Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 497.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 132–133.
Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. 1. М.-Л., 1930. С. 42.
Там же. С. 215.
«Все что нас окружает, может служить примером диалектики. Мы знаем, что все конечное изменяется и уничтожается, его изменение и уничтожение есть не что иное, как его диалектика, оно содержит в себе свое иное и потому выходит за пределы своего непосредственного существования и (потому оно – Н.С.) изменяется» / Там же. С. 135. «Мы говорим, что все вещи, или все конечные предметы обречены на гибель, и в этом смысле диалектика есть всеобщая неотразимая власть, которой все должно покориться, как бы оно ни было, по-видимому, независимо и прочно» / Там же. С. 135–136.
Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. 1. М.-Л., 1930. С. 134.
Там же. С. 133–134.
«Изложение Гегелем в «Науке логики» созданной им идеалистической диалектики является единственным примером построения философской теории в соответствии с внутренней логикой ее содержания. Ни до, ни после Гегеля не было и нет подобного логически обоснованного и доказательного изложения философского учения, представленного в процессе самодвижения, саморазвития его содержания от самых абстрактных характеристик бытия до наиболее конкретного описания его как самопознающего субъекта. Гегелю удалось представить свою философию в виде целостной и вместе с тем развивающейся системы знания» / Солопов Е.Ф. Философия. Предмет и логика философии. Истоки диалектики и метафизики. М., 2001. С. 7.
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 179.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 278. Заметим, критикуя «критиков» философии Г. Гегеля, которые ограничиваются «презрительным пожатием плеч по поводу его крайнего идеализма», Г.В. Плеханов указывал, что «если ее ошибочная идеалистическая основа действительно дает себя чувствовать слишком часто; если она ставит слишком тесные пределы движению гениальной мысли великого человека, то именно это обстоятельство и должно заставить нас отнестись к философии Гегеля с величайшим вниманием; именно оно-то и делает ее в высшей степени поучительной. Идеалистическая философия Гегеля сама по себе самое лучшее, самое неопровержимое доказательство несостоятельности идеализма» / Плеханов Г.В. Соч. Т. VII. М., 1931. С. 38–39.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 22.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 496–497.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 21.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 22.
Диалектический метод, диалектическая логика «показывает, что, подобно тому, как при исследовании развития объекта, находящегося на определенном этапе этого развития, нельзя брать взаимодействующие в его структуре моменты в той последовательности и субординации, в которой они появлялись в истории становления объекта, так, соответственно, и при исследовании теории объекта нельзя брать категории в том порядке, в котором они появлялись в ходе истории возникновения, складывания и развития этой теории» / Диалектика научного познания. Очерк диалектической логики. М., 1978. С. 218.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 726.
Там же. С. 727.
Конкретное и абстрактное «как диалектические противоположности взаимосвязаны так, что абстрактное находится не где-то вне, а «внутри» конкретного, оно порождается в процессе познания «из» конкретного. На стадии восхождения от абстрактного к конкретному получается даже так, что теория тем конкретнее, чем абстрактнее отдельные теоретические понятия, в которых она излагается. Вообще знание одновременно, но в разных отношениях может быть и абстрактным, и конкретным, например интенсионально абстрактным и экстенсионально конкретным. Движение от конкретного к абстрактному гносеологически в принципе означает отправляющийся от явления процесс проникновения в сущность, тогда как последующее восхождение от абстрактного к конкретному прослеживает прежде всего развитие уже выявленной сущности, а вместе с тем и конкретизацию ее в совокупности многообразных явлений.
Таким образом, абстрактное и конкретное неразделимы непроходимой метафизической границей, они способны переходить, переливаться друг в друга» / Диалектика научного познания. С. 171–172.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 31. С. 277.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 29. С. 212.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 32. С. 456.
В этой связи Е.Ф. Солопов пишет: «О чем свидетельствуют эти письма. Во-первых, о том, что у Маркса было намерение написать работу, непосредственно посвященную теории диалектики. Во-вторых, эти письма говорят о том, что в постановке данной задачи и в подходе к ее решению Маркс прямо и непосредственно опирался на Гегеля, на его достижения и заслуги в открытии законов диалектики, их систематической разработке и изложении. Маркс не считал, что в данном вопросе он поставлен перед необходимостью начинать работу на голом месте и видел свою задачу конкретно в том, чтобы исправить уже сделанное Гегелем, а именно освободить его изложение диалектики от идеалистической мистификации и в соответствии с этим дать общедоступное изложение диалектики, сознательно исходя из материалистического ее понимания. В-третьих, эти письма свидетельствуют о том, что Маркс знал, как приступить к выполнению данной задачи, что он уже имел в своей голове ее принципиальное решение, которое ему осталось только развернуть и реализовать, изложить на бумаге, сделать общедоступным для всех. В-четвертых, эти письма отражают главную причину, почему Маркс не осуществил своих намерений в данной области – у него так и не нашлось на это времени, подавляющую часть которого «съела» работа над «Капиталом»» / Солопов Е.Ф. Указ. соч. С. 23–24.
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 301.
Там же. С. 162.
Там же. С. 203.
См., напр.: М.М. Розенталь. Вопросы диалектики в «Капитале» К. Маркса. М., 1955; он же. Диалектика «Капитала» К. Маркса. М., 1967; З.М. Оруджев. К. Маркс и диалектическая логика. Баку., 1964.
См. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» К. Маркса. М., 1960.
Типухин В.Н. Метод восхождения от абстрактного к конкретному в «Капитале» К. Маркса / Труды Омского с-х. ин-та им. С.М. Кирова, 1961. Т. 45; Маньковский Л.А. Логические категории в «Капитале» К. Маркса / Учен. Зап. Моск. гос. пед. ин-та им. В.И. Ленина, 1962. № 179.
Вазюлин В.А. Логика «Капитала» К. Маркса. М., 1968. С. 26.
Ленин В.И. Полн. Собр. Соч. Т. 29. С. 238.
История марксистской диалектики. От возникновения марксизма до ленинского этапа. / Отв. ред. М.М. Розенталь. М., 1971. С. 360.
Розенберг Д.И. Комментарии к первому тому «Капитала» К. Маркса; он же. Комментарии ко второму и третьему томам «Капитала» К. Маркса. М., 1961.
Затянувшаяся сенсация (вместо предисловия) / Вазюлин В.А. Логика «Капитала» К. Маркса. М., 2002. С. 3–4.
См. Сычев Н.В. Актуальные проблемы политической экономии. М., 2015.с. 221–228.
Решение этих проблем будет дано автором в третьем томе настоящей монографии.
Заметим, автором уже начата работа по созданию такого труда. После публикации трех томов по диалектике, или логике развития капиталистической экономики, она будет завершена и представлена научной общественности (разумеется, при наличии соответствующих условий: источника ее финансирования, возможности издания и т. п.).
См. Сычев Н.В. Политическая экономия, или Общая теория развития экономики. Т. 1. Жуковский, МИМ ЛИНК, 2012. С. 954–1168. Необходимо отметить, что значительная часть экономического материала, содержащегося в трех главах этого труда, в которых речь идет о товаре, деньгах и рынке, составляет первый раздел представленной монографии, а оставшаяся часть, посвященная трактовке этих категорий в российской политической экономии дооктябрьского периода, представлена в трех приложениях, вследствие, во-первых, ограниченности объема самой монографии; во-вторых, важности данного материала, который до сих пор является малоизученным.
Следует иметь в виду, что «эта объективная причинно-следственная связь между двойственной природой труда, воплощенного в товаре, и двойственным характером всех явлений и процессов товарного хозяйства и составляет содержание основной структурной закономерности товарных отношений. Данная закономерность обусловливает не только двойственность всех явлений товарного хозяйства, но и характер этой двойственности, ее связь с конкретным и абстрактным трудом товаропроизводителей.
