Дмитрий Донской. Том 1. Пробуждение силы - читать онлайн

Глава 1

1359.11.16, Москва

– Как ты себя чувствуешь, сынок? – Участливо поинтересовалась мама.

– Все хорошо. – После небольшой паузы произнес Дима. – Просто сон приснился странный.

– Странный? – Удивленно переспросила дородная женщина с цепким, умным взглядом. Память подсказывала очень мало сведений. Маленький Дима эту женщину почему-то боялся. До того момента, разумеется, как сознание малыша слилось с чрезвычайно наглым детиной изрядного возраста.

– С дедом своим говорил. С прадедом. И далее. Странный сон. – Импровизировал на ходу парень.

На что все промолчали, не зная, что сказать.

Дима же тем временем немного подвигался, как бы разминаясь, и с удивлением отметил, что не испытывает никаких затруднений в управление телом. Оно было словно родное. Ну, так-то оно, конечно, и было для части новой личности. Однако он ожидал худшего. И это вселяло определенную уверенность в себе. Да, сейчас наш герой всего лишь парень девяти лет. Но в своей прошлой жизни он обрел массу полезных навыков, которые сейчас, благодаря высокой управляемости тела, вполне могут сохраниться. А значит, просто так прибить его вряд ли смогут.

Младшие няньки помогли одеться – им он не мешал. А потом мама повела сына в соседнюю комнату. Ну, как повела. Хотела за ручку взять, но сынок хмуро глянул на нее и сам вперед пошел. А она следом.

Соседняя комната пребывала в такой же полутьме. Узкие слюдяные окна плохо пропускали свет, а немногочисленные свечки больше тени пугали, чем освещали помещение. Там его уже ждали – по лавкам вокруг деревянного стола сидело пятеро мужчин: дядя Василий Вельяминов и его ближники со смешными именами вроде Нижата и Судята. Нормальные имена, видимо, были положены только родовитым людям, остальные кличками юморными и уничижительными обходились.

– Дядя, – кивнул в знак приветствия Дима. – Ты по делу зашел, али проведать меня в этот скорбный час?

Смотреть на то, как рыба, ну, то есть, дядя, хватает ртом воздух, было забавно. На него поведение Димы произвело неизгладимое впечатление. Как, впрочем, и на спутников его. Те ведь княжича знали совсем другим. Он хоть и хорохорился изредка, но все же был мал и робел нередко. Стеснялся. А тут – спина прямая, словно туда жердь загнали. Глаза смотрят твердо, спокойным. И речь уверенная. Какая-то даже невозмутимая.

– Дмитрий, ты ли это? – Наконец выдавил из себя брат мамы.

– Горе нас всех меняет.

– Да, – неуверенно кивнул он, глянув на свою сестру, потрясенно стоящую за сыном.

– Весея, – обратился Дима к одной из служанок, заполняя возникшую паузу. – Почему на столе пусто? Или ты уважаемых гостей голодом морить решила?

– Ох! – Только и плеснула она руками, после чего засуетилась, накрывая на стол. По старинке. Какие-то горшочки и миски глиняные ставила с варевом. С репой пареной да мясом и прочим. Крепкие, здоровые мужчины совсем не отказались от предложения покушать. В эти годы от него мало кто отказывался. И охотно навалились. А Дима, сев во главе стола, и немного выждав, вновь обратился к дяде.

– Что-то случилось? – Заговорщицким тоном осведомился он.

– Нет княже, – несколько неуверенно произнес Вельяминов. – Мы зашли за тобой. Тризна по отцу твоему идет. Тебе надлежит присутствовать.

– Его погребли без меня? – Удивленно повел бровью Дима.

– Твоя матушка не стала тебя будить. Ты спал крепко.

– Никогда так не делай более, – произнес юный князь ровным голосом, обратившись к маме. – Проводить отца в последний путь – не шутка. – После чего, не дожидаясь ответа, повернулся к дяде. – А что дружина? Какие в ней настроения?

– Скорбят они, – уклончиво ответил Василий, безусловно, поняв, что именно спросил у него ребенок. Но от того еще больше смутившись. Этот взгляд, эта речь и поведение совершенно взрослого человека выбивали из колеи. Уходил вчера – ребенок ребенком. А сегодня уже новый человек. Он просто не знал, как себя вести.

– И сильно скорбят? – Усмехнулся Дима. – Говорить-то могут или уже, и стоять толком не в силах?

– Могут, – не сдержав ответной усмешки, произнес боярин.

– Хорошо, – кивнул князь и, встав из-за стола, пошел на улицу.

– Что с ним? – Направляясь за ним следом, спросил Василий у сестры.

– Не знаю… – покачала она головой. – Говорит ночью предки к нему приходили. Дед, прадед и иные. Отчего на утро стал такой. Все помнит, все понимает. Да только тепла и детства в его душе не осталось. Сам видишь.

– Вижу, – кивнул Вельяминов и поспешил за племянником.

Дима немного задержался на крыльце, давая возможность дяде перекинуться парой фраз с мамой и догнать его. Шок нужно было дозировать порциями. И ему тоже. По большому счету он и вышел на крыльцо первым, чтобы немного подумать и собраться с мыслями. Для того чтобы импровизировать нужно хотя бы в общих чертах понимать канву. То есть, видеть куда идешь. А то может легко получиться как в той карикатуре, где заключенный чайной ложкой рыл туннель в выгребную яму….

Пока он был слишком юн. Всеми делами должны были заправлять регенты. Мама, дядя, митрополит… ну или еще кто. В какой-то мере это неплохо. В местных реалиях Дима пока не очень разбирался. С другой стороны, получалось, что оставалась старая команда, которая последние шесть лет занимались тут черт знает, чем. Знание истории говорило – княжество расползалось по швам. И воспоминания малыша это в какой-то мере подтверждали. Ну, насколько он вообще мог быть информирован о серьезных делах. Да и дружина расслабилась из-за нескольких разжиревших бояр, что больше борьбой за власть в княжестве занимались, чем своим непосредственным делом.

На этих мыслях дверь из терема и отворилась, выпуская на улицу дядю. А потому Дима пошел вперед, не оглядываясь. Благо, что знал куда идти. А Вельяминов с товарищами оказался вынужден семенить за ним. Ибо Дима шел весьма энергичным шагом, совершенно не привычным для этих лет.

Дверь в помещение, где «заседала» дружина охотно и услужливо отворили молодому князю, не дожидаясь подхода тысяцкого. Служка, что у дверей был, рисковать не стал. Ну, Дима с ходу и влетел в плотный туман перегарного «выхлопа». Дружинники бухали. Страшно. Люто. Впрочем, спустя семь столетий, чья-то смерть тоже будет прекрасным поводом для того, чтобы банально «нажраться» за чужой счет.

– Здравы будьте, воины! – Громко поздоровался Дима, прямо от двери, привлекая к себе внимание. Он знал, что те строптивые бояре здесь присутствовали, и ему было жутко интересно, как они себя поведут. Требовалось от чего-то отталкиваться в своем поведении.

Реакция на приветствие последовала неоднозначная.

Большинство мутными взглядами посмотрели на юного князя и не очень внятно, но вполне ожидаемо ответили встречным приветствием. Тяжело им уже было. Кто-то промолчал, никак не реагируя. Но там все тоже было неоднозначно. Сильное опьянение не способствует «соображалке» и быстрой, адекватной реакции. А вот один боярин выдал злобный перл про писк и возраст. Дескать, кто-то это там пищит? Хотя совершенно точно узнал Диму и прекрасно услышал его слова.

Дружинники, которые сидели рядом с тем боярином, заржали. Остальные воздержались. Видимо, или не поняли причину смеха, или не решились в этом участвовать. Князь как-никак.

Запыхавшись, подошел Вельяминов с товарищами.

Дима же, не желая терять инициативу, а также спускать столь далеко идущую выходку боярина, легко взобрался на стол. Пара шагов разгона. Толчок левой ногой с уходом вправо, позволяющий запрыгнуть на лавку. Толчок правой ногой с уходом влево, позволяющий запрыгнуть на стол. Раз – и он уже там. Для сильно пьяных людей такая скорость и резвость оказалась совершенно неожиданной.

Быстро ступая среди горшков и мисок, князь стремительно добрался до «шутника» и, немедля ни секунды, пробил тому ногой по лицу. Словно по мячу в футболе. Над техникой в этом теле еще, конечно, нужно работать – легко больно. Однако его импровизации хватило, чтобы боярин кувыркнулся с лавки и на какое-то время потерял сознание.

В помещение наступила вязкая тишина.

Никто не мог поверить в то, что случилось. Мало того – у многих крутилась мысль: «Убил или не убил?» Но обошлось. Боярин всхлипнул, судорожно вдыхая воздух и закряхтел, поднимаясь.

– Воин, – специально не по имени, обратился к боярину Дима, хотя прекрасно знал, как его зовут, – теперь ты хорошо меня слышишь?

– Убью! – Прошипел «шутник» и, разразившись матерной тирадой, потянулся к мечу. Дима, собственно, этого и ждал, спокойно наблюдая за тем как извлекают «железку». Важно было, чтобы он меч оголил полностью, демонстрируя свое желание убить князя.

Глаза тысяцкого Василия Вельяминова округлились и, хватаясь за оружие, он попытался рвануть вперед. За ним бросились его люди. Но они больше мешали друг другу и, очевидно, не успевали.

Оскаленный в кровожадной ухмылке боярин надвигался неуверенно пошатываясь. Один раз даже споткнулся, на несколько мгновений потеряв равновесие. Однако быстро взял себя в руки и вновь двинулся вперед. Впереди его ждала скамья – изрядное препятствие в таком состоянии….

И в этот момент произошло то, чего никто не ожидал.

Дима чуть топнул, наступив ногой на торец рукоятки ножа, которым этот боярин ел мясо. Тот подлетел вверх. И парень, легко поймав этот кувыркающийся предмет, сделав оборот вокруг своей оси, хлестким движением отправил его в нападающего боярина.

Раз.

И тот замер с торчащей из глаза рукояткой ножа.

Спустя еще пару мгновений, чуть покачнувшись, боярин упал замертво. А Дима, обвел дружинников спокойным и совершенно невозмутимым взглядом, поинтересовался:

– Кто еще желает усомниться в том, что я князь?

Тишина.

Все замерли, переваривая.

То, что они только что увидели, выбивалось из их понимания реальности, вызывая, мощнейший когнитивный диссонанс. Настолько шокирующий, что даже винный дурман из мозга стал отступать, протрезвляя.

Выждав минуту, Дима спокойно прошествовал к месту во главе стола, на котором сидел еще один боярин. Сильный и влиятельный. Однако спорить тот не стал и, повинуясь одной лишь выгнутой брови парня, спокойно поднялся, уступая место. Сам-то он был вполне трезв, лишь слегка приняв на грудь. Но пребывал в состоянии экзистенциального кризиса[8]. Он просто еще не понимал, как реагировать на это чудо, свалившееся на него как гром среди ясного неба.

Дима же, ловко спрыгнув на место, что должно занимать князю, поднял кубок и громко произнес:

– За отца! Вечная ему память!

После чего залпом выпил мед до дна.

Крепость напитка невелика, но для парня девяти лет и эта порция выглядела весьма солидной. Впрочем, это в какой-то мере сняло напряжение.

– Дядя, – громко обратился к Василию Вельяминову. – Семью этого боярина, что поднял на князя руку, продать с торга. Всех. Ты понял меня?

– Понял, – кивнул он несколько неуверенно.

– Но за что? – Встрепенулся тот самый боярин, что место князю уступал во главе стола.

– Чтобы иным подобное творить неповадно было. Он поднял меч на своего князя.

– Но…

– А имущество их, – повысил голос Дмитрий, перебивая растерявшегося боярина, того самого, которому он место уступил, – дружине пойдет. Все, до последней меры зерна. Брони вам справлять будем, сапоги или еще чего. Дядя, ты человек многоопытный. Тебе это дело и доверяю. Сначала взыщи все с семьи виновников. После пройди по людям. Посмотри, поспрашивай. Вызнай, кто, в чем нуждается. А потом ко мне – будем думать о том, как кому помочь. Понял ли ты меня?

– Понял княже, – сказал Василий Вельяминов в несколько смешанных чувствах, но все же степенно поклонившись.

По большому счету, он не знал, как ему реагировать на ситуацию.

С одной стороны – ему предлагают пограбить. Кто же от такого славного дела откажется? Тем более что боярин этот был его извечный оппонент. Постоянно палки в колеса вставлял, от чего его смерть еще более приятна.

С другой стороны – все мечты о регентстве и наставничестве над юным князем сыпались трухой. Как управлять ТАКИМ недорослем он не представлял. Да и то, как Дима «разрулил» ситуацию на тризне, тоже впечатлило. С одной стороны, убил главного оппозиционера, выбил землю из-под ног его партии. С другой стороны, припугнул иных бояр от опрометчивых поступков. С третьей стороны, получил расположение основной массы дружинников. Ведь не себе забрал имущество убитого, а им отдал.

– Хорошо, а я друже спать пойду. Мал еще мед с вами на равных пить.

После чего кивнул всем на прощание и пошел, изрядно покачиваясь, вдоль той стенки, где лежал труп поверженного врага. С трудом перешагнул через него, поморщился, и пошел дальше. Спать действительно хотелось, да и ноги держали плохо. Мед и такое нервное напряжение для столь юного организма были слишком сильные.

Глава 2

1359.12.04, Москва

Начало правления Дмитрия сильно всполошило маленький город.

Ну как маленький? По меркам того времени, он был довольно большим. Как-никак четыре с половиной тысячи жителей, включая детей и стариков[9]. Да тысячи полторы обитателей посада. Конечно, не Владимир и уж тем более не Новгород. Но, учитывая, что абсолютное подавляющее количество городов на Руси не набирало и пятисот жителей, то вполне солидно. Город средней руки.

Но это для местных. Сам же Дима, осмотрев свои новые владения приуныл. Бедно все и неказисто. Московский Кремль древесно-земляной, довольно примитивной конструкции. Как в таком оборону держать – одному шайтану ведомо. Пригород, он же посад, раскинулся довольно широко, но был весьма жидок и малочислен. Считай – большое село при городе.

Трудовые резервы княжества так и вообще сильно расстроили. Из всех четырех с половиной тысяч населения на взрослых и дееспособных приходилось чуть больше тысячи. Обоего пола. И при этом все были при деле. Никого просто так не оторвешь. Да и казна весьма скудна, чтобы отнимать хоть сколь-либо значительное количество людей надолго.

С войском еще веселее.

Вся Москва могла выставить семьдесят три воина в городской полк. Да-да, полк в те годы, это не тысячи солдат, а весьма скромные формирования, ближе всего напоминающие роту. Так вот. Городской полк был фактически городским ополчение, в которое, правда, выступали «конно и оружно». То есть, каждый такой ополченец имел как минимум коня, кольчугу со шлемом и оружие какое-нибудь. Копье со щитом, к примеру. Но, учитывая, что городской полк состоял из наиболее состоятельных людей города, то одевались они неплохо. Впрочем, этим войском князь распоряжаться не мог. Городское оно.

Еще у князя была личная дружина, оставшаяся в наследство от папы. Шесть лет застоя сказались на ней самым печальным образом. Многие горячие головы отъехали к тем князьям, что стремились жить мечом. Гибель боярина на тризне, только усугубила ситуацию. Старые противники Вельяминовых просто отъехали из Москвы со своими людьми, выкупив семью покойного. Так что, у князя под рукой осталось только сто девять ратников. «Конно и оружно». Но снаряжены они жиже городского полка. Да вот, собственно и все.

То есть, в случае нападения, Дима мог рассчитывать на неполные две сотни кавалерии, обученной бою в сшибке. Очень мало. Тем более что на дворе было Средневековье, и субординации вкупе с дисциплиной они попросту не знали. Впрочем, у соседей было не сильно лучше. Но их много, этих соседей. И любой, пусть даже скоротечный союз противников может привести к совершенному опустошению княжества.

