Вдалеке послышался гудок поезда. Металлический скрип и дребезжание сотрясли прозрачную глубину осени. Гусеница состава вынырнула из-за горизонта и заскользила над улицей, отражая солнце. Воздух наполнился запахом топлива и накалённого металла.
«Рано, – отреагировал Азазель, – у тебя есть как минимум шесть причин остаться».
– Ни одной не вижу, – проговорила Миа. Звук её голоса утонул в громыхании состава, заходящего на посадку. Платформа под ногами заходила ходуном.
«Давай помогу, – бесстрастно отозвался череп. – Твоя мать чуть не умерла, вынашивая тебя. Ты обязана ей жизнью. Один. Твой отец, который очень за тебя беспокоится. Два. Незаконченная стажировка – вот третья причина. Без сертификата ты – никто, а родители хотят видеть тебя хотя бы субреаниматором. Оправдай их надежды, будь умницей».
– Тоже мне причина… – Миа фыркнула. – У меня под кроватью полная корзина грязного белья – это, наверное, повод номер четыре?
«Желание отмщения. Вот твой номер четыре. – Азазель укоризненно смотрел на подругу мёртвыми дырами глазниц. – Хотя бы это ты не можешь отрицать, Миа 4813».
– Пятую давай, – Миа обиженно надула губы.
«Твоё состояние, – ответил Азазель, – Ты уверена, что сейчас адекватно оцениваешь действительность?»
Поезд пронёсся мимо, подняв самый настоящий ураган, и с присвистом затормозил на платформе. Двери вагонов с гудением разъехались по сторонам. Колкие пылинки полетели в лицо. Миа прикрыла глаза рукой и закашлялась.
– И в этом ты прав, друг, – пробормотала она разочарованно, – только вот аргументы у тебя из пальца высосанные. Сразу видно, что мозга нет. Спорим, что до шестой не додумаешься?
Взгляд пустых глазниц Азазеля отозвался лукавством. Полированные зубы блеснули чистой платиной, заставив Мию сощуриться.
«Шестая причина в том, что твоя цель рядом, – подытожил Азазель. – Обернись, Миа».
Миа покосилась на своего полимерного друга. Показалось, что усмешка безупречно выточенных из полимера челюстей стала особенно ехидной.
«Быстрее, глупая!» – скомандовал Азазель.
– Не обзывайся!
Беспокойство стрелой пронзило грудь, заставив сердце захлебнуться тахикардией. Миа задержала дыхание и резко развернулась. Развевающиеся полы пальто хлопнули по икрам. Городские кварталы смазались в дрожащую линию, жилые высотки поплыли по кругу.
Взгляд встретил толпу горожан, торопящихся на посадку. Пропустив поток выходящих, суетливые особи погружались в вагоны, занимали места, вставали вдоль стен, держась за поручни…
Внезапно глаза выхватили в бушующем столпотворении знакомую фигуру. Миа застыла на месте: мышцы налились воском, отказываясь подчиняться командам мозга.
– Это что, шутка? – сорвалось с её губ. – Прочь, прочь, убогое видение!
Он словно был частью иной, параллельной реальности. Он существовал вне толпы, в своём собственном измерении. Время для него, казалось, текло медленнее, чем для торопливых пассажиров, сгрудившихся на платформе. Его выдавали плавные, сонные движения и задумчивый взгляд, прожигающий пространство насквозь и выходящий за его пределы.
Миа сжала зубы, сдерживая рык подстреленного зверя. Уж кого-кого, а его она не желала видеть точно. Второй раз за день – это уже слишком. Сегодняшнего позора в столовой хватило сполна. Надолго.
Остановившись метрах в десяти, объект проводил пассивным взглядом последних пассажиров. Ветер трепал его длинные волосы, стянутые в низкий хвост. Парень дёрнул пальцами молнию: воротник непромокаемой ветровки сошёлся под гладко выбритым подбородком.
– Ну, Азазель! Ну, зараза! – Миа поспешно отвернула лицо, чтобы не встретиться глазами с юношей.
«Я не об этом, – отозвался Азазель. – У тебя есть должок – вот шестая причина».
Юноша, впрочем, был слишком увлечён собственными мыслями, чтобы озираться по сторонам. Он постоял минуту-другую на платформе, со скучающим видом изучая географию городских кварталов, а затем скрылся в шахте лифтовых лестниц.
Миа с облегчением выдохнула. Не заметил. Ветер выдохнул ей вслед.
Городские кварталы цвели пестротой крыш. Кучевые облака над головой, сливаясь, превращались в тучи. Воздух, потеряв едкую ноту горения, насытился запахом озона и прелых листьев.
Но глаза уже не желали замечать красок осеннего пейзажа. Крепкий, высокий силуэт вырисовывался в памяти… Ухоженные волосы, неторопливая походка. И плечи: робко ссутуленные, будто бы он стеснялся выделяться.
«Ты ведь хотела увидеть его, Миа 4813, – замурлыкал Азазель, – я-то тебя знаю, как облупленную!»
– Сейчас кое-кто полетит вниз! – рявкнула Миа.
«Решилась всё-таки?» – голос в голове проникся нотками иронии.
– Я не шучу, ты, дебильный кусок пластика!
Азазель послушно затих. Лукавая полимерная улыбка превратилась в сухой оскал. Возразить ему было нечего: он находился заведомо в проигрышном положении.
Миа закрыла глаза, подставив щёки потокам прохладного воздуха. Нашёл, пустоголовый, чем задеть! Все его слова – не более чем глупая игра больного воображения. Но…
Всё же, в одном Азазель был прав. Она хоте…
…у неё есть должок, и она его вернёт!
2
Утро заглянуло в окно солнечной вспышкой. Нери зажмурился: глаза пронзила боль, отрикошетив в затылок. Последствия хмельных возлияний в компании Лихача оказались несладки.
Чёрт с ней, с головой… Главное, что его не тошнит. Уже не тошнит.
Или пока не тошнит?
Нери тщетно пытался стянуть волосы в хвост, стоя перед зеркалом. Таким угрюмым, слабым и бледным он видел себя впервые. Да и ощущал тоже: тело будто прессовали бетонными плитами всю ночь напролёт.
Из глубины зеркального омута на него глядел незнакомый человек. Бледный, помятый, грустный и немощный. Нери критически осмотрел чужака и ухмыльнулся. Отражение синхронно скопировало его улыбку. Что ж, придётся смириться с горестным фактом: это он, Нери 42.
Хорошо, что у него хватило сил доползти до душа после эпичной ночи. По крайней мере, цвет лица уже не отдавал зеленью. Головокружение то набирало силу, то сходило на нет, как кратковременный дождь в середине весны. Царящий в кухне запах кофе и ванили казался омерзительным.
Кожаный ремешок в который раз обхватил волосы у корней. Оставалось лишь затянуть его покрепче. Ну, давай же!
Нери напряг мускулы, пытаясь превозмочь дикую слабость. Правая рука в который раз нещадно заныла, но дело на этом не закончилось. Пальцы ослабли, отпустив кончик ремешка. Кисть руки непроизвольно сжалась в кулак, а затем распрямила фаланги, вновь позволив мозгу установить контроль над мускулами.
Волосы дождём рассыпались по плечам. Очередная попытка привести себя в порядок обернулась крахом. Страх подкатил к горлу приступом удушья. От плексопатии Нери мог ожидать чего угодно, но она ещё ни разу не выделывала такие фокусы с его рабочей рукой.
