Счастье – чудодейственное лекарство, которое имеет массу побочных эффектов, в особенности если им лечить такую болячку, как личная жизнь. Как известно, вторая половинка – это та часть человека, которая постоянно норовит стать первой. Особенно представительницы слабого пола часто оказываются ярыми собственницами и не готовы делить узкий пьедестал первенства с кем-то еще. В результате друзья в жизни мужчины постепенно вытесняются с помоста.
Многолетняя дружба Маэстро и Добряка тоже не выдержала испытания и начала трещать по швам, словно облегающее платье с выпускного вечера, натянутое много лет спустя на изрядно располневшие телеса.
Конечно же, из этого правила бывают исключения, и мудрые женщины стараются не выкорчевывать прошлое из жизни мужчины, памятуя, что оно может принести весьма полезные плоды. Однако взаимоотношения Мэри и Добряка усугублялись тем, что оба они были актерами – даже не по профессии, а по внутреннему состоянию.
Люди одного склада зачастую конкурируют друг с другом: осознанно или бессознательно, целенаправленно или невольно, мягко и почти незаметно или жестко, цинично и откровенно. Их мирное сосуществование возможно лишь на большом удалении друг от друга. Таким людям нужно все или ничего: вчистую победить и распластать соперника по полу – либо проиграть и, поджав хвост, покинуть поле боя. Поэтому, подобно паукам в банке, битва этих двух титанов была неизбежна.
Если Маэстро души не чаял в своей возлюбленной, боготворил ее и считал чуть ли не созданием, ниспосланным свыше, то Добряк придерживался иного мнения. Ему сразу не понравился новый околокриминальный бизнес, в который его друга втянула эта «святая женщина». И хотя Добряк никогда не отказывался принимать участие в хорошо оплачиваемых особых заказах, так как остро нуждался в деньгах, эта работенка оставляла внутри неприятный осадок. Каждый раз после нее актер говорил, что грязные деньги еще никому не приносили счастья.
Однако еще больше Добряку не нравилась личность самой «богини». Поначалу стоило больших трудов свыкнуться с ее прозвищем Мэри. Неизвестно почему, но эта праведница в его голове ассоциировалась совсем не с доброй няней из сказочной повести английской писательницы Памелы Трэверс, а, скорее, с персонажем, которого юная Машенька так любила играть в детстве, – лисой Алисой из сказки про Буратино.
Проницательный актер, привыкший препарировать человеческие души и заглядывать вглубь сложных характеров, подозревал, что хитрая бестия не испытывает к его другу никаких чувств, а просто манипулирует им в личных интересах. Несколько раз он пытался поговорить с Маэстро, деликатно намекая, что подобные женщины способны любить только две вещи: себя и деньги. Причем второе в их каменных сердцах зачастую вытесняет даже первое.
Маэстро же был человеком менее эмоциональным, зато более прагматичным и рассудительным. Он понимал, что Мэри, как и многие другие нормальные адвокаты, действительно убежденная материалистка. Она и вправду неровно дышит к купюрам, и они, конечно же, отвечают ей взаимностью. Однако режиссер не находил в этой привязанности ничего дурного и предосудительного. Даже самый неисправимый материалист внутри немного идеалист, и наоборот. Одно не мешает другому, а составляет с ним неразрывный континуум, придавая душе некий объем и целостность. Недаром Создатель позаботился о том, чтобы для каждого из этих начал внутри человека находилось свое особое место. Поэтому, рассуждал Маэстро, противопоставлять любовь к деньгам и другим людям, как это делал Добряк, в корне неверно.
Адвокатесса, в свою очередь, тоже не испытывала особых симпатий к Добряку, считая его нахлебником, который к тому же своим консервативным лжеморализаторством оказывает пагубное влияние на друга, мешая тому развиваться. То огнем страсти, то холодным душем неопровержимых доводов она пыталась выжечь и смыть в сознании Маэстро чувство долга перед актером за то, что тот, рискуя жизнью, когда-то спас его от отчисления. Во-первых, утверждала она, Добряк сделал это в первую очередь для себя. Он был заинтересован в успехе картины не меньше, чем режиссер. Во-вторых, Маэстро уже давно и с лихвой расплатился тем, что много лет обеспечивал его работой.
