Первый норвежский профессор славянских языков Олаф Брок, известный в научном мире прежде всего как специалист в области диалектной фонетики славянских языков, занимался не только изучением русского языка и его говоров, но и постоянно проявлял большой интерес к жизни его носителей, истории и политическому устройству соседнего государства. О том, что норвежский славист мог талантливо и плодотворно сочетать сбор материала в диалектологических экспедициях с художественно-публицистическим описанием политической, экономической и культурной жизни России, могут свидетельствовать одиннадцать его путевых заметок «Fra Russland» (Из России), опубликованных в 1902 году в норвежской газете «Aftenposten».[2]
Постоянный живой интерес Брока к событиям в России прослеживается и в его многолетней переписке с другом и коллегой, известным русским академиком Алексеем Александровичем Шахматовым (1864–1920). После прекращения диалектологических экспедиций на территории распространения русских говоров и смерти А. А. Шахматова интерес норвежского слависта к России не угас, а сострадание к судьбе ее народа осталось искренним и безграничным навсегда. По этому поводу друг профессора Брока дипломат-невозвращенец К. Н. Гулькевич в одном из своих писем заметил: «Остается только умилиться Вашей неизменной любви к России. Вы только и живете мыслью помочь ей. Если бы таких друзей у нее было больше…»[3]. Но, как известно, ни одно доброе дело не остается безнаказанным: искренние чувства норвежского профессора к судьбе русского народа, его гражданская позиция, неравнодушие и критическое отношение к происходящему в советской России были «по достоинству» оценены советскими правителями, а в качестве «благодарности» они не без удовольствия показательно «высекли» строптивого норвежца за его «книгу-пасквиль» «Proletariates dikratur. Set og tenkt fra forsommeren 1923» (Диктатура пролетариата. Увиденное и осмысленное в начале лета 1923). Материалом для этой книги послужили впечатления Олафа Брока от поездки в Москву и Петроград в 1923 году.
По окончании этой поездки, как и в 1902 году, норвежский профессор хотел опубликовать серию газетных статей о своем пребывании в обеих столицах советской России. Но по совету друга-дипломата, предупреждавшего о возможной опасности публикации газетных статей, он в рекордные сроки написал и опубликовал книгу «Диктатура пролетариата». В этой книге, следуя предостережению все того же опытного друга, Брок крайне редко упоминал имена своих русских коллег, знакомых и друзей, умалчивал о местах их работы, ограничиваясь расплывчатыми определениями вроде «один провинциальный университет» или «один ведущий юрист».
Через год, т. е. в 1924 году, эта книга была переиздана под тем же названием, но в сокращенном варианте, предназначенном для народных библиотек. Именно этот сокращенный вариант по инициативе самого автора был разослан по школьным библиотекам Норвегии. Впечатления Брока от советской России были настолько обличительными, что заставили заволноваться и принять срочные меры советского полпреда в Норвегии А. М. Коллонтай [Lonngren 2015: 44–45]. По этому поводу Коллонтай оставила в своем дневнике такую запись:
«Была, но будто удалилась неприятность местного характера из-за профессора здешнего университета по славянским языкам Брока. Он съездил в Ленинград, повидал там, очевидно, брюзжашую публику старых профессоров и, вернувшись, написал пасквильную книгу о Советской России. Этого мало: он разослал ее по ряду средних школ Норвегии, о чем я узнала через моих друзей из «Арбейдербладет». Чтобы заклеймить этот возмутительный поступок профессора Брока, «Арбейдербладет» (по уговору с моей приятельницей Рекель Грепп[4]) послал корреспондента к Эсмарку. […] Эсмарк ответил, что норвежское правительство тут ни при чем, что книга разослана по частной инициативе профессора Брока. Но что МИД выражает свое искреннее сожаление по поводу такого нетактичного поступка по отношению к дружественной стране. Правая печать, особенно «Афтонпостен», напустилась на Эсмарка, требовала чуть ли не его ухода за «покровительство» большевизму. […] Послали письмо Эсмарку, в котором выражаем свое сожаление за неприятности, причиненные книгой Брока.
Вышло лучше, тактичнее, что в министерство иностранных дел обратились с протестом не мы, а «Арбейдербладет». Книга будет изъята из школьных библиотек». [Коллонтай 2001: 209].
