Composition of Sound, до того как к ним присоединился Дэйв, дали пару концертов в качестве трио. Энди играл на басу, а Винс и Мартин – на синтезаторах. Публика смотрела на них с любопытством. Их первый концерт проходил в школе, и их окружили дети, никогда до этого не видевшие синтезаторов. Они пытались нажимать на кнопки, чтобы понять, для чего они нужны. У группы не было барабанщика, в первую очередь потому, что ни у кого среди знакомых не было установки, да и кроме того, барабаны производят слишком много шума. Репетиции чаще всего проходили в доме Винса. Хотя они использовали наушники, его мать все равно жаловалась на щелканье клавиш.
После того как к ним присоединился Дэйв, группа практически сразу же решила стать полностью электронной. Энди уговорили переключиться с бас-гитары на синтезатор. Винс любил чистый поп, но то, что музыка была электронной, придавало им небольшой экспериментальный уклон. Другие группы, которые в то время использовали синтезаторы, называли футуристами. Composition of Sound не были на сто процентов уверены, что хотят быть футуристами, но это направление было им гораздо ближе, чем появившиеся тогда новые романтики, которых одежда волновала больше, чем музыка. Сам термин «новые романтики» еще не был в ходу, но как реакция на уродство панк-сцены конца 70-х в Лондоне возникло сообщество стиляг, которые тусовались в клубах вроде Billy’s и избрали «андрогинный», гламурный стиль. Позже такие группы, как Spandau Ballet, Duran Duran, Adam and the Ants отнесут романтиков к мейнстриму, в то время как Depeche Mode, хоть и не были равнодушны к моде, не хотели ставить ее во главу угла.
В начале карьеры связи Мартина, Энди и Винса с церковной общиной очень пригодились музыкантам. Когда матери Винса надоели их домашние репетиции, они стали собираться в местной церкви. «Надо было быть учтивыми и вежливыми и играть не слишком громко», – позже рассказывал Дэйв. Первым концертом в обновленном составе стало выступление в мае 1980 года в школе Святого Николая, где раньше учились Мартин и Энди. Была одна проблема: в тот же вечер там выступали French Look, и Мартину нужно было играть в обеих группах. Это и раньше вызывало разногласия, а теперь взбешенный Винс начал давить на Мартина, чтобы тот выбрал, в какой группе он будет играть. У лидера коллектива были и свои проблемы. «Главное, что я помню о том вечере, – кто-то хотел побить Винса, и одному из наших друзей, который был неплохим бойцом, пришлось вступиться за него и отметелить того парня!» – рассказывал Энди в 2009 году. Остальные участники группы были удивлены тем, что, казалось бы, самоуверенный Дэйв жутко нервничал перед началом концерта. Он купил несколько банок пива и вышел на улицу, бормоча: «Я не хочу этого делать. Я не хочу этого делать».
Когда они вышли на сцену, мандраж прошел. Аудитория бывала и похуже. Не считая тех, кто хотел их побить, в зале в основном были их друзья. Группу встретили с восторгом. Мартину даже удалось успешно выступить с обеими группами, переодевшись между сетами.
Ко времени проведения первых платных концертов в Саутэнде, в Скэмпс, а затем – в байкерском пабе Alexandra музыканты были уже более уверены в себе. Обычно там звучали рок и блюз, но, как ни странно, группе удалось завоевать расположение зрителей. Вскоре после этого Дэйв подключил свои связи в Саутэнде и группа начала давать больше концертов в городе и его окрестностях.
