Очнувшись, я попыталась судорожно втянуть воздух и, когда поняла, что могу дышать, расслабившись, откинулась на подушках. Я жива и могу дышать, всё остальное не имеет значения. Только я начала блаженно сопеть, утопая в мягчайших перинах, как грубый мужской голос нарушил очарование дремоты:
– Ритм выровнялся, но что, если она снова отключится? Её органы ещё не адаптировались к фильтрации? – это мистер Мастерсон, голос канцлера я не смогу забыть, даже если захочу.
– Она провела-а слишком много времени вне Фильтра-а, боюсь, девочка-а никогда-а полностью не восста-ановится, – этот протяжный носовой выговор принадлежал доктору Вернео.
– Но ведь она дышит оставшимися тремя лёгкими, так? Они качают кислород в нужном количестве, если она в помещении. Держать её всегда в здании? Это поможет? – снова отец. – Если Оливия будет сидеть дома, мы не сможем подтвердить теорию адаптации. Какой тут результат, если она будет падать без сознания каждый раз, как только попадёт в открытые условия Фильтра?!
Нет, с этим человеком определённо что-то не так! Его дочь лежит тут почти бездыханная, с не пойми каким диагнозом, а его беспокоит результат. Кстати, какой ещё результат? Теория адаптации? И что значит «вне Фильтра»?!
– Она-а единственна-ая выживша-ая из первого эксперимента-ального потока-а детей Ириса-а! Девочка-а уника-альна-а! Мы не можем потерять её! – какой же он противный, этот гнусавый старикашка!
Я-то надеялась, что выберусь из дома канцлера и смогу делать то, что мне захочется. Да, пару раз мне удалось обхитрить охрану, но теперь вряд ли получится. Если уж сам доктор Вернео посоветует запереть меня, отец приставит ко мне ещё больше охранников. Жаль. Уже не получится пошарить в бумагах канцлера.
– Продолжим разговор в кабинете, Джозеф, она может очнуться в любой момент, – хорош же любящий папочка, ничего не скажешь. Вот так и чувствую, что за здоровье моё беспокоится.
– Ну конечно, господин ка-анцлер.
Тут же послышался звук удаляющихся шагов, дверь закрылась с тихим щелчком, и я поняла, что теперь под арестом. Меня ведь никогда не выпустят из роскошного особняка, так и буду тут торчать, пока не состарюсь. И что дальше?
– Да чтоб вас всех! Будь он неладен этот канцлер, Фильтр и все вместе взятые! – приятно выругаться вслух, даже настроение поднялось. Вот бы ещё ударить что-нибудь… а лучше – кого-нибудь.
– Почему ты так ругаешься? – раздался мелодичный голосок, и я вздрогнула от испуга. Надо запомнить – в следующий раз открывать глаза прежде, чем говорить. – Тебе больно?
Я открыла глаза и, повернув голову, посмотрела на смуглую девочку, с интересом разглядывающую моё лицо. Раскосые бледно-серые глаза смотрелись странно на фоне чёрных прямых волос, мягко спадающих ниже спины. Голубое платье в белый горошек с рюшами делало девочку похожей на куклу.
Маленький рост и невинное личико не позволяли определить возраст девушки. Ей могло быть двенадцать с тем же успехом, что и восемнадцать. Она едва ли доходила мне до груди, а худенькие плечи казались такими хрупкими, словно она была чем-то больна. Возможно, она так же, как Луиза, недоедает. Но красивое платье из дорогой ткани так и кричало о богатстве.
– Ты кто? Как тут оказалась? – удивлённо спросила я.
– Мия, – задумчиво закусив нижнюю губу, ответила незнакомка. – Я теперь тут живу, с братом… и с мамой… они хорошие.
– Кто? Брат и мама? Они разве могут быть плохими? – я уселась удобнее на подушках, разглядывая комнату. Вроде ничего не изменилось.