В общем, мужчина неожиданно для себя оказался между двумя метателями огней. Раскаленные огненные шары то и дело пролетали рядом с его головой. До поры до времени он умело уворачивался от них, занимая в этом противостоянии нейтральную сторону, но вскоре мощная шаровая молния все-таки попала ему прямо в лоб.
Однако обо всем по порядку.
Тот вечер для Маэстро обещал стать незабываемым, торжественным, а в какой-то мере даже судьбоносным. Он пригласил Мэри в ресторан, чтобы сделать ей предложение. Это было то самое заведение, где они впервые встретились не как адвокат и клиент, а как люди, симпатизирующие друг другу. Тогда она долго изливала ему душу, рассказывая о своем нелегком детстве, властной матушке, отнявшей мечты, а он веселил ее байками о курьезных случаях, произошедших во время учебы во ВГИКе.
Мэри, конечно же, догадывалась, зачем Маэстро назначил ей встречу именно в этом примечательном для них обоих месте, поэтому ушла с работы пораньше и надела самое шикарное платье.
Полвечера, как и подобает, прошли в разговорах о детстве, птичках, рыбках и искусстве. И вот, когда бдительность Мэри была в должной степени усыплена, жених торжественно полез в карман, чтобы преподнести золотое кольцо. Не успела его рука добраться до брюк, как лежащий на столе смартфон громко выругался коротким сигналом о поступившем сообщении, вероятно, пытаясь отговорить хозяина от поспешного поступка. Кажется, ему это удалось.
Бегло взглянув на аппарат, Маэстро обомлел, поменялся в лице и тут же погасил экран аппарата, чтобы скрыть послание от Мэри.
– Тварь! Какая же тварь! – вырвалось у него сквозь зубы – и через препоны воли.
– Боже, дорогой, что случилось? – испуганно поинтересовалась потенциальная невеста.
– Ничего, все в порядке. Прости, мне надо ответить, – выпалил Маэстро, после чего вскочил и отбежал в сторону, чтобы изучить сообщение во всех его нелицеприятных подробностях.
В нем были две фотографии. На одной из них Мэри сидела за столиком в баре с молодым мужчиной, который держал ее за руку. Голубки так нежно смотрели друг на друга, что оскорбленный жених словно слышал их милое воркование. На втором снимке крупным планом они уже целовались, сидя в темное время суток в каком-то белом автомобиле.
Номер отправителя компромата был скрыт. Маэстро залез в раздел «свойства файлов» и обнаружил, что снимки были сделаны вчера вечером.
Ревнивец пришел в ярость. В голове промелькнула мысль подойти к этой двуличной стерве, впиться мертвой хваткой в ее хрупкую шею и давить что есть силы, пока неверная не перестанет дышать. Сознание все сильнее терзал вопрос: готов ли он вот так хладнокровно взять и убить? Из многочисленных фильмов на эту тему, просмотренных еще во время обучения во ВГИКе, он знал: новоиспеченные убийцы часто испытывают затруднения в реализации своего замысла. Главное в этот момент – не слушать лепет жертвы, найти в себе силы, не сдаться, не спасовать, а, подобно Раскольникову, «поскорее переступить черту».
Мэри окликнула его и поинтересовалась, все ли в порядке. Ее наивный, детский взгляд и нежный голосок разбили чашу терпения! Маэстро ринулся к ней с вытянутыми руками. Однако неожиданно его остановила мысль: что, если фотографии – фальшивка? Ведь он и сам, выполняя особые заказы, занимался тем же – делал постановочные снимки и видеозаписи, чтобы обеспечить алиби своим нечистым на руку клиентам. Что, если кто-то таким образом пытается поссорить его с Мэри?