Шестнадцатого августа 1980 года они впервые дали концерт в другом клубе, который сыграет важнейшую роль в их раннем успехе – Croc’s Glamour Club, в Рэйлее, неподалеку от Саутэнда. Эта площадка и похожие на нее клубы вскоре получат название «The Blitz in the Sticks»[3] из-за своего сходства с убежищем легендарных новых романтиков в лондонском Ковент-Гардене. Само словосочетание «новые романтики» еще не прижилось, но посетители Croc’s уже были разодеты, накрашены и слушали синтипоп-музыку. Дэвид Боуи, Roxy Music и Kraftwerk были так же популярны, как Visage основателей The Blitz Стива Стрейнджа и Расти Игана. В Croc’s была и другая достопримечательность: у входа стоял аквариум с двумя крокодилами. Двадцать четвертого сентября 1980 года Composition of Sound сделали еще один шаг вперед – выступили в пригородном Bridge House. В этом месте в разные годы выступали всевозможные музыканты: от первой волны металлистов и хард-рокеров до модов. Однако в 1980 году оно было скорее известно выступлениями групп в стиле ой – разновидности панка, продвигаемой журналистом Sounds Гэри Башеллом. Их фанаты были полной противоположностью Blitz Kids: многие были скинхедами, носили берцы и считали синти-группы позерством. Неудивительно, что первые концерты Composition of Sound здесь не пользовались успехом. Промоутер Bridge House Терри Мерфи вспоминал: «Когда появились Composition of Sound с их музыкой, мы не понимали, куда их приткнуть. Они были ни на кого не похожи. Хватило же у них смелости заявиться в такой паб, как Bridge House».
Поскольку в Саутэнде фанатов у группы не было, им повезло, что около полудюжины друзей ездили за ними в близлежащие городки. Джоан, девушка Дэйва, жила неподалеку и уговорила нескольких своих друзей прийти на концерт. И все равно зал не был наполнен. Терри вспоминал, что в день своего первого концерта ребята были крайне напуганы. Обычными посетителями этого места были скинхеды, хиппи и готы, среди которых парни из Эссекса чувствовали себя очень некруто. «Они вышли на сцену, как четыре офисных новичка, такие скромные. Дэйв дико нервничал, по крайней мере, так казалось. Остальные играли на инструментах, а Дэйв стоял, вцепившись в микрофон, глядя прямо перед собой», – рассказывал Терри.
Некоторые скинхеды громко выражали недовольство, но Терри группа понравилась, и он дал им еще один шанс. Ему надоел весь этот панковский сброд, который околачивался поблизости. В воздухе отчетливо запахло переменами, и он начал раздумывать, не подписать ли их на свой лейбл Bridge House Records. Но было очевидно, что им предстояло кое над чем поработать. Терри предложил Дэйву продумать его сценическую позу: нужно было что-то делать с руками, чтобы не вцепляться от смущения в микрофон. И постепенно музыканты становились все более уверенными в себе. По словам Терри, им «пришлось трудиться изо всех сил, чтобы стать привлекательными». С другой стороны, один из их ранних фанатов, Рассел Ли, который позже станет диджеем в Croc’s, считает, что в них уже тогда было что-то особенное: «Помню, услышав их впервые, я был поражен их песнями. Они были настолько запоминающимися! Черт возьми! Я тогда подумал: как они могут не добиться успеха? Успех им обеспечен!»
В чем-то Composition of Sound были ближе к панк-року, чем многие признанные панк-группы восьмидесятых. Их синтезаторы было гораздо проще перевозить, чем обычное оборудование рок-группы, и на концерты они добирались на одном автомобиле или поездом. «Мне кажется, сами того не понимая, мы начали творить что-то абсолютно новое. Мы выбрали эти инструменты потому, что это было удобно. Можно было взять синтезатор под мышку и идти на концерт! Подключаешься напрямую к усилителю. Никаких комбиков, так что не нужны и фургоны, чтобы возить оборудование», – рассказал Дэйв корреспонденту журнала Rolling Stone.
Песни Винса становились все лучше, но остальных участников группы раздражала его неуверенность в себе. Он мог сыграть им демоверсии, которые всем нравились, а потом вдруг передумать их записывать. Некоторые из этих песен они даже играли в Bridge House, и многие из них, к примеру слегка панковская «Television Set», с которой они обычно начинали концерты, нравились фанатам больше всего («Television Set», а также другие забытые песни Depeche Mode, включая «Reason Man», «Let’s Get Together» и «Tomorrow’s Dance», есть на бутлеге концерта в Bridge House).