Основная структурная закономерность товарных отношений определяет не социально-экономическую сущность явлений товарного производства в различных общественно-экономических формациях. Это функция основных экономических законов этих формаций. Основная структурная закономерность товарных отношений – это не специфический, а общий закон всех общественно-экономических формаций, в которых есть товарное производство. Наибольшего развития эта закономерность достигает при капитализме, все экономические явления которого, как известно, приобретают товарную форму.» / Афанасьев В.С. Великое открытие Карла Маркса: Методологическая роль учения о двойственном характере труда. М., 1980. С. 14–15.
«Двойственная природа труда, воплощенная в товаре, предопределяющая как двойственный характер каждого явления и процесса капиталистической экономики, так и природу этой двойственности, дает возможность в явлениях капиталистической экономики провести ясное различие между их натурально-вещественным содержанием, непосредственно связанным с конкретным трудом и создаваемой им потребительной стоимостью, и их социально-экономической формой, непосредственно проистекающей из той роли, которую играет абстрактный труд и создаваемая им стоимость товара в капиталистической системе производственных отношений. Таким образом, явления капиталистической экономики, с одной стороны, представляют собой различные выражения процессов конкретного труда, а с другой – выступают одновременно и как проявления процессов абстрактного труда, в единстве составляющих совокупность экономических процессов и явлений капиталистического способа производства.» / Афанасьев В.С. Указ. соч. С. 15.
«Разумеется, во всех этих случаях речь идет лишь о неразрывно связанных между собой сторонах экономических явлений капитализма, поскольку процессы конкретного труда не существуют отдельно от соответствующих им процессов абстрактного труда, как, впрочем, и последние находятся в органической связи с первыми. Однако в теоретическом анализе разграничение этих сторон обязательно, поскольку только оно может позволить избежать ошибок в решении сложных проблем политической экономии капитализма.» / Там же. С. 16.
Более подробно см. Сычев Н.В. Актуальные проблемы политической экономии. С. 14–15, 41–42, 52–58.
Заметим, товарами являются не только продукты труда, но и любые объекты, вступающие в рыночный обмен: естественные блага, деньги, рабочая сила человека, капитал, информация и т. п.
«В методе исследования общественных явлений у древнегреческих философов была одна характерная черта, выгодно отличающая их от исследователей позднейших времен, действовавших в условиях чрезвычайно дифференцированной, раздробленной до мельчайших деталей, научной работы: они старались прежде всего охватить предмет в его целом. Заинтересованные в коренной реформе существующего общественного строя, они подходили и к теоретическому изучению его с широким общим взглядом, и только набросав возможно отчетливее основные контуры своих теоретических построений, обращались к углублению в частности изучаемого комплекса явлений. Отсюда – мы находим у них ряд глубоко продуманных социологических обобщений, образующих солидную основу для теоретических систем по различным отраслям общественной жизни, отчасти подробно разработанных уже ими самими, отчасти незатронутых или очерченных только некоторыми намеками. Слитность рассуждений древнегреческих философов, легко переходивших от экономических и социальных вопросов к моральным и эстетическим, – так неприятно действующая на некоторых современных ученых, привыкших к более спокойной и упорядоченной работе за прочными перегородками мысли, – имела и свою хорошую сторону. Теоретическое мышление древних последовательно и цельно. Их экономические и политические рассуждения образуют живой, объединенный единой мыслью, комплекс идей, логически тесно связанный их общим с философским и моральным мировоззрением. Впрочем, для них трудно говорить отдельно даже об их моральном мировоззрении; их мышление едино во всех его составных частях и в нем созвучно укладываются все отдельные элементы их миропонимания, их отдельных чаяний и стремлений» / История экономической мысли. Т. 1. Под. ред. В.Я. Железнова и А.А. Мануилова. М., 1916. С. 4–5.
«Отправной точкой и объектом греческой цивилизации является человек. Она исходит из его потребностей, она имеет в виду его пользу и прогресс. Чтобы их достичь, она вспахивает одновременно и мир, и человека, один посредством другого. Человек и мир в представлении греческой цивилизации являются отражением один другого – это зеркала, поставленные друг против друга и взаимно читающие одно в другом» / Боннар А. Греческая цивилизация. М., 1958. С. 42.
«Они (античные философы – Н. С.) совершенно ясно сознавали, более того: они ясно чувствовали всем своим существом аксиоматическую истину, составляющую и до сих пор фундамент всего экономического знания, – об известной зависимости людей от окружающего их мира природы, иначе говоря, об ограниченности запаса материальных благ, по сравнению с удовлетворяемыми ими человеческими потребностями. Это убеждение давало им определенный ответ на основной вопрос экономической теории – о ценности хозяйственных благ. Ответ этот вполне гармонизировал с их общим взглядом на общественные отношения и тесно связывался с их философскими и моральными идеями. В вопросе о ценности хозяйственных благ греческие мыслители решительно выдвигали наиболее близкую общему духу их мировоззрения точку зрения полезности. Им и не было надобности считаться с возможностью иных точек зрения, потому что теория полезности давала для них вполне закругленное, законченное решение проблемы. Греческого гражданина хозяйственные блага интересовали преимущественно по их назначению, а не по происхождению; он вполне осязательно чувствовал зависимость в своем существовании и в излюбленных формах своей деятельности от известного запаса материальных благ и в этом видел основание для их оценки. Обеспечить государственный организм достаточными средствами существования, которые позволили бы ему беспрепятственно выполнять свое высокое назначение, при условиях, устраняющих раздоры и несогласия между отдельными гражданами и группами граждан, – такова была, по убеждению передовых людей того времени, задача хозяйственной организации» / История экономической мысли. Т. 1. Под. ред. В.Я. Железнова и А.А. Мануилова. С. 5–6.
«В особенности интересны его (Ксенофонта – Н. С.) рассуждения о ценности, которые имеют вид некоторой целостности, включая и анализ некоторых эмпирических соотношений, которым подчиняется меновой акт. Ему принадлежит заслуга ясной формулировки понятия “полезность” с подразделением его на два вида: полезность вследствие непосредственного употребления, что можно назвать потребительной стоимостью, и полезность вследствие возможности обмена, что можно назвать меновой стоимостью. Именно Ксенофонту принадлежит положение о том, что “благо есть все то, что полезно”, т. е. удовлетворяет человеческим потребностям. При этом он не замыкается в рамки плоского гедонизма: “полезность” он не замыкает рамками “утилитарной” экономики, а рассматривает широко – она совмещает у него не только хозяйственный момент, но и момент нравственный, выводящий за рамки натурального хозяйствования. Полезным, с хозяйственной точки зрения, он считал все то, что удовлетворяет известную потребность, что служит полезному назначению; полезным же с нравственной стороны является то, что не заключает в себе нравственного вреда» / Шухов Н.С. Ценность и стоимость (опыт системного анализа). Ч. 1. М., 1994. С. 115.
Ксенофонт Афинский. Сократические сочинения. М.—Л., 1935. С. 253.
«Чтобы у нас успешнее шло сапожное дело, – говорится в проекте идеального государства Платона, – мы запретили сапожнику даже пытаться стать земледельцем, или ткачом, или домостроителем; так же точно и всякому другому мы поручили только одно дело, к которому он годится по своим природным задаткам, этим он и будет заниматься всю жизнь, не отвлекаясь ни на что другое, и достигнет успеха, если не упустит время. А разве не важно хорошее выполнение всего, что относится к военному делу? Или оно настолько легко, что земледелец, сапожник, любой другой ремесленник может быть вместе с тем и воином? Прилично играть в шашки или кости никто не научится, если не занимался этим с детства, а играл так, между прочим. Неужели же стоит только взять щит или другое оружие и запастись военным снаряжением – и сразу станешь способен сражаться, будь то гоплитов или других воинов? Никакое орудие только от того, что оно очутилось у кого-либо в руках, не сделает его сразу мастером или атлетом и будет бесполезно, если человек не умеет с ним обращаться и недостаточно упражнялся» / Платон. Государство. Законы. Политик. М., 1998. С. 116–117.
Там же. С. 113. Поясняя свою мысль, Платон писал: «Если земледелец или кто другой из ремесленников, доставив на рынок то, что он производит, придет не в одно и то же время с теми, кому нужно произвести с ним обмен, неужели же он, сидя на рынке, будет терять время, нужное ему для работы?