Бледно-голубые тканевые обои были разрисованы маленькими тёмно-синими цветами, тяжёлые серые портьеры прикрывали окно, заклеенное мутной плёнкой. Пол в комнате был застелен синим ковром с коротким ворсом, а громоздкая мебель – выполнена из серого дерева в тон шторам.
Напротив кровати располагался встроенный экран; яркая люстра, с которой свисали диодные ленты, казалось, парила в воздухе. Невысокий комод у двери, шкаф, кровать и письменный стол в углу – всё было выполнено из синтезированного дерева, с резными набалдашниками и завитками. Только человек, имеющий высокое положение, мог позволить себе обставить комнату деревянной мебелью.
– Раньше мама громко кричала, а теперь всё время плачет или спит. И пьёт синтезированный виски, – Мия подошла ко мне ближе, распахнув серые глаза, и вздохнула. – Теперь кричит брат… на маму. Но ведь она это заслужила, да? Так говорит Матиас.
– А кто такой Матиас? – честно говоря, мне так стало жаль девочку, у неё явно были большие проблемы и, скорее всего, виной тому – ненормальная семейка.
– Матиас и есть мой брат. Он хороший, – это я уже слышала. Кого Мия пытается убедить в этом, меня или себя? – Канцлер тоже хороший, он разрешил нам жить здесь, и он заботится о маме. Только не любит Матиаса.
– Мия! Что ты тут делаешь, я везде ищу тебя?! – от резкого движения дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Я подскочила на кровати и, растерявшись, уставилась на внезапного гостя.
– Мне захотелось посмотреть на Оливию. Правда, она красивая, Матиас? Не такая, как Аманда, конечно, – девочка невинно хлопала ресницами, а я удивилась тому, как это подействовало на её брата. Он замер, смерил взглядом сначала Мию, затем меня.
– Не смей даже разговаривать с моей сестрой, ясно? – Матиас направил на меня указательный палец.
Мало того, что он оказался тем самым мужчиной, забиравшим меня из госпиталя, так ещё и посмел ворваться в мою комнату. Сегодня на нём были синие джинсовые штаны и белая майка с длинными рукавами, а не белоснежный китель, но даже в повседневной одежде он выглядел впечатляюще.
Вот так радость привалила! Нам придётся жить под одной крышей… Я как-то даже заскучала по своей стерильной палате и по тем дням, когда меня не выпускали гулять, а еду приносили в комнату. Встреть я тогда Матиаса и его отсталую сестричку, попыталась бы сбежать ещё раньше.
– Слушай, ты! Уясни раз и навсегда – я не твоя подчинённая! – прокричала я, вскакивая с кровати.
Вот только я забыла, что совсем недавно был приступ, и силы ещё не восстановились. От резкого движения закружилась голова и, чтобы не упасть, я ухватилась за плечо Матиаса, стоявшего слишком близко. Он дёрнулся и небрежно оттолкнул меня в сторону кровати.
– Мия, жду тебя в гостиной через две минуты, – несчастная дверь хлопнула ещё раз, посетитель исчез так же внезапно, как и появился минуту назад.
– Моя комната находится в южном крыле, сразу за библиотекой. Если будет скучно, приходи в гости. Ой, тебе, наверное, нельзя выходить, да? – Мия скорчила недовольное личико, отчего стала ещё милее. Я бы сказала, даже слишком. Луиза в госпитале не выглядела настолько приторно милой. – Я принесу тебе книги, чтобы ты не сильно скучала. У канцлера большая библиотека, самая лучшая во всём Фильтре. Меня ждёт Матиас, но я зайду завтра, и мы весело проведём время.
Когда Мия ушла, я попыталась привести свои мысли в порядок. Что там говорил доктор? Первый экспериментальный поток, кажется. Спрашивать у канцлера бесполезно, всё равно он не скажет правду. Не после того, что я услышала и увидела, когда сбежала от охранников. Нужно выяснить, как я получила такую травму, что пришлось лишить меня лёгкого. Это станет отличным началом моих поисков.