– Ж-ж-ж-жесть! – выкрикнул он, проклиная сам себя.
Незнакомец в зеркале скривил мину в бессильной ярости.
– Жесть… – повторил Нери уже тише.
Шаркающий звук почти невесомых шагов стал ему ответом. За зеркальной гладью проступило ещё одно отражение. Мать приблизилась со спины: её силуэт в солнечных лучах казался тёмным пятном. Она осторожно приподнялась на цыпочках, и Нери заметил блестящий предмет в её руке. Зубья густого гребня острыми иглами вонзились в кожу головы. Нери вяло повёл шеей. На большее не хватило сил.
– Не дёргайся, – прошептала мать.
Неслыханное добросердечие! Первая реплика в его адрес за пять дней.
Пальцы матери, сухие и холодные, стремительно перебирали его тяжёлые волосы. Как же ему не хватало этих рук в моменты, когда душа хотела выплакаться! Для Нери эта запоздалая забота была сродни подачке, но он стойко принимал её. И даже ощущал, как за грудиной, где-то в районе сердца, разливается парным молоком нежность.
Ремешок перехватил волосы: крепко и надёжно. Мать оценивающе посмотрела на результаты своего труда и натянула улыбку.
– Иногда я жалею, что ты уже не ребёнок, – хрипло проговорила она.
Нери недобро фыркнул. Когда ошибок уже не исправить, наступает время сожалений и покаяний. «А не жалеешь ли ты, что я вообще появился на свет», – хотел было сказать он, но сдержался. Лишние скандалы ни к чему. Периоды перемирий становились всё более короткими и зыбкими, важно было поймать момент и удержать его.
Обжигающее пламя снова вспыхнуло под рёбрами. Воздух внезапно стал терпким и вязким, реальность – чужой и отстранённой. Рельеф кухонных шкафчиков вздрогнул перед глазами: головокружение возвращалось вместе с тошнотой. Нери провёл сухой ладонью по лбу.
Мать встала рядом и положила руку на плечо. Два силуэта задрожали в зеркале под яростным обстрелом утреннего солнца. Две одинаковые пары глаз слезились.
– С чего это ты вдруг на меня внимание обратила, Лариса? – спросил Нери. Он всегда называл мать по имени, когда она приходила мириться первой.
– Я переживаю, Нери, – сдержанно выдавила мать. – Может быть, ты и не видишь, но это так. Вчера ты пришёл затемно и… Ты был пьян.
Вот это да: прямо Мёртвый континент открыла!
В животе зародилась горячая волна ярости и понеслась вверх, сметая всё на своём пути. Непереносимо-едкий запах ванили ударил в нос. Взгляд застелила трепещущая пелена, и Нери, было, подумал, что его снова вырвет. Оттепель растопила грубую корку льда, и теперь старые обиды и разочарования начали подниматься со дна на поверхность. Сдерживать слёзы становилось всё сложнее, и от этого делалось противно.
– Хочешь об этом поговорить?! – язвительно отозвался Нери, сбрасывая с плеча сухую материнскую ладонь. Эмоции кипели в сосудах, голос срывался в крик. – Восемнадцать лет ты молчала, а сейчас пришло время читать нотации?! Так?!
Лариса обожгла сына умоляющим взглядом. Рыжие волосы паутиной прилипли к щекам. Слеза соскользнула с её ресниц и побежала к подбородку.
– Нери, ты… – процедила она сбивчиво, – ты не знаешь, как я надеялась уберечь тебя от падения…
Досада свинцовой пулей вошла в грудь, вылетев промеж лопаток, точно в том месте, где кожу испачкало «клеймо грязных». Оставив мать позади, Нери широкими шагами поспешил в прихожую. Орнамент обоев проносился мимо, смазывая цветы и завитки в нечёткие линии.
– Я знаю, что восемнадцать лет был для тебя пустым местом! – взревел он. – Я был лучшим во всём, я превосходил сам себя только ради того, чтобы заслужить хоть толику твоего внимания, но в ответ всегда получал фигу! А сейчас ты внезапно решила покаяться, думая, что это залатает все чёрные дыры?! Знай: одного слова, даже самого искреннего, недостаточно, чтобы обернуть время вспять! А чтобы раны прошлого залечить – тем более!
– Нери, – мать поспешила следом. Ладони её мелко дрожали. – Я долгое время работала на двух работах, чтобы ты и твоя сестра ни в чём не нуждались и были сыты. Я уставала, и мне было тяжело изображать образцовую мать.
– Изображать?! – Нери уже не сдерживал слёзы. Солёные потоки бежали по щекам и шее, затекая под воротник рубашки. – Любовь, доверие, сочувствие – это не подделывается! Это не требует сил! Пусть доказано, что эмоции – это только химия, но она нужна! Как железо, поступающее с пищей! Как кислород в воздухе, которым мы дышим! Как мои… таблетки…
Цвета вокруг стали яркими и насыщенными, контуры предметов смазались. Боль снова прострелила правую руку, подтверждая его слова. Нужно срочно записаться на приём к реаниматору территориальной службы и поговорить о повышении дозы высокоселективных иммуносупрессантов.
Нери спешно утрамбовывал ноги в ботинки. Голова отозвалась приступом тошнотворной боли, когда он наклонился, чтобы зашнуровать их. Квадраты половой плитки задрожали перед глазами. Пальцы запутались в узлах шнурков.
Как часто, глядя в пустые и отрешённые глаза матери, Нери хотелось закричать: «Я здесь! Я существую! Посмотри же на меня! Посмотри!» Но однажды до его сознания дошла простая истина: он не нужен ей. Это открытие не опустошило, не ошарашило, не сбило с пути. Оно просто сплело в тугой узел несколько логических нитей, о существовании которых он знал и ранее.
Оно просто стало неотъемлемым элементом реальности, как чашка кофе поутру. Как общая с сестрой комната, разделённая ширмой пополам…
Как аутоиммунная плечевая плексопатия.
Головокружение накрыло штормовым приливом. Нери распрямился и откинулся на стену: поле зрения превратилось в калейдоскоп, играющий мозаикой цветных осколков. Реальность стремительно отдалялась. Только бы удержать равновесие!
– Не создавай иллюзий, – прошептал он, подняв на мать заплаканные глаза. – Никогда, слышишь? Я давно принял то, что ты меня не любишь. Пусть будет так. Только не притворяйся больше заботливой и сопереживающей, хорошо?
Лариса опустила покрасневшие глаза. Тяжёлый вздох сорвался с её губ.
– Нери, если я когда-нибудь причинила тебе боль, прости меня…
– Мне не больно, – сдавленно произнёс Нери, опустив развёрнутую ладонь себе на грудь. – Мне холодно. Вот здесь.
Тошнота снова подкатила к горлу натужным спазмом. Кисловатый привкус во рту воскресил в памяти вчерашний вечер, добродушное, широкое лицо Лихача… Да где это видано, чтобы отчим пёкся о пасынке пуще родной матери?
Нери сглотнул, подавляя рвотные позывы. Набросил ветровку и поспешил к выходу. Каждый шаг порождал всплеск ноющей боли в затылке.
Дверь громко хлопнула за спиной. Звук пролетел по лестничной клетке метеором, ударяясь о стены безлюдного коридора. Нери был рад этой пустоте: слёзы навек останутся их с матерью маленькой тайной. Наконец-то можно мысленно обозвать себя тряпкой! Он промокнул щёки салфеткой. Теперь лишь влажные пятна на воротнике рубашки напоминали о маленькой слабости.
