к непрошеным гостям медлительные белокожие дети с мертвыми внимательными глазами, уже открывались двери, и все ниже опускался подрагивающий, словно брюхо гигантской змеи, потолок.
И все же Хасан старался не привлекать внимания и не показывал полную силу. А на что способен азиат, друзья хорошо знали. Это их и подстегивало. Хватало и того, что творилось вокруг. Иван остановился, коротко гортанно крикнул, развел руки и поднял их вверх. Призрачные голубовато-оранжевые ленты растеклись-зазмеились назад, во тьму, из которой накатывал тяжелый, слышный лишь тем, кто умеет слушать Верхний мир, гул, и звук сбился, будто у человека перехватило горло.
Встали на место стены, затвердел потолок, и друзья вылетели в просторный холл подъезда, через распахнутые двери которого виднелся узкий, застроенный перекошенными лачугами проулок.
По холлу к выходу бежали трое. Один из убегавших обернулся – лицо смутно знакомое, Стас видел его в окружении Хасана, – поднял руку, и Хромой едва успел клинком отбить тяжелую стрелу из охотничьего самострела. Увидев, что промахнулся, стрелок с досадой взвыл и, достав из-под длиннополого халата кинжал, бросился в атаку.
– Беру его, – крикнул Стас, и напарник, отпрыгнув в сторону, кинулся за убегающими.
У того, что пониже, движения были четче, экономнее, чем у второго. Видимо, он и есть стрелок. Но опасны оба.
Услышав, что их догоняет всего один человек, они развернулись и быстрым шагом двинулись к ведуну, доставая длинные, с узкими, чуть изогнутыми лезвиями ножи.
Иван остановился и притоптал ногой снег. Главное сейчас – не поскользнуться.
«А ножички-то какие!» – переводил он взгляд с одного противника на другого. Что там Стас возится?..
А Стас хрипел и отбивался. Он успел встать в боевую стойку и уже готовился уйти в сторону, пропустить противника мимо себя и длинно рубануть его по голове, когда на спину ему упало что-то холодное и шипящее. Непонятный враг вцепился в горло ледяными руками и тянул, тянул голову назад, шипя на одной ноте.
Стас только и успел, что изо всех сил пнуть противника спереди. Удачно попал в колено. Хруст, короткий вскрик, и человек с ножом припал на одну ногу.
Оттолкнувшись, Стас с размаху врезался в стену, шипение оборвалось, и он сумел, перевернув клинок, ударить им назад и вверх, надеясь, что не пропорет так сам себя.
Клинок скрежетнул по чужим ребрам, и хватка ослабла.
Стас ударил еще раз, противник отцепился и упал. Кто пытался его не то загрызть, не то задушить, выяснять времени не было, поскольку тот, в халате, уже поднимался и кинжал держал твердо. Встать в полный рост Хромой ему не дал – длинным выпадом вогнал клинок в горло, дернул назад и рванул к выходу, не обращая внимания на падающее тело.
На Ивана наступали двое – осторожно и умело обходя его с двух сторон, раздергивая внимание. Им явно хотелось побыстрее закончить и исчезнуть в сумерках. Проклиная некстати одеревеневшую ногу, Хромой соскочил с занесенных снегом ступеней и встал рядом с другом.
Расклад был хреновый – двое умелых бойцов впереди и неизвестно, сколько уже несется к выходу. Сомнут толпой, затянут обратно, никто и не найдет.
Сухо щелкнул выстрел, и снег перед ногами наступавших абреков взлетел веселым фонтанчиком.
– Стоять на месте, полиция! Руки за голову! – сначала показалось, что в проулок ввалилась целая толпа. Но нет, их было всего пятеро, хотя и этого хватало, чтобы полностью заполнить пространство между покосившимися хибарами.
Беглец повыше длинно, со свистом втянул воздух и, выкрикивая непонятное, но явно непотребное, пошел на полицейских, вытянув руку с ножом.
Стас смотрел на полицейских, приближавшихся осторожно, мелкими шажками. Двое в гражданском, явно опытные, револьверы держат расслабленно, но стволы смотрят точно в цель, а вот остальные трое, городовые в необмятых форменных шинелях, дышат тяжело и полны рвения.
Один из людей в штатском скучливо проговорил:
– Брось ножик, дурак.
И почти сразу, слегка пожав плечами, чуть опустил ствол и выстрелил. Абрека словно дернули за ногу, он упал на снег и тихо заскулил, пытаясь дотянуться до колена. Колена, правда, больше не было.
Второй послушно поднял руки и сцепил их за головой.
Только теперь полицейские обратили внимание на Ивана и Стаса, которые стояли неподвижно и слушали тяжелое молчание, которое волнами накатывало из Хасанова жилища.
– Добрый вечер, господа, – один из агентов в штатском прикоснулся пальцами к опушке меховой шапки. – Давайте все вместе проедем с нами и побеседуем в тепле.