Если он сейчас поддастся порыву гнева и убьет невинного человека, то никогда себе не простит – да и Уголовный кодекс дает по таким случаям вполне определенные пояснения. Словно облитый холодным душем, ревнивец остановился и попытался взять себя в руки.
– Дорогой, ты себя плохо чувствуешь? На тебе лица нет, – обеспокоилась Мэри, увидев замершего на месте с вытянутыми руками жениха.
– Нет, ничего! Все в порядке, дорогая! Клиент в последний момент отказался от сделки! – растерянно ответил он.
– Не расстраивайся так, милый. Эти твои любящие мамочки с папочками все равно не приносят большого дохода.
– Да, ты права. Пожалуй, нет поводов для беспокойства, – неуверенно ответил Маэстро и вернулся за стол.
В тот вечер он не произнес больше ни слова, а лишь отрешенно кивал в ответ на россказни собеседницы, которая светской болтовней и наигранной улыбкой старалась загладить конфликт и сделать вид, что ничего не произошло – хотя даже не знала подробностей.
Однако Мэри отлично понимала, что поступившее сообщение, гнев жениха, гробовое молчание и отказ делать ей предложение не были случайными и не связанными друг с другом событиями. В голове проницательной женщины все эти звенья сразу сплелись в закономерную логическую цепочку с однозначным выводом: кто-то намеренно пытается сорвать ее свадьбу.
На следующий день Маэстро направился к специалисту по фототехнической экспертизе. Он познакомился с ним, когда начал заниматься околокриминальным бизнесом.
Эксперт долго колдовал над снимками в специальной программе, после чего позвал ревнивца и, увеличивая поочередно разные части кадра на огромном мониторе, показал нестыковки в резкости, освещении и зернистости изображения на лице Мэри. «Это грубый монтаж, сделанный к тому же непрофессиональным человеком в обычном редакторе типа фотошопа», – заявил специалист.
Маэстро воспрянул духом. Именно эти слова он хотел услышать. Теперь, когда первый шаг на пути к истине был сделан, оставалось выяснить, кто заказал эти фальшивки – а главное, зачем послал их ему. У режиссера были некоторые предположения, но прежде, чем принимать радикальные меры, он решил проверить свои догадки.
На следующий день он позвал Добряка в свой кабинет и прямо спросил, не отправлял ли тот ему позавчера вечером фотографии. Добряк, конечно же, открестился, продемонстрировав в доказательство список исходящих сообщений за тот вечер.
Маэстро сделал вид, что поверил. Как ни в чем не бывало пошарил по карманам – куда-то запропастился телефон! – и попросил набрать его номер. Добряк исполнил просьбу. Звонок прозвучал откуда-то из-под стола. Маэстро вынул смартфон из ящика и поднес его к лицу лгуна. Входящий номер был скрыт. Добряк сразу понял, что попался. Он включил услугу антиопределителя номера вечером, незадолго до отправки того злополучного сообщения с компроматом, а после так разволновался, что забыл ее выключить. До этого днем он несколько раз звонил Маэстро, и его номер успешно высвечивался.
– Да, это я отправил тебе фотографии, – признался обманщик, осознав, что дальнейшие отпирательства бесполезны.
– А зачем вот так, скрытно? Мог бы прямо подойти и показать мне эти свои снимки.
– Боялся, что ты не поверишь.
– Ты понимаешь, что вмешиваешься в мою личную жизнь?
– Я делал это ради тебя. Да и какая разница, откуда ты получил фотографии, главное же, что на них.
– Ты хочешь сказать, что совсем не раскаиваешься и не считаешь себя виновным?
– В чем? В том, что хотел оградить друга от самой большой ошибки в его жизни?
– В том, что опорочил имя честного человека.
– Ты сейчас про кого? Про Мэри? Да на ней печать негде ставить.
Настало время доставать последнего кролика из волшебного цилиндра. Под виртуальную барабанную дробь Маэстро опустил руку в ящик стола и вынул оттуда заключение эксперта. Бегло пробежавшись по выводам в конце документа, разоблаченный махинатор разоткровенничался и поведал другую душещипательную историю.