У группы постепенно становилось все больше поклонников, но им все еще казалось, что им будет сложно добиться выступлений в центре Лондона. В то же время на выступления в Croc’s и Bridge House приходило все больше народу. Это увеличило прибыль, которую они получали за проданные билеты. «За первое выступление я заплатил им 15 фунтов, – рассказывал Терри. – Затем плата выросла до 20 фунтов. Как только они стали собирать полный зал, они стали получать 70 % от прибыли. Затем мы повысили цены на билеты до 30 или 40 пенни. Так что за вечер они вполне могли заработать 60, а то и 80 фунтов».
Они были совсем не похожи на другие группы, которые играли в то время. Панки и моды после концертов пили до четырех утра, пока не вырубятся прямо в клубе. Участники Composition of Sound вели себя по-другому. «Они не оставались выпить, – говорит Терри. – Они никогда не отрубались в Bridge. Кто-то из них работал, так что на следующее утро нужно было рано вставать. Многие группы, которые у меня играли, приходилось прогонять после концертов: “Чертовы музыканты, поторапливайтесь!” А этих уже через 20 минут, максимум полчаса – и след простыл!»
В итоге профессионализм и упорство участников группы были вознаграждены выступлением на втором этаже известного лондонского джаз-клуба Ronnie Scott’s. Это событие стало важной вехой в их карьере – именно перед ним группа отказалась от названия Composition of Sound в пользу Depeche Mode. Новое название предложил Дэйв. Учась в колледже, он читал французский журнал, который носил это название. Это звучало круто, хотя он и не знал, как это в точности переводится. Название было лучше, чем предыдущее, и гораздо лучше, чем другие варианты, среди которых были «Peter Bonneti’s Boots», «The Lemon Peels», «The Runny Smiles» и «The Glow Worms».
Несмотря на то что их карьера, казалось бы, пошла в гору, Depeche Mode до сих пор не могли договориться насчет концерта в центре столицы. Они ходили по клубам и площадкам со своей демозаписью, на которой было два инструментальных трека и одна из лучших песен Винса под названием «Photographic» – тревожная, быстрая и самая мрачная из всего, что он написал до того момента. Холодную атмосферу песни усиливал бесстрастный вокал Дэйва, больше напоминающий Human League, чем его собственный стиль в дальнейшем. Винс и Дэйв также стали ходить по звукозаписывающим компаниям Лондона с демозаписью, но везде их ждал одинаково холодный прием. Обычно они приходили без предварительной договоренности и просили прослушать их кассету. Чаще всего секретарь вежливо предлагал им оставить запись, и им приходилось признаваться в том, что у них всего одна копия. Как ни странно, некоторые более открытые к сотрудничеству компании разрешали им поставить запись.
Однажды за день они обошли двенадцать звукозаписывающих компаний – и все безуспешно. Отчаявшись, они даже зашли в знаменитую Rough Trade. Они откладывали ее посещение, потому что ее инди-эстетика не соответствовала стилю Винса. Они отправились туда с мыслью, что лейбл, заключивший столько провальных контрактов, не будет слишком заносчивым, чтобы не заключить с ними договор. Они не понимали, что Rough Trade намеренно занимала антикоммерческую позицию.
Позже в документальном фильме «Do We Have To Give Up Our Day Jobs» Дэйв сказал, что Rough Trade была «последней надеждой» группы. В итоге они были обрадованы реакцией руководителя. Этим человеком был Скотт Пиринг, впоследствии – один из самых уважаемых людей в музыкальной индустрии благодаря работе со Smiths, KLF и многими другими. Он притопывал ногой под музыку и, казалось, был под впечатлением. Дэйв с Винсом посматривали друг на друга, уверенные, что это успех. Однако, когда кассета закончилась, он покачал головой. Скотт сказал, что запись хорошая, но не подходит Rough Trade. Он предложил обратиться к специалисту, который как раз проходил мимо, – Дэниелу Миллеру.