Но что же делать?

Дима твердо помнил, что для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги.

Откуда их можно было взять?

Самым простым и очевидным являлось наведение порядка в финансах с массовыми казнями казнокрадов. Но на это Дима пойти не мог. Слишком уж непрочно было его положение. Одно дело убить боярина-оппозиционера, после того как он обнажил меч против своего господина. И совсем другое дело лишать хлебных мест почти всю аристократию Москвы. Он не тешил себя иллюзиями, ясно понимая, что все берут столько, сколько могут унести. И если у них отнимать важный источник дохода, то, что предлагать взамен? Дима уже давно прошел ту стадию личного развития, при которой справедливость, честность и прочие глупости воспринимаются в серьез. Люди идут за тем вождем, который улучшает им жизнь. Не больше, не меньше. И, если он отберет у московской аристократии эту кормушку, не предложив ничего взамен, то его собственная жизнь станет насыщенной, яркой, но крайне непродолжительной.

Раз нельзя пойти прямым путем, то Диме придется выкручиваться.

Как?

Традиционно вожди ходили в поход, чтобы пограбить соседей, желательно дальних, чтобы ответ не прилетел «на крылья любви и всеобщего гуманизма». То есть, с процентами. Но Дима еще слишком юн для этого. Кроме того, его дружина мала и легко может быть разбита. И это, не говоря о том, что уход дружины куда-нибудь далеко от дома автоматически приглашает гостей в Москву. Так что, ему этот метод не подходит совершенно.

Можно поднять транзитные и торговые сборы. Однако Москва и так стоит вдали от наиболее оживленных маршрутов. То есть, этим нехитрым способом, утолив сиюминутную жадность, Дима отвадит от своего княжества купцов и взвинтит цены на привозные товары. И без того не маленькие, к слову. Очень «умный» поступок. Отчего не менее популярный среди «одаренных» правителей. Сиюминутная жадность – штука забористее героина. Вкусил раз и все, мозги совершенно перестают работать. Да так сурово, что без многих лет тяжелой трудовой терапии в северных широтах из организма не вылечить.

Можно было бы подойти, с другой стороны. Но какого-то уникального и очень нужного соседям ресурса у него тоже не было. Соли там или олова. Так что, на экспортные товары княжества тоже налога не ввести. Точнее можно было ввести, но тогда они станут дороже соседских и потеряют в востребованности. Общество еще было не готово покупать «такой же галстук, только дороже». Бедно все жили.

В общем – все очень грустно. Стандартными способами ему денег не найти. Однако, пройдясь по городу с окрестностями и понаблюдав за работой ремесленников, Дима понял – выход есть. Уровень развития науки и техники отмечался довольно низкий. Даже по сравнению с тем, что князь ожидал. Все-таки Москва – это не Венеция тех лет, до лидера научно-технического прогресса своей эпохи ей очень далеко. И в его руках возможность это все исправить. Чем он и занялся, раздав нескольким плотникам и кузнецам свои заказы. Ну и два десятка посадских ребятишек отобрал для «потех воинских». Они у него на выгоне перед дворцом учились маршировать и перестраивать. Дружинники с того ржали, но не при князе. Тот бросок все запомнили и сделали нужные выводы. А ребятишки без всяких комплексов наматывали по площадке. Им-то что? Кормят их досыта? Кормят. Дают кров в тепле? Дают. Одевают обувают? Безусловно. И то довольно. Дима специально брал ребят из бедных семей, чтобы крепче держались за новый статус.

Не дешево все это оказалось, но Вельяминов даже не попытался роптать – Дима подчеркнуто не лез в управление княжеством, увлекаясь книгами и странными потехами. А ему то и нужно. Посадить на хлебные места родичей и потихоньку, не привлекая особого внимания, набивать карманы из казны. Про запас. Он ведь хоть и племянник ему, но не сын. Так что кошельки разные. Дима о том знал, но ничего поделать не мог. Иной силы, на которую он мог опереться, просто не было. Пока.

Глава 3

1360.04.02, Москва

Митрополит Алексий[10] медленно въехал в Кремль и направился к княжескому терему. Известие о смерти Ивана Красного застало его в тюрьме, в Киеве, куда его упек Ольгерд за непослушание. Но добрые люди помогли выбраться. И даже транспортным средством снабдили – пешком от Киева до Москвы пришлось бы идти довольно долго.

Снег уже сошел, оставив после себя распутицу. Поэтому последний участок пути митрополиту пришлось проделать верхом. Впрочем, это не спасло его от грязи, которая покрывала Алексия с ног до головы. Сопровождающие его люди также выглядели весьма неказисто.

Дмитрий с окружением вышел навстречу, проявляя уважение.

– Доброго здоровья тебе отче, – вежливо кивнув, поздоровался юный князь. – Легка ли была твоя дорога? Не преследовали ли тебя язычники?

– И тебе многих лет, сын мой, – едва заметно усмехнувшись, произнес митрополит. – Надеюсь, что Всевышний отвел врагов от моего следа.

– Отрадно слышать, – улыбнулся князь. – Но все-таки, дядя, направь десяток из дружины. Пусть посмотрят, не идет кто лихой по пятам митрополита. Мы ведь не хотим узнать о незваных гостях последними?

– Хорошо княже, – ответил боярин Вельяминов.

После чего все прошли в терем.

Митрополиту дали свежую, сухую одежду и отправили слуг подготавливать баню. А тем временем пригласили к столу и стали расспрашивать о делах его и злоключениях.

Он охотно начал рассказать. Однако, в процессе повествования, внимательно наблюдал за князем. Ведь тот вел себя не так, как должно вести мальчику девяти лет. Поначалу Алексий посчитал, что мальчика кто научил, дабы встретил его непривычными словами. Теперь же, присматриваясь, терялся в догадках. Когда митрополит уезжал – Дима был совсем другой. Его словно подменили. О чем он чуть позже и поинтересовался у его матери:

– Нет, отче, – вздохнув, ответила Александра Ивановна. – Я с ним все это время была. И в тот день, когда его постигло преображение, тоже.

– Преображение? – Переспросил митрополит.

– На третий день от смерти мужа Митя мой спал. Уже пора было будить его, дабы принял он участие в шествии траурном. Бросил горсть земли на гроб отца. Но, едва я подошла к нему – он выгнулся дугой и обмяк. Испугалась я тогда сильно. Повитуху нашу велела звать.

– Язычницу? – Нахмурился митрополит, недолюбливавший эту местную знахарку.

– Она многих спасла. А тут дело неясное. Я испугалась, – неловко оправдывалась вдовая княгиня.

– И что она? – Уже более примирительным тоном поинтересовался Алексий.

– Когда пришла, немного повозилась у сына, а потом сказала – спит он. Крепко. Как выспится – сам встанет. Хотя чувствую, лукавила она.

– В чем же?

– Не знаю, – пожала плечами вдовая княгиня. – Все как она сказала, так и произошло. Только мнится мне – утаила она что-то важное.

– Ты говорила о преображении… – после небольшой паузы вернул ее в нужное русло митрополит.

– Да, преображение. Митя как открыл глаза, так я сразу поняла – изменился он. Не дите на меня смотрело. И вести себя после стал как взрослый. Но больше всего я изумилась, когда узнала, что он в бою победил одного из лучших воинов наших. Да, тот был пьян, но Мите-то всего девять лет! А по словам брата и прочих, видевших сие действо, сынок не испытывал никаких затруднений. Убил, словно муху прихлопнул.

– Невероятно… – покачал головой митрополит. – А как он это сделал?

– Нож метнул. Тот прямо в глаз попал. Отчего воин и пал бездыханно.

– Вот как? – Удивленно выгнул брови Алексий, почему-то сразу вспомнив о Давиде, что простым камнем убил Голиафа. Очень символично. Однако, слегка тряхнув головой, дабы вернуть ясность мысли, продолжил расспрашивать: – А после, убивал ли кого?

– Нет, что ты? Тот боярин вызов ему бросил, оскорбив перед дружиной. От того и поступил столь сурово. С тех пор его даже в дружине побаиваются. Очень уж ловко и метко он ножи метает. Если желаешь, можешь понаблюдать за его упражнениями. Он несколько раз в седмицу тем забавляется.

– Задевал ли он кого по надменности или глупости, потешаясь силой своей и властью?

– Нет, отче. Он чрезвычайно рассудителен и спокоен. Но себе на уме. Все видит и все понимает. И иной раз больше нас с вами. Поговори со священниками. Митя их совсем замучил расспросами обо всем на свете. Все книги, что есть в Кремле, им уже прочитаны, вот за них и взялся, выпытывая разные интересные вещи. Один сподобился греческому языку его учить.

– И когда он читать выучился?! – Пораженно ахнул митрополит.

– Тогда же, когда и ножи метать, – пожала плечами Александра Ивановна.

– Ты спрашивала его о том?

– Да. Он сказал, что к нему предки его приходили. И отец, и дед, и прадед, и так далее. Больше он мне ничего не сказал.

– Хм. – Серьезно призадумался митрополит от этой странной новости. Она, вроде бы и проясняла что-то, но на деле больше запутывала. Мысли лихорадочно неслись в его голове, больно выбивая искры раскаленными копытами. Он просто не понимал то, что с молодым князем случилось. Однако, будучи довольно умным человеком, митрополит решил поспешных выводов не делать. И продолжил аккуратно наводить справки, расспрашивая своих подчиненных о поведение князя. Ведь именно к ним его вдовая княгиня и отправила….

Дело в том, что Дима прекрасно понимал ситуацию и старался в какой-то мере подыграть Алексию. Например, несмотря на изрядную духоту церкви, он нередко приходил туда с книгой и читал. Объясняя это священникам тем, что в церкви тихо, и никто не мешает чтению. Книг-то тех было слезы, но Дима продолжал методично симулировать. Он ясно видел, что его странное поведение вызывает вопросы у людей. Поэтому всячески направлял средневековый мыслительный процесс в нужное русло. Лучше управлять фантазиями окружающих, чем пускать их на самотек. Ему, человеку безмерно циничному и совершенно бездуховному, это было не сложно. О том, что такое социальный ритуал, он прекрасно знал, вот и прыгал со всем радением, под звуки нужного тамтама.

А митрополит, чем больше узнавал, тем больше терялся.

Ситуация усугублялась еще и тем, что ему был нужен московский князь в делах укрепления православия на Руси. Закоренелый язычник Ольгерд, ему в этом не помощник. Скорее, напротив. Новгород со своим избираемым архиепископом был сам по себе. Кто еще? Василий Михайлович, сидящий ныне в Твери, являлся союзником Ольгерда. Владимирское княжение являлось «переходящим красным знаменем». Остальные же княжества, так или иначе, уступали как Москве, так и Твери. Либо находились под сильнейшим влиянием литовским. То есть, митрополит бы и рад выбирать, да не из кого.

Но необъяснимые изменения в юном князе его пугали. Грешным делом, Алексий подумал поначалу, что князь одержим бесом. Однако ни одного признака сего печального обстоятельства не нашел. Скорее, напротив. Дима нередко захаживал в церковь по доброй воле и много беседовал со священниками. Странно и непонятно. Митрополит в свои шестьдесят лет был довольно опытным человеком. Но ему даже слышать о таких вещах не доводилось. Как поступить? Вопрос.

Разрешение ситуации принес сам Дима.

– Отче, – вкрадчиво поинтересовался он, заглянув в покои митрополита. – Мы могли бы поговорить с глазу на глаз?

– Конечно, – кивнул Алексий и все присутствующие в комнате, спешно ее покинули, оставив князя с митрополитом наедине. – Я слушаю тебя, сын мой, – произнес визави князя, когда закрылась дверь.

– Нас точно не подслушивают? – Скептически посмотрел Дима на эту дверку. – Может быть, пройдемся на свежем воздухе?

– Я ручаюсь за то, что нас не слышат.

– Хорошо, – кивнул князь и после небольшой паузы перешел к делу. – Я хотел бы попросить тебя о помощи.

– Что-то случилось?

– Воровство случилось. И казнокрадство. Дядя совсем «берега потерял» в своей неуемной жадности. Казна совершенно исхудала от его безудержных аппетитов. И сделать я с ним ничего не могу, потому как он моя опора. Моя власть зиждется на поддержке Вельяминовых и их союзников.

– Это прискорбно, – кивнул митрополит. – А от меня, что ты хочешь?

– Чтобы ты встал подле меня и сдерживал алчные позывы дяди. Конечно, воровать он не прекратит. Но аппетиты поумерит.

– От чего, сын мой, тебя так заботит этот вопрос?

– Так из-за воровства безумного все наследие моих предков может прахом пойти. Я бы, может быть, дядю на кого и заменил. Но на кого? Остается искать способы смирить его страсти.

– Разумно, – после небольшой паузы кивнул митрополит. – Но ты ведь догадываешься, что я просто так не смогу тебе помочь?

– Это из-за того, что я изменился? – Мягко улыбнулся Дима. – Считаете, что я одержимый?

– Считал. Но ты не чураешься церкви. Да и какой одержимый сам пришел бы к митрополиту? – Ответил он с вполне искренней и доброй улыбкой. – Расскажи, что с тобой произошло?

– Если говорить предельно честно, то я не знаю, – пожал плечами Дима. – Единственное, что я помню – странный сон, в котором мои предки по очереди подходили ко мне и что-то говорили.

– Все?

– Того я не ведаю. Но и тех, кто жили до Рюрика, тоже видел. Они говорили не на нашем языке, однако я их понимал без каких-либо сложностей.

– Очень интересно… – тихо произнес митрополит, по сути, не получивший ответа на свой вопрос. – А что они хотели от тебя?

– Полагаю, они меня как-то напутствовали. Но это только предположение. Я не помню ни одного слова из сказанного ими. Хотя говорили они много. Сверх этого я бы и рад сказать, да нечего. А придумывать красивую сказку, я не хочу.

– Сказку? Да, сказку не нужно.

– Вот и я о том думаю. Но ведь сказанных мною слов тебе мало?

– Мало, – кивнул митрополит. – Но я думаю, что мы будем исходить из того, что знаем. Ты не сторонишься церкви, а значит, ничего плохого с тобой они не сотворили. Если же верить толкователям снов, то… – митрополит задумался. – То я не знаю, как можно трактовать это однозначно. Ближе всего «большие перемены», к лучшему ли, к худшему ли – неизвестно.

– И ты мне поможешь?

– Конечно, – улыбнулся Алексий. – Наставничество над юным князем – моя прямая обязанность. И плох будет тот наставник, который позволит растащить казну воспитанника до его возмужания.

– Это отрадно слышать, – вернул довольную улыбку Дима и, вроде бы собрался уходить, но митрополит жестом задержал его.

– Мне говорили, что ты совершенно замучил священников расспросами. Что тебя так взволновало?

– Я пытаюсь разобраться в некоторых вопросах безмерно далеких от жизни княжества. Этакие упражнения для ума.

– Может быть, я подскажу тебе на них ответы?

– Может быть, – улыбнулся Дима. – Первый вопрос заключается в летоисчислении. Мы все христиане. Вот мне и стало интересно, отчего христиане ведут свое летоисчисление от Сотворения мира, а не от Рождества Иисуса нашего Христа? Тем более что в вопросах Сотворения мира масса непонятных моментов и дату неясно как высчитывать. А с Рождеством Христа все просто и ясно.

– Хм, – хмыкнул митрополит задумавшись.

– Второй вопрос – это начало года. Отчего добрые христиане почитают начало года по древним языческим традициям – весной или осенью? В то время как у нас всех есть яркий ориентир – Рождество. Кроме того, мне сказали, что после Рождества день начинает прибывать. Это ли не истинное начало?

– А третий вопрос? – После небольшой паузы осведомился Алексий. – Или тебя пока только эти два беспокоят?

– На самом деле, вопросов много. Но как-то упорядочились у меня в голове только эти два.