Действительно, «благодаря» бдительности и активной деятельности большевички-дипломата книга Брока из школьных библиотек Норвегии была изъята, но для автора книги неприятные последствия этим не ограничились, а наоборот, бумерангом отразились в обрушившемся потоке неожиданных проблем в связи с его планами посетить Россию. Дело в том, что ровно через год после норвежской интриги Коллонтай, успешно для нее закончившейся изъятием из обращения «книги-пасквиля», неугодный советам строптивый норвежский профессор был избран представителем от Академии Наук Норвегии на общегосударственный праздник 200-летнего юбилея РАН, отмечавшийся 5-14 сентября 1925 года. К этому юбилею большевики готовились основательно. В Санкт-Петербурге в филиале архива Российской Академии Наук, среди документов Комиссии по празднованию 200-летнего юбилея Академии Наук хранится письмо Олафа Брока непременному секретарю академии С. Ф. Ольденбургу, в котором норвежец сообщил о своих планах принять участие в юбилее РАН [СПФАРАН, ф. 12, оп. 1, д. 8, л. 27]. Узнав об этих планах Брока, Коллонтай немедленно начала организовывать новую кампанию против норвежского ученого. И в организации очередной травли она не была одинока: большую помощь и поддержку оказал советскому полпреду ее прямой начальник прагматичный М. М. Литвинов.
Но о том, что приезд Брока вызвал такое бурное негодование в Наркомате иностранных дел, ни Ольденбург, которому адресовал свое письмо Брок, ни другие члены юбилейной комиссии не знали и в плановом порядке готовили документы для приезда профессора Брока вместе с супругой. Из Кремля было получено согласие на приезд супругов Брок, о чем свидетельствует отметка на уже упомянутом выше письме Академии Наук Норвегии: «Согласие с женой. Канцелярия № 1802, 17.6.1925». Но несмотря на согласие Кремля, советские дипломаты сделали все возможное и невозможное, чтобы не допустить нового приезда норвежского ученого в СССР. Как следует из дневника жены С. Ф. Ольденбурга, ее муж был втянут в интригу, ничего об этом не зная и не подозревая: в «Вечерней газете» было сфабриковано его интервью с журналистом по поводу приезда Брока, в котором Ольденбург высказался против приезда этого белогвардейского профессора, потому что его приезд будет неприятен общественным сферам СССР.[5]
Узнав об этой сфабрикованной публикации, Брок сам публично отказался присутствовать на «политическом празднике». Как стало известно из недавно исследованных архивных документов, норвежский профессор стал единственной жертвой проверки НКИД, которому не простили критичных отзывов об СССР в его книге. «Дело Брока» стало испытанием большевистской методики «отказа», которая впоследствии постоянно находилась в арсенале советской власти. [Сорокина 2002: 135; Lonngren 2015: 46–47].
Как известно, в первые послереволюционные годы несколько видных западных писателей, историков, политических деятелей, ученых посетили советскую Россию и оставили свои воспоминания, но ни одно из них не было воспринято советской верхушкой так враждебно-настороженно, как «книга-пасквиль» норвежского слависта. Причина такого отношения к этой книге раскрывается самим автором уже в предисловии: «О советской России написано много. Я читал из этого лишь малую часть, и буду вынужден прибегнуть к прямой критике. Но не буду отрицать, что после лично увиденного мною в России, различные печатные высказывания наводят на мысль о том, что их авторы – сборище ослепленных фанатиков-коммунистов, посещающих Россию по партийным делам, легковерных путешественников, которых легко водить за нос, посторонних наблюдателей, не имеющих собственного представления о дореволюционной России и, следовательно, ориентиров для сопоставления, а также без знания языка и наличия того опыта личного соприкосновения со страной, который необходим, чтобы пробиться через скорлупу теории и броню броненосца «Потемкина» к самой сути гротескной, пустой, неприкрытой действительности».[6]
Поскольку сам Брок обладал всеми перечисленными качествами независимого наблюдателя, он считал своим долгом дать объективный анализ фактов, который был под силу только человеку, свободному и независимому в своих убеждениях. Брок считал, что приводимые им факты «представляют собой лишь крошечные осколки огромной и пестрой мозаики; но не требуется чересчур богатой фантазии, чтобы достроить картину. Гораздо сложнее подобрать краски, способные отразить хотя бы малую толику того сострадания и того праведного гнева, которые должны зародиться в простой человеческой душе при виде происходящих в России событий».
