Это всегда так, как накурюсь, так то русалок вижу, то гномов, распевающих песни! Счастливы были поколения, которые создали вокруг себя удобный и красивый мир, в котором было место радости! Такие, как мой отец! Они шли по жизни со стоическим спокойствием людей, видевших на каждом шагу смерть и с улыбкой надежды!
Жизнь устроена так, что в ней иногда трудно понять, где сон, а где реальность! Я это давно понял, а в нынешние времена только укрепился в своих мыслях! Может, они кому не понравятся, да мне наплевать на всё это! Это и в городах трудно понять, а в джунглях – просто невозможно! Что в мире творится! Ясно одно – в мире не творится ничего хорошего!
Есть сущая тьма философов, которые вообще с пеной у рта рассказывают, что сама жизнь – это сон, а уж сон – это сон в квадрате! Ничего у них не поймёшь! Они на самом деле сами себя не понимают! Многие под себя ходят в здравом уме! А в безумии совершают единственно верные поступки! И ничем их не проймёшь! Лучше философов не читать! Голову можно сломать на страницах их жалких книжонок! Почитайте лучше роман Бади Факса «Альмеки Вселенной»! Я ничего лучше не читал за последние триста лет! Уже прочитали? Да?
Я тащусь от комментариев слюнтяев-схоластов, всегда подобных куче дерьма, вываленной прямо посреди столбовой дороги, мне милы анахронисты и полупророки, Взрастающие передо мной, как сгнившие корни древних деревьев – корявые и сморщенные, с грубой и потресканной чёрной корой, дурно-пахнущие, малопривлекательные и властно влекущие с своё лоно размножающихся жужелиц и жуков. Фанатичная необразованность глюдей всегда волновала меня, как признак неминуемого конца цивилизации. Я не верю в смерть человека, как вида обезьян, для этого нет никаких предпосылок, кроме, может быть, падения какой-нибудь кометы, но верю в деградацию его духа до подплинтусного уровня. Средневековье с неминуемым и ненаказанным глистианским угаром я рассматриваю, как некую переходную форму от пустоты к чему-то неведомому.
Дэ-с!
«В шестой Инциплюлярии, названной также Довремяумственной, понеже не утратившему умения читатьто, станет воспиздахвалительно понятно, воимячего сказанота воксильным и прозрачным, как слезота ятзыком: «Доколе Вы не перевоспитаетесля восплевательно и не станете, туе так, ако бараны краткошерстные, смотреть, доколедос, на ежовые ворота, чая увидеть там царствие Божие, названное повсеместно Надземной Крепостию, дотоле слепы бытшие во взгляде своем, аки спуны порцерные, в темени будете пребывати, не зная выхода, как процеры дойные! Не перволюбичи вы! Не таковы! Нелюбывы мне, не люблю явас непомилую в смоль горятчую погружуявас, погружуявас всмольгорячую в сумраль вечную, всон немотствия.
«В это время искус героизма увлёк его на лоно природы, дав вдохновения, а потому редкая его книжка не называлась «Лужок» «Родничок», «Пушинка» или «Бусинка».
Как вы добились такой музыки, композиции, цвета? Жаль, когда он говорил, то руки не заламывал и не бился головой об асфальт. Честное слово, жаль! Я люблю смотреть на этих педрил-интеллигентов, которые в зависимости от конъюктурки променяют борьбу на соитие с Глистом и тогда тоже будут искренни в своих взглядах.
«Бог окружает меня людьми, которые мне неполезны и я спрашиваю господа, не должен ли я сказать им: «Пошли вы…», утвердив этим величие Господне. Не должен ли я послать их всех в глубокие и далёкие места? Места, указанные как чертоги для непослушных дебилов, дарованные им в качестве наказания за строптивость и слепоту!
Вместилищем каких небесных сил было это великое сердце, осиявшее обречённый мир в минуты его абсолютного падения, сосудом какой чистоты будет его высокий ум? Ландскнехт правды! Прямодушный, светлый и безжалостный мир! Это был истинный энциклопедист! Он бы пошёл далеко, дошёл до незыблемых высот, если бы не прискорбное заболевание, делавшее его штаны мокрыми в момент каждой вечерней молитвы, и самое прискорбное, делавшее его штаны мокрыми в момент его наивысшего восторга, наивысшего слияния с Богом. Это несовершенство Святой биплии угнетало его оскудевший в бесплодных спорах с Албатросом Данайским – схоластиком.
И тогда в нашем повествовании плавно появляется кино, уверенно названное классиком марксизма «главным из искусств». И лучше всего знал главное из искусств конечно Фрич! Это он нёс неугасимый факел знания и красоты над толпой смятённых прозелитов, вдохновляя их мягким интеллигентным матом.
На свободе Фрич пережил несколько стадий существования, о которых мне, видит бог, не следовало бы рассказывать.