Но сначала в душ. Несмотря на то, что только вчера была в дезинфицирующем блоке, чистой я себя не ощущала, скорее даже наоборот, будто испачкалась пренебрежением Матиаса.
Я медленно сползла с кровати и подошла к огромному шкафу. Догадался ли отец заполнить его хоть чем-нибудь? Предвкушение наслаждения красивыми, чистыми и определенно яркими вещами сменилось разочарованием, когда я обнаружила, что шкаф абсолютно пуст. Даже белья не оказалось. И как это понимать? Конечно, две недели я ходила в одном и том же, но разве так сложно было порадовать «любимую дочь»?
Расстроившись, я распахнула узкую дверь. Огромная ванная комната была даже больше, чем палата в госпитале. Красивая синяя плитка на полу и стенах, с тёмными и светлыми прожилками, сверкала чистотой. Сквозь маленькое окно, расположенное под самым потолком, проникали лучи прожекторов и, отражаясь от глянцевых поверхностей, рассеивались, окрашивая помещение в красно-жёлтый цвет. Вдоль левой стены располагались унитаз и две раковины.
На полке, висевшей сбоку от огромной ванной, стояли коробочки с универсальным моющим средством двух цветов – красного и зелёного. Я взяла в руку гладкий зелёный камень и почувствовала, как натуральный запах винограда перебивается резким химическим.
Проведя рукой по волосам, с наслаждением ощутила на ладони, как они топорщатся от прикосновения. Когда я поступила в госпиталь, меня обрили. Сейчас волосы уже отросли на пару сантиметров, и на голове сформировался небольшой ёжик.
Стянув одежду, я аккуратно разложила её на кушетке и повернулась к зеркалу. Для девушки я была не только высокой, но ещё и необычайно мускулистой: под бледной кожей отчётливо проступали мышцы, словно созданные для того, чтобы нести это сильное гибкое тело с быстротой лани по просторам Бывшего мира.
Я закружилась, словно в танце, и тут мой взгляд наткнулся на широкий, в палец толщиной, свежий фиолетово-синий шрам. Он начинался между рёбер и по дуге огибал подреберье, уходил на спину и заканчивался под левой лопаткой.
Что за место этот Фильтр, если молодой девушке вырезают органы якобы для ей же блага? Вернео говорил, что я провела какое-то время вне Фильтра – значит, вполне могла получить ранение там.
Исторические хроники утверждают, что за пределами Фильтра жизнь невозможна, но я-то видела распахнутые ворота и людей, пришедших извне. Интересно, что же произошло на самом деле?
Я отбросила на время мысли и залезла в ванну. С наслаждением отмылась виноградным моющим средством с головы до пальчиков ног. Понежилась в зеленоватой воде с запахом химических ягод, пока она не остыла, и с сожалением вылезла на холодный пол. Пушистое полотенце, лежащее на кушетке рядом с ванной, оказалось настолько мягким, что я с удовольствием закуталась в него.
Хмыкнув про себя, оделась и почистила зубы ультразвуковой щёткой. Теперь я чувствовала себя гораздо лучше, всё-таки хорошо быть дочерью канцлера. По крайней мере, можно помыться по-человечески.
В комнате я наткнулась на незнакомую женщину, разглядывающую полки шкафа. Я-то знала, что там ничего нет, но что там понадобилось ей? И кто она такая? Я хлопнула дверью в ванную, и женщина испуганно подпрыгнула. Ага! Испугалась.
– Мисс, я… – она хотела что-то сказать, но оцепенела, взглянув в мои глаза. Что-то непонятное промелькнуло в её взгляде, а затем она, видимо, собравшись с мыслями, продолжила. – Я принесла ваш ужин, мисс. Когда мне зайти за посудой?
