Женщина грациозно наклонилась и положила портфель и стопку бумаг на пол, а Рэтклифф сделал шаг вперед и сказал:
– Вас троих отправили сюда под фальшивым предлогом. Нам не нужен лишний шум, поэтому мы посчитали необходимым слегка исказить правду. Мы хотим по возможности избежать ненужного внимания. По крайней мере вначале.
Он сделал драматическую паузу, как будто ждал вопросов, но все трое молчали. Никто даже не спросил: «В начале чего?» Они знали, что в ситуации, когда приказ поступает с самого верха, лучше выслушать того, кто его доставил.
– Кто из вас может простыми словами сказать, в чем заключается политика национальной безопасности, которую проводит в жизнь нынешняя администрация?
Все трое молчали.
– Почему вы не отвечаете? – спросил Рэтклифф.
Уотермен изучал нечто, находящееся примерно на расстоянии в тысячу ярдов от того места, где он сидел. Уайт пожал плечами, как будто хотел сказать, что сложность данного вопроса исключает использование простого языка; кроме того, само понятие простоты является делом абсолютно субъективным, а посему не вызывает сомнений, что для принятия определений, которые устроят всех, требуется предварительное и серьезное обсуждение.
– Это вопрос с подвохом, – сказал Ричер.
– Вы считаете, что нашу политику нельзя объяснить простыми словами?
– Я считаю, что ее нет.
– Значит, мы некомпетентны?
– Нет, просто мир меняется, и гибкость в данных обстоятельствах весьма полезна.
– Вы из военной полиции?
– Да, сэр.
Рэтклифф снова помолчал, а потом заговорил:
– Чуть больше трех лет назад в гараже под очень высоким зданием в Нью-Йорке взорвалась бомба. Страшная трагедия для тех, кто погиб или был ранен, но с глобальной точки зрения мелочь. Однако как раз в тот момент мир сошел с ума. Чем внимательнее мы смотрели на происходящее, тем меньше видели и понимали. Не вызывало сомнений, что у нас повсюду враги, но мы не знали наверняка, кто они, где находятся и почему стали нашими врагами. А еще – какая между ними связь и чего они добиваются. И уж совершенно точно не понимали, что они намерены сделать. В общем, нас окружала пустота, но, по крайней мере, нам хватило ума это признать.
Мы не стали тратить время на разработку мер по борьбе с вещами, о которых даже не слышали, поскольку считали, что это приведет к ложному чувству безопасности. Сейчас наши стандартные процедуры заключаются в том, что мы носимся так, будто нам поджаривают пятки, и пытаемся справиться с десятью делами одновременно, когда они всплывают на поверхность. Мы гоняемся за всем на свете, потому что должны.
Примерно через три года наступит новое тысячелетие, столицы всего мира будут праздновать это событие круглые сутки, и оно станет самой грандиозной пропагандистской мишенью в истории планеты Земля. Мы хотим заранее знать имена всех участников и не намерены игнорировать даже кажущиеся мелочи.
Все трое продолжали молчать.
– В общем-то, мне нет необходимости перед вами оправдываться, – продолжал Рэтклифф, – но вы должны познакомиться с теорией. Мы не выдвигаем предположений и переворачиваем все камни.
Никто не задал ему ни одного вопроса. Даже: «А у вас приготовлен для нас какой-то определенный камень?» Всегда лучше помалкивать и ждать, когда к тебе обратятся напрямую.
Рэтклифф повернулся к женщине.
– Доктор Мэриан Синклер – мой старший помощник. Она закончит брифинг. Я готов подписаться под каждым словом, которое она произнесет, и, следовательно, сам президент тоже. Под каждым словом. Это может оказаться пустой тратой времени и никуда нас не приведет, но до тех пор, пока мы не будем знать наверняка, данное дело обладает такой же значимостью, что и остальные. И для его решения следует приложить максимальные усилия. Вы получите все, что вам потребуется.
И в сопровождении двух телохранителей Рэтклифф помчался к двери. Ричер слышал, как они вышли из вестибюля, заработал двигатель фургона и они уехали. Доктор Мэриан Синклер повернула стол в первом ряду так, что он теперь стоял лицом к классу, села – сильные руки, темные колготки, отличные туфли, – скрестила ноги и сказала:
– Подойдите сюда.