– Сложные вопросы, – немного пожевав губы, произнес Алексий. – Вижу, ты очень вдумчиво читал Святое писание. Это отрадно.

– Так может быть, ты поможешь найти ответы на них?

– Помогу, – кивнул митрополит. – Всем, что в моих силах. Но не сейчас. Эти вопросы не имеют простых ответов.

На том и расстались. Конечно, Дима не развеял всех подозрений и сомнений митрополита. Но в целом произвел на него весьма благоприятное впечатление. Как и вопросами своими и рассуждениями, так и ориентирами кои он расставил. Конечно, Алексий решил еще понаблюдать за парнем, но в целом, оказался склонен сделать на него ставку.

Глава 4

1360.07.18, Москва

Жизнь медленно, но уверенно входила в свое русло, обретая внятно очерченные берега. Эйфория первых дней прошла, и Дима едва не угодил «на откате» в жесточайшую депрессию. Ведь одно дело «играть в старину», имея возможность в любой момент прерваться и вернуться к благам цивилизации. И совсем другое дело – жить в этой старине. Заболел зуб? Наслаждайся. Подхватил воспаление легких? Готовься отойти в мир иной. Ну и так далее. Даже простая заноза и то могла легко закончиться заражением крови и смертью. Причем шансов на возврат, даже теоретических, он не видел, отчетливо понимая, что в той аварии в XXI веке его тело вряд ли уцелело.

Все эти депрессивные мысли так сильно навалились на Дмитрия, что едва не подкосили его веру в себя. Выкарабкаться удалось только старым армейским способом – занявшись делом. С головой. Чтобы каждую минуту ты был чем-то загружен и глупые мысли не терзали тебе душу. Благо, что митрополит, активно этому потворствовал и охотно поддерживал инициативы Дмитрия. Зачем? Во-первых, он не видел в них ничего вредного, а понаблюдать за сильно изменившимся князем хотелось. Ему нужно было понять, чего ожидать от своего подопечного. Во-вторых, они все были не сильно затратные, но довольно любопытные.

На самом деле, совершенно не понятно, как повел бы себя митрополит, если бы Дима пытался давить на него. Но тот решил поступить несколько хитрее – постарался заинтересовать и увлечь. Как? Просто. Он приходил к митрополиту «за советом», предлагая покритиковать ту или иную его идею. Иногда Дима даже специально провальные вещи предлагал, дабы обозначить игру не в одни ворота. Провальные, но вполне себе интересные идеи, на первый взгляд, чтобы эта фора не казалась очевидной.

Из-за чего беседовали они часто и помногу, потому как митрополиту эта игра понравилась, как и удивительный взгляд на обыкновенные вещи своего подопечного. Но Диме, конечно, давались эти успехи непросто. Что и не удивительно. Потому как объяснить человеку XIV века, никогда не занимавшемуся ни механикой, ни математикой принцип работы того же кривошипно-шатунного механизма, являлось совершенного нетривиальной задачей. Однако, не зря. Разобравшись, что к чему, и осознав задумку, митрополит оказывал князю последовательную поддержку.

Начал Дмитрий с банального – вызвал к себе сапожника и явил свой княжий каприз – захотел необычные сапоги. Точнее сказать – он-то хотел, как раз совершенно обыкновенные кожаные сапожки, в противовес совершенно неудобным местным «кожаным чулкам».

Крепкая подкованная подошва. Каблук. Нормальная симметрия, при которой каждый сапог делался для своей ноги, а не универсального вида с последующей разноской. Ну и пропитка маслом от влаги. В сочетание с портянками – вышло просто чудо чудное. А главное, идея нашла быстрое, широкое и полное понимание у приближенных к князю. Что и не удивительно – обувь в те годы являлась изрядной проблемой буквально для всех, особенно нормальная, которой попросту не было. Поэтому сапожник, еще недавно проклинавший свою судьбу за столь пристальное внимание князя к своей персоне, вдруг оказался нарасхват. Бояре наперебой бросились делать себе такие же сапоги. Да ладно бояре – сам митрополит заказал пару!

Дальше – больше.

Потихоньку, шаг за шагом, Дима увеличивал масштабность и стоимость проектов. Нарабатывая определенную репутацию в глазах окружающих. Вне возраста, так сказать.

Если не трогать всякую мелочевку, вроде сапог с портянками или карманов на кафтан[11], то первая очередь проектов состояла из трех направлений.

Во-первых, это лесопилка с пачкой пил, растянутых на раме. Ее приводило в движение четверка лошадей, впряженных в ворот. Дешево и сердито, хоть и не очень быстро. Однако уже в июне первая партия отменных обрезных досок стандартной геометрии[12] ушла по волжскому пути в Каспий. А те десять человек и восемь лошадей, что трудились на лесопилке, выполняли в день работу, по меньшей мере, двухсот квалифицированных плотников. Если конечно получилось бы собрать где-то столь их великое множество и заставить делать доски по старинке. То есть, сначала клиньями раскалывать бревна пополам или на доли. А потом топорами обтесывать. На глазок. И ладно бы скорость. Так ведь и качество досок выходило выше. По крайней мере, в плане геометрии. Ну и выход их с бревна повышался, как удельно, так и через резкое сокращение брака. То же бревно ровно расколоть не так-то просто. Только в путь может увести трещину куда-то в сторону или винтом.

Во-вторых, Дмитрий затеял небольшую княжью пасеку, оснастив ее четырьмя десятками рамочных ульев. Ну и отправив по весне бортников, что при нем службу несли, ловить рои да заселять. А митрополит еще и своих людей в поддержку им дал, потому как воск в те годы – стратегический товар, без которого ни православие, ни католичество обходиться не могли. Ну и мед, разумеется, не дешев, являясь при хроническом, прямо-таки лютом дефиците сахара единственным внятным его заменителем.

В-третьих, князь занялся до боли банальным и знакомым всем гражданам бывшего СССР самогоноварением. Да, да. Русь в 1360 году еще не познала всех «прелестей» крепких напитков, которые к нам попали только в 1382 с итальянцами. Причем в виде лекарства, некой «живой воды» – «aqua vita». Дима же решил пойти по пути «прогресса», заодно стремясь воспользоваться, фактически дармовым сырьем. То есть, скисшим пивом. Оно-то в отличие от водки и самогонки на Руси было с незапамятных времен, являясь одним из традиционных и повсеместных напитков. Особой популярностью пиво пользовалось в Новгородских землях, но и на Москве его варили. Как несложно догадаться, консервантов и пастеризаций никто к нему не применял, отчего скисало оно очень быстро – буквально за несколько дней. А предугадать спрос на таком коротком плече было не всегда возможно, даже приблизительно, посему скисшее пиво попросту выливали. Травиться им никто не хотел, а стойлового животноводства на просторах Руси еще имелось. Вот Дима и решил его скупать по очень низкой цене и пропускать его через двойную перегонку с последующей фильтрацией углем….

Жизнь потихоньку налаживалась, а дела сдвигались. На горизонте даже стали проступать весьма радужные финансовые перспективы. Потому как «Слезу монаха», как князь назвал свою самогонку крепостью под семьдесят градусов, оценили. Пусть не сразу и не все, но митрополит, осознал выгоды от данного предприятия, и поддержал начинание. А за ним и остальные подтянулись.

Однако это была бы сказка, если вот так, на ровном месте все вдруг нормально заработало без каких-либо проблем.

Убитый князем боярин, оказывается, вел себя так нагло и задиристо не просто так. У него было изрядно родичей. В том числе и в Твери, где Москву и Московское княжество не привечали. Конкуренты, так сказать. Так что, и звезды, и интересы сошлись, сыграв против князя в, казалось бы, беспроигрышном деле. Сначала от него отъехала часть дружины в ту самую Тверь. И надо отметить – не самая слабая часть, в чешуйчатых панцирях да при добром оружии. А теперь Дмитрию, идущему от дальнего края Посада в Кремль, дорогу преградили незнакомцы. Причем вышли они не только поперек пути, а со всех сторон.

Ясное дело, что князь был не один. С ним всегда присутствовало пятеро дружинников в броне и при мечах. Однако заступивших дорогу было много – человек двадцать-двадцать пять, и заходили они со всех сторон. Молча. Прицениваясь к тому, как бы лучше напасть на мгновенно ощетинившихся мечами дружинников.

Бросив взгляд на ближайшие ворота крепости, Дима только усмехнулся – какие-то девицы отвлекали стражу, приковывая все внимание к себе. В памяти всплыло, что буквально пару минут назад, в стороне, у гончаров, разгорелся громкий скандал. Сочный, цветистый мат стоял на всю округу. А кузнецы, еще в присутствии князя, активно взялись за дело, добавив к общему гаму «малую лепту». То есть, встреча с незваными гостями произошла именно там, где шум боя слился бы со звуками «жизнедеятельности городка» для возможных слушателей в Кремле.

То есть, их грамотно и аккуратно развели. И эти нападающие явно действовали не одни, имея здесь определенные связи.

Почему князь был пешком? Потому что болван. Он решил, что частые пешие прогулки пойдут ему на пользу, укрепляя и развивая его юное тело. Вот и лазил по Кремлю и Подолу строго пешком. Исключая периоды распутицы. Не по статусу, конечно, но моду задают не крестьяне. Сейчас же Дима в полной мере расплачивался за свою глупость. Дворяне ведь не просто так предпочитали «рассекать» верхом на лошади. Была в этом своя сермяжная правда. И статус, и удобство, и безопасность. Были бы они вшестером верхом – прорвались бы без проблем. Лошадей, наверное, потеряли, но прорвались. А так…

Какова их цель князь не знал. Да и не очень хотел выяснять. По крайней мере, не сейчас и не в этих условиях.

Дмитрий быстро окинул незваных гостей взглядом. Все спокойные, уверенные в себе люди. Те против дружинников выйти не решились бы. Кроме того, у всех в руках мечи, что говорило о довольно высоком достатке. Меч удовольствие недешевое. А вот доспехов не имелось. Одеты они были как простые крестьяне и посадские. Видимо им так проще было просочиться и накопиться в Посаде, не привлекая внимания.

Та еще ситуация.

«Неужели это конец?» – Пронеслась мысль в голове юного князя. – «Глупо. Смешно и глупо».

Однако делать нечего. Время стремительно утекало. Противники, выдержав небольшую паузу для демонстрации численного превосходства и, как следствие, устрашения дружинников, начали плавно двигаться, сжимая кольцо.

Счет пошел на секунды.

И тут Диму переклинило.

Он криво усмехнулся и, выхватив два метательных ножа, энергично двинулся по направлению к воротам.

– За мной! – Крикнул он, и быстро метнул свои ножи в двух ближайших противников. Они готовились, прекрасно зная о судьбе покойного боярина. Только вот не в лицо он им целил, а туда, куда никто из них не ожидал удара.

Надо отметить, что после того злополучного дня, Дима изрядно переживал на тему мстителей и свой невеликий возраст. Справиться ведь один на один с взрослым дружинником в честном бою он вряд ли смог бы. Поэтому, как только смог, сразу заказал местным кузнецам подходящие ему под руку метательные ножи. Небольшие. Довольно легкие. Но вполне толковые. И с тех пор он с ними тренировался раза три-четыре в неделю. Привыкая и нарабатывая двигательную память. А, заодно, доводя баланс ножей подточкой до некоего единого для партии стандарта.

Так что сейчас, быстрые последовательные броски достигли своей цели. Оба противника дернулись в сторону, чуть приседая и уводя голову с линии броска. И получили по железке в низ живота. А вместе с ними и не самые приятные ощущения, выводящие их из игры. Ибо с такой раной внятно мечом махать крайне затруднительно.

Дима прыгнул вперед с перекатом. Пропуская над собой удар.

За ним ринулись Рокот с Малютой. Приняв удары на плоскости клинков, они просто оттолкнули раненых в стороны. Прямо под ноги тем, кто пытался стянуться с флангов.

Дима вышел из переката. Вскочил на ноги. Выхватил еще два ножа.

Бросок.

Еще бросок.

Один клинок, звеня, отлетает в сторону. Все-таки отбили.

Бросок.

Бросок.

Бросок.

Все. Пуст. Семь клинков ушли меньше чем за тридцать секунд, выведя из строя пятерых. Не убив. Нет. Просто лишив возможности на время драться.

Но время выиграно.

Один дружинник медленно оседал, выбывая из игры. Но остальные четверо смогли прорваться за князем.

– Строй! Ставь строй! – Крикнул Дима, выхватывая поясной кинжал. Последнее оружие, что у него осталось.

Дружинники несколько сумбурно, но быстро сформировали некое подобие фронта. Без щитов, но в броне. Хоть что-то. Ну и, само собой, разместились не плечом к плечу, а так, чтобы полностью перекрывать дорогу.

Установилось шаткое равновесие.

Незваные гости не были облачены в доспехи. Что не было принципиальным при задуманном им нападении. Любой, пусть самый замечательный воин просто не может нормально сражаться в полном окружении. Тем более что люди князя были «упакованы» далеко не в развитые латные комплекты. Чешуйчатые панцири – это, конечно, сила, но… Поэтому при столь значительном численном превосходстве можно было вообще обойтись без потерь со стороны нападающих. Однако теперь, наседать в лоб на четверых дружинников в чешуе, им казалось совершенным неудачным решением. И так одного на пятерых разменяли.

– Отходим назад. – Громко произнес князь. – Не оборачиваясь. По счету. Все вместе. Шаг. – Произнес он. И дружинники, не прекословя, сделали шаг назад. – Шаг. Шаг….

Отход проходил довольно медленно. Пару раз дружинники оступались. Но воспользоваться этой оплошностью никто не смог. Стало очевидно, что если все так продолжить и дальше, то князь отойдет к воротам и получит подкрепление. Поэтому, командир отряда, наконец, себя проявил – начал распоряжаться. Часть его людей бросилась добывать всякие палки из ближайших домов. Да подлиней. Чтобы можно было напором достать и опрокинуть дружинников, не подставляясь. Вроде как копьями или большими дубинами.

И Дима подумал: «Почему бы и нет?» После чего, выждав, когда этот самый командир очередной раз повернется к нему своей широкой спиной, размахнулся и метнул свой кинжал. Дистанция для метания была практически запредельная – шагов двадцать. Да и кинжал тяжеловат. Но чем черт не шутит?

Чуда не случилось.

Кинжал вонзился в землю между ног у мишени. Силенок не хватило добросить нормально.

Тот осекся и медленно обернулся.

Дима же, как ни в чем, ни бывало, пожал плечами и развел руками, в духе: «ну не получилось, извините». После чего подмигнул командиру противников, крикнул:

– К воротам! Бегом!

И первым исполнил свой приказ, подойдя к нему со всей тщательностью и основательностью в исполнении. Только каблуки засверкали.

Дружинники затягивать тоже не стали. А за ними увязались и преследователи.

Но бегство – опасная штука. Потому как в большинстве сражений Античности и Средневековья, основные потери приходились не на столкновение лоб в лоб, а когда одна из сторон обращалась в бегство и подставляла под удары свою спину. В сложившейся ситуации, дело обострялось еще и тем, что девятилетний парень не может физически бежать быстрее молодого, здорового мужчины. А крепкий парень в доспехе не в состоянии оторваться от своего визави без доспеха. Но другого варианта просто не было. Любое промедление могло завершиться смятием заслона и завершением начатого злодейства.

Чуда опять не произошло.

Сначала пал под ударами преследователей один дружинник, потом второй. А до ворот все еще было довольно далеко. И, воспользовавшись небольшим изгибом улицы возле очередного кривобокого домика, Дмитрий резко дернул в сторону – через дворы. Настолько шустро, что даже его дружинники не успели припустить за ними.

Тут нужно пояснить, что они в той ситуации были обречены. Все. И князь, и его охрана. Слишком много врагов в крайне непростой ситуации. Поэтому Дима поступил не очень красиво, однако, довольно разумно. Дружинники замешкались, из-за чего оказались вынуждены принять бой. А это, в свою очередь, выигрывало драгоценное время уже Дмитрию.

