Над восточными землями стонали черные бури, проливаясь с небес дождем, снегом и градом. Белопутье то размягчалось, как масло на жаровне, превращаясь в непроходимую грязевую ленту, то покрывалось глубоким рыхлым снегом, по которому с трудом катились сани. Для осени такая погода была привычной, но накануне нового года в головы путников закрадывались нехорошие мысли о разгневанных богах и неизбежном зле, наступающем на пятки.
Между тем, зло приближалось. До церемонии, на которой должны были выбрать супругу принца, оставалось меньше недели. Дэйра была девятой невестой, приглашенной самим Амрэлем Лорном, братом короля, что заставляло нервничать других кандидаток и их родственников. Герцог Бардуага даже заключил с ней сделку, чтобы увеличить шансы своей любовнице, участвующей в конкурсе, и Дэйра честно собиралась выполнить обещание – проиграть. Будь ее воля, она развернула бы коней и ускакала домой, в Эйдерледж, ведь Сангассия стояла на пороге войны. Герцог Фредерик Зорт, ее отец, пытался договориться с чагарским ханом, отправившись в рискованное путешествие в столицу чагаров, город Армурат. Она же, Дэйра, участвовала в сомнительном мероприятии на потеху столичной знати, тогда как должна была быть дома, рядом с родными. Правда, из родных в замке Эйдерледжа осталась лишь мать, которая не обратилась бы к ней за помощью и на смертном ложе, но Дэйре было все равно – ей до ужаса и коликов в животе не хотелось ехать в столицу.
Но ослушаться прямого приказа Лорна не мог позволить себе ни один вабар, если он не собирался окончить свои дни на виселице. Дэйра не собиралась. Однако виселица ей снилась. С тех пор как она со своими людьми напала на грузовые кареты Амрэля Лорна, освободила донзарских детей-калек, которых везли в столицу для экспериментов князя, бросила в заснеженном лесу графа Георга Эстрела со сломанной ногой и рассталась с капелланом, Нильсом и Лорой, прошла неделя. Капеллан собирался пристроить детей в монастыре у знакомого настоятеля и сразу вернуться. За минувший срок можно было съездить в монастырь в Мволу туда и обратно, но ни капеллан, ни Нильс, ни Лора не нагнали карету Дэйры.
Но если отсутствие Лоры, служанки погибшей подруги, и капеллана Карлуса Рейнгольда не сильно беспокоило Дэйру, то вот по Нильсу она скучала. Оруженосец брата, которого она выловила из мрачных вод Марены Пармы, после того как Амрэль приказал утопить мальчишку за дерзость, натоптал в ее душе, наломал цветов в саду девичьего сердца, разбередил мысли, заставляя вспоминать себя чаще, чем полагалось девушке из знатного рода думать о каком-то донзаре. Но какой-то донзар выбрал Лору, а не ее, и возможно, его отсутствие сейчас было осознанным. Нильс был первым, который заставил сердце Дэйры волноваться, и она хотела, чтобы он стал последним.
Вторым человеком, о котором Дэйра думала и днем, и ночью, был Амрэль Лорн. Знал ли он, что она сделала? И если да, как сильно злился? И если злился очень сильно, что собирался предпринять в ответ? А еще в столице ее ждал Феликс Бардуаг, жених погубленной им Ирэн Карлсбири, за смерть которой он еще не заплатил. Дэйра собиралась потребовать с него долг.
О чем она совершенно запрещала себе думать, так это о древних, которые по словам Уила Рокера, ползли за ней следом, творя чудеса и волшебство – исключительно злое. Например, превратили в лед поместье барона Панфира из Копры, растопили снег в Бардуаге, позволив уйти каретам графа Эстрела, внушили Дэйре и ее людям, что они всесильны, окутав их и солдат графа общими видениями. Не было никаких медведей. Была злость и обостренное чувство справедливости, требующее освободить похищенных детей. На следующую ночь Томас так ей и сказал:
– Видеть мираж – это нормально. Мы с Белиорским тут потолковали и решили, что во всем виновато вино, которое взяли в дорогу. Оно из Горана, туда иногда журавис подмешивают. Поэтому, если ты мучаешься догадками, были ли у тебя медвежьи лапы вместо рук, не терзай себя – все привиделось.
