Из тома III, «Рыбы Алоизия», энциклопедии «Фауна миров системы Веги» Рапунцеля К. Фанка:
«Гейд (так называемый «ночной поезд»): великолепная глянцевая черная рыба, часто достигающая шести метров в длину. Тело исключительно правильных пропорций, с почти круглым поперечным сечением. Большая голова с тупым носом, одним глазным яблоком, напоминающим стручок слуховым органом и широкой пастью, демонстрирующей, когда она открывается, впечатляющее количество зубов. Начинаясь сразу за головой и почти до самого хвоста продолжается вереница шиповидных позвоночных выростов (их число зависит от возраста, но не превышает пятидесяти одного); на конце каждого выроста находится люминифер, по ночам испускающий яркий голубой свет.
Днем гейд плавает в придонных глубинах, где он питается взморняками, борсами и прочими подобными организмами. С заходом солнца «ночной поезд» поднимается к поверхности моря и начинает двигаться непрерывно и прямолинейно, пересекая волны вереницей голубых огней.
Пелагические перемещения «ночного поезда» до сих пор не находят объяснения. Рыба непрерывно движется по одному и тому же курсу, словно стремится к какому-то пункту назначения. Таким пунктом могут быть мыс, остров или, возможно, еще не отмеченная на карте подводная возвышенность посреди океана. Достигнув своей цели, «ночной поезд» примерно полчаса дрейфует, почти не шевелясь, как если бы рыба действительно была поездом, прибывшим на станцию и ожидающим, пока его разгружают – или пока пассажиры занимают свои места. Затем рыба величественно разворачивается и решительно направляется туда, откуда поступает некий различимый только гейдом сигнал – к следующему пункту назначения, который может находиться на расстоянии восьми тысяч километров.
Те, кому привелось видеть эту рыбу ночью, когда она рассекает огнями черные воды алоизийских океанов, говорят, что это незабываемое зрелище».
Герсен нервничал и не находил себе места. Он вышел из редакции и стал прогуливаться по кривым вечерним улочкам Понтефракта.
К некоторому своему удивлению, в конечном счете он оказался напротив «Гостиного двора св. Диармида». Герсен задержался и рассмотрел фасад гостиницы, по местным понятиям довольно-таки кричащий, выложенный голубой и сиреневой керамической плиткой. Продолжая бесцельно бродить, Герсен пересек Маллони-сквер и углубился в Портовый Старый город – не самый пристойный район таверн, причудливых лавок, ателье художников, торгующих жареной рыбой киосков и не рекламирующих себя борделей, обозначенных, однако, как того требовали древние законы, тусклыми фонарями из зеленого стекла. Мало-помалу Герсен дошел до набережной.
Он стоял, глядя на далекие огни Порт-Руфуса, мерцавшие на другом берегу Бутылчатого залива. Вечерний бриз щекотал ноздри запахом илистых алоизийских отмелей. Герсену довелось стоять на берегах многих морей многих миров – и у каждого моря был свой аромат… Неподалеку, на конце причала, гирлянда цветных лампочек украшала вход в ресторан. Герсен прошелся по причалу и заглянул в ресторан – там, судя по всему, было чисто и весело, на столах расстелили опрятные красные скатерти. У ресторана было длинное название: «Гриль Мердока с видом на залив».
Герсен зашел внутрь и поужинал фирменным блюдом хозяина – главным образом, свежей рыбой и дарами моря, поджаренными на открытом огне. Алоизийская кухня в целом отличалась пресной непритязательностью; Мердок, однако, не боялся приправлять стряпню пахучими травами и пикантными соусами… Герсен долго смотрел в темные окна на огни Порт-Руфуса и прислушивался к медленному ритмичному бормотанию волн под старыми сваями причала.
По-видимому, с возрастом Герсен все чаще становился подвержен странным переменам настроения, которым трудно было подыскать однозначное определение. В молодости его эмоции сосредоточивались вдоль одного вектора: ненависти, скорби, жажды мщения. Преданность своему делу делала его безрадостным, напряженным и страстным. Теперь в нем соревновались несколько эмоциональных векторов, направленных в разные стороны. Ослабевала ли, тем самым, интенсивность его целеустремленности? Бесполезный вопрос… Его стратегия оказалась по меньшей мере отчасти результативной. Герсену удалось заманить Ховарда Алана Трисонга; князь тьмы был где-то близко – может быть, даже в самом Понтефракте. Может быть, уже сейчас Трисонг шел по горбатой старой улочке или отдыхал в одном из чопорных отелей, думая свои жестокие думы, составляя свои кровавые планы.