Совесть перетянула сердце колючей проволокой. Как бы он ни презирал мать, какую бы обиду ни хранил в душе, он должен был остаться с ней сейчас, а не убегать в никуда, хлопнув дверью.
Стоило постучаться в родную дверь. Стоило вернуться обратно. Стоило обнять мать, извинившись за очередной скандал. Но он не мог переступить через себя…
Потому что от её слёз многолетний лёд превращался в воду.
3
Коридор пятого этажа факультета встретил химическим запахом краски, прохладой кондиционеров, белой пустотой стен и пугающим предчувствием неизбежного… Не успел Нери покинуть кабину лифта, как возбуждённый гомон голосов окутал его. Девичий смех прорывался сквозь гул, и Нери прикрыл уши, чтобы хотя бы на мгновение почувствовать себя в безопасности.
А безопасность сейчас была превыше всего. Потому что смеялись сегодня в его честь. От этого хотелось раствориться в воздухе, рассосаться, обрести невидимость.
Вчерашний вечер, определённо, привёл его на Доску нарушителей. Не стоит даже сомневаться – он накуролесил на прямое попадание в топ. Второй раз за три года обучения. Только на этот раз повод был более серьёзным, чем невинный поцелуй.
Как в подтверждение догадки, Нери заметил толпу студентов, сгрудившуюся в холле у Доски нарушителей. Юноши, едко злорадствуя, толкали друг друга; девушки кокетливо прикрывали рты. Озеро звонкого смеха растекалось вокруг, искрясь нотками переливов.
Одинокая красная строчка зловеще мерцала на самом верху экрана, приковывая взгляды. Ниже тянулся добрый десяток жёлтых. Нери точно знал, чьё имя выведено сегодня красными буквами. Это он, Нери 42, станет сегодня добычей безжалостных стервятников; и они, наверняка, уже готовы кинуться на запах кровоточащей плоти. Он кожей чувствовал их голод.
Рациональнее было бы сейчас укрыться от любопытных взглядов где-нибудь в подсобке. Чужие клевки равносильны медленной гибели под пытками.
Нери поймал взглядом отражение на зеркальной стене: ужасающий незнакомец всё ещё шагал рядом, и внушал отвращение своим присутствием. Как же хотелось прогнать его прочь: бледного, мятого и дрожащего! Но истина была обезоруживающей и горькой: убежать от себя невозможно. Оставалось лишь обречённо пожать плечами. Сегодня этот сутулый тип – его верный спутник.
Ноги упрямо несли в толпу, прямо в гнездо голодных до чужой беды. Какая-то бессознательная часть Нери хотела убедиться в том, что роль всеобщего факультетского посмешища сегодня отведена действительно ему. Да и интересно будет посмотреть, сколько стипендиальных баллов сняли за нарушение.
Прочь сомнения: вот и первый звоночек! Три смеющиеся девушки прижали Нери к стенке около кабинета молекулярной биологии. Нудные и фальшивые члены студенческого актива. Сейчас начнутся нотации…
– А вот и Нери 42, один из лучших студентов третьего курса, – заискивающе пропела одна их девушек: крупная брюнетка с физиономией, как по циркулю. – Но так ли он хорош на самом деле?
Началось! Весь словарный запас утонул в вязкой жиже похмелья. Головокружение снова смазало поле зрения, превратив его в трепещущий рой ярких пятен.
– Да уж, получше тебя, – процедил Нери растерянно, – по крайней мере, к людям не пристаю.
– Сейчас проверим, – продолжила толстушка. – Сейчас узнаем, способно ли твоё сердце к сочувствию, Нери.
– Тридцать собак и сорок четыре кошки в приюте для бездомных животных нуждаются в срочном дорогостоящем обследовании и лечении, – продолжила девушка с едкими розовыми волосами и уродливой родинкой над верхней губой. – Хозяева предали их, люди причиняли им боль. Видел бы ты, в каком состоянии они находятся! Их души стонут и плачут, сердца обливаются кровью! Мы с девочками курируем их, покупаем пищу, оплачиваем пребывание и ночлежки. Но средств на всё катастрофически не хватает. И мы проводим акцию. Перечисли половину стипендиальных баллов в фонд помощи бездомным животным, сделай мир добрее! Уже четыреста пятнадцать студентов факультета участвуют в ней. Присоединяйся, не стыдись, Нери 42!
– К тому же, ты получаешь вдвое больше баллов, чем остальные, – хихикнула за спиной брюнетки сухенькая коротышка. – Тебе не жаль тратить стипендиальные баллы на алкоголь, но жаль отдать их тому, кто нуждается в них больше? Тебе не стыдно пройти мимо голодного котёнка, но стыдно поучаствовать в нашей акции?
Если это шутка или насмешка, то, по крайней мере, не так уж она и жестока. Нери гордо распрямил спину в готовности достойно ответить на атаку. Молчаливый помятый спутник, чёрной тенью плетущийся следом, скопировал движение.
– Стыдно? – Нери приподнял бровь. – Я с удовольствием помог бы особям с поломками и повреждениями или больным детям. А вот прерывать цепь естественного отбора… Да, пожалуй, мне стыдно идти против самой природы! Вот вам дельный совет: направьте свой энтузиазм в более полезное русло. В учёбу, например.
Девушки сконфуженно переглянулись, будто бы обдумывая коварный план. Нери окутал тонкий цветочный аромат духов, смешанный с душком чужого пота. От жутковатого амбре под рёбрами снова заплясали чёртики с факелами.
– Бессердечный! – возмутилась брюнетка. Круглое лицо её запылало яростью. – Человек в состоянии помочь себе сам! Он злоупотребляет своим положением в иерархии живых существ, истребляя своих меньших братьев! Животные, в отличие от него, не способны на предательство и жестокость! Кто им поможет, если не мы?!
Нери прыснул: вот она, псевдомораль! Здравствуйте, двойные стандарты. Нет, он не видел ничего дурного в благотворительности, но искренне презирал фанатизм и позерство.
Впрочем, почему бы не проверить, насколько эти женские особи искренны в намерениях?
– Кошки дерут мебель, собаки пахнут псиной, – кивнул Нери, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Грызуны мне больше по душе. Вот что я вам скажу: в подвале студенческого общежития погибает несколько замечательных крысиных семей. У двухста крысят увеличена печень от постоянного контакта с ядом и химикатами, им срочно нужна субклеточная томография. Жестокий человек убил их мать, запустив в неё допереломным резиновым сапогом. Они потеряли доверие к людям, их плач слышен даже на верхних этажах общежития, но в глубине души эти крысятки всё ещё верят в добро. Сырость подвала – верная смерть для них. Возьмёте их хотя бы на передержку, добросердечные вы мои, тогда, так и быть, помогу.
Он протолкнулся вперёд, разорвав полукольцо оцепления, и ринулся к Доске нарушителей.
– Фу, – закричала ему вслед сухенькая, – тварь безжалостная! Живодёр! Подумать только: крыс на курацию взять предложил! Этих мерзейших паразитов!
Но Нери уже не слышал гневную тираду. Интерес к девушкам, прикрывающим гордыню благой целью, был потерян окончательно и бесповоротно. Внимание приковала гудящая толпа студентов впереди.
Осиное гнездо… Сейчас придётся его разворошить! Он приближался на опасное расстояние, и сегодня он был обмазан сладким джемом.
Нери остановился. Вдохнул едкий запах свежей краски и мела. Ноги предательски задрожали. Ещё оставалось время передумать, развернуться и дать дёру. Он затравленно огляделся, ожидая нападок, но никто и глазом не повёл.
