Как уже говорилось, к моменту кончины отца Серафима в Мельничной девичьей обители было до 125 сестер в 19 кельях. Начальница общины Прасковья Степановна Шаблыгина, была в 1833 году уволена по старости лет на покой. Старшей она была в течение 6 лет. При назначении ее преподобный Серафим сказал: «Она хотя и малого ума, матушка, хотя бы и нужно вам из дворян, да словесную, да умную, но что же делать-то, никого еще нет, матушка; пускай пока послужит!» Начальницей по желанию сестер была поставлена дворянка из города Уфы, девица Александра Ивановна Булгакова. За срок ее краткого правления ничего особенного не случилось, а сама она отличалась кротостью и имела очень доброе сердце. К сожалению, через год с небольшим Александра Ивановна заболела и сложила с себя полномочия. После этого временно была выбрана сначала Ирина Семеновна Лифанова, умершая менее чем через год, а затем Прасковья Семеновна Мелюкова, старшая сестра преподобной Марфы, благодатная раба Божия. Однако в 1837 году она отказалась от должности из-за неприятностей, чинимых саровским послушником Иваном Тихоновичем Толстошеевым, вмешавшимся в дела обители. Последней начальницей Мельничной общины стала строгая и суровая крестьянская девица Ксения Ильинична Потехина.
До 1842 года эти самостоятельные женские общинки, основанные при селе Дивееве, жили в мире и взаимопонимании, несмотря на все свои отличия друг от друга.
Предсказания преподобного Серафима о будущем Дивеевской обители
«Сама Божия Матерь ведь избрала это место! А чего Царица-то Небесная не возможет, все будет у Ней! Вот Она приказала мне, убогому Серафиму, поставить мельницу для девушек в два постава, чтобы она вечно кормила бы их. Потом благословила Матерь-то Божия и церковь им свою выстроить, матушка! Вот, радость моя, благодать-то у нас какая: и мельница, и церковь, и земля, и все, все свое у нас будет!»
Но, к несчастью, такое положение дел не всех устраивало. В частности, не по нраву благодатное сосуществование двух общин пришлось Ивану Тихоновичу Толстошееву (в монашестве Иоасафу). Этот человек сыграл большую и крайне отрицательную роль в истории Дивеевской обители. После смерти преподобного Серафима Саровского он самовольно стал вмешиваться в мирную жизнь сестер общин Мельничной и Казанской, несмотря на то, что батюшка Серафим при жизни запрещал ему это делать. Но Иван Тихонович, тогда еще послушник, в мечтах видел себя попечителем и духовником Дивеевской обители. После смерти батюшки Серафима Толстошеев стал выдавать себя за келейника и ученика Преподобного, который в действительности никогда не имел ни келейников, ни учеников (за исключением, разве что, двух духовных друзей – М. В. Мантурова и Н. А. Мотовилова). Действовал Толстошеев постепенно, хитростью. В Казанской общине проживала родственница Ивана Тихоновича, что давало ему возможность часто туда наведываться, как бы для свидания с ней, и постепенно приобретать себе сторонниц между насельницами. Вкрадчивый, льстивый, умеющий к месту вспомнить что-либо из святых отцов, он привлек к себе симпатии некоторых сестер благодаря их доверчивости, а также благодаря тому, что начальница Казанской общины, строгая Ксения Михайловна Кочеулова, уже состарилась и часто болела, а фактически занявшая это место ее дочь Ирина Прокофьевна была человеком мягким, слабохарактерным. Добиться влияния в Серафимовой мельничной обители Ивану Тихоновичу поначалу было труднее, чем в Казанской. Если сестры общинки, основанной матерью Александрой, реже посещали преподобного Серафима и не знали его заветов, то «мельничные сироты» буквально жили и дышали пророчествами и благословениями старца. Поэтому Казанские сестры быстрее подпали под власть льстивого и хитрого Толстошеева, а мельничные дольше и активнее противостояли ему. Между тем Иван Тихонович почти переехал на жительство в общинку матери Александры и под предлогом заботы и попечения о сестрах постепенно завладел их умами.
Утвердившись в Казанской, он начал вмешиваться и в дела Мельничной девичьей общинки с намерением также совершенно подчинить ее себе, но сестры Серафимовы, помня заветы святого старца и его приказание никого не допускать в управление обителью, единогласно отказались от попечительства Ивана Тихоновича. В то же время нужно отметить, что Толстошеев естественным образом враждовал с М. В. Мантуровым, так как все – и сестры, и саровские монахи, и весь окрестный люд – прекрасно знали Михаила Васильевича как единственное близкое и доверенное лицо отца Серафима. Он, разумеется, никогда бы не признал Ивана Тихоновича учеником великого старца и завещанным попечителем Дивеева. То, что Мантуров проживал в Дивееве на приобретенной им для Мельничной обители земле, сильно мешало Толстошееву. Однако Иван Тихонович стал искать способы, как приобрести влияние и среди Серафимовых «сирот».
Этот озлобленный лжеученик старца, которому уже удалось убедить многих в несении им будто бы креста, возложенного на него «отцом его и учителем» батюшкой Серафимом, решился на дерзкий шаг: или сломить сплотившихся против него стариц Мельничной обители, или стереть с лица земли эту обитель, выхлопотав соединение ее с общинкой матери Александры. Толстошеев стремился, прежде всего, опровергнуть сведения о том, что он никогда не был учеником Серафимовым и что преподобный батюшка не только не поручал Ивану Тихоновичу заботиться о мельничных сестрах, но и запретил пускать его в обитель!
Чтобы привести в исполнение свой поистине дьявольский план, Иван Тихонович однажды явился в Мельничную общину в сопровождении своего друга, Саровского иеромонаха Анастасия, приказал в начальнической келье поставить аналой с Евангелием и крестом, пригласил духовника обеих общинок, отца Василия Садовского, и заставил всех Серафимовых сирот под присягой рассказать, что же говорил батюшка Серафим о нем, Толстошееве. Сначала сестры обители в один голос подтвердили, что батюшка никогда не объявлял Ивана Тихоновича своим учеником или будущим попечителем Дивеева. Тогда лжеученик потребовал одиночных показаний. Прасковья Степановна, бывшая шесть лет начальницей общины и уволенная по старости на покой, сказала так: «Батюшка Серафим мне говорил, как им же поставленной в то время старшей над своей новорожденной общиной: “Иван Тихонович вас у меня просит, да я ему не даю, потому что хотя и вызывается он послужить вам, но во всю жизнь свою холоден будет к вам, и хотя начнет хлопотать будто бы из-за вас, но на вас же весь мир воздвигнет, и мирских, и духовных, и ничего вам доброго не сделает!”» Другая старица, Евдокия Ефремовна, которая была некогда удостоена присутствовать при явлении Божьей Матери отцу Серафиму, на вопрос Толстошеева: «Не говорил вам что обо мне батюшка Серафим?»[48]