– Хм… через полчаса? – сколько времени мне понадобиться, чтобы поесть? Я взглянула на прикроватный столик, на котором стоял круглый поднос, накрытый крышкой. В животе громко заурчало, и я отвела взгляд. – Да, пожалуй, полчаса хватит.
Женщина кивнула и, юркнув мимо меня, выскочила из комнаты. Ну что, посмотрим, что у нас на ужин? Я подняла крышку, и от аромата свежеприготовленной еды у меня закружилась голова. Овощи, тушёные в кисло-сладком соусе, крем-суп из грибов с сухариками, салат с копчёными помидорами и зеленью.
Канцлер определенно знал мои вкусы, этого не отнять. На плоской тарелке лежали блинчики, политые джемом, который таял во рту. Я не знала, что могу столько съесть, но, видимо, мой организм решил, что надо пополнить запасы.
Когда я облизала с пальцев джем, допила сладкий напиток из ягод и опрокинулась на кровать, поняла, что в этот самый момент я счастлива. Я действительно счастлива только от того, что помылась и вкусно поела. Значит, для счастья не так уж много и нужно. Вот только правильно ли это?
Я зевнула, отгоняя мысли о сне. Мне нужно подумать, что делать дальше. Как разобраться в том, что здесь происходит, и при этом остаться в живых? Канцлер не хочет выпускать меня из дома. Матиас, будь он неладен, вообще ненавидит. Вот только за что?
Проснулась я только утром. Подноса с посудой не оказалось, значит, служанка уже всё убрала, а я даже не заметила. Не успела я умыться, как пришла Мия и принесла несколько книг, своих любимых.
Пролистав каждую из них, я поняла, что это подборка любовных романов одного из авторов Бывшего мира. Героиня, слабая и беззащитная, попадает в козни соперницы по работе, и её спасает прекрасный мужественный главный герой – миллионер, конечно же. А потом они женятся и живут долго и счастливо.
Было понятно, что Мия нашла в этих книгах, но почему я-то должна страдать? Мне пришлось притворяться, что я в восторге, и обсуждать достоинства и недостатки героев. Мия была счастлива и, несмотря на все мои просьбы принести хотя бы Исторические хроники, отвечала решительным отказом, мотивируя это тем, что нет ничего скучнее, чем читать о Бывшем мире или создании Фильтров.
В этих книгах, конечно, было то, что представляло для меня интерес. Например: люди в них передвигались на странном транспорте и носили необычную одежду. Я жадно впитывала подробности Бывшего мира, которые теперь казались волшебством. Даже представить невозможно: роскошная яхта разрезает волны океана, а над водой ярко сияет солнце. Не совсем понятно, что такое яхта, да и океан я видела только на экране проектора в госпитале.
Я никогда не прокачусь верхом на лошади и никогда не покину Фильтр. Бывший мир исчез восемьсот лет назад, осталась только сожжённая радиоактивная пустыня, в которой никто не продержится и часа. Всё, что у нас есть – Фильтр, в котором мы рождаемся, взрослеем и умираем от старости. Пластиковая коробка, в которой мы скребёмся, как мыши, без надежды на побег.
Все ресурсы Фильтра уходят на поддержание жизни, не более того. То, что казалось естественным в Бывшем мире – произведения искусства, предметы мебели из настоящих, не синтезированных материалов; автомобили и велосипеды – это стало лишь отзвуками погибшей цивилизации.
Канцлер действительно усилил контроль надо мной. Две недели до побега я в основном не выбиралась из комнаты, побаиваясь охранников, следящих за каждым моим движением. Потом они расслабились, видя мою замкнутость. Не сложись так обстоятельства, я не добралась бы тогда до бумаг канцлера, и уж тем более – не смогла сбежать. Две попытки оказались неудачными. В первый раз я просто потеряла сознание на крыльце дома. Во второй – смогла покинуть первый сектор. И только третья увенчалась относительным успехом.