Герсен посмотрел по сторонам: не исключено, что Трисонг тоже ужинал именно здесь… Среди посетителей «Гриля Мердока» не было, однако, ни одного высокого худощавого человека с широким лбом мыслителя и коварно кривящимся ртом. Трисонг ужинал не здесь.
Герсен подошел к телефону и позвонил в «Вертеп крючкотворов».
«Говорит Генри Лукас. Не остановился ли у нас мой знакомый, господин Альберт Стрэнд?… Нет? А господин Искромолот?… Никого под этим именем? Тогда, пожалуйста, сделайте мне одно одолжение. Конфиденциально – не упоминая мое имя – попробуйте узнать, где остановились господа Искромолот и Стрэнд».
«Сделаю все, что могу, сударь».
Герсен вернулся к своему столу. Вряд ли ему удалось бы найти Трисонга так легко. Последнего князя тьмы нужно было дразнить, приманивать, надувать – и в этом отношении Алиса Роук становилась, в силу необходимости, самой удобной посредницей. «Исключительно любопытная комбинация! – думал Герсен. – Особенно учитывая тот факт, что Алиса считает меня чванливым, щепетильным, тщеславным, расфуфыренным болваном».
Покинув ресторан, Герсен вернулся в «Вертеп крючкотворов». Как и ожидалось, регистратор в приемной не сумел найти ни господина Стрэнда, ни господина Искромолота. Герсен заверил его в том, что эти розыски не имели большого значения, и поднялся к себе в номера.
Никто не заходил к нему в номера с тех пор, как он ушел – потайной детектор, установленный Герсеном на двери, остался в прежнем состоянии.
Наутро камердинер превзошел самого себя и одел Герсена в костюм настолько великолепный, что даже швейцар уставился на него с восхищением. Когда Герсен прибыл в редакцию «Актуала», Алиса Роук уже сидела за своим столом у него в кабинете. Герсен вежливо поздоровался с ней – она ответила тем же. Сегодня на ней была темно-коричневая юбка до колен и пепельно-бежевая безрукавка, прекрасно подходившая оттенком к ее коже и прическе. Юбка и безрукавка выгодно подчеркивали ее формы; она расчесала оранжевые волосы до блеска. Сидя за столом, Герсен притворился, что забыл о ее присутствии. Несколько раз, поднимая глаза, он замечал, что Алиса на него смотрит – задумчиво, оценивающе, с тревожным любопытством.
Герсен направился в сортировочный отдел. Госпожа Энч принесла ему письмо: «Почти что победитель конкурса, господин Лукас! Можно считать, что победитель! Как все это странно – во сне не приснится!»
Герсен прочел письмо:
«Координаторам конкурса, объявленного журналом «Актуал» в Понтефракте на Алоизии
Дамы и господа!
Я могу назвать всех лиц, изображенных на опубликованной вами фотографии. Моя обязанность состояла в том, чтобы прислуживать им во время ужасной вечеринки, стоившей жизни большинству из ее участников. Фотография была сделана в «Зале росистых цветов» ресторана отеля «Дикоостровский». Присутствующие собрались попробовать знаменитые плоды чарнé, которые необъяснимым образом отравили их всех, за исключением господина Искромолота. Ниже перечисляются имена всех сидящих за столом, слева направо:
Шеррод Йест
Дианта де Трамбюскюль
Беатриса Утц
Робан Мартилетто
Сабор Видоль
Сайлас Искромолот
Джон Грэй
Стоят следующие лица:
Иэн Билфред
А. Гизельман
Артемус Гадаут
Мне известны их имена, потому что я сам подготовил и расставил на столе их карточки. Присутствовали еще два человека, ни один из которых не ел чарнé – они остались в живых. Кстати, фотография эта была сделана для того, чтобы зарегистрировать фирменные знаки поваров, приготовивших чарнé. Эти знаки – игрушечные трехцветные семафоры, установленные у каждого блюда. Тайна отравления усугубляется тем фактом, что разные порции чарнé готовили несколько разных поваров. По всей видимости, яд был добавлен с помощью каких-то столовых приборов.