Ричер перебрался на третий ряд и втиснулся за парту, оказавшись в одной из точек аккуратного и внимательного полукруга с Уотерменом и Уайтом. У Синклер было открытое, честное лицо, но на нем читались беспокойство и напряжение. Не вызывало сомнений, что где-то происходило нечто очень серьезное. Возможно, Гарбер намекнул об этом в своем разговоре с ним. Голос у тебя не слишком счастливый. А тебе следовало бы радоваться. Может, еще не все потеряно. Ричер не сомневался, что Уайт пришел к такому же выводу. Он подался вперед, не сводя глаз с Синклер. Уотермен не шевелился. Экономил силы.
– В Гамбурге, в Германии, есть квартира. Модный район, почти в центре, очень дорогой, разве что квартира имеет некоторый налет временности и корпоративности. В прошлом году ее сняли четыре молодых человека примерно лет двадцати. Не немцы. Трое – саудовцы, четвертый – иранец. Все четверо ведут вполне светский образ жизни. Они всегда гладко выбриты, с аккуратными короткими стрижками, хорошо одеты. Предпочитают футболки поло в пастельных тонах с крокодильчиком на груди. Дополняют картину золотые часы «Ролекс» и итальянская обувь. Они ездят на «БМВ» и ходят в ночные клубы. Но нигде не работают.
Ричер заметил, как Уайт кивнул каким-то своим мыслям, Уотермен никак не отреагировал на информацию.
– Соседи считают четверых парней мелкими плейбоями, – продолжала Синклер. – Возможно, дальними родственниками богатых и занимающих высокое положение семей, которые приехали сюда хорошенько развлечься, прежде чем занять положенные им места в Министерстве нефтяной промышленности. Иными словами, обычные прожигатели жизни, сорящие деньгами в Европе. Однако мы знаем, что это не так. Нам известно, что их завербовали в тех странах, откуда они родом, и отправили в Германию через Йемен и Афганистан. Новая организация, о которой мы почти ничего не знаем. Только то, что у них солидные средства, они придерживаются жестких законов джихада, у них полувоенные методы подготовки и им все равно, какой национальности их члены. То, что саудовцы и иранцы работают вместе, очень необычно, но это факт. Они прекрасно показали себя в тренировочных лагерях, и год назад их отправили в Гамбург с заданием устроиться на Западе, жить тихо и ждать дальнейших инструкций. Пока они их не получали. Иными словами, «спящие» агенты.
Уотермен пошевелился на своем стуле и спросил:
– Откуда нам все это известно?
– Иранец – наш человек, – ответила Синклер. – Он двойной агент. ЦРУ работает с ним через консульство в Гамбурге.
– Храбрый мальчишка.
Мэриан кивнула.
– Храбрых мальчишек очень трудно найти. Это одна из перемен, произошедших в нашем мире. Раньше желающие стать агентами приходили прямо в посольство, писали письма, умоляли взять их на службу, и некоторым мы даже отказывали. Впрочем, это были старые коммунисты; теперь же нам нужны молодые арабы, но мы почти никого не знаем.
– А зачем вам нужны мы? – спросил Уотермен. – Ситуация представляется стабильной. Они сидят на месте и никуда не собираются. Более того, через минуту после того, как они что-то предпримут, вы об этом узнаете. Если, конечно, консульство держит их под наблюдением круглосуточно.
Лучше услышать, что ждет тебя, от начала и до конца.
– Ситуация действительно стабильная, – ответила Синклер. – Ничего не происходит. Но несколько дней назад кое-что изменилось. В общем-то, мелочь – к ним пришел гость.
Синклер предложила им перейти из классной комнаты в кабинет, и они не стали спорить. Она сказала, что за учебными столами неудобно, и была права. Особенно страдал Ричер, который скорее нацепил на себя парту, чем сидел за ней, поскольку его рост составлял шесть футов пять дюймов, а весил он двести пятьдесят фунтов. В отличие от классной комнаты, в кабинете стоял стол для совещаний и четыре удобных кресла из кожи, что явилось повышением уровня комфортности и отвечало ожиданиям Синклер. Впрочем, ничего удивительного, ведь она сама сняла помещение, возможно, вчера, либо попросила своего заместителя сделать это от ее имени. Три спальни и четыре кресла для инструктажа.