Бабуля молчала. Старая герцогиня не разговаривала с тех пор, как они забрали детей у Эстрела, оставив его умирать в лесу. Было ли молчание бабки наказанием за проступок, Дэйра не знала. Уже неделю ее голова принадлежала только ей, и от этого было не по себе.
Слухи тревожили. Люди болтали о лютом мороке, который полз с Севера, о красных цветах, распускающихся под снегом, о чагарской армии, прячущейся в туманах Небесной Щели, о летающих всадниках смерти, посланных богами наказать человечество за грехи. Солдаты из Майбрака рассказали о том, что земля в столице тряслась еще раз, и памятник королю, восстановленный после первых толчков, снова упал. Агода, могучая держава, пристально наблюдавшая за Сангассией с соседнего материка, снарядила флотилию, якобы для обороны от пиратов из Архипелага Бэтельрэй, но военные корабли все чаще нарушали морские границы Сангассии, отчего Сандро Десятый подписал приказ о мобилизации королевской армады. В войну на два фронта никто не верил, но днем люди ломились в храмы Амирона, стараясь задобрить нового бога, а по ночам тайно несли подношения жрецам Ганзуры и другим запрещенным божествам древности. Самые храбрые шли в леса, чтобы оставить кровавую жертву Белым Господам, последней надежде отчаявшихся душ, но таких чокнутых было немного.
Через неделю в Сангассии начинался новый год, а за ним месяц Снежный Лют, который не обещал ничего хорошего и в добрые времена, а в нынешние, неспокойные, грозился стать самым трудным за долгие годы.
И тем не менее королевский двор готовился выбирать невесту для наследника, потому что проблемы в мире и в стране будут всегда, но династию Лорнов ничто не должно прервать. Срочно требовалась жена и мать будущих лорнов, и Дэйра вместе с еще восемью претендентками должна была завоевать сердце принца Эруанда, о котором мало что можно было сказать хорошего, поэтому чаще всего о нем не говорили ничего – как о покойнике.
Карета в последний раз подпрыгнула, наехав на выбоину в мощенном камне тракте, и остановилась. Марго, горничная Дэйры, тут же принялась выглядывать во все окна, пытаясь разглядеть хоть что-либо в кромешной тьме. Дэйре приклеиваться носом к стеклу окна не требовалось – зрение не подводило ее ни во мраке ночного Белопутья, ни сейчас, когда они стояли у ворот Дэспиона, последнего города на их пути в Майбрак. В Дэспионе они переночуют, и завтра снова отправятся в путь, чтобы за день преодолеть последний участок пути и успеть в столицу до нового года и церемонии.
Дэспион входил в пятерку крупнейших городов Сангассии, и то, что они стояли у закрытых ворот, которые не освещались и не охранялись, было тем еще недоразумением. Если бы не вывеска: «Добро пожаловать в солнечный Дэспион», которую они проехали час назад, когда еще было светло, то она решила бы, что капитан Белиорский ошибся и сейчас ломился не в ту дверь. Впрочем, ворота соответствовали ситуации. Высокие, резные, украшенные снегирями и дятлами – гербовыми птицами Дэспиона, они были наглухо закрыты и не отзывались ни на удары рукой, ни ногой. Все это было странно. Дэспион был торговым городом, а торговля, как известно, не знала разницы между днем и ночью. Может, в городе случился мор и ввели карантин? В таком случае, их предупредили бы на почтовой станции, где они ночевали в последний раз.