Найдутся ведь люди, которые, видя это, предложат ему свои услуги. В благоустроенных государствах это, пожалуй, самые слабые телом и непригодные ни к какой другой работе. Они там, на рынке, только того и дожидаются, чтобы за деньги приобрести что-нибудь у тех, кому нужно сбыть свое, и опять-таки обменять это на деньги с теми, кому нужно что-то купить.
Из-за этой потребности появляются у нас в городе мелкие торговцы. Разве не назовем мы так посредников по купле и продаже, которые засели на рынке? А тех, кто странствует по городам, мы называем купцами» / Там же. С. 113–114.
Аристотель. Сочинения. Т. 4. М., 1983. С. 387.
Там же. С. 390.
Там же. С. 155–156.
Там же. С. 156.
История экономической мысли. Т. 1. Под. ред. В.Я. Железнова и А.А. Мануилова. С. 225.
Аристотель. Сочинения. Т. 4. С. 157.
Там же. С. 156.
Там же. С. 156, 157.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 69–70.
Там же. С. 70. «При всех замечательных достоинствах аристотелевской теории экономического обмена и тесно связанной с ней теорией денег на учении Аристотеля лежит печать исторической ограниченности. Это учение теоретика рабовладельческого общества и рабовладельческих отношений в сфере труда. Аристотель исходит не из производственной деятельности работников, а из потребностей лиц, вступающих между собой в обмен. Если бы обмен стоял в зависимости от относительных затрат труда на производство обмениваемых предметов, то пропорциональное отношение лиц к продуктам труда было бы прямым. В этом случае работа, например, сапожника относилась бы к работе земледельца, как затраченный сапожником труд к труду земледельца. Но Аристотель признает в качестве регулятора обмена лишь потребность в вещи у лица, намеренного обменять ее на свою вещь. Поэтому пропорция у него оказывается обратной: пара сандалий будет так относиться к мере хлеба, как потребность земледельца в сандалиях относится к потребности сапожника в хлебе…именно потребность связывает как бы в единое целое отношение обмена. Сама возможность для предметов, по существу несоизмеримых, стать соизмеримыми объясняется тем, что соизмеряемость их устанавливается только по отношению к потребности. Здесь это уравнение достаточно достижимо.
Такая точка зрения естественна для идеолога общества, основным социальным отношением которого является отношение рабовладельца к рабу и в котором труд не имеет большой цены в глазах верхушки рабовладельческих классов. Именно с этой точки зрения Аристотель ищет отношение равенства не в равенстве различных количеств труда, а в равенстве потребностей свободных членов рабовладельческого общества, обменивающихся различными вещами или товарами» / Асмус В.Ф. Античная философия. М., 1976. С. 370–371.
Петти В. Экономические и статистические работы. М., 1940. С. 40.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 40.
Петти В. Экономические и статистические работы. С. 73.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. 1. С. 357.
Петти В. Указ. соч. С. 73.
Там же.
Там же.
Там же.
Там же.
Там же.
См., там же. С. 36.
Там же. С. 55.
Там же. С. 35.
Там же. С. 23.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. 1. С. 364.
Там же. С. 364, 365.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 40.
Напомним, античные мыслители заложили основы теории ценности, с точки зрения которой они исследовали двойственную природу товара, различая его потребительную ценность и меновую ценность. Такой подход всецело вписывался в логику их натурально-хозяйственной концепции, отражавшей реальные процессы древнегреческого общества, в котором товарно-денежные отношения еще были не развиты. Напротив, в условиях капиталистического способа производства именно эти отношения становятся всеобщими, т. е. господствующей формой экономических связей. В результате обнаружилась эвристическая ограниченность категорий потребительной и меновой ценности. Последние, характеризуя двойственную природу полезности вещи, не позволяли раскрыть объективную основу товарно-денежных отношений, связанную с затратами труда на производство товаров. Это обстоятельство негативным образом отражалось на развитии политической экономии. Великая заслуга классиков этой науки в том и состоит, что они перенесли вопрос о происхождении общественного богатства из сферы обращения в сферу производства, что позволило им выработать трудовую теорию стоимости. Именно с точки зрения этой теории классики раскрыли анатомию и физиологию буржуазного общества. Особое место среди них, несомненно, занимает А. Смит, который обобщил и систематизировал накопленные знания и превратил их в целостную теоретическую систему.
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Т. 1. М. – Л., 1935. С. 28.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 730.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. II. С. 177. «У Смита, – пояснял далее К. Маркс, – это имеет свое оправдание (за исключением отдельных специальных исследований о деньгах), так как его задача была в действительности двоякой. С одной стороны, это была попытка проникнуть во внутреннюю физиологию буржуазного общества; с другой же стороны, Смит стремился: отчасти – впервые описать проявляющиеся внешним образом жизненные формы этого общества, изобразить его внешне проявляющуюся связь, а отчасти – найти еще для этих явлений номенклатуру и соответствующие рассудочные понятия, т. е. отчасти – впервые воспроизвести их в языке в процессе мышления. Одна работа интересует его в такой же степени, как и другая, и так как обе они протекают независимо друг от друга, то здесь получается совершенно противоречивый способ представления: один взгляд более или менее правильно выражает внутреннюю связь, другой же, – выступающий как столь же правомерный и без всякого внутреннего взаимоотношения с первым способом понимания, без всякой внутренней связи с ним, – выражает внешне проявляющуюся связь» / Там же. С. 177–178.
«Недостаток… теории Смита состоял в том, что он ставил на одну доску те различные результаты, которые он получал с помощью различных методов исследования, смешивая содержание экономического явления и его внешнюю форму, которая выступала в его теории как некая “вторая сущность”. В результате двойственность примененного Смитом метода обусловила и двойственность всей его теоретической системы. С помощью описательного метода Смит получал достаточно цельную картину общественно-экономических отношений, какой она выглядит на поверхности экономической жизни общества. Абстрактный же метод, примененный Смитом, позволял ему разработать другой теоретический блок, отражающий свойства той же самой экономической системы, но уже с точки зрения ее сущностных закономерностей» / Афанасьев В.С. Первые системы политической экономии (Метод экономической двойственности). М., 2005. С. 92–93.
Смит А. Указ. соч. С. 30.
Там же.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. I. С. 44.
Смит А. Указ. соч. С. 35.
«Рассматривая труд под углом зрения его разделения в обществе, Смит приходит к выводу о том, что источником стоимости является труд в любой отрасли материального производства, а не какой-либо его специфический вид. Этот вывод имел весьма важное значение для экономической науки. Ведь Смит фактически утверждал, что труд как источник стоимости не зависит от своей отраслевой специфики, абстрагирован от нее и выступает как труд вообще. Эта позиция Смита открывала дорогу к категории абстрактного труда, а тем самым – к выявлению двойственного характера труда, создающего товар. Однако неразвитость исторического метода Смита не позволила ему провести различие между трудом вообще как затратой труда в физиологическом смысле слова и абстрактным трудом как особой исторической формой труда вообще, при которой затраченный труд превращается в общественный труд, выступающий в качестве меры и регулятора меновых отношений» / Афанасьев В.С. Указ. соч. С. 107–108.
Смит А. Указ. соч. С. 31.
Там же.
Там же.
Там же.
«Мясник, – пояснял А. Смит, – редко тащит своего быка или барана к булочнику или пивовару для того, чтобы обменять их на хлеб или на пиво; он отправляется с ними на рынок, где выменивает их на деньги, а затем обменивает эти деньги на хлеб и на пиво. Количество денег, которое он получает за них, определяет в свою очередь количество хлеба и пива, которое он может затем купить. Поэтому для него гораздо естественнее и проще расценивать их стоимость по количеству денег – товара, на который он непосредственно выменивает их, чем по количеству хлеба и пива – товаров, на которые он может обменять их только при посредстве третьего товара. Проще сказать, что мясо стоит три или четыре пенса за фунт, чем сказать, что оно стоит три или четыре фунта хлеба или три или четыре кварты пива» / Там же. С. 32.
Там же. С. 32.
Там же. С. 32–33.
