Ты выпал, наконец,
Так радостно, как в первый день творенья,
Немного грустно в этот День рожденья,
Когда пошёл семидесятый год.
Вот снежный нависает небосвод,
Дорожки замело, и чутким ухом
Прислушайся, летят чуть слышно мухи
Снежинок суетных и падают, кружа,
На ветви яблонь, ёлок оперенье,
Так радуют и услаждают зренье
Своей пушистой белой чистотой.
Преобразилось всё. Укрылся наготой
Ещё вчера дрожавший ближний лес,
И сосен лапы снежно распушились.
Скажите, нам за что такая милость
В преддверии случилась Рождества,
Видать, позёмка ночью замела,
Чтоб утро нежить белой пелериной,
Накрыть траву, кусты малины,
Цветы гортензии, узор сокрыв их прежний,
Всё замерло, искрит под пеленою снежной.
Повзрослевшие мальчики
трудной военной поры,
Ваши страхи ночные
останутся с вами навечно,
И в обычные дни
вы не жили привычно беспечно,
Видно претили правила
с детства нечестной игры.
С кем боролись и кто вам по жизни мешал,
Тот усатый тиран,
что сломал предыдущие звенья?
И какой безнадёжностью
вечные ваши сомненья
Населили наш мир,
что терпел и страдал, и дышал.
И врезаются в память
в немолчном вращении дней
Баррикады,
бесстрашно которые вновь покоряли,
Только кажется всё же
порою вы твёрдо не знали,
Снова выстроит случай препон
и прочней, и страшней.
Но коварная власть
не протянет руки, объявив мораторий,
«Голоса», что свободою дышат,
венки вам сплетут,
И другие не робких десятков за вами пойдут,
Дело сделано,
впишется кем-то в анналы историй.
Будет честь и хвала,
славословий несметных пурга,
Будет Холин, Некрасов, Сапгир,
Кропивницкий и Пригов,
И покажут осклабясь они злополучную фигу,
Только трудно понять отчего,
для кого, на фига.
(по поводу установления на московских домах табличек с именами жертв сталинских репрессий)
Господи, сколько пропавших,
Сломленных, гордых, немых,
Вдов, по ночам не спавших,
Прячась от стуков глухих.
Кружат от обысков клочья,
Кто же поможет в беде,
Тёмные улицы топчут
Вороны НКВД.
«Тройка» не знает жалость,
Росчерк – проблемы нет,
Жизнь человека – малость,
Сколько не прожитых лет.
Общая всем могила,
Общая всех судьба,
Тёмная злая сила
Зверствует по углам.
Памяти тянет невод
С вечным проклятием вам,
Божьего бойтесь гнева:
«Мне отмщение, и аз воздам».
Так снег легко стволы обнял,
Как будто варежкою мягкой,
По веткам хлопья щедро раскидал
Хрустящей ваты сладкой,
Верхушки в перьях серебристых льдинок,
И сказочной блестящей пелериной
Укрылись, наконец, леса и взгорья,
Сплелись тропинки в снежные узорья
Изысканных брабантских кружев.
И в правду, был так снег нам нужен,
В прогулках помечтать,
Вздохнуть широкой грудью,
Играть в снежки, толкаться и шалить.
Покрылась Раменка
холодным плотным студнем
Из льдинок, изморози, хрупкой пыли,
Смог мороз укрыть быльё,
И кружит в небе с криком вороньё,
Иные звуки в снежной мгле застыли.
Целомудренный, девственный снег декабря
Лёг на склоны, в кустах прикорнув, затаился,
Слой земли в наготе наконец-то укрылся,
Вот, к «Варвариным дням» заметёт, говорят.
«Первозванный Андрей»
лоно Раменки скрыл,
Время сны распознать и загадывать встречи,
Коль вчера ещё было обрадовать нечем,
То сегодня мороз до утра порошил.
Занесло ближний лес, у опушки тропинки,
Лапы елей одев в новогодний наряд,
И свечным подвенечным узором горят
На берёзах застывшие тонкие льдинки.
По народным приметам давно не живём
В «Саввин день»
дым не смотрим мы дома родного,
Но декабрьские дни нас порадуют снова –
Всё как в детстве, весёлого праздника ждём.
Детям и внукам
Лёг на опушку кружившийся снег
Лёгким серебряным сном,
Утро, не встал ни один человек,
Ранний рассвет за окном.
Сосны лохматые строятся в ряд,
Зябко по этой поре,
Сыпет и сыпет густой снегопад,
Сколько забот в декабре.
Вытоптать вдоль перекрестья дорог,
В доме камин растопить,
В снежных заносах расчистить порог,
Ель на дворе нарядить.
Вот самолётик, из ваты пирог,
Бусы, стеклянный фонарь,
Добрый, весёлый и пёстрый мирок,
Чем украшали и встарь.