Белиорский подозвал Кора и вместе с ним принялся ломать ворота Дэспиона. Если бы они стучали в три пары кулаков, грохот стоял бы еще больше, но Цирвис, второй стражник, отправившийся с Дэйрой в столицу, погиб на одной из ночных стоянок в лесу. Облокотился о дерево и скончался, не проронив ни слова. Когда его оттащили от ствола, рука несчастного была изъедена до кости едким веществом, сочившимся из мха. Мох покрывал не северную, а южную сторону кедра, имел яркий голубой окрас и пах розами. Цирвиса закопали у дороги, а когда Дэйра на следующую ночь тайком вернулась к стоянке, то мох на стволе кедра был уже мертвым и засохшим. Она собрала его остатки в пузырек из-под снотворного, но не почувствовала силы, которую источали алые цветы, прозванные донзарами «цветами смерти». Однако жидкость, которая убила Цирвиса, была очень похожа на ту, что сочилась из бутонов красных цветов, и Дэйра решила, что растения связаны друг с другом. В том, что они имели отношения к древним, она не сомневалась. Было ли это знаком того, что древние шли за ней следом, не имело значения. Она потеряла еще одного человека, и, хотя в его смерти было некого винить, разве что мох, ставший мифом через пару часов, Дэйре казалось, что Цирвис мог бы жить, если бы она делала все правильно.
Итак, к воротам Дэспиона они подкатили в сильно укороченном составе. Пока Белиорский с Кором пытались разбудить спящих мертвым сном стражей – а разве могло быть иначе при таком шуме, Дэйра мрачно разглядывала Томаса, мирно посапывающего напротив. Везунчик. Он мог спать хоть лежа, хоть сидя, она же за последнюю неделю спала едва ли больше пяти часов. Словно наказывая ее за Эстрела, замерзшего в лесу, сон витал рядом, убаюкивая Марго, брата, охрану, и ловко уклоняясь от ее попыток его поймать.
– Приехали? – сонно спросил Томас, когда Дэйра, не выдержав, потрясла его за плечо. – Или у ворот торчим? Совесть имей, сестра, это же твой праздник, а не мой. До гостиницы еще час, разбуди, когда распрягут лошадей.
Не видя причин сдерживать злость, Дэйра пнула брата по ноге и поспешно отодвинулась, чтобы не получить сдачи.
– Так не пойдет, – фыркнула она. – Тащи наружу свой зад и помоги капитану.
Выражаться подобным образом вабарке не полагалось, и Марго бросила на Дэйру осуждающий взгляд, но маркиза отмахнулась. Ей хотелось спать, растянуться на ровной поверхности и забыть о тревожных мыслях, роившихся в голове. Даже такая незначительная задержка раздражала и вызывала желание поскандалить. Дэйру с детства учили, что выплескивать злость на окружающих – признак слабости, но сдерживаться было трудно, поэтому она еще раз попыталась пнуть брата. Однако Томас уже проснулся и, перехватив ее ногу, перебрался на сторону сестры. Марго недовольно глядела на их возню, но мудро не вмешивалась. Победа досталась Томасу. Открыв дверь кареты, он принялся выталкивать сестру наружу.
– В следующий раз будешь думать, как будить брата, – приговаривал он, отдирая пальцы Дэйры от дверцы. – Ты у нас тоже девушка не тихая, лучше сама покричи.
– Томас! – крикнула Дэйра с ужасом глядя на Белиорского, медленно заваливающегося у городской стены. Из груди капитана торчала стрела. Кор виднелся неподалеку, лежал у ворот кулем. Стрел видно не было, но неестественно вывернутая шея говорила о том, что ее последний охранник был мертв.
– Нужно кричать громче, – наставительно произнес Томас, окончательно выталкивая ее из кареты. – Если уж ты не справишься, то так и быть, зови на подмогу, а я пока вздремну.