В общем, когда он окончательно свихнулся из-за своей неразделённой космической любви к провинциальной Лауре и суровых условий жизни на природе, он вдруг вдолбил себе в голову, что кино является его призванием, а сам он маститый режиссёр, не понятый светом. Как водится в таких случаях, уважая себя и свой нев… нный и никому неведомый талант, он начал поднимать кинониву с того, что завёл свою фирму. Конечно, фирмы никакой на самом деле не было, она была только в его голове, но он кое-что сделал и по-настоящему. По крайней мере, он считал, что основал новую фирму, которая даст новый мощный толчок замшелой киноиндустрии Фиглеленда, отбросит в тартары не только затхлые местные теле и киностудии, которые по его мнению было стыдно так величать, и даже превзойдёт заокеанских продюсеров и рано или поздно потеснит Голливудских монстров, типа «20 Век Фокс» и «Парамаунт», вот уже миллион лет считающихся мировыми фабриками грёз. Названий для новой киностудии было подобрано много, как мух над кучей, но только некоторые из них удовлетворяли взыскательный вкус маститого мэтра, а именно: «21 Век Куй»,
«Сны Саломбо», « Хейл Сезам», «20 Век Фтор» и «3D-Nuvoart» Победил куёвый 21 век!
Когда с выбором названия было покончено раз и навсегда, Фрич, не избалованный, надо сказать, ни приличными сценариями, ни выдающимися актёрами, ни хоть каким реквизитом, не имея, к слову сказать, даже простейшей камеры, вдруг вспомнил о первых кадрах всех долбанных блокбастеров, на которых вываливались грозные львы, взлетали над буквами орлы или на худой конец крутился дико освещённый земной шар. Фильм, таким образом, и у него должен был начинаться с помпезного самодвижущегося логотипа.
То, что казалось не было никаких предпосылок для начала съёмки фильмы, Фрич, подогретый энтузиазмом Бака, не сдавался.
Тогда он водрузил на пригорок старую железную кровать с продавленной металлической сеткой, поставил на кровать старую круглую птичью клетку и стал представлять, как в ярких лучах двух прожекторов позолоченная кровать медленно поворачивается к зрителю, в то время, как на неё наезжает камера, а из дверной клетки, более похожей на тюремные ворота в один момент выпархивает аспидно-синяя ласточка, расправляет крылья, на секунду застывает белым силуэтом на чёрном фоне прямо на таинственно мерцающей и гаснущей в темноте надписью «21 Век Куй». И далее уже идут титры, или сразу начинается захватывающая драма с участием кинозвёзд.
Мечты его были стой привлекательны, а образы столь рельефны, что Фричу хотелось кричать: «Вот же оно, вот!»
Дело не обошлось без вариантов. Одним из них была большая гнилая тумбочка. Фрич также установил её на возвышении – на большом пне, не без оснований полагая, что низкий горизонт, фронтальный взгляд и яркая попугаистая раскраска произведут должное впечатление на потенциальных зрителей его фильмов. Наверху над тумбочкой из туго свёрнутой алюминиевой проволоки он сгандобил нечто напоминающее цифру 21, а над этой композицией поместил сильно надутый воздухом презерватив. Но вариант с клеткой был отмечен столь явными преимуществами, что Фричу не пришлось даже опрашивать друзей, какой вариант лучше – итак было понятно, что клетка с ласточкой перебьёт всё, и надувной член ласточке не конкурент.
Гусь свинье не товарищ, а осла мёдом не кормят.
Память не сохранила детали его сценария за исключением одной малоприметной детали, вернее фразы, которую изрыгал главный герой – редкий пидор и сволочуга Карп Силыч Дронов. А изрыгал он в самой середине фильма вон что: «Услышь глос ойца небесного, хуторянин! Придь на неизбывное плато человечье! Молись за нас!»
Где Фрич откопал такой поворот винта, где отрыл такие психологические глубины – бог знает. Он так кричал эту фразу, что могло показаться, что кого-то режут на бойне! Редкий приколист был наш Фрич! Ещё там был король племени Дронгов Умар Труо – людоед, питавшийся только человеческим балыком и испуганный вампир Петруччо, выпускник химического факультета Московского Лупанария. По сценарию все они оказывались в джунглях Замбези, где затевается мистическая и малообъяснимая афёра с участием учеников Вуду. Там было до… всяких ужасных приключений, неожиданных смертей и таинственных находок, одна из которых чуть не стоила жизни самому королю, которому отрезали ухо, был там полёт на воздушном шаре, из которого выпадает обезьянка, а бедный трубочист пляшет индийский танец, весь обмотавшись, как дурак, верёвкой.
А в финале вся эта канитель завершалась благополучной помолвкой красавицы Анны-Мари Фреш-Волконской на глуповатом и добром студенте, одновременно с ней получившим крупное наследство от дяди-педофила… В общем, ели бы фильм был снят, Чаплин окончательно провалился бы в преисподнюю, а Феллини и Дисней могли тихо отдыхать на пенсионерских лавочках.
– Тебе говорили мочиться в умывальник, а ты просто ссышь в него!
– Ну и что?
– А то! Это не одно и то же! Это нестерпимо! Это вульгарно! Пошло наконец!
– Но все терпят!
– Терпят, потому что исхитрились! Притёрлись! Потому что козлы!