Телохранители в костюмах остались снаружи, и Синклер продолжила:
– Мы попросили нашего агента рассказать все в мельчайших подробностях, и мне кажется, мы можем доверять выводам, которые он сделал. Посетитель был саудовцем, примерно их ровесник. Одет так же, как они. Аккуратная прическа, золотая цепочка на шее, крокодильчик на футболке. Они его не ждали и невероятно удивились, когда он появился. Но в их организации действуют правила, похожие на законы мафии, когда агентов могут в любой момент призвать для выполнения задания. И посетитель им про это напомнил. Оказалось, что он курьер и не имеет к ним никакого отношения. Совсем другая история. Просто он находился в Германии по делам, и ему требовался надежный дом, чтобы переночевать. Вариант, который предпочитают курьеры, поскольку в отелях остается след. Они там настоящие параноики, поскольку новые сети раскинуты очень широко, что теоретически усложняет безопасную связь между агентами. Они думают, что мы слышим их разговоры по мобильным телефонам – скорее всего, так и есть, – а также можем читать электронную почту – и я уверена, что очень скоро мы будем это делать. И они знают, что мы вскрываем их обычную почту. Поэтому пользуются услугами курьеров, которые передают сообщения и на самом деле являются чем-то вроде почтовой службы. Они не носят с собой кейсы, пристегнутые к запястьям, а перевозят вопросы и ответы у себя в головах. Они переезжают с места на место, с континента на континент – вопрос, ответ, вопрос, ответ. Очень медленно, но совершенно безопасно. Нигде не остается электронных следов и ничего такого, на что можно обратить внимание, – обычный человек с золотой цепью на шее проходит через аэропорт, как миллионы таких же, как он, пассажиров.
– А нам известно, был ли Гамбург конечным пунктом назначения? – спросил Уайт. – Или курьер сделал остановку на пути в другое место?
– Его отправили в Гамбург, – ответила Синклер.
– Но не к тем парням.
– Нет, к кому-то другому.
– Мы знаем, кто его послал? Те же люди из Йемена и Афганистана?
– Мы почти уверены, что те же. На это указывает еще одно обстоятельство.
– Какое? – спросил Уотермен.
– По статистически неудивительному совпадению курьер знал одного из саудовцев, живущих в том доме. Они провели в Йемене три месяца, лазали по веревкам и стреляли из «АК-47». Мир тесен. Между ними состоялось несколько коротких разговоров, и нашему иранцу удалось кое-что подслушать.
– Что именно?
– Через два дня у курьера должна была состояться встреча. Он не сказал где, или наш человек просто не услышал, но по контексту разговора понял, что где-то неподалеку от явочной квартиры. Он не должен ничего передавать. Он здесь, чтобы ему что-то сказали, он запомнил это и доставил по назначению.
– Звучит как начало переговоров и первоначальная ставка.
– Мы полагаем, что курьер вернется, – кивнув, сказала Синклер. – По крайней мере один раз, с положительным или отрицательным ответом.
– Мы имеем хоть какое-то представление, о чем идет речь?
Синклер покачала головой.
– Но наш иранец уверен, что дело очень серьезное, потому что курьер является солдатом из элитного подразделения, как и он сам. Видимо, он прекрасно зарекомендовал себя в учебном лагере, иначе не получил бы свои футболки, итальянские ботинки и четыре паспорта. В общем, он не из числа тех, кого использует мелкая рыбешка с обеих концов цепи. Он – курьер, работающий на высокое начальство.
– Встреча состоялась?
– Поздно вечером на следующий день. Курьер отсутствовал пятьдесят минут.
– И что потом?
– Рано утром он уехал.
– И больше никаких разговоров?
– Состоялся еще один. И для нас все сложилось очень удачно. Он проболтался, сообщил своему другу информацию, которую должен доставить домой. Не смог удержаться. Мы думаем, причина в том, что она произвела на него сильное впечатление. Иранец сказал, что он был невероятно возбужден. Это же молодые люди, которым еще нет тридцати.
– И что за информация?
– Первоначальное заявление. Начало переговоров. Тут иранец оказался прав. Коротко и по делу.
– И что было сказано?
– «Американец хочет получить сто миллионов долларов».