Главной темой книги Брок считал отражение отдельных сторон жизни интеллектуальных кругов России, главным образом Москвы и Петрограда. Однако уже из перечисления глав следует, что содержание книги значительно шире, глубже, a центр тяжести уверенно сместился на большевизм, коммунистическую партию, ее идеологию и идеологов, на трагичные результаты, к которым привел «коммунистический эксперимент» за шесть лет существования. На фоне этих трагических событий как бы отдельными штрихами, вскользь отмечены лица и судьбы отдельных ученых, юристов, врачей, студентов, крестьян, ремесленников, случайных и незнакомых людей.
Книга состоит из предисловия и тринадцати глав. В первых четырех главах представлен критический анализ идеологии и целей большевизма, коммунистической партии, классовой борьбы и идей создания бесклассового общества. Брок считал, что без понимания духовной сути большевизма невозможно понять происходящее в советской России.
Как известно из переписки Брока с Шахматовым, задолго до поездки в Россию весной 1923 года норвежский славист интересовался работами С. А. Котляревского[7], который считал, что социализм является одной из форм религии человечества, которая сейчас рождается. Эти слова Котляревского были одним из исходных пунктов анализа происходящего в советской России, предпринятого Броком. Большевиков Брок сравнивает с «повивальными бабками», участвующими при рождении новой религии. Он отказывается признать партию большевиков с позиций Запада. В западноевропейском понимании «русская коммунистическая партия» не является партией. «Коммунистическая партия – это секта, организованная как идеологическая армия борцов за коммунистическое евангелие, только вооружены они вовсе не проповеднической силой свободного убеждения, а орудиями совсем иного толка. Их источник следует искать в средневековом религиозном фанатизме, который вылился в безумную бойню, истребляющую и доводы здравого смысла, и элементарные нормы морали. Армия секты является тем столпом, на котором зиждется власть Кремля».
Общепринятое в начале прошлого века понимание роли большевиков в ходе истории Брок рассматривает как иллюзию, которая достаточно долго живет и еще не полностью искоренена из сознания наивно верующих, но она пока все еще развевается над воздушным замком русского большевизма подобно потрепанному и выцветшему обрывку флага. Брок понимает, что большевики в роли «повивальных бабок» новой веры не собираются ни отпускать, ни ослаблять свою мертвую хватку, поэтому несчастной России-матушке, несомненно, придется настроиться на перспективу принужденного смирения с родовыми болями на поколения, прежде чем пригодный на что-либо пролетарский зародыш увидит свет. И слова «диктатура пролетариата» остаются стоять как афиша для этой тиранической пытки.
Следующие три главы посвящены анализу системы судов и судопроизводства. Одним из тяжелейших последствий попыток создания нового бесклассового общества, нового человека Брок считает полное падение морали у правящей верхушки. Он пишет, что как бы ты ни был непритязателен в своих ожиданиях, непременно вздрагиваешь перед той жестокостью, бескомпромиссным тоном, самонадеянностью и отсутствием воспитанности и внешнего «благородства» по отношению к ближнему, которые так часто характеризуют русский коммунизм. Брок-гуманист неоднократно подчеркивает, что жестокость, деспотизм, чванливость, человеконенавистничество, жажда искоренения всего старого, проявление всех самых низменных человеческих инстинктов недоступны для понимания, если человек искренне любит Россию. Он пишет, что рассказы о революции «вызывают ассоциацию с диким экстазом, состоянием «вне себя», когда нормальные ценности, такие как чужая или даже собственная жизнь, уходят на второй план или просто стираются и когда люди – по аналогии с душевнобольным – в беспамятстве крушат предметы или, ослепленные страданием или наслаждением, истребляют все на своем пути. Большевики с марксистской ловкостью обернули в свою пользу это экстатическое состояние – не психоз, а скорее невроз, как сказал в беседе знаменитый Иван Павлов[8]: «Самые низменные человеческие инстинкты – вот какую черту душевной и эмоциональной жизни они взлелеяли и поставили во главу угла».