Стоп! Вот, кажется, и первая оса. Из толпы, по-спортивному пригибаясь к полу, выбежал ухоженный парень в цветастой рубашке. Известная на факультете личность: третьекурсник Шале 487 по прозвищу Золотой Дракон. Заносчивый и легкомысленный, известный на факультете оратор. Речи Шале, правда, не всегда отличались логикой, но уж эмоциями изобиловали сполна!
Но сейчас Шале не был похож ни на пафосного альфа-самца, ни на золотого дракона. Он выглядел обескураженным и растрёпанным, как щенок из подворотни. Щёки его отчаянно полыхали. Во взгляде круглых карих глаз сквозило возмущение.
И – да – Шале непробиваемым танком шёл точно на него.
Дыхание остановилось на вдохе. Нери остановился, ожидая укуса.
Шале приблизился вплотную: карикатурно-крупный, мускулистый, подтянутый. С размаху опустил тяжёлые ладони на плечи Нери. От напыщенного кареглазого взгляда покоробило. Никак, драться собрался. Только вот ответить Нери вряд ли сможет…
Отчаяние нарастало, заставляя колени дрожать. Настало время презирать самого себя: трусливого, слабого и беспомощного.
– Шале, может… – попытался Нери решить несуществующее противоречие.
Но прежде, чем он успел закончить, с губ Шале сорвался отчаянный визгливый вопль:
– Нери 42, ну хоть ты меня спаси от них!
Нери непонимающе взглянул в испуганные глаза Шале.
– От кого? – пробормотал он. – Как бы тебе меня спасать не пришлось…
– Глупые шутки, Нери 42!!! Харе прибедняться!
Крепкие пальцы обхватили плечи, впиваясь в кожу. Шале при никогда ещё не вёл себя столь странно и вызывающе. По крайней мере, не на памяти Нери.
Нери вздёрнул подбородок и уставился на Доску нарушителей. Сердце ушло в пятки, выдав сто двадцать ударов. «Шале 487» – дерзко выкрикивали позорные красные буквы. «Внебрачная интеграция» – гласило пояснение во втором столбце. Вздох облегчения вырвался из груди: сегодня Шале принял на себя роль жертвы и стал его невольным спасителем.
Имя Нери, к удивлению, было лишь четвёртым в списке. Сто пятьдесят баллов санкций и месячный мораторий на десерты – не так уж и страшно.
– Низменные первичные инстинкты, значит, побороть не смог? – усмехнулся Нери. Страх отступил в мгновение ока. – Как же так, Дракон?
– И ты туда же?! – Шале всплеснул руками. – Нери, прошу тебя, не рассуждай о том, о чём понятия не имеешь. С этим невозможно бороться!
– Возможно, если голова правильно работает, – подмигнул Нери. – Подумать только! Горделивый Золотой Дракон пал жертвой первичного!
Смуглое лицо Шале, обрамлённое бакенбардами, исказила гримаса недовольства; глаза засверкали, испуская молнии.
– Ты не знаешь, о чём говоришь, Нери 42! – прокричал он, толкнув Нери. – Такие как ты, рассуждают о Мёртвом континенте, не отрывая задницы от лежака! Да тебе просто завидно: ты же не узнаешь никогда, что это такое! С тобой даже последняя дурнушка не свяжется, потому что ты – грязный! Грязный!
За восемнадцать лет грязной жизни Нери ни разу не получал такого искреннего и откровенного оскорбления. Что ж, всё когда-нибудь происходит впервые.
Времена дискриминации по признаку генетической неполноценности минули лет пятьдесят назад, и теперь любая попытка унижения грязных жестоко каралась. Грязные уже давно могли жить полноценно, ни в чём себя не ограничивая: проходить все ступени образования, занимать высокие посты, заводить семьи и воспроизводить потомство. В литературе и текстах песен запрещалось использование слова «грязный»; в каждом кинофильме хотя бы один положительный герой обязан был как бы непреднамеренно продемонстрировать зловещую татуировку меж лопаток…
Однако многие грязных по-прежнему сторонились и не воспринимали всерьёз. Слишком уж долог был период дискриминации. Презрение к генетически неполноценным намертво закрепилось в коллективном сознании, как запах сырости и крысиного помёта в старом подвале.
– Не боишься, Шале?! – рявкнул Нери. Раздражение и злоба пошли горлом. – При свидетелях, всё-таки!
Но Шале, казалось, не слышал его.
– Грязнуля будет указывать мне, как я должен жить и с кем я должен интегрировать?! – взвопил он, с девичьей истерикой заломив руки. – Твоё дело, Нери 42, менять подгузники сестрице и не лезть в ту жизнь, которой ты никогда не сможешь вкусить!
Впрочем, Шале не желал продолжать спор. Показав Нери мускулистый зад, обтянутый модными лосинами, он поспешил прочь. Возмущённые вопли ещё долго доносились до ушей Нери, но и они в конце концов затихли.
Конфликт был исчерпан. Обида кипятком плескалась где-то внизу живота, но Нери старался держаться. Эмоции можно подавить, но нельзя позволять им подавлять тебя. Ничего ведь не изменилось от слов этой истерички мужского пола, всё осталось как прежде. Как прежде…
– Нери, ты правда грязный? – чьи-то руки заискивающе вплелись в волосы. – Грязные меня возбуждают…
Нери выстрелил косым взглядом из-за плеча: осторожно, чтобы не выдать раздражение. За его спиной накручивала его же волосы на палец высокая блондинка. Две пуговицы на её белоснежной блузке были расстёгнуты, вырез подчёркивал очертания крупной груди.
– А ты меня – нет, – ответил он, освобождая волосы из чужой хватки.
Блондинка наморщила нос, будто спасаясь от неприятного запаха.
– Ты что, поверил? – хохотнула она. – Да чтоб я с грязным связалась?!
– Руки помыть не забудь, – фыркнул Нери в ответ.
Нери двинулся к лифтам. По пути он прикидывал, что хуже: оказаться на Доске нарушителей в топе или прослыть грязным на весь факультет. Он с удовольствием забрал бы слова, сказанные в укор Шале, назад, если бы это повернуло вспять его судьбу и сохранило информацию об особенностях его генотипа под замком… Но, к сожалению, слово – не воробей. Ни он, ни Шале не смогли бы изменить то, что уже свершилось.
Самое мудрое, что Нери мог сейчас сделать – принять ситуацию такой, какая она есть. Нужно вести себя непринуждённо и спокойно, тогда никто не примет слова Шале всерьёз.
Непринуждённо и спокойно.
4
– Можно я присяду? – знакомый, богато окрашенный эмоциями, голос прогремел над ухом Нери, выводя его из оцепенения.
– А? – Нери приоткрыл глаза и повернул голову, осматриваясь. Перед глазами предстал лекционный зал с гладкими светлыми стенами, панорамными окнами и рядами столов. Обзорный экран у кафедры зиял чернотой. Двери были всё ещё разблокированы: значит, до конца перемены ещё есть время.
– Можно я присяду? – повторил голос раздражённо.
Нери поймал заспанным взглядом знакомую фигуру. Интересно, что пафосный альфа-самец забыл рядом с грязным?
– Шале? – проговорил он сонно.
– Нет, вырубись твой процессор, Господин Президент! – язвительно прокаркал Шале. – Конечно, это я. Пустишь рядышком?
Нери, изобразив глубокое презрение, отодвинулся на середину скамьи.