Там же. С. 36. «В каждый данный момент и в каждом данном месте деньги какой-либо страны представляют собою более или менее точное мерило стоимости в соответствии с тем, насколько находящаяся в обращении монета более или менее точно соответствует своему узаконенному масштабу или содержит более или менее точно то самое количество чистого золота или чистого серебра, которое оно должно содержать» / Там же. С. 43.
Там же. С. 45.
Там же.
Там же. С. 46.
Там же. С. 47.
Там же.
Там же. С. 49.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. II. С. 235. «… Если А. Смит отождествляет “естественную цену” товара, или его цену издержек, со стоимостью товара, то это происходит после того, как он предварительно оставил свой правильный взгляд на стоимость и заменил его тем взглядом, который навязывается явлениями конкуренции и проистекает из них. В конкуренции не стоимость, а цена издержек выступает как регулятор рыночных цен, так сказать, как имманентная цена – как стоимость товаров. А сама эта цена издержек выступает в конкуренции, в свою очередь, как нечто данное, как определяемая данной средней нормой заработной платы, прибыли и ренты. Поэтому Смит и пытается установить эти последние самостоятельно, независимо от стоимости товара, рассматривая их, наоборот, как элементы “естественной цены”» / Там же. С. 254.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. II. С. 182.
Там же. С. 177.
Там же. С. 178.
Там же.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 141.
Там же. Соч. Т. 26. Ч. II. С. 176.
Рикардо Д. Соч. Т. 1. М., 1955. С. 35.
Там же. С. 33.
Там же. Соч. Т. V. М., 1961. С. 263.
Там же. С. 235–236.
Там же. С. 236.
Там же.
Там же. Соч. Т. 1. С. 33.
Там же. С. 34.
Там же.
Там же.
«По Рикардо получается, – отмечает в этой связи В.С. Афанасьев, – что определение стоимости товара его редкостью (фактически определенным соотношением спроса и предложения, поскольку редкость – это превышение спроса над предложением) представляет собой исключение из закона стоимости. Это действительно исключение, но в несколько ином смысле: невоспроизводимые товары не обладают стоимостью, хотя они продаются и покупаются по определенным ценам. Ведь стоимость товара в количественном отношении – это общественно необходимые затраты труда, регулирующие меновые пропорции при товарном обмене. Что касается невоспроизводимых товаров, то затраты труда на их производство не регулируют их цены. Эти затраты остаются неизменными после того, как такие товары произведены, а цены на них имеют тенденцию расти и быть очень высокими. Такие ценовые особенности объясняются тем, что воспроизвести эти товары невозможно, а потому и их цены приобретают монопольный характер и определяются все более усиливающимся преобладанием спроса на такие товары над их предложением.
Отсюда следуют важные выводы, – поясняет далее автор, – в частности, заключение о том, что в отношении товаров, представляющих собой произведения искусства, действуют два различных механизма ценообразования. Первый – при жизни художника, когда его творения представляют собой воспроизводимые блага и цены на них устанавливаются в ходе конкуренции на рынке на основе их стоимости, обычно при превышении предложения художественных произведений над спросом на них, а потому, как правило, на достаточно низком уровне. По этой причине многие художники оказываются в бедственном материальном положении. Второй механизм ценообразования складывается после смерти художника, когда созданные им произведения искусства превращаются в невоспроизводимые блага. Их предложение вырасти уже не может, а спрос на них увеличивается (разумеется, только в том случае, если это действительно произведения искусства или создана иллюзия, что они являются таковыми). Цены на них поэтому приобретают монопольный характер, которые непосредственно определяются соотношением спроса и предложения, а не затратами общественно необходимого труда на производство этих товаров, и по этой причине цены начинают расти, достигая нередко баснословных величин. Результаты труда художника при этом пожинают либо его наследники, либо скупщики произведений искусства. Яркий пример тому – судьба выдающегося итальянского художника Амедео Модильяни (1884–1920), в 36 лет умершего в нищете, картины которого после его кончины обогатили многих торговцев живописью» / Афанасьев В.С. Указ. соч. С. 175–176.
Рикардо Д. Указ. соч. Т. 1. С. 40.
Там же. С. 38.
См. там же. С. 35.
Там же.
Там же. С. 40.
Там же.
Там же. С. 42. «Выяснение этой проблемы имело огромное значение. Рикардо показал, что орудия труда не создают новой стоимости. Их собственная стоимость, являющаяся результатом прошлого труда, переносится в процессе производства на изготовляемый товар. Тем самым Рикардо выступил против теории “производительности капитала” Сэя и Мальтуса, объявлявшей капитал источником прибыли, и дал более глубокое, нежели А. Смит, обоснование трудовой теории стоимости. В отличие от Смита Рикардо пришел к выводу о том, что в условиях капиталистической экономики (а не только при простом товарном хозяйстве) стоимость товаров определяется трудом, затраченным на их производство, что накопление капитала не отменяет принципа трудовой стоимости, а лишь усложняет процесс образования стоимости товара» / Афанасьев В.С. Указ. соч. С. 180–182.
Рикардо Д. Соч. Т. 1. С. 69.
Там же. С. 83.
Там же. С. 226.
Там же.
Там же. С. 227.
Там же. С. 228.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 495–496. Вместе с тем Ф. Энгельс отмечал, что «гегелевский способ мышления отличался от способа мышления других философов огромным историческим чутьем, которое лежало в его основе. Хотя форма была крайне абстрактна и идеалистична, все же развитие его мыслей всегда шло параллельно развитию всемирной истории, и последнее, собственно, должно было служить только подтверждением первого. Если при этом истинное отношение было перевернуто и поставлено на голову, то все же реальное содержание повсюду проникало в философию, тем более, что Гегель в отличие от своих учеников не делал добродетели из невежества, а был одним из образованнейших людей всех времен. Он первый пытался показать развитие, внутреннюю связь истории, и каким бы странным ни казалось нам теперь многое в его философии истории, все же грандиозность основных его взглядов даже и в настоящее время еще поразительна, особенно если сравнить с ним его предшественников или тех, кто после него отважился пускаться в общие размышления об истории. В “Феноменологии”, в “Эстетике”, в “Истории философии” – повсюду красной нитью проходит это великолепное понимание истории, и повсюду материал рассматривается исторически, в определенной, хотя и абстрактно извращенной, связи с историей.
Это составившее эпоху понимание истории было прямой теоретической предпосылкой нового материалистического воззрения, и уже благодаря этому была дана исходная точка также для логического метода. Если эта забытая диалектика, даже с точки зрения “чистого мышления”, привела к таким результатам, если она к тому же, как бы играючи, покончила со всей прежней логикой и метафизикой, то, значит, в ней во всяком случае было что-то большее, чем просто софистика и схоластические изощрения. Но критика этого метода была нелегкой задачей; вся официальная философия боялась и теперь еще боится взяться за нее» / Там же. С. 496.
См. там же. С. 496–497.
Там же. С. 497.
Там же. С. 497–498.
«Политическая экономия начинает с товара, с того момента, когда продукты обмениваются друг на друга отдельными людьми или первобытными общинами. Продукт, вступающий в обмен, является товаром. Но он является товаром только потому, что в этой вещи, в этом продукте, завязывается отношение между двумя лицами, или общинами, отношение между производителем и потребителем, которые здесь уже более не соединены в одном и том же лице. Здесь мы сразу имеем перед собой пример своеобразного явления, которое проходит через всю политическую экономию и порождает в головах буржуазных экономистов ужасную путаницу: политическая экономия имеет дело не с вещами, а с отношениями между людьми и в конечном счете между классами, но эти отношения всегда связаны с вещами и проявляются как вещи. Эта связь, о которой в отдельных случаях лишь догадывался тот или другой экономист, впервые была раскрыта Марксом во всем ее значении для политической экономии, и благодаря этому труднейшие вопросы он сделал такими простыми и ясными, что понять их смогут теперь даже буржуазные экономисты» / Там же. С. 498.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 6.
Там же. С. 43.
Розенберг Д.И. Комментарии к первому тому «Капитала» К. Маркса. Т.1. М., 1961. С. 46–47.
