Люди, пожалуйста, – замечайте, когда вы счастливы!
– Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам…
Никаких возражений. Но я к ним присоединяться не собираюсь. Я лучше подожду. Закуталась в куртку поплотнее. Ушла глубже под козырек выхода из метро. Певучая компания, хохоча, побежала по лужам.
Стена дождя.
Интернет работает. У меня дома. Радио есть. Тучи вроде были. Только зонтика со мной нет. Почему это со мной случилось? Не отсутствие зонтика. Это фигня.
Отсутствие желания вот так же пробежаться по лужам. Подставляя лицо под капли, пусть даже воображаемо-радиоактивные, мимо завистливо-осуждающих физиономий, прямо в объятия гриппа и воспаления легких, с которыми мы так успешно справляемся в XXI веке. Повезло-то как. Не то что моим бабушкам. У них даже антибиотиков не было.
– Потому что твой организм жаждет стресса.
Сегодня очков не было. Бирюзовая радужка Юлькиных глаз ввергала меня в гипнотический транс. Бирюзовые ногти отбивали «В пещере горного короля». Юлька общалась с кем-то в вайбере посредством емких, коротких, невоспроизводимых в приличном обществе фраз. Ответное бибиканье вайбера раздражало. Очередной обладатель низкого IQ, умело скрывавший до поры до времени от Юльки этот недостаток, получал отставку. Юлька отшвырнула телефон с явным удовлетворением на лице.
– Не просто жаждет. Кричит и вопит: дайте мне его! Стресса! И побольше. Привык. А ты его лишаешь удовольствия. Все у тебя отлично. Излишества всякие…
Юлька заглянула в посудомойку в поисках чашки. Чашку она на четверть заполнила моим сверхдорогущим кенийским кофе. «Эгоист» отдыхает. Одуренный запах. Запихала в рот овсяную печенюшку.
– У сомалийских восемнадцатилетних барышень не бывает панических атак. Как только их третий, четвертый и пятый ребенок умирают от поноса, они садятся с оставшимися двумя в лодку, заполненную такими же, как сами, горемыками и плывут навстречу счастью.
Варварство заваривать такой кофе в чашке.
– У восемнадцатилетних барышень не может быть пятеро детей.
– По себе не суди. В твоем возрасте у них уже внуки. Это у тебя их в двадцать восемь нет. Их только обрезают в двенадцать, чтоб ты знала. – Юлька открыла хлебницу. – Часть из них при этом умирает. От кровотечений и сепсиса. Ну и больно, опять же. Шоколадок нет, что ли?
– Не борзей, а?
Юлька вздохнула и ловко отломила от батона горбушку.
– Перед тем как выдать замуж третьей женой за какого-нибудь ВИЧ-инфицированного бандюгана, – прошамкала она с набитым ртом. – Вот это трешняк. А у тебя идиллия – адреналин вырабатывается, а деваться некуда. Одна опасность в жизни – что моль в норковой шубе заведется.
Завидует, блин. Уже месяц как завидует.
– Это коза. Крашеная.
– Вот-вот. Гринписа на тебя нет. Даже. И шоколада тоже. Обидно.
Юлька дожевала батон, проверила все заначки на кухне и, убедившись в отсутствии вожделенного шоколада, взяла сушку. Сообщения по вайберу приходили и приходили. Юлька не реагировала.
– Для таких, как ты, есть специальные агентства.
– Туристические?
– Типа того. Раз жизнь сильно хорошая, а стрессовать хочется, ну и бабосиков на это дело хватает, можно заплатить организаторам и… ну типа стать жертвой ограбления, изнасилования, за сомалийского пирата, опять же, замуж податься ну или на худой конец…
– Самое время замолчать. Мне денег не хватит на то, чтобы так лечить свой невроз. Даже если я почку продам.
– Как скажешь. Чтоб завтра была в форме. Невроз неврозом вышибают.
Я даже возразить не смогла. Завтра мне надо было идти на собеседование по Юлькиной протекции.