– Не перепачкайся, – процедил он сквозь зубы, – грязь хорошо заметна на золоте.
Шале сконфуженно скривил рот. Усики над его верхней губой изогнулись. Он присел на край скамьи, положив рядом красную лакированную сумку, и вытащил конспектор последней модели в мягком кожаном чехле.
Похоже, он решил обосноваться тут надолго!
– Я и хотел об этом поговорить, – произнёс Шале, внезапно потеряв уверенность и пафос. – То есть, не совсем об этом… Я сильно погорячился сегодня утром.
Нери отвернулся и принялся созерцать панораму города за окном. Его переполняло отвратительное ощущение, будто бы о его душу, как о половую тряпку, вытерли ноги. Шале предсказуем, как прочитанная книга: испугался, видимо, что он, как последний подлец, побежит жаловаться в деканат!
Как же хотелось Нери оказаться там, за окном, в плену городских улиц. Как хорошо, наверное, быть потерянным фонарным столбом среди башен-высоток и гудящих арок воздушных дорог. Или планировать голубем под навесом сизых туч.
– Кто бы сомневался, – Нери спрятал глаза, подавляя внутри жар обиды.
– Сможешь это… забыть? – Шале с трудом подбирал слова. – Я еле отсидел две пары, всё думал об этом и покоя себе не находил…
Нери фыркнул. Подумать только, какие сюрпризы преподносит жизнь! Неужели Золотой Дракон жалеет, что обрыгал пламенем грязного пре-имаго? Было неловко, но не из-за того, что разговор затрагивал болезненную тему генетического несовершенства и дискриминации грязных. Шале по непонятной причине шёл на сближение. Это пугало и настораживало: пускать этого человека в душу не хотелось.
Нужно было сказать что-то, чтобы Шале побыстрее отлез.
– Забыть – нет, – отчеканил Нери, – но жаловаться не побегу, успокойся. Хотелось мне с этими актами возиться…
Гул голосов нарастал в геометрической прогрессии. В проходе сновали туда-сюда студенты. Кто-то безжалостно запустил в Шале смятой упаковкой из-под агарового мармелада. Тот лишь брезгливо сбросил слюдяной комок на пол, не поддаваясь на плоские провокации. Амбициозный собеседник, оказывается, умел прекрасно держать себя в руках.
Однако лицо Шале по-прежнему выражало крайнее недоумение. Слова Нери, казалось, не принесли ему ни облегчения, ни успокоения.
– Вот чёрт! – растерянно пробормотал Золотой Дракон.
Лампы на потолке замерцали. Огромные окна подёрнулись тонированной плёнкой. Звенящий сигнал оповестил, что до начала лекции осталось две минуты. Гомон внезапно затих: теперь лишь нотки робкого шёпота изредка прорывались сквозь тишину.
– С чего это ты так обо мне печёшься? – фыркнул Нери.
Шале сдавленно молчал, покусывая нижнюю губу. Капельки пота проступили на его лбу, смуглая кожа залоснилась.
– Твоё поведение должно иметь под собой какую-то причину, – повторил Нери более настойчиво. – Просто скажи, что тебе от меня нужно?
– Раскаяние – вот причина! – Шале рьяно всплеснул руками. – Мне стыдно, Нери! Я ведь всегда уважал тебя и восхищался твоим интеллектом! А сегодня, после того, как ты меня подколол, что-то в голове переклинило…
– Давайте потише! – пролетел над залом строгий голос, прервав пламенную речь Шале, – не одни вы тут!
В первом ряду мелькнуло раскрасневшееся лицо Гандивы 2, похожее на перезрелый помидор. Его медные волосы струились над выдающимися, острыми скулами, взгляд осуждающе пилил Нери.
Нери лишь ухмыльнулся ему в ответ. То, что он когда-то называл Гандиву другом, сейчас казалось удивительным. Отношения между ними давно сошли на нет: то ли из-за бесконечного духа соперничества, то ли из-за того, что Гандива всегда стремился сломить Нери попытками перевоспитания. Нери, в общем-то, об этом не жалел. Этот тиран с комплексом Наполеона может и дальше прикидываться властелином мира, но он никогда не пригнёт к колену Нери 42: слабого, но гордого.
– Эмоции – это не аргумент, – произнёс Нери сдавленно. Тяжёлый взгляд Гандивы по-прежнему стоял перед глазами, как предвестник беды.
– Я не знаю, как с тобой разговаривать! – Шале по-девичьи надулся, отвернувшись. Налакированная длинная чёлка загородила самодовольный взгляд.
Звук его голоса утонул в протяжном гудении дверей. Проём сомкнулся до тонкой линии, а затем исчез вовсе. Профессор степенными шагами прошёл к кафедре и включил обзорный экран. Разноцветные круги резво заплясали по чёрному полю.
Нери потянулся за ручкой конспектора. Пальцы жадно обхватили прохладный металл. Знакомая боль возродилась фениксом, отчаянно обожгла кожу чуть выше плеча, побежала вниз по нерву. Кулак разомкнулся, встретив её напор. Ручка грохнулась на стол, отразив электрический свет ламп.
– Вот дерьмо! – шёпотом выругался Нери. Он предпринял ещё одну попытку взять ручку. Ужас пробежал кипящими пузырьками по сосудам, оглушив. Пальцы не слушались. На столе лежала безжизненная рука манекена.
– Этого только не хватало!
Нери изо всех сил старался совладать с собой. Дыхание участилось и стало отдавать хрипотцой. Во рту появился знакомый, едкий привкус металла. Мозг упорно отсылал пакеты команд по нервам, призывая кисть сжаться в кулак. Кончики пальцев надрывно дёрнулись, царапая полированную поверхность. Результат был неудовлетворительным, но он был.
– Что-то случилось? – заискивающе зашептал Шале над ухом.
– С чего ты взял? – фыркнул Нери, не отрывая глаз от конспектора.
Мозг не оставлял настойчивых попыток расшевелить руку. На этот раз пальцы почти сомкнулись. Откладывать визит к реаниматору нельзя. Сегодня, как только двери факультета захлопнутся за ним, Нери побежит в клинику, сверкая пятками!
– Ты выглядишь расстроенным и обескураженным, – пробормотал Шале растерянно.
Нери сжался в комочек, стараясь оградить себя от навязчивого желания Шале читать его эмоции. Но, тем не менее, он не мог обманывать сам себя дальше и отрицать то, что тронут внезапной заботой.
Монотонный голос лектора плыл двоящимся облаком над залом, но Нери уже не стремился поймать основную тему лекции. Мысли находились далеко и отливали отнюдь не радужным сиянием. Нери сложил руки и опустил на них голову, словно собираясь вздремнуть. Теперь торец стола надёжно скрывал его от лектора. Пожалуй, это единственный способ не подставить себя: сегодня записывать умные мысли за Профессором он точно не сможет.
– Прости меня, Шале, – проговорил Нери неожиданно, не ожидая от себя. – Я был неправ, когда начал над тобой издеваться утром. Как ты сам ни скажешь: в голове переклинило. Я почувствовал себя одним из этих стервятников…
Он обвёл осторожным взглядом аудиторию.
– Я не сел бы сюда, если бы злился, – Шале сдвинул брови. – Неизбежна судьба того, кто попал в топ нарушителей. Я принял это ещё вчера ночью. Это был мой выбор, я его хорошо осознавал. Но до последнего на что-то надеялся.