Теперь мимо моей комнаты регулярно маршировали охранники, сменяясь по очереди или ночуя под моей дверью. Однажды ночью я приоткрыла дверь и, высунув голову, увидела каменное лицо Мейсона – моего ночного сторожа. Он лишь взглянул на меня, не удивляясь и не задавая вопросов, и я сразу же юркнула обратно. Неплохо их вышколили.
На самом деле, Мейсон мне нравился тем, что я была ему абсолютно безразлична – он всего лишь делал свою работу – охранял непутёвую дочь канцлера. А вот другие охранники не стеснялись выказывать презрение взглядом, слишком резкими жестами.
Сначала я терялась от такого отношения, пыталась найти причину в себе, но не находила. А потом мне стало всё равно. Я начала задавать вопросы Питеру, зная, как он бесится от невозможности ответить. Многолетняя выучка солдафона трещала, но он сдерживался. Мне нравилось дразнить и Стена – напарника Питера. Казалось, их специально подобрали в напарники за мерзкий характер.
Через несколько дней мне разрешили выходить из комнаты и я стала завтракать вместе со всеми в просторной столовой на шестнадцать персон. Длинный лакированный стол из синтезированной древесины стоял в центре помещения. Огромная люстра с десятками маленьких ламп свисала с высокого потолка, на котором были изображены странные существа, смутно напоминающие младенцев с крыльями. Стены столовой были обиты позолоченной тканью, а на полу выложен замысловатый узор из мозаики.
В начищенных ложках отражалась моя удивлённая физиономия, когда приносили еду. Здесь я впервые увидела блюда, о которых читала в романах Мии. Яйца-пашот, синтезированный бекон, зажаренный на масле и тушёные мясные шарики с крупой, жаркое и мясные отбивные, салаты с рыбой, свежими овощами и фруктами. Запивалось всё это кислым соком из яблок или апельсинов, синтезированных, конечно же.
Было непривычно пользоваться ножом, вилкой, салфетками и прочими непонятными предметами. Одних только вилок, лежащих у моей тарелки, хватило бы на несколько человек. За столом я чувствовала себя чужой. Хотя, если подумать, чужой я была везде. Весь этот мир казался ненастоящим, словно был выдуман специально для меня.
Я проводила в кругу своей странной семьи много времени, но так ничего и не узнала о них или своём прошлом. Пошлые книги Мии надоели, и даже очарование Бывшего мира поблекло и не вызывало такого же восторга, как вначале. Но какой у меня был выбор?
Матиас избегал меня, и я радовалась, что его недовольное лицо встречалось не чаще раза в день – за совместным завтраком. Ужинала я в комнате, несмотря на приглашения отца присоединиться к ним в столовой. Иногда мне казалось, что канцлеру нет до меня дела: он мог не замечать меня несколько дней. Но потом вдруг вспоминал о том, что у него есть дочь.
Он заходил ко мне, пытаясь завести разговор, расхаживал по комнате и то и дело обращал на меня холодный взгляд. Я не верила ему – ни тогда, после обнуления, ни сейчас. Если бы он действительно заботился обо мне, то мог хотя бы поинтересоваться, отчего я хожу в одной и той же одежде. Или предложил бы обновить гардероб.
Мне было неловко просить об этом, поэтому я молчала. Ждала прихода Мии, после чего канцлер, пожелав чудесного вечера, сразу удалялся к себе. Мия же… она стала моим личным проклятием. Каждый день она приносила разные книги, посвящённые то любовным историям о пилотах, менеджерах и гонщиках, то о директорах и уборщицах; о невероятной любви, превращающей разумных людей в совершенно неадекватных личностей.
Я стала тайком от девушки пробираться в библиотеку, конечно же в сопровождении охраны. Там, царстве книг, мне было комфортно. Я садилась на широкий подоконник, подогнув под себя ноги и, отгородившись ото всех тяжёлыми шторами, читала все книги, до которых могла дотянуться.