Шкредов В.П. Метод исследования собственности в «Капитале» К. Маркса. М., 1973. С. 66. Заметим, аналогичная точка зрения развивается и в философской литературе. Так, В.А. Вазюлин пишет: «К. Маркс начинает именно с капиталистического товара, с товара, существующего при господстве капиталистического способа производства, а отнюдь не с простого товарного производства». И в другом месте: «К. Маркс исходит не из исторических предпосылок буржуазного общества, а, … из буржуазного общества, развивающегося на своей собственной основе, когда исторические предпосылки исчезли. К. Маркс не начинает с капиталистически модифицированного товара только в том смысле, что он не рассматривает в начале товарный капитал. Но К. Маркс берет капиталистически модифицированный товар в том смысле, что в первых главах “Капитала” товар в его существовании в качестве простого товара есть товар капиталистического, а не докапиталистического общества. К. Маркс фиксирует простой товар капиталистического общества. Именно это обстоятельство, что это простой товар капиталистического общества, определяет и характер его рассмотрения, и место в системе экономических категорий» / Вазюлин В.А. Логика «Капитала» К. Маркса. М., 2002. С. 61, 361.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25. Ч. I. С. 16, 19.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. I. С. 448. «Этот ход изложения, – писал К. Маркс в другом месте, – соответствует также и историческому развитию капитала, для которого обмен товаров, торговля товарами являются одним из условий его возникновения, которое, однако, в свою очередь создается на основе различных ступеней производства: общим для всех этих ступеней является то, что капиталистическое производство пока еще совсем не существует или существует только спорадически. С другой стороны, развитый обмен товаров и форма товара как всеобще необходимая общественная форма продукта суть только результат капиталистического способа производства» / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 49. С. 3–4.
«Открыть эти различные стороны, а следовательно, и многообразные способы употребления вещей, есть дело исторического развития. То же самое следует сказать об отыскании общественных мер для количественной стороны полезных вещей. Различия товарных мер отчасти определяются различной природой самих измеряемых предметов, отчасти являются условными» / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 43–44.
Там же. С.44. «Какова бы ни была общественная форма богатства, потребительные стоимости всегда образуют его содержание. По вкусу пшеницы нельзя определить, кто ее возделал: русский крепостной, французский мелкий крестьянин или английский капиталист. Потребительная стоимость, хотя и является предметом общественных потребностей и потому включена в общественную связь, не выражает, однако, никакого общественного производственного отношения (выделено нами – Н. С.). Например, данный товар, как потребительная стоимость, есть алмаз. По алмазу нельзя узнать, что он товар. Там, где он служит как потребительная стоимость, эстетически или технически на груди лоретки или в руке стекольщика, он является алмазом, а не товаром. Быть потребительной стоимостью представляется необходимым условием для товара, но быть товаром, это – назначение, безразличное для потребительной стоимости (выделено нами – Н. С.). Потребительная стоимость в этом безразличии к экономическому определению формы, т. е. как потребительная стоимость находится вне круга вопросов, рассматриваемых политической экономией. К области последней потребительная стоимость относится только лишь тогда, когда она сама выступает как определенность формы (выделено нами – Н. С.). Непосредственно потребительная стоимость есть вещественная основа, в которой выражается определенное экономическое отношение, меновая стоимость» / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 14.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 44.
Там же. С. 45.
Там же. С. 45–46.
Там же. С. 46.
Там же. С. 47.
«Трудность понимания товара, – писал Ф. Энгельс, – заключается в том, что он, как и все категории капиталистического способа производства, представляет отношение лиц под вещной оболочкой. Сопоставляя свои продукты как товары, производители сопоставляют различные виды своего труда как всеобщий человеческий труд; без этого опосредствования вещью они не могут обойтись. Отношение лиц проявляется, следовательно, как отношение вещей» / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 16. С. 253.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 47.
Там же. С. 48.
Там же. С. 49.
«Вещь может быть потребительной стоимостью и не быть стоимостью. Так бывает, когда ее полезность для человека не опосредствована трудом. Таковы: воздух, девственные земли, естественные луга, дикорастущий лес и т. д. Вещь может быть полезной и быть продуктом человеческого труда, но не быть товаром. Тот, кто продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную потребность, создает потребительную стоимость, но не товар. Чтобы произвести товар, он должен произвести не просто потребительную стоимость, но потребительную стоимость для других, общественную потребительную стоимость. {И не только для других вообще. Часть хлеба, произведенного средневековым крестьянином, отдавалась в виде оброка феодалу, часть – в виде десятины попам. Но ни хлеб, отчуждавшийся в виде оброка, ни хлеб, отчуждавшийся в виде десятины, не становился товаром вследствие того только, что он произведен для других. Для того чтобы стать товаром, продукт должен быть передан в руки того, кому он служит в качестве потребительной стоимости посредством обмена. – Прим. Ф.Э.} Наконец, вещь не может быть стоимостью, не будучи предметом потребления. Если она бесполезна, то и затраченный на нее труд бесполезен, не считается за труд и потому не образует никакой стоимости» / Там же.
См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 21, 22.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 50.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 31. С. 277.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 32. С. 9.
«… Открытие К. Марксом двойственного характера труда принадлежит к числу величайших свершений человеческого гения, сравнимых, пожалуй, лишь с раскрытием тайны строения атомного ядра, позволившим подойти к пониманию природы строения материи. Исследование К. Марксом двойственной природы содержащегося в товарах труда дало ключ к выявлению двойственного характера всех экономических процессов и явлений товарного, прежде всего капиталистического, производства» / Афанасьев В.С. Великое открытие К. Маркса: Методологическая роль учения о двойственном характере труда. М., 1980. С. 11. «Открытие двойственного характера труда в системе товарного хозяйства – выдающееся научное достижение К. Маркса, которым он обогатил трудовую теорию стоимости и на основе которого стало возможным проникновение в сущность стоимостных взаимосвязей, в природу категории товара как формы научного отражения производственных отношений обособленных производителей в условиях общественного разделения труда» / Елецкий Н. Д. Основы политической экономии. С. 182.
«Учение К. Маркса о двойственном характере труда представляет собой исходный пункт понимания всех фактов капиталистической экономики не только потому, что оно является составной частью трудовой теории стоимости, лежащей в основе научного анализа капитализма. Эта теория имеет и ряд других составных элементов. Однако ни один из них не играет такой выдающейся методологической роли, как учение о двойственном характере труда. Дело в том, что именно это учение дает ключ к раскрытию внутренней природы “экономической клеточки” буржуазной экономики – природы товара. Оно позволяет объяснить его двойственность, обнажить противоречия потребительной стоимости и стоимости товара в их историческом развитии, раскрыть структуру стоимости товара, движение потребительной стоимости и стоимости в связи с изменением производительной силы и интенсивности труда, тайну товарного фетишизма, господства стоимости над потребительной стоимостью и т. д. Тем самым учение о двойственном характере труда дает научный анализ внутренней анатомии товара и законов его развития, т. е. определяет научный подход к раскрытию закономерностей капиталистического способа производства» / Афанасьев В.С. Великое открытие К. Маркса: Методологическая роль учения о двойственном характере труда. С. 38–39.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 50.
Там же. С. 51.
Там же. С. 52.
Там же. С. 53.
Там же.
Там же.
«К. Маркс в качестве простого труда рассматривал труд человека, не обладающего специальной подготовкой. Сейчас подобная совершенно неквалифицированная рабочая сила может использоваться лишь на подсобных работах. Все основные формы работ требуют той или иной степени квалификации. Поэтому мы вправе в качестве простого труда выделять труд наименее квалифицированных основных работников, принимающих участие в производстве каждого данного типа продукта» / Экономическая теория. //Под ред. Н.И. Базылева, С.П. Гурко, Мн., 1997. С. 83.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 17.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 46.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 83.
Там же. С. 53.