– Завтра у них появится новая мишень, и они забудут о тебе и твоей оплошности, – кивнул в ответ Нери. Он виновато улыбнулся, ощущая, как страх отступает прочь. Сделать шаг навстречу оказалось не так уж и сложно.
Шале поймал улыбку и подмигнул ему в ответ:
– Можешь снова обвинить меня в отсутствии здравого смысла, но знай: я ни о чём не жалею. И, если бы время обернулось вспять, я поступил бы так же.
– Хороша твоя Принцесса, Золотой Дракон?
– Ты даже не представляешь, как! – губы Шале тронула улыбка, сделав его лицо открытым и красивым. – Я всегда выбираю самое лучшее!
Повисло неловкое молчание. Лишь тирада лектора неслась над головами. Пыльный воздух трепетал и содрогался.
– Это хорошо, – в конце концов сказал Нери. – К вам теперь пристанут надолго и точно попытаются поженить… Будь к этому готов.
– Да знаю я, – недовольно сморщился Шале. – Я-то, считай, выкрутился без потерь. Но не представляю, каково ей сейчас…
Он открыл сумку и извлёк бумажный пакет. Пошуршав вощёной бумагой, достал протеиновый пончик с шоколадным кремом.
Тошнота снова ударила Нери под дых, во рту появился неприятный кислый привкус.
– Будешь? – Шале протянул пакет.
– Перед смертью не надышишься? – усмехнулся Нери, покачав головой. – Нет, спасибо.
– Что-то вроде того, – кивнул Шале, прокусывая хрустящую корочку. Крем шоколадными разводами отпечатался на его верхней губе. – А что, грязные не едят пончики?
Нери прыснул. Теперь слово «грязный» из уст Шале прозвучало даже забавно. Стоило ли обижаться?
– Мораторий на жареное, – пояснил Нери, – с пятнадцати лет.
– Ясно, – коротко отреагировал Шале, – ты, смотрю, не самый счастливый человек.
Нери снова попытался сжать кисть. На этот раз она послушно подчинилась. Полировка стола скрипнула под пальцами, костяшки упёрлись в щёку. Страшные вещи всегда происходят в самый неподходящий момент. Следующее занятие – зачёт по самообороне, и если рука подведёт, можно будет распрощаться со стипендией.
– Откуда ты узнал, что я грязный? – поинтересовался Нери. – И о моей сестре?
– Многие догадываются, – развёл руками Шале. – Я лишь слышал сплетни от других. Кто-то из ребят заметил, что ты всегда распускаешь волосы перед тем, как переодеться к самообороне. И надеваешь рубашки с застёжкой, чтобы воротник не поднял шевелюру. А ещё у тебя освобождение от бассейна.
– Я освобождён из-за того, что плавать не умею, – возразил Нери.
Нери не лгал: он действительно принадлежал к тем немногим, кто в воде кирпичом идёт ко дну. Но у него была и ещё одна правда. Своя. Доказать преподавателю, что он не умеет плавать, не составило бы труда. Нери мог даже пройти освидетельствование у реаниматора высшего нервного профиля, документально подтвердить свою фобию и получить, в конце концов, освобождение. Но ещё на первом занятии Нери заметил контуры стрелы, направленной вниз, на спине преподавателя и понял, что договориться с ним будет несложно. Грязные всегда хорошо понимали друг друга.
– Татуировки у тебя никто не видел, – подтвердил Шале, хрустя пончиком. Он согнулся вдвое, почти уйдя под стол. – Ты молодец, хорошо маскировался.
– Это несправедливо, Шале, – протянул Нери, вдыхая навязчивый запах ванили и мальтозной пудры, – несправедливо, что нас считают отбросами. Несправедливо, что нас заклеймили, как скот. Встречать по рангу – удел глупцов.
– Не будь занудой, – Шале наградил его задумчивым взглядом. – Это не конец света.
– Ш-ш-ш-ш-ш-ш! – над рядами пронёсся сердитый возглас. Несложно было догадаться, кто снова решил выпендриться. – Я ничего из-за вас не слышу!
Нери приподнял голову над столом. Холодные голубые глаза Гандивы по-прежнему целились точно в его лоб.
Профессор стукнул кулаком по кафедре, сердито что-то пробурчав.
– Вот язва! – прошептал Шале с досадой. – Смотри, он что-то задумал!
Гандива поднялся со своего места и уверенной походкой двинулся к лектору. Его чисто вымытые, чуть взлохмаченные волосы отливали медью в лучах ламп. Подойдя к Профессору, он салфеткой отвёл акустический усилитель в сторону и принялся что-то объяснять, сдержанно жестикулируя. Пожилой профессор лишь качал головой в ответ. Пару раз он резким жестом показывал Гандиве на его место, призывая вернуться за стол, но тот и не думал останавливаться.
– Стучит, скотина, – Нери сжал зубы: он точно знал, кто сейчас попадёт под раздачу.
– В дверь выкинут – в окно залезет, – Шале кивнул, подтверждая догадки. – Та ещё падла!
Ярость и отчаяние обжигали грудь Нери, частый пульс гулко отдавался в висках. Молодец, Гандива, держи пончик! Сколько же терпения нужно, чтобы дождаться момента, когда Нери проколется! Какой отвагой надо обладать, чтобы надавать по слабому месту чужими руками. И неважно, что в подковёрных интригах Гандива 2 не силён. Главное, что, как ни крути, в данной ситуации он прав, и никто его за это не осудит.
После очередного настойчивого жеста Профессора, Гандива развернулся и поспешил на место. Лицо его пылало болезненной краснотой, взгляд голубых глаз был холодным и безжалостным.
Нери скривился, на всякий случай, набрав в грудь воздуха. Сейчас грянет взрыв!
– Нери 42! – Профессор снова развернул усилитель к себе, – о чём только что шла речь?
Нери разогнул колени, приподнявшись над столом:
– Второй постулат Бора, Профессор.
– Сформулируйте! – приказал лектор.
– Правило частот, – выпалил Нери. – Излучение света происходит при переходе атома из стационарного состояния с большей энергией в стационарное состояние с меньшей энергией…
Шале слева от Нери поперхнулся то ли от смеха, то ли от удивления.
– Покажите Ваш конспект, – перебил Профессор.
– Но… – воскликнул Нери, опешив, – я же ответил…
Добрая сотня глаз сверлила Нери. Злобные хищники почуяли лёгкую добычу, их уже будоражил солоноватый запах свежей крови. И вожак стаи восседал в первом ряду: горделиво, с прямой спиной. Как и обычно, безмятежный, но готовый к броску в любую секунду.
– Покажите, – повторил Профессор. – Спуститесь к кафедре, снизойдите до моего уровня, Нери 42.
Ядовитые смешки пронеслись над залом. С трудом перебравшись через торчащие коленки Шале, Нери двинулся к Профессору. Ряды столов, усеянные десятками любопытных глаз, стремительно поплыли назад. Тревога затрепыхалась внутри, мешая дышать.
Он остановился напротив кафедры и протянул Профессору конспектор с пустым электронным листом.
– Пожалуйста.
Профессор требовательно, но беззлобно посмотрел на Нери. Морщины нитями паутины разбежались из уголков его глаз.
– Да-а-а, – процедил Профессор с долей издёвки, глядя на пустоту экрана, – и это Нери 42. Один из лучших. Я надеюсь, у Вас есть, что сказать в оправдание?
– Есть, – Нери с вызовом посмотрел на Профессора. Кровь в его сосудах кипела, обдавая тело жаром.
– Так встаньте лицом к аудитории и скажите! Смелее!