Слишком темно, он ничего не видит, дошло до Дэйры, но было поздно. Грубая ладонь закрыла ей рот, а карета быстро оказалась в стороне. Ее оттащили так ловко, что к тому моменту, когда Дэйре на голову натянули мешок, сомнений не было – на них напали разбойники. Крикнуть ей не дали. Удар был сильный и умелый. Так отправляют людей спать насильно, и Дэйра, не спавшая много дней, погрузилась в небытие.
***
Было холодно. Впервые в жизни Дэйре искренне хотелось проснуться, но что-то мешало. Тяжелые веки не поднимались, в голове гудело, тело не слушалось. Изредка слышался скрип саней по снегу, приглушенные голоса, тяжелое фырканье уставших коней. Повсюду витал запах – сладкий, даже приторный, и именно в нем была проблема. Этот запах не давал проснуться, погружая ее в сон тогда, когда она уже была уверена, что вернулась из забытья. Дэйре было хорошо известно название этого растения, она совсем недавно про него говорила, но стоило ей подумать о нем, как сладкий аромат накрывал с головой, словно теплое одеяло в холодное зимнее утро, погружая в такой же сладкий сон, с которым не хотелось расставаться. Во сне Дэйра что-то пила и куда-то летела, но вкус забывался также быстро, как и полет. Однажды она открыла глаза, но увидела лишь дым, изящными клубами окутывающий ее тело. Дэйра легко растворилась в нем, став еще одним завитком в воздухе.
Ей показалось, что прошло много лет, она минула свой третий десяток, потом четвертый, наконец, состарилась и начала умирать. Смерть не приходила долго, мучила ее бесконечным ожиданием, наказывая за грехи, которых накопилось много. Наконец, устав сама, Смерть распахнула двери, позволив ей открыть глаза в новом мире. Здесь, в царстве мрака, духоты и боли, Дэйра была одна, потому что еще не родилось других таких грешников, как она.
– Нечем дышать, – прошептала Дэйра, силясь вздохнуть. Ее трясло, но не от холода, а от того, что то, на чем она сидела, подпрыгивало и качалось из стороны в сторону. Если бы не веревки, которые были привязаны к ее горлу, рукам и ногам, наверное, она бы давно съехала со своего «трона», и сейчас каталась бы по дну этой кареты смерти.
– Не гони так! – послышался недовольный окрик, и Дэйра поняла, что сознание впервые за долгое время принадлежит ей, а не сладкому дыму, нотки которого еще витали в спертом воздухе. Голос был знаком настолько, что по одному слову она догадалась, что произошло. Наверное, ей положено было испугаться, потому что говорившим был Феликс Бардуаг, с которым она обошлась не лучшим образом в замке его отца, заставив выполнить свою волю, но который впоследствии вернул ей ответную пощечину в виде смерти Ирэн Карлсбири.
Вонючий мешок с ее головы потянули вверх, вернув в мир свет. Качество воздуха не изменилось, но его стало больше. Перед связанной Дэйрой сидел Феликс Бардуаг, вернее, пытался удержаться, хватаясь то за стенки, то за потолок, а то и за Дэйру.
Феликс выглядел плохо. Небритый, худой, в черном потрепанном дорожном костюме, он представлял разительный контраст с наследником герцога Бардуага, который встретился ей однажды на Белопутье.
– Очнулась? Ну, и черт с тобой, – буркнул он, бросив на нее странный взгляд. Дэйра не решилась бы определить, чего в нем было больше – усталости, ненависти или страха.
– Понравилась травка? Была бы ты ведьмой, журавис бы тебя не взял, – сказал Феликс и снова забарабанил по дверце кареты, высунув наружу руку. – Хватит гнать, Чак, уже почти на месте! Ну, и от какого проезжего циркача ты нахваталась этих дешевых трюков с огнем? Надеюсь, ты не станешь рыдать, потому что мне до ужаса хочется тебя побить. А женские слезы меня бесят, – это предназначалось уже ей.
