И почему мне всё время не везёт?.. Чуть что, слышу от папы: «Артём, встань в угол!» Вот и тогда…
Я хотел узнать, как крышечка на новой папиной бритве открывается. У папы она сама отскакивала. В папиных руках крышка словно волшебная: щелчок – и готово! Видимо, папка знал какой-то секрет. Бритва с секретом.
А я вот что сделал. Взял нож, вставил между корпусом бритвы и крышечкой – и всё получилось! Крышка отскочила. Я повторил – нож, крышка, щелчок – раз десять.
И всё же, почему это крышечка сама не отскакивает? У папы спрыгивает, как лягушка с берега в болото. Думал я, думал… И тут друзья позвали меня на улицу. И бритва вылетела из головы. А утром услышал я во время мерного бритвенного жужжания, доносившегося из ванной, грозный папин голос. Папка гремел прямо как гром:
– Кто сломал у бритвы автоматический механизм? Артём? Алина? Чёрт знает что творится в головах современных детей! Улечу, пожалуй, от них на Марс.
«Я не ломал, – подумал я с чистой совестью. – Я секрет вызнавал. А ломать – не ломал. Это, скорее всего, Алька. Она всегда что-нибудь ломает. Взяла недавно мой карандаш „на минуточку“, а вернула через неделю две половинки. А ещё… потеряла мамину заколку. Видите ли, кудри нечем было зашпиливать! Или вот…»
Тут думать мне расхотелось, и я выстрелил из игрушечного пистолета в дверь. Я так играю, когда рядом никого. Только стрельнул, на горизонте нарисовалась Алюха и ткнула в меня свой противный тонкий палец с размалёванным ногтем.
– Ты сломал бритву! – пригвоздила меня взглядом, будто знала наверняка.
– Я не ломал. Я секрет вызнавал, – признался я чистосердечно.
– Ага, твоя, значит, работа! – обрадовалась сестрица и упорхнула докладывать папе. (Ну и ябеда…)
«Моя?! Не может быть! Даже не верится… Но я не хотел», – подумалось мне.
И по папиной команде пришлось перебазироваться в угол. Зато знаю теперь бритвенный секрет! От Алинки. Она вызнала о нём раньше меня – от папы. Оказывается, в корпусе бритвы есть малюсенькая кнопочка, она-то и открывала ту крышечку. Но теперь не работает.
О чём я? А, вот! На Алинку я ни капельки не обижаюсь. Ведь она всегда приносит мне в угол либо бублики, либо конфеты. На сей раз притащила тарелку пельменей! Так что это благодаря ей не умер я от голода. И на том Альке спасибо.
Приключения гномика на новогодней ёлке
Жила одна девочка. Когда ей исполнилось три года, бабушка стала звать её на ёлку, на праздничное представление, чтобы там повеселиться.
– Не пойду на ёлку, у меня своя дома есть, – ответила девочка.
Бабушка стала убеждать, что на ёлке будет интересно, ведь обычно на праздник приходит много других ребят, и только тогда её внучка согласилась.
– Посмотри, какое платье я тебе приготовила, будешь снежинкой, – показала бабушка облачко из кружев.
– Не хочу быть снежинкой, буду гномиком! – заявила малышка.
Бабушка не стала спорить. Достала красное платье, полосатые чулочки, а из красной ткани быстренько прострочила на машинке колпачок, а на его кончик прикрепила белый помпон.
Вскоре они отправились на праздник.
– Какая красота! – сказала гномик, увидев огромную нарядную ёлку.
Тут заиграла музыка и на сцену вышли участники представления – человечки Миньоны, которые позвали детей танцевать, показывая движения и предлагая их повторить.
– Я и в садике делать зарядку не люблю, и здесь не буду, – отказался танцевать гномик.
На новогоднее представление прилетела Баба-Яга с ученицами – молодыми Бабками-Ёжками. Яга сразу приметила гномика и подошла познакомиться. С собой она привела маленького мальчика.
– Знакомься, гномик, это мой сынок Петруша, – сказала колдунья. – Поиграйте пока вместе.