Дэниел Миллер, продюсер и музыкант, открыл свой лейбл Mute Records практически случайно. Он самостоятельно запустил собственный проект The Normal, и, поскольку на обложке сингла 1978 года, «Warm Leatherette», был указан его адрес, ему начали присылать демозаписи. Это вдохновило его на выпуск большего количества пластинок, включая известного электронного исполнителя Фэда Гаджета и придуманной им самим группы Silicon Teens. Silicon Teens воплощала его представление об идеальной поп-группе: четыре парня с синтезаторами. На самом деле все партии он исполнил самостоятельно, и в музыкальной индустрии не сразу догадались об этом. Свои пластинки он выпускал через Rough Trade Distribution, и в тот день, когда он столкнулся с Дэйвом и Винсом, он был в плохом настроении. Возникли проблемы с обложкой пластинки Фэда Гаджета, и он пытался разобраться, в чем дело. Он едва слушал включенную для него музыку, мельком взглянул на Дэйва и Винса и, возможно, сразу же о них забыл. Дэйв, как это было ему свойственно, принял такую реакцию близко к сердцу. «Он едва взглянул на нас, а мы с Винсом подумали: „Вот ублюдок!“» – вспоминал Дэйв позже.
Проблема группы была в том, что они не вписывались ни в какие категории музыкальной индустрии того времени. Другие электронные группы в основном относились к суперкрутым футуристам, которые художественно самовыражались, играя на синтезаторах. Depeche Mode же играли на синтезаторах, потому что хотели делать хорошую поп-музыку. Они смотрели с недоумением на всех этих футуристов. Они считали их пафосными. Сами они были подростками, и все музыканты, которым было за двадцать, казались им стариками. «Мне вообще не нравится это направление, – рассказывал Дэйв в интервью с Бетти Пейдж из Sounds. – Они сбились в стадо и так и будут в нем ходить. Разве что у Soft Cell есть шанс. Я не люблю злословить, но Naked Lunch уже сто лет в обед».
Как бы то ни было, следующим важным шагом для группы стало выступление на разогреве у Фэда Гаджета в Bridge House. Под этим псевдонимом выступал Фрэнк Тови, и они относились к нему с уважением. Его музыка была не только сложной, но и остроумной, и он сам был большим артистом. «Для нас это означало, что мы наконец добились успеха, – говорил Дэйв. – Мы должны были выступать на одной сцене с Фэдом Гаджетом, и это было очень волнительно». Это выступление также было еще одним шансом произвести впечатление на Дэниела Миллера. Он микшировал звук для Фэда Гаджета, так что и выступление Depeche должен был услышать. Их поклонник Рассел Ли рассказывал, что на том концерте было не более 30 человек, пришедших послушать Фэда Гаджета, и лишь треть из них пришла на разогрев.
«Я вообще не собирался смотреть их выступление, – признается Миллер в интервью Mojo через несколько лет. – Я хотел пойти съесть бургер с Фрэнком Тови. Но тут вышла эта группа, поставила свои синтезаторы на пивные ящики, Дэйв стоял как вкопанный, освещение снизу придавало ему готический вид. Я тогда подумал: „Отличная песня! Но это только первая. Наверняка первой они играют свою лучшую песню“. А это продолжалось и продолжалось – эта поп-музыка с потрясающими аранжировками! Они были детьми, а дети в то время электронной музыкой не занимались. Обычно такую музыку записывали люди с музыкальным образованием, но они не подверглись влиянию этой эстетики. Они просто делали поп-музыку на синтезаторах. И у них это отлично получалось!»
Среди тех десяти человек были тусовщик Стиво (который незадолго до этого основал свой собственный лейбл Some Bizarre) и Дэниел Миллер, но в тот момент Терри Мерфи был уверен, что он будет единственным, кто подпишет с ними контракт. «Если бы я поторопился, они были бы моими, – говорил он позже. – Но я был слишком занят своей звукозаписывающей компанией. У меня были другие группы. Я знал, что должен буду заниматься их развитием. Так зачем было записывать их сейчас? Никто не стал бы это покупать!»
