Она

– И вот представь себе, Славка…

Друг глубоко вздохнул, повертел перед собой бутылку.

– Представляю, Артурка, – ответил я.

Артур остался моим лучшим, единственным другом университетских времен.

Год шел за годом, через пару лет предстояло отметить первый юбилей выпуска, но наша близость не ослабевала.

Смысл дружбы заключался не в рыбалках и шашлыках на природе, а в возможности поделиться чем-то, томящим душу.

То, что это шло под выпивку, не удивляло.

Бывали вещи, которые даже другу не раскроешь на трезвую голову.

А он явно хотел что-то раскрыть.

– На самом деле нифига не представляю, – поправился я. – Но если ты хочешь рассказать – значит, это важно.

– Важно, Славка, еще как важно!

В кафе по утреннему часу было пусто, мы сидели в дальнем углу у стеклянной стены.

Несмотря на это, Артур понизил голос.

– Ты ведь у родителей один?

– Один, да, – подтвердил я. – А что?

– То, что ты не знаешь, как это – расти вместе с сестрой.

– Не знаю, конечно. Хотя…

Я пожал плечами.

– Многие живут с братьями-сестрами, никто не умирает. Что тут особенного?

– Давай! – не отвечая, друг поднял свой бокал.

– Давай, – согласился я. – С утра выпил – весь день свободен.

Меня ничто не ограничивало.

Бездетный, неженатый и счастливый, я сам распоряжался своим временем.

– Если это армянский коньяк, то я – балерун Нижинский!

Крепко поморщившись, Артур стукнул донышком по столу.

– На свете нет столько армян, чтоб всех снабдить настоящим коньяком, – возразил я.

– Это точно.

– И закуска – говно.

– С этим согласен, – я кивнул. – Вероятно, для старорежимных коньяков хороши были и сыр и лимоны. Для нынешнего нужно иное.

– А что именно?

– Одна моя подруга любила закусывать коньяк квашеной капустой.

– Ничего себе!

– Говорила, с такой закуской можно пить и армянский и грузинский и даже калининградский.

– Надо попробовать.

Бармен запустил музыку.

Пауза исчерпалась, пора было возвращаться к теме.

Друг налил себе еще, взглянул на меня.

– Ты знаешь Майку?

– Майку?..

– Мою сестру.

– Нет. Знаю, что она у тебя есть, не более того.

– Ну так вот, Славка…

Молчание было многозначительным, я не подгонял.

–…Ты говоришь – ничего особенного. Ничего, конечно. С кем угодно, но не с Майкой.

– А что она? Эта твоя… Майя?

Ни одной знакомой Майи у меня не имелось, но имя априорно не нравилось.

Он было не то чтобы некрасивым, а каким-то надуманно-выспренним, вроде Юлии или Августы.

Хотя Август я тоже не знал.

А вот Юлии подтверждали отношение.

– Что с ней не так?

– Сначала все было «так».

– Она вообще старше тебя, или моложе?

– Моложе на четыре года. Сейчас ей двадцать шесть.

– Ясно, – сказал я, хотя ничего так и не стало ясным.

– С детства мы были лучшими друзьями, каких представить невозможно. Майка ко мне льнула, я ее по-всякому опекал.

Вкрадчиво постукивая каблуками, приблизилась официантка – на вид наша ровесница – выразительно посмотрела на пустой графин.

– Повторите, – сказал Артур, не выдержав долгого взгляда.

– Хорошо.

Опустилась рука с алыми ногтями.

В глубоком декольте показались края бюстгальтера – белого, опушенного кружевами.

Эта женщина еще не разуверилась в своей жизни.

– Только можно что-нибудь получше? – остановил я.

– Есть «Золотой аист».

– Молдавский?

– Российский.

– Российского не употребляем.

Она взглянула с уважительным интересом.

– Из молдавского есть «Квинт», пятилетний. Но дороже.

– Несите «Квинт», – вступил в диалог друг. – А дальше посмотрим.

Официантка простучала прочь, мы остались одни.