«Чтобы товары могли измеряться содержащимся в них количеством труда, – а мерой количества труда является время, – разнородные виды труда, содержащиеся в товарах, должны быть сведены к одинаковому простому труду, к среднему труду, к обычному, необученному труду. Только тогда возможно измерять временем, одинаковой мерой количество содержащегося в них труда. Труд этот должен быть качественно одинаков, чтобы его различия стали лишь количественными различиями, представляли бы лишь разницу в величине. Однако это сведение к простому среднему труду не есть единственное определение качества этого труда, к которому, как к единому началу, сводятся стоимости товаров. То обстоятельство, что количество содержащегося в каком-либо товаре труда есть общественно необходимое для его производства количество, что рабочее время есть, следовательно, необходимое рабочее время, – это – такое определение, которое касается только величины стоимости. Но труд, образующий единое начало стоимостей, не есть только одинаковый, простой, средний труд. Труд есть труд частного индивидуума, представленный в определенном продукте. Однако как стоимость продукт должен быть воплощением общественного труда и в этом своем качестве он должен обладать способностью непосредственно превращаться из одной потребительной стоимости в любую другую (та определенная потребительная стоимость, в которой труд непосредственно представлен, должна быть чем-то безразличным для него, так чтобы продукт можно было из одной формы потребительной стоимости переводить в другую). Частный труд должен, следовательно, выявить себя непосредственно как свою противоположность, как общественный труд; этот превращенный труд, как непосредственная противоположность частного труда, есть абстрактно всеобщий труд, который поэтому и выражает себя в некотором всеобщем эквиваленте» / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 137.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 24. С. 22–23.
Там же. С.23.
«Теории факторов производства как теории стоимости имели следующие общие характерные черты. Во-первых, создание стоимости связывалось не с деятельностью одного какого-либо фактора производства (например, с трудом, как это делали классики английской политэкономии), а с деятельностью нескольких факторов производства. Поскольку основных факторов производства насчитывается три – труд, капитал (точнее, вещественные элементы капитала – средства производства) и земля, то в большинстве теорий факторов производства создание стоимости приписывалось всем этим трем факторам (или, при отнесении земли к капиталу, двум факторам). Во-вторых, само приписывание или, по современной западной терминологии, вменение стоимости различным факторам производства проводилось следующим образом. Стоимость рассматривалась как слагаемое из доходов, полученных различными факторами производства. Доходы в свою очередь рассматривались как порождение соответствующих факторов производства. В-третьих, в качестве основных доходов в большинстве случаев принимались: заработная плата, предпринимательский доход, процент и рента. Заработная плата и предпринимательский доход в одинаковой мере рассматривались как вознаграждение за труд, только заработная плата – за труд наемных работников, предпринимательский доход – за труд предпринимателей. Причем понятие “труд” все в большей степени трактовалось в субъективном смысле, т. е. как отрицательные эмоции, связанные с трудом. Рента трактовалась как дифференциальная рента, либо сводилась к каким-либо другим доходам. Процент приписывался или вменялся капиталу» / Никитин С.М. Теории стоимости и их эволюция. М., 1970. С. 19–20.
Афанасьев В.С. Этапы развития буржуазной политической экономии (Очерк теории). М., 1985. С. 210. «Эта форма вульгаризации буржуазной политической экономии, – поясняет далее автор, – отражает степень утраты ранее присущего ей научного характера познавательного процесса.
Сам факт отказа от научного исследования экономических отношений и подмена его описанием обманчивых форм экономических явлений отнюдь не исчерпывают возможностей вульгаризации экономической науки: степень этого отказа может быть различной, а вместе с тем различна и степень вульгаризации политической экономии. Интенсивность вульгаризации различна на различных этапах кризиса буржуазной политической экономии. Более того, она изменяется и в пределах одного и того же этапа в зависимости от того, какие формы экономических процессов используются буржуазными идеологами для затушевывания сущности этих процессов. В самом деле, с точки зрения гносеологии вовсе не безразлично, что лежит в основе той или иной концепции: сущность изучаемого явления в ее связи с формой этого явления (например, стоимость товара и его цена); существенная форма явления (например, цена производства) или внешняя, поверхностная форма, взятая в отрыве от сущности явления (например, рыночная цена товара). Таким образом, характер лежащих в основе буржуазных концепций экономических форм выражает различную степень интенсивности вульгаризации науки, которая тем больше, чем дальше такие формы отстоят от сущности изучаемых экономических явлений, и тем меньше, чем они ближе к этой последней.
Такой подход к буржуазной экономической идеологии позволяет уловить главное направление ее развития. Кризис буржуазной политической экономии предстает перед нами в движении и развитии, а не как единовременный акт, не как нечто неизменное и застывшее» / Там же.
Там же. По мнению автора, «своеобразие интенсивной формы развития кризиса буржуазной политической экономии состоит в том, что лежащие в ее основе изменения апологетических приемов не выходят за пределы собственно экономической теории, а потому она может быть также названа экономической формой вульгаризации. Однако эти пределы ограничены при всем многообразии форм экономических процессов, используемых в апологетических целях. Экономическая форма апологии капитализма не в состоянии полностью исключить возможность понимания действительного процесса – если не его сущности, то хотя бы его формы. Если познание вообще, социально-экономических процессов в том числе, по своей природе бесконечно, то экономическая вульгаризация имеет свои объективные пределы во внешней, конкретной форме явлений. Именно поэтому на определенном этапе развития вульгаризации возникает необходимость выйти за пределы собственно экономического поля, необходимость в иной, отличной от интенсивной форме вульгаризации». / Там же. С. 211.
Сэй Ж.Б., Бастиа Ф. Трактат политической экономии / Ж.Б. Сэй; Экономические софизмы. Экономические гармонии / Ф. Бастиа. М., 2000. С. 29. «По общепринятому пониманию, богатыми людьми называют тех, – пояснял Ж.Б. Сэй, – кто обладает большим количеством этих благ, имеющих определенную ценность. Но когда речь идет о том, чтобы изучить, как образуются, распределяются и потребляются богатства, то этим же именем называют все предметы, заслуживающие его, независимо от того, много ли их или мало, точно так же как зерном называется как отдельное зерно, так и целый мешок этого товара» / Там же.
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Т. 1. С. 30.
Там же.
Сэй Ж.Б., Бастиа Ф. Указ. соч. С. 29–30.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 124.
Сэй Ж.Б., Бастиа Ф. Указ. соч. С. 30.
Там же.
Там же.
Там же.
Там же. С. 31.
Там же.
Там же. С. 30.
Там же. С. 31.
Афанасьев В.С. Первые системы политической экономии (Метод экономической двойственности). М. 2005. С. 152.
В теории Ж.Б. Сэя «основные элементы капиталистического производства – наемный труд, капитал и частная земельная собственность – оказались “очищенными” от своей капиталистической формы и превратились соответственно в труд вообще, в средства производства и землю. Подменяя процесс производства стоимости и прибавочной стоимости процессом создания потребительной стоимости, Ж.Б. Сэй пытался изобразить в качестве источников стоимости факторы, принимающие участие лишь в процессе труда, т. е. в создании потребительной стоимости, а именно труд, средства производства и землю. Так возникла вульгарная теория трех факторов производства Ж.Б. Сэя» / Афанасьев В.С. Этапы развития буржуазной политической экономии (Очерк теории). С. 216.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 529.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. II. С. 233.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 18.
Сэй Ж.Б., Бастиа Ф. Указ. соч. С. 171.
Там же. С. 193.
Там же. С. 160.
Там же. С. 165.
Там же. С. 161. «Но свобода имеет только одну форму. Всякий, кто убежден, что каждая частица, входящая в состав жидкости, содержит в себе самой силу, устанавливающую общий уровень, придет к заключению, что самое простое и самое верное средство достигнуть такого уровня – не мешать. Следовательно, всякий, кто признает, что эта точка отправления верная, т. е. что интересы гармоничны, согласится и с практическим решением социальной задачи: воздерживаться от вмешательства и не перемещать интересов.
Принуждение, наоборот, может обнаруживаться, смотря по различным точкам зрения, в бесчисленных формах. Школы, исходной точкой которых служит то положение, что интересы враждебны друг другу, еще ничего не сделали для решения задачи, они только исключили из нее свободу. Им еще придется отыскивать среди бесконечных форм принуждения наиболее подходящую форму, если только она может быть найдена. А потом им придется преодолеть последнее затруднение – заставить всех, т. е. людей свободных, признать эту предпочтительную форму принуждения» / Там же.