История, география, биология – всё это было гораздо интереснее приторных романов, которыми пичкала меня Мия. Да, все они были наполнены историями о Бывшем мире, но там не было скайтранов и скаймобилей, плывущих по небу на магнитной подушке. Не было преобразователей и Фильтров. Только глупые выдумки писателей-романтиков, для которых было счастьем устроить свадьбу миллиардера и нищей студентки.
Разве смогла бы я узнать из её книг, что в результате Катаклизма наша планета сдвинулась со своей орбиты? Что луна, воспеваемая поэтами за красоту, раскололась, и теперь только кольца, образованные из её обломков, освещают ночь за пределами Фильтра?
Астрономия завлекла меня своими тайнами, и я впитывала эти удивительные истории о созвездиях, которые уже никогда не увидеть с Земли. Мир, полный волшебства и тайн, окружал нас, но мало кто задумывался о таких мелочах, как стратосфера или тектонические движения земной коры. Зачем? Ведь в Фильтре и так всё есть.
После нескольких недель, проведённых по чёткому распорядку, я стала казаться себе куклой с заводным механизмом. Утром меня заводили, и я по инерции повторяла одни и те же действия, а вечером, когда завод иссякал, проваливалась в глубокий сон без сновидений, чтобы вернуться к началу. Подъём, прогулка по коридорам до библиотеки, чтение, ужин, обязательные вечерние разговоры с Мией – всё это сливалось для меня в один монотонный бесконечный день.
– Оливия, мне стало известно, что ты интересуешься историей Фильтра. Это так? – спросил за завтраком канцлер, орудуя ножом и вилкой с такой скоростью, что я боялась за тарелку, как бы он и её не съел.
– Да, это ведь не запрещено, надеюсь? Что ещё мне делать? Я торчу тут, даже не знаю сколько, и всё это время умираю со скуки, – я не заметила, как сильно сжала стакан. Он треснул, и на скатерть скатилась оранжевая капелька сока.
– Полагаю, тебе и впрямь пора освоить некоторые знания. Отправишься завтра в Учебный Корпус, тебя протестируют для выявления потенциала: если окажется, что не всё потеряно, приступишь к занятиям уже со следующей недели, – мистер Мастерсон отправил в рот кусок бекона, сделал глоток сока и продолжил. – Учебный год уже начался, но, думаю, основы окружающего мира ты сможешь изучить.
Обрадовавшись, я даже не стала огрызаться и спрашивать, что значит «не всё потеряно», и забыла, что стакан треснул. Он развалился в руке, забрызгав всё вокруг, когда я попыталась сделать глоток. И, конечно же, Матиас сидел рядом в своей чистенькой белоснежной форме.
– Ты даже поесть нормально не можешь?! – он вскочил и, бешено посмотрев на меня, бросился прочь из столовой, бормоча ругательства в мой адрес.
Канцлер продолжал «разрубать» беззащитный бекон, не обращая внимания на происходящее. Я схватила яблоко и, мысленно пожелав канцлеру подавиться куском тарелки, выбежала вслед за Матиасом. Оказалось, он уже успел переодеться и стоял в гостиной, поджидая меня.
– Ты довольна? Добилась своего? – Матиас сердито сжал кулаки и мрачно посмотрел на меня. – Тебе нечего делать в Учебном Корпусе – таким, как ты, здесь не место.
– Что я тебе сделала? Почему ты цепляешься ко мне? – со злостью спросила я.
Глаза Матиаса на мгновение вспыхнули, впрочем, он быстро справился с собой и, не удостоив меня ответом, вышел из дома. Услышав голосок Мии, зовущей меня, я поспешила в библиотеку отца, где она меня точно не догадается искать.
Спрятавшись за шторами, я могла делать вид, что реальности не существует. Могла часами смотреть в окно, представляя другой мир, в котором всё по-другому. Уже завтра я смогу пролететь над городом в скаймобиле канцлера и увидеть Фильтр с высоты.