Выскочив на идущую параллельно улицу и, убедившись, что его не видят преследователи, он, вместо того, чтобы бежать к воротам, припустил в обратную сторону. То есть, туда, где его не ждут.

И это помогло.

Полчаса пришлось потратить на изрядный круг, прежде чем, весь покрытый пылью и жутко уставший, он вышел к ахнувшей страже у совсем других ворот.

Три десятка дружинников незамедлительно сорвались в посад, дабы покарать незваных гостей. Однако их ждали только трупы.

Итоговый счет нападения пять к восьми в пользу князя.

Что крайне удручало. Ведь у него и так дружинников не великое множество. Впрочем, с другой стороны, и те ребята тоже были не простыми прохожими. Но урок вышел знатный. Дима, как-то позабывший о суровости этих времен, на практике оказался вынужден столкнуться с простой, можно даже сказать, прописной истиной. Ошибки простых людей вредят только им. В то время, чем выше твое положение в обществе, тем сильнее резонанс от твоих промахов. И плата, которую нередко приходиться платить кровью тех людей, которые тебе доверились.

Глава 5

1360.08.12, Москва

После дерзкого нападения митрополит и дядя сильно напряглись. Не только они, конечно, но эту парочку просто распирало от бурной деятельности. Очень уж необычным оказалось покушение. Не принято было в те годы князей убивать таким образом. Хитро слишком и сложно. Грешным делом, Дима даже подумал про другого гостя из будущего, которого ему в противовес послало Провидение.

Людей, которые были задействованы в отвлечении внимания во время нападения, нашли довольно быстро. Только вот выяснилось, что они все местные и ни сном, ни духом. У каждого имелась вполне правдоподобная история. Мало того, проверка с перекрестным опросом фигурантов полностью все подтвердила. То есть, людей использовали втемную. Что выглядело невероятным без продолжительного наблюдения, а то и слежки за многими потенциальными участниками.

– Я беру дружину и иду по пришлым людям, – раздраженно произнес тысяцкий, вставая, после того, как Дима обобщил и разложил по полочкам собранные материалы.

– Погоди! – Остановил его князь.

– Почему? – Удивился Вельяминов.

– Потому что они к этому делу не имеют никакого отношения.

– То есть как?

– Вспомни – какие семьи или компании из пришлых людей из города уезжали после нападения? Видишь. Если бы были замешаны, то сбежали бы. Тем более что у всех из них все равно оставался кто-нибудь близкий в городе. Ты считаешь, что кто бы вот так взял и добровольно отдал своего родича на растерзание?

– Почему на растерзание?

– Потому что в таких ситуациях всегда думают на пришлых людей. А под пытками люди могут сознаться в чем угодно. Даже в том, что это они соблазняли Еву в Эдемском саду.

Дядя нахмурился, а князь продолжил.

– Это кто-то свой. Тот, кому выгодна моя смерть.

– Так на Москве таких злодеев и не осталось, – пожал плечами Вельяминов. – Бояре, что против тебя были, отъехали в Тверь.

– Кстати, а что им с моей смерти? Какая выгода?

– С твоим братом было бы легче сладить. Это ты не по годам умный, а Иван возрасту своему подходящий. Так что много лет еще толком ничего понимать не сможет. Мутная вода, а не правление. А в ней и рыбу проще ловить, и от злодейства укрываться.

– Ясно, – хмыкнул князь. – Тем более что поехали они в Тверь к нашим «заклятым друзьям». Очень показательно. А кто кроме них? Кому я мог любимый мозоль отдавить?

– Не знаю, – покачал головой Василий Васильевич. – По Москве о тебе только добрые вещи говорят. Ну и потешаются, конечно. Куда без этого? А про тех, что зло затаили, я и не слышал.

– А помнишь ли ты, сын мой, – вдруг оживился митрополит, до того молчавший, – как поругался по весне с одним уважаемым плотником?

– Это когда я ульи задумал делать, а уважаемый плотник… хм… – задумался на пару секунд Дима, – Назар, кажется, препираться со мной стал?

– Мне мнится, что он обиду затаил. Люди говорят, мастер он был – золотые руки. Только возгордился из-за дара своего. Сказывали, что сложно с ним. Никого ни во что ни ставит. Даже с теми, кто заказывает – спорил да пререкался. Но если уж делает, то диво как хорошо. А ты ему раз сказал делать так, как тебе надобно, два, а потом разозлился и просто прогнал. С ним так еще не поступали.

– А действительно, – заинтересованно посмотрел на Алексия князь. – Этот мог. У него ведь и семья с домом в Посаде. Кстати, что с ним?

– Умер, – пожав плечами, произнес Вельяминов. – Еще в день покушения на тебя, княже, полез на крышу зачем-то, сорвался, и аккуратно на обух своего топора затылком налетел.

– Как интересно он упал…. У него кто-то остался?

– Жена с двумя дочками-малютками. – Отметил дядя. – Родичи его давно преставились. Во время последнего мора. А она пришлая – он ее вроде как на торге купил в Тавриде для забавы. Так что, скорее всего по миру пойдет. По весне или ранее.

– Очень интересно… – задумчиво произнес князь.

Не прошло и четверти часа, как под задорный лай собаки Дмитрий вошел в избу искомой семьи. Уже вечерело. Семья собиралась ужинать. Обе дочки сидели на лавке и с нетерпением взирали на горшочек, с которым возилась Анна.

– Ну, здравствуй хозяйка, – с порога произнес князь, привлекая ее внимание.

Она явственно вздрогнула и резко обернулась. Судя по тому, как побледнело ее лицо – с узнаванием проблем не возникло. Супруга покойного Назара умудрилась выдать себя с головой. Ведь с чего честной женщине бояться подростка неполных десяти лет? Не с ножом же он к ней пристает в темном переулке?

Дмитрий же, окинул ее взором и обомлел. Фигура, проступающая сквозь одежду, говорила о стройности и даже какой-то изящности. Как и изумительно красивое лицо с большими, выразительными глазами. По его вкусу, разумеется. В те годы таких женщин на Руси не уважали. В цене были крепкие, дородные – кровь с молоком. Чтобы и коня на скаку остановить могла, и в горящую избу войти сумела. И в этом был свой прагматичный резон – жизнь была суровой, предъявляя жесткие требования к крепости организма. Другой вопрос, что значительная часть сознания князя прибыла в эти края из другой эпохи. А потому взгляды и вкусы имела соответствующие. В довесок ко всему, Анна, несмотря на двух детей-малышек выглядела очень подтянуто и упруго, имея за плечами лет двадцать от роду. Не «фитоняшка», конечно, однако, весьма и весьма близка.

«Эх… мне бы лет побольше» – с определенной грустью подумал Дмитрий, ощупывая Анну взглядом. Вероятно, та что-то такое почувствовала, потому как в ее глазах кроме откровенного ужаса, на грани паники, стало читаться и недоумение. Ведь перед ней стоял парень явно слишком маленький для того взгляда, которым он ее одаривал.

– Почто не здороваешься с гостями? – Сухо поинтересовался митрополит, который вошел вместе с князем и боярином к вдове. Видимо его голос и хмурый вид подействовали на нее отрезвляюще.

– Д-д-доброго вечера, – дрожащим голосом произнесла она. – Проходите. Садитесь к столу.

– Спасибо хозяйка, – произнес Дмитрий, отметив у нее едва заметный акцент. – Только я поговорить с тобой хочу. Скажи, незадолго до того, как твой супруг преставился, к нему никто не захаживал в гости?

– Не помню, княже, – нервно сглотнув, произнесла женщина вновь задрожавшим голосом.

– Послушай, – уже намного холоднее продолжил князь. – Твоего мужа убили те же люди, что и пытались убить меня. Попользовались и избавились, дабы не болтал лишнего. Я вообще удивлен, что вы живы. Или я не прав?

От услышанных слов у Анны подкосились ноги, и она рухнула на колени. А из глаз полились слезы – натурально крокодильи. Однако долго заливаться слезами женщина не стала, а бросилась в ноги князю и стала причитать.

– Не за себя прошу! За детей! Вымрут же! Как же они без меня? – Ну и так далее, и тому подобное.

И снова этот неподдельный страх в глазах. А обе дочки, что сидели на лавке, сжались как-то, стараясь спрятаться на ровном месте. Им явно передалось настроение мамы.

– Ты закончила? – Поинтересовался Дмитрий, когда женщина как-то замешкалась в мольбах и воззвании к жалости.

– Не за себя прошу… – вновь, было, начала она.

– Хватит! – Довольно жестко прервал ее Дмитрий и, взяв за волосы, задрал ей голову так, чтобы глаза не прятала в пол. – Я к мольбам глух. Придумай, как стать мне полезной. От этого зависит твоя жизнь и благополучие. И их тоже, – кивнул он на лавку с детьми. – Ты поняла меня?

– Да, княже! Да! – Попыталась кивнуть Анна, но рука подростка на удивление крепко держала ее за волосы. Впрочем, сильно рыпаться она и не пыталась.

– А теперь говори, – уже примирительным тоном произнес Дмитрий и присел на лавку подле нее.

Анна же, чуть помедлив, видно собираясь с мыслями, начала с самого начала и весьма обстоятельно. Даже митрополит с боярином подивились тому, сколь точно и метко женщина давала оценки и описывала события.

Повествование длилось не меньше часа. И за все это время ни у кого даже мыслей о том, чтобы задать наводящий вопрос не возникало. Она говорила ровно то, что было нужно.

– Вот сволота… – с ненавистью процедил тысяцкий и сплюнул, когда женщина закончила и глазами преданной дворняжки уставилась на князя. Так и не встав с пола. – Теперь ты все знаешь, княже. Отдай ее мне. Я уж возверну сторицей за зло. Пять дружинников полегло. Тебя чуть не убили.

– Не горячись, дядя, – остановил его жестом Дмитрий и глянул на митрополита. Тот находился в шоке, переваривая услышанное. И пока ничего решать не хотел.

Понимая, что своих советников нужно скорее уводить подальше, пока они не открутили этой ушлой особе голову, князь встал с лавки и, достав три крупные серебряные монеты, протянул их Анне:

– Я слышал – ты бедствуешь. Вот, на первое время, чтобы дочерей нормально кормить. Сама же приходи завтра после полудня к терему. Если сговоримся – работу тебе дам, которая и тебя и детей обеспечит. Ясно ли ты меня поняла?

– Ясно, княже, – энергично кивнула она и, принимая монеты, постаралась как можно нежнее поцеловать руку Дмитрия. Видимо чертовка пыталась что-то проверить. На что князь задорно улыбнулся и, чуть подавшись вперед, шепнул ей:

– Не такую работу предлагаю. Мал я еще для нее.

После чего подмигнул ей и вышел, уведя довольно митрополита с боярином.

– Зачем ты так поступил, сын мой? – Поинтересовался Алексий, когда они уже подъезжали к княжьему терему.

– Как именно?

– Отчего не велел ее в поруб посадить. Сбежит же.

– И куда же ей бежать?

– Да куда глаза глядят, – пожал он плечами.

– У нее за спиной два ребенка. Она и тут-то их еле в состоянии прокормить. Али не учуял, что там в горшочке было? Очень скудное варево. Да и водянистое излишне, я заглянул. Дети какие голодные, обратил внимание? Они хоть и боялись нас, хоть и тряслись, а все равно глаз от горшка не отводили, время от времени сглатывая слюну. Обратил внимание? И это – тут. При еще совсем недавно живом муже, что кормил их. А там, в лесу – сколько они протянут? У нее же ничего за душой нет. Своих родичей, как дядя сказывал, у нее тут нет, а Назаровых всех сморило. Неужто обречет детей на верную смерть?

– Но ведь здесь же ее может ждать суровое наказание! Она участвовала в подготовке нападения! В малой степени, конечно, да и что все так дельно рассказала – облегчает ее вину. Но все одно – даже за это головы надлежит лишать или в петле вешать.

– Эх, отче, отче, – удрученно покачал головой Дмитрий. – Ты вот старше меня во много раз. А иной раз, словно ребенок.

– Что же такого я сказал? – Удивленно переспросил митрополит.

– Она не просто участвовала. Отнюдь. Она все или почти все и придумала.

– А чего Назара убили, а не ее?

– Потому что она умная, а он – нет. Ей хватило ума свои мысли заказчикам не говорить. Судя по всему, Анна мужу своему советы нашептывала, когда тот голову ломал над тем, как да что сделать. Он ведь гордый и заносчивый был, оттого и присваивал все себе. На глазах же заказчиков она могла и дурочкой прикинуться или юродивой.

– Хм…. Зачем ей так поступать? – С явным интересом в голове уточнил Алексий.

– Чтобы выжить и детей сберечь. Полагаю, что она только из-за них во все это дело и ввязалась. Назар, по дурости своей подвязался на гнилое дело. Из-за чего мог оставить ее с детьми сиротами. Вот Анна и постаралась приложить все усилия к тому, чтобы затея удалась. Раз уж отговорить не получилось.

– То есть, ты полагаешь, что эта гадюка все сама и придумала? – Оглушено как-то покачал головой Вельяминов.

– Все не все, но многое.

– И ты ее пальцем не тронул?

– Дядя, а ты много людей с таким умом встречал? Да, он далеко не благонравный. Но эта гадюка очень полезна. Или ты хочешь, чтобы нас вновь постигло неожиданное нападение? С ее помощью мы будем знать о жизни Подола все. А то и далее заглядывать. Таким изворотливым умом грех разбрасываться. Полагаю, что такая голова иных десяток стоит, а то и более.

– Вот ты, о чем, – задумчиво хмыкнул митрополит. – А если эта гадюка укусить тебя вздумает?

– Все мы твари Божьи. Кто-то больше, кто-то меньше. Она не со зла продумывала нападение, а ради своего выживания. Так что, если эту гадюку лаской и молочком в миске привадить к амбару, да повывести через то мышей в нем станет намного проще. Можно и кота завести. Но, как мне кажется, одно другому совсем не мешает…

В ближайший полдень Анна пришла к терему. С четверть часа князь наблюдал за ней из окошка, укрывшись в тени. Ему было интересно. Видно было, что она нервничала – руки себе ломала да одежду теребила. Но виду старалась не подавать, дергаясь аккуратно и как-то ненавязчиво. То есть, держалась хорошо.

Разговаривать в этот раз он решил с ней наедине. Потому как советники его еще слишком эмоционально на нее реагировали. Пока. Да и вообще – работа, которую он хотел ей поручить, слишком уж специфичная. Не для всех ушей.

Анна вошла в небольшую комнату, которую князь оборудовал себе под кабинет, и, проводив взглядом слугу, аккуратно прикрывшего за ней дверь, выжидающе уставилась на Диму. При том, эта актриса умудрилась снова явить миру взгляд преданной дворняжки.

– Caro donna, sedersi[13], – невозмутимо произнес князь, внимательно отслеживая реакции своей визави. Итальянского языка он не знал. Ну, почти, кроме более-менее ходовых оборотов, которых нахватался во время пары отпусков, провиденных в тех краях.

Он долго думал, откуда может быть родом Анна. По большому счету, выбор стоял только между Византией и Италией. Но внешность и акцент склонили его западному варианту. Вот он и решил проверить.

Анна от этих слов вздрогнула, удивленно расширив глаза и, не мешкая, села на указанное ей место. Походу же выдав ответ, больше рефлекторный, чем осмысленный:

– Grazie al Signore[14].

– К сожалению, поддержать разговор на твоем родном языке я не смогу. Знаю его из рук вон плохо.

– Как ты узнал?

– Акцент. Мне показалось, что он как-то перекликает с говором обитателей Апеннинского полуострова.

– Но, насколько мне известно, последние десять лет в Москве моих родичей не было. Хм. Где же ты мог их слышать, да еще слова выучить?