И убежала по своим делам.
Гномик и Петруша отправились водить хороводы. А вокруг было столько детей, что вскоре они потеряли друг друга из виду.
Тем временем человечки Миньоны разговаривали, спрятавшись за занавес.
– Давай заберём себе одного гномика, – предложил один.
– Которого? – спросил второй. – Их тут несколько.
– Вот этого, самого сладкого, – показал первый, – только надо попросить Бабу-Ягу привести его, она умеет с детьми управляться.
Но Яга возмутилась, когда Миньоны подошли к ней с таким предложением.
– Что? Петрушину подругу захотели себе забрать? Да ни за что не позволю это сделать!
И позвала своих учениц – молоденьких Бабок-Ёжек.
– Девочки, поручаю вам следить за гномиком, Петрушиной подружкой, чтобы никто её не увёл.
Тем временем на представление пришёл русский богатырь. Он показывал свою силу молодецкую, поднимая тяжёлые гири. И Миньоны тоже поднимали их, хоть и с трудом.
Гномику очень захотелось попробовать и свои силы тоже, но богатырь отказался давать гирю.
Хоть и шумно было в зале и весело, но гномику захотелось спать. В это время в детском саду тихий час! Малышка улеглась на стулья. Хоть так можно немножко отдохнуть!
А герои представления в это время ходили по залу, с детьми играли, между собой перекликались. И вдруг все замолчали, потому что увидели, что Дед Мороз со Снегурочкой на праздник пришли.
– Кажется, самое интересное начинается! – подумала гномик.
Тут ещё и Кощей на ёлке появился. Стал на гитаре играть, петь песню новогоднюю про ёлочку, которой холодно зимой.
Подошёл Кощей к гномику.
– Это ты Петрушина подруга? – спросил. – Он тебя везде ищет. Смотри, вот он, ждёт тебя, чтобы хоровод вокруг ёлочки водить.
Все встали в круг, танцуют, кружатся вокруг ёлки, веселятся. Дед Мороз со Снегурочкой подарки детям раздают.
Дед Мороз спросил гномика:
– Может, ты тоже моя внучка? Смотри, как мы похожи!
– Нет, у меня свои бабушки и дедушки есть, – ответила малышка. И тут вспомнила, что давно свою бабулю не видела, с которой на ёлку пришла. А она, оказывается, всё время рядом была! Села гномик к бабушке на ручки, рассказала, что на празднике происходило. Бабушка похвалила внучку.
– Молодец, целый час хорошо себя вела, не хулиганила!
А малышка засмеялась, ведь уже придумала новые проказы.
Вечером мама спросила у дочки:
– Что тебе понравилось на ёлке?
– Петруша, – засыпая, прошептала гномик.
А Баба-Яга в это время поинтересовалась у сыночка, какие у него впечатления от сегодняшнего праздника.
– Мне больше всего понравился гномик, – ответил Петруша.
В придуманном мире
Здравствуй! Я – маленькая девочка, живу с мамой, папой и старшей сестрой Леной. Живу в большом доме с несколькими дверями и почти бесконечной лестницей. Чтобы спуститься вниз, надо пройти несколько этажей. Но мама не пускает меня одну, потому что со мной что-то не так. Мама и папа зачем-то открывают рты и странно шевелят губами друг другу. Они то смеются, то грустно смотрят на меня, то удивляются чему-то… А я ничего не понимаю. Как и зачем все общаются ртами? Я тоже открываю рот, пытаюсь так же шевелить языком. И не могу. Они иногда что-то говорят мне. Я удивляюсь. Тогда показывают мне движениями рук: зовут к себе ладонями или грозят пальцем – не надо так делать.
А ещё я заметила, что мама иногда сидит и грустно смотрит на меня. Я пытаюсь понять, что случилось. Наверное, какой-то плохой человек, пока я спала, подкрался ко мне и украл у меня возможность слышать. И я стала не такая, как мама и папа. Как дети на улице. Когда мы вместе копаемся в песке или собираем камешки, мне интересно с ними. А когда они открывают рты, мне становится непонятно. Я продолжаю уже одна собирать листочки и стёклышки, раскладываю всё это на скамейке и любуюсь своим богатством.