Хотя Mute и Bridge House были маленькими независимыми лейблами, Mute имел преимущество в виде контракта с Фэдом Гаджетом. Его стиль был намного ближе к Depeche Mode, чем музыка Bridge House. Mute была создана специально для групп вроде Depeche Mode.
После концерта Дэниел прошел за сцену, чтобы встретиться с группой. В первую очередь он поприветствовал Дэйва, полагая, что фронтмен является автором песен, но Дэйв, не забывший прием, оказанный им в Rough Trade, молча ткнул пальцем в сторону Винса, который тихо сидел в углу. Они были удивлены, насколько «нормальным», отвечая названию его старой группы, оказался Дэниел. В то время футуристы и новые романтики использовали косметику и носили вызывающую одежду. Даже достаточно консервативный Флетч признался, что в то время его сценический костюм включал фиолетовую блузку, перешитую матерью Винса, «белые гетры и мягкие тапочки, выкрашенные в черный цвет».
Искренняя заинтересованность Дэниела подкупила их. Им было нечего терять. Он не заставил их подписывать контракт. Он сказал, что просто хочет помочь им с выпуском альбома. «Чего вы хотите?» – спросил он. Они ответили: «Мы хотим быть в чартах, хотим звучать на радио». Дэниел обещал сделать все, что от него зависит. Он успел как раз вовремя. Вскоре к ним стали проявлять интерес и другие лейблы. С невероятно рано проявившимся талантом Винса к написанию поп-песен и свежим, хорошеньким личиком Дэйва их было легко раскручивать. Они играли нечто достаточно новое – синтипоп и к тому же нравились девушкам. Один за другим их приглашали пообедать представители лейблов-мейджоров, и некоторые предлагали огромные авансы. Это было заманчиво. Они отвечали отказом. «Один из тех, кто пытался заключить с нами контракт, в результате заключил его с Wham!.. Это был полный провал. Уверен, если бы мы подписали контракт с каким-нибудь ведущим лейблом, нас бы уже не было. С нами бы расторгли контракт после второго или третьего альбома», – рассказал Мартин Гор корреспонденту Uncut.
Постепенно стиляги на концертах Depeche Mode сменились настоящими фанатами поп-музыки, хотя к началу 1981 года они все еще были маргиналами в мире авангардной электроники. На одном из ранних лондонских концертов в Cabaret Futura в Сохо группа выступала на одной сцене с The Event Group. В Cabare Futura всегда на первом месте стояли эпатаж и развлечение. Один из их любимых номеров назывался «A Haircut, Sir?»[4], во время которого одного из участников труппы подвешивали вниз головой и брили налысо. Управляющий клуба, Ричард Стрейндж, позже вспоминал на своем сайте: «К двум артистам, составлявшим костяк группы, могли присоединяться, к примеру, восемь электробасистов или 22 игрока в крикет в полной экипировке». Все это было очень далеко от того, чем занимались Depeche Mode. Во время концерта они с ужасом увидели, что что-то льется с балконов. Как выяснилось, это была моча. The Event Group поливали их желтой жидкостью (как надеялись музыканты) из шлангов. Это было напоминанием о том, что где-то у истоков футуризма стояли такие исполнители-экстремалы, как Throbbing Gristle. Depeche Mode пока не убедили всех в том, что они были совершенно другими.
Один из их новых фанатов, диджей Расти Иган, уже тогда понял, что они могут быть особенными. Он тут же попытался подписать с ними контракт. «Я познакомился с Depeche Mode на том концерте и подумал, что они – это что-то новое, оригинальное и гениальное. Я как будто обезумел и попытался заключить с ними контракт, сделать их звездами. Я начал: „Я люблю вас, я хочу, чтобы вы для меня играли, я хочу, чтобы вы сделали то-то и то-то“», – рассказал он в беседе с автором этой книги.