Очень редко, но все-таки проступает параллельно с этим перевернутым миром и другая сторона русского человека: при более близком личном знакомстве заградительный щит может получить трещину, и тогда проступает действительная русская натура, обходительная, готовая к услугам, особенно для иностранцев, натура дружественная, полная любви и самопожертвования. О таких людях неоднократно говорилось «коммунист, но человек хороший», или чаще: «нет, не коммунист».
Науке, высший школе, воспитанию и образованию молодого поколения посвящены следующие четыре главы Описывая систему образования, Брок искренне восхищался мужеством русских профессоров дореволюционного поколения, которые были вынуждены работать в тяжелых условиях советских университетов, и ужасался сложившейся обстановкой. Многие из дореволюционных светил науки погибли или бежали, и только единицам удалось выстоять. Крылатой среди русских коллег Брока стала фраза о том, что жизнь уподобилась пребыванию в сумасшедшем доме, когда не знаешь, что произойдет через неделю. «Изменений в мире вузов столько, что всё это производит впечатление настоящей свистопляски». Постоянно хаотически и бессмысленно менялась система высшего образования, заслуженные профессора, ученые, преподаватели бесцеремонно увольнялись новоиспеченным руководством, а их место занимали угодные системе необразованные бездари. Броку не раз приходилось слышать такие фразы: «На следующей неделе мы не знаем, где, собственно говоря, будем учиться».
Для советской власти армия уволенных преподавателей в своей беспроглядной нищете представляла опасные остатки империалистической и контрреволюционной ереси. Невостребованная новой властью интеллектуальная элита дореволюционной России должна была умереть духовно и, по возможности, физически. Образованные умы необходимо было во что бы то ни стало задушить в большевистских тюрьмах. А если они и оставались по другою сторону решетки, то были заведомо обречены на голодную смерть: без пенсии и возможности получить другую работу, им было запрещено покинуть «райскую жизнь» в стране советов.
Не ускользнула от пристального внимания Брока и система приема в высшие школы, в основе которой была узаконенная система с привилегированным классом пролетарского сословия: «Решение о приёме в вуз принимает своевольная партия, и лицемерное доктринёрство настолько культивируется, что нам, простым смертным, оно представляется чем-то непостижимым – в частности, если посмотреть на это с точки зрения собственно коммунистического учения. Здесь речь идёт в первую очередь не о способностях. Самое главное – борьба за абсолютную верховную власть «класса», обеспечение привилегированного положения пролетариата, то есть коммунистической секты, работа во имя нового мировоззрения с упором на представление о том, что она может быть осуществлена только теми, кто принадлежит к истокам, истинному, неиспорченному пролетариату. Все остальные заражены опасными буржуазными взглядами, и у них, в лучшем случае, может случиться рецидив. Всем остальным, следовательно, должен быть самым тщательным образом закрыт доступ к высшему образованию, а если возможно – то и к образованию вообще. И здесь нет места ни стыду, ни сентиментальным предрассудкам. Система совершенно ясна».
Брок отмечает, что вся система приема и обучения в высших и даже средних школах функционирует как прекрасно отлаженная система, в которой есть что-то абсолютно сатанинское, что-то дьявольское, как охарактеризовал эту систему один из видных психологов и писателей России в беседе с Броком. Что же касается бесклассового общества и возможного риска, что, получив высшее образование, человек, хотя он и вышел из рядов пролетариата, сможет со временем выделиться и перейти в другой класс, слой новой интеллигенции, Брок пишет: «Если кто-то сомневается, то я попрошу раскрыть брошюру Бухарина, стенограмму его доклада от февраля 1923 года «Пролетарская революция и культура». Бухарин видит, что пролетарское происхождение не может быть полной гарантией от возможности перехода в другой класс, и этому крайне необходимо препятствовать всеми средствами. Поэтому предлагается проводить приемы в высшие школы только исключительно из пролетарских кругов, и таким образом закрыть путь к высшему образованию детям и внукам тех, кто высшее образование уже имеет.