С сестрой Леной интереснее всех. С ней я бегу по дорожке или еду на санках, загребая снег руками. Потом она садится, такая большая, на мои маленькие санки и даёт мне в руки верёвку. Показывает рукой: вези! Я поднатуживаюсь и везу. Мы обе улыбаемся друг другу… Или она протягивает руку к стене дома. Солнце отражает тень руки на стене. Лена сгибает указательный палец и шевелит мизинцем – на стене какая-то страшная голова разевает пасть. Часто Лена рисует на бумаге что-то такое красивое. Передо мной появляются то девочка, то солнышко… Я и сама люблю бумагу и краски.
Вот ты пробовал макать толстой кисточкой в воду и смешивать красную краску с жёлтой, как это делает моя сестра? У меня пока нет маленького друга, а то мы с тобой вместе расстелили бы по всему полу рулончик старых обоев. Какое наслаждение – любоваться разноцветными кругами, полосками…
Если нет настроения рисовать, я разглядываю картины художников в больших книгах. Особенно нравятся юноша с девушкой на волке и мальчик на красном коне.
Однажды мы с сестрой пошли в парк. Это рядом, через дорогу. Мы долго шли по тропинке, мимо любимого фонтана с каменным мальчиком, который держит в руке большую рыбину. Остановились на поляне. Она казалась жёлтым морем. Море одуванчиков! Я обрадовалась и начала собирать их. Сестра села рядом на скамейку и стала читать книгу. А я шла дальше и дальше и всё рвала цветы. Потом устала, легла прямо в траву. Она была такой высокой, что закрыла меня полностью от всего мира. Представь: тихо, я смотрю на небо, на пролетающих птиц и чувствую себя такой счастливой! Потом мне надоело лежать, встала, поискала глазами сестру. Вижу: она почему-то стоит с мамой, обе испуганно ищут глазами кого-то, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Вдруг увидели меня и с широко открытыми ртами побежали ко мне. Мама прижала меня к груди и заплакала, то смеясь, то всхлипывая. Когда я подросла, мама рассказала мне, что сестра потеряла меня из виду, очень испугалась и кричала: «Маша! Маша! Ау-у!» Но я ведь ничего не слышала, а то бы сразу выскочила к ней. Она долго искала меня, пока не пришла мама. Вместе стали бегать по лужайкам и дорожкам парка. Когда я встала, увидели меня, взяли за руки и уже не отпускали до самого дома.
Вот, оказывается, зачем и почему люди «шевелят губами»: они СЛЫШАТ друг друга!
Как меня зовут?
Друг мой, скатай шарики из ваты и закрой ими уши!
Как ты слышишь? Ничего не СЛЫШИШЬ? Открой уши. Слышишь – мама зовёт, птичка чирикает, вода в кухне льётся. У тебя хороший слух, поздравляю тебя!
Когда я была младенцем в пелёнках, никто не знал, слышу я или нет. Я так же, как ты и другие малыши, тогда умела только плакать. Но ты звал маму: «Гу-гу! Гу-гу!» И мама приходила. А я не гулила, только кричала. И это всё, что я умела. Этого мало для жизни. Вот два случая, которые объяснят тебе, что такое ГЛУХОТА.
Когда мама, папа, Лена и врачи поняли, что я не слышу, мне купили слуховой аппарат. Это такая маленькая коробочка. Она чуть больше спичечного коробка. Я носила её в кармашке на груди. У коробочки два проводка к ушам. А в ушах – розовые резиновые пробочки. Совсем как у телефона, чтобы слушать музыку. Только мне было не до музыки – мне бы понять, что говорят люди. Этому надо было учиться. Вот поэтому мы с мамой приехали в Москву. Там учат!