Боится трогать, заключила Дэйра, с трудом борясь с желанием разрыдаться и проверить предел терпения маркиза. Впрочем, она не смогла бы расплакаться, даже если очень бы захотела. В глазах было сухо, как и во рту. Тело отяжелело, словно его выпотрошили и набили камнями, особенно сложно было держать прямо голову, хотелось повесить ее на грудь и оставить в таком положении навсегда. Связанные за спиной руки затекли и потеряли чувствительность, пальцы ног двигались, но колени отчаянно болели, подсказывая, что провели слишком много времени в согнутом состоянии. В спину словно забили кол – ее было не распрямить, ни согнуть. Но хуже всего была пустота в мыслях, Дэйрину голову будто вымыли изнутри, вынесли все и забыли вернуть на место после.
– Открой окно, – сказала она. Звук собственного голоса поразил – тусклый, хриплый, какой-то потертый.
– Раскомандовалась, – фыркнул Феликс. – Что чувствуешь? Страх? Панику?
– Злость, – Дэйра выплюнула слово, будто оно было ядовитым, и решив не экспериментировать больше с голосом, прошептала. – Ты даже представить не можешь всю мою злость, Феликс Бардуажский.
Получилось тревожно, ей даже самой не по себе стало.
Маркиз заерзал, но быстро взял себя в руки.
– Больше никаких трюков, – фыркнул он. – Ты не ведьма, а я не тот, кому можно навязывать свою волю. Мою месть ты запомнишь.
Неправильно все получалось. Вообще-то мстить Феликсу должна была Дэйра, а не наоборот.
– Где мои люди? – снова прошептала она, удивляясь своему спокойствию. Ей бы сейчас всерьез встревожиться, ведь Бардуаг младший был безумцем, в руках которого она оказалась, но нет. Сердце постепенно наполнялось разными чувствами, однако страха среди них не было.
– Все гадал, когда ты спросишь, – Феликс нехорошо улыбнулся, а Дэйре дышать стало еще сложнее. Зря спросила. Нехорошее предчувствие, терзавшее душу, было верным.
– Ты преступник. Я девятая невеста принца Эруанда, приглашенная самим светлым князем Амрэлем Лорном. Согласно пятой статье о престолонаследии, невесты монарших лиц являются неприкосновенными, как и их слуги.
– Вот только давай не будем о законах, – сморщился Феликс. – Согласно третьей поправке десятой статьи о единобожии и святой вере, ты еретичка и должна быть повешена.
– Сам же сейчас сказал, что я не ведьма, – фыркнула в ответ Дэйра. – Отпусти моих людей. Они не причем в нашей нелюбви друг к другу. Ты меня на виселицу везешь?
Прикосновение шершавой веревки к горлу вспыхнуло в голове ярким и болезненным воспоминанием. Нет, веревку она уже пробовала. Пусть на этот раз будет что-то другое. В то, что Феликс сдал ее Амрэлю и сам вез на казнь, верилось плохо. Но звучало логично.
– И что там насчет слуг? – нетерпение было плохим качеством в переговорах с психом, но молчание и странные взгляды Феликса настораживали.
– Твой брат убежал, – вдруг сказал он. – Но и в Дэспионе его мои люди не видели. Думаю, он вернулся домой. Впрочем, дорога до Эйдерледжа дальняя, а я послал по его следу своих лучших ищеек, которым хорошо заплатили, а пообещали еще больше. К новому году я привезу тебе в подарок его голову.
Выудить что-то из мутного потока речи Феликса было сложно, но главное Дэйра уловила. Убежал только Томас. Значит, он пока жив, хоть и неизвестно где. Осталось выяснить, куда увезли Марго, ведь она своими глазами видела, как убили Белиорского и охранника. Гнев плеснул ядом в душу, но она заставила себя выровнять дыхание, чтобы не дарить наслаждение Феликсу, который внимательно следил за ее выражением. Ему будет приятен, как ее страх, так и ее гнев.