Там же. С. 163. «И этим объясняется, каким образом в их сердцах живет еще какая-то сентиментальная филантропия, тогда как из уст истекает ненависть. Каждый из них бережет всю свою любовь для общества, но такого общества, которое создает в своем воображении, а что касается общества действительно существующего, в котором нам приходится жить, то чем скорее рухнет оно к их удовольствию, тем лучше, потому что на развалинах его создается новый Иерусалим» / Там же.
Там же. С. 141.
Там же. С. 140.
См., там же.
Там же. С. 179.
Там же. С. 193.
Там же. С. 165.
Там же. С. 195–196.
Там же. С. 196.
Там же. С. 197–198.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 32. С. 97–98.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 16. С. 326.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 575.
Кэри Г. Руководство к социальной науке. СПб., 1869. С. 38.
«Необходимость заставляет человека тяготеть к другим людям. Из всех животных в нем сильнее других проявляется склонность к общежительности.» «Непременным следствием отсутствия ассоциации является варварство. Человек, лишенный ассоциации, теряет свои отличительные качества и перестает быть предметом социальной науки» / Там же. С. 39, 49.
«Где бы мы ни взяли крысу и кролика, лисицу и волка, они всюду являются типами своих пород и обладают инстинктами и привычками, общими всей породе. Совсем другое в отношении человека, у которого вкус, чувства и способности столь же разнообразны, как и его наружность. Но для развития этого разнообразия, однако, необходимо, чтобы человек жил в сообществе с другими людьми. Где этого нет, там не может быть индивидуальности, как и между лисицами и волками. Дикари Германии и Индии так мало отличаются друг от друга, что, читая описание одних, легко можно принять, что речь идет о других. Переходя затем к низшей форме общественности, какую мы встречаем у диких племен, мы находим больше разнообразия индивидуального характера. Высшую же ступень этого различия должно искать там, где существует значительный спрос на умственный труд, где есть наибольшее разнообразие в занятиях, где, следовательно, существует значительное развитие склонности к ассоциации, то есть в городах и столицах» / Там же. С. 49.
«Раб – неответственное существо, потому что он только повинуется своему господину. Солдат не отвечает за совершенные им убийства, потому что он играет роль простого орудия в руках своего командира, который, в свою очередь, повинуется безответственному главе государства. Бедняк также есть безответственное существо, хотя люди часто считают его ответственным. Ответственность возрастает с возрастанием индивидуальности, а последняя, как мы видели, возрастает с увеличением склонности к ассоциации» / Там же. С. 55.
«Заяц, волк, бык и верблюд в настоящее время точно такие же, какими они были в дни Гомера или во времена египетских царей, оставшиеся после которых пирамиды свидетельствуют об отсутствии индивидуальности между их подданными. Один только человек обладает способностью собирать то, что видит и чему научился, и умеет извлекать пользу из трудов своих предков. Но для этого ему необходим язык; а для возникновения языка необходима ассоциация.
Прогресс возможен только при существовании движения, которое есть результат беспрерывного сложения и разложения вещества; ассоциация же есть постоянное сложение и разложение различных сил человека. Куча газет представляет нам результат труда тысячи лиц, начиная от рудокопа, добывающего железо, свинец и каменный уголь, и тряпичника, до словолитчика, бумажного фабриканта, машиниста, механика, наборщика, прессовщика, писателя, издателя и собственника, и, наконец, мальчика, разносящего газеты. Этот обмен услуг совершается изо дня в день, без перерыва, в течение целого года, причем каждый участник в труде имеет свою долю в плате, а каждый читатель газеты пользуется известной долей этого труда» / Там же. С. 58.
Там же. С. 59.
Там же. С. 60–61.
Там же. С. 156.
Там же. С. 156–157.
Там же. С. 157.
«При этом происходят несогласия относительно условий торговли. У рыболова много наловлено рыбы, но так как охотник случайно добыл себе порядочный запас рыбы, то ему нужны только плоды, которых нет у рыболова. Отсутствие различия служит препятствием для ассоциации, и такого рода препятствия встречаются во всяком обществе, в котором нет разнообразия в занятиях. Земледельцу или огороднику редко приходится обмениваться своими произведениями с таким же земледельцем и огородником, точно также башмачнику нечего менять с другим башмачником. Недостаток в различии, необходимом для образования целого, единицы, есть та причина, по которой в обществе, в период его младенчества, представляется столько трудностей для сношений, что торговец, посвящающий свою деятельность на их устранение, становится таким важным членом общества» / Там же. С. 159.
«C возрастанием богатства и народонаселения в обществе умножается движение: муж обменивается услугами с женою, дети с родителями и между собою. Каждое из окружающих семейств вращается около своей собственной оси, тогда как общество, коего они суть члены, обращается, в свою очередь, вокруг общего центра. Таким образом, перед нами последовательно раскрывается система, во всем соответствующая той, которая поддерживает данный порядок во вселенной» / Там же. С. 159–160.
Там же. С. 126.
«Сначала Крузо мог получать растительную пищу с меньшим напряжением, чем мясную; но, при посредстве лука, мясо добывается скорее, чем плоды. Это сразу же производит изменение в относительных ценностях: цена птиц и кроликов падает в сравнении с плодами. Но рыбы он еще не может ловить и с удовольствием отдал бы дюжину кроликов за одного налима. Приготовив из кости крючок для удочки, он получает рыбу за меньшую цену, как и всякую пищу. Цена рыбы падает сразу же, в сравнении с прежнею пищею; ценность же человека, вследствие того господства, которого он достиг над силами природы, возвышается, в сравнении со всеми этими жизненными потребностями. Теперь он получает свою пищу ценою половины потраченного времени и может, поэтому, употребить остальное время на приготовление платья, устройство более просторного жилища и улучшение всех своих орудий» / Там же. С. 126.
«Ценность его прежних орудий уменьшается с каждым новым шагом, вследствие уменьшения стоимости издержек на их воспроизведение. Сначала он с большим трудом добывал тетиву для своего лука; теперь же, этот самый лук дает ему возможность убивать птиц и кроликов, доставляющих ему тетиву; таким образом, сам лук служит причиною уменьшения своей собственной ценности. То же самое происходит со всем остальным. Уголь помогает нам добывать запасы железной руды, и цена железа сразу же уменьшается; железо, в свою очередь, дает возможность добывать большие запасы угля, и цена топлива тотчас падает, тогда как ценность человека, в то же время, возрастает» / Там же.
«Совершив поездку в байдарке вдоль морского берега, Крузо встречается с другим человеком, находящимся в таком же положении, как и он сам, с тою только разницею, что, в одном отношении, тот приобрел меньшую, а в другом – большую власть над природою, чем он сам. Последний не имеет лодки, но у него стрелы лучше, так что он в один день может добыть столько птиц, сколько Крузо в неделю. Поэтому, в его глазах цена их меньше, тогда как цена рыбы больше. Вот каковы условия, предшествующие становлению меновой системы. Наловив рыбы и обменяв ее своему соседу, первый может этим косвенным путем получить больше мяса в один день, чем если бы он мог добыть сам в целую неделю своим плохим луком и стрелами; между тем как другой, точно так же, может добыть больше рыбы, если он употребит один день на охоту за птицами, чем если бы он сам мог наловить ее в месяц, так как у него нет ни крючка, ни лесы; оба видят, что путем мены их труд становится производительней. При этом, однажды, каждый старается за свой дневной труд получить дневной труд другого. У одного много различных сортов рыбы, и он ценит каждую по трудности, с которою он ее поймал; поэтому одного соленого щетинозуба он ценит дороже, чем шесть налимов. У другого есть различные животные, и он точно так же одного индейского петуха считает равноценным шести кроликам» / Там же. С. 126–127.