И вот я на занятии складываю пирамидку, кручу юлу… Вдруг чувствую сильный жар в голове. Становится тяжело дышать. Мама испуганно трогает мой лоб и бледнеет. У меня высокая температура! В комнату входят люди в белых одеждах, забирают нас с мамой и ведут в белую машину с красным крестом. Мне страшно. Ничего не понимаю. Мы долго едем. «Белые» люди уводят меня от мамы. Я остаюсь у какой-то тёти на руках. Мне трудно дышать, не хватает воздуха. Что было потом, я уже не помню…
Просыпаюсь на огромной металлической кровати. Боюсь спускаться с неё. Вижу: рядом плачет малыш. Малыша успокаивает его мама. Я не знала тогда и не поняла, что попала в больницу. И раньше было не так, как сейчас, по-другому. Перевожу взгляд на зелёную стену. На ней – симпатичные зверушки. Думаю: почему я одна, без мамы? Вот кто-то берёт меня за руку, ведёт в огромный зал. Там все едят. Меня сажают за стол. Я не хочу есть, ищу глазами: где мама? Вдруг вижу окно в стене, куда все подходят и что-то берут. Может быть, там мама? Бегу туда. Увы! Её там нет. Но я терпеливо стою здесь каждый день и жду. Может, мама придёт сюда?
Ко мне подходят какие-то тёти с добрыми глазами. С жалостью спрашивают:
– Как тебя зовут?
Я молчу. Я их не понимаю: не знаю ещё ни одного слова. Не знаю, как меня зовут. Не знаю, что в холодильнике лежат пакеты с фруктами для меня. Никто их не даёт мне. И так целый месяц! Мне колют уколы по четыре раза в день. Я почти не ем. Плохо сплю. Много думаю. Не могу кричать, и что кричать – тоже не знаю.
Наконец меня уводят туда, где я увидела маму. Я тихо подошла и прижалась к ней. Какое это счастье!
После больницы я быстро поправилась. В Москве мы были долго. Как-то гуляем по Красной площади. Я держусь за её руку. Смотрю смену часовых у мавзолея. Жду, когда на курантах большая стрелка остановится в самой верхней точке. Потом мне захотелось поближе рассмотреть высоких часовых. Я протиснулась через большую толпу к ограде. Внимательно слежу, как часовые вскидывают ружья, поворачиваются, печатают шаг и уходят в ворота… Поворачиваюсь к маме. Вижу вокруг только незнакомые лица. Где мама? Меня охватывает страх – верчу голову туда-сюда, ищу маму. Оказывается, она тоже ищет меня. Мы искали друг друга десять минут. Это было очень долго и страшно. С тех пор ношу в кармашке записку. Мама вечером написала её. Там мои имя, фамилия, адрес и номер телефона. Потому что я ещё НЕ МОГУ СКАЗАТЬ, как меня зовут. А зовут меня МАША!
Дочь о маме
В детстве мы особо не переживали из-за того, что мама – глухая. Это воспринималось как должное, мы ведь и не представляли, как может быть по-другому. И мамина глухота не мешала ей нас воспитывать. У нас было нормальное счастливое детство. Я помню, как мы с мамой и сёстрами рисовали, писали сами книги (в меру своих детских способностей) и иллюстрировали их, ставили домашние спектакли; как мама нас учила вышивать и плести поделки из бисера. Это очень хорошие воспоминания.
Сейчас я понимаю, что маме было тяжело с нами, маленькими. Дети ведь существа шумные. Мы постоянно бегали, кричали, болтали. А маму это напрягало, так как она часто не могла понять, что происходит. Что делают дети – ссорятся и кричат друг на друга или это просто игра такая шумная? Без слуха этого не понять.
И поныне, когда все бегают вокруг мамы, «дёргают», она напрягается и начинает раздражаться. В такие моменты нужно оставлять её в покое и давать отдохнуть. Но это мы сейчас поняли, когда повзрослели. А в детстве нас было сложно угомонить. Хорошо, что рядом всегда была бабушка, которая успокаивала маму и поддерживала её. Она и нас тоже быстро успокаивала, могла заниматься с нами, маленькими, часами, не раздражаясь при этом. Мне кажется, что она стала такой терпеливой из-за всего, что ей пришлось пережить с глухим ребёнком.