Несколько дней назад он увидел, как в офис доставили два золотых кольца, и понял, что «запахло жареным». Заботливый товарищ нанял своего безработного приятеля, чтобы тот проследил за Мэри, и пообещал хорошее вознаграждение, если к вечеру следующего дня он добудет компромат. Так эти снимки и попали к нему в телефон. Добряк клялся и божился, что ничего не подозревал о том, что они поддельные и никогда бы не совершил подлости. Маэстро подошел к наглецу и пристально посмотрел ему в глаза. В них не было ни капли раскаяния. Наоборот, взгляд лицемера выражал надменную уверенность в своей правоте и сожаление о том, что его трюк не удался. Поскольку припрятанных кроликов в цилиндре фокусника больше не оставалось, Маэстро не стал продолжать ссору, а лишь тихо прошептал:
– Пошел вон.
Добряк пнул дверь и выбежал из кабинета, едва не сбив в прихожей свою соперницу. Он не знал, что та уже давно стояла возле двери и слушала их разговор. Ее визит не был случайностью! Будучи особой крайне любопытной, все эти дни она искала ответ на вопрос, что же находилось в том злополучном сообщении, которое сулило вдребезги разбить ее надежды на семейное счастье. В личности того, кто стоял за этими кознями, в отличие от Маэстро она нисколько не сомневалась. Поэтому с раннего утра сидела возле монитора, на который транслировался сигнал камеры наблюдения в коридоре, и ждала своего обидчика. После того, как Добряк зашел в офис, мстительная адвокатесса последовала за ним. Помощник Маэстро сообщил, что шеф у себя, но просил не беспокоить, так как у него важная встреча. Мэри ответила, что подождет, и встала возле кабинета. Дверь была тонкая, поэтому весь разговор, происходивший на повышенных тонах, был отлично слышен.
Месть обиженной женщины не заставила себя ждать.
На следующий день на вечеринке по случаю открытия нового направления деятельности компании «Смех и радость», блюдо, по традиции подаваемое в холодном виде, уже было заботливо рассервировано, обильно приправлено острыми снадобьями и плотно накрыто клошем[1] в ожидании гурмана.
Весь вечер Мэри подносила Добряку шампанское, предлагая выпить за его актерский талант и их дружбу. Когда тот дошел до нужной кондиции, хитрая бестия поинтересовалась, как снимаются сцены драк и почему после таких смачных тумаков на теле артистов не остается синяков. Артист, разогретый до предела не только алкоголем, но и неожиданным признанием его таланта, принялся объяснять, что на самом деле в постановочных драках бьют мимо лица, а партнеры лишь отыгрывают попадание. Благодаря углу съемки зритель не замечает подвоха.
Мэри с восторгом внимала рассказу – и по окончании попросила актера продемонстрировать наглядно, как же творятся такие чудеса. Вокруг было много гостей, поэтому она предложила выйти в соседнюю комнату. Они отошли. Добряк замахнулся и медленно отыграл удар рядом с ее лицом, вызвав восторженные возгласы и аплодисменты.
– А можно мне попробовать? – напросилась плутовка.
– Давай. Бей, когда я досчитаю до трех, только не спеша и не сильно.
Добряк начал отсчет. Однако Мэри, не дожидаясь окончания, замахнулась и что есть мочи приложила правой рукой актеру прямо по носу, а острыми когтями левой, словно разъяренная кошка, расцарапала щеку.
– Черт, идиотка, я же показал, куда бить! Надо было мимо лица и не так сильно! – корчась от боли, возмутился покалеченный знаток техники бесконтактных драк.
– Извини, Добряк, я случайно, – заявила плутовка с самым невинным видом. – Позволь, я тебе помогу.
Покалеченный знаток сценического боя выбежал из комнаты, но путь ему преградил Маэстро, который все это время стоял неподалеку от двери в ожидании развязки. Он видел, как его друг и невеста заходили в безлюдную комнату, но терялся в догадках – зачем.