– У всех своих секреты, – мягко улыбнулся Дмитрий, понимая, что он прокололся. С этой девицей нужно держать ухо востро. – Впрочем, ты молодец. Очень неплохо сопоставляешь факты. Именно поэтому я тебе хочу дать шанс.

– Только поэтому? – Переспросила Анна, лукаво прищурившись.

– Пока – только и исключительно. Вот подрасту немного, тогда да, тогда я вряд ли устою. Ты ведь догадалась, что мне понравилась.

– В том нет ничего дурного, – ответила женщина и замолчала, явно сдержавшись от ненужного и очень неудобного вопроса.

– Сразу говорю – даже если ты понесешь от меня, про супружество никаких речей вести даже не пытайся. Я князь, а значит, себе не принадлежу. И жену мне надобно брать исходя из политической выгоды, а не личной симпатии.

– Я понимаю, – кивнула она. – Но и стать подругой князя для меня честь.

– Отрадно это слышать.

– Если не для близости, то для чего я тебе потребовалась?

– Скажи, кто ты?

– Я Анна, вдова плотника Назара, – выдала она совершенно невозмутимо.

– Это ясно. Но кем ты родилась?

– Я… не хочу касаться этого вопроса, – нахмурилась его собеседника и как-то погрустнела.

– Я должен понимать с кем буду работать. Мнится мне, ты далеко не крестьянка. Читать-писать и считать умеешь, полагаю. Ум острый, подготовленный.

– Княже, это очень грустная история.

– Мне не нужны излишние подробности. Только суть. Причем кратко.

– Родилась я в Венеции двадцать лет назад[15]. Мой отец жил торговлей с Левантом. Когда мне было четырнадцать лет, его враги выкрали меня и продали в рабство.

– Почему не убили?

– Так больнее. Видно он им сильно насолил.

– Ясно.

– Дальше судьба занесла меня на Тавриду. Хотя и не сразу. Моего отца знали, поэтому продать меня за хорошие деньги долго не удавалось. Мало кто решался связываться.

– Даже мусульмане?

– Они особенно. Конечно, в их понимании честь, оказаться в гареме уважаемого человека. Но не так. Тем более – на востоке у отца была хорошая репутация. Отчего и решили вывезти так далеко. В Тавриде, шесть лет назад, меня Назар и купил.

– И что же он делал так далеко от дома?

– Его отец купцом был в те годы. Это потом их род выкосил мор. Пришло разорение. И Назару пришлось зарабатывать на жизнь плотницким делом. До того он ведь им в свое удовольствие занимался, добившись изрядного мастерства.

– В церкви вы венчались?

– Не сразу. Поначалу жили в грехе. Но он меня и не спрашивал. Пользовал и дома держал, не выпуская никуда. Словно боялся, что я убегу. Пока не понесла от него первый раз. Тогда и обвенчались. Но из дома стал пускать свободно, только когда второй раз стала непраздна. Он знал, что для меня дети очень важны.

– А родичи в Венеции остались?

– То мне не ведомо. Наверное, остались. Не думаю, что Господь так немилосерден и выкосил их всех помором каким или происками врагов.

– Писать на своем языке ты обучена?

– Да, княже. Но не очень хорошо, мое обучение прервали.

– Подумай о том, что можно написать и кому. Мне очень бы пригодились знакомства в Венеции. Этот славный город имеет большие возможности. А уж как передать письмо – я голову поломаю.

– Столько лет прошло… – покачала она головой. – Нужно ли беспокоить их? Я думаю, для семьи я умерла. Меня давно оплакали и похоронили.

– Попытка не пытка. Сделаешь?

– Попробую, княже.

– Тогда переходим к главному делу. Я хочу, чтобы ты занялась сбором сплетен и наблюдением за жителями моего города. Ты женщина умная, внимательная. Уверен, ты сможешь многое заметить. Основной смысл твоей работы – предупреждать зло, умышляемое против меня и княжества.

– Хм… – усмехнулась Анна. – А ты думаешь, я справлюсь?

– Давай не будем лукавить? Это ведь ты все придумала с тем, как лучше нападение обставить. Так?

– Так, – после долгой паузы кивнула женщина.

– Значит справишься. И не смотри на меня так. Я живу не эмоциями, а разумом. А потому прекрасно понимаю, почему ты все это делала и ради чего. И зла на тебя не держу. Напротив – весьма высоко оценил твою работу. Мне она понравилась.

– Мне лестно это слышать, – произнесла она. – Но что скажут люди? Сейчас я не живу, а выживаю. У мужа были постоянные проблемы с заказами из-за гордости. Все-таки растили его не плотником. Потому и запасов у нас практически никаких не скопилось. Если вдруг я начну хорошо жить, у людей возникнет вопрос – почему да как? Уж не блудом ли я зарабатываю?

– Блуд дело хорошее, – усмехнулся князь. – Но, боюсь, открыть дом блудниц в Москве пока не получится. Людей мало, живем бедно, и митрополит пока не готов. Хотя место такое более чем подходит для сбора информации. Подвыпившие мужчины нередко любят хвастаться женщинам, выдавая секреты и намерения. Однако в твоем случае придется поступить иначе. Я дам тебе деньги в долг под открытие княжьей таверны. Построим ее в два этажа – на первом большой зал для приема пищи и пития всеми, кто готов платить, на втором – комнаты под жилье наймом. Подыщешь управляющего и прочих служащих. Вышибал. Этим и прикроем твою настоящую деятельность. Да и сама таверна – неплохой источник информации.

– С чего мне, простой женщине, такая милость? – Повела она бровью.

– С того, что я решил проявить благодарность и помочь вдове горожанина, положившего живот за князя своего.

– Он же сорвался… – начала она озвучивать старую легенду, но Дмитрий ее прервал.

– Давай ты мне не будешь рассказывать сказки? – Улыбнулся князь. – Его убили подельники, так как много знал. Но народу о том говорить не следует. Для вдовы обыкновенного мастера, даже очень одаренного, подобная милость, действительно, слишком велика. А вот для семьи героя – в самый раз. Людям мы скажем, что мне стало известно, что тати, убегая с неудачного покушения, ворвались к плотнику Назару, надеясь пересидеть там до ночи.

– Но, князь, ведь все видели, что они побежали совсем в другую сторону.

– Так ведь тати хитры были. С толку хотели сбить преследователей. Оттого и искали их дружинники в другом конце города. А они, видишь ли, крюк сделали и пошли туда, где тише. Да, только, плотник Назар не пожелал укрывать врагов своего князя и попытался крикнуть караул. За что и получил обухом по затылку. А дальше…. Герою – слава, посмертно. Его семье – почет и уважение да княжья милость. Как тебе?

– Натянуто, – пожала плечами молодая женщина. – Уверена, что не обойдется без сплетен о том, что ты меня в любовницы взял. Ты умен не по годам, так отчего бы тебе и в прочем не превзойти ровесников?

– Хм. Ну да ладно. А чтобы сплетни приглушить, кроме сбора материалов, станешь меня еще и языку учить. Чем и оправдаешь наше частое и нередкое общение наедине. Тот факт, что ты венецианка, скрывать не станем. В наши дни язык твоей Родины весьма полезен для правителей. Твоих дочерей при дворе держать станем, растить да воспитывать. Жить будут в тереме – для нашего с тобой общего спокойствия. А у тебя появиться еще одна причина больше времени проводить подле князя. Дети то твои будут у него на воспитании находиться. Итак, каков будет твой положительный ответ?

– Ты делаешь мне предложение, от которого я не могу отказаться, – Анна с легкой укоризной посмотрела на князя. – И еще спрашиваешь мой ответ?

Глава 6

1360.09.02, Москва

Разобравшись в странной аномалии с покушением, князь охотно вернулся к текущим делам. Однако не прошло и пары недель, как прискакал человек митрополита из Владимира и «обрадовал» всех новостью – ярлык на Великое княжение оказался в руках Суздальского князя.

– Это конец, – сокрушенно махнул рукой Дима и как-то сник, выжимая из себя те зачатки актерского мастерства что имелись. Митрополит и боярин сильно насторожились от такой реакции. В отличие от Анны, она каким-то образом почувствовала фальшь в словах Димы, но комментировать это не стала.

– Княже, чего же ты печалишься? – Удивился Вельяминов. – Ты юн. Хан тебе и не дал бы ярлыка. Позже, когда подрастешь, вернешь свое.

– Дядя, а что ты слышал о делах Орды?

– Хан умер, – пожал он плечами. – После него новый взошел на престол. А что?

– А то, что прошлым летом самозванец зарезал законного хана Бердибека и провозгласил себя его братом и преемником. Но уже в январе его зарезал соперник. Такой же самозванец.

– Кхм… – кашлянул митрополит. – Откуда это стало известно?

– Сорока на хвосте принесла, – усмехнулся Дмитрий. – Почему зарезали первого самозванца? Потому что он начал эмиров Бердибека гонять. Вот те против него и поднялись. Новый же самозванец, как сказывают, купил благосклонность эмиров подарками и обещаниями. Вот Суздальский князь и подсуетился. Точнее не только он один, а с братом. Съездили и дарами богатыми расположение хана купили себе, тому-то нужно было откуда-то средства брать для реализации своих обещаний и посулов.

– Но нам-то что с того? – Непонимающе пожал плечами дядя.

– Этим летом второго самозванца зарезали. Пришел третий. Для Дмитрия Константиновича это большая неловкость. Чтобы сохранить расположение хана, уже нового, ему снова придется подарки везти богатые. Но казна у него не бездонная. Вот и подумай, дядя, что он постарается сделать.

– Города обложит выходом да поборами?

– Время сейчас смутное. Силы у него много, но она заемная. Чтобы усидеть на Великом княжении, ему нужна дружба с Суздалем да Владимиром. А значит, не облагать новыми поборами он станет их, а напротив, облегчая положение. Чтобы городовые полки, если что, поднять на свою сторону. С других же городов своих владений ему брать особенно и нечего.

– Тогда как?

– На правах Великого князя он может выехать в земли Тверские, Московские и Рязанские для сбора выхода в пользу Орды. Ну и свое положение, заодно, поправить. Как думаешь – куда он поедет в первую очередь?

– То никому не ведомо, – развел руками дядя.

– Ты просто поставь себя на его место и прикинь, что тебе нужно сделать. В Тверь идти? Так ведь дружбу с Литвой там крепкую держат. Готов ли Великий князь с Ольгердом встретиться лицом к лицу? Ой, не думаю. Ему ведь не дружину в землю сложить нужно, а пограбить в удовольствие. А значит либо в Рязань идти, либо в Москву. Куда бы ты пошел?

– В Москву, – хмуро произнес Вельяминов.

– И почему?

– Потому что у нас дружина ныне слабая. Сотни полной нет. А городовой полк не ясно – встанет за нас или нет. Все-таки супротив Великого князя, да малыми силами – риск большой. В Рязани же и с дружиной все хорошо, да и городовой полк меньше уважения к Владимиру и новому Великому князю испытывает.

– Вот именно, – грустно улыбнулся Дима. – Разорит он нам княжество. А если споется с Тверью, то и поделит. Ведь я еще мал и со мной всякое может случиться. Брат же еще моложе.

– Они не поднимут руку на родича, – возразил митрополит.

– Уже подняли, отче. Ниточки недавнего нападения тянутся в Тверь. И явно не к простым боярам. А тверской князь вряд ли решится на такой поступок, не заручившись поддержкой Ольгерда. Ведь вдруг все вскроется и я, призвав кого в союзники, в гости к нему пожалую?

– Ты считаешь, что это дело рук Василия Михайловича Тверского? – Выгнул бровь Алексий.

– Уверен. Сомнения только в том, какую в этом нападении роль играл сам Ольгерд и его люди, которые, безусловно, были замешаны. И, главное – зачем ему все это? Вряд ли он горит желанием укреплять Тверь. Она у него хоть и союзник, но при случае, он охотно это княжество проглотит. Как уже поступил с Полоцком и прочими западными землями Руси. Скорее – это замечательный повод посадить туда кого-то из своих сыновей. Ну и нас ослабить.

– Мудрено все как-то, – покачал головой Вельяминов.

– Дядя, мне нужна твоя помощь, – проигнорировав его слов, произнес Дмитрий. – Бери людей. Десятка два. И езжай в Рязань. Постарайся договориться с Олегом Ивановичем. Ему наша торговля досками выгодна. Да и после нас за него возьмутся. Нужно, чтобы в случае выступления Дмитрия Суздальского, он подошел с дружиной своей к Москве на соединение. Понял ли?

– Понял, но выступать придется против Великого князя…

– Дмитрию Суздальскому нужно будет летом заново ярлык подтверждать. Ныне он не действительный. Осень сытная – урожай снят. Если зиму простоим, то весной к нам не сунется. Брать-то нечего. Людей против себя восстановит, а ни хану выхода, ни себе прибытку не добудет. А там уже новая осень наступит – может и ярлык он потеряет, да Владимир оставит. Кто знает, как там в Орде сложится?

– Ясно, – кивнул боярин, все еще хмурясь.

– И твоя помощь, отче, мне тоже понадобится, – обратился Дима к митрополиту.

– Езжать во Владимир и не дать поднять городовой полк против тебя?

– Именно так. А если получится, то и Суздаль остудить.

– Сделаю.

На том и разошлись. А уже на утро следующего дня Василий Вельяминов с десятком дружинников сел в ладью и отправился вниз по реке – в Рязань. С очередной партией досок, разумеется. А митрополит, конным путем, двинулся вверх по Яузе, дабы достигнуть Клязьмы и оттуда, спуститься до Владимира.

А Анна, проводив их долгим взглядом, тихо спросила князя:

– Зачем ты их выпроводил?

– Заметила?

– Не сразу, но да. Каждый уехал с уверенностью, что спасает тебя от погибели, а свое дело от разорения.

– Это хорошо. Раньше ближайшего лета, я надеюсь, их не увижу. А если получится, то и на следующую зиму удержу вдали от Москвы. Пускай дядя о торговых делах в Рязани печется, а митрополит о расположении уважаемых людей Владимира.

– Только и всего?

– Ты считаешь, что этого мало? – Удивился Дима.

– Отнюдь, но… ты ведь не для этого их отослал.

– Верно. Я хочу укрепиться верными войсками.

– Так быстро? Откуда ты их возьмешь?

– Ты, наверное, слышала об английских лучниках?

– В детстве я подслушивала разговоры старших родичей, – кивнула Анна. – Там их иногда упоминали.

– Наверное, касательно битвы при Креси[16]?

– Верно… – странно посмотрев на князя, произнесла она. – Откуда ты это знаешь? Здесь о том никому не известно. Да и вообще… ты очень странный. Словно не недоросль, а муж взрослый. Только волею провидения в тело ребенка заточенный.

– Анна, – серьезно произнес Дмитрий, – не задавай неудобных вопросов, если не хочешь услышать лжи. Ты ведь тоже очень обтекаемо сказала про свою семью. В Венеции многие живут с торговли Левантом. А твое поведение выдает привычку повелевать людьми. Такое не возникает за считаные дни. Ты явно из семьи венецианских нобилей, причем не простых, а весьма состоятельных. Но я не мучаю тебя расспросами о твоей семье, потому как ты не желаешь рассказывать.

– Я просто сказала не всю правду, – раздраженно дернув плечом, произнесла она.

– У всех свои секреты. Ты видела – я спокойно крещусь и святой воды не боюсь. А раз это все не от дьявола, значит от Бога. Остальное же не важно.

– Пожалуй, – кивнула она, чуть помедлив. – Но вернемся к английским лучникам. Я слышала рассказы о том, что набрать их сложно за пределами Уэльса. Ибо только там живут люди, привыкшие с самого детства бить из лука далеко и точно.

– Это все сказки, – усмехнулся Дмитрий. – Английские лучники – самые низкооплачиваемые войска короля Англии. Расходный материал. Их сила в том, что они крайне дешевы и «легки в приготовлении», как в плане выучки, так и вооружения. Наверное, дешевле только мужиков с дубьем поднять.