Есть и другие сложности, вызванные недопониманием. Например, если мы с сёстрами болтаем в быстром темпе, нечётко артикулируя, и маме тяжело разобрать слова, то она начинает подозревать, что мы держим от неё какие-то секреты. И, хотя чаще всего такие разговоры ведутся о какой-нибудь ерунде, маме кажется, что она пропускает что-то важное. Она обижается, и сложно объяснить, что мы от неё ничего не скрываем.
Сын о маме
С мамой у нас всегда были отличные взаимоотношения и понимание. Её глухота никак на это не влияла. Ещё с раннего возраста я хорошо её понимал и понимаю сейчас. На самом деле мне, как её ребенку, в этом плане намного легче. У них с папой общение складывается немного сложнее: кто-то что-нибудь не так поймёт. Но позвать маму издалека я не могу – не слышит. Приходится подходить, потрогать за плечо или постучать чем-нибудь (у неё сильная реакция на вибрацию, ведь осязание развито сильнее, чем у неглухих людей).
Также я заметил, что у детей, воспитанных глухой мамой\папой, жестикуляция развита немного лучше, чем у других. У нас в семье у всех неплохо проглядывается актерское мастерство и, опять-таки, развита жестикуляция. Думаю, что это как-то взаимосвязано.
А вот при конфликтах нам приходится несладко. Возможно, это лишь моя позиция, но кажется, что все глухие люди сильно эмоциональны. Также мама может просто выключить аппарат и не обращать на тебя внимания, ведь услышать не сможет. Вот вам и минусы.
Не знаю, только ли у моей мамы это, но у неё плохое обоняние. С этим тоже есть небольшие проблемы, ведь она не может учуять, где испорченная еда, а где нет. В основном этим занимаемся мы, папа.
Хочу поделиться интересным фактом. Моя мама слышит музыку, но её восприятие различается с нашим. Если у нас всех разный вкус, всем нравится разная музыка, то для мамы важно, чтобы это было что-то спокойное, не резкое. Чаще всего это классика… Я пытался включать ей что-то другое, например рок, – совсем не нравится…
Вот и всё. Я думаю, что моя жизнь не сильно отличается от жизни обычных детей, растущих со слышащими родителями. Я люблю свою маму и принимаю её такой, какая она есть!
Обезьянка
Мои родители развелись. Мне, маленькой, было трудно понять, почему так: в старом доме жили вместе, а теперь отдельно. В новую квартиру нас поселили с мамой и бабушкой, её мамой. Папе дали комнату в небольшой коммуналке, он только приходил к нам в гости. Я любила и маму, и папу, мне не хотелось расставаться. Когда папа появлялся у нас, я с радостью бросалась к нему. Он меня подхватывал, прижимал к себе, и мы шли в комнату разговаривать. Папа старался говорить чётко, чтобы я понимала. Иногда он возил меня в школу.
Я училась в школе-интернате для слабовидящих, хотя слух у меня был слабее зрения. В понедельник меня привозили, в субботу забирали. Мама по понедельникам работала. Обычно возила бабушка. Но иногда вёз папа, и я радовалась этим поездкам.
Однажды папа попросил нас с мамой зайти к нему. Жил он недалеко. Был тёплый летний день. Мы пошли через парк.
В папиной комнате было чисто, уютно. Пока мама с папой разговаривали, я изучала обстановку. Под стеклом на письменном столе я увидела наши с мамой фотографии. На полке этажерки стоял мой портрет. Это было приятно. А рядом с портретом сидела пушистая обезьянка. Я взяла её в руки. Она была такая милая, тёплая, подвижная – совсем как живая.
– Пап, – предложила я, – подари мне эту обезьянку!
– Нет, – отрезал он, – мне самому её подарили.
– Ну па-а-ап! – захныкала я.
Но он отобрал зверька и воздвиг на верх этажерки, куда я не могла бы дотянуться.
– Не хочешь – не надо, – обиделась я.