При виде разбитого носа и расцарапанной щеки в нем вновь проснулся синдром Отелло. «Что произошло?» – поинтересовался ревнивец. Однако Добряк лишь глупо и невнятно отшутился словами о небольшой производственной травме – и побежал в туалет. Когда Маэстро зашел в комнату, то застал заплаканную и растерянную Мэри. Платье ее было порвано в нескольких местах, волосы небрежно торчали в разные стороны, а косметика изрядно размазана по лицу, словно боевой маскировочный камуфляж. Гарпия тут же бросилась любимому на шею – и, плотно повиснув на ней, как заядлая пилонщица на шесте, поведала слезливую историю о том, как его друг обманом заманил ее сюда и набросился, словно голодный стервятник. А еще, – добавила несчастная с целомудренным смущением, – Добряк давно уже пытается подкатить ко мне…
– Это переходит все мыслимые границы. Я немедленно уволю его! – вскрикнул разгневанный Отелло.
Но в планы Дездемоны не входило подобное развитие ситуации.
– Дорогой, давай не будем принимать поспешных решений. У нас на носу несколько крупных заказов, и я бы хотела, чтобы их выполнил именно Добряк. Он классный актер, и за такое короткое время мы не сможем найти достойную замену. Мы уже представили его клиентам, и будет некрасиво, если на полпути поменяется исполнитель. Кроме того, он же пропадет без тебя. Ты ему как нянька.
– А как быть с приставаниями?
– Не беспокойся, как ты успел заметить, я смогу за себя постоять.
– Хорошо, дорогая, сделаем как ты скажешь, – согласился Маэстро.
Мэри покинула комнату, а через некоторое время вернулась в другом, более роскошном наряде – и выглядела теперь еще блистательнее, чем до драки, будто уходила не зализывать раны, а исключительно прихорошиться.
По итогам этого раунда Маэстро хоть и не уволил друга, но перестал ему доверять, а главное, стал на корню пресекать всякие попытки хоть в чем-нибудь упрекнуть Мэри.
Так хитрая лиса Алиса в прямом смысле выцарапала бесспорное преимущество в противостоянии с наивным Буратино.
Погода тем летом выдалась изменчивая, как и судьбы героев этой истории. На смену жаре пришли долгожданные проливные дожди. Вероятно, не только жители мегаполиса, но и сама природа хотела очиститься и смыть накопившиеся за несколько дней пыль, грязь и смог.
В тот день нашим героям предстояло выполнить очередной особый заказ. Работа намечалась на вечер. План был уже давно разработан и утвержден заказчиком, поэтому день для всех выдался относительно свободным и каждый занимался своими делами. Добряк решил скоротать его в детском онкологическом центре. В свободное время он часто занимался добрыми делами: сдавал кровь, волонтерствовал на разных благотворительных мероприятиях и, наконец, посещал детские больницы, где в костюме клоуна как мог веселил несчастных детишек.
В этом благородном занятии ему помогала дочь Настя – очаровательное восемнадцатилетнее создание, такое же веселое, гибкое и артистичное, как и отец. Мать Насти тоже была актрисой. Она училась с Добряком в одной группе, однако ее жизнь трагически оборвала автокатастрофа, когда дочке было пять лет. С тех пор Добряк стал для Насти не только отцом, но и матерью. Он очень любил и всячески баловал ее, а она, как могла, помогала ему по работе. Одним словом, у них сложился неплохой творческий тандем.
Свое выступление Добряк, как и обычно, начал с фирменной песенки:
Как хорошо живет на свете наш Добряк!
Шут, весельчак, затейник и остряк!
Он танцует, и поет, и подарки раздает,
Вот какой веселый парень наш Добряк!
На бледных, болезненных лицах детей показались улыбки. Те, которые были покрепче, встали, дружно взялись за руки и закружились в озорном хороводе, подпевая веселому клоуну и его забавной дочурке.