– Мы учились в одной школе, – продолжил Артур. – Все десять лет – ну, то есть шесть – я регулярно ходил к Майке и бил ее одноклассников.

– Бил?!

Я поразился.

Услышать такое от друга – спокойного и уравновешенного, нередко охлаждавшего меня самого – было удивительно.

– Ну да. Кого в лоб, кого по лбу, кому просто давал пенделя.

– А за что?

– Казалось, они обижают Майку. Не так смотрят, непочтительно разговаривают, имеют в виду нехорошее.

– Ну ты даешь, Артурка. Никогда бы такого не подумал.

– Я бы и сам сейчас не подумал. Но тогда по-другому не мог. Как понимаю, считал Майку своей собственностью. И бил всех, кто рядом с ней.

– Ничего себе… – я покачал головой. – И тебе ничего не было?

– Было, и еще как. Ругали, жаловались, вызывали к директору, грозили исключить. Как все обошлось, сам уж не знаю. А потом…

Он опять сделал паузу.

Должно быть, теперь предстояло услышать нечто невообразимое.

–…Потом… Я уже заканчивал универ, она училась на втором курсе. То есть ей было лет восемнадцать или даже девятнадцать. Да, в общем, и неважно. Важен результат.

– А какой результат?

Теперь я задал точный вопрос.

Было ясно, что повествование подошло к пику.

– Ты читал про императора Калигулу? и его сестру?

– Не читал, фильм смотрел. Так что ты хочешь сказать?..

Теперь помолчал я.

–…Имеешь в виду, что со своей Майкой…

– Да, Слава, да, – ответил друг, избавляя от уточнений. – Не знаю, как все получилось. Но получилось, как получилось.

Я вздохнул.

Не имев сестры – даже двоюродной – я понятия не имел, какие тонкости могли возникнуть.

Это лежало за пределами моих знаний о жизни.

Брат был у матери – младший.

Он изредка приходил: пообщаться с моим отцом, выпить водки на кухне.

Каждый дядин визит завершался скандалом с сестрой – руганью и упреками, пожеланиями «никогда его больше не видеть».

Предположить, что у дяди с матерью могло возникнуть нечто интимное, было труднее, чем обратное движение Луны.

– Ты подглядывал, когда у нее начала расти грудь? – спросил я.

Это хрестоматийное знание было единственным представлением об отношениях, ведущих к чему-то «калигулическому».

– Да нет, конечно!

Артур усмехнулся.

– Зачем мне было подглядывать! Мы росли не разлей вода, ничего друг от друга не скрывали. У нас сад на «Серебряной Горе», неподалеку Дема. Мы бегали туда вдвоем, родители отпускали. Уходили за поворот, где не виден общий пляж, и купались голые. А ты говоришь – «подглядывал».

Официантка пришла с новым графином.

Этот коньяк – согласно заверениям, молдавский – цветом казался получше, чем предыдущий.

– Я все видел, Майка тоже все видела. Мы даже обсуждали такие вещи, от которых отец бы покраснел, а мать упала в обморок. Теоретически знали выше крыши, порнография была доступной. И вот однажды…

Друг посмотрел в потолок.

–…Однажды решили испытать все сами – не отходя, так сказать, в дальний угол.

– Ты предложил? – зачем-то уточнил я.

– Нет, Майка. Давай, говорит, попробуем. Всего один раз, только один, для интереса.

– И ты не отказался?

– Не отказался.

Вздох, пролетевший над столом, был тяжелым как свинец.

– Мы прекрасно знали, что этого нельзя. Никогда, нигде и ни при каких условиях – вечный запрет. Но…

– Ты не переживай, я никому не разболтаю, – поспешил успокоить я.

– Да я не переживаю, Славка. Тебе верю, потому и рассказываю. Больше никто не знает.

– А где вы… попробовали? – вырвалось у меня. – Там же, на Деме?

– Нет, конечно. На Деме только купаться. Холодно и сыро, только присядешь – комары сожрут. Дома, на родительской кровати, когда их не было.