Мама освободилась, и мы пошли обратно той же дорогой через парк.
– Вот видишь, – сказала мама, – а ты: «Поцелуйтесь!..»
Я вспомнила: папа был у нас, уходил, и я вдруг потребовала: «Поцелуйте меня!» Они охотно меня чмокнули: мама в левую щеку, папа – в правую. «А теперь поцелуйте друг друга!» – скомандовала я. Но они не выполнили эту команду, стояли, понуро глядя в пол…
Я поняла мамину мысль и попыталась оправдать отца:
– Но ведь ему подарили обезьянку…
Мама остановилась, внимательно на меня посмотрела. Произнесла:
– Я тебе всё отдала – время, силы… Кровь свою отдала… Когда ты лежала в больнице, я приходила каждый день, делала всё, что велели врачи. А папа уезжал в свои походы. Ему это было важнее, чем твоё здоровье. И сейчас игрушку тебе пожалел… «Подарили!»
Мама сердито вырвалась, зашагала вперёд. Я догнала её, взяла за руку. Мы сели на лавочку. Мама плакала…
Невдалеке росли какие-то цветочки. Я собрала небольшой букет, вручила маме. Она улыбнулась, обняла меня.
– Ты слышала, о чём мы говорили с папой?
Я покачала головой.
– Он предложил нам снова пожениться, жить вместе.
– Вот здорово! – обрадовалась я.
– Я спросила, – продолжала мама: – «Ты будешь так же ездить в походы?» Он ответил да. И тогда я сказала нет.
– Мам, ты его любишь? – разволновалась я.
– Да, люблю, – она глубоко вздохнула. – Но твоя жизнь, твоё здоровье мне дороже всего. Пойми, дело тут не только в папиных походах. Я бы смирилась с ними, если бы ему были небезразличны наши трудности. А он не хочет помогать, мало уделяет нам внимания. Главное для него – походы.
– Но он же возит меня в школу! – напомнила я.
– Редко, – уточнила мама, – и каждый раз надо просить. А ведь он свободен по понедельникам. Знает, что бабушке это тяжело…
Я не нашла, что ответить. Мне было очень грустно.
Через несколько дней к нам пришла другая бабушка, папина мама. Она работала продавщицей в «Гастрономе» и приносила нам свежие молочные продукты. Меня это почему-то раздражало. Бабушка доставала из сумки разные упаковки, и я сердито роняла:
– Не надо! Я не люблю творог.
– А это ты любишь? – весело спросила бабушка и вытащила другой пакет. Из него выпрыгнула обезьянка. Та самая, папина!
Я схватила мохнатую красавицу, закружилась с ней по комнате. Подбежала к оторопевшей маме:
– Вот видишь, папа не такой плохой!
Эта обезьянка долго была моей любимой игрушкой. Напоминала о папе…
К сожалению, мои родители не помирились. Встречи с папой были редки. Однажды он проводил меня в школу и больше не появлялся. А спустя время погиб в результате камнепада в горах. За два месяца до своего 35-летия…
Юный пенсионер
Он неторопливо шёл, щурясь от яркого летнего солнышка, по пыльной, местами заросшей мелкой травой дороге своего родного Печёрского проезда. Видавшие виды сандалии, надетые на босые ноги, с лёгкостью поднимали клубы придорожной пыли, которая, кружась в воздушном танце, приятно ложились на загорелые ноги мальчугана. Если кто ещё не догадался, то разъясню: это был мой старший брат Юрка. Но сегодня ему было не до глупых развлечений.
Он важно шагал, прижимая ладошкой оттопыренный карман серых, местами протёртых до белизны, широких не по возрасту штанишек. Они висели на нём так, что, казалось, вот-вот спадут и Юрка останется только в одной невесть чем перемазанной майке. Но перекинутая через плечо лямка с большой синей пуговицей на животе не позволяла этого сделать.