– Троих убили на месте, – смакуя каждое слово, произнес он. – И служанку тоже. А твой брат умеет быстро бегать. Что еще не рассказал? Ты стоила мне огромных денег, только представь, сколько монет ушло, чтобы подкупить охрану на воротах Дэспиона. А если подумать о том, сколько еще предстоит на тебя потратить золота, так страшно становится. Впрочем, деньги все равно не мои. Герцог Морт Бардуагский не бедствует и щедро утешает сына, оставшегося без невесты. Все усилия того стоят. Потому что твоя смерть не доставит мне никакого удовольствия.
– Ты ничего не слышишь? – перебила его Дэйра, прикрыв глаза и сделав вид, что прислушивается. На самом деле, она не знала, как еще сдержать слезы, когда Феликс сказал про Марго. Жаль, что она не ценила время, которое эта женщина подарила некрасивой дочери герцога. И из-за которой погибла. Все они умирают, вспомнились Дэйре слова старой маркизы, когда-то звучавшие в ее голове. Все, кто касаются твоей судьбы.
– А что такое? – насторожился Феликс, тоже прислушиваясь. Кучер пустил коней спокойнее, слышался хруст снежного наста под копытами, да легкий скрип саней по укатанному тракту.
– Шаги, – сказала Дэйра, наклонив голову к окну. – Это они идут. Всегда за мной шли, от самого Эйдерледжа.
– Кто они? – не понял маркиз, невольно выглядывая в окно.
– Древние, – ответила Дэйра, глядя на него с укоризной. – Белые Господа, ведь я одна из них.
Тут Феликс не выдержал. Сорвавшись с места, она схватил Дэйру за горло.
– Ненавижу таких, как ты! Высокомерных, гордых шлюшек, которые думают, что считают себя единственными и неповторимыми на свете. Я тебе проучу, еще как проучу. Знаешь, куда мы едем? В Королевский приют для душевнобольных в Нербуде. Я еще там, с тобой на кровати, понял, куда тебя надо отправить. К психам – туда, где тебе место. И не надо мне угрожать никакими статьями. Девятая невеста ехала по Белопутью в самое опасное время года – в декабре. Тебя и твоих людей разбойники выпотрошили наизнанку, а кости собакам скормили. Потом в Дэспионе пустят кое-какие слухи, затем появится донзар, видевший обглоданную девицу со шрамами на лице, и все – плачь, матушка, рви волосы на голове, батюшка. А с Томасом мы разберемся. Белопутье замело так, что он не то что до Эйдерледжа, и до Бардуага не доедет.
– Какой сейчас день? – спросила Дэйра и едва не улыбнулась от досады, отразившейся на лице Феликса. Наверное, он собирался услышать другое.
– Два дня до нового года, – буркнул он и отвернулся к окну. – Я на тебя не только деньги, но и кучу времени потратил. Уже неделю в этой карете трясусь. Но к счастью, через час приедем. Можешь, сколько угодно кричать о своем родстве, статусе, принце, князе, похищении и прочем. В Нербуде работает мой хороший знакомый, он доктор. У него очень интересная методика излечения людей, который считают себя кем-то иным. Йорвик сильно обрадовался моему письму, ведь не каждый день привозят таких интересных пациентов. Для меня это, конечно, трагедия. Моя супруга, Ирэн, сошла с ума, решив, что она – Дэйра, невеста принца.
– Ты уже написал завещание? Так, на всякий случай…
Нить терпения Феликса на этих словах лопнула. Она даже решила, что маркиз бросился ее убивать, но нет, все лишь прижал к ее лицу платок, пахнущий знакомо сладко.
– Замолчи! Навсегда замолчи!
Дэйра выполнила его просьбу и, хотя бы временно, смолкла. Сон встретил ее недружелюбно и обещал кошмары.