– И…

Я замялся.

– И почти никак, – ответил Артур. – В общем, почти не понравилось. Было скорее страшно, чем приятно. К тому же я знал, что Майке больно. Но потом…

– Что потом?

– Через неделю она говорит – первый раз не считается. Давай попробуем еще.

– И вы попробовали еще? – спросил я невольно. – Опять не отказался?

– Поди откажись! Майка – это какой-то дьявол во плоти. Попробовали. А потом еще, еще и еще. И тут уже понравилось. Чем дальше, тем больше…

Друг допил свой прежний коньяк.

–…Так вот до сих пор и пробуем. И не можем остановиться.

– До сих пор?! – изумился я.

– Да, Славка, до сих пор. Вот мне тридцатник, у ровесников дети в школу ходят. А я как привязался к Майке, так отвязаться не могу.

– А ты…

– Пытался, – сказал Артур, поняв мою мысль. – Чего только не делал! Один раз даже чуть не женился. Но когда с кем-то – думаю только о Майке. А когда с ней – понимаю, что мне никто больше не нужен.

– А она как? У нее кто-то есть?

– Не знаю. Может, и есть. Есть-не есть – неважно… Главное, что я без нее не могу. Не-мо-гу! Понимаешь?

– С трудом, – ответил я честно.

Сам я ни к одной женщине не привязывался всерьез.

Вероятно, не настало мое время.

А возможно, у меня был иной склад.

– Вот уеду куда-нибудь по работе – она мне не звонит, я ей тоже. Дня два проходит… кажется – освободился, буду жить как нормальный человек. Но вернулся – все сначала. «Аптека, улица, фонарь». И нет этому конца.

– Нет этому конца… – невольно повторил я.

– А сейчас вообще тупик. Я региональный менеджер в московской конторе. Кое-что получается, зовут перейти в центральный офис. А я и хочу и не хочу. Представить, что уеду в Москву, а Майка останется здесь… Ни работы не надо, ни карьеры.

– Тяжелая ситуация.

Я налил нового коньяка, выпил.

Он, в самом деле, был лучше армянского.

–…Я тебя понимаю, сочувствую и верю. Но все-таки скажи, Артурка, скажи…

– Скажу! Что сказать?

– Что такого в твоей Майе, что она тебя так зомбировала?

Второй графин опустел быстрее, чем первый.

Но и это не являлось пределом.

Жизнь была коротка, а свобода первостепенна.

– Что в ней такого?! Я уже говорил – это дьявол во плоти.

– Не верю я ни в бога, ни в дьявола тем более! – я махнул рукой, едва не опрокинул бокалы. – А все женщины одинаковы. Мы же не подростки, чтобы ждать кущи небесные!

– Не веришь! А хочешь, познакомлю?!

– А хочу!

Что-то звякнуло, на пол упала вилка.

Никто не бросился нас усовещивать.

Единственные воскресные посетители, за полчаса выпившие на несколько тысяч, входили в категорию ВИП-клиентов.

– Увидишь и поймешь, – подытожил Артур.


* * *


Звонок раздался через секунду после того, как синхронизированные кухонные часы показали четырнадцать.

Артур всегда отличался пунктуальностью.

Я прошел в переднюю, открыл дверь.

Рядом с другом стояла невысокая девушка.

Волосы неопределенного цвета были рассыпаны по черной шубке из непонятного меха.

Я посторонился, впуская гостей.

Эта «студия» была моей собственной.

Едва я остепенился после университета, родители разменяли старую квартиру, решив, что я должен жить самостоятельно.

Здесь успело побывать столько женщин, что, ставь я зарубки, столбу позавидовал бы календарь Робинзона Крузо.

Но когда вошла эта, те остались в несущественной предыстории.

В ней не было ничего особенного – и в то же время было все.

Артур помог сестре раздеться.

Майя нагнулась, чтобы снять сапоги.

Из-под юбки выглянуло круглое колено.

Я понял, что пропал – одномоментно и бесповоротно.