Дым над трубой пусть взовьётся столбом,
Признак хороших погод,
Вихрь наметает сугроб за углом,
Скорый грядёт Новый год.
Вновь собутыльников нам не нашлось,
Что ж, и без них хорошо,
Всё, что задумалось пусть и сбылось,
Лишь не стареть бы душой.
Год кончается, сколько ещё их осталось,
Этой смены грядущая старость заждалась,
Уплывают года, словно вдаль корабли,
Не запомнится всё, что они принесли,
А останется в памяти самая малость.
Затянувшейся осени выпавший снег,
Словно лет уходящих застывшая память,
Та, что может нечаянным холодом ранить,
На вопрос не ответив, зачем этот бег,
И какие огни нас прельстительно манят.
За одним миражом возникает другой,
Словно там впереди что-то должно случиться,
Жизнь наполнится смыслом и станет иной,
Но давно от иллюзий пора отрешиться,
Наделил нас Всевышний такою судьбой.
Не осталось друзей,
Я не то чтобы их растерял,
Незаметно ушли
В сумрак ночи в молчании строгом,
И глядят с фотографии те,
С кем годами встречался и знал,
Но не договорил,
А хотелось спросить бы о многом.
Как приветилось вам,
Где покой безмятежный царит,
По которому в жизни земной
Вы отчаянно страдали,
Или там затаились,
Где яркая бездна горит,
В ожидании кары,
Которую не ожидали.
Нам, ещё не ушедшим,
Какой бы вы дали совет,
Семь грехов избегать,
Жить по правде,
И денно и нощно молиться?
Иль в унынии тихом
На смертную долю роптать,
Приближая тот день,
Когда это однажды случится?
Но застынет стакан,
Чёрный хлеб воробьи расклюют,
И увянут гвоздики
В замёрзших и снежных заплатах,
Затяжные дожди
вновь печальные песни споют,
И повиснет вопрос,
Словно фокусник вынул из шляпы.
Как извечен вопрос,
Так неясен ответ на него,
Не помогут друзья,
Груды книжек про счастье и горе,
Нет лишь лёгких путей,
Крестный есть для тебя самого,
Пронеси, как ни тяжко,
Заветам Спасителя вторя.
Пыльца цветов, которые ещё не расцвели,
Осколки отражений лиц мелькнувших,
Далёкие вечерние огни
На полустанках памяти, что брезжит,
День нынешний, проявленный в минувшем,
Такою хрупкой красотою нежит,
Но исчезает, только лишь моргни.
В наскальных отпечатках рыб оскал,
Орнамент мхов, в забвенье погружённый,
Глядящий в небо человек, влюблённый
В созвездье блеклые, далёкий Млечный путь,
О, сколько одиноких тысяч лет
К нему брести, чтоб в волю отдохнуть,
Но нам сей путь Всевышний начертал.
И солнечный восход целебных утр
По воле Клее краской растекался,
Но каждый раз иным воссоздавался
И вознагражденье света означал.
Наивен был художник или мудр,
Лишь время постепенно нам укажет,
Но он в людской молве пророком стал.
Томило волю множество невзгод,
Болезнь сковала хуже пут железных,
Но неустанна твёрдая рука,
И множество рисунков каждый год,
Не ведая сомнений бесполезных,
Блаженно прославляли облака,
Так пчёлы в соты собирают мёд.
Что ж, принял мир нагрянувшую славу,
Сумев искусство это распознать,
И утверждали Веймар и Дессау
В содружестве создавших их творцов:
Неистребима тёмной силы рать,
Но будет ей дано сопротивленье,
И свяжутся распавшиеся звенья,
От злых невзгод воспрянет мир опять.
Зачем приходишь ты за мной
Ночною тьмой, в часы дневные,
Страницы тёмные, немые
Листаешь молча волей злой?
Не разглядеть мне мет слепых,
В тех письменах чья воля брезжит?
Косой ухмылкой тешит нежить
Коварство замыслов своих.
Часы без сна, чуть слышный стон,
В рассветный холод стынут звуки,
Нелёгок бред душевной муки
И тяжек сердца метроном.
Блеснёт косой заблудший луч –
Просвет в туннель, надежд начало,
И призрак чайкой одичалой
Метнётся в Темзу с влажных круч.
Когда слепой ночной заплатой
Во мгле чуть брезжит окон свет,
Мои «ночные дьяволята»
Ко мне приходят на совет.
Чтоб доказать своё уменье,
Добыть мне пятаков на грош,
Судеб земных хитросплетенья
Так спутать, что не разберёшь.
И терпкий мир былых соблазнов,
Настой из правды и вранья,
Представить в вариантах разных,
Своих пристрастий не тая.
Так напоют, что любо слушать,
И сладкой ложью убедить,
Чтоб соблазнить прельщеньем душу,
Подчас готовую грешить.
И как не тягостно решенье
В своём намеренье простом,
Всё ж нет иного избавленья,
Как осенить себя крестом.