Там же. С. 127. «Если бы наш островитянин был настолько счастлив, чтобы, вместо соседа мужчины, найти соседку женщину, то от этого возникла бы подобная система мены. Он занялся бы охотой, а она стала бы варить мясо и выделывать из кожи одежду. Он стал бы возделывать лен, а она выделывала бы из него ткани. В случае умножения семейства, один занялся бы полем, другой добывал бы дичь, третий посвятил бы себя домашнему хозяйству: приготовлению пищи и одежды. Здесь возникла бы целая система мены, которая, в своей сфере, настолько же была бы совершенна, как и та, которая имеет место в большом городе» / Там же.
Там же. С. 128.
Там же. С. 143.
Там же. С. 507.
Там же. С. 525. «Тогда все придут к сознанию, что в законах, управляющих отношениями человека с ближним, царствует та же прекрасная простота и гармония, которые проявляются всюду с такой очевидностью; все постепенно познают, что их собственные интересы наилучшим образом споспешествуемы, когда они станут уважать в других права личности и имущества, которые для них желательно, чтобы они были уважаемы и в них самих; и все, под конец, убедятся, что вся социальная наука заключается в немногих словах великого основателя христианского учения: “делай другим то, что ты желаешь, чтобы они для тебя делали”» / Там же.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 32. С. 326.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 542.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 28. С. 424. Заметим, в отличие от Ф. Бастиа, Г. Кэри был сторонником не фритредерства, а протекционизма. В этой связи К. Маркс отмечал, что Г. Кэри «… сначала объявляет капиталистические производственные отношения вечными законами природы и разума, а государственное вмешательство лишь нарушающим их свободную гармоническую игру, а затем открывает, что дьявольское влияние Англии на мировом рынке, – влияние, по-видимому не вытекающее из естественных законов капиталистического производства, – вызывает необходимость государственного вмешательства, а именно защиты этих “законов природы и разума”, alias (иначе) – необходимость системы протекционизма». И далее К. Маркс с иронией продолжал: «Он (Г. Кэри – Н. С.) открыл далее, что не теоремы Рикардо и других, в которых сформулированы существующие общественные противоположности и противоречия, являются идеальным продуктом действительного экономического развития, а наоборот, действительные противоречия капиталистического производства в Англии и прочих странах суть результат теории Рикардо и других. Он открыл, наконец, что врожденные прелести и гармонии капиталистического способа производства разрушаются в последнем счете торговлей. Еще один шаг в этом направлении, и, чего доброго, он откроет, что единственным злом капиталистического производства является сам капитал. Только человек, отличающийся такой ужасающей некритичностью и такой ложной ученостью, заслужил того, чтобы, несмотря на свою протекционистскую ересь, стать тайным источником гармонической мудрости для какого-нибудь Бастиа и всех прочих оптимистов современного фритредерства» / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 574–575.
Как убежденный сторонник протекционизма, Г. Кэри выражал интересы национального развития Соединенных Штатов, указывал на противоположности интересов Соединенных Штатов и Англии, конкуренцию между ними. Для этого, по его мнению, Соединенным Штатам нужно разрушить распространяемый Англией индустриализм путем более быстрого развития его у себя дома при помощи покровительственных пошлин, насильственного национального ограждения от разрушительного действия английской крупной промышленности. «Последним убеждением “экономических гармоний”, – подчеркивал К. Маркс, – оказывается, таким образом, государство, которое Кэри первоначально клеймил как единственного нарушителя этих гармоний» / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. I. С. 6.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 4.
Цит. по: Афанасьев В.С. Этапы развития буржуазной политической экономии (Очерк теории). С. 223.
Рикардо Д. Соч. Т. III. М., 1955. С. 133.
Афанасьев В.С. Указ. соч. С. 224.
Согласно К. Марксу, это определение означает, что «стоимость товара равна сумме денег, которую должен заплатить покупатель, а эта сумма денег лучше всего оценивается той массой простого труда, которая может быть куплена на эти деньги. Но чем определяется эта сумма денег, об этом здесь, конечно, не сказано ни слова. Перед нами совершенно вульгарное представление, какое люди имеют об этом предмете в обыденной жизни, – простая тривиальность, высокопарно выраженная. Другими словами, это означает не что иное, как отождествление цены издержек и стоимости, – смешение, которое у А. Смита и еще более у Рикардо противоречит их действительному анализу, но которое Мальтус возводит в закон. Тем самым здесь перед нами то представление о стоимости, которое свойственно погрязшему в конкуренции и знающему только создаваемую ею видимость филистеру мира конкуренции. Чем же определяется цена издержек? Величиной авансированного капитала плюс прибыль. А чем определяется прибыль? Откуда берется фонд для нее, откуда берется прибавочный продукт, в котором представлена эта прибавочная стоимость? Если речь идет лишь о номинальном повышении денежной цены, то повысить стоимость товаров – самое легкое дело. А чем определяется стоимость авансированного капитала? Стоимостью содержащегося в нем труда, – говорит Мальтус. А чем определяется последняя? Стоимостью тех товаров, на которые расходуется заработная плата. А стоимость этих товаров? Стоимостью труда плюс прибыль. Мы так и не перестаем вращаться в порочном кругу» / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 24–25.
Цит. по: Афанасьев В.С. Указ. соч. С. 224.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 8.
Там же. С. 18. Поясняя свою мысль, К. Маркс далее отмечал, что «если рабочий работает 12 часов и получает в качестве заработной платы продукт 6 часов, то этот продукт 6-часового труда составляет стоимость, даваемую за 12 часов труда (ибо он составляет заработную плату, товар, обмениваемый на 12 часов труда). Отсюда не следует, что 6 часов труда равны 12 часам, или что товар, в котором представлено 6 часов, равен товару, в котором представлено 12 часов; не следует, что стоимость заработной платы равна стоимости того продукта, в котором представлен (обмененный на эту заработную плату) труд. Отсюда следует только то, что стоимость труда (так как она измеряется стоимостью рабочей силы, а не выполненным ею трудом), стоимость определенного количества труда содержит меньше труда, чем она покупает; что поэтому стоимость того товара, в котором представлен купленный труд, весьма отлична от стоимости тех товаров, на которые данное количество труда было куплено или которые распоряжаются этим трудом» / Там же.
Там же. С. 48. «Но лишь только он переходит к практическим выводам и тем самым снова вступает в ту область, в которой он подвизался как своего рода экономический Абрагам а Санта Клара, он оказывается вполне в своей стихии. Однако он и здесь не изменяет своей натуре прирожденного плагиатора. Кто с первого взгляда поверил бы, что «Principles of Political Economy» Мальтуса представляют собой лишь мальтузианизированный перевод книги Сисмонди «Nouveaux Principes d’economie politique»? И все же это так. Книга Сисмонди появилась в 1819 году. Год спустя увидела свет Мальтусова английская карикатура этой книги. Как раньше у Таунсенда и Андерсона, так теперь у Сисмонди Мальтус снова нашел теоретическую точку опоры для одного из своих многочисленных экономических памфлетов, причем ему наряду с этим пригодились еще и почерпнутые из рикардианских «Principles» новые теории» / Там же.
Там же. С. 82.
Рикардо Д. Соч. Т. V. М., 1961. С. 233.
Там же. С. 237.
Цит. по: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 84.
Там же. С. 95.
Там же. С. 69.
Там же. С. 80.
Там же. С. 125.
Там же. С. 141.
Цит. по: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 156.
«Если классическая школа в лице Д. Рикардо шла к разграничению стоимости и к меновой стоимости товара, разграничению важному, в частности, с той точки зрения, что оно поднимает вопрос о различии субстанции стоимости и ее внешнего проявления и подводит к вопросу об источнике стоимости, то вульгарная политическая экономия в лице С. Бейли именно по этим причинам стремилась отождествить стоимость с меновой стоимостью товара и устранить само понятие стоимости. Имманентную меру стоимости С. Бейли смешивает с ее внешней мерой, с ее выражением в товарах или ценах, а потому и отождествляет в конечном итоге стоимость товара с его ценой и тем самым возвращает экономическую науку к тому пункту, с которого начали меркантилисты» / Афанасьев В.С. Указ. соч. С. 234.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 156.
Цит. по: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 166.
Там же.