Надеюсь, мой ответ удовлетворяет условиям вашего конкурса, и я смогу получить приз.
«Исключительно любопытное письмо! – согласился Герсен. – И, судя по всему, неподдельное».
«Мне тоже так показалось, – госпожа Энч бросила на Герсена вопросительный взгляд. – Вы уже знали о том, что сообщил этот Парсиваль – о том, что всех этих людей отравили?»
«Меня это удивило не меньше вашего. Но популярности „Актуала“ это не помешает».
«Почему бы кто-нибудь из них стал пробовать чарнé, если бы знал, что оно отравлено? Что там на самом деле произошло?»
«Именно так, госпожа Энч. Совершенно непонятно».
«Что ж, господин Парсиваль сумел назвать всех – и, судя по ответам других участников опроса, он назвал их правильно».
«Всех, за исключением номера шестого. „Искромолот“ – не фамилия, а прозвище».
«Хммф! – госпожа Энч подняла брови. – Этот номер шестой – какой-то призрак или фантом; многие его видели, но никто толком не знает, как его зовут».
«Да, очень странный субъект».
«Я склоняюсь к тому, чтобы объявить Клетуса Парсиваля победителем и больше этим не заниматься, – заявила госпожа Энч. – Больше никто не сумел прислать нам такой полный и достоверный список имен».
«Готов с вами согласиться, – кивнул Герсен. – Тем не менее, следует подождать, пока не закончится поступление ответов. Почта все еще приходит?»
«Приходит, примерно в том же количестве. Может быть, чуть реже, чем раньше».
«Что ж, госпожа Энч, продолжайте полезный труд. И попросите служащих с особенным вниманием относиться к любым упоминаниям номера шестого».
«Обязательно так и сделаю, господин Лукас», – в отличие от Алисы Роук, госпожа Энч считала Герсена воспитанным и вежливым джентльменом. «Без сучка без задоринки», – отзывалась о нем госпожа Энч, когда сплетничала со своей сестрой.
Герсен взял с собой письмо Парсиваля и вернулся в кабинет.
Алиса с энтузиазмом спросила: «Какие-нибудь интересные новости?»
Герсен торжественно уселся за стол. Алиса ждала – на ее лице застыла маска радостного ожидания.
Герсен проблеял самым гнусавым и высокомерным тоном: «Насколько я понимаю, мы получили письмо, называющее всех сфотографированных лиц».
«И ему можно доверять?»
«Респондент утверждает, что самолично готовил и расставлял именные таблички на банкете».
«Таким образом, он никак не мог ошибиться?»
«Мог. Идентификация одного из присутствовавших продолжает оставаться сомнительной».
«Неужели? Кого именно?»
Герсен устремил на секретаршу суровый взгляд: «Не уверен, что мне подобает высказывать замечания по этому поводу, Алиса. По меньшей мере, еще рано делать окончательные выводы».
Лицо девушки осунулось, она слегка поморщилась. Украдкой наблюдая за ней, Герсен думал: «Теперь она изобретает самый надежный способ меня соблазнить и заморочить мне голову».
Алиса вскочила на ноги, подошла к серванту и налила две чашки чая. Поставив одну перед Герсеном, она взяла другую и прислонилась к краю своего стола – скорее, даже присела на него: «Вы всегда жили в Понтефракте, господин Лукас?»
«Не всегда, конечно – я много путешествовал».
Алиса вздохнула: «В Понтефракте все какое-то серое, безличное – после пяти лет, проведенных на Диком Острове, здешний образ жизни производит мрачноватое впечатление».
Герсен не выразил никакой симпатии: «Не совсем понимаю, почему вы решили вообще сюда приехать».
Алиса грациозно пожала плечами: «Тому десяток причин. Охота к перемене мест. Непоседливость. А вы когда-нибудь бывали на Цитерее?»
«Нет, никогда. Говорят, что там преобладает исключительно гедонистическая среда, и что образ жизни цитерейцев – самый нетрадиционный».
Алиса рассмеялась и вызывающе покосилась на Герсена: «В некоторых случаях это так. Но не во всех. На Диком Острове можно найти любой стиль жизни. Моя мать, например, почти так же строго придерживается консервативных традиций, как вы».