– Но как же они попадают куда-то? Луком не так просто пользоваться.

– Луком очень просто пользоваться, если ты стреляешь не по отдельному врагу, а по толпе. Англичане ставят своих лучников плотной толпой и частыми залпами осыпают врага густыми тучами стрел. Далеко не все из них попадают в цель, но их много. Очень много. И если хотя бы каждая десятая приносит какую-то пользу – уже неплохо.

– Хм… – хмыкнула Анна. – Кажется, я поняла. Не по тому ли ты гоняешь своих потешных недорослей?

– Все верно, – улыбнувшись, кивнул Дима.

– Но чем помешают тебе дядя с митрополитом? Зачем ты их отправил так далеко?

– Дядя слишком сильно запускает лапу в казну. А значит, будет всячески мешать увеличению отряда недорослей и большим заказам на стрелы. Митрополит же… да, в общем-то, ничем. Но если бы я отправил по делам только дядю, оставив Алексия при себе, то очень не факт, что все бы прошло гладко. Они ревнуют и опасаются за свое влияние на меня. Борются за место у престола.

– Сколько же тебе лет? – С загадочной улыбкой тихо спросила она.

– Анна, давай не будем начинаться сначала?

– Все-все, – подняла она примирительно руки.

Глава 7

1360.11.16, Москва

Дмитрий стоял на крыльце деревянного терема и смотрел за тем, как кружатся большие пушистые снежинки. Мощный снегопад не прекращался уже неделю, заваливая все вокруг большими сугробами снега, вынуждая временно прекратить всякие работы в его небольших мастерских, созданных за минувший год.

Рядом стояла Анна, как, впрочем, и практически постоянно в последнее время. Она старалась всегда быть поблизости. Даже дела, порученные ей, умудрялась исполнять делегировано, умело подбирая исполнителей. Причем, судя по тому, как она ежится от прохладного ветра, он ее не радовал. Как и снег, и легкий морозец, буквально наполнявший душу Дмитрия свежестью и бодростью. То есть, стояла она тут только из-за него. Причем, что удивительно, совершенно не ропща и не капризничая.

– Ты так и не написала письмо своему родителю, – нарушил тишину князь. – А время для отправки гонца сейчас самое подходящее.

– Я… – начала было что-то говорить Анна, но осеклась на полуслове.

– Не хочешь?

– Может быть, обойдемся без этого письма?

– Не понимаю я тебя. За девочек своих ты очень сильно беспокоишься и переживаешь. А от родителей и прочих родичей стараешься отгородиться. Что у тебя там случилось?

– Откровенность за откровенность? – Серьезно спросила она.

– Хочешь узнать, почему я такой необычный?

– Да.

– Хорошо, – кивнул Дмитрий. Он уже придумал себе легенду, а потому был готов к таким «откровениям». Разумеется, правду, говорить ей никто не собирался, хотя бы потому, что Дима сам ее не знал. Но вот выдать порцию взвешенной лжи…. Почему нет? – Итак. Кто твой отец?

– Андреа Дандоло[17].

– Как ты понимаешь, мне это мало что говорит.

– Когда меня похитили, он был дожем Венеции.

– Ого! – Вполне искренне удивился Дмитрий. – Это многое объясняется. Но почему же ты не хочешь ему писать?

– Мы… мы очень плохо расстались. Наговорили друг другу дурных слов. И не только. Я тогда была увлечена одним мужчиной. Папа запрещал мне с ним видеться, дескать, он слишком низкого происхождения. Плохая партия. А я злилась. В голове была только любовь и страсть.

– И чем все закончилось?

– Отец посадил меня под домашний арест, запретив выходить из дома. А я сбежала. И сразу отправилась к своему возлюбленному… – произнесла она и погрустнела.

– Там что-то пошло не так?

– Что-то? – Горько усмехнулась она. – Все! Узнав о том, что я сбежала из дома, и этого никто не видел, он… он… – запнулась Анна и закрыла лицо руками. – Прости, – после минуты всхлипов, произнесла она. – Мне все еще очень больно. Он предал меня.

– Как? Вернул отцу?

– О нет! Если бы! Я оказалась такой дурой…

– Ты была молода…

– Ты тоже молод, – с укоризной отметила она, – но ведешь себя намного разумнее.

– Что же там такого случилось?

– Сначала эта сволочь попыталась шантажировать мою семью. Не лично, разумеется. Получив выкуп, он продал меня генуэзцам. Причем, скотина, особенно хвастался тем, что провел папу. Дальше долго пересказывать. Я обошлась семье очень дорого. И, в конечном итоге, была продана на базаре Кафы[18] как простолюдинка, практически за бесценок.

– Почему?

– Думаю, чтобы позлить семью лишний раз. Я уверена, ей об этом сообщили, причем в красках и деталях. Мне стыдно. Понимаешь? Безумно стыдно взглянуть папе в глаза, если он жив. Надо мной издевались, рассказывая, как он умер. Не знаю, правда ли это. Могли и врать, с них станется. Я по дурости своей столько принесла всей моей семье боли и проблем, что и не пересказать. А они пытались меня вытащить, до самой последней возможности. И теперь, спустя несколько лет, мне придется им вновь напомнить о былом позоре….

– Да, грустная история, – покачал головой Дмитрий. – Но написать им все-таки придется. У меня вскоре будет несколько товаров, которые помогут им возместить все потери.

– Что конкретно ты хочешь им предложить? – Повела бровью она, явно оживившись.

– Ягодные хмельные напитки, которые не портятся от долгого хранения, даже если хлебнули воздуха. Сильную ароматическую воду для перебивания дурного запаха[19]. Разноцветные палочки для письма[20]. Это на первых парах. Позже – много чего интересного, в том числе и большие стеклянные зеркала. Они их заинтересуют?

– А ты знаешь, как делать большие стеклянные зеркала? – Неподдельно удивилась Анна. Ведь зеркала в те годы были огромной редкостью, производимой умельцами в кустарных условиях. До открытия первого в истории Европы цеха по выделке было еще почти полтора десятилетия. А потому верхом совершенства считался маленькие, корявые стеклянные зеркала, дающие сильно искаженную картинку.

– Конечно, – кивнул Дмитрий. – На самом деле, ассортимент товаров будет намного больше. Но уже в следующем году я смогу отгрузить им то, что я тебе сказал. Возможно, добавлю к этому еще и непромокаемые плащи[21]. Если успею. Как ты думаешь, это твоих родичей заинтересует?

– Скорее всего, – чуть подумав, кивнула она. – Вопрос лишь в том, живы ли они? И могут ли вести дела. Моя глупость слишком дорого им обошлась. Я даже не представляю, какие еще беды на них обрушились после. Да и захотят ли поверить моим словам? Они-то сейчас наверняка считают меня мертвой.

– Попытка – не пытка. А для успокоения души, считай, что ты отдаешь им долг, искупая свою вину. Ведь если все выгорит – и нам польза, и им. Подходящий взгляд на дело?

– Вполне, – хмыкнула Анна. – Теперь твоя очередь.

– Ты, наверное, уже слышала легенду о том, что на третий день после смерти отца ко мне во сне приходили предки?

– Слышала, – кивнула она. – Твоя мама мне все рассказала.

– Вот и ответ, – развел руками князь.

– Что, и все? – Удивилась женщина.

– Да. Ко мне действительно во сне приходили предки. Эта беседа не прошла даром. Я поумнел, набрался многих знаний, повзрослел.

– Слушай, так не честно, – покачала она головой.

– Что не честно?

– Ты мне врешь. Я понимаю, что история это интересная удобна и красива. Но она ничего не объясняет. Ты ведешь себя так, словно тебе много лет. Кроме того, не познав женщину, ты смотришь иной раз на меня взглядом старого кобеля. Это явно не знания и мудрость предков. Это опыт, собственный опыт.

– Какое же объяснение тебя устроит? – Невозмутимо поинтересовался Дмитрий.

– Правдивое. Нет, я не прошу правды. Я все понимаю. Но тяжело так. Ты терзаешь меня этой недосказанностью. Мне было жутко стыдно и больно за то, что я совершила. А почему молчишь ты?

– Потому что я не знаю, что со мной произошло, – после долгой паузы произнес Дмитрий, выкатывая второй слой заранее продуманной легенды.

– То, что к тебе приходили предки, это выдумка?

– Я просто сказал тебе не всю правду, – лукаво улыбнулся Дмитрий. – Как ты когда-то.

– И что же ты опустил? Наверняка самое важное.

– Разумеется. В ту ночь я прожил во сне целую жизнь. Большую, бурную и очень насыщенную. Родился, вырос и умер. Это был мне подарок от далекого пращура.

– Какая она была, подаренная тебе жизнь?

– Совсем другой. Это очень долго рассказывать.

– Сейчас не хочешь?

– Нет, – честно ответил Дмитрий. – Может быть позже.

– Ты не веришь мне?

– Если бы я тебе не верил, то не сказал бы того, что ты услышала.

– Тогда почему?

– Ты хочешь от меня исповеди. Мы еще недостаточно близки, что ли. Да, понятно – умру я, скорее всего, тебя живьем съедят. Митрополиту и дяде ты не по душе. И не только им. Вообще удивительно, что мама с тобой разоткровенничалась.

– Я это прекрасно понимаю, – кивнула Анна. – Поэтому и стараюсь быть тебе полезной. Как ты и приказал. Но сейчас ты раздразнил во мне любопытство. Дурное и вредное. Я сна лишусь.

– Ну, хорошо. Один вопрос, – улыбнулся Дима. – Я отвечу на один твой вопрос по той жизни во сне. Чтобы не мучать тебя так жестоко.

– Сколько лет ты прожил там?

– Шестьдесят восемь.

– Значит тебе сейчас… ох…

– Все остальное потом, – улыбнулся Дмитрий. – Пойдем внутрь. Ты продрогла.

Глава 8

1361.03.01, Москва

В головах наших людей очень крепко сидит апокрифическая Средневековая Русь. Ее наполняют православные богатыри, несметные полчища врагов, крепкие срубы и прочие идиллические мечтания романтиков XIX века. Но действительность была намного более суровой и низменно-реалистичной.

Всю эту красоту, разом перечеркивает голод. И, как следствие, хроническая нищета широких масс. Там, где свирепствует голод, нет места достатку. А летописи наперебой «радуют» нас свидетельствами того, что двух-трех лет не проходило, чтобы в одном или другом княжестве не всплывало это бедствие. Причем, что печально, он нередко шел рука об руку с острыми инфекционными заболеваниями. Например, в том же 1351 году знаменитая эпидемия чумы обрушилась на Русь, собрав огромный урожай.

Конечно, существует мнение, что на Руси в плане гигиены все было намного лучше, чем в остальной Европе. Однако если посмотреть на карту интенсивности поражения чумой в середине XIV века, то связь прослеживается только одна – через плотность населения. Чем гуще жил народ, тем сильнее по нему била инфекция. Из чего можно сделать только один вывод – уровень гигиены был примерно одинаков по всему региону. Что, кстати, и подтверждается средневековыми источниками. Богатые люди принимали ванны и старались блюсти чистоту, ради приятного запаха и вида, а беднота повсеместно прозябала в грязи.

Но вернемся к нашим баранам.

Голод. Вот он настоящий, лютый и безжалостный враг, с которым никогда не получится достигнуть примирения. Ни Батый, ни Мамай не в состоянии с ним потягаться по опустошению, приносимому на Русь с завидным упорством и регулярностью.

Главной причиной голода была крайне низкая производительность труда и полное отсутствие внятной агротехники с селекцией. Своей невеликой властью Дмитрий не мог взять и приказать селянам сажать там и то, как хочется ему. А вот постараться поднять производительность труда – оказалось ему по силам. Там все было просто и упиралось в нехватку нормальных инструментов, а то и полное их отсутствие. Банальной косы-литовки просто еще не существовало. Да, да. Той самой простой и незамысловатой косы, без которой что в наши дни, что в XIX веке просто не мыслилось сельское хозяйство. И, как следствие, заготовить сена впрок было весьма нетривиальной задачей. С прочими сельскохозяйственными инструментами дела обстояли не лучше. Да чего уж там – обычных топоров была острая нехватка. Из-за чего бедняки, то есть, почти все население княжества, себе даже сруба поставить не могло. Вам смешно? Как же так, село и без сруба? Однако – бедность она такая. Когда тебе нечем сделать нормальный дом, приходится обходиться куда более тривиальными решениями, оставляя срубы тем, кто богаче. Этакий публичный признак статуса и благополучия.

Что требовалось для производства инструментов? Сталь. Ну, или, хотя бы железо. В те годы – крайний дефицит. Особенно в регионах с низкой плотностью населения и, как следствие, малым количеством рабочих рук. Ведь на один килограмм железа, очищенного от шлака кузнечным способом, уходило несколько сотен человеко-часов. Много это или мало? В Москве образца 1360 года проживало около четырех с половиной тысяч человек, из них порядка тысячи – взрослые. Так вот, на всю эту массу людей приходилось всего три кузнеца с дюжиной подмастерьев. И, за год, если отбросить все прочие дела, они могли изготовить порядка двухсот килограмм дельного железа. То есть, порядка пятидесяти-шестидесяти грамм железа на жителя города. Совершенно ничтожный показатель, особенно учитывая тот факт, что большая его часть уходила на оружие и доспехи. Почему их было так мало? Из тысячи взрослых только пять сотен были мужчинами, которые занимались самыми разными ремеслами, а частью и просто на подхвате перебивались. Три процента от взрослого мужского населения в области металлургии. Много или мало? Ну, неплохо. Учитывая квалификационные и финансовые ограничения. Хотя абсолютные числа, конечно, выглядели совершенно ничтожно.

Понимая, что без нормальных инструментов ему не вытянуть княжество, Дмитрий подошел к вопросу с позиции выходца из далекого будущего. Посему воспользовался простенькой индийской печкой для тигельной плавки, известной в XIV веке только в мусульманском мире, каолиновыми тиглями и знаниями XXI века. Что позволило очень быстро подобрать нужные добавки и их пропорции для получения хорошего, стабильного результата. Благо, что знаний хватало[22].

После двух недель экспериментов, Дима запустил на полную мощность все пять тигельных печек и уже через месяц переработал всю заготовленную летом крицу. На выходе получилось порядка четырехсот килограмм прекрасной тигельной стали. То есть, двухлетний предельный объем железа, доступный для города. Железа, не стали. Если же судить по обычным темпам передела, то и пятилетний. Кузнецы ведь и старые вещи ремонтировали, и новые делали, и по хозяйству своему работали, а не только кричным переделом занимались.

Иными словами, применив эту смычку исторических технологий и современных знаний, Дима смог за месяц выполнить пятилетку, увеличив радикально не только количество, но и качество. Ведь тигельной стали в XIV веке в Европе не делали. А все изделия из нее либо были импортными, либо производились из импортного сырья. Иными словами – он совершил натуральное чудо, которое всецело расположило к князю изначально довольно скептически настроенных кузнецов.

Важным моментом было то, что Дмитрий не очень доверял московским кузнецам, попросту не зная, что от них можно ожидать. А ну как болтать пойдут? Или еще что учудят? Поэтому, ключевой технологический процесс – загрузку и тиглей и их запечатывание он проделывал самостоятельно без лишних свидетелей. Выделив для этого отдельную комнату в тереме. Туда ему подвозили тщательно размельченную крицу с древесным углем, промытый речной песок, известь и так далее. А, как, что и в каких пропорциях, держалось в секрете.