Выступление прервал звонок. Клоун вынул из кармана смартфон. На линии был Маэстро, который решил немного взбодрить друга. Да и в целом он начал замечать, что в последнее время Добряк сильно изменился: стал крайне апатичным, несобранным и слишком забывчивым. Были случаи, когда он называл друзей чужими именами, а совсем недавно из его головы напрочь вылетело важное мероприятие. Возможно, таким образом к нему подкрадывался кризис среднего возраста, который обычно сопровождается угасанием жизненных красок, непонятно откуда взявшимися хандрой и усталостью, меланхолией и переживаниями за свое будущее.
Увидев звонок, клоун вышел в коридор.
– Алло, Добряк, чем занимаешься? Снова мелюзгу по лечиловкам веселишь?
– Да, в детской онкологии сейчас. Я же все равно в конторе пока что не нужен?
– Все в порядке. Я не с претензиями. Наоборот, хочу поддержать твоей души прекрасные порывы. Молодец, опускаешь монетку в карму, а заодно актерское мастерство оттачиваешь. Кстати, посмотри в окно.
Добряк выглянул на улицу. Лил дождь, тучи хмуро окутывали небо в свои плотные объятия.
– Что видишь? – с подковыркой спросил Маэстро.
– Прекрасный бархатный вечер, – сыронизировал в ответ Добряк.
– Вот именно. А вечером что у нас намечается? – поинтересовался Маэстро в попытке узнать, не забыл ли собеседник о предстоящем деле.
– Не знаю. Всякое может быть. Ты о чем? – спросил Добряк, желая немного подразнить друга.
– Помнишь игру во ВГИКе? Засыпают мирные жители, просыпается мафия. Так что пробуждайся, дружище, нас ждут великие дела! Пора взрослых дядей веселить. Причем за монетку в кошелек, а не в карму. Признаюсь, занятие менее благородное, но зато более прибыльное.
– Не беспокойся, я не забыл. Буду на месте, как договорились.
– Кстати, я тут подумал: сделаем это дело и перечислим немного денег твоим больным детишкам. Как тебе такая идея? – на одном дыхании выпалил Маэстро, пытаясь заразить друга своим безграничным энтузиазмом.
– Хорошая идея, мне нравится, – протянул Добряк, смачно зевнув во весь рот.
– Да что с тобой такое? Не выспался или погода так действует? Мэри тебе там передала тонизирующий напиток. Кстати, из Лондона привезла. Я бросил его тебе в сумку. Глотни, взбодрись, а то еще уснешь по пути.
– Ага, хорошо, дружище, спасибо. Давай, до встречи.
Добряк отключил вызов, посмотрел на часы и поспешил к кабинету главного врача – профессора Олега Зимина. Доктор был рьяным фанатом своего дела, поэтому слыл убежденным холостяком, почти не следил за собой, много работал и мало спал, а если и позволял себе эту роскошь, то, как правило, прямо на рабочем месте. В результате вид у него был хуже, чем у многих пациентов.
Как-то раз в отделение нежданно нагрянула с проверкой комиссия из городского Минздрава. Холеные бакланы-чиновники, увидев в коридоре бледного, исхудавшего, полуживого астеника со стеклянным взглядом, решили, что больной заблудился, обступили его и попытались бережно, под локотки отвести во взрослое онкологическое отделение. Каково было их изумление, когда человек-зомби представился главврачом!
Добряк постучал в дверь, но ответа не последовало. Тогда он без лишних церемоний вошел в кабинет. Доктор пребывал в объятьях Морфея в своей привычной позе: сидя за столом в обнимку со стальным бюстом Николая Петрова[2].
– Профессор! – шепнул Добряк, наклонившись к светилу онкологии.
Спящий нервно дернулся, открыл глаза, инстинктивно посмотрел на часы, после чего тревожным взглядом бегло оценил обстановку. Увидев перед собой раскрашенное лицо клоуна и яркое оперение его костюма, он первым делом протер глаза, но когда призрачное видение не исчезло, перекрестился и принялся вспоминать характерные симптомы галлюцинаторно-параноидного синдрома.