Нери обернулся. Сотни взоров нацелились на него, превращая в живую мишень. Сотня отравленных пуль готова была поразить его в самое сердце, не оставив и шанса на выживание.
«Гандива, ты – моральный урод! – вертелась в голове Нери истошная речь: настоящий крик души. – Ты – мерзкая трусливая крыса! Ты идёшь по головам слабых, считаясь только с собственными целями! Ты вылизываешь тарелки сильных, завоёвывая их расположение! Но все знают, почему ты здесь и кто стоит за тобой. Все победы, которых ты достиг – дело чужих рук. На самом же деле ты – пустое место, и ты сам это знаешь. Ты ограничен и недалёк. Ты и гроша ломаного не стоишь!»
Рот Нери приоткрылся, язык подтянулся к нёбу в готовности выдать пламенное признание. Придавленный аффектом, он сделал шумный вдох и захлебнулся воздухом. И тут же хрипло откашлялся.
– Держите себя в руках, Нери 42, – услышал он шёпот Профессора за спиной. – Не опускайтесь. Не лезьте в эту грязь.
– Я… – пробормотал Нери, отдышавшись.
Сдавленные смешки полились с задних рядов. Нери пристыжено опустил голову, рассматривая свои ботинки. Кретин, да и только! Мог бы – надавал бы Гандиве по пятое число!
– У Вас есть что сказать? – повторил профессор.
– Н-нет… – Нери попытался выдавить сдержанную улыбку. – Нет!
– Хорошо. Нет, просто замечательно, что Вы воспринимаете всё на слух и умудряетесь делать несколько дел одновременно. Можете вернуться на своё место, – выдавил Профессор.
Нери двинулся в четвёртый ряд. Голос Профессора снова загремел за спиной. Лекция, как ни в чём не бывало, продолжалась. Студенты с любопытством перешёптывались, когда он проходил мимо, но реплики не долетали до ушей. Все шумы заглушил напряжённый звон в голове.
– Вот и меня опозорили, – разочарованно проговорил Нери, бухаясь на скамейку рядом с Шале. – Я уж думал, что пронесло…
– Ты что, – протянул Шале в ответ, – он сейчас совсем не тебя идиотом выставил…
Нери вздрогнул. Странные слова, которые произнёс Профессор для него одного, воскресли в памяти. Он представил, как выкрикивает пламенную речь, посвящённую Гандиве, у всех на виду, и дрожь побежала по коже. Поступить, как недалёкая истеричная девчонка, идя на поводу у своих эмоций – что может быть безрассуднее? Совесть загрызла бы его, когда к нему вернулся здравый смысл. Он не пережил бы такого позора и, наверное, предпочёл бы броситься в лестничный пролёт…
Ну, или под монорельс. Чтобы быстро и качественно.
Месть – это блюдо, которое подают холодным. Пожалуй, полутора часов лекции по квантовой физике будет достаточно, чтобы остыть.
– Дай-ка пончик, – прошептал Нери, протягивая руку в сторону шуршащего пакета.
Воздух насытился запахом ванили и шоколадного крема.
Нери точно знал, что он должен делать.
5
– Ты думаешь, он так просто это оставит? – выпалил Нери. Раскаяние уже действовало на нервы. Сердце колотилось чаще, стреляя разрядами пульса в виски. Пожалуй, нужно было подождать пару дней прежде, чем мстить. – Я не смогу драться с ним.
– Взбодрись, – Шале стянул рубашку. – Я прикрою если что. У меня тоже руки чешутся.
Раздевалка для юношей пахла сыростью, спортивным инвентарём и одеколоном. Оштукатуренные стены хранили в глубине трещин отпечатки баталий. Стройный ряд деревянных шкафчиков выстроился у дальней стены. Точно напротив, под потолком болталась устаревшая конструкция голографического проектора, разбавляя обыденность бурчанием диктора.
Нери с недоверием посмотрел на Шале. Тот, как ни в чём не бывало, продевал мускулистые бицепсы сквозь рукава спортивной футболки. Неожиданно обретённый товарищ за два часа дружбы уже успел стать его сообщником.
Хлопчатобумажная ткань обтянула широкие лопатки… Полутора часами ранее эта спина прикрывала Нери, пока тот мазал конспектор и лямки рюкзака Гандивы шоколадным кремом. Грозному старосте пришлось отлучиться по малой нужде в начале перемены. Видимо, дело не терпело настолько, что Гандива счёл допустимым оставить вещи без присмотра. Не воспользоваться счастливой случайностью Нери не мог.
Квадратная физиономия диктора плыла над раздевалкой, шевеля губами. Сюжеты, облачённые в форму голограмм, сменяли друг друга, но каждый новый походил на предыдущий. В городе не осталось иных новостей, кроме как о водяном бешенстве.
– Первые признаки болезни – немотивированная усталость, фебрильная лихорадка, гиперемия кожных покровов, мышечная слабость, – информировал главный городской реаниматор. – Возможны, но не обязательны психоэмоциональные нарушения. Например, придирчивость, различные бредовые идеи.
– Наш товарищ-то, кажется, болен этой дрянью, – Шале подмигнул. – Может, сдадим его в лечебницу?
– Шутки шутками, – подал голос Нери. – И всё равно я боюсь, что он нажа…
Его фразу прервал натянутый скрип двери. Отдалённый грохот стрельбы ворвался в раздевалку: предыдущая десятка юношей уже сдавала зачёт. В узкое пространство помещения ввалились, переговариваясь, пятеро парней с потока. Нери поспешно закрыл рот, боясь сболтнуть лишнего.
– Нери, я бы сторонился его на твоём месте, – гоготнул один из парней, бесцеремонно тыча пальцем в Шале. – Кто знает, с кем ему сегодня развлечься захочется.
Зловредное хихиканье раскачало воздух.
– Ой, да заткнись уже, я девушек предпочитаю, – парировал Шале, томно закатив глаза. – Тебе моё общество точно не светит!
Нери поднял руки к волосам, чтобы по привычке распустить их, закрыв «клеймо». Сердце колотилось, как огромный тамтам. Он уже жалел о содеянном и страшился возмездия. Один лишь факт радовал: согласно нумерации по числовым коэффициентам, Гандива сдавал зачёт во второй десятке. Они с Шале шли в четвёртой. Значит, Староста всемогущий уже покинул факультет и отправился домой. Естественно, с круглой сотней. Иначе и быть не могло…
Пальцы Нери нащупали тугую полоску ремешка. Правое плечо в очередной раз запылало огнём боли. Подумав немного, Нери опустил руки, как ни в чём не бывало. Теперь нечего бояться: все и так уже знают о том, что он – клеймёный.
К его удивлению, никто из ребят не подал голоса, пока он натягивал футболку. Лишь Шале тихонько спросил, не скрывая неподдельного удивления:
– А это очень мерзко, да?
– Что мерзко? – переспросил Нери.
– Когда тебе обновляют татуировку, – проговорил Шале не без смущения. – Говорят, это каждые три года делают, до самого совершеннолетия.
Нери поймал взглядом глубокую молнию трещины на стене и закусил губу. Наверное, именно так чувствует себя женщина, которую регулярно избивает муж, на приёме у реаниматора психоаналитического профиля. Нет, ему никогда не было больно на процедуре обновления. Дело было совсем в другом. Обновление – это очень унизительно. Будто бы дурная компания поймала в подворотне и, упиваясь превосходством сил, превращает тебя в ссаную тряпку.