Конечно, кузнецы могли и сами начать экспериментировать. Но за это Дима не переживал – подобрать состав, не зная, что и для чего нужно, было практически за гранью реальности. Тем более, предупреждая излишне наблюдательных хитрецов, он заказывал себе в несколько раз больше угля, чем требовалось. Излишки сжигал в печи вместе с дровами. Это закладывало изрядную мину под плавку – ведь много угля в тигле давало не сталь, а чугун. С промытым песком он поступал примерно также. Подкладываю свинью в виде изрядного легирования стали кремнием, что должно было сделать продукт крепким, но хрупким. Ну и так далее. Поэтому за сохранность состава смеси Дима не беспокоился. А все остальное особого секрета не составляло – простенькая индийская печь была знакома европейцам. Они с ней во время Крестовых походов столкнулись. Только толку с того? Как делать тигли и чего в них загружать никто так и не понял.

На выплавке стали князь не остановился.

Да, у него имелось три кузнеца с дюжиной подмастерьев, которые после демонстрации им стали, готовы были в рот этому высокородному мальчику заглядывать. Посему он охотно их привлек для переделки стали в готовую продукцию. Вот только возможности у них были довольно скудные. Так что Дмитрию пришлось потратить еще две недели на изготовление механического молота. Привод от ворота, что вращали четыре лошади. Дешево. Сердито. Сурово и очень надежно. А главное – крайне производительно по сравнению с ручными молотками да кувалдами. За следующие пару месяцев удалось перековать все четыре центнера стали на инструменты. Пилы, топоры, косы, лопаты и так далее. Для собственных нужд, разумеется – практически вся продукция поступила на княжеские склады. Дмитрий имел очень большие виды на приближающийся летний сезон и наиболее голодный период – весну.

Кроме металлургии, юный московский князь уделял внимание и другим вопросам. Ну, насколько у него хватало далеко не резинового времени. Из более-менее серьезных в хозяйственном значении дел, он смог закончить устройство небольшой химической лаборатории. Отдельно стоящий домик с вытяжкой и неплохой отделкой, чтобы всякий хлам с потолка не сыпался.

Зачем она ему? Много причин. Но для начала он решил прощупать рынок красителей. Ведь все более-менее яркие и стойкие красители везли в Европу с востока. А он в лаборатории без особых усилий изготовил знаменитую берлинскую лазурь – простую и довольно популярную краску в свое время. Ее в 1706 году получил берлинский красильщик Дизбах, далекий от химии, алхимии и прочих причуд. То есть, фактически на коленке. Именно этим рецептом Дима и воспользовался, изготовив за зиму полцентнера этого ярко-синего порошка практически не напрягаясь. Благо, что сырья для данного красителя хватало. Конечно, можно было бы заняться и чем-то более серьезным. Однако времени и сил на лабораторию у князя практически не было – все сжирали металлургия, «потешные» войска и занятия. Ведь он занимался не только с Анной итальянским языком, но и с местным священником, что пытался обучить Диму греческому и латинскому языкам. Вот и получалось, что химическая лаборатория – небольшой факультатив для души.

Успехи имелись, как и благодатные подвижки. Однако, несмотря ни на что, жизнь последние месяцы била ключом. Гаечным. По голове. Так как кроме чудовищного количества дел, которые Дима на себя взвалил, у него начал входить в активную фазу процесс полового созревания. А вместе с тем и физическое развитие ускорилось. Довольно сильным рывком. За прошедшие с момента слияния личностей полтора года он вытянулся и окреп. То есть, походил не на мальчика десяти лет, а скорее на подростка лет четырнадцати. Солидно сбитого такого подростка.

С одной стороны – хорошо. Крепче тело – больше возможностей. Да и с Анной, если так дела пойдут, скоро можно будет не только итальянским языком заниматься. С другой стороны – бурление гормонов доставляло изрядно хлопот. Частые скачки настроений и странные эмоциональные реакции приходилось удерживать под контролем только благодаря закаленному долгими годами жизни сознанию. Иначе дров можно было бы наломать изрядно. Ведь подростки довольно болезненно реагируют на любую критику и несогласие. А когда эта эмоциональная реакция накладывается на уверенность в своей правоте и изрядную власть – вывихи могут получиться такие, что в страшной сказке не придумаешь. Это, кстати, одна из причин, почему юных правителей, как правило, опекают взрослые. Не потому, что монарх не способен управлять. Отнюдь. История знала немало правителей-идиотов, вполне неплохо отсидевших свой срок. А вот резкие и необдуманные реакции – это бич подросткового периода. И Дмитрию с ними пришлось столкнуться лицом к лицу. А это та еще забава….

Глава 9

1361.10.05. Москва

Митрополит, уставший и покрытый пылью, рысью въехал в Москву с небольшой свитой. Надлежало спешить, дабы воспользоваться удачно сложившейся ситуацией. Дмитрий Константинович, на какое-то время потерял возможность задабривать подарками очередного хана по довольно банальной причине – деньги кончились. Как у него самого, так и у его родичей. А ввязаться в военную кампанию и ограбить своих соседей он не решился ввиду невозможности разбить их по частям. Это обстоятельство открывало определенные перспективы для его соперников из Москвы и Твери. И, если верх в этой борьбе возьмет Василий Михайлович Тверской, слывший верным союзником Литвы, последствия могли наступить самые кошмарные. Как для кафедры, так и для самого митрополита. Ведь их с Ольгердом «нежные» отношения никуда не делись, а скорее усугубились после бегства Алексия из Киева.

– Проводи меня к князю, – бросил митрополит, слугам, вышедшим ему навстречу из княжеского терема в детинце.

– Так нет его.

– Как нет?

– Отъехал.

– Куда? Надолго ли?

– То мне не ведомо. Я сейчас Анну Андреевну позову. Она должна знать.

– Анну Андреевну? – Удивленно выгнул бровью митрополит, пытаясь сообразить, кого это так величают. – Зови.

К его удивлению навстречу ему вышла хорошо знакомая вдова плотника. Подумать о том, что ее станут по отчеству величать, в голову Алексию как-то не пришло. О ее высоком происхождении он пока не знал, почитая простолюдинкой, по какой-то причине примеченной Дмитрием. Тем больше расширились его глаза, когда с ней выступила и вдовая княгиня Александра Ивановна. Причем вели они себя довольно непринужденно друг с другом. Не подруги, конечно, но вышли едва ли не под ручку.

– Отче, – аккуратно кивнули женщины, приветствуя митрополита. – Мы рады тебя видеть.

– И я вас, – кивнул он. – Мне сказали, что ты знаешь, куда отъехал князь? – Поинтересовался Алексий у Анны.

Его тон был предельно нейтральным, как и голос с выражением лица. Мало ли что тут произошло за минувший год? Посему он решил сначала все разузнать, прежде чем делать выводы. Московский князь был для него и его кафедры последней надеждой. А подрубать сук, на котором сидишь, резкими и необдуманными поступками не хотелось.

– Совсем недалеко, – ответила молодая женщина. – На маневрах.

– На маневрах? – Выгнул бровь Алексий.

– Вывел свое войско в поле для совместных упражнений.

– Вот как? Интересно. И где же мне его искать?

– Я покажу, – произнесла она и, не дожидаясь согласия митрополита, распорядилась слуге подготовить ей лошадь. И тот, что удивительно, бегом бросился исполнять ее приказ, ни у кого ничего не уточняя.

– Чудны дела твои Господи, – произнес Алексий и перекрестился, глядя на спешно уходящую в терем Анну. Ее статус явно изменился, теперь в этом не было никакого сомнения.

Еще большим удивлением для него стало то, что эта странная бабенка вернулась на улицу в очень непривычной дорожной одежде. Например, на ней были портки! Она их, правда, иначе назвала, но митрополиту от этого легче не стало. Да, в свое время он видел на востоке такую традицию. Однако не ожидал встретить ее в здешних краях. Кроме того, они были совершенно непривычного фасона. Под стать им был и верх, выбивавшийся за все рамки привычных покроев.

– Что же ты как пугало вырядилась? – Не удержался он от колкого замечания.

– А ты прикажешь мне в юбке на коня взбираться? – Невозмутимо парировала Анна. – К тому же, отче, не я эту одежду выбирала. Как мой князь приказал одеваться для конных прогулок, так я и поступила.

– Князь?!

– Дмитрий Иванович. Он сам ее и придумал.

– Хм… – только и смог ответить Алексий, смутившись еще больше.

Весьма непродолжительная дорога прошла в тишине. Если не считай нескольких совершенно формальных вопросов. А потом они выехали на пригорок, и Алексий получил новую порцию удивления.

Первое, что бросилось Алексию в глаза, была пехота. Очень нехарактерный вид войск для Руси тех лет. И не только Руси. Практически на всем просторе Евразии пехоту считали презренным родом войск. В отличие от Дмитрия, который набрал две сотни пехотинцев.

– Из крестьян, – прокомментировала Анна, отвечая на немой вопрос спутника. – Ты ведь знаешь – бегут они из Галицких, Волынских и Киевских земель, стараясь укрыться от распрей и разорений здесь – в северо-восточных землях. Вот мой князь и навербовал среди них молодых мужчин, лет пятнадцати-двадцати.

– Только из них?

– Нет. Еще поискал среди местных крестьян да ремесленников охочих. По весне брал. Те, у кого все плохо было, кто голодал, охотно соглашались. Ведь князь давал им не только службу, но и стол, кров, одежду и прочее.

– Но зачем ему эти скоморохи?

– Хм, – мягко усмехнулась Анна. – Дмитрий набирал только тех, кто шел практически без пожитков, тех, кто голодал или испытывал еще какую острую нужду. С одной стороны, мой князь проявлял милосердие, спасая гибнущие души. С другой стороны, он, подражая великим полководцам былых времен, решил возрождать пехоту.

– Ты верно шутишь?

– Отнюдь. Империя Рима создавалась железными легионами пехоты, а не всадниками. На заре Рима кавалерия не была в чести. А вот пехота била всех.

Митрополит скептически посмотрел на эту женщину, но комментировать ничего не стал, решив, что это именно она напела малолетнему князю все эти глупости. После чего вновь обратил свой взор на поле….

Дмитрий сформировал две пехотные роты[23], которые начал муштровать еще зимой, по мере набора добровольцев. Одеты они все были по новой «московской моде», которая аборигенам «резала глаз».

Каждый пехотинец был упакован в двубортный стеганый короткий кафтан ярко синего цвета. Он нес все признаки явной диссонанса с местными традициями: пуговицы, стоячий воротник, большие накладные карманы на бедрах и аппликации герба на груди. Кафтан дополняли короткие кожаные сапоги нового московского типа, штаны-галифе и простенькие кожаные шляпы-треуголки[24] малых размеров.

Доспехов на пехоте не было. Князь просто не успел их изготовить – финансы и ресурсы его имели весьма скромные возможности. Поэтому приходилось выставлять приоритеты другого порядка, например, хорошая тренировка и питание для своих солдат.

– Кто это? – Поинтересовался митрополит, немного оттаявший от созерцания ловких маневров строем, что совершала пехота.

– Впереди, – начала объяснения Анна, – пикинеры. Это род копейщиков. Вооружены они пиками[25], то есть, длинными копьями, напоминающими те, что применяла тяжелая пехота Александра Македонского. Смотри, – показала она рукой. – Они завершили маневр и заняли оборонительную позицию. Первый ряд упер конца своих пик в землю. Это нужно для того, чтобы остановить конницу противника. Второй и третий – взяли пики для удара. Преодолеть такой строй не просто.

– Хм… – митрополит задумчиво почесал бороду, – но его можно расстрелять из луков. Доспехов-то на них нет. Как и щитов.

– Пока нет. Ближайшей зимой мой князь хочет оснастить свои войска новыми доспехами. Их уж начали делать кузнецы.

– Вот как? Интересно. Хм. За пикинерами, я полагаю, стоят лучники?

– Верно.

– Где же он нашел столько лучников?

– Многие из них полгода назад впервые взяли лук в руки.

– Ну и какой прок от таких недоучек?

– Прок в том, что они ведут стрельбу по площади, а не по отдельным целям.

– То есть? – Нахмурился митрополит.

– Их задача накрывать частыми и густыми залпами ту площадку, на которой находится противник. Целиться в кого-то конкретно нет никакой нужды. Главное засыпать стрелами врагами. Как говорит мой князь – даже если одна из десяти стрел куда-то попадет – уже неплохо.

В этот момент Дмитрий махнул рукой и запустился продуманный им механизм управления войском. Стоявший подле него всадник с горном затрубил, привлекая внимание командиров. После чего верховой сигнальщик, также находившийся рядом, начал отмахивать приказы. Принцип флажной сигнализации князь позаимствовал из флота, куда ее внедрили только в XIX веке. Так что, для XIV века она казалась чем-то невероятным и неожиданным. Именно поэтому митрополит с удивлением смотрел на этого странного парня, энергично машущего яркими флажками. А потом, вдруг, все войско пришло в движение. Алексий завороженно смотрел как, совершенно замученные строевой подготовкой люди быстро и точно перестраиваются, готовясь к отражению атаки с фланга. Он и подумать не мог, что ТАКОЕ возможно. Не прошло и минуты как в сторону митрополита, безусловно, замеченного князем, смотрел «ежик» копий.

Новый сигнал трубы.

Какие-то звуки свистков, откуда-то из рядов. Как позже узнал Алексий – их использовали командиры взводов.

И залп стрел поднялся темной тучей над пикинерами. Не успели приземлиться первые стрелы, как в воздух уже поднялись еще два залпа….

Две минуты спустя место, где располагался предполагаемый противник, было все покрыто сплошным ежиком стрел. Без малого четыре тысячи стрел – страшная сила. Митрополит видел ордынцев в атаке, но те так часто и густо не били никогда. С коней это неудобно. Да и стрел у них столько обычно не было.

Новый сигнал трубы был подхвачен ее товарками с другим звучанием. Князь их назвал горнами. А вместе с тем для атаки выдвинулась кавалерия. Конечно, не стремя в стремя, но весьма недурно держа конный строй, что само по себе было чуть ли не чудом для тех лет. Дисциплинированная кавалерия казалось аборигенам чем-то немыслимым, вроде теплого холода.

– Это дружина? – Несколько обескуражено спросил митрополит.

– Нет, – покачала головой Анна. – Это кирасирская рота. Дружину князь распустил после того, как она отказалась регулярно упражняться. Старшая дружина почти вся ушла из-под руки, а вот младшая осталось.

– Но ведь тут их не меньше сотни.

– Да, верно. Сто двадцать.

– И откуда они взялись?

– Бедные дружинники из Великого княжества Литовского и прочих сопредельных княжеств. Странно, что ты во Владимире не слышал об отъехавших дружинниках к моему князю.

– Слышал, но… как-то не придавал значения. Там всего несколько человек и было. Почему бедные дружинники отъехали к князю?

– С каждым всадником, как и с пехотинцем Дмитрий заключил индивидуальный контракт, обговорил жалование, довольствие и условия службы. Всадникам он пообещал доброе снаряжение за счет казны: доспехи, одежду, оружие, а позже и коня. Сам понимаешь – все это не дешево.

– Что же тогда не понравилось старшей дружине? – Удивился Алексий.

– Дисциплина. Мой князь требовал регулярных упражнений и строжайшей дисциплины. Только те, для кого это снаряжение было очень важно, согласились на такие условия. Для старшей дружины воля оказалась важнее. Но расстались они хорошо. Он никого не неволил.

– Значит, у этих всадников тоже нет доспехов?

– Почему? Есть.

– А чего они в тряпки вырядились?

– Так это – сюрко. Оно поверх доспехов надевается.

– Зачем ее одевать? Защиты она не несет. Тряпка же.

– Для того чтобы сразу было видно – где свой, а где чужой и в горячке боя не путались. Видишь – они тоже ярко-синие, как и кафтаны пехоты. А на груди и спине – герб князя нашит.

– Хм… – покачал головой митрополит.

– Обрати внимание на длину их копий – это огромное преимущество, которое позволяет достать врага раньше, чем его копье коснется тебя. Делаются они непросто. Их выклеивают из брусков ясеня, потом обтачивают и обматывают лентой ткани, пропитанной клеем. Получается такое копье ощутимо легче и крепче. Причем две трети его длины оно полое.

