Нам море, как поле.
Мы пахари моря.
Форштевень – наш плуг,
Бороздою волна.
Мы в страдную пору
Уходим в дозоры,
Чтоб не гуляла
Полями война.
Говорят, что, умирая,
Вспоминает человек
Все чем жил он, что он сделал,
Прожив свой недолгий век.
Дом ли, пашню, звезд сиянье,
То, что спрятано в душе.
Оставляет он в наследство всем,
Живущим на земле.
Что мы вспомним дети моря?
Знаю, вспомним корабли,
На которые с восторгом
Мы мальчишками взошли.
Вспомним дальние походы,
Радость встреч и боль разлук
И как в трудную минуту
Рядом был надежный друг.
Гремит аврал. Курс в полигон.
И отданы швартовы.
Проходим лоцманский канал,
Затем входные створы.
В разгаре флотская страда.
Ревут машины, споря.
И полигоны, как поля
Ждут тружеников моря.
Пусть вновь шторма швыряют корабли,
В азарте дерзких, сумасшедших скачек.
Пусть пена волн, как пена жеребцов,
Кипит в бессильной злобе неудачи.
Ревут машины, в битве сатанея,
Их жизнь – движенье, схватка без конца.
Быстрее, все быстрее и быстрее
Стучат их ошалевшие сердца.
Предчувствие грядущих испытаний
Уж ни за что не остановит нас
И только в исступленье рвется к норду
Наш добрый бог и друг – компас.
Наш курс, навечно выверенный точно,
Упрям и прям, как штевень корабля.
И шифрограмм компактный текст построчный
Вам не подскажет наши имена.
Нам жалко вас, что вы остались сзади,
Так и не поняв смысла жизни всей,
Что самый главный жизненный экзамен
Сдают на палубах военных кораблей!
Мы дети морей,
Сыновья океанов,
Штормов порожденье
И ветров друзья.
Над нами гудит
Сеть меридианов,
Как в напряженье
Гудят провода.
Вся жизнь переложена
В мили морские
И режет просторы
Корабль-судьба,
Вот только бы дома
Нас ждали родные,
А все остальное
Дадут нам моря.
Пусть летят поэмой
Дней былых фрегаты,
Шквалом взбаламучен о
Ошалевший мир.
Нам за горизонтом
Не видны закаты.
Ветер бьет в холстину,
Рвя ее до дыр.
Юность не уходит,
Оставаясь с нами
И в сердцах навечно
Бешеный аврал.
Нет, мы не стареем,
Торопясь с годами,
Каждый миг встречая,
Как девятый вал.
Наши трудности, наши горести.
Жизнь из них состояла всегда.
К черту строгости и условности!
Раз живем мы на свете, друзья!
На роду нам написано странствовать.
Так уж есть, и другим не в укор.
Жизнь на вахты расписывать надолго,
Бороздя океанский простор.
Но мгновения возвращения
И сердец ошалелую прыть,
Счастье встречи и радость волнения
Вам, увы, не дано пережить!
Ты не грусти о том, что было,
Ведь не вернется, что прошло.
И только память погрузила
Воспоминания на дно.
Забудем ссоры и обиды,
Они в небытие ушли,
А вспомним наши молодые,
Счастливые в заботах дни.
Пусть годы длинной чередою
И поседеет голова,
Мы будем помнить нашу дружбу,
Ту, что одна и навсегда…
Шура Кельбус из подплава
Выделяется упрямо,
И красив, и именит,
И опрятный внешний вид.
Любит Шурик рестораны,
Где шалят без нравов дамы.
Осчастливит он любую, в
Вот найдет сейчас какую!
Любит Шурик вкусно кушать,
Любит сладки песни слушать.
Он из шайки квумпарей,
Шалопаев, бунтарей.
Это славные ребята.
В головах ума палаты,
Что завидевши друг дружку,
«Шилом» наполняют кружку.
Вспомнят годы молодые
Киевляне удалые!
Вспомнят, тяготы отбросят!
Смяту шапку о земь бросят!
Надпись на фотографии МПК-2,
подаренной капитану 3 ранга
Геннадию Абрамову
при его уходе с корабля
Прощаться время подошло,
И вспомним о былом,
О том, что было и прошло,
О самом дорогом.
И «шила» свой, беря стакан,
Пусти его на круг.
Пусть щелкнут пальцы по нему,
Родя звенящий звук.
И где б ты ни был, но всегда, в
Взгляд бросивши сюда,
Ты вспомни, что остались здесь
Надежные друзья.
Одевшись в тогу миротворцев,
Крича холуйское "ура",
Судьбы случайной флотоводцы
Распродавали крейсера.
И шли под жало автогенов,
Форштевни не склонив свои,
Приговоренные к убийству,
Державы Русской корабли.
Им не судьба быть в океанах,
Им не судьба громить врага.
Лишь жарко плавилась в мартенах
Их богатырская броня…
Минует время, канет в лету
Обилие нынешних невзгод,
Но как простить тебе, Россия,
Тех, кто казнил Великий Флот?
Качнуло круто горизонт,
И вздрогнул корпус, задрожав,
Когда ударила в подзор
Девятибалльная волна…
Казалось, ад разверзся вдруг.
Вздымаясь, рушились валы
И за пределы допусков
Кренило на борт корабли.
Молись моряк своим богам
И в Провидение поверь,
Так мы врывались в океан
Через арктическую дверь!
Взревели турбины, газ на предел
И нет дороги назад.
Мне ангел-хранитель за правым плечом
Шепнул: «Мы прорвемся, брат!»
Врезался в небо на форсаже.
Палуба – дом мой и кров,
Осталась внизу среди пенных брызг
Где-то за левым крылом.
Простор… Я один… Я свободу пью…
Я счастлив победным часом.
Мой мир бесконечен, высок и чист —
Обитель богов и асов.
Заход на посадку. Глиссаду держу,
Мне пот застилает глаза.
И трос тормозной – обнаженный нерв,
Натянут как жизни черта.
Зацеп! Рев и скрежет.
Машина, как конь, рванулась и сдала назад.
И ангел-хранитель за правым плечом шепнул:
«Мы прорвались, брат!»
Ты помнишь шторма рев глухой,
Корабль, вставший на дыбы,
Как мы бросались в шторм любой,
Не веря в каверзы судьбы.
Сейчас иные времена.
Мы поумнели, поседели,
Пережидаем все шторма
И грамотно обходим мели.
И все же хочется порой
Послать к чертям всем осторожность
И снова в шторм, и снова в бой,
Лишь б друга чувствовать надежность!
Жизнь моя словно вихрь Гольфстрима
Рифы трудностей кружит волна
Миражами проносятся мимо
Берега…берега…берега…
И лечу я в потоке всеобщем
Суеты, славословий и дней
В этой странной и, в общем-то, чуждой,
Перевернутой жизни моей.
Мне бы бросить проржавленный якорь,
Обрасопить свои паруса.
Оглядеться вокруг, разобраться
Кто я, где я, зачем и куда?
Но, увы, сломан брашпиль на баке,
Не спустить мне тугих парусов.
И несусь я, теченьем влекомый,
Мимо вечно чужих берегов.