Вид у Юрки был действительно серьезный, и никто из соседей не мог догадаться, в чём причина. Ведь через два дня ему исполняется четыре года, и этим событием он очень гордился. Мой брат медленно прошагал мимо малышни, возившейся на огромной песочной куче, вываленной пару дней назад у соседского забора. Не задумываясь, вспомнил, что на такое знаковое событие сбежалась детвора со всей округи, но это сейчас ничуть не заботило Юрку. Даже на призывные окрики друзей он не обратил никакого внимания. Прошёл мимо копошащихся соседских кур в придорожном кустарнике, озираясь по сторонам, чтобы не получить очередной взбучки от петуха Петьки – грозы местных ребятишек. Затем, просунув руку между деревянных штакетин забора, сдвинул ржавую задвижку калитки и быстро вбежал во двор нашего дома под восторженный лай любимца семьи Дозора. Дома никого не оказалось, кроме спящего на пригретом солнцем подоконнике кота Васьки.
Юрка, опустившись на колени, бережно достал из-под шкафа картонную коробку от недавно купленных маминых туфель. В ней оказались мятые разноцветные конфетные фантики, обрывки старых газет, исписанные чернилами листы школьных тетрадей, небрежно вырезанные детской рукой картинки из журналов и множество подобной бумажной всячины. Юрка достал из кармана мятую пачку такого же утиля и начал, бережно разглаживая каждую бумажку, убирать всё в коробку. Долго рассматривал картинку от пачки папирос «Казбек», она ему очень нравилась. Затем аккуратно закрыл коробку и задвинул обратно под шкаф. Потоптался на месте, размышляя, что делать дальше. Стремление покопаться в песочной куче пересилило, и Юрка с чувством выполненного долга сломя голову помчался из дома.
Он проснулся рано утром от направленного прямо в лицо яркого солнечного лучика. Отражённый от стоящего в углу трюмо неугомонный солнечный зайчик то и дело скакал по потолку, стенам и вновь возвращался на лицо мальчика, словно зазывая поиграть с ним. На кухне спозаранку суетилась мама, растапливая непокорную печь и гремя посудой. Рядом вертелся полуторагодовалый Юркин младший брат, будущий создатель этих строк.
Юрка соскочил с кровати и заглянул под шкаф. В изумлении замер. Картонной коробки с драгоценным содержимым на месте не оказалось. Он, как ветер, ворвался на кухню. Рядом с потрескивающей от невыносимого жара печью, на сложенных берёзовых поленьях, лежала разорванная коробка с остатками Юркиного добра. От неожиданно нахлынувшей обиды у него задрожали губы и потекли слёзы. Потирая кулачками раскрасневшиеся щёки, только и смог произнести: «Я-я-я-я, мы-мы-мы, а ты всё в печку!»
Мама ловко подхватила меня на руки и, с недоумением глядя на старшего сына, спокойно ответила: «Я думала, что ты эти бумажки для растопки собрал». И тут поняла, что сделала что-то не так. Одной рукой решила прижать к себе сына, чтобы пожалеть и успокоить, но он резко оттолкнул её руки и сквозь слёзы прокричал: «Мы с Дедом Морозовым эти бумаги собираем, чтобы на пенсию быстрей пойти. Я уже много насобирал, а ты их все в печку!» Наконец мама поняла, в чём дело. Сосед дядя Коля Морозов по возрасту уходил на пенсию и собирал необходимые документы, а хождения по инстанциям называл сбором ненужных бумажек. Вот и Юрка, мало что понимая, под стать пожилому соседу начал готовиться на пенсию с юного возраста, собирая неведомые бумажки.
Мама решила успокоить сына и объяснить произошедшее, но Юрка ловко вырвался и, с шумом хлопая скрипучими дверьми, шустро выскочил из дома. Спрыгнув с высокого крылечка, сразу попал в лохматые объятия Дозора, который на радостях пытался облизать зарёванное лицо мальчика. Расстроенный Юрка с трудом отвязался от назойливого пса, умылся из бочки с поливной водой. Затем уселся на скрипучее крыльцо рядом с греющимся на солнце котом Васькой и задумался, что делать дальше. Обида на маму всё не проходила.