– Это тоже юный князь выдумал? – Скептически посмотрел на Анну Алексий.

– Он вообще большой выдумщик.

– Герб, сюрко, кафтаны… – покачал головой митрополит. – Бесовщина все это. Признавайся, твои проделки?

– Отче, как я могла? – Потупила глазки Анна. – Я только учу моего князя итальянскому языку.

– Вот как? Отчего же тогда вдовая княгиня с тобой так ласкова? И что все это значит? – Махнул Алексий на поле.

Однако ответить ей не удалось. Вновь зазвучала труба, привлекая внимание митрополита. Небольшое войско князя, завершив имитацию атаки, начало перестраиваться в походный ордер. Весьма складно. Параллельно сворачивался походный лагерь с четырьмя походными кухнями и большими фургонами о две лошади. Причем тоже довольно быстро и слажено.

А потом под довольно бодрые «барабанные напевы», выстроившееся в походную колонну войско двинулось вперед. Спереди авангард первая половина кавалерии. За ней пехота. Потом обоз. И замыкала шествие вторая половина кавалерии. Причем голову колонны направляла в нужную сторону знаменно-музыкальная конная группа с князем.

– Отче, – слегка кивнул в знак приветствия Дмитрий, с интересом наблюдая, как лицо митрополита удлиняется, а глаза расширяются.

– Княже… – только и смог выдохнул он.

– Да, отче, многие удивлены моим скорым взрослением. Видимо Всевышний, видя нужды и тяготы людей, врученных мне, решил помочь, и явил свое чудо.

– Истинно так, – неуверенно произнес митрополит.

– Что привело тебя в Москву? Полагаю, что какие-то неотложные дела?

– Да, – несколько неуверенно произнес Алексий. Немного помялся, а потом выдал всю диспозицию и свое виденье ближайших политических шагов.

Ему было непросто. Это удивительно быстрое взросление князя выбивало из колеи не меньше того огромного количества новостей и нововведений, которые хлынули на него настоящим потоком. Как на все это реагировать он просто не знал. Вроде бы и интересно, и толково, и вполне разумно. Однако слишком ново и непривычно. Требовалось время, чтобы все это уложилось у него в голове. Да и не это главное. Сейчас требовалось любой ценой вырвать ярлык на Великое княжение для Москвы. Об остальном он подумает потом.

Глава 10

1362.02.18. Москва

Энрико Дандоло[26] устало покачивался в седле коня, мерно идущего по плотному, утоптанному снегу проторенного пути. Долгое путешествие подходило к своей цели, а он сам находился на грани полного разочарования.

Получив большое письмо от Анны, мать оживилась и буквально расцвела, сбросив, по меньшей мере, лет пять, а то и десять. Все уже давно смирились с гибелью сестры. Все, кроме нее. И тут такой подарок.

Альберто[27] же, новый глава семьи, не очень хотел отправлять кого-то в такую даль. После стольких обманов и провокаций он уже ни во что не верил. Однако Франческа[28] была непреклонна. Мало того, она вновь привлекла своих родичей из рода Морозини, изыскала людей с деньгами и чуть ли не пинком отправила своего сына Энрико проверять эту ниточку. Очень уж хорошо было написано письмо. По мнению всех родичей, знавших Анну – автор письма явно был с ней знаком. Да и почерк изрядно походил. Хотя мама не сомневалась в авторстве.

И вот он, изрядный повеса, привыкший к солнечной Италии, приехал в эту северную глушь. Если бы из-за дерева вдруг вышел псьеглавец, Энрико не удивился бы. Останавливало его от возращения только природное любопытство и привычка доводить до конца начатые дела. Наверное, по этой причине мама и отправила именно его в этот поход.

– Ваша милость, – вырвал его из задумчивости начальник отряда охраны.

– Да, что? – Хмуро поинтересовался Энрико.

– Нас встречают, – произнес Витторио[29] и кивнул куда-то вперед.

И действительно – по дороге им навстречу шел конный отряд человек в сто. Их вид разительно отличался от всего, что Дандоло видел в округе. Необычайно длинные копья с маленькими флажками у наконечников и ярко-синие гербовые сюрко. А ведь жители округи не употребляли гербов на одежде. Да и вообще принадлежность к тому или иному сеньору никак старались не обозначать.

Что ждать от этого отряда, было непонятно, поэтому Витторио выдвинул вперед всадников и велел изготовить арбалетчикам. Да, да. Не только Генуя имела славных арбалетчиков, но и практически все города Севера Италии. Просто Генуя умело ими торговала, умудрившись снискать славу и известность своим наемникам. А Венеция скромно употребляла для своих нужд. Вот как сейчас.

Однако «синие» всадники, не опустили копий и не разогнались для атаки. Вместо этого они, сблизившись, попытались выяснить – кто это движется, откуда, куда и зачем.

К счастью Энрико решил последовать совету «автора письма» и купил в Венеции на рынке несколько рабов из Северо-Восточной Руси. Из числа тех, кто уже освоился с итальянским языком. Вот они и пригодились для ведения переговоров. В очередной раз.

Как оказалось, о каком-то воинском отряде, идущем на Москву откуда-то издалека, сообщили «добрые люди». Посему князь и отправил кирасирскую роту встретить гостей.

– Как князь узнал о нас? – Поинтересовался Энрико.

– То мне не известно, – ответил командир кирасирской роты. – Не моего ума дело.

– Но нас никто не обгонял!

– Даже птицы? – Лукаво прищурившись, поинтересовался Петр Бирюк[30], который прекрасно знал о голубятне и голубиной почте, что применяли лазутчики юного князя. Ну как применяли? Потихоньку осваивали. Итальянцу этого намека тоже хватило. Он просто не ожидал, что в этой глуши кто-то держит голубиную почту.

– Твой князь – Дмитрий сын Ивана?

– Да. – Кивнул Петр. – Дмитрий Иванович Московский.

– А нет ли при нем некой Анны? – Оживился Энрико, ведь князь, упомянутый в письме, действительно имелся.

– Как же нет? Есть Анна Андреевна. Хотя она называет себя дочерью Андреа.

– Значит все не зря, – широко улыбнулся Энрико. – Значит именно к твоему князю в гости еду.

– По какому делу? – Нахмурился командир. – С таким крепким отрядом да без товаров?

– По приглашению князя. Я брат Анны.

– О! – Почтительно кивнул командир Петр, совсем по-другому взглянув на Энрико. – Князь предупреждал нас о том, что может пожаловать кто-то из ее родичей.

Дальнейшая дорога прошла для итальянца довольно быстро и легко – в болтовне с Петром. Три дня проскочили как один час. Пока, наконец, не показался город Москва.

Несмотря на сходную с прочими городами русских княжеств архитектуру, этот город сразу выделялся. Здесь было много слишком много странных и неправильных вещей. К счастью Петр охотно согласился провести небольшую экскурсию.

– Вон там стоит лесной завод.

– Завод?

– Да. Заводами Дмитрий Иванович называет большие мастерские. Там делают доски. Без лишней скромности скажу – лучшие доски на всем свете! Одна к одной. Да быстро и ладно так, аж диво берет! А еще чурки из опилок для отопления печей давят[31]. Князь не любит, когда много отходов. Все старается в дело пускать.

– А там что? – Указал Энрико на несколько сараев с трубой.

– Кирпичный завод. На нем кирпичи делают да черепицу. А вот это – таверна с большим постоялым двором, – кивнул командир, на довольно внушительную двухэтажную деревянную постройку. – Ее князь пожаловал твоей сестре.

– А за ней что?

– Спиртовой и пивной заводики, да коптильня.

– Спиртовой?

– Князь говорил, что в Италии спирт называют «живая вода» – «аква вита». Он же именует спиртом, то есть, духом вина, извлекаемым из оного.

– Оу… – удивился Энрико. – Интересно.

– Видишь вон тот холм?

– Да, – кивнул итальянец. – Там какие-то большие сараи.

– В них князь держит кур, свиней, коров и кроликов.

– И давно они стоят?

– Первый год только. Но с пчелами у князя нашего все вышло исправно. Пасека растет – уже больше ста семей пчелиных. Мед и воск пошел в достатке. Так что никто не сомневается в удачном исходе дела.

– А вон там что? – Указал итальянец на деревянную вышку странного вида.

– Это пожарная каланча. С нее весь город как на ладони. Днем и ночью на ней стоят княжьи люди. И если где пожар или происшествие какое – направляют туда команду, что подле ее основания ожидает. Там же и бочки с водой, поставленные на колеса, и все прочее потребное для тушения пожаров.

– Странно, – покачал головой Энрико, обращая внимание на то, что в округе еще три такие каланчи было разбросано – аккуратно на возвышенностях. – Почему в других городах Руси я их не встречал?

– Так-то другие города. У нас князь большой затейник. А вот, кстати, и он, – указал Петр на выехавший им навстречу конный отряд….

– Доброго дня, – поздоровался князь с Энрико по-итальянски, когда они сблизились.

– И тебе, доброго дня синьор, – чуть оторопел брат Анны, не ожидая увидеть перед собой юношу лет пятнадцати, да еще и знавшего язык его Родины. Ведь сестра в письме писала о десяти годах. Неужели оно так долго шло?

– Удивлен?

– Да, – не стал отрицать Энрико.

– Я выгляжу старше своих лет. А языку твоя сестра учила. Мы много времени проводим вместе.

– Я могу ее увидеть?

– Конечно, следуй за мной. А своих людей можешь разместить в таверне. За мой счет, разумеется. Вы ведь мои гости. Только постарайтесь не спалить ее.

– Это очень любезно с вашей стороны, – удовлетворенно кивнул Энрико и, кивнув Витторио, направился за князем.

Спустя минут пятнадцать Энрико, проследовав через ворота деревянной крепости, достиг крыльца в какой-то большой деревянный дом. И замер, словно парализованный. Там стояла его сестра, придерживая большой живот и нервно улыбалась. Для него это было совершенно неожиданно. Все-таки смириться с гибелью близкого человека и жить с этим, а потом, вдруг, увидеть его живым и здоровым – непросто.

Энрико спрыгнул из седла и, чуть пошатываясь, направился к Анне.

– Я… я уже не верил…. Мы все потеряли надежду….

– Молчи… – тихо произнесла она и, пустив слезу, обняла брата.

Чуть-чуть «поплакав на крыльце», они прошли внутрь княжеского терема. Не дворец, конечно, но Дмитрий изрядно его благоустроил. Отчего комнаты сильно прибавили в уюте и комфорте, наполнившись массой анахроничных для XIV века вещей. Там они и уселись рядом с изящным декоративным камином, приступив к трапезе. Само собой, вызвав Витторио из таверны. Тоже родич как-никак.

Анна же, впервые поведала всем присутствующим полную и детальную историю своих злоключений. Дмитрий попросту ее не расспрашивал, стараясь не бередить старые раны, а она и не навязывалась. Разве что мать Дмитрия, узнав о сексуальных отношениях между сыном и этой странной девицей, пригласила Анну в свою комнату и устроила натуральный допрос. Да такой допрос, после которого оказалась лучшей подругой для молодой женщины – слишком уж остросюжетную историю поведала ей Анна. Натурально «Санта-Барбару» XIV века. Сопереживания и сочувствие начало бить в матери Дмитрия натуральным гейзером… после того, как выяснилось ее происхождение.

Все началось в далеком 1349 году, когда ее отец, Андреа Дандоло поехал в Милан в качестве посла Венеции. Но лишь для того, чтобы познакомиться со своей роковой любовью – Изабелой Фиеска[32], представительницей одного из четырех главных аристократических родов Генуи. Последовал бурный, но скоротечный роман. Им пришлось расстаться, даже несмотря на то, что в нравах Венеции иметь любовницу для аристократов было нормально. Однако такие отношения всем бы показались чудовищными. Фиески и Дандоло не могли быть вместе и уж тем более, оставлять общее потомство.

Семья Изабеллы об этом узнала. Придя в ярость, глава рода решил сурово покарать Андреа, посчитав именно его виновным в соблазнении Изабеллы. Убить было бы слишком просто. Поэтому они решили отнять у него любимую дочь. Ну и помучить Андреа данной утратой как можно дольше.

Сказано-сделано.

Еще весьма неопытную, наивную и романтичную Анну соблазняет агент Фиески и берет в оборот, когда девушка сбегает из дома. Через что только Анне не пришлось пройти – она рассказывала добрые полчаса то, как над ней издевались и измывались. А потом ее продали за бесценок какому-то юнцу, по лицу которого были видно, зачем ему нужна эта девушка. К этому моменту Анна уже была совершенно подавлена и безропотно принимала свою судьбу. Но так продолжалось ровно до того момента, как она родила первую дочку. В ней вдруг проснулась мощная страсть – жить не ради себя, но ради ребенка. Чтобы обеспечить дочке хорошую, спокойную и счастливую жизнь. Вторая дочь только укрепило это желание.

Финал истории с покушением на князя Дмитрий с Анной рассказывали вместе – с двух сторон, так сказать. Энрико же только головой качал, слушая, как они буквально смакуют это дело, обсуждая детали и отпуская комплименты друг другу.

– Счастливая ты все-таки сестренка, – подвел итог брат. – Верно, молитвы матери тебе помогали. Иначе бы давно сгинула. А уж то, как вы с князем познакомились – вообще чудо. Иной бы, говоря по справедливости, велел бы тебя вздернуть, даже не пытаясь ни в чем разобраться. И был бы прав.

– А вместо этого она носит моего ребенка под сердцем, – с мягкой улыбкой глянув на нее, произнес Дмитрий.

– Верно, – кивнул Энрико. – Сказка… не иначе.

– И что дальше? – Поинтересовалась Александра Ивановна, обращаясь к сыну. – Ты не особенно спешишь разрешить ее судьбу.

– Ты о чем? – Прикинулся дурачком князь.

– Анна носит твоего ребенка. Скоро уже рожать. Неужели ты хочешь, чтобы это дите родилось от позорной связи? Если бы она была низкого происхождения – то невеликая беда. Позабавился и ладно. Но ее слова о роде подтвердились, – кивнула вдовая княгиня на Энрико. – Ее кровь благородна. И я не вижу причин вам отказываться от венчания. Или она тебе не люба? Или вам не хорошо вместе?

– Мам… – мягко произнес князь, намекая на то, что вопрос неуместный.

– Кроме того, этот брак укрепит твою дружбу с влиятельными домами Венеции и изменит твое положение среди вверенных тебе Всевышним людей. Одно дело ходить перед людьми недорослем, не по годам развитым. И совсем другое дело – мужчиной с женой и ребенком. Никто после ни о каком наставничестве и заикаться не посмеет.

– Хм. – Задумчиво пригладил затылок Дмитрий. – Ты этого хочешь?

– Да! – Твердо и уверенно произнесла вдовствующая княгиня. – Я хочу, чтобы ты взял Анну в жены. Ведь ее семья не против венчания? – Спросила она Энрико, вопросительно выгнув бровь.

– О… нет, почему я должен быть против? – Удивился брат, когда ему перевели суть вопроса. – Она носит ребенка князя, взять ее в жены – вполне приличествует традициям нашей страны. Тем более что речь идет о равном браке, а не о мезальянсе, дочь дожа – вполне достойная партия для князя.

На что Дмитрий хмыкнул и, загадочно улыбнувшись, взглянул на Анну. Та, потупив взгляд и наигранно смутившись, сидела молча и не отсвечивала. Все было сделано правильно и аккуратно. Сама она, следуя правилу, установленному изначально князем, о замужестве с ним не говорила ни явно, ни намеками. Но только с ним. Так-то интриги за его спиной она вела изрядные. Тихо, аккуратно, методично и последовательно. Этакими крохотными шажками, за которыми сразу и не поймешь, чего ей хочется и чего она добивается.

Но главным обстоятельством во всем этом деле оказалось то, что этот брак был действительно выгоден. Как в политическом плане – женатый князь имел выше статус в глазах простых людей[33]