В то время Расти был барабанщиком в Rich Kids – группе, созданной Гленом Мэттлоком после распада Sex Pistols, но в то время он уже стал апологетом новой волны электронной музыки. Он был очень влиятельным диджеем в клубе Blitz наравне со Стивом Стрейнджем и проводил мероприятия в немодных районах Лондона. Он был против того, что считал снобизмом и претенциозностью музыкального авангарда. У него было очень четкое представление о том, что такое поп-музыка. «На мой взгляд, „The Model“ группы Kraftwerk была поп-пластинкой и должна была занять первое место в чартах, – говорил он. – Но мне не нравились Tangerine Dream, мне нравилась поп-музыка, которую играли на синтезаторах англичане, а не диско-музыка Джорджио Мородера, которую он писал для томных див».
Течение, которое создавали The Blitz Kids, было крайне элитарным, но, как ни парадоксально, это была демократичная элитарность. На сцену допускался кто угодно, если он был готов попробовать. Depeche Mode никто не считал крутыми тусовщиками, но музыка, которую они играли, производила впечатление. Расти Иган был удивлен тем, что они были настолько не от мира сего. Он привык к общению с очень уверенными в себе новыми романтиками и футуристами. Depeche Mode же производили впечатление милых деток. «Это были самые приятные, милые и хорошие ребята на свете, – говорит Иган. – Дэйв был словно прикован наручниками к своей девушке. Она везде ходила с ним, они были влюблены друг в друга. Он всегда говорил: „Я не могу ответить на этот вопрос, мне надо посоветоваться с моей девушкой!“ Эти четыре молодых парня вовсе не были без тормозов. Никаких „Пойдем к тебе, поговорим“ или „Гуляем до утра“, скорее „Нет, я должен поговорить со своей девушкой“».
Расти сказал Дэйву, что он может устроить им концерты в Flicks, его клубе в Дартфорде, но Croc’s оставался для них главной площадкой. Croc’s был копией Blitz, но не был хуже, ведь новый романтизм развивался в пригородах. Culture Club Боя Джорджа были здесь нередкими гостями, но в итоге именно Depeche Mode блистали на своей небольшой сцене.
«Это был захолустный Blitz. Не забывайте, что собой представлял Blitz, – говорит Расти. – Клуб для нетрудоустроенных представителей рабочего класса, которые думали, что у них есть какой-то талант, что они могут что-то предложить, три миллиона человек на пособии по безработице. Именно тогда на Factory Records в Манчестере и во всех этих серых, бедных местах стала появляться „индустриальная“, как ее называли, музыка, которая и стала основой для создания Mute Records. В Croc’s были те же люди, что и в Blitz».
В Croc’s группа постоянно сталкивалась со Стиво с лейбла Some Bizarre. Он обожал «Photographic», и они сильно удивились, узнав, что он видел их частью своей музыкальной тусовки, где играли странный, эксцентричный поп. Он был занят выпуском сборника групп типа Soft Cel и Blancmange под названием «Some Bizarre»[5]. Как и Расти, он любил электронную музыку. Но вкус Стиво был гораздо эксцентричнее. «Он считал себя великим диджеем, – рассказывал Расти. – Он включал Cabaret Voltaire и рассказывал мне, какие они крутые, а я ему всегда отвечал: „О да, танцпол опустел, Стиво!” Надо ставить музыку, под которую можно танцевать. А он включал Suicide или Throbbing Gristle, и танцпол пустел». В этом отношении вкусы Depeche Mode были ближе к взглядам Расти, и, когда Стиво предложил им включить «Photographic» в его альбом, они обрадовались, хотя и удивились. «Мы – не странная группа», – протестовал Винс.
Стиво также хотел заключить с ними контракт на запись альбома. Он мог сделать им соблазнительное предложение выступить на разогреве у Ultravox. Ситуация могла стать неловкой, поскольку Стиво работал ночью в Bridge House и часто сотрудничал с Дэниелом Миллером. В результате началась настоящая битва, победу в которой одержал владелец Mute. Он понимал, чего хотят Depeche Mode – просто выпустить альбом.
Хотя они уважали Стиво и Терри Мерфи, а предложения от ведущих лейблов приводили их в замешательство, остаться с Mute было проще. Договор с Дэниелом был скреплен рукопожатием. Как окажется позже, этот договор станет даже лучше того, который в свое время заключил Пол Маккартни.