– Они очень хорошо обезболивают, – наконец произнёс Нери. – Только потом несколько дней с биоплёнкой ходить тяжеловато.
Дверь снова распахнулась, впустив в раздевалку поток прохладного воздуха. Кто-то беззвучно зашёл внутрь. Голоса внезапно стихли. Потом чей-то робкий говор осмелился его нарушить:
– А ты р-разве н-не отмучился уже?
– У меня было срочное дело, – до боли знакомый возглас раздался сзади. – Буду сдавать с вами.
Только не это!
Дыхание Нери перехватило. Стараясь не подавать испуга, он бросил осторожный взгляд через плечо.
Да, это был он, несравненный Гандива 2. Лучший из лучших. Коренастая фигура, увенчанная шапкой медных волос, сосредоточенно топталась у противоположной стены, меняя идеально вычищенные белые ботинки на кеды. Тоже идеально белые. Гандива уже успел где-то переодеться в спортивную майку и широкие тренировочные штаны. Жирный шоколадный крем, наверное, был слишком хорошо заметен на белом шёлке его рубашки.
Странно, что тень, которую он отбрасывает, чёрного цвета, как и у всех.
Гандива держался с изумительным спокойствием. Пальцы его не дрожали, колени не подкашивались, дыхание было ровным и глубоким, движения – медленными и сосредоточенными. Ни одна лишняя эмоция не искажала его каменной мины.
Шале пихнул Нери локтём в бок:
– Не пались!
Нери напряжённо засопел. Дабы отвлечься от навязчивых мыслей о разоблачении, он принялся вслушиваться в холодный голос диктора.
– Далее заболевание входит в фазу разгара, – врезалось в уши высокомерное бормотание: главный реаниматор продолжал санпросветработу. – Именно в этот период человеческая особь становится заразной для окружающих. Температура тела после кажущегося периода благополучия резко повышается. Нарастает эмоциональная лабильность. На теле больного появляются язвы с серозным отделяемым, предположительно, содержащим возбудитель болезни. Развиваются двигательные нарушения: повышается мышечный тонус, возникают тонические и клонические судороги.
– Говорят, от этой ерундовины погибло уже человек пятьсот, – Шале постучал Нери по плечу, отследив направление его взгляда. – Только власти молчат, дабы панику не нагнетать. Что думаешь?
– В городе давно уже объявили бы карантин, – пробормотал Нери, закрывая шкафчик с вещами. – Помнишь рыбий грипп в 2340-м? Три летальных исхода, а уже чрезвычайное положение включили.
– Согласно последним данным, – продолжал диктор, – эпидемия вызвана утечкой тайно разработанного вируса из подводной биологической лаборатории близ берегов северной окраины Иммортеля. Утечка вируса остановлена, ведётся следствие. Но ситуацию осложняет то, что больные особи могут заражать других…
– Кто знает, что в мыслях у Господина Президента? – Шале пожал плечами. Мощные бугры мускулов вздулись под тонкой тканью футболки. – Может, он и сам в это не верит.
– Приготовиться на выход, – громогласно заверещал динамик, вмонтированный в стену. – Виссарион 4, Нери 42, Акси 4235, Илья 448989, Лилиан 45, Андрон 459, Лачино 470, Илья 47873, Шале 487, Сатурн 49 и Гандива 2.
Парни, закончив приготовления, столпились у дверей раздевалки плотной шеренгой.
– Ни пуха ни пера, – неловко пробормотал Нери, обращаясь к своему новому другу.
– К чёрту, – махнул рукой Шале и самоуверенно улыбнулся.
Толпа окружила Нери. Он почувствовал себя селёдкой, зажатой в бочке с маринадом, меж обезглавленных тел сородичей. Отступать было некуда: впереди маячила безрадостная перспектива позора. Оставалось лишь надеяться на то, что рука его не подведёт.
6
Шлёпающий звук пронзил прохладный воздух тренировочного зала. Из дула бластера вырвался ядовито-зелёный луч. Манекен в двадцати метрах впереди и не покачнулся. Инертное перекрытие позади муляжа с шипением поглотило кислотную вспышку.
Лачино промазал в третий раз. Впрочем, никто и не ожидал от близорукого хиляка большего. Электронное табло над отсеком для стрельбы выдало результат: двадцать один балл из ста возможных. Для сдачи зачёта нужно было набрать хотя бы пятьдесят.
Пальцы Нери зашлись мелкой дрожью, когда взгляд поймал разочарованную физиономию Лачино, закрытую громоздкими очками. Хотя результат первых двух испытаний и позволял рассчитывать на максимальный балл, ощущение, что рука снова может отказаться слушаться, не оставляло. Это чувство было навязчивым, давящим и почти осязаемым. Нери глубоко вдохнул в попытке остановить приступ паники и откинул голову назад.
– Хватит трястись уже! – взвизгнул Шале, пихнув Нери. – Бесишь! После того, как ты с первого удара уложил манекен на лопатки, ты ещё чего-то боишься? Пока ты – лучший, и ты это прекрасно знаешь!
Нери наморщил лоб и поправил:
– Я и Гандива.
– Он нереально ступил на ситуационке, – возмущённо протараторил Шале. – Лачино и то лучше справился, если по мне.
Нери зажмурился, пытаясь побороть негодование. Шале глаголил истину: Гандива не смог защитить себя при моделировании обрушения бытовой конструкции. Но тренер оперативно сменил ему задание: наезд миникапа – что может быть легче? Нери же досталось спонтанное возгорание вагона монорельсового состава, и он умудрился не только честно отбегать своё в языках голографического пламени, но и спасти большую часть манекенов.
– Но у него – сотня за ситуационку, тем не менее, – возразил Нери, стараясь держать себя в руках. – Как всегда. Как и у меня.
Шале сложил руки на груди и кинул гордый взгляд в сторону старосты. Чувствовалось, что ситуация с Гандивой раздражает его не меньше, чем Нери. А уж демонстрировать недовольство с талантом заправского актёра он всегда умел.
– Вот именно, что как всегда, – щёки Шале вспыхнули. – А правду всё равно видно. Она, как шило – в кармане не утаишь. Если даже и умудришься это сделать, то воткнётся сам понимаешь куда. Тебе бы такую же поддержку, Нери 42.
Гандива, между тем, готовился принять эстафету в стрельбе. Голубые льдинки глаз лучшего из лучших осматривали спусковой механизм бластера. Пальцы с коротко остриженными ногтями сжимали антисептическую салфетку.
Нери зевнул.
– Борьба с учебным произволом равносильна сражению с ветряными мельницами, – лениво проворчал он.
– Эй! – Шале хлопнул Нери по плечу. – А ну не раскисай! Помнишь, что ты сказал мне? Встречать по регалиям – удел глупцов.
– По рангу, – поправил Нери.
– Какая, к чёрту, разница? – усмехнулся Шале. – Ты сейчас десятку сделаешь с первого раза! Вот увидишь!
Нери взмахнул рукой, чуть не задев щетинистый подбородок Шале. По разгорячённой физиономии Золотого Дракона было заметно, что не очень-то он верит в сказанное.
Между тем, Гандива принял бластер из рук предыдущего экзаменующегося и старательно обтёр спусковой механизм салфеткой. Положив громоздкую конструкцию на крепкое плечо, он прицелился и нажал спусковой крючок. Жёлто-зелёная вспышка озарила зал, молния луча с присвистом рассекла воздух. Манекен вдалеке дёрнулся: лазерный луч пробил мишень, укреплённую на его груди, почти по центру.