Последняя глава – это своего рода подведение итогов, которое Брок начинает словами: «Соприкасаясь с жизнью, российский эксперимент не выдерживает этого соприкосновения. Большевики по-прежнему восседают на троне, опираясь на своё «мировоззрение», однако последнее покоится на руинах выдуманного марксистского замка. Эти обломки приводят нас к мысли: быть может, основная ошибка крылась в самом фундаменте замка, который хотели построить Ленин и его товарищи?» В этой главе Брок обращается к самым различным сферам жизни русского общества: экономике, системе банков, налогообложению, культуре и т. д. Именно в этой главе он вкратце касается и вопросов частной собственности, аграрных вопросов, отношения крестьян к существующему строю и праву владения землей. Так, подняв вопросы коллективного и частного права землевладения, Брок, цитируя своего русского друга, приходит к выводу: «Частная земельная собственность по-прежнему считается частной земельной собственностью. Думаете, коммунисты посмеют ее затронуть? Наш крестьянин защищает землю, которую считает законно приобретенной, с вилами и кулаком, своей жизнью». Было очевидно, что крестьянство в целом, не проявляя ни энтузиазма, ни интереса к большевистским идеям, отклонило вмешательство коммунистов. И автор с горечью заключает, что все эти новые активные и интенсивно размножающиеся организации, несмотря на якобы талантливых лидеров, под более пристальным взглядом приходится списать до нулевого уровня.
Уже в предисловии Брок обращает внимание читателей на то, что он свою книгу не адресует лидерам советского государства, поскольку они глухи к открытому и чистосердечному призыву опомниться и одуматься, они не способны услышать голос человека, всем сердцем полюбившего их страну и народ еще в молодости. Автор осознает это и говорит открыто: «Мой голос не прозвучит как громкий клич – он не имеет влияния в тех кругах. Я пишу для других. И, верю, не напрасно».
Как было сказано выше, книга норвежского профессора «Диктатура пролетариата», запечатлевшая его потрясения увиденным в Советской России в начале лета 1923 года, была опубликована осенью того же года. Очень скоро она была переведена на шведский, французский и английский языки. В шведском переводе книга вышла в 1924 году, французский перевод, основанный на издании для народных библиотек, вышел в 1925 году, a вот ее английский перевод так и остался неизданным. Машинописная рукопись этого перевода, датированная 9 мая 1924 года, хранится в Норвежской Национальной Библиотеке в Осло в архиве Олафа Брока.
Как следует из титульного листа, этот перевод был выполнен в американском университете Йова норвежцем Хеннингом Ларсеном[9].
Несмотря на то, что Олаф Брок был профессором славянских языков с мировым именем, ни на один славянский язык перевод его сенсационной книги сделан не был. «Книга-пасквиль» строптивого норвежца, с которой так яростно сражалась советская посланница Коллонтай, появилась в то время, когда сумерки все плотнее сгущались над советской Россией и уже неумолимо начал опускаться железный занавес, чтобы на долгие десятилетия задавить ростки свободы оргиями диких плясок тоталитарного режима в самой большой славянской стране. Понятно, что в сложившихся политических условиях не могло быть и речи о переводе на любой славянский язык книги, в которой убедительно и аргументировано развенчивался советский режим, то есть тот режим, который эффективно уничтожал хуже любой войны свою страну и свой народ.
Отсутствие перевода хотя бы на один из славянских или на английский язык сделало эту книгу недоступной как для широкого круга читателей, которым она была адресована автором, так и для специалистов, лишенных возможности изучать многогранное творческое наследие норвежского слависта. Особенно остро ощутился недостаток перевода в последнее время, после выхода ряда работ, основанных на ранее не изученных материалах из архива Олафа Брока [Lonngren 2015, 2016; Elstad 2016; Гулькевич 2017, Myklebost 2017]. Поскольку в этих работах наглядно представлена многогранная деятельность норвежского слависта, его талант непревзойденного до сих пор исследователя диалектной фонетики, блестящего переводчика, автора учебников и открывателя языка пиджина «русенорск» виртуозно сочетался с высоким мастерством трибуна, общественного деятеля и дипломата по призванию, у исследователей, не владеющих скандинавскими языками, появился живой интерес к изучению наследия легендарного норвежского слависта. Таким образом, стало очевидным, что назрела необходимость перевода его работ, написанных по-норвежски, и в первую очередь «Диктатуры пролетариата». В 2017 году была предпринята попытка перевода этой книги на русский язык, но успехом она не увенчалась.[10]
Но сейчас перевод на русский язык сделан и опубликован, благодаря чему голос славянского дипломата из Норвегии будет услышан теми, к кому обращены его слова, идущие из глубины души «постоянного в доброте человека».[11]
Источники:
NB, Olaf Broch, Brevs. 337.
СПФАРАН, ф. 12, оп. 1, д. 8, л. 27.
Литература:
Broch, O. 25.05.1902. “Fra Rusland I” Aftenposten
Broch O. 29.05.1902. “Fra Rusland II” Aftenposten
Broch O. 30.05.1902. “Fra Rusland III” Aftenposten
Broch O. 11.06.1902. “Fra Rusland IV” Aftenposten
Broch O. 17.06.1902. “Fra Rusland V” Aftenposten
Broch, O. 19.07.1902. “Fra Rusland VI” Aftenposten
Broch O. 22.07.1902. “Fra Rusland VII” Aftenposten
Broch O. 23.07.1902. “Fra Rusland VIII” Aftenposten
Broch O. 26.07.1902. “Fra Rusland X” Aftenposten
Broch O. 27.07.1902. “Fra Rusland XI Del 1” Aftenposten
Broch O. 29.07.1902. “Fra Rusland XI Del 2” Aftenposten
Broch O. Proletariatets diktatur. Set og tenkt fra forsommeren 1923. Kristiania, 1923. 195 S.
Broch O. Proletariatets diktatur. Till svenska av Stig Olason. Stockholm, 1924. 233 S.
Broch O. La dictature du proletariat. Traduction de P.-G. Chesnais. I–III. Le Correspondant, Paris, 1925. T. 298, pp. 801–888, T. 299, pp. 99-117, pp. 340–359.
Blegen T. C. Norwegian Migration to America: The American Transition. New York 1969. 582 P.
Коллонтай А. М. Дипломатические дневники. 1922–1940. Том 1. Москва, 2001. 527 С.
Гулькевич К. Н. Письма к Олафу Броку 1916–1923, ред. Карелин, В.А., А.А. Комаров, Й.П. Нильсен, К.А. Миклебуст. Новое литературное обозрение, Москва, 2017. 284 С.
Elstad I. S. Russlandbilder En analyse av Fridtjof Nansens og Olaf Brochs ideer om Russland 1902–1929. Masteroppgave i historie. Universitetet i Troms0 Norges arktiske universitet, 2016.
Лённгрен Т. П. «Друг и помощник человечества»: переписка норвежского слависта Олафа Брока. Вестник «Альянс-Архео». Вып. 12. М., СПб.
2015. С. 83–97.
Lonngren T. «… прошу не забыть, что есть у Вас друг»: Олаф Брок и Алексей Александрович Шахматов. Slovo. Journal of Slavic Languages, Literatures and Cultures. 2015. No. 56. Р. 37–57.
Lonngren T. Архив профессора Олафа Брока в Норвежской Национальной Библиотеке. Slovo. Journal of Slavic Languages, Literatures and Cultures. 2016. No. 57. Р. 35–47.
Lonngren T. «… полезные указания из далекой Европы»: вклад норвежского слависта 0лафa Брога в подготовку Программы для собирания русских народных говоров 1896. Scando-Slavica. 2016. T. 62:1. Р. 7–31.
Lonngren T. «Прошу […] не гневаться моим вопросам»: норвежский профессор Олаф Брок как переводчик (из истории российско-норвежских научных связей). Poljarnyj vestnik. Norwegian Journal of Slavic Studies.
2016. Vol. 19. P. 51–67.
Myklebost, K. A., Мечта о либеральной России. Ottar 1/2017 No. 314. Troms0 Museum, UiT Norges arktiske universitet, Troms0, 2017.
Сорокина, М. Ю. Архивы дипломатических ведомств как источник по социальной истории науки. Архивоведение и источниковедение отечественной истории. Проблемы взаимодействия на современном этапе. Доклады и сообщения на 4-й Всероссийской конференции 24–25 апреля 2002 г. Москва, 2002. С. 129–135.
Т. П. Лённгрен
Университет Тромсё (